Джули не спалось, слишком много мыслей, событий, гостей было за последнюю неделю. И она понимала, а точнее подслушала, что явилось причиной этого странного ажиотажа.

Король умер, и столица загудела. Слуги пребывали в тревожном ожидании, горожане разделились. Служанка Мария рассказывала, что в городе появились странные люди, агитаторы, предлагающие объявить королем не малолетнего наследника Кирана, а его старшего брата — Дэйтона. И сторонников у них нашлось немало. А дело было в том, что Киран — человек, а Дэйтон был рожден полукровкой, как король. Многие из знати считали, что, несмотря на незаконный статус, у него больше прав на трон, чем у рыжеволосого мальчишки с сомнительным происхождением, которого спасает только одно — родство с королевой Вестралии. Но королева уже не молода, она не может в полной мере влиять на политику, да и власть все больше переходила в руки старшей дочери королевы — Камелии, которой маленький принц мешал ничуть не меньше, чем его противникам в Арвитане.

Да, король сделал многое для процветания страны, создал большой и крепкий флот, реорганизовал армию, провел множество реформ, но не успел навести порядок преемственности в собственной семье. Да и как тут можно было успеть. Никто не ожидал такого.

Еще недавно Джули и не думала о таких вещах. Ее заботили те тысячи способов, которые помогли бы сбежать от скучных уроков этикета, или как незаметно улизнуть из дома в воскресенье, чтобы пойти на карнавал, но с тех пор, как в доме поселилась незнакомка — леди Мелани Аскот, ее стали занимать иные вопросы. Например, что за тайна скрывается в грустных глазах леди Мэл? И почему особняк семейства Колвейн буквально наводнили приближенные короля, почему они каждый день запирались в кабинете первого министра? И что же такое обсуждали до поздней ночи? Увы, во взрослые тайны ее не посвящали, а заставляли присматривать за неугомонным десятилетним мальчишкой по имени Уилл.

— Я что, нянька? — постоянно фыркала девушка, но ослушаться приказа матери опасалась.

А мальчишка, и правда, был неугомонным, прямо как она в свои десять. Впрочем, иногда девушка забывала, что ей почти шестнадцать, и что юные леди не бегают по коридорам в халате, накинутом на ночнушку, и не подслушивают под дверями отцовского кабинета.

— И как, получается? — послышался голос позади, застигнув девушку за запретным, но таким интересным подслушиванием у замочной скважины. Она испуганно подскочила, резко обернулась и залилась краской смущения и стыда. Нет, если бы ее застукал кто-то другой, она могла бы отшутиться или съязвить, но на нее смотрел прекрасный и недоступный виконт Сорос Кради, объект всех ее фантазий и грез лет эдак с десяти.

— Что?

— Подслушивать, получается? — невозмутимо спросил он снова, но ей показалось, что ситуация его позабавила, нет, это ее глупый вид его позабавил. Девушка расстроилась и страшно рассердилась, не на него, на себя.

— Я сережку потеряла, — сверкнула она глазами.

— И где же она?

— Кто?

— Сережка?

— Не знаю. Я не нашла, — ответила девушка, гордо вскинула подбородок и вознамерилась ретироваться, но тут, как назло запнулась о ковер и едва не упала. Сорос очень вовремя подхватил.

— Осторожнее. Так и ушибиться недолго.

— Ага, — кивнула девушка, слабо соображая вообще, что происходит. Один из ее снов нежданно-негаданно сбылся, а она даже глаз оторвать не может от объекта своего обожания.

— Вы точно не ушиблись? — с недоумением спросил он, разглядывая ее глупое, как показалось Джули, лицо. Именно эта мысль и привела ее в себя. Девушка вырвалась, оправила халат и снова гордо вскинула подбородок.

— Конечно, я в порядке.

— Под ноги смотрите, — решил посоветовать он напоследок, отчего девушка вспыхнула еще сильнее и поспешила спрятаться за спасительным поворотом.

А Сорос, с недоумением пожал плечами, глядя ей вслед, и вошел в кабинет первого министра Колвейна, где последние несколько дней решалась судьба всего Арвитана.

Когда он вошел, то первым делом посмотрел на Мэл, которая сидела в глубоком кресле с совершенно пустым, отсутствующим взглядом.

«Она очень бледная» — подумал он. — «И волосы… все еще седые, как пепел».

Остальные же увлеченно обсуждали последние события. Леди Ровенна собирала совет знати, своеобразный парламент, чтобы решить судьбу Арвитана. И главная ставка была делала на губернатора провинции Иды герцога Эмистара Ардонского. Его поддержка гарантировала леди Элиран не только мощный приток денежных средств, но и практически безграничные возможности.

— Если она перетянет его на свою сторону, мы потеряем все, — убеждал Феликс.

— У нас все еще остается поддержка Ричарда, — не соглашался с ним Андре.

— И королева Вестралии не оставит своего внука в беде, — поддержала его леди Маргарет.

— Королева стара, а я… не та сила, что нужна Арвитану, — покачал головой первый министр.

— Так или иначе, мы должны попасть на этот совет и выступить там наравне с этой… — продолжил дискуссию Феликс.

— Не мы, — покачал головой Андре и посмотрел на Мэл, — она.

Все остальные тоже повернулись к ней в ожидании чего-то. Чего? Что она с радостью согласится? Сорос не был уверен, что она вообще хоть что-то слышала.

— Давайте оставим сейчас Мэл в покое, — предложил он, переводя все внимание на себя.

— Этот вопрос не требует отлагательств.

— Время уходит, и мы должны действовать.

— Если сейчас мы упустим момент, то…

Все они говорили и говорили, убеждали, требовали немедленных действий, а она просто сидела и смотрела в никуда. Со стороны могло показаться, что ей безразличен этот разговор и люди, даже собственная судьба. Отчасти так и было, но именно в этот момент Мэл думала о маленьком рыжеволосом и страшно одиноком мальчике, который жил во дворце. Он был не нужен, ни отцу, ни своей венценосной бабке, никому из этих людей. Совсем один в этом страшном мире. Почему-то его судьба заботила ее куда больше предстоящего совета и выступления на нем леди Элиран.

— О чем вы думаете? — спросил Сорос, заставляя очнуться от невеселых мыслей. Она сфокусировала взгляд на нем и с удивлением заметила, что они остались в кабинете вдвоем.

— Да так…

— Я понимаю, все это давит на вас, новое положение, необходимость решительных действий, ответственность…

— Да, вы правы, подобные мысли посещали меня и не раз, но сейчас… я могу думать только о Киране. Какая судьба его ждет, если мы проиграем? Смерть?

— Вероятно. Мальчик всегда будет угрожать власти. Он признанный и законный наследник Арвитана и единственное, что мешает ему стать королем — возраст. Конечно, все понимают, если леди Элиран объединится с губернатором Иды, то у мальчика не останется ни единого шанса.

— А если губернатор сам захочет стать регентом?

— Не думаю. Он не молод и у него нет наследников, а отдать свой родной край в чужие руки… на это способен только очень амбициозный человек. Если бы он был моложе, возможно, а так… нет.

— Скажите, а существует ли возможность перетянуть губернатора на нашу сторону?

— Мы думали об этом, но здесь придется идти на огромные уступки, расширить полномочия провинции, закрыть глаза на утечку большей части добытых алмазов за границу. К тому же, судя по донесениям, герцог спонсирует множество радикальных сил не только в Арвитане, но и в Тарнасе, и даже в Вестралии.

— И какова же его цель?

— Боюсь, что здесь я могу только предполагать.

— И эти предположения у вас имеются.

— Весьма неутешительные. Думаю, герцог, несмотря на все свои амбиции, просто любит хаос, селить его, уничтожать, казалось бы, мощные верхушки власти. Он своеобразный серый кардинал хаоса. Возможно, объединившись с леди Элиран, она сама не заметит, как станет пешкой в его руках.

— Вы боитесь, что и меня постигнет та же участь?

— Мы не можем себе этого позволить.

— Да, я понимаю. Но прежде чем принять окончательное решение, я бы хотела все-таки побывать во дворце. Понять, на какую жизнь я себя обрекаю.

— И мы работаем над этим. В день приезда герцога в Эссир прибудет еще одна важная персона.

— Кто?

— Королева Юджиния. Мы пытаемся организовать вам встречу на границе. Тогда вы сможете влиться в ее посольство, как одна из фрейлин. Хорошо, что пока о вас мало кто знает.

— Дэйтон знает.

— Он не станет говорить. Вы знаете, он обязан вам жизнью.

— Вопрос только в том, что перевесит — его благодарность, или желание стать королем, — горько усмехнулась Мэл на его слова.

— Я воспитывал мальчика практически с рождения и никогда не замечал в нем каких-то порочных черт.

— Да, я знаю, простите. Это все нервы.

Мэл не стала продолжать затянувшийся разговор и попросила перенести дискуссию на завтра. Ей нужно было побыть одной, подумать в тишине своей комнаты, примириться как-то с самой собой, что было ох как не просто. Одна ее часть хотела немедленно бежать, не ввязываться, бросить все и остаться обыкновенной, никому не известной девушкой, а вторая призывала быть сильной. Детство давно закончилось, как и возможность принимать детские решения.

— Как же мне тебя не хватает, — прошептала она, разглядывая маленький портрет короля. Она нашла его здесь, в этой самой комнате несколько дней назад и долго недоумевала, откуда он мог тут взяться, пока не вспомнила, что первой его женой была дочь леди Маргарет.

«Какая ирония судьбы» — подумала она тогда. — «Она была первой, а я стала последней. Она умерла, а я… потеряла его навсегда, и как же хочется поменяться с ней местами…»

— Можно? — спросила Мэдди, приоткрыв дверь.

— Конечно, заходи.

В последние дни они так мало виделись, что Мэл начала забывать, что совсем-совсем не одинока.

— Как прошло ваше совещание?

— Напряженно, — вздохнула она.

— Ты все-таки думаешь согласиться на их предложение?

— Я не могу не согласиться. Это было бы малодушием — стоять в стороне и видеть, как погибает Его сын, Его наследие. Я не хочу сейчас об этом говорить, слишком тяжело. Лучше расскажи, как ты? Тебе нравится работать в больнице доктора Берга?

— Очень, — улыбнулась Мэдди. — Тебе бы там тоже понравилось.

— А как у тебя с мистером О Брайеном?

На этот раз Мэдди слегка замялась и порозовела.

— Кажется, у вас все хорошо.

— Он сделал мне предложение, — с некоторой неохотой проговорила она.

— Тогда почему ты не радуешься? Не светишься от счастья? Ты не любишь его? — нахмурилась Мэл.

— Как я могу быть счастливой, когда ты так несчастна?

— Глупая, ты не должна терять ни минуты отведенной тебе любви, ведь время так скоротечно. Мне был отведен только месяц счастья и целая вечность одиночества, не повторяй моих ошибок, если любишь его, то не давай предрассудкам и сомнениям упустить драгоценное время.

— Спасибо, — ответила девушка, уже не скрывая своего маленького тихого, женского счастья, и обняла подругу. — Мне так не хватало именно этого разговора с тобой.

— Обращайся, — улыбнулась Мэл и только когда подруга собралась уходить заметила коробку, которую та принесла с собой. — А это что?

— Ах да, — спохватилась Мэдди. — Это тебе. Иола прислала.

Внутри оказалась совершенно обыкновенная деревянная шкатулка, а вот в ней девушки увидели несколько флаконов с настойками и записка. И пока Мэдди разглядывала стеклянные баночки Мэл прочитала: «Будь сильной. Иола».

— И все?

— Да, — с таким же недоумением пожала плечами Мэл. — А что там?

— Не знаю, все они подписаны, но язык мне не знаком.

— Это Иларский, — поняла девушка, взяв один из флаконов. — Кажется, этот для восполнения сил.

— А этот?

— Для сна.

— А вот этот?

Мэл взяла в руки самый маленький флакон и с удивлением поняла, что знает, что это такое.

— Это настой первоцвета. Он притупляет чувства.

— Притупляет?

— Да. Помнишь вдову пекаря?

— Миссис Беату? Конечно, помню. Она так сильно убивалась по мужу, что таяла буквально на глазах.

— Тогда ей помог первоцвет. Я помню, как Иола давала его ей.

— Да, а я помню, что она очень скоро снова вышла замуж и даже родила. Постой, ты думаешь о том же, о чем и я? — ужаснулась девушка. — Думаешь, она знала, что случится?

— Не знаю, — задумчиво ответила Мэл, разглядывая флакон. — Я всегда подозревала, что в ней сокрыто куда больше знаний и силы, чем она говорит.

— Воспользуешься? — спросила Мэдди, кивнув на отставленный флакон.

— Пока не знаю. Он очень сильный. Я боюсь, что его сила мне понравится.

— Но он ведь не вызывает привыкания, нет? — немного испугалась Мэдди.

— Физического нет, но эмоционально…

— Тогда может, я заберу его, не нужен он тебе.

— Нет, нет, — перехватила руку Мэл. — Оставь.

— Ты уверена?

— Да. В том деле, что нам всем предстоит, пригодится любая помощь, даже эта.

Мэдди пришлось смириться с решением подруги, но она дала себе слово, что будет внимательно следить за ней и при первых же признаках иррационального поведения, расскажет об этом леди Маргарет. Она одна, из всех, имела безграничное влияние на Мэл, как мать, как старшая подруга, как человек с несравнимо большим жизненным опытом.

И только утром, она вдруг поняла, что не давало ей покоя ночью — воспоминание о том, какой стала жена пекаря после приема этой настойки. Женщина перестала медленно умирать, но теплота ушла из глаз, заменяясь ледяной стужей, и даже после нового брака и рождения детей, Мэдди больше никогда не слышала ее заразительного, беззаботного смеха, от которого невольно теплело в душе.

Осознав это, она бросилась в комнату Мэл даже толком не одевшись, но застала только пустоту.

— Вы леди Мэл ищете? — спросила появившаяся на пороге Джули.

— Да, ты знаешь, где она?

— Они уехали рано утром.

— Как уехали? Куда?

— Я не знаю, мне не говорят.

— И когда они вернутся?

Как рассказала леди Маргарет, очень удивленная взволнованным видом девушки, Мэл, Сорос, Феликс и Андре отправились к границе, встречать королеву Вестралии.

— Значит, я опоздала, — простонала Мэдди, опускаясь на диван.

— Да что случилось? Мэл угрожает опасность?

— Более страшная, чем вы можете себе представить, — призналась девушка, пугая леди Маргарет еще больше.

— Что, что это за опасность? — требовательно спросила она.

— Мэл рискует потерять себя, и я боюсь, что даже понимание этого, ее не остановит.

* * *

Леди Ровенна Элиран бродила по разбитому кораблю. Палуба, рубка, каюты, нигде она не могла найти ответов, что мучили ее. Как это случилось? Почему именно он? Почему все эти безграмотные обезьяны выжили, а он…

Она никогда не чувствовала столько горя, столько гнева.

— Матушка.

— Я же просила не называть меня так, Дэйтон, — процедила она и посмотрела на сына. Как бы она хотела, чтобы это был его сын, тогда, быть может, ей было бы чуть легче, но он не был, еще одно напоминание о жертвах на которые пришлось пойти, чтобы добиться любви короля, а в итоге что? Боль и одиночество.

— Простите, миледи, — смиренно опустил взгляд юноша. Он уже давно растерял все свои иллюзии на счет матери. Он любил ее, но и понимал, что в ее душе, в сердце для него почти нет места. Впрочем, равнодушие матери с лихвой компенсировали отец и Сорос, его любимый учитель. В последнее время, со встречи с Мэл, они с отцом сильно отдалились друг от друга, отчасти он сам этого хотел. Невыносимо было видеть их счастье, их любовь, нежность друг к другу, ведь все это он хотел для себя…

— Я хочу сжечь этот корабль, — брезгливо продолжила Ровенна, вырывая сына из грустных дум. — Разобрать его по досочкам и немедленно. Ты распорядишься или мне все делать самой?

— Это невозможно.

— Почему? — нахмурилась женщина.

— Потому что вы действуете под властью эмоций, быть может, завтра, вы пожалеете…

— Ты смеешь мне перечить, мальчишка? — разозлилась она.

И Дэйтон отступил. Он был еще не готов открыто противостоять матери. Иногда он ее не то, чтобы боялся, но опасался. Леди Элиран давно забыла, что значит слово: «нет», и не терпела, когда что-то шло не по ее воле.

— Я не хочу, чтобы корабль, убивший его, снова плавал, существовал даже в памяти. Неужели ты не понимаешь, что это причиняет мне боль? Он спал на этой кровати, составлял распоряжения за этим столом, смотрелся в зеркало.

Леди Ровенна переводила взгляд с одного предмета мебели на другой, пока неожиданно не наткнулась на то, чего здесь не должно было быть.

— Гребень? Откуда здесь женский гребень? — недоумение первого момента заменилось глубоким подозрением. — Отвечай, откуда здесь гребень? На борту была женщина?

Впервые за долгое время Дэйтон спокойно встретил взгляд матери, каким бы сильным и подавляющим он не был, но желание уберечь и защитить Мэл, было сильнее.

— Второй помощник Лукас О Брайен вез невесту.

— Невесту?

— Возможно, она обронила гребень, а капитан нашел, но не успел отдать.

— Как, как ее звали?

— Мадлен, а что?

— Ничего, — леди Ровенна отвернулась от сына, мучимая смутными сомнениями. Он вроде не лгал ей, но, казалось, что-то не договаривал, и это странно покоробило ее, ведь Дэйтон никогда не смел ее обманывать. — Ладно, я оставлю корабль. Кто знает, какие еще тайны скрываются в его недрах. А гребень заберу. Надеюсь, мне представится возможность вернуть девушке пропажу.

— Конечно, ма… миледи, — ответил Дэйтон, незаметно выдохнул, когда леди Ровенна направилась к выходу, и напрягся, когда она снова повернулась к нему.

— Подожди за дверью, мне нужно побыть одной несколько минут.

Молодой принц кивнул и вышел за дверь. Оставшись одна, Ровенна еще раз оглядела комнату, выдвинула ящики комода, где хранились вещи капитана, взяла одну из рубашек. Она была чистой, но ей казалось, что на ней Его запах. Как же она скучала по нему, и пусть за последние годы она впервые так близко приблизилась к нему, к его вещам, побывала в капитанской каюте, сердце ее, мысли, мечты всегда были связаны с ним. Он был ее проклятьем — теперь она это понимала.

— Как же глупо, дорогой, как же глупо. Твоя страсть тебя же и погубила. Но ничего, — приняла решение леди Ровенна. — Темная магия может многое, и убить, и подчинить, и скрыть за маской кротости смертельного врага, почему бы ей не воскресить тебя?

Увы, она сама не знала таких заклинаний, и силами подобными она не обладала, но знала, кто обладал. Зила — старая ведьма, что обучала ее. Король был милостив, когда именно ее обвинили в смерти королевы Глорис, он оставил ей жизнь, поместил в лечебницу для душевнобольных. Конечно, он не знал, что разум ведьмы помутило проклятье, и не догадывался, что проклятье это также легко снять, как покрывало с письменного стола.

А если и нет, если Зила окажется бесполезной, то в мире много тех, кто обладает силой в сотни раз превышающей силу старой ведьмы. Но нужна вещь — эту истину Ровенна усвоила накрепко. Она припомнила, что король не расставался со своим перстнем, королевской печаткой, и снимал, только примеряя роль капитана. Наверняка, он где-то здесь, быть может, в столе?

Ровенна подошла к секретеру и выдвинула первый ящик. Внутри было несколько папок и много бумаг. Во втором ящике находился корабельный журнал, а вот нижний ящик был почему-то заперт. Она подергала его, нахмурилась и принялась разыскивать ключ.

— Миледи, с вами все в порядке? — постучал снаружи Дэйтон.

— Да! — гневно воскликнула она, обернувшись к двери. — Не беспокой меня. Я выйду, когда выйду!

За дверью стихло, и леди продолжила поиски.

Ключ обнаружился в странном месте — под прикрученной к столешнице фигуркой сидящего льва харашши. Если слегка нажать на нее и в нужный момент сдвинуть, то откроется небольшая ниша. Хорошее место, чтобы скрыть что-то очень ценное. Леди Ровенна поспешила открыть ящик, чтобы утолить, наконец, разыгравшееся любопытство. Там лежала небольшая шкатулка, которую она когда-то ему подарила. Нежность и радость затопили душу женщины в тот момент. Он помнил о ней, хранил подарок, как самую драгоценную вещь, за семью замками, но что же внутри?

Едва она открыла крышку, как вся радость вмиг испарилась, а внутри все похолодело. Ведь в глубине шкатулки лежал небольшой флакон с зельем, которое она узнала с первого взгляда. Когда-то это самое зелье она подливала в напитки королевы Анны, чтобы та не забеременела от короля.

«Откуда это? Что это? Почему? Его ведь никогда не прельщали сторонние связи. Тогда откуда это? Ради просто связи он не стал бы так беспокоиться, но ради особенной женщины, ради той, кого…»

— Нет! — вскричала леди Ровенна, бросив шкатулку об стену. — Ты не мог так со мной поступить! Я и только я была женщиной твоей жизни… Гребень.

Ну, конечно. Дэйтон солгал. Не было никакой невесты первого помощника, была другая, он вез в Эссир другую. Она выяснит, кто эта женщина и уничтожит ее. Никто не смеет переходить ей дорогу. Никто! Даже сами боги.

— Как, говоришь, зовут хозяйку гребня? — спросила леди Ровенна у своего лицемерного сына, в карете, увозящей их прочь от неприятного запаха доков и проклятого корабля, не принесшего ей ничего, кроме боли.

— Разве это важно?

— Я же сказала, что хочу вернуть ей гребень.

— Не стоит утруждаться, я сам его верну.

В ответ леди Ровенна прищурилась и уже по-новому посмотрела на сына.

«Весь в отца» — с легкой досадой подумала она. — «Такой же скрытный и скользкий».

Сорос тоже с годами научился скрывать свои чувства. Он ненавидел ее, но и любил тоже. Она знала это, чувствовала, по сей день. И пользовалась этим знанием беззастенчиво. Мальчишка был такой же, жалкий в своей привязанности к ней, но старающийся эту привязанность скрыть.

— Как скажешь, дорогой, — мягко ответила она, делая вид, что сдалась. — И все же, мне бы хотелось повидаться с ней, поговорить. Она — одна из последних, кто видел твоего отца живым. Возможно, этот разговор помог бы мне смириться с утратой.

Дэйтон долго не отвечал, и она не мешала. Судя по складке, прорезавшей напряженный лоб принца, он боролся с какими-то внутренними противоречиями. И все же в итоге посмотрел на мать и кивнул. Леди Ровенна удовлетворенно улыбнулась и посмотрела в окно. Она не нашла перстень короля, но обнаружила нечто более ценное. Она обнаружила смысл жизни.