Прямо из отеля Ден Лумбер отправился в ту квартиру, где три недели назад оставил запакованным в «яйцо» Мая. Не для того, чтобы освободить своего коллегу… По мнению Дена, это было бы преждевременным, ведь Ставров и Рувинский еще не только не уничтожили темпоральный туннель, но даже не нашли информацию о нем. Лумберу, всё это время тайно следившему за друзьями, порой было забавно наблюдать, как они маются в подвале «Айсберга», как переругиваются из-за пустяков и выдвигают поочередно какие-нибудь безумные идеи. А когда они приняли «послание потомкам» за патрон Найвина, то Наблюдатель вообще едва удержался от приступа хохота.
Он уже начал подумывать о том, как бы облегчить задачу «кладоискателям», чтобы избавить их от лишних мучений и напрасной траты времени, но тут Ставров, наконец, сделал долгожданное открытие. Разумеется, Лумбер не знал, является ли кирпич в колонне вестибюля носителем той самой гильзы с запиской или в очередной раз речь идет о заблуждении неразлучной парочки, но теперь ему оставалось лишь ждать, когда приятели осуществят свой замысел. Ведь тогда, чем черт не шутит, может быть, ему и удастся-таки подкинуть им заветный патрон, а вернее — его дубликат, который он давно уже заготовил (для этого ему пришлось решить чисто техническую задачу придания гильзе и записке такого вида, будто они действительно пролежали в стене полвека)…
За всеми этими хлопотами он едва не пропустил тот день, когда оболочка «усыпляющего кокона», ставшего камерой-одиночкой для Мая, должна была распасться и выпустить его на свободу. Следовало повторить операцию с аэрозолью еще раз — ведь Ден действительно не хотел применять к своему бывшему другу более суровые меры…
Он вошел в квартиру, доставая на ходу баллончик с аэрозолью, и не сразу заметил, что «яйца» в комнате уже нет. А через секунду было уже слишком поздно. Удар сзади по голове чем-то твердым оглушил Дена, и он рухнул без сознания на пол.
Когда он пришел в себя, то обнаружил, что лежит на полу небольшой ванной комнаты и что прикован за обе руки своими же собственными магнитонаручниками к водопроводной трубе.
Стоявший в дверях ванной Май взирал на него с холодной отстраненностью истого Наблюдателя. Увидев, что Ден пришел в себя, он с усмешкой сказал:
— В этом мире, есть одна хорошая религиозная заповедь: «Взявший меч от меча и погибнет»… Жаль, что ты забыл эту заповедь, Ден. Правда, я не такой изверг, как ты, и поэтому избрал для тебя более щадящий режим лишения свободы.
Лумбер погремел наручниками по трубе и с язвительной иронией осведомился:
— По-твоему, это щадящий режим, Май? Я-то хоть упрятал тебя в кокон, который питал и лечил тебя, а мне что прикажешь есть в ванной? Туалетное мыло, а запивать его шампунем?..
— Что ж, ничего идеального в мире нет, — с притворным сожалением вздохнул Май. — Зато, по крайней мере, ты сможешь отправлять естественные надобности почти как нормальный человек: я прикрепил тебя так, чтобы ты мог дотянуться до унитаза…
Когда мы с Георгием будем готовы отправиться домой, я позвоню в домоуправление, чтобы тебя освободили. Кстати, ты не хочешь мне сказать, где сейчас мой сын?
Лумбер осклабился:
— Не будь дураком, Май. Конечно, я тебе этого не скажу, даже если ты пообещаешь тут же отпустить меня.
— Что ж, — сказал Май, — и не надо. Я вот уже две с лишним недели ищу его по всему городу, и не далее, как вчера вечером меня осенила одна блестящая мысль.
Интересно, подумал я, а не потянуло ли его на место моей мнимой гибели?.. После этого оставалось только проверить списки постояльцев отеля «Айсберг».
Лумбер поиграл желваками на скулах.
— Между прочим, он занят там одним полезным делом, — сказал он. — Спасением этого мира… Надеюсь, ты не собираешься мешать ему в этом?..
* * *
Небо становилось всё чернее, но звезд на нем видно не было, потому что большие низкие тучи ползли, обдирая шпили небоскребов своими распухшими животами и жадно проглатывая редкие аэры в свое чрево. Собирался дождь. Однако город с приходом ночи не растворялся в сумраке, как это было когда-то. Он весь, с ног до головы, заливался сиянием уличной иллюминации и разнообразных рекламных щитов, и в нем становилось, наверное, еще светлее, чем днем…
Пусть все идут к черту, думал Май, останавливая кибер-такси и диктуя бортовому компу конечный пункт своей поездки. И пусть этот мир спасает кто-нибудь другой, но только не мой сын… Боже мой, как мне надоели амбициозные политики, тупоголовые сотрудники спецслужб, все эти резиденты, референты и даже наблюдатели!.. Хочется просто жить и не думать о том, что надо тащиться шпионить за кем-то и что кто-то может шпионить за тобой самим… Хочется спокойно существовать и не забивать себе голову псевдозаботами о всем человечестве, а заботиться исключительно о родном тебе человеке. Познакомить его с хорошей, красивой женщиной — у нас ведь много хороших, красивых женщин — и помогать им растить и воспитывать детей… Разве это хуже, чем лазить по эпохам и мучить себя созерцанием подлостей и проявлений зла, которые ты все равно не можешь ни пресечь, ни предупредить?.. Главное только — объяснить всё это ему, сынку моему, так, чтобы он меня понял и чтобы поверил в осуществимость этой счастливой жизни, а то Ден в моем обличии совсем сбил парня с толку…
Он понял, что опоздал, когда до стопятидесятиметрового здания отеля оставалось совсем немного. Первое Кольцо было перекрыто по обе стороны от «Айсберга» полицейскими кордонами, которые направляли транспортные потоки в объезд.
Повинуясь знаку регулировщика, такси затормозило, и к приоткрытому окну тут же наклонился здоровенный полицейский из оцепления.
— Что там случилось? — спросил его Май.
— Да там, в «Айсберге», проводятся пожарные учения, — нехотя процедил полицейский. — Проезжайте, проезжайте, не задерживайте движение!..
Такси тронулось дальше, но за углом Май нажал сигнал остановки. Расплатившись электронной карточкой, он вылез из машины и, включив гипноизлучатель на полную мощность, устремился к отелю. Каким-то шестым чувством он угадывал, что в той заварухе, которая царит вокруг, замешан и Георгий.
Он был прав.
* * *
Замысел Ставрова был авантюристичен и безумен, но, возможно, именно поэтому он обречен был на успех…
Когда приятели сочли, что готовы, Георгий позвонил с сотового телефона в полицию и, не представляясь, сообщил, что отель «Айсберг» заминирован компактным термоядерным устройством, оснащенным дистанционным взрывателем. Не вступая в полусветскую беседу с дежурным по Полицейскому управлению, в которую тот очень хотел вовлечь звонившего, Ставров далее проинформировал, что все входы и выходы контролируются с помощью заранее установленных видеокамер, и если хоть один полицейский попытается проникнуть внутрь гостиницы, то бомба отправит отель и полгорода в тартарары. На эвакуацию жильцов администрации гостиницы отпускается ровно час, причем время с этого момента уже пошлу…
Полицейский наверняка покрылся потом, потому что в голосе его появился почти благоговейный трепет. Он попытался поинтересоваться, где гарантии, что это не розыгрыш, и какие требования к властям выдвигает господин террорист. Насчет первого Георгий сухо ответствовал, что стопроцентно гарантировать в этом мире можно лишь смерть каждому человеку и что если полиция сочтет нужным рисковать сотнями тысяч людских жизней — это ее дело… А что касается требований, то мы вновь вернемся к этому вопросу лишь тогда, когда отель будет полностью очищен от посторонних. «Мы? — тут же ухватился за „оговорку“ Георгия дежурный. — Значит, вы не один? Позвольте узнать, кого вы представляете?»… «Это коммерческая тайна», сказал Ставров с невозмутимым лицом. И отключил телефон.
После этого он спустился в вестибюль отеля, где буквально через несколько минут имел возможность лицезреть последствия своего звонка. Люди в форменной одежде за стойками засуетились, защелкали клавишами видеосвязи, заработали в бешеном темпе компьютеры, запели тоненько принтеры и радиофаксы… Откуда ни возьмись, на входе в гостиницу вырос кордон охранников, которые беспрепятственно выпускали наружу всех желающих, но никого не впускали внутрь… Прошли томительных восемь минут, и с ревом сирен и разнокалиберным миганием предупреждающих огней к отелю подлетела целая свора полицейских машин и рассредоточилась цепью на удалении ста метров от здания гостиницы… В воздухе загудели всевозможные летательные аппараты, зависая или барражируя вокруг гигантского «карандаша»… Наконец, под потолком вестибюля ожили динамики, которые на фоне тревожного завывания сирен пожарной тревоги стали с монотонной регулярностью передавать одно и то же сообщение: «Внимание, внимание! Уважаемые дамы и господа! По техническим причинам в нашем отеле объявляется чрезвычайное положение! Администрация убедительно просит вас срочно покинуть здание! Тех, кто по каким-либо причинам не в состоянии самостоятельно передвигаться, просим обратиться к дежурным по этажам или в приемное отделение!»…
Началась тихая паника. Забегали посыльные в фирменных курточках; как поршни некоего огромного двигателя, то поднимались, то опускались скоростные лифты, доставляя в вестибюль все новые порции людей; толпы потных, красных постояльцев устремились на штурм барьеров приемного отделения, требуя от бледных, растерянных портье разъяснений и дополнительной информации; необычно взмыленные, растерянно озирающиеся туристы-иностранцы потащили свои чемоданы и сумки на выход, что-то лопоча на разных языках…
Словом, всё шло по плану. Единственное, в чем ошибся Георгий, так это во времени, необходимом для эвакуации всех проживающих и обслуживающего персонала из комплекса. Администрация превзошла себя и вместо часа уложилась за сорок пять минут.
По требованию Георгия, последним, кто покидал отель, вокруг которого на площади образовался стометровый вакуум, был дежурный по гостинице. Перед уходом он, подчиняясь телефонным приказаниям Ставрова, выключил всю аппаратуру, закрыл на все замки и запоры входные двери, тонировал стекла в больших окнах вестибюля, превратив их в односторонние зеркала, а также вырубил верхнее освещение во всем отеле…
Захватив свое снаряжение и нацепив на голову каски шахтерского типа с встроенными в них фонарями, Рувинский и Ставров спустились из своего номера (во время тревоги и эвакуации они отсиживались в стенном шкафу) в вестибюль и принялись за дело. Следовало использовать выигранное время, пока полицейские не опомнились и не предприняли какой-нибудь обходной маневр. В то же время стоило оцеплению засечь возню в вестибюле — и полицейские могли бы догадаться, что их водят за нос…
Пока снаружи было тихо, только в вышине шелестели турбины аэров и флайджеров, а внизу раздавались мегафонные команды невидимого руководителя полицейского кордона вокруг отеля, и эхо металось по ярко освещенной площади, отражаясь от стен зданий. Здесь, в вестибюле оказалось не так темно, как они предполагали, потому что снаружи в зал проникал яркий свет уличного освещения, и друзья вскоре выключили фонари на своих касках.
Георгий достал из сумки раздобытую Рувинским бесшумную пирошашку направленного действия, начиненную липкой взрывчатой массой, раскатал ее, как тесто, длинной узкой змейкой и, взобравшись на стремянку, обвил «змейкой» колонну примерно в метре над тем местом, где покоился кирпич с «начинкой». Воткнул в шашку в нескольких местах стержни радиовзрывателей и щелкнул тумблером включения на пульте размером со спичечный коробок. Тем временем Рувинский огородил колонну со всех сторон раскладным щитом-экраном, призванным снизить мощность ударной волны.
Друзья отбежали в другой конец вестибюля и распластались на полу за одной из колонн. Ставров нажал кнопку на пульте, и ослепительная линия, похожая на вольтовую дугу, перечеркнула колонну, ломая ее пополам. Взрыва практически не было слышно, но что-то громко треснуло, будто сломалось сухое дерево в лесу, а потом раздался грохот падающих камней, и мелкие осколки кирпичей просвистели над головой, разлетаясь по вестибюлю, а лицо запорошило облако бетонной пыли.
Тренькнуло разбитое стекло в торговом автомате у стены — видимо, в него угодил обломок кирпича или мраморная крошка. Больше всего Георгий боялся, что камнями или взрывной волной может выбить оконные стекла, и тогда они окажутся на виду у целого батальона полицейских, но всё обошлось. Накануне он и Рувинский специально ездили за пределы Агломерации, чтобы испытать там действие чудо-взрывчатки, но одно дело — взрыв в лесу и другое — в закрытом помещении…
Теперь надо было действовать очень быстро. Они подбежали к бесформенной груде обломков, оставшейся на месте взрыва, среди которой торчал опаленный двухметровый столб, похожий на гнилой зуб, и Рувинский включил интроскоп.
— Он там, внутри!.. — воскликнул немного погодя архитектор, тыча пальцем в остаток колонны, и Ставров вооружился длинным зубилом и увесистым молотом, на которые были предусмотрительно надеты резиновые набалдашники, позволявшие уменьшить шум от ударов. По указаниям Валерия, напряженно всматривавшегося в экран интроскопа, Георгий вскарабкался на груду камней и стал выбивать один за другим кирпичи из внутренностей «столба».
Он настолько увлекся этой нехитрой работой, что забыл на время и о полиции, и об отеле, и даже о Трансгрессоре, и даже принялся в ритм ударам молота по зубилу декламировать на весь вестибюль: «Я памятник воздвиг себе нерукотворный…».
Когда до цели оставалось совсем немного, снаружи, на площади, произошло какое-то движение. Ставров повернул голову и обомлел. Сквозь зеркальное стекло было отчетливо видно, как прямо на отель плавно движется уродливая машина на воздушной подушке. Она была вся покрыта броней, и, видимо, представляла собой что-то вроде бронетранспортера.
— А это еще что такое? — спросил Георгий Рувинского.
Тот пожал плечами.
— Мне кажется, это передвижная рентгеновская установка, — предположил он. — Может быть, с ее помощью они хотят разведать, что происходит внутри отеля?..
Ставров лихорадочно порылся в сумке, чтобы достать «сотовик». Попищал кнопками, набирая нужный номер.
— Эй, вы, придурки! — прорычал он, когда из микродинамика телефона послышался чей-то самоуверенный голос. — Вы что, хотите испытать на себе действие термоядерного взрыва? Я вам это не советую, и Минздрав… то есть, министерство здравоохранения… тоже не рекомендует!..
— А кто это говорит? — осведомился голос.
— Тот, кто держит палец на такой ма-аленькой кнопке, и если он ее нажмет, то ты потеряешь не только погоны, но и свою глупую башку!..
— Но дело в том, что в отеле что-то творится… — после короткой заминки попытался объяснить голос, уже утративший первоначальную спесь.
— Я ничего не знаю и не хочу знать! — рявкнул Ставров. — Но если ваша бандура через десять секунд не уберется с площади — пеняйте на себя!.. Тебе всё ясно?
— Да-да, — испугался голос. — Мы просто не знали…
Георгий отключил телефон. По лицу его ползли струйки пота, и, глядя на своего друга, Рувинский тоже невольно вытер испарину на лбу. Бронемашина доползла до подножия лестницы, поднимающейся к отелю, замерла, словно прислушиваясь, а затем развернулась и двинулась обратно.
Ставров снова взялся за инструменты. Однако руки его дрожали, и один раз он промахнулся молотом по зубилу и чуть не расплющил свой палец.
— Дай-ка, я попробую, — попросил Рувинский. — Держи интроскоп…
Они поменялись орудиями труда, и через пару минут Валерию удалось выковырнуть нужный кирпич из нутра колонны.
— Посмотри, что там в нем, — сказал Георгий. — Если это не гильза, то я уйду до конца своей жизни в монастырь и буду молить прощения у Бога!..
— Кто ж тебя в монастырь-то пустит? — усмехнулся архитектор, роясь в сумке с инструментами. — Эх, черт, чем бы его подцепить?..
— Да ты вдарь по нему молотком! — нетерпеливо посоветовал Ставров.
Рувинский послушался, и кирпич с готовностью развалился на две части. На ладони архитектора остался темный цилиндрик, уже мало напоминающий собой пистолетный патрон.
— Герка! — ликующим голосом сказал Рувинский, потрясая сжатым кулаком.
— Смотри!
Вот он! Мы нашли его!
Они обнялись в порыве чувств, но Георгий тут же высвободился из объятий друга.
— Надо уходить, — сказал он. — Чует мое сердце, они сейчас ринутся на штурм!.. Я тут как-то на досуге интересовался методами их работы в подобных случаях, так там что только не придумано!.. Например, они могут сбросить в вентиляционные люки на крыше отеля бомбы с усыпляющим газом, а при штурме будут атаковать нас, как минимум, с двух сторон….
Продолжая говорить, Ставров наклонился и достал из сумки черный зловещий кругляш, похожий на блин штанги, только с экранчиком и цифровой клавиатурой, как у калькулятора. Набрал на клавиатуре цифры «10–00» и нажал сбоку на оранжевую кнопку. Цифры в окошечке-экранчике тут же стали меняться: 09–55… 09–45… 09–40… Ставров огляделся, но потом не стал мудрствовать лукаво и спрятал мину в груду кирпичей, прикрыв ее обломками мраморной плиты.
— Уходим! — сказал он своему напарнику, и они, оставив все свое имущество, устремились налегке в другой конец вестибюля.
Еще во время своих подземных изысканий Ставров и Рувинский отыскали в подвале люк, через который можно было спуститься в канализационный туннель, выводящий в лабиринт городского подземелья. А взрыв был им нужен для того, чтобы отвлечь внимание полиции.
Путь к лестнице, ведущей в подвал, пролегал мимо пассажирского лифта. Проходя мимо него, сам не зная, зачем, Георгий протянул руку и щелкнул рубильником подачи электроэнергии. В ту же секунду лифт загудел и отправился куда-то наверх.
Ставров и Рувинский переглянулись и, как по команде, одновременно остановились.
Цифры в световом окошечке над створками лифтовой шахты мелькали точно так же, как те, что были на табло таймера мины, только тут они были не четырехзначные, а двузначные и вели отсчет не к нулю, а по нарастающей:
5… 7… 8… 9… 10…
Правда, лифт, рано или поздно, должен был остановиться на каком-то этаже, а вот отключить таймер взрывного устройства было невозможно. Два устройства, созданных руками человека, но таких разных по своему предназначению, словно соревновались между собой, кто быстрее доберется до конечной цифры…
Рувинский переминался с ноги на ногу, то и дело косясь на нахмуренное лицо своего друга.
— Послушай, Гера, — наконец, не выдержал он, — а что, если какой-то идиот перед уходом нажал кнопку вызова, но не воспользовался лифтом, и сейчас мы напрасно теряем время?..
Ставров сжал зубы до появления белых желваков на скулах.
— А если нет? — процедил он. — Ты уверен, что мы с тобой одни остались в отеле?
Рувинскому показалось, будто он воочию видит совсем другие цифры, мелькающие на электронном табло.
08-50… 08–45… 08–30…
— Гер, — сказал он, не слыша своего голоса. — Это все равно бесполезно, даже если там кто-нибудь есть… Пока мы его дождемся, будет слишком поздно!..
08–15… 08–10… 08–05…
— А в чем дело? — спокойно спросил Ставров. — Нам ведь главное — спуститься в подвал, так ведь? Разве мы не успеваем? Я же ставил время на таймере с «ефрейторским» зазором…
— Нет, не так! — в отчаянии сказал архитектор. — Я тут на днях советовался с одним специалистом… просто тебе не хотел об этом говорить… Понимаешь, Гера, взрыв такой мощности в вестибюле вызовет обрушение всего здания! Конструкция опорных перекрытий здесь такова, что от взрывной волны на уровне нижнего этажа отель рассыплется, как карточный домик!..
Ставров побледнел.
— Почему ты об этом мне не сказал раньше? — тихо спросил он.
Рувинский опустил голову.
— Я думал, что так будет лучше, — признался он. — Если отель рухнет, полиции будет уже не до нас!..
07–40… 07–35… 07–30…
— Для кого лучше, Валера? Для кого? — тихо спросил Ставров. — Нельзя же так, пойми!.. И потом, почему ты уверен, что от этого взрыва никто не пострадает?
Пусть даже ты не берешь в расчет полицейских, но ведь есть еще и жители окрестных домов… да вокруг, за оцеплением, наверное, целая толпа зевак собралась сейчас и глазеет!.. у нас такие зрелища любят — хлебом не корми!..
Лифт наконец остановился на пятьдесят первом этаже, и Ставров поднял глаза к его световому табло.
— Да, — с внезапным ожесточением сказал ему в профиль Рувинский, — я не уверен, что никто не погибнет при взрыве… Но почему мы должны из-за этого останавливаться на полпути? Великие цели требуют великих жертв, Гера, это же всегда так было и так будет!..
Лифт стоял на пятьдесят первом этаже уже целую вечность, а цифры перед мысленным взором Рувинского мелькали всё быстрее и быстрее.
07–00… 06–50… 06–40… 06–30…
— Герка, пошли! — сказал Рувинский, чувствуя неприятное посасывание под ложечкой. — Если мы промедлим еще полминуты, то будет действительно поздно!..
В лифтовой шахте опять загудело, и цифры на табло поползли в обратном порядке.
50… 49… 48… 47…
Как раз полминуты, не меньше, прикинул мысленно архитектор.
— С ума сойти! — сказал с сарказмом он. — Вот сейчас лифт опустится, и окажется в нем какая-нибудь немощная столетняя старушонка, которая одной ногой давно стоит в могиле!.. Или распухший от трехдневного беспробудного запоя пьянчуга!..
И ты не будешь проклинать себя за то, что решил, рискуя своей жизнью, спасти это отребье?!.. Это же глупо, Гера!..
Ставров посмотрел на Валерия искоса так, словно переставал узнавать его.
— Уходи! — попросил он. Подумал и добавил: — От греха подальше…
— Хорошо, — с готовностью согласился Рувинский, пятясь к подвальной лестнице. — Я уйду. Но не забывай, что гильза у меня. — Словно в подтверждение своих слов он поднял в воздух сжатый кулак. — Неужели ты готов ради спасения одного-единственного человека отказаться спасать миллионы людей?.. — Ставров молча смотрел на него, и по лицу его плясали блики от светового табло, где цифры медленно ползли к единице. — На всякий случай учти: я буду ждать тебя в канализационном туннеле еще две минуты и ни секундой больше!..
Рувинский повернулся и побежал к подвальной лестнице. А Ставров прислонился плечом к холодному мрамору стены и стал ждать, когда спустится лифт. Мысли путались у него в голове, и хотелось просто лечь на пол, закрыть глаза и ни о чем не думать…
* * *
Со всех сторон отель был окружен плотной стеной полицейских машин. Никогда еще Май не видел столько полиции и даже не подозревал, что в городе имеется столько сил по охране правопорядка. Он постоял в нерешительности за спинами полицейских, прятавшихся за машинами, беззвучно сверкавших мигалками, с разнообразным оружием в руках, прикидывая, как поступить… В принципе, кордон был для него таким же препятствием, как рыболовная сеть для комара, но ему хотелось получить хоть какую-то информацию о происходящем в отеле.
Пользуясь своей транспарентностью, он шел вдоль цепи полицейских машин, пока не увидел группу офицеров, топчущихся под защитой корпуса бывшего армейского бронетранспортера. Тогда Май дал Оракулу указание включить голомакиятор на воспроизведение внешности главы правительства — бургомистра, как теперь было модно называть эту должность — Агломерации господина Ишпахтина. Идеально выбритое брезгливое лицо с тройным подбородком… безукоризненный костюм со стыдливо-одинокой орденской ленточкой на груди и фигура с выправкой бывшего борца-тяжеловеса… В молодости господин бургомистр имел честь завоевать кубок Евро-Наций по классической борьбе, и об этом то и дело любили вспоминать газетчики.
Жаль, нет возможности создать подле себя целую свиту чиновников-фантомов и иллюзорный лимузин, ну да ничего, будем надеяться, что эти болваны не сразу сообразят, откуда и каким образом здесь взялся этот надутый индюк…
Май подкрался сзади к полицейским чинам и задумчиво прочистил горло. Офицеры оглянулись, и лица их вытянулись чуть ли не в трубочку. Один из них — видимо, бывший здесь за главного — в чине полковника, после короткого замешательства шагнул навстречу и, стараясь говорить четко, но от этого еще больше путаясь в оборотах речи, доложил, что операция идет по плану, что в настоящее время жертв нет и не ожидается, что последний раз неизвестный террорист выходил на связь десять минут назад, и, судя по всему, он находится внутри здания отеля, а не снаружи, как это предполагалось вначале…
— Террорист? — позволил себе удивиться «господин Ишпахтин». — Какой еще террорист? Меня информировали мои люди, что здесь проводится плановая пожарная тревога!..
Офицеры переглянулись, а полковник, заикаясь, сказал:
— Н-ну, это не с-совсем так, господин бургомистр… Видите ли, отель захвачен группой неизвестных преступников, угрожающих взорвать его в любую минуту…
— Йохайдым, да на кой им хрен сдался этот вонючий отель? — удивился «Ишпахтин» в исполнении Мая. Бургомистр славился своей грубостью в отношении кого бы то ни было и привычкой выражать сильные эмоции с помощью загадочного словечка. — Чё они хотят-то?
— Господин бургомистр! — сказал полковник. — К сожалению, у нас пока нет постоянной связи с террористами, но ситуация очень серьезная, и мы вынуждены пока бездействовать…
Он описал звонок неизвестного в полицию, а потом те мероприятия, которые были предприняты полицией совместно с администрацией гостиницы с целью эвакуации постояльцев, и наконец, завершил свое выступление кратким изложением непонятного шума в вестибюле, который произошел совсем недавно. По рассказу полковника получалось так, что никаких оснований для тревоги нет, что ситуация полностью контролируется силами поддержания законности и правопорядка и что вот-вот будет отдан приказ о начале штурма здания, который будет осуществлен группой спецназа…
— Йохайдым! Вы что, с ума сошли, полковник? — взревел раненым медведем «бургомистр». — Какой еще штурм, туды и сюды вашу мать?!.. Да если вы без моего ведома хоть пальцем шевельнете, я вас разжалую до постового!.. Никакой самодеятельности в ближайшие полчаса, вы меня поняли? Иначе ответите головой!..
Как ваша фамилия? Ах, так вы и есть тот самый Звягинцев?.. Что ж, я запомню, у меня прекрасная память!..
Насчет головы, пожалуй, он переборщил, но полковник явно не собирался оспаривать этот тезис. Бледнея на глазах, он пятился к своим коллегам, словно хотел спрятаться за их спины. Впрочем, те никакого интереса в качестве опоры не представляли, потому что с преувеличенным интересом принялись одновременно разглядывать носки своих ботинок.
Май-«Ишпахтин» развернулся и зашагал дальше. Никто не осмелился сопровождать его, только рядовые чины косились на него из оцепления со страхом и невольной завистью.
Наблюдатель дошел до конца кордона, где возвышался массивный полицейский фургон и, снова став невидимым, направился к отелю. Окна вестибюля были зеркальными, и было не видно, что там происходит внутри. Входные двери были задраены наглухо.
Впрочем, иного Май и не ожидал. Он обогнул здание и направился к служебному входу, где дверь оказалась заблокирована обычным электронным замком. Май запустил Оракула в режим дешифровки управляющего кода, и вскоре замок щелкнул, открываясь…
Наблюдатель оглянулся на полицейских, застывших в радиусе ста метров от отеля, приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель можно было едва протиснуться, и оказался внутри. Закрыл за собой дверь, опять заблокировал ее, постоял, прислушиваясь… В здании было темно и тихо, только откуда-то из глубин первого этажа доносился неразборчивый шум голосов. Май двинулся вперед по длинному коридору. Сначала было темно, и Оракул заботливо предупреждал его о препятствиях и поворотах, а потом глаза привыкли к темноте, и Май стал обращаться к своему внутреннему помощнику лишь для того, чтобы уточнять маршрут.
Неясный шум голосов впереди неожиданно прекратился, и когда Май выбежал в вестибюль, здесь уже никого не было, вокруг были разбросаны обломки кирпичей и хрустело под ногами что-то твердое. Май прошел чуть дальше, и тут заметил, что сверху спускается лифт, а возле створок лифтовой шахты его поджидает знакомый Наблюдателю силуэт…
В груди сразу защемило сердце. Справившись с волнением, Май хотел было окликнуть Георгия, но тут вдруг кабина, наконец, прибыла на первый этаж, створки разъехались в разные стороны, и из сверкающей ярким светом, роскошной коврово-зеркальной внутренности лифта в темный вестибюль шагнул здоровенный мужик в спортивном костюме, что-то жующий на ходу. Ему было примерно лет сорок пять, но его крепкое, поигрывающее буграми мышц тело так и излучало железобетонное здоровье…
— Эй, ты кто? — спросил с удивлением Ставров. — И откуда ты здесь взялся?
— Как — откуда? Я из номера пятьдесят один тринадцать, — удивленно сказал человек. — Ничего не понимаю!.. Решил принять ванну после тренировки и, наверно, уснул. Просыпаюсь — темнота, тишина, лифт не работает… Слушай, куда это все подевались? И почему так темно? Что, война началась?..
— Пошли отсюда быстрее! — с непонятной досадой сказал Ставров, грубовато хватая вновь прибывшего за рукав. — Некогда мне с тобой трали-вали разводить!..
Человек в спортивном костюме вдруг вгляделся в лицо Георгия и изменившимся голосом сказал:
— Погоди-ка, парень!.. Тебя, случайно, не Георгий зовут? Ставров?
— А ты откуда знаешь? — огрызнулся Ставров.
— Убийца! — вдруг сказал страшным голосом человек из номера 5113. — Это же ты убил моего отца, сука!.. Ну, теперь берегись, сволочь!.. Всю жизнь я ждал этой встречи и так просто тебя не отпущу!..
Он размахнулся и сильно ударил Георгия по лицу, схватив его одной рукой за грудки. Потом еще и еще…
Георгий, оглушенный, мотал головой от ударов, не соображая, что происходит.
— Ты что, псих? — прохрипел он. — Какой отец?.. Я же тебя знать не знаю!..
«Спортсмен» отшвырнул Георгия к стене, прыгнул пружинисто следом, а затем, навалившись всей своей тяжестью, схватил за горло и стал душить. Май, наконец, вышел из оцепенения и бросился на помощь Ставрову. Он схватил человека за руки и отшвырнул его к противоположной стене. Человек скрючился и взвыл от боли, явно не понимая, что это за сила воздействовала на него: Наблюдатель все еще был «невидимкой»…
Ставров пошевелился и сел. Сплюнул кровь изо рта. Потряс очумело головой, приходя в себя. И тут детина вновь бросился на него с диким воплем. В руках Георгия появился пистолет.
— Не подходи, припадочный! — хрипло предупредил Ставров здоровяка. — Стрелять буду!.. Я не знаю, за кого ты меня принял, но подыхать от твоих лап вовсе не собираюсь!..
Но человек в спортивном костюме, страшно оскалившись, устремился всей своей массой на Ставрова. Сухо щелкнул выстрел, и нападавший словно споткнулся на бегу. Ставров выстрелил еще раз, и человек завалился на пол, покрытый мраморной крошкой, пуская из рта кровавые пузыри. Ноги его дернулись в агонии, а потом он замер.
Май материализовался перед Георгием, придав себе тот облик, в котором Ставров увидел его в первый раз.
— Это вы, Май? — с удивлением спросил Ставров. Пистолет в его руке дрогнул и нехотя опустился. — Ну и денек сегодня — одни сплошные встречи со старыми знакомыми!.. Только зря вы сюда явились, сейчас здесь так бабахнет, что мало не покажется…
И тут Оракул послал прямо в мозг Мая импульсное видение-прогноз, и Наблюдатель мгновенно увидел, чту должно произойти через минуту.
— Все-таки вы решились на это, — сказал он, вглядываясь в полуразрушенную колонну на другом конце вестибюля. — Безумцы — вот вы кто!.. Впрочем, теперь это уже не имеет значения. Тебе надо как можно быстрее уходить из отеля, Гера.
— Я уже не успею, — сказал Ставров, прикрывая глаза.
— Что значит — «не успею»?!.. — закричал Май, устремляясь к груде разбитых кирпичей. — Должен успеть, слышишь?.. Бегом в подвал!
Ставров медленно поднялся на ноги.
— Я без тебя никуда не уйду, — упрямо процедил он разбитыми губами.
Май разгреб обломки, сдирая ногти и кожу на руках и не обращая внимания на боль в пальцах. Поднял и поднес к глазам диск мины, на котором уже стремительно бежали только секунды, а два нуля оставались неподвижными: 00–45… 00–40… 00–30…
«ГДЕ ВЗРЫВ ПРИЧИНИТ НАИМЕНЬШИЙ УЩЕРБ?», мысленно спросил он Оракула.
«ЗДАНИЮ ИЛИ ЛЮДЯМ?», невозмутимо осведомился тот.
«ЗДАНИЕ МЕНЯ НЕ ИНТЕРЕСУЕТ!», мысленно завопил Наблюдатель.
Оракул «думал» целых три с половиной секунды.
«ЗДЕСЬ», сообщил он наконец.
«НЕУЖЕЛИ? — удивился Май. — А МЫ?».
«НО ВЕДЬ ВАС ВСЕГО ДВОЕ, А СНАРУЖИ — НЕ МЕНЬШЕ СТА ПЯТИДЕСЯТИ ЧЕЛОВЕК»,
рассудительно ответил Оракул.
Конечно, он был по-своему прав, но ответ его Наблюдателю не понравился. И вряд ли такой ответ понравился бы кому бы то ни было на его месте…
Май растерянно взглянул на Георгия, словно тот мог подсказать ему выход из той тупиковой ситуации, в которой они оказались, но Ставров тоже молчал. И каждая секунда, остававшаяся до взрыва, показалась Наблюдателю, по крайней мере, минутой. Минутой молчания…
* * *
Спустившись через подвальный люк в канализационный туннель, Рувинский тут же забыл про Ставрова, потому что за первым же поворотом наткнулся на засаду спецназовцев, перекрывавших все возможные пути отхода из отеля. Архитектора спасло только то, что полицейские получили приказ своего руководства брать террористов живьем. Они хотели получить однозначный ответ на вопрос: заминирован все-таки отель термоядерным устройством или нет?
А Рувинский сдаваться не хотел и сопротивлялся очень жестоко. У него был наготове стозарядный компакт-автомат, и самых первых желающих обездвижить его он срезал длинной очередью в упор. Ему попытались выжечь глазные нервы с помощью гранат-«слепилок», но пол туннеля был покрыт тонким слоем сочившейся из древних труб скверно пахнувшей жидкости, и гранаты погасли, не успев по-настоящему разгореться. По Рувинскому стали стрелять из парализаторов, но он укрылся за трубой и, в свою очередь, превратил в решето тела нескольких своих противников.
На него налетели сзади, стремясь обезоружить и скрутить с помощью хитрых приемов, и тогда он показал всё, что умел по части рукопашной борьбы. Умел он, как выяснилось, многое, потому что рукопашный бой в темном, вонючем и низком туннеле был коротким, но потрясающим по своей жестокости… Буквально через пару минут два спецназовца представляли собой трупы с проломленными черепами, двое других выли во весь голос от ужасных ранений, нанесенных им Рувинскими без применения каких-либо специальных средств, а остальные члены засадной группы вынуждены были отступить за поворот туннеля и изменить тактику своих действий.
Впрочем, Рувинский все равно был обречен на поражение в этом подземном бою.
Несмотря на временные неудачи, полицейским наверняка удалось бы в конце концов использовать свое превосходство как в количественном отношении, так и в плане вооружения — тем более, что к месту схватки уже спешили вызванные на помощь резервные группы…
Валерия спас взрыв.
Когда почти над самой головой грохнуло так, что слух на какое-то время пропал, и железобетонные плиты перекрытий заходили ходуном, а с потолка посыпалась пыль и мелкие камушки, а где-то в недрах туннеля лопнула труба, и поток нечистот устремился с ревом прямо на полицейских, те не выдержали и предпочли ретироваться, видимо, опасаясь, что вот-вот произойдет обвал. Путь перед Рувинским оказался свободен, и он воспользовался этим обстоятельством. Нырнув через пару шагов в одно из ответвлений подземного лабиринта, он перешел на бег и мчался, разбрызгивая воду, до тех пор, пока не увидел стальную лестницу, поднимающуюся наверх. В иной ситуации он бы не рискнул выбраться по ней из канализационного люка, потому что люк мог быть в центре площади, на виду у всего кордона полицейских, но сейчас взрыв неизбежно должен был вызвать панику в городе, которой грех было бы не воспользоваться.
Сложив компакт-автомат до размеров сигаретного блока и сунув его в специальный потайной карман своей куртки, Рувинский проворно стал карабкаться по лестнице.
Не успел он подняться и на пару метров, как по туннелю, смывая всё на своем пути мощным напором, прокатился, подобно ударной волне, поток жижи — видимо, трубы полопались уже в нескольких местах, и авария в подземелье превращалась в серьезное бедствие. Валерий невольно содрогнулся, представив, какая смерть постигла бы его, если бы он не заметил лестницу или кинулся бы бежать по другому маршруту…
Выход на поверхность оказался расположенным по другую сторону эстакады пневмопоездов, проходившей над тем местом, где когда-то стояло здание Курского вокзала. Прежде чем вылезти из люка, Валерий осторожно высунул голову, но тут же понял, что в невообразимой суматохе, которая творится вокруг, едва ли кто-то обратит на него внимание. Район был погружен в полумрак, потому что системы уличного освещения во многих местах вышли из строя. Отовсюду по тротуарам и даже по проезжей части улицы куда-то бежали люди, то и дело на бешеной скорости пролетали с воем сирен машины «скорой помощи» и пожарные установки, похожие на танки на воздушной подушке, только без орудий и ракетных систем… Рувинский выбрался на тротуар, аккуратно закрыл за собой люк, пересек улицу и побежал, влившись в кучку прохожих.
Только свернув за угол и миновав еще один квартал, он разрешил себе оглянуться назад.
Картина катастрофы была поистине ужасающей.
На месте отеля «Айсберг» в пасмурное беззвездное небо поднималось густое облако черно-белого дыма, отчетливо различимого даже в темноте ночи. Иногда тьма озарялась вспышками пламени, и тогда слышались какие-то резкие хлопки — видимо, что-то взрывалось на месте пожара. Лучи прожекторов с висевших в воздухе джамперов лихорадочно шарили по соседним зданиям, ревели истошно моторы мощных машин, слышались неразборчивые крики в мощный мегафон. Мимо Рувинского на полной скорости промчался с ревом грузовик, в крытом кузове которого сидели люди в комбинезонах Спасательной службы. Его словно преследовал по пятам микроавтобус с надписью на борту: «Sтегеоvidеniе Evrо-Nаtsiй», и корреспондент с развевающимися длинными волосами, стоя прямо на подножке, что-то возбужденно кричал в радиомикрофон, а из дверцы по другую сторону машины оператор, опасно высунувшись до пояса и ежесекундно рискуя выпасть на полном ходу, снимал происходящее вокруг портативной голокамерой…
Рувинскому с трудом удалось отыскать свободную Кабину Уединения: почти везде испуганные прохожие использовали их, чтобы пересидеть панику, и узнать последние новости. Оказавшись в Кабине, он привел свою внешность в почти нормальный вид, а потом включил стереоэкран. Все каналы либо передавали экстренные инфо, либо вели прямые репортажи из района отеля «Айсберг». Бывшего отеля, потому что от стодвадцатиметрового «карандаша», как сообщалось, после взрыва остались лишь развалины и пара чудом устоявших стен-«граней». К счастью, вещали наперебой дикторы, обрушение отеля произошло вовнутрь, и таким образом взрыв не привел к большому количеству жертв, которое, несомненно, имело бы место в том случае, если бы здания завалилось на бок…
Работы по устранению последствий катастрофы длились всю ночь. Утренние инфо на все лады обсуждали тот факт, что под обломками здания отеля был найден обгоревший труп мужчины, и Рувинский, сидевший за стойкой бара-автомата, прикрыл глаза, прошептал: «Ну что ж, Гера, значит, так суждено было тебе…» — и опрокинул в себя сто пятьдесят граммов чистейшей, как роса, водки, неожиданно оказавшейся очень горькой на вкус…