Илана уже несколько дней ходила сама не своя. Что-то происходило внутри нее. Ощущалось какое-то томление в груди, словно зов, которого не понимала и безумно боялась. Но поговорить об этом с Рей не решалась. Было страшно и плохо. И это что-то находилось в комнатах травницы, сейчас пустующих.

Она могла бы проникнуть туда, даже почти решилась на столь явное безрассудство, если бы не Жанна. Она словно преследовала ее. Иногда ей казалось, что так и есть. Но в один из дней, когда Жанна осталась с приболевшим сыном, она решилась. Прошла по коридору почти спокойно, даже не взглянула на стражей, хотя все те мгновения, что шла, ей казалось, что они наблюдают за ней, знают все ее секреты и стоит только ей войти в комнату, схватят и бросят в сырую темницу. Но, завернув за угол и оказавшись перед дверью, поняла, что за ней никто не гонится и не собирается нападать. Она всего лишь никто. И не стоила внимания даже стражников. Обидно немного. Не то, чтобы она хотела, чтобы ее поймали, но была бы не прочь, если бы все эти вельможи во дворце и даже слуги проявляли чуть больше почтения.

Повернув ручку, она бесшумно проскользнула внутрь. Прикрыла дверь, оказавшись в кромешной темноте, и на ощупь попыталась найти источник зова. А еще чертыхалась сквозь зубы и проклинала себя за то, что даже не удосужилась взять фонарь. Наконец, она добралась до комода, ощущая, что именно здесь находится источник ее странных чувств. И едва открыла ящик, как ее руку перехватили, а рот зажала рука в кожаной перчатке. Хватка незнакомца была настолько сильной, что она начала задыхаться. В глазах потемнело от страха и нехватки воздуха. Но внезапно хватку ослабили, и она могла глубоко вдохнуть всей грудью, а потом закашлялась. В темноте она не много видела, но и этого хватило. Незнакомец был очень красив какой-то первобытной, животной красотой. По-своему притягателен. И он также пришел за камнем. Взял его из комода и напрягся еще больше.

— Четвертый, — почти неслышно проговорил он, рассматривая камень. Очевидно, его эта темнота не смущала.

— Кто вы? Что вам нужно? Я закричу.

— Не закричите, — хмыкнул он, а потом перевел взгляд на нее и напрягся еще больше. То, как он ее рассматривал, словно не мог понять и с удовольствием бы вскрыл, чтобы развеять свои сомнения, вызывало страх и дрожь где-то внутри. А когда он приблизился и даже коснулся ее лица, попыталась сбежать. Не дали. Схватили, больно ударили о стену, и на удивление теплая рука схватила за подбородок, не давая шанса увернуться. Он смотрел и смотрел ей в глаза, пугая своим взглядом до чертиков. Словно в душу глядел, а ей так хотелось отвернуться от этого страшного взгляда и уйти. Пыталась вызвать свою вновь обретенную магию, но лишь сильнее дрожала.

— В тебе что-то не так. Ты…

Он не успел договорить. Послышался гул, холод пробежался по ногам, и в темноте комнаты кто-то появился.

— Какого черта здесь творится? — спросила возмущенная и недовольная Рей, а Илана улыбнулась и перестала дрожать, понимая, что теперь все будет хорошо. Но каково же было ее удивление, когда вместо того, чтобы убить нападавшего, посмевшего ее так сильно напугать, она улыбнулась и позволила ему себя обнять.

* * *

В Морию возвращаться не хотелось. Вообще расставаться с ним с каждым разом становилось все труднее и труднее. Он — моя персональная, любимая грелка, мой сдерживающий фактор, мой стимул жить дальше. Он — все, что я хочу. Не его титул, вся та власть, что таится где-то внутри, прячется от меня, когда мы вместе. Иногда я вижу ее, и любопытство, с которым она на меня смотрит. Присматривается. Конечно это бред. Плод моего воображения, но так легче для меня. Я люблю и принимаю того Рейвена, которым он был, и совсем не знаю нового. Наверное, и этой новой части его я дам шанс, попытаюсь понять и принять. Потом. Но не сейчас.

Рейвен ушел готовиться к помолвке. Договорились на следующий месяц. Мы решили обойтись без связующего ритуала, так как уже были связаны. Но для людей, адеонцев, совета, всего мира надо было устроить такую показательную, грандиозную и очень пафосную церемонию, с нами в главной роли. Что ж. Я потерплю, если так надо. Вот только ускориться бы не помешало. И для начала надо завершить начатое с моей подопечной дело. А то что-то я совсем расслабилась и забыла об этой неугомонной девчонке, которую ни на минуту нельзя одну оставить, чтобы не влипла в неприятности. Вот и сейчас, стоило оказаться в темноте своей комнаты и зажечь светлячка, как обнаружила ее и какого-то незнакомца, который как муху прибил ее к стене и нагло рассматривает.

— Какого черта здесь творится? — грозно спросила я, собираясь если не драться, то натравить на ночного вора своего анвара. Но, когда он повернулся, я с удивлением узнала в нем…

— Яр?!

Он мгновенно отпустил девчонку. Обнял даже. Весь заросший, усталый какой-то, а в глазах тоска, которая сменилась лихорадочным блеском, стоило ему только прикоснуться. А потом с неохотой отпустил и поглядел в глаза Эйнара.

— Авалес енс? — спросил он на незнакомом мне языке.

— Норхес, — почти равнодушно ответил Эйнар, а вот руки в кулаки сжались.

— Поссар, — презрительно почти плюнул Яр и отвернулся.

— Мне кто-нибудь объяснит, что это за обмен любезностями?

— Нет, — синхронно сказали оба. А я настаивать не стала. Не маленькие. Сами разберутся.

— Эйн, ты не проводишь девушку до ее комнаты?

— И оставить тебя с ним? — скептически хмыкнул анвар.

— И это говорит «преяр»?

— Заткнись, — прошипел Эйнар и так страшно посмотрел. Вот-вот набросится. А это слово я уже слышала, и совсем недавно. Вот только не вспомню, что оно значит.

— Так, давайте не будем кричать, а то стража сбежится. А это никому из нас не нужно. Так что, Эйнар, сделай как прошу. Пожалуйста.

Он нехотя кивнул, но продолжал сверлить взглядом побратима.

— А ты… — обратилась к совсем запуганной девушке, — С тобой мы утром поговорим.

Они ушли. А я устало села на подлокотник кресла.

— За камнем пришел?

— Отдашь?

— Ты чувствуешь в нем силу?

— Да. Этот камень — один из семи. По легенде, если собрать их воедино, то Тринон снова обретет величие, которое потерял.

— Что-то я не поняла, разве Тринон не стерт с лица земли?

— Анвары постарались, чтобы так и было. Но… некоторые из нас, горстка, выжили. Мы построили новый дом. Я буду рад показать тебе его. Твое наследие.

— Я не знаю, будет ли у меня время и возможность.

— Боишься? — догадался он.

Ну, еще бы. Нет, я знала, что где-то остались побратимы, но не думала, что смогли создать сообщество и как-то жить, существовать, прятаться.

— Рано или поздно тебе придется вернуться к истокам. Пусть не сейчас, но когда ты завершишь слияние.

— Может быть, — согласилась я, не желая развивать тему, — Как ты?

— Лучше, чем ожидалось, — ответил Яр, — Иногда хуже. Но она счастлива. Мне достаточно.

— Врешь?

— Вру. Но и поделать ничего не могу. Люди непостоянны. Они могут в течение жизни уходить и возвращаться, любить и терять любовь, забывать, изменять, предавать.

— Ты так это воспринимаешь, как предательство?

— Она женщина. Я не могу ее винить за то, что любит другого.

— Мне очень жаль.

— Да. Мне тоже.

Мы помолчали, каждый думая о своем. Я видела в его глазах, нервных движениях, то и дело сжимающихся кулаков, что он хочет пойти туда, увидеть ее хоть одним глазком. Видела и молчала. Ему хватит и своего понимания. Да и жалость, какой бы благородной она не была, не примет.

— Эта девушка…

— Илана?

— Она… есть что-то странное в ней.

Я насторожилась.

— Что?

— Не знаю. Я даже не могу выразить этого чувства. Будь осторожна с ней. Будь очень осторожна.

Меня проняло. Не сколько его слова, сколько та убежденность в голосе, с которой говорил.

— Говорят, она наследница Легории.

— Хотите убедиться, коснувшись камня?

— Да. Я провожу ее в Легорию.

— Глупо.

— Возможно. Но это мой выбор.

— И как этот анвар тебе позволяет? А главное, твой побратим.

— Попробовали бы они мне запретить, — хмыкнула я.

— Тогда легче через пустыню. Там границы менее охраняются. Хочешь провожу?

— Нет. Мятежники обещали помочь с этим.

— Значит, этот… — он поморщился, — Освободил Марани?

— Он тоже умеет идти на уступки, — туманно ответила я. Он понял. Взял с меня обещание, что я позову его, если понадобится помощь. Не знаю, как? Сказал, что услышит. Я не очень поверила в это, но кивнула. А потом он исчез. Растворился в темноте ночи. Одинокий воин, побратим. Я еще долго стояла у окна, пытаясь увидеть хоть одну звезду, но их все заслонили тучи. Но и они были обманом, пустые, без капли воды. Просто пугающие облака. Ведь над Морией почти никогда не проливает дождь. И я, наконец, вспомнила, что значит «преяр». И над этой загадкой мне еще предстояло подумать.

* * *

Утром я объявила Миле, что мы уходим. Она порывалась со мной, но ее снова начала подводить магия. За завтраком ее ложка сама собой заледенела, и вода на столе. Мы посмеялись, а Лестар насторожился. Дальше больше. Во время обеда все жители Моравии смогли впервые в жизни наблюдать настоящий снег. А Мила лишь простонала, глядя на все это безобразие, и вконец разозлила короля. Он даже накричал на нее, причем прилюдно, если считать посторонними нас с Жанной и Илану, за отказ обратиться к врачу. Да уж. Мы то в курсе, с чего это у нашей принцессы магия шалит вместе с гормонами. А вот Лестар едва сдерживался, чтобы не схватить за шкирку и не отволочь к лекарю.

Я не очень хотела оставлять Милу одну, тем более сейчас, но она заверила, что справится. Мне показалось даже, что она выпроваживает меня. Или что-то задумала, или у меня паранойя разыгралась.

Вечером мы покинули столицу. Артур и его люди сопровождали. Магия Иланы больше не проявлялась, но она все еще боялась всего на свете, вздрагивая каждый раз, заслышав ночные звуки природы, местных хищников, морийских ветров, далеких раскатов пустого грома, воющих где-то в глубине и пробирающих до самых костей. Вот тебе и наследница. Трясется от каждого шороха. Может, в своем одиноком путешествии она потеряла чуточку больше, чем уверенность в себе?

На границе мы встретили первых безликих. И первый бой мятежников. Эйнар присоединился. Действовал четко и методично, как умели анвары. Я бы тоже не прочь дать потанцевать своему атами, но Илана так вцепилась в руку, что оставила кровавые полосы на коже. Больно. Но терпимо.

Чем дальше мы продвигались, тем больше встречали патрулей. Тем больше стычек. Тем больше шума и подозрений. А это не хорошо.

Эйнар предложил разделиться. Увести след на восток и затеряться за границей, а мы втроем пойдем дальше. Вглубь. Мятежники согласились.

На третью ночь, когда Илана заснула, Эйнар решил заговорить:

— Ты уверена в ней?

— Ты не первый, кто задает мне этот вопрос. Но я и сама не знаю. Иногда кажется, что она совсем ребенок. Глупый и несмышленый. И так похожий на меня. Той, кем была когда-то.

— Может, внешне, — не согласился он, — Но она слабая. Словно желе. Совсем нет стержня.

— Не знаю, что тебе ответить на это. Она искренне верит, что является наследницей, а я не стану переубеждать. Ей пришлось многое пережить. Смерть родителей, предательство, это скитание по стране, плен у ведьм.

— И ты винишь себя?

— Я отпустила.

— Она не ребенок. И если хочет быть королевой, тогда должна научиться защищаться, и не только. А здесь и сейчас она ничто. Мятежникам нужен тот, кто поведет их за собой, а не эта бледная, никчемная моль.

— Значит, она станет такой.

— Твоя опека только вредит.

— И что ты предлагаешь? Бросить ее здесь?

— Ты слишком привязалась к ней. Слишком беспокоишься. Материнский инстинкт проснулся?

— Заткнись, — беззлобно отмахнулась я.

Он прав. Во всем.

— Когда мы доберемся до повстанцев, ты оставишь ее. От физической расправы они защитят, но она должна будет сама понять и себя, и свои возможности.

— Это как бросить слепого котенка в озеро и гадать, выплывет или нет. Жестоко.

— Нет. Рационально.

Он говорил, а я сама понимала справедливость его слов. Сама о том же думала и не раз. Решено. Я сделаю так, как хочет Эйнар. Займусь своими личными делами. Поговорю с Максом, чтобы убрал Азраэля подальше. Я чувствовала где-то внутри на уровне интуиции, что наш спор еще не закончен. Он готовит что-то. Подлянку. Надеюсь только, она не станет фатальной для нас всех.

— Эйнар, а ты побратим?

— Твой дружок сказал?

— Нет. Просто я вижу это сейчас. У тебя даже запах особый. И это слово: «преяр»…

— Да. Моя мама была побратимом. Отец, как ты знаешь, нет. А у таких пар со стопроцентной гарантией появляются именно такие дети.

— А у двух побратимов?

— Это редкость. Знаешь, я много читал об этом в свое время. Побратимы находят своих ли-ин, но исключительно среди других рас. Это своеобразная защита природы, разбавление крови свежим притоком. Это правильно. Мы с тобой дети природы. Можем слышать ее, лечить, помогать. И она тоже не оставляет своих детей в беде. Если соединяются два побратима, то их плод либо наделен огромной силой, либо пустой. Ничто.

— Ты так и не встретил своего халфа?

— Нет. Я ничего не чувствую. Но нас много таких. Не замечала?

— В Адеоне?

— Да. Наши народы были слишком сильно переплетены.

— Погоди. Но Гвинерва тоже была побратимом, а Рейвен нет. Как так?

— Она была пустой. Побратим, дочь двух побратимов. Без силы, без власти, пустышка. Вся ее сила отразилась в сыне.

— А ты бы хотел встретить его?

— Не знаю. Я привык быть таким. Это дает постоянство и спокойствие. Просто вижу, как бесится мой брат.

— Азраэль?

— Да. Мы никогда не ладили. Всегда соперничали за внимание Рейвена. Особых чувств я к нему не испытываю, но мне страшно смотреть, как он буквально сгорает, не в силах соединиться со своим халфом. Это изощренная, жестокая пытка. Иногда я вижу, как много в нем таится этой боли, что тихо радуюсь, что «преяр», как многие говорят.

Я не хотела слушать об этом. Понимала и пропускала через себя каждое слово, которое отдавалось острой болью где-то в районе грудины. Поэтому встала, прошлась по контуру круга, вгляделась в темноту и с удивлением обнаружила, что мы окружены, а в сердце мне целится острый наконечник стрелы арбалета.