Мне казалось, что я все еще сплю. Ведь только во сне я могла оказаться в этой знакомой машине Егора, с ним за рулем.

— Ты мне снишься? — спросила я. Голова гудела так, словно я напилась.

— Не знаю. Сама скажи? А это хороший сон или не очень?

— Это странный сон. Мне пить хочется.

Бутылка с водой неожиданно появилась в его руках, но мне он ее не протянул, плеснул в пластиковый стаканчик немного воды и протянул мне. Я отхлебнула, закашлялась и расплескала остатки на платье.

— Какая ты у меня неуклюжая, — улыбнулся он, достал из бардачка салфетки, вытащил одну и промокнул мое платье, коснулся ею шеи, губ, подбородка. Все те места, куда попала вода. И делал это все, не отрывая взгляда, гипнотизировал или завораживал. Наверное, второе более реалистично.

— Какой-то странный сон, — проговорила я. В горле снова пересохло. И мне снова захотелось пить или чего-то другого. — У меня голова кружится.

— Скоро пройдет, — прошептал он и наклонился так близко, что я перестала дышать. Когда он коснулся моих губ своими, то меня словно током пронзило, а в голове резко прояснилось. Я вдруг поняла, что никакой это, твою мать, не сон. И на меня кто-то напал у ресторана. Я почему-то в машине у Егора, и он меня целует, весьма успешно для него, но совершенно неприемлемо для меня. Я начала отбиваться, но этот гад так жестко меня захватил, что не то, что вырваться, вздохнуть не получалось. А мне ничего не осталось, как использовать свое последнее стратегическое оружие. Зубы. Я его укусила так сильно, что на собственных губах ощутила его кровь.

Он на мгновение оторвался от меня, коснулся прокушенной губы, улыбнулся и продолжил свое «черное дело». Пока я не придумала новую фишку. Закрыла глаза и притворилась, что нахожусь в глубоком обмороке. И, один бог знает, чего мне это стоило. Потому что мое сознание сейчас словно раздвоилось. Одна его часть требовала немедленно прекратить это безумие, а вторая умоляла продолжить. И этой своей второй половине я едва не поддалась.

В общем, ему не понравилось целовать бесчувственное тело, более того, испугался.

— Эля? Эля?!

Да жива я, жива. А тебе, дорогой, сейчас не до поцелуев станет. Я злая, а еще смущенная, раздавленная собственной безответственностью и безумием, но больше все же злая. Поэтому, а не пойти бы тебе Егор… в тундру. Я даже представила, как он там один, бродит по лесам… или там нет лесов. Кажись, там олени имеются. И вот, он один, верхом на олене, в своей умопомрачительной черной рубашке и ветер развивает его волосы…

Я открыла глаза, но ничего не произошло. Егор, к моему удивлению не исчез, зато разозлился. Сидел, сжимая меня за плечи и сверкал своими злющими глазами, а по венам его… Ой, мамочки! Текла моя сила, которую я направила, собственно, чтобы он испарился. Что за хрень?!

— Какая же ты все-таки сволочь, — прошипела я, вырвалась, размахнулась, насколько хватило места, и ударила этого гада, с чувством и расстановкой. Его отрезвило, меня тоже. Выползла я из этой чертовой машины, шатающаяся, едва стоящая на ногах и злая.

— Дай помогу, — пристал ко мне этот репей так, что и не отдерешь.

— Отвали, я сама дойду.

— Да, уверен твой папа будет в восторге, увидев дочку в таком виде. И боюсь, он не поверит, что ты не банально пьяна.

Нет, здравое зерно во всем этом есть. Вопрос только в том, что мне теперь делать? Вряд ли в арсенале этого гада есть какая-то абракадабра, способная меня излечить.

— И что ты предлагаешь?

— Давай вернемся в машину, и ты просто полежишь.

— Чтобы ты снова начал меня лапать?

В ответ он заскрежетал зубами.

— Обещаю, что не трону, довольна?

— Ага, я что дура, верить твоим обещаниям? Ты же лицемер. И я знаю, что теперь тебе от меня надо. Узнал, что силы вернулись, и захотел воспользоваться старыми приемами.

О, кажется, я его достала. Этот гад, без всяких церемоний схватил меня в охапку, затолкал в машину, пристегнул, причем магией, и рванул на суперскорости куда-то.

— Ты теперь убить нас хочешь, придурок?

В ответ этот гад… гад, трижды, три тысячи раз гад, что-то сделал со мной. Голос. Мой голос пропал. Я выпучила глаза, хотела побить его, но руки не двигались, и ноги тоже. Мамочки! Я деревяшка. Что ты со мной сделал, кретин? Я убью тебя! Дай только добраться и отправишься в Сахару на пожизненное переселение. Егор! Ты слышишь меня? Гад! Га-а-ад! Кажется, мои нервы все же дали сбой, и из глаз слезы покатились. Сама от себя не ожидала. Чтобы я, и плакала. И перед кем? Перед ним? Но вот же, плачу. Заметил. Остановил машину, перепугался.

— Что? Что?! Я сделал тебе больно?

С меня в мгновение словно мешок стокиллограммовый сняли. Я глубоко вздохнула и проговорила, глядя прямо в его порочные глаза.

— Если ты еще раз применишь ко мне магию, то я клянусь, я задушу в себе все крохи чувств, которые еще остались, но выброшу тебя из моей жизни.

Он долго смотрел на меня. Серьезно, без улыбки, просчитывая что-то, а потом кивнул и снова завел мотор.

— Куда ты меня везешь?

— Мы просто покатаемся, пока ты в себя не придешь.

— Папа ждет меня к пол-первого. Я не должна опаздывать.

— Не опоздаешь. И, знаю, ты мне не веришь, но я не собираюсь что-то у тебя отнимать. И сила… я не знаю, что это было.

— Ты прав. Я тебе не верю.

Дурдом. Мое обычное свидание превратилось в какую-то безумную комедию абсурда, причем со мной в главной роли. Это надо же. А главное, я совершенно ничего не понимаю.

— Где Диреев? Почему я с тобой?

— Что последнее ты помнишь?

— Наш разговор. Ты меня достал, и я ушла, кажется. Хотела подождать Славу у машины.

— Тебя пытались похитить.

— Кто? Темные, вампиры, ты?

— Люди.

— Волшебные люди? — вяло удивилась я. Этот день и моя борьба самой с собой окончательно меня вымотали. Я все время соскальзывала в какую-то полуявь.

— Обычные.

— И чего они хотели?

— Мы не знаем. Они все мертвы.

— Ты их убил?

— Я знаю, ты не лучшего обо мне мнения, но людей я не убиваю.

— Ты прав, я не лучшего о тебе мнения.

— И ты ненавидишь меня?

— Местами. А иногда мне тебя жаль. Я знаю, как ты это ненавидишь.

— Что «это»?

— Жалость.

Кажется, я снова провалилась в полусон.

— Если не ты, то кто же их тогда убил?

— Они сами. Наемники. Причем, кажется зомбированные.

— Как те девушки из бара?

Егор замолчал. Я даже слегка выплыла из своего полусонного состояния, чтобы убедиться, что он не испарился, пока меня не было. Нет. На месте. Ведет машину и хмурится. Какой он красивый. Гад.

— Так ты не ответил, почему ты здесь? И где Диреев?

— Я не мог остаться. Как бывшего смертника меня бы быстро оприходовали, а Стас — напротив, из системы. Камер поблизости не было, магию мы не применяли. Особых следов не осталось. Мы бы все так и оставили. Это дело местных, но они пытались похитить тебя.

Он с силой сжал руль и помрачнел.

— Во что ты опять влезла?

— Не знаю. Да и кто сказал, что дело во мне? Вы темные. Наверняка, у тебя, Вика, и особенно у Славы много врагов. Вам не приходило в голову, что меня могли похитить из-за вас?

Кажется, не приходило. Егор помрачнел еще больше.

— Он должен был предвидеть это.

— Какая теперь разница? Знаешь, я подремлю. И это… я ненавижу, когда меня целуют без разрешения. Если ты еще раз…

— Знаю, знаю, — перебили меня. — Ты искоренишь в себе оставшиеся чувства. Радует, что они вообще имеются, чувства эти.

— Не обольщайся, это ненависть.

— Как там говорят: «от любви до ненависти один шаг».

— Если я сделаю этот шаг, то полечу в пропасть, — сонно пробормотала я, уже слабо соображая, что и кому говорю.

— Не волнуйся, родная, я тебя поймаю, — прошептала в ответ темнота…

Кажется, меня кто-то принес домой. И отнюдь не через дверь. Я слышала трель своего мобильника, но никак не могла оторваться от подушки и более того, просто открыть глаза.

— Да. Да, спасибо. Я передам.

От голоса Диреева рядом, в голове окончательно все перепуталось. Может, все это и правда сон?

— Диреев, что…

— Лежи, — попросил он, когда попыталась шевелиться.

— Кто-то звонил?

— Да, Олеф.

— Так поздно? Или рано? Сколько сейчас времени?

— Много, спи.

— Ты останешься со мной?

Он почему-то не ответил. Я долго лежала, слушая его дыхание в темноте, пока не раздалось отчаянное, почти с мукой:

— Прости. Я должен идти.

А мне так хотелось, чтобы он остался.

— Меня не будет несколько дней. А когда я вернусь, мы поговорим, хорошо?

— Хорошо, — согласилась я, но хорошо не было. Мне было плохо, страшно и одиноко. И даже присутствие Крыса не помогало. И где-то в тишине, во всей этой пустоте мне слышались слова Егора:

— У моего брата одна страсть — его работа. Но готова ли ты делить его с нею?