Мы не зря ждали ужина. Нортроп расстарался. Приготовил просто потрясающее куриное филе, фаршированное сырной заправкой. Вкуснятина. И картошечка, как гарнир идеально подошла. Даже бабушка перестала на него пугающе грозно смотреть. Теперь она просто грозно смотрела. Но спасибо все же сказала. А мы с Евой понимающе переглянулись. Кажись, лед, под названием «бабушка», тронулся.

Я знаю, нелюбовь к темным у светлых в крови, но любовь к родной внучке все же сильнее предрассудков, вот бабуля и пытается смириться с существующим положением. Вот бы еще и мне смириться, только не очень получается. Особенно когда держишь в руках такое оружие, как волшебное зеркало, способное показать мне все на свете. Только все на свете мне не нужно, только одно, но как же страшно решиться…

После ужина Ева отдала мне свой подарок. Ох, лучше бы она этого не делала, не травила меня. Лучше бы завтра, утром, днем, не важно. А сейчас, в темноте, я лежала в кровати и думала только об одном — о нем. Почему-то вспомнилась знаменитая песня Ирины Дубцовой, и крутились, крутилась в голове навязчивые строчки:

Они меня достали просто, извели душу, и я подумала: «Гляну одним глазком, ведь ничего же не случится. Он не заметит, а мне легче станет, что живой, что в порядке.»

«А вдруг он сейчас с ней?» — пришла в голову непрошеная мысль. Ночь на дворе. «Ну, и пусть, пусть с ней» — тихо прошептало сердце, вечно воюющее с моим разумом, гордостью и бог знает, чем еще.

Я увижу и забуду, увижу и смирюсь, и пусть подушку буду обливать слезами, но ведь потом, все потом…

Зеркальце не подвело, я только шепнула имя, как отражение пошло рябью, а я пожалела только об одном, что зеркальце слишком маленькое. Было бы как у злой королевы из Белоснежки во всю стену, не пришлось бы вглядываться так пристально, чтобы не пропустить ни одной детали.

Он был один, в незнакомой мне комнате, уставший, сгорбленный, одинокий. Как бы мне хотелось верить, что это я причина его беспокойства. Как бы хотелось… Мне показалось, что он ждет кого-то или чего-то. Встал, заходил по комнате, нахмурился, словно почувствовал мой взгляд, но нет, это чужое приближение его насторожило. В комнату кто-то вошел, а вот голос выдал говорившего — Игнат:

— Все с ней в порядке, успокойся уже.

Теперь была моя очередь хмуриться. Что опять случилось с этой недобитой мной вампиршей? Знаю, нельзя так говорить, но, блин…, он из-за нее беспокоиться, из-за нее, а не из-за меня.

— Не понимаю, почему ты сам не пошел и не проверил?

— Да сколько тебе повторять, что я не могу? — неожиданно для нас с Игнатом взорвался Диреев. Реально взорвался. Никогда его таким не видела. Вот злым да — это было, но здесь что-то другое, отчаяние какое-то. — Я сделал все, чтобы обезопасить ее, но этого мало. Всего этого мало, понимаешь?

— Думаешь, тот каратель, что Венеру ранил…

— Он из ордена. Из нашего ордена.

— Это невозможно, — резко сказал Игнат. — Никто из нас не может ничего сделать без ведома Мастера. Это табу, запрет. Не мне тебе объяснять.

В ответ Диреев лишь сжал зубы, так сильно, что на лице заходили желваки. Игнат не видел, а я вдруг поняла. Игнат прав, как говорил Рейнер, нельзя ослушаться воли Мастера, если только ты не любишь, или если Мастер сам лично не отдал приказ.

Я вздрогнула, но не от этой мысли, а от того, что Диреев резко вскинул голову и посмотрел прямо на меня, прямо через зеркало, так, словно видел насквозь. Испугавшись, я так неудачно смахнула зеркальце на пол, что оно разбилось.

— О, нет, — сокрушенно воскликнула я. Это было самое большое зеркальце, и оно мне понравилось. Как же теперь быть?

А вдруг он меня увидел? Почувствовал как-то. Боже, какой стыд. Нет, меньше всего мне хотелось бы, чтобы он меня поймал за подглядыванием, решит еще, что я как та приставучая бывшая из фильма с Глен Клоуз. Жуть. Все. Никаких больше душевных терзаний, хватит с меня. Если припрет, уж лучше я буду рыдать в подушку, чем снова пережить такое. Все! Выкидываем свои чувства на помойку, как это глупое зеркало и думаем об учебе, или о Крысе. И куда хвостатый запропастился, когда так нужен? Если бы он был здесь, я не решилась бы подглядывать. Чертов Крыс, все из-за тебя. Вот только попадись мне, все выскажу.

Меня разбудило чужое прикосновение. Думала Крыс, но это… Ой, мама! Рука, чужая, холодная рука. И эта наглая рука сейчас очень вовремя закрыла мне рот, а я даже пискнуть не успела. В голове пронеслись галопом стайки мыслей, одна хуже другой: «Кто это? Враг? Точно враг. Маньяк? Снасильничать хочет? Или еще что похуже? Каратели, мои убийцы решили меня добить? Или это J активизировался?»

— Хозяйка, ты спишь?

Тьфу, Нортроп, дурак. Чуть не лишил себя хозяйки. Блин, сердце так стучит, что помереть не долго.

В ответ я промычала что-то непонятное, и олух догадался убрать руку.

— Только не кричите.

— Ты чего, совсем ополоумел? Взбесился? Пора некроманта звать, чтоб упокоил?

— Зачем же сразу некроманта, — обиделся дворецкий.

— А затем, что подкрадываться ночью в спальню хозяйки чревато неприятными последствиями.

— Какими? — заинтересовался бывший скелет, и заозирался по сторонам. — У вас здесь еще одна шипящая обитает?

Дааа… дела. Видно крепко его моя бывшая хранительница — Агата впечатлила, если при каждом случае ее вспоминает. Но вернемся к нашим баранам, точнее к безмозглым дворецким.

— Нет. Хуже. Вот так однажды войдешь, и лишишься любимой хозяйки.

— Почему? — недопетрил скелет.

— Потому что окочурюсь я от заботы твоей. Или правду говорят, что живые дома иногда своих хозяев того? — подозрительно прищурилась я.

— Чего того?

— А того. На тот свет спроваживают. А может, это вы с домом и моего предка Бальтазара так однажды напугали? До сердешного приступа?

— Да как вы можете? — возмутился дворецкий.

— А вот чтобы мысли мне такие в голову не приходили, поведай мне дорогой, чего ты ночью сюда приперся? Не спится что ли?

— Хозяйка плохо думает о своем слуге. Слуга не заслуживает ее доверия. Слуга может сам найти некроманта и попросить себя упокоить.

Ну, все. Обиделся. Но и я на подобные уловки больше не поведусь. Научена горьким опытом с Крысом.

— Добавь к списку еще тот факт, что слуга чрезвычайно забывчивый, — совершенно серьезно ответила я, а потом не выдержала и рявкнула: — Сколько раз повторять, не называй меня хозяйкой?

— Прошу прощения, госпожа.

— Тьфу, — плюнула я и включила лампу. — Ладно, пошутили и хватит, колись давай, чего пришел?

Вот за что люблю этого скелета, он быстро забывает все обиды, за исключением одной — шипящей.

— Хозяйка Эльвира должна срочно пойти со мной.

Опять двадцать пять. Но хоть имя называет, и то радость.

— А что такое?

— Беда.

Беда? А вот это уже серьезно.

Я резко вскочила, забыв все свое недовольство, надела халат, тапочки и поспешила вслед за Нортропом.

— Да что случилось-то?

— Беда, беда. Большая беда, — запричитал Нортроп.

— Да где беда-то?

— В подвале, в подвале хозя… э… Эльвира.

Блин, не люблю подвалы. Мне сразу вспоминаются американские ужастики. Девушка спускается в темный, жуткий подвал, с перегоревшей лампочкой, а там ее маньяк с топором дожидается.

Наш подвал ничуть не уступал американским ужастикам. И в нем также как в фильмах, в самый ответственный момент перегорела лампочка. Короче, темень страшная, хоть глаз выколи.

— Не, я туда не полезу.

— Очень надо. Там беда, — принялся убеждать дворецкий.

— Да что за беда-то?

— Жуткая, жуткая беда, — не унимался дворецкий. Ну, я дура и повелась, полезла в чертов подвал, без фонарика. Догадайтесь с трех раз, что случилось дальше? Естественно, с моим везением чертова дверь закрылась, едва я повернулась, отсекая меня и от наглого дворецкого, и от света.

— Ах ты, гад! — в сердцах воскликнула я, ударив ногой по двери, со всего размаху. Взвыла, и чуть не навернулась с лестницы. Капец! Развели, как лохушку. И не в первый раз, между прочим. И кто сказал, что я — хозяйка этого дома ужасов? Да эти двое крутят мной, как хотят, маленькие и большие манипуляторы.

Так, и что теперь делать? Дверь заперта, внизу темно, страшно и совсем не хочется. Но другого выхода я не вижу. Потащилась на ощупь вниз. Полчаса тащилась, не меньше, и между делом костерила дом и вконец обнаглевшего дворецкого на все лады.

— Ну, погоди у меня, выберусь отсюда и сдам тебя некроманту на опыты, а ты, дурацкая деревяшка… продам. Ей богу продам.

Деревяшка не откликнулась, впрочем, как и дворецкий. Так что добралась я до низу уже не такая злая и возмущенная, зато совсем перестала бояться. Я, может, и наивная, но верю, что просто так, для развлечения, эти два заговорщика меня бы сюда не притащили. Значит, им что-то от меня надо. Вопрос: что?

Стоять столбом не улыбалось, и я начала изучать стеночки, на ощупь. Попутно молилась о том, чтобы здесь не было мерзких, гадких ползучих насекомых, или существ покрупнее.

Вдруг, я почувствовала под своими руками какой-то непонятный выступ. Обследовала его, ощупала со всех сторон, рискнула нажать и… оцарапала руку.

— Ай! Что за хрень? Ты совсем? Столбняком меня наградить хочешь? — прикрикнула я на дом, а меня внезапно пошатнуло, точнее даже не меня, а пол подо мной. Пришлось ухватиться порезанной рукой о стену. Блин, вот точно какую-нибудь заразу здесь подхвачу. Мало мне было бед.

Я уже решила разразиться новыми обвинениями, но тут случилось чудо. Хотя, какое чудо? Просто моему извергу дому надоело ждать, когда до глупой хозяйки дойдет, что стенка эта кровушки моей жаждет. Ох, чует мое сердце, тот кто строил этот дом был психом еще тем. Уверена, что темным. Только они на крови помешаны. Комарье, твою мать!

Короче, отъехала стенка, и свет тут же появился. Ударил по глазам, зараза такая, зато я теперь смогла оглядеться. Помещение, открывшееся моему взору, было старым, пыльным и не внушающим никакого доверия. Но там было светло. Что явно говорило в его пользу. Так что я вздохнула, закашлялась (пылюка в этом подвале видать веками собиралась) и вошла. Дааа… Вековая пыль на всем заставила задуматься: «а не хочет ли домик из меня новый скелетик соорудить?»

Похоже, это лаборатория. Колбы, всякие стеклянные штучки, как на уроках химии, стол, заваленный бумагами, кресло, в которое я бы сесть не рискнула даже под пыткой, много странных приборов и всяких штук, о назначении которых можно только догадываться. И снова бумаги. Я взяла пару листков в руки, ожидая, что они рассыпятся, или в пепел обратятся, но нет. Хорошую бумагу в древности делали. И здесь даже можно что-то разобрать. Если ты чешский знаешь. А я не знаю. Бесполезно это все. Бесполезная рухлядь и бесполезная затея. Впрочем, домику так не казалось. Он опять начал чудить. Ага. Запер меня в этом склепе без окон и дверей.

— Слышь ты, — разозлилась я. — Кто здесь хозяин? Я или ты? А ну немедленно открывай. Открывай, кому сказала!

Бесполезно.

— Дай только выбраться, и ноги моей в… тебе не будет. Понял?

В конце концов кричать в пустоту мне надоело. Если этот дурацкий дом меня здесь запер, значит, ему что-то нужно. Точнее мне что-то здесь нужно. Придется это что-то отыскать. Ох, чует мое сердце, что пока не найду, никуда отсюда не выберусь.

Так, для начала пороемся в столе, он лучше всего здесь сохранился. Хм, если подчистить, отмыть, подкрасить, неплохие деньги можно будет выручить на скупке старого хла… кхм… простите, антиквариата. В первых двух ящиках ничего интересного не наблюдалось, а вот третий, верхний был заперт. Пришлось искать ключ. Эх, эти квесты с загадками. Я люблю квесты и загадки тоже, но только когда я по эту сторону компьютера, щелкаю мышкой одной рукой и попиваю чаек с бутербродами в другой. А еще можно походить, воспользоваться подсказками и даже поставить игру на паузу. А как жизнь на паузу поставить?

Ключа не было. Нигде. Зато нож нашелся для писем, на удивление целый и совсем не ржавый. Я, конечно, слабо верила, что смогу, как медвежатник вскрыть замок, но с другой стороны, попытка не пытка. Я хотя бы попытаюсь.

Полчаса пыталась. Пока не выдохлась, устала и разозлилась окончательно.

— Чертов дом, чертов замок, чертов стол, пошли вы все!

От злости ударила по столешнице и… чудо чудесное все-таки случилось. Открылся! Открылся ящик. А в нем… Не, не драгоценности. Тетрадь. Похожая на ту, что подарила мне Ева. И на обложке черный дракон — символ Бальтазара Бьюэрмана. Неужели это его дневник? Серьезно? Подумать только. Эта книжка сама по себе несметная драгоценность.

Пока разглядывала книгу, не сразу заметила, что…

Мать моя не женщина! Мать моя — мать! Совершенно неожиданно ко мне подкрался… какой-то кулон на цепочке. Выполз из ящичка, на стол забрался и уже к моей руке примерялся. Я отскочила на полметра, а потом решила прибить гада. И оружие в руках имелось. Тетрадочка. Но гад и не думал убиваться. Отскакивал, уползал и все время примерялся к моей руке.

— Твою ж не мать! Чтобы я…

Бац!

— Еще хоть раз…

Бац! Бабац!

— Позволила втянуть себя…

Апчхи!

Пылища разлетелась по всей комнате. А чертова железяка нашла все же лазейку. На тетрадку мою запрыгнула. Умная тварюга оказалась. Я не успела руки вовремя одернуть, а она уже в запястье вцепилась. Да так, что и не отдерешь. А через секунду вообще ужас случился. Чертова тварь исчезла, а на руке моей, на самом запястье татушка появилась. В виде четырехлистника. Того самого.

— Твою ж не мать! Чертово видение сбывается.

Меня это настолько ошеломило, что я осела на пол. Не, с одной стороны это плохо, а с другой, мертвый предок плохого не посоветует. Ему ведь тоже не выгодно, чтобы единственная прапрапра и так далее, кони двинула. Логично? Логично. Так что будем думать.

— А ты ничего так. Креативненький.

В ответ татушка запульсировала, очень ощутимо так, запекло даже, огнем жечь начало. Эх, льда бы мне побольше, а лучше водицы ледяной.

И не успела я об этом подумать, как меня окатило.

— Ни хрена себе? — выдала я, хлопая глазами, вся мокрая и грязная, зато татушка пульсировать перестала. А я оценила ситуацию и начала усиленно думать: «денег хочу, много, миллион, нет, миллиард баксов из запасов самого Билла Гейтса или нет, какого-нибудь коррумпированного чиновника, их в мире, как грязи, море. Хочу денег, чтоб сыпались как дождь». И что вы думаете, посыпались? Ага, сейчас! Размечталась, дурища! Только расчихалась, то ли от пыли, то ли от водицы холодной.

Вот тут-то морда наглая в стенке и нарисовалась.

— Вот, ты негодник. Сразу не могли все объяснить? Беда, беда. Тьфу.

Но что с морды возьмешь. Висит, глазами хлопает, улыбается.

— Ты это… выпускать меня будешь?

Морда на мгновение стала еще хитрее, и исчезла. Стеночка отъехала, а когда я увидела, куда она отъехала, разозлилась по полной.

— Не, ну вы охренели совсем? Зачем в подвал-то было тащиться, если так можно?

Ага, из подвала прямиком в мою комнату. Войти-то я вошла, а стеночка и не думала задвигаться обратно.

— Ну что еще? — спросила у дома. Оказалось я старую книжонку позабыла на столе, а дому всенепременно понадобилось, чтобы я ее взяла. Пока допетрила, вся извелась. Зато вконец обнаглевшему дворецкому отомстила. Теперь у меня не просто дворецкий, а вешалка рогатая. Красотища, и в хозяйстве полезно.

Пока я с наслаждением закрывала дверь своей комнаты, с обиженным Нортропом за ней, Крыс заявился. Он как увидел нашу временную перепланировку, чуть умом не тронулся.

— Где это я? — спросил у грязного чучела с жуткими патлами и лихорадочно блестящими глазами. А когда чучело ехидно спросило скрипучим голосом:

— А куда господин хранитель направлялся?

Выпучился, на мгновение став похожим на рыбу, ту самую, которой был когда-то. Не признал в чучеле любимую подопечную.

— Элечка? Что с тобой случилось?

— Жизнь побила, неужели не видно. Вон как отходила. Прямо, и вдоль, и поперек. А где ты в это время был?

Чучело в моем лице грозно подбоченилось и уставилось на хранителя.

— А я… это… там…

— Там? Какое там? Где там?

— Там…

Крыс совсем растерялся, а решила прекратить валять дурака, а то чего доброго хранитель инфаркт заработает. Интересно, а у них инфаркты бывают? Я тут же и поинтересовалась. У Крыса задергался хвост и, почему-то глаз, левый. И какая между ними связь? Ума не приложу.

— Эй, дом, закрывай стеночку, — приказала я, бросила книгу на кровать, и оставив Крыса гадать, «а что это все было?», потопала в ванную.