Домой я пришла без четверти одиннадцать. Все боялась опоздать, иначе накажут. Родители в этом вопросе очень строгие. Но милый дом встретил тишиной и пустотой. Я сняла сапоги, повесила куртку, недоумевая, куда подевалось мое семейство, даже кошка не вышла, как обычно встречать. И тут в абсолютной тишине послышалось:
— Бу!
Я так и подскочила. Чуть сердце не выплюнула от страха.
— Крыс, мать твою, напугал, дурак.
А этот паршивец хвостатый виноватым себя совсем не чувствовал. Спокойно сидел на тумбочке и намывал усы. Нет, я когда-нибудь его точно в клетку посажу.
— И где ты шлялась?
— Где шлялась, там уже нету. Мал ты еще такие вопросы задавать, — буркнула я и попыталась схватить хвостатого за ус. Не дал, увернулся.
— Но, но. Руки прочь. Пошли лучше чай пить с ватрушками.
— Мама напекла?
— Даааа, — расплылся в улыбке крыс, — Твоя мама золото. Только из-за ее кулинарных талантов я тебя терплю.
— Учту, на будущее.
На кухне крыс оказался не один. Дядюшка Петр составлял ему компанию.
— Добрый вечер.
— И тебе не хворать, Элечка, — доброжелательно поздоровался домовой и налил мне кружку ромашкового чая. Гринфилд. Хороший чай, но не бабушкин. Этот обычный, а тот волшебный, из настоящей, собранной и высушенной своими руками ромашки. Точнее бабушкиными руками. А они у нее золотые. Все, за что она берется, выходит именно так, как надо. Я скучаю по ней.
— Так куда родители подевались?
— Там, на холодильнике записочка висит, — просветил домовой.
Я обернулась, вытащила из под жабы-магнита записку и прочитала:
«Уехали к бабушке. Будем завтра утром. Женьку в школу сами отвезем. Борщ в холодильнике разогреешь. До поздна за компьютером не засиживайся. И включи, наконец, телефон. Папа волнуется».
— Если бы он у меня был, — прокомментировала я записку мамы.
— Кто был? — заинтересовался Крыс и потянулся к бумаге.
— Телефон. Я же посеяла в торговом центре, помнишь?
— Помню.
— Это такой серенький, с зайцем? — спросил дядюшка Петр.
— Он самый. Эх, хороший был телефон. Почти новый.
— Так почему был? Я его на телефонной полке сегодня видел, — просветил домовой.
— Где?
Я бросилась в прихожую. И точно. Лежит родимый. И даже брелок в виде зайца сияет идеальной чистотой.
— Что-то я не понимаю.
— И я, — поддержал мое недоумение хвостатый, — Эль, а ты его точно потеряла?
— Точнее некуда.
— Тогда как же он здесь оказался?
— Как, как, — просветил дядюшка Петр, — Его мужчина принес. Я сам видел. Он долго с твоими родителями, Элечка, беседы беседовал, а как уходить собрался, так телефончик-то и положил. Меня заметил и подмигнул.
— А как…как он выглядел? Вы разглядели?
— А чего не разглядеть-то? Чай не слепой. Красивый мужчина, вампир. Да, эти все красивые. Природа у них такая. Соблазнять одним своим видом. Наш народ, их не очень любит. Но этот не такой. Из особого отдела. Да и в дом вошел, значит, не со злом приходил.
— А шрам у него был?
— Был. Кривой рубец через всю щеку. А ведь вампира так исполосовать, да чтобы шрам остался непросто. На них же, как на кошке все заживает.
— Ничего не понимаю, — задумчиво пробормотала я.
— И я, — загрустил Крыс.
— Кстати о кошках. А где Багира?
— Где-то прячется, паршивка. Но я найду, и кому-то хвост пооткручиваю, — громко и отчетливо проговорил Крыс, чтобы и глухой услышал.
— Ты снова терроризируешь нашу кошку?
— Она заслужила.
— Это чем же?
— А тем, что Женьке меня выдала. Я думал, смоюсь из ее сумки, она и не заметит. Но тут эта блохастая метелка объявилась. И давай вокруг сумки круги наворачивать. Ну, сестрица твоя и смекнула, что здесь что-то не так. Внутрь заглянула, а там я. Орева было. Чуть не оглох. А потом вообще чуть не утопили меня.
— Как?
— Лучше спроси где. В унитазе.
— Да не может быть?! Женька не способна на такое зверство, — не поверила я, а дядюшка Петр подтвердил:
— Конечно, не может. У Женечки сердечко доброе, только возраст сложный.
— Сложный, сложный??? — вскипел хвостатый, — А то, что меня чуть не утопили…
— Так нечего было мертвым прикидываться, — встал на защиту сестрицы домовой.
— Я с перепугу.
— Вот и она с перепугу.
— А все ты виновата, — перевел стрелки на меня Крыс, — Если бы не ты, я бы нежился в любимой постельке, а не провел весь день в стеклянной банке, как какой-то, какой-то…Крыс.
— Так ты и есть вроде…
— Да, потому что тебе так угодно. Эх, повезло же мне с хозяйкой. Имени, и то не добьешься.
Уж и не знаю, чем бы эта наша перепалка закончилась, если бы дядюшка Петр в очередной раз не встал на мою защиту. Наверное, мы бы с Крысом разругались в пух и прах, и я не узнала бы, что он выяснил о Женьке. А информация была аховая.
— Женька твоя собирается что-то страшное устроить, — «обрадовал» Крыс.
— Что страшное? Ты конкретнее говори. И желательно, с самого начала.
— Ладно, — вздохнул хвостатый и отпил глоток из своей маленькой чашки с чаем. И где только такую откопали? — Мне снился сон. Огромный кусок прекрасного, вкуснейшего, восхитительно пахнущего сыра маасдам, я тянулся к нему, хотел отломить кусочек, чтобы попробовать, но тут…
— Что? — спросил заинтригованный домовой.
— Что, что. Элька пришла и всю малину испортила.
— Крыс, — строго сказала я, — У меня терпение не резиновое.
— У меня, между прочим, тоже, — парировал грызун, но мой раздраженный вид заставил его перейти в более конкретное русло, — Пришли мы в школу. Женька бросила сумку на пол, не глядя достала тетрадки. И слава богу, а то запалили бы меня.
— Крыс, ближе к делу.
— Да я уже приближаюсь. Ничего путного я не услышал. Женька уходила, но сумку и меня заодно с собой не брала. Потом мы домой собрались. Вот тут-то все и началось:
— Ты уверена, что стоит идти? — спросила Аня.
— У меня нет выбора. Если я проигнорирую его, он придет сам.
— Хорошо, что тебя наказали.
— Очень вовремя, — согласилась Женька, — Это дало мне время подумать. Я не могу так больше, Ань.
— Я тоже. Но у нас нет выхода. Матвей не даст тебе уйти.
— Значит, я его заставлю. У меня есть кое-что на них.
— Что именно?
— Потом. Не хочу, чтобы нас кто-нибудь подслушал.
— И это все? — нетерпеливо спросила я.
— Ты дальше слушай, — шикнул Крыс, — Потом пришли эти. Я даже в сумке ощущал их.
— Инкубы.
— Да. А откуда ты знаешь? Элька. Ты что, за ними следила?
— Только ты не начинай. Мне хватило нотаций от моего…
— От кого? — насторожился крыс.
— От моего внутреннего голоса, — солгала я. Сама не знаю почему. Просто не сказала.
— Хм, хоть кто-то в твоей черепушке здраво мыслит, — тем временем продолжил грызун, — А я думал, там все безнадежно.
— Ну, ты и хам. А еще мужчина.
— Это я любя. Да и кто, кроме меня тебе правду скажет?
Хорошо отмазался. Не подкопаешься.
— Ладно уж, что там дальше было?
— А дальше они начали спорить.
Крыс рассказывал, а у меня в голове картинка воспоминание образовалась, только теперь она сопровождалась голосами.
— Здравствуй, Женечка, — поздоровался Матвей, а сестрица в этот момент вздрогнула, не то от холода, не то от его прикосновения, — Почему не звонишь? На мои звонки не отвечаешь?
— Ты же знаешь, Матвей, меня наказали.
— Родители, с ними иногда не просто бывает. Если они есть, конечно.
Женька снова вздрогнула.
— Ты мне угрожаешь?
— Что ты милая, какие угрозы, — усмехнулся он, — Но как только закончится твое наказание, я жду тебя в клубе.
— А если нет. Если я больше не хочу.
— А тебя никто и не спрашивает, милая. Никто тебя туда силком не тянул, никто не заставлял это делать. Ты сама. По доброй воле, забыла?
— Не забыла.
— Вот и хорошо.
— Ты такая сладенькая, когда дуешься.
— Пусти.
— Что, ему позволяешь, а мне нельзя даже прикоснуться?
— Ты всего лишь шавка хозяина. Скажет служить, будешь служить. Вот и сиди себе на цепи.
Эти ее злые слова разозлили парня, он вспыхнул, словно свечка, схватил Женьку за куртку, вот тогда-то Аня и вмешалась, за что чуть не поплатилась серьезной травмой.
— Мне так и хотелось вцепиться ему в рожу. Гад. На девушку нападать, — бушевал Крыс, — Скотина он, а не мужчина.
— Эх, хотела бы я посмотреть на это.
— Я побоялся, что невольно тебя выдам. Эти твари, в отличие от других, видят нас насквозь.
— И правильно сделал. Нам светиться сейчас нельзя. Тем более, что этот Матвей не главный. Есть кто-то другой. Крыс, а ты больше ничего не слышал? Что за компромат у него на этого Матвея?
— Не знаю. Но что-то очень серьезное. То, за что можно и головы лишиться.
Может, это то самое видео? Хотелось бы. Ох, как хотелось бы все поскорее выяснить. Но Женьке лучше держаться от всего этого подальше.
— Нам надо узнать, что за компромат. Дядюшка Петр, поможете?
— Да чем же, Элечка?
— Послушаете, поглядите. У нас с Крысом к комнате Женьки доступа нет, а вот вы, совсем другое дело.
— Так то оно так, Элечка. Но в технологиях ваших я ведь не разбираюсь.
— И не надо. Вы просто слушайте. Женьку выпустят в воскресенье, значит, до этого момента мы должны все узнать и избавить ее от этого гада.
— Опасное дело ты задумала, Элька. Инкубы очень непредсказуемы. И, в отличие от вампиров, они могут убить.
— Это каким же образом?
— Эль, это вопрос из разряда закрытых.
— Да блин, — разозлилась я. Иногда, эта чертова загвоздка с именем здорово раздражает.
— Прости.
— Ладно, забей. Не твоя вина. Найду информацию по-другому. К тому же и времени у нас не так много осталось. До воскресенья только. Пришло время играть в открытую, чем бы вся эта история не закончилась.
— Эль, ты только это…не рискуй понапрасну, — испугался непонятно чего Крыс.
— Не буду, — пообещала я и ушла в свою комнату. Только не уверена, что смогу сдержать обещание.
До двенадцати было немного времени, поэтому прежде чем лечь спать, я включила компьютер. Мне очень хотелось рассмотреть получше фотки со дня рождения Стервозы. Пускай я украду у себя же лишний час сна, но, может, отвечу на некоторые свои вопросы. А у меня их накопилось не мало.
Знаю, никакой это не фотошоп. Да и зачем? Вот именно, что незачем Катьке выдумывать все это. Значит, я действительно там была. Конечно, я на всякий случай спрошу у нее завтра, прежде, чем идти с претензиями в больницу. Это все походит на какой-то большой фарс, с единственной целью, обмануть. Всех. Включая меня же. Все дело в тех двух неделях. Я уверена в этом. Браслет, волосы, даже лак на ногтях, такое не сделать за один день. Да еще эта машина непонятная, на которой я врезалась, и парень. Просто тень на фотографиях, размытый образ, как и мое прошлое, далекое и загадочное, которое никак не удается захватить. Может, у Кати есть еще фото, может, на них он не настолько эфемерен. Мой загадочный спутник. Уверена, именно его я видела в своих снах, кто-то, кого я думала, что люблю. Теперь, когда я знаю, что это такое, уже не так уверена, как на этих фото. По крайней мере, я что-то чувствовала к нему.
— Так и думал, что ты в комп пялишься, — хмыкнул крыс, заглянув в приоткрытую дверь, — Спать ложись, ночь скоро пройдет.
— Да, сейчас, — отмахнулась я, а потом решила задать неожиданный даже для меня самой вопрос, — Крыс, а как ты меня нашел? Как вообще хранители находят своих подопечных?
— Мы просто чувствуем. Ты ведь не первая у меня, Эля.
— Как-то двусмысленно это прозвучало, — хмыкнула я.
Крыс перебрался на стол и продолжил:
— Нам мужчинам положено, мы изначально должны быть опытнее и умнее вас.
— Хочу поспорить, но не буду.
— Вот и не спорь. До тебя у меня было три подопечных.
— И все мужчины?
— Да. И теперь я понимаю, что с женщинами куда сложнее. Эти ваши эмоциональные вспышки, недоверие, безголовость.
— Эй!
— А что ты возмущаешься? Так и есть. Если бы тебе прислали хранителя твоего пола, все было бы проще.
— Не могу не согласиться.
— Но тут уж выбирать не приходится.
— Как-то не радостно ты это сказал.
— А чему радоваться? Я троих своих подопечных схоронил. И ведь смирился как-то. А если ты кони двинешь, я ведь тоже.
— Мило. Я должна, наверное, пищать от радости.
— Дура ты, — плюнул крыс, — Я сказать пытаюсь, что люблю тебя.
Я умилилась. Сегодня все почему-то мне в любви признаются. Магнитные бури что ли? Но я не против. Как можно быть против таких прекрасных слов. Наоборот. Тепло как-то на душе стало. Я ведь тоже люблю этого паршивца.
— А что ты про коней говорил?
— Шутишь? Издеваешься над стариком?
— Да какой ты старик, Крыс? Ты мужчина в самом соку.
— Правда? — засмущался Крыс, — И седины не видно?
— Какая седина, ты о чем? А если и появится, закрасим. Мы тебя еще женим на какой-нибудь крыске, хочешь?
— На крыске не хочу, — ответил Крыс, а у самого кончики ушей зашевелились. Эх, темнит что-то грызун. Кажись есть у него уже зазноба.
— А ну рассказывай, что за девушка украла твое сердце?
— Ее Милана зовут.
— Ух ты, красивое имя.
— Она и сама красивая.
— Тоже крыса?
— Да что ты заладила, крыса, крыса. Мы хранители конкретной формы не имеем. Это для подопечных своих принимаем привычную им форму.
— Привычную? Да я до встречи с тобой крыс на дух не переносила.
— Скажи спасибо, что я не таракан.
— А что, и такое бывает?
— И не такое бывает, — ответил крыс, — Я для первого своего подопечного был ястребом. В небе мог часами летать. И мышей на завтрак ел.
— Похоже, это кара небес. Теперь ты и сам крыса.
— Издеваешься, да?
— И в мыслях не было, — открестилась я, пытаясь скрыть улыбку. Крыс все равно заметил, но не надулся по своему обыкновению. Думаю, ему очень хотелось рассказать о своем героическом прошлом. А оно оказалось действительно героическим. В средние века мой крыс был ястребом у знаменитого Черного рыцаря. Чем он был так знаменит, я не знаю, но видимо, крысу это время очень нравилось.
— Вдвоем мы были непобедимы.
— Но он ведь умер?
— Да. Помер бедняга.
— Убили?
— Да нет, напился как-то и звезданулся с лошади. Шею сломал. А я говорил, не пей, Прошка. Это до добра не доведет. Но разве меня кто-то слушал? Я ведь всего лишь птица.
— Прошка?
— А что? — воинственно упер лапы в бока крыс, — Ты что-то против имеешь?
— Да боже упаси мне встать между мальчишками и их играми. Просто имя чудное.
— Нормальное имя.
— А тебя он как называл?
— Ру… — начал произносить крыс, а потом спохватился, весь затрясся и закрыл морду лапами, — Ах ты паршивая девчонка. А ну живо спать.
— И чего ты злишься? Это может стратегический ход у меня такой.
— Да пойми ты, даже если имя скажешь, но не прочувствуешь, ничего не получится.
— Но попытаться-то можно?
Крыс не ответил. Обиделся. Ну и зря. Я ведь не со зла.
— Крыс, ну не обижайся.
— Я не обижаюсь. Просто поздно. А меня сегодня чуть не утопили.
— А про второго и третьего завтра расскажешь?
— Расскажу, расскажу, только отстань пиявка.
— Хорошо, Руся.
— Мимо.
— Руслан?
— Мы спать вообще будем?
— Неужели Рулька?
— Сама ты Рулька. Спи уже.
Делать нечего, пришлось подчиниться. Завтра мне предстоит очень тяжелый день. А когда с момента комы он был простым? Что-то я такого дня не припомню. Зато и скучать не приходится.