Олли уже несколько дней прислуживал пирату, спал в небольшой каморке в капитанской каюте, еду приносил суровый, неразговорчивый матрос, а мальчик так хотел узнать, когда же они, наконец, доплывут, и жив ли Семар? Но его не выпускали. Поэтому он часами просиживал за столом, переписывая сведения о всех конфискованных на корабле вещах в большую, толстую книгу. Вечерами, когда пират возвращался, он проверял записи мальчика и выкладывал кипу бумаг на следующий день, а Олли снимал с чудовища сапоги, подавал чистую одежду и старался помалкивать. Пират не любил разговоры, зато часами сидел в кресле с бренди в здоровой руке и рассматривал большой портрет на стене, единственная красивая вещь в этом адовом месте. На нем была изображена девушка, прекрасная, как богиня, с длинными медовыми волосами, лучистым взглядом синих, как море в шторм глаз и нежно-розовой, сияющей кожей. Тот, кто нарисовал этот портрет, был чрезвычайно талантлив, каково же было удивление мальчика, когда в большом сундуке у стены он обнаружил кисти, краски, мольберт и альбом с эскизами, на которых была она — прекрасная незнакомка.

— Кто позволил тебе рыться в моих вещах? — прорычал капитан, вернувшийся раньше обычного. Олли вздрогнул, но больше от неожиданности, чем от испуга. За те несколько дней, что он провел в обществе капитана, он понял, что тот не так уж свиреп, как хочет казаться. Да, он безжалостен и жесток, но в нем присутствовала и справедливость. По крайней мере, к нему он ни разу не обратился пренебрежительно. Наоборот, делился едой, расталкивал, когда мальчику снились кошмары, и тот стонал в беспамятстве, и никогда не ругал за ошибки и кляксы в книге.

— Простите, я не хотел, — повинился мальчик и поспешно положил все обратно, захлопнув крышку сундука.

— Знаешь такую поговорку: «любопытство сгубило кошку»? Не лезь туда, куда тебя не просят, иначе кто-то другой, менее отходчивый, укоротит твой длинный нос. Помоги снять эти чертовы сапоги.

Олли выполнил приказ и уселся на тот самый сундук, ожидая следующих распоряжений.

— Капитан, а можно вопрос?

— Ну, попробуй, — хмыкнул пират.

— Она и вправду существует? Девушка?

Мужчине явно не понравился вопрос и он уже готов был огрызнуться, но посмотрел на портрет и не смог. Все, что было хорошего в нем, все хорошее, что осталось, было заключено в этом портрете.

— Да. Она существует, но мы больше никогда не увидимся.

— Почему?

— Потому что в ее жизни нет места чудовищу и убийце, которым все меня считают.

— А разве вы не такой?

— Я еще хуже, мальчик, я еще хуже, — ухмыльнулся капитан и кинул на стол новую стопку бумаг. На этот раз на них были описаны не вещи — люди, рабы, все они стали рабами, даже он, мальчик, умеющий писать и читать, мальчик, неожиданно привязавшийся к страшному, обезображенному пирату.

* * *

Губернатор был сам не свой, королевский доктор Эмиль уже полчаса осматривал его жену. В последние дни она чувствовала себя слабой и больной. Конечно, он не предполагал, что это может быть именно то, что предлагала ему незнакомка на маскараде, которую он так и не смог отыскать в толпе. А ведь старался, перепугал многих дам, заслужил репутацию сумасшедшего, но так и не нашел, чувствовал, что она где-то рядом, даже магию применил, и чуть не нарвался на международный скандал, приняв за свою маску саму королеву.

«Запутала, чертовка» — плюнул он тогда от досады и прекратил всякие поиски. Но где-то подспудно, в глубине души надеялся: «А вдруг все правда?» И с этой надеждой он прожил неделю, затем половину второй, и тут, как гром среди ясного неба…

— Поздравляю, милорд, вы скоро станете отцом.

Он онемел от радости и ужаса одновременно.

— А это точно? Вы уверены?

— Если вы сомневаетесь, можете пригласить другого врача, — с недоумением ответил доктор. И он воспользовался советом, пригласил всех, кого смог найти, и только счастливый и немного снисходительный взгляд жены окончательно его убедил. Как же давно они мечтали об этом, как давно…

И все же, когда чувство эйфории спало, пришел трезвый расчет. Разум говорил ему, что не нужно так сразу разбрасываться обещаниями, да и не обещал он этой маске ничего, но внутри, подспудно жил страх, что если он не сделает этого, если посмеет обмануть, то что-то случится. Что-то нехорошее. Так прагматик уступил место счастливому будущему отцу, а все обещания, данные еще недавно леди Ровенне, были забыты.

Однако, сама леди Элиран не забыла об его обещаниях.

— То есть, как вы не поддержите меня?

— Простите, но мне предложили то, от чего я не смог отказаться.

— Я дам вам больше. Все, что захотите.

— Простите, миледи, но у меня уже все есть и даже больше, — чуть более радостно, чем хотел, ответил губернатор. — Прошу, не тратьте свое время на переубеждения. Я не передумаю. Лучше поищите других союзников.

— Кто? Кто предложил вам больше?

— Я не знаю, — искренне ответил мужчина.

— Не знаете? — вскипела леди Ровенна. — Да вы издеваетесь надо мной! Вы знаете, на что я способна, что я могу сделать с вами, с вашей чертовой провинцией, вы знаете…

— Если у вас будет власть, — жестко оборвал он забывшуюся женщину. — И не стоит угрожать тем, кто сильнее вас. Возьмите себя в руки.

— Прошу простить мне эту вспыльчивость, — проговорила леди Ровенна, успокоившись. Она умела это — переключаться в нужный момент, прятать свои чувства и эмоции в самых дальних уголках души. — И все же, я бы хотела знать, если возможно, что же такое предложили вам эти загадочные люди?

— Это не секрет. Моя супруга беременна.

— Как это связано?

— Я же сказал, они предложили мне то, что нужно было мне больше всего.

— Ребенка?

— Моя супруга страдала от бесплодия, а теперь… — губернатор замолчал на секунду и мечтательно улыбнулся, — мы ждем ребенка.

— Что это было?

— Магия. Не те настойки, которыми пользуются шарлатаны, а истинная сила.

— Значит, вы утверждаете, что где-то в этих стенах живет маг?

— Не считая вас? — с намеком спросил он.

— И вас, — парировала леди Ровенна.

— Кто знает? Я его не нашел, быть может, вам удастся.

— А вы не думали, губернатор, что все это просто совпадение?

— Мне все равно. Мне дали то, о чем я отчаялся мечтать, и я сдержу обещание.

* * *

Для нее это был удар. Казалось, что трон уже у нее в кармане, и вдруг, все начало разваливаться на кусочки. А вместе с идеальным планом начала «разваливаться» и она сама. Вернер пытался повлиять на нее, успокоить, заставить сосредоточиться на главном, но ее преследовала только одна мысль — поражение. Из-за какого-то мага она терпит поражение. Но если этому неизвестному дозволено применять запрещенные методы, то и она сама могла бы поступить также. Но прежде…

Она встала, расправила юбки и стремительно направилась к выходу, совершенно проигнорировав Вернера. Он было направился следом, но она так глянула на него, что он предпочел остаться в гостиной. Иногда, ее было не остановить, ни здравым смыслом, ни силой. Темная энергия ее души требовала выхода, и сейчас эта темная энергия была направлена на того, кто уже давно ей не подчинялся, но все еще любил.

Она ворвалась в покои Сороса Кради, словно фурия, встала на пороге, с легким недоумением разглядывая его. Давно она не видела его таким, без строгого костюма, этого вечного осуждения на лице. Сейчас он казался до странности беззащитным в полурастегнутой рубашке, с растрепанными, влажными волосами, падающими на плечи.

Она тряхнула головой, сбрасывая навеянное наваждение, и отпустила на волю свою ярость:

— Это твоих рук дело?

— Я не очень понимаю…

— Лжец. Ты все знаешь, ты все подстроил.

— И что же я сделал такого ужасного, что заставило тебя, впервые в жизни самой объявиться в моих покоях? — выгнул бровь он и так насмешливо посмотрел на нее, словно она не взрослая почти сорокалетняя женщина, а несмышленая девчонка, одна из его глупых поклонниц. Это окончательно разозлило ее, и она даже кинулась к нему, чтобы ударить. Но он ловко перехватил руку и сжал ее так сильно, что ей стало больно.

— Вы забываетесь, леди Элиран. Я не один из ваших любовников, я не Вернер, чтобы вы могли командовать.

Она смотрела в его глаза, в надежде, что увидит то, что видела раньше, скрытое, потаенное желание, все еще тлеющую внутри страсть, и она увидела это. Победная улыбка озарила лицо, и она его поцеловала, так как умела, так, как хотела, а он не нашел в себе сил оттолкнуть. Эта женщина всегда имела над ним необъяснимую, мистическую власть. Да, он хотел, даже жаждал ее ненавидеть, и иногда он верил, пытался убедить себя, что она исчадие бездны, те вещи, что она творила, все то зло…

Но одно ее прикосновение, один поцелуй разрушал стены, воздвигаемые годами, заставляя совершать непоправимые ошибки. Для него она была губительным огнем, но он хотел, всегда хотел в нем гореть, как сейчас, как сегодня, в собственной комнате, в постели, на один миг притвориться, вернуться в то время, когда она была юной, нежной и невинной, увидеть ту, кем она никогда не была…

А после он жалел, что поддался, не смог, не оттолкнул и почувствовал давно забытое отвращение к самому себе.

— О, не смотри на меня так, словно я чудовище, заставившее тебя изменить жене, — фыркнула она, заворачиваясь в простыню. — Ты хотел этого не меньше, чем я.

— Но только для тебя я всего лишь один из многих. Ничего не значащий эпизод…

— А ты хочешь стать кем-то большим?

— Когда-то хотел, когда ты была человеком.

— А теперь я не человек?

— Я не знаю, кто ты теперь.

— Я — мать твоего сына.

— И это единственное, что останавливало меня все эти годы от желания свернуть тебе шею.

В ответ она рассмеялась, бесстыдно и издевательски.

— Ты все еще хочешь меня, и именно это тебя останавливает.

— Зачем ты пришла?

— Узнать, что это за маг такой перетянул на сторону мальчишки моего главного союзника.

— И ты веришь, что я отвечу?

— Конечно, нет. Я просто хотела понять, почему именно ты сейчас борешься на стороне противников, тогда как твой сын совсем один…

— Перестань лицемерить. Тебе это не идет, — резко бросил он, поднялся, подошел к креслу и накинул домашний халат. Все это время она неотрывно следила за ним, и вынуждена была признать, что с годами он стал еще лучше. Сильнее, мощнее, сексуальнее. Полукровки не стареют так, как люди. Даже в шестьдесят, восемьдесят, сто лет они выглядят едва за тридцать, все также красивы и полны сил. И они по праву считались непревзойденными любовниками, что Сорос, что король. Конечно, для нее было кощунством, сравнивать их, и она никогда не сравнивала свою любовь к королю со страстью к этому мужчине. А страсть была, всегда, только она боялась окунуться в нее с головой, потому что с ним, как ни с кем другим, становилась слабой.

— И все же ты предаешь его.

— Дэйтон никогда не хотел быть королем. Если бы ты провела с ним хоть один день, да даже если бы просто спросила, то поняла бы. Но тебе всегда было плевать, ведь для тебя существует только один человек, самый главный в жизни.

— Александр.

— Нет, ты сама. Все, что ты всегда любила — это ты. Твои страсти, желания, одержимости. Всегда только ты.

— Это не правда. Я всегда любила короля.

— Ты любила только себя, ты любишь только себя, а он… был лишь твоей прихотью, слабостью, как и я. И если бы он был таким, как я, если бы полюбил тебя, то ты бы потеряла к нему всякий интерес и нашла другой объект для страсти. Слава богам, что этого не случилось. Он видел тебя насквозь.

— Как видишь ты? Или думаешь, что видишь? Ты хочешь демонизировать меня, создать монстра, потому что я никогда тебя не любила.

— Думай, как хочешь, — сказал он, потеряв к разговору интерес.

— И что? Что принесла ему эта его недоступность? Счастье? Он был счастлив?

— А если я скажу, что был? А если я скажу, что он любил?

— Я отвечу, что ты лжешь.

— Да, может быть. Может, мы оба с тобой ошиблись. Может, и я никогда не знал, что это такое.

— Боги, как же я тебя ненавижу! За то, что ты жив, за то, что ты, а не он сейчас стоишь передо мной. Почему ты не сдох, как и положено тени? — перешла на злобное шипение Ровенна. Ей хотелось его ударить, уничтожить, сделать что-то, чтобы не видеть этого обвиняющего, ненавистного взгляда.

— Что? Совсем на грани? — жестко ухмыльнулся он. — Барон больше не в силах усмирить тебя?

— Сволочь! — вскрикнула она, совершенно потеряв контроль, и кинулась на него с кулаками. Он перехватил ее руки, скрутил и брезгливо бросил на диван.

— Хватит! Еще одна подобная выходка, и ты узнаешь, на что действительно способен тень короля, пусть и бывший.

— Я ненавижу тебя!

— Хоть в чем-то мы с тобой едины, я тоже себя ненавижу.

Она вылетела из спальни, сильно хлопнув дверью. Была бы магом, эта дверь слетела бы с петель, а так… он усмехнулся, наблюдая, как дребезжит зеркало от слишком сильной вибрации, всмотрелся в собственное отражение, и вдруг вспомнил, как смотрел в это самое зеркало в ночь исчезновения короля. Тогда он увидел дыхание смерти за спиной, черные смазанные тени, клубящиеся позади. Он думал, они пришли за ним, вздрогнул, ощутил страх, мимолетный, но недостойный тени, а после, взяв себя в руки, снова посмотрел в зеркало, но не увидел ничего. И все же чувство, словно от смерти его отделяет тончайшая, невидимая нить не проходило несколько дней, пока окончательно не пропало, но пришло что-то иное, видение, полусон-полуявь, которое он так и не смог объяснить…

Ему виделся утес, воздух пах грозой, слышались отдаленные крики чаек, шум моря, бьющего о скалы, мимо проплывали большие черные тучи, принявшие причудливые формы. Одно из них показалось ему живым, чьим-то смеющимся лицом. Он моргнул, почти зажмурился, пытаясь скинуть наваждение, и лицо пропало, туча стала обыкновенной тучей.

Это место было мрачным, но в то же время спокойным, умиротворяющим. И тут он услышал голос:

— Ну, здравствуй, тень Солнечного короля.

— Кто вы? — обеспокоено спросил он и обернулся, но никого не увидел, только все тот же тяжелый пейзаж.

— Я — воздух, которым ты дышишь, я — земля, по которой ты ступаешь, я — сердце, что бьется у тебя в груди, — ответил голос, и Сорос вдруг понял…

— Пресветлая богиня.

— У меня множество имен. Это одно из них.

— Чего вы хотите?

— Чтобы ты солгал.

— Кому?

— Всем. Ты должен сказать, что Солнечный король мертв.

— Но это не так. Мне никто не поверит.

— Поверит, если ты скажешь, что король снял с тебя клятву.

— Это невозможно.

— Что есть возможность? Ничто, — усмехнулся голос, и что-то коснулось его, ветер или что-то иное, проникло за воротник, сжало горло цепочкой — символом принадлежности тени, сжало так, что он захрипел, упал на колени, жадно хватая остатки воздуха, и вдруг все исчезло, а цепочка осыпалась клочками звеньев прямо в его руках.

— Теперь возможно. Осталось только самому в это поверить.

— Зачем?

— Какой ты любопытный, полукровка, — рассмеялся голос. — Но ты мне нравишься, поэтому отвечу: у каждого свой путь, у тебя, у него и у нее. Она должна верить, чтобы выполнить свое предназначение.

— Кто она?

— Ты скоро поймешь. Но помни, тень короля, поверить должны все.

Все и поверили. Ровенна ненавидела его за это, Арвитан был на грани краха, а он не смел нарушить волю богини, как бы сильно этого не хотел. В какой-то момент он понял, почему она так хотела скрыть правду, чтобы юная Солнечная королева думала только о благе Арвитана, а не занималась поисками своего любимого супруга. А ведь если она узнает, то никакой долг не сможет ее остановить. Только зачем это нужно высшим силам, он так и не смог понять.