Сестра пришла вечером. Усталая и безразличная ко всему. Бросила маме:

— Привет.

И закрылась в своей комнате.

Я постучалась к ней.

— Жень, к тебе можно?

Она не откликнулась.

— Нам нужно поговорить. Это важно.

В комнате заскрипела кровать, через секунду щелкнул замок, и я вошла. Комната сестры разительно отличалась от моей. Мне, как художнику, нужен был свет. Поэтому родители отвели самую солнечную комнату, покрасили стены в светло-бежевый оттенок, купили нежно-розовые занавески, чтобы ничто не могло поглотить свет. В ее же комнате было слишком мрачно. На стенах темные готические плакаты, много красного, черного, синего. Прямо как цвет ее ауры, который, кажется, еще больше потемнел с момента нашей последней встречи. Точнее единственной встречи в реанимации почти месяц назад.

— Чего ты хотела?

— Спросить, как дела?

— Тебя интересуют мои дела? — хмыкнула она. Не зло, но враждебно, словно я змея, готовая вот-вот напасть. И когда мы успели стать такими?

— А почему нет? Ты моя сестра. Я тебя люблю. Да, мы не дружим, у нас разные интересы, желания, мечты, но я люблю тебя.

— Что ты заладила, люблю, сестра? Думаешь, мне нужна твоя любовь. Да мне пофиг. Сестра, ха. Лучше бы тебя не было, лучше бы ты сдохла в этой больнице.

— Кому лучше Жень? Тебе? Маме с папой? Кому?

— Они всегда тебя больше любили, я родная. Я — не ты. И он тебя любит. Все твердит Элечка, Элечка. А меня просто тошнит от вас, от вас всех.

— Жень, я же не виновата…

— Да ты никогда ни в чем не виновата, — взорвалась сестра и оттолкнула меня. Я не удержалась на ногах, упала, а она распахнула дверь и убежала.

На шум пришел папа. Увидел, что я потираю ушибленную руку и бросился за Женькой. Накричал. Точнее оба кричали, а я сидела на полу и пыталась сдержать слезы. Не обиды, нет. Сожаления, что все настолько испорчено. Я как-то незаметно потеряла сестру и приобрела врага. Когда? Почему? А главное, почему я так долго этого не замечала?

Наверное, потому, что действительно слишком разные. Странно, но у меня всегда была куча друзей, и в школе, и во дворе, к нам домой постоянно кто-то из них приходил. Мы тусовались вместе, дружили, придумывали что-то. А Женька…я не могла вспомнить ни одного ее друга. А есть ли вообще у нее друзья? Кто она в школе? Фрик, изгой, чудачка? Почему я никогда не задавалась этим вопросом? Почему?

Я тяжело поднялась, опираясь на упавший костыль. Папа вернулся. Хмурый, взъерошенный какой-то. Обнял меня.

— Пап, да я в порядке. Подумаешь, упала.

— Не защищай ее.

— Пап. Она не виновата, правда. И не стоило так…

— Тебе нельзя напрягаться. Тебе покой нужен, а эта девчонка только усугубляет.

Я удивилась. Когда это папа стал так относиться к родной дочери? Такое пренебрежение в его голосе сквозило. Но за ужином я поняла, почему родители так на нее злятся. Все дело в ауре. Синяя и оранжевая. Они отталкивались друг от друга, шипели, словно встретившиеся на дороге коты, готовые вот-вот вцепиться друг в друга, но медлят. Вдруг соперник сильнее? И здесь я видела нечто подобное.

Ужинали в тишине и напряжении. Папа пытался меня о чем-то расспрашивать, но я была всецело поглощена аурой Женьки, которая и ко мне проявляла непонятную агрессию. Захотелось зарисовать все это. И подумать обо всем.

— Я хочу со следующей недели в школу вернуться, — неожиданно выдала я. Неожиданно для всех, и для себя тоже.

— Милая, ты думаешь, это разумно?

— А почему нет?

— Но ты все еще с трудом ходишь.

— Так хожу же. Я правда хочу. Устала уже от стен и безделья.

— Ну, ладно, — задумчиво сказал папа, и напряжение немного спало.

Вернувшись в комнату, я немного обалдела. Мой крыс дубасил своим хвостом по морде Багиры с грозным криком:

— Отвянь, животное. Я без боя не дамся. Сгинь, блохастая.

А та сидела на задних лапах с совершенно потерянной мордой и «квадратными» глазами. А завидев меня, метнулась в коридор.

— Бедняжка. Ты ее совсем замучил.

— Это кто кого замучил еще, — хмыкнул крыс, — Я два часа прятался в старой, вонючей коробке в надежде, что эта хвостатая свалит. А у меня еще дел куча. С вашим домовым надо познакомиться, дом обследовать, проверить, нет ли здесь…в общем полно дел.

— Погоди. С кем ты собрался знакомиться?

— С домовым.

— А они бывают?

— И этот вопрос задает мне та, кто ауры видит и с крысой разговаривает, — хмыкнул крыс, — Кстати, ты имя не вспомнила?

— Намекнешь, может?

— Сама должна. Нам еще столько предстоит. Твое обучение не начнется, пока имя не вспомнишь.

— Какое еще обучение?

— Такое. А ты думала в нашем мире все так просто? Нет. У нас законы есть, правила. А ты ходишь, всех своим видом привлекаешь, да еще без защиты. Я не всегда могу быть рядом, Эля. Понимаешь?

Ничего я не понимала. Вообще ничего. И с этим «ничего» надо что-то делать.

— Хорошо, давай по порядку. Ты говоришь, я знаю твое имя. Так?

— Так.

— И когда его назову, ты откроешь мне тайны бытия?

— Не бытия, нашего мира.

— Нашего? А этот какой?

— Все тебе расскажи. Имя назови.

Да. Я села на кровать и пригорюнилась. Замкнутый круг какой-то выходит.

— Ладно, ты тут вспоминай, а я пошел.

Крыс спрыгнул со стола на кровать, с кровати на пол и остановился.

— Ты что-то забыл?

— Может, мне кто-нибудь дверь откроет? Я, знаешь ли, в щели пролезать не умею.

— Да что ты говоришь? А я так надеялась, — хмыкнула я и выпустила грызуна в неизведанный мир нашей трешки.

Немного посидев в тишине, я решила включить компьютер. Надо же узнать, что новенького произошло, пока я в коме пребывала. Так, что тут у нас? Почта — 1200 сообщений. Реклама, спам, еще спам, реклама. О, письмо. Странное какое-то. Некто под именем Vекс, причем именно так и было написано, предупреждал меня в своем странном, пугающем письме: «Не верь никому, даже друзьям». Это что? Тоже очередной спам? Интересно, и что же он рекламирует? Я полезла на свою страницу в контакте. Надо же. А друзей у меня прибавилось за полтора месяца. И то же сообщение от странного Vекса: «Не верь».

Я решилась написать ему: «Чему не верить? Кто ты?»

Он был в офлайне сейчас, так что ответа можно не ждать в ближайшее время. Зато Ленке написать можно, о моем решении вернуться в школу.

«Привет, подруга, я тебя завтра жду».

«Я помню, хорошо, что тебя выписали. Не придется больше дышать этим тошнотным запахом больницы».

«И никакого сочувствия».

«Кстати, когда тебе уже мобильник купят???? Предки совсем зажмотились???».

«На домашний позвони».

«Фу, прошлый век».

«Можно по скайпу?»

«Брат подслушать может».

«Погоди, он что, вернулся? Когда?»

«Я говорила».

«Нет, не говорила».

«Да говорила».

«Нет. Я бы такое запомнила».

«Да я точно помню. Ты мне позвонила на следующий день после клуба, сказала, что родители отправляют к бабушке до конца каникул, а тут мой брат явился».

Я прочитала сообщение и откинулась на стуле, недоумевая. Странная история. Один потерянный день до комы и реанимации, в который я умудрилась позвонить и Ленке, и родителям. Зачем? И что же такое могло со мной случиться? Кстати, перекраситься надо, я ничего не имею против блондинок, но мой естественный, русо-каштановый цвет меня как-то больше устраивал.

«Ладно, я жду тебя завтра. Поговорим».

«Давай. Пока».

«Пока».

Я уже хотела отключиться, но тут пришло сообщение от моего призрачного друга Vекса, у которого даже аватарки не было.

На мой вопрос: «Кто ты?» он ответил весьма лаконично.

«Друг».

«Откуда ты меня знаешь?»

«Встречались».

«Почему ты пишешь, чтобы я никому не верила?»

«Потому что ты в опасности, девочка, видящая ауры».

Я аж подпрыгнула, и давление подскочило так, что закружилась голова. Никогда не страдала приступами паники, но, кажется, сейчас это было то самое.

«Кто ты? Откуда меня знаешь?»

Я отправила, а он исчез. Не просто из онлайна. Вообще из контакта, словно и не было никогда. Мамочка моя, это что же происходит-то такое? Откуда он узнал? Что еще знает? Друг ли он, как говорит? Или опасный и неизвестный враг? Может, я поторопилась со школой? Может еще подождать? Ведь никто не торопит. Родители только «за» будут. Но как же Женька? С ней что-то страшное творится. И пока я не разберусь, как ей помочь, буду рядом. Единственное, что могу сейчас.

— Эй, чего сидим, сопли жуем?

Крыс неисправим. И судя по округлившемуся брюшку и походке вперевалку, его на кухне накормили.

— Как домовой?

— Мировой мужик. А ты встань с холодного пола, а то в больницу снова поедем.

— Это он тебя накормил? Чем кстати?

— Не, это мама твоя. Я ее уже люблю. А как она готовит. Ммм. Котлетки просто песня.

— А я думала, ты только по сырам.

— Ты наши сыры ела? Сплошная отрава. А Российский вообще непонятно из чего делают. Я тебе как специалист говорю. То, что продают в Ашане жрать нельзя.

— Так мы не там берем, наверное.

— Кстати, занятная у вас масочка на кухне висит.

— Та страшная штуковина, что бабушка подарила?

— Ну, я не в курсе, кто ее подарил, но могу сказать одно. Пока она здесь, я за тебя спокоен.

— Почему?

— Имя назовешь, расскажу.

— Тьфу, — плюнула я и тяжело поднялась.

Ох, как же я хочу узнать это чертово имя. Ведь достал, ей богу.

— Так, я спать.

— Иди, иди, красотка моя.

— И не стыдно тебе, по больному бить?

— А что я такого сказал? — удивился грызун и посмотрел самыми честными глазами на свете. Вот только морда так и осталась хитрой, как у лиса.

— Лис, Маркиз, Серый, Хвост, Барбос?

— Дура.

— Обжора?

— Спи уже.

— Ну, хоть намекни. Один разок. Я же умру от раздумий.

— А тебе есть чем думать? Слышал, у блондинок в черепной коробке только одна извилина обитает, хочешь, скажу какая?

— Не хочу. И я не блондинка.

— Сказала та, у которой волосы пшеничного цвета.

— Крашеная. Чуешь разницу?

— Да не оправдывайся, дорогая. Я все понимаю, — вздохнул Крыс, — Сочувствую.

— Слышь, серый, а ты завидуешь что ли? Так мы в миг исправим, — разозлилась я. Нет, ну что за язва мне такая в хранители попалась?

— Все, все. Молчу.

— Вот и молчи, — буркнула я и принялась раскладывать кровать.