Со дня свадьбы короля и королевы Анны минуло два года. И все это время венценосная пара оставалась бездетной. Королева никак не могла забеременеть, ни с помощью докторов, ни с помощью целителей. Это угнетало ее и отдаляло от Его величества. В конце второго года они отдалились настолько, что король по полгода отсутствовал в столице, проводя все время на своем любимом военно-торговом корабле: "Хэйзер".
Королева Анна переживала не только от отсутствия наследников. Она никак не могла привыкнуть к порядкам Арвитанского двора. Здесь правили бал мужчины, тогда как при дворе ее матери было все с точностью наоборот. Здесь ей отводилась роль красивого цветка, украшения интерьера, король не воспринимал ее слова и мнение должным образом, и все ее женские уловки не действовали на этого бесчувственного чурбана. Королева Юджиния не верила, что у дочери что-то получится, но Анна, теша свое тщеславие, отказалась видеть в нем кого-то большего, чем просто слабого мужчину, которого с легкостью можно приручить. И в первую же ночь с королем, она поняла, что даже в постели он не способен ей уступать. Этот брак оказался до крайности несчастливым для обоих, и отсутствие детей все усугубляло.
В конце концов, на исходе третьего года оба смирились и перестали пытаться понять и услышать друг друга. Королева создавала двор, подобие вестральского, окружая себя талантливыми певцами, музыкантами, поэтами, просвещенными и свободомыслящими людьми, а король бороздил океаны и лишь изредка ее навещал.
От одиночества королева стала замечать ухаживания красивого виконта Ажеро, слывшего непревзойденным поэтом. Он посвящал ей стихи, осыпал комплиментами, восхищенно заглядывал в глаза и признавался в любви. И однажды, после очередного бала, на котором она пробыла значительно дольше, чем обычно, из страха возвращения в пустую, холодную постель, королева не устояла и приняла настойчивые ухаживания виконта. Она окунулась в это чувство с головой, забыв о короле, о долге перед страной, о собственной чести, не слушая злого и осуждающего шепота за спиной, она просто горела в своей страсти. И вдруг, спустя месяц, королевский доктор почти убил ее известием о беременности.
- Это невозможно, невозможно, - шептала она, срываясь в истерику. Леди Блант и леди Амелия, ее верные фрейлины, как могли, успокаивали несчастную королеву, но чем больше они утешали, тем с большим ужасом она представляла себе реакцию Александра. Мир рухнул, жизнь превратилась в беспросветную выжженную пустыню, особенно когда королева узнала, что виконт Ажеро предпочел сбежать, прежде чем его настигнет гнев короля. Она поняла тогда, что ее никогда не любили, а благородный любовник оказался лишь шустрым пройдохой, охочим до денег и благ жизни, которые могла дать ему близость с ней.
Когда приехал король, она плакала и валялась у него в ногах, не зная, что делать, как жить, ведь скоро до матери дойдет вся правда о ее падении, и королева Юджиния откажется от нее. Но страшнее всего оказалось не это, а взгляд, который он бросил на нее, когда она робко заикнулась об аборте.
- Ты родишь, я признаю его. А после ты уедешь, вернешься к матери.
- Она не примет меня, - всхлипнула тогда Анна, спрятав лицо в ладонях, чтобы только не видеть этого страшного взгляда.
- Примет. Я позабочусь об этом.
- А ребенок? Что будет с ним?
- Он останется со мной.
Она лишь обреченно кивнула в ответ, так и не подняв взгляд.
Ровно через девять месяцев у королевы родился совершенно здоровый, рыжий карапуз, и в тот же вечер ее отправили в Вестралию, не дав даже увидеть сына. Так закончилось правление второй Солнечной королевы, и мало кто знал, что своим бесплодием, как и рождением ребенка, королева обязана леди Ровенне. Ей даже свой дар не понадобился, только время, женская хитрость и один беспринципный рыжий виконт, охочий до денег. Конечно, пришлось изрядно потратиться, но своей главной цели леди Ровенна добилась. Король надолго остался один, а она снова обрела власть при дворе, которую так желала.
Единственное, что ей не удалось - это вернуть Александра в свою постель, но она готова была потерпеть и смириться с его страстью к морю. Этот соперник был ей не так страшен, как очередная претендентка на сердце Его величества.
* * *
Леди Генриэтта сидела в большом плетеном кресле-качалке на веранде своего дома и читала свежее письмо от леди Маргарет. Много лет прошло, а она помнила все, как вчера: свою сделку с Пресветлой богиней, тяжелые часы сострадания и утешений, необходимые убитой горем леди Маргарет, приезд Ричарда Колвейна, отъезд в Южный крест. Все они тогда изменились, многое потеряли, но и приобрели тоже. Леди Маргарет удалось сохранить семью во многом благодаря малышке Джулии, а Генриэтта обрела подругу на всю жизнь.
Письма леди Маргарет тревожили ее, точнее та обстановка, что складывалась в Эссире. После гибели Амины и несчастного брака с принцессой Анной (которая вскоре после возвращения на родину не вынеся презрения матери и всего вестральского двора, закончила свой земной путь, отравившись ядом) король очень изменился. Полностью ушел в дела, в работу по созданию флота, по созданию первой Арвитанской академии наук, и первой же колонии для переселенцев полукровок. Для этого он отдал им в безвозмездное пользование лучшие земли на юге страны, лишившись тем самым поддержки большинства знатных семей. С того случая с королевой Анной, король презрел светское общество, и практически не появлялся при дворе, отдав его на откуп леди Ровенне. Все свое время он проводил либо в море, либо в своем загородном замке с минимальным количеством слуг.
"Ричард много раз убеждал его смягчиться к знати, не игнорировать их, и тем более не конфликтовать", - писала леди Маргарет в своем письме, - "Но разве он способен кого-то слушать? Он отвергает все их просьбы и предложения, наказывает, лишает целые семьи состояний одним росчерком пера. Мне кажется, он мстит им за все, что случилось с Анной, за то, что вынужден воспитывать мальчика, как своего. А ведь Киран не виноват, он всего лишь ребенок. Ричард уже видит во всем этом тревожный сигнал, и очень надеется на новую женитьбу".
Да, слухи о том, что король снова женится, достигали и их берегов. На этот раз невеста выбиралась не по принципу выгоды брака, а по здоровью. Очевидно, король до сих пор не оставил надежду на наследника. Феликс, большой любитель подобных развлечений, устроил настоящий смотр невест. При этом ни титулы, ни положение никого не интересовали. Девушка должна была просто быть красивой, образованной, но самое главное, здоровой. И, кажется, одна такая нашлась, подходящая по всем параметрам. Леди Генриэтта искренне желала ему удачи, но понимала, что едва ли новый брак что-то исправит.
Сорос всерьез увлекся внешней политикой и отсутствовал в стране большую часть года, разъезжая с дипломатическими миссиями. Леди Маргарет даже выразила недоумение, предположив, что он от чего-то бежит. И как точно она попала пальцем в небо. Он и в самом деле бежал, но не отчего-то, а от одной конкретной проблемы, имя которой леди Ровенна Элиран.
Десять лет - не долгий срок, чтобы сделать себе имя, но леди Элиран удалось стать чуть ли не самой известной женщиной Арвитана, затмив своей персоной всех. Слишком сильно было ее влияние на дела, на политику, на самого короля.
"Уж лучше бы он женился на ней что ли. Но, кажется, короля совсем не волнует чье-либо мнение, даже мнение самой леди Ровенны. Они то ссорятся, то мирятся. Он то холоден, то зовет ее в свою постель. Странные отношения".
Леди Генриэтта была согласна с подругой, но предпочитала в письмах о своих мыслях не распространяться. Дочитав письмо, леди снова поморщилась. Каждый раз она заканчивала его одной и той же фразой: "До свидания, моя дорогая подруга, очень надеюсь, что оно когда-нибудь состоится". Леди Маргарет постоянно звала их к себе, но леди Генриэтта скорее предпочла бы умереть, чем везти дочь в столицу. Ей все еще снились те ужасные сны, уже реже, но они, как дамоклов меч, висели над судьбой дочери, лишая ее покоя и счастья, которое могло бы дать это прекрасное место, где воздух, природа, солнце, даже сами жители сияют добротой. Она ни разу не пожалела, что поселилась здесь.
- Миледи, вы бы шли в дом, прохладно уже, - проговорила кухарка Полли, отвлекая женщину от размышлений. Они вместе с мужем и дочерью уже десять лет служили в поместье и жили в небольшом гостевом домике недалеко от главного дома.
- А дети уже вернулись?
- Нет, все еще по полям да лесочкам бегают.
- Полям, да лесочкам, - нахмурилась леди Генриэтта. Знала она эти поля, и имя у них имелось - Артур Пибоди, мальчишка, который задурил голову ее дочери. А все Бертран виноват. Разве мало в Южном кресте хороших работников? Так нет, он пригласил для осенней уборки именно их.
- Да зачем же кого-то звать, если Пибоди уже много лет этой работой занимаются, хорошие, ответственные люди, - говорил он ей.
- Да, а ты видел, как их старший на нашу Мэл посматривает? Как голодный лев глазами пожирает.
- Опять тебе что-то мерещится жена, - не поверил Бертран. - То граф Айван не так глядит, то доктор Харрис не то говорит, то теперь Артур тебе не мил.
А что делать, если все это действительно так и с графом, и с этим мальчишкой. Одна радость, доктору Харрису почти под пятьдесят, и ничего кроме больницы его не интересует.
- Полли, попроси Авеля сходить к старой водонапорной башне. Может, там они?
- Попрошу, конечно, попрошу, - кивнула Полли. За столько лет службы при доме она успела изучить характер господ и заметить, что леди Генриэтта слишком сильно опекает дочь, да она сына своего, Уилла так не опекает, а он еще малыш совсем, и пяти лет нет, а все равно, Мэл для нее, словно свет в окошке. Впрочем, не для нее одной.
* * *
- Давай убежим?
- Что? Куда? Зачем?
- Да куда угодно. На острова. Поженимся, я на корабль пойду служить, а ты...
- А я буду ждать тебя на берегу.
- Да, - с придыханием ответил Артур, заключая Мэл в объятия и зарываясь носом в ее чудесные волосы, длинные, шелковистые, и пахнущие медом. - Я так люблю тебя.
- Я тоже тебя люблю, - улыбнулась Мэл, мягко высвобождаясь из его объятий. - Но зачем нам бежать? Мы же не преступники.
- Твоя мать никогда не благословит нас.
- Но как же, без родительского благословения-то? Так нельзя.
- Ты просто не любишь меня, как я тебя, - вскричал парень и отвернулся.
- Да я не понимаю, что с тобой? Что тебя так тревожит? Ведь я никуда не денусь. Через два года мне исполнится восемнадцать, и мы поженимся.
- Я не могу ждать так долго.
- А мне ждать тебя на берегу предлагаешь, - пожурила его Мэл.
Артур Пибоди был не простым человеком. Возможно потому, что был старшим в своей многочисленной семье, где помимо него на иждивении у родителей оставалось еще девять братьев и сестер. Мистер Пибоди всю жизнь проработал лесорубом и подолгу пропадал в лесу, оставив хозяйство на руки своей хрупкой, изможденной работой и безденежьем жены.
Миссис Пибоди была очень доброй, замечательной женщиной, но Мэл она казалась глубоко несчастной. Родить и воспитать десятерых детей - тяжелый труд, особенно, если ты совсем одна. Они были очень бедны, за что в городе их называли обидным словом "харди" - оборванцы на древнеарвитанском. В детстве она иногда встречала Артура, возвращаясь из школы. Папа, единственный, кто им помогал хоть как-то. Обеспечивал младших работой на ферме, давал бесплатно коровье молоко, мясо, хлеб, который пекла Полли, приглашал на осенний сбор урожая и даже пару лет назад отдал корову с теленком, чтобы они сами могли себя обеспечить.
Артур казался ей загадочным, угрюмым, и немного беззащитным. Этот его взгляд исподлобья заставлял ее сердце сжиматься от сочувствия и жалости. Но если бы он узнал, что она и сейчас его жалеет, то ужасно бы рассердился. Ему почти девятнадцать, и он берется за любую работу, чтобы хоть как-то помочь семье.
Пару лет назад она предложила обучить его грамоте и письму, он неохотно, но согласился, так из вежливых незнакомцев они постепенно стали друзьями, а после дружба переросла в более глубокое и совсем не детское чувство.
- Прости меня, Артур, - Мэл всегда приходила мириться первой, просто потому, что ей невыносимо было знать, что он на нее обижается. - Но как же твои родители, твоя семья?
- Лазарю уже семнадцать, он может заменить меня. А я мечтаю о море, хочу плавать под парусом, вдыхать морской воздух, сражаться со штормами...
- Ты наслушался сказок мистера Филлиса. Это у берегов море прекрасно, а там, за горизонтом водятся страшные, хищные чудовища, способные потопить любой корабль, пираты, да сама стихия... Сколько уже кораблей затонуло по той или иной причине...
- И что? Я должен всю жизнь прозябать здесь, в этой глуши? Работать в порту, или у твоего отца или в лесу, как мой вечно уставший отец? Ты знаешь, что он уже совсем седой? Ему чуть больше сорока, а он уже старая развалина.
- При чем здесь возраст?
- Я не хочу так жить.
- Ты и не должен. Просто я не понимаю, к чему такая спешка?
- В следующем месяце отходит корабль, на острова. Я уже заказал билеты.
- Заказал? - удивленно воскликнула девушка.
- Мэл! Мэл! Вы где? - послышался высокий женский окрик далеко позади.
- О, боги! Как мы далеко ушли, - всплеснула руками Мэл и, приподняв юбку, которая все время цеплялась за колючки, поспешила назад, к своей любимой подруге Мэдди и маленькому братику.
Больше она от них не отходила. В меньшей степени из-за Мэдди, которой очень не нравилось, когда они оставляли ее одну в лесу, а в большей - чтобы не продолжать неприятный разговор об отъезде. И почему Артур так зациклился на этом? Зачем нужна эта спешка? На этот вопрос она ответа не находила, ни когда они прощались, ни когда вернулись домой.
- Мама, мы вернулись, - прокричала Мэл, не найдя никого на кухне. - Мама, вы где?
- Я здесь, - ответила леди Генриэтта, складывая письмо в конверт. Встала, обернулась и всплеснула руками, увидев дочь с заляпанным подолом, и своего четырехлетнего сына, рот которого и маленькие ручки были перемазаны ежевичным соком. - О, Пресветлая, где вы были?
- Мы ходили за езевичным соком, мама, - ответил маленький Уилл, который также, как и Мэл в детстве, неосознанно коверкал слова. - Мы и вам плинесли.
С этими словами, оба с хитрым видом протянули ей лукошко, доверху наполненное лесными ягодами.
- Вы снова ходили в лес? Одни?
- Нет, с нами Мэдди ходила и Алтул, - бесхитростно сдал их малыш. Леди строго посмотрела на дочь, обещая той большой выговор.
- Мам, мы правда просто гуляли.
- С Артуром? - подняла бровь женщина, а Мэл виновато опустила взгляд. Она знала, что леди Генриэтта не в восторге от их общения, но то и дело заставляла ее огорчаться.
- А что в этом такого? - спросила Мэл, найдя в себе силы, наконец, открыто посмотреть на мать
- Ничего, - все также подозрительно отозвалась женщина и повела сына умываться.
- Идем, горе ты мое.
- Я не голе, я мальчик, - строго и по-взрослому, как папа, ответил малыш, вызвав улыбку у обеих.
- А ты иди, помоги Полли на кухне. Сегодня у нас будут гости.
- Гости? - удивилась Мэл.
- Да, лорд и леди Маррин, вместе с сыном.
- Вы опять меня сватаете? - негодующе вскричала девушка.
- Тебе же нравится Франклин. Он будущий доктор из очень уважаемой и респектабельной семьи.
- Конечно, только это вас и волнует, насколько он уважаем и богат. Так отчего же мелочиться, может, сразу за графа Айвана меня выдадите и дело с концом.
- Как ты с матерью разговариваешь, девчонка! - вскричала леди Генриэтта. Но Мэл была и так расстроена разговором с Артуром, а тут еще это глупое сватовство, заставило ее выйти из себя. Чтобы не наговорить еще больше слов, о которых потом пожалеет, она предпочла сбежать туда, где бы ее никто не потревожил. И у нее было такое место, старая водонапорная башня в поле за поместьем. Она любила забираться на самый верх и часами разглядывать море, и приплывающие, отплывающие корабли. Особенно красиво было на закате, когда солнце окрашивало багряными красками небо, создавая удивительный контраст пурпура и синевы.
Вот и сегодня она просидела там до самого вечера, пока папа за ней не пришел. Тяжело забрался наверх и уселся рядом, опираясь руками на деревянные перила.
- Мама рассказала о вашей ссоре.
- Это не была ссора, - возразила девушка. - Мама просто ненавидит Артура за то, что он беден, не знатен, и хочет стать моряком.
- Твоя мама не ненавидит его. Она просто очень любит тебя и не хочет, чтобы ты совершила ошибку.
- Она слишком меня контролирует.
- Из любви.
- Знаю, - наконец, согласилась она. Вот в чем в чем, а в маминой любви она никогда не сомневалась, только эта любовь иногда ее просто душила.
- Вы слишком молоды.
- Артуру скоро девятнадцать.
- Но тебе нет и шестнадцати. Ведь никто не запрещает вам дружить.
- Мама запрещает.
- Я поговорю с ней. Но милая, прошу тебя, не торопись. У вас вся жизнь впереди. И помирись с матерью. Она очень переживает.
Мэл посмотрела на отца, и комок невыразимой нежности застрял в горле, лишая ее всякого желания снова спорить. Она не могла себе даже представить, как огорчится отец, если она поддастся на уговоры Артура.
* * *
- Милая, ты спишь? - леди Генриэтта заглянула к дочери, а заметив, что та пошевелилась, тихо вошла в комнату и осторожно присела на кровать. - Прости меня.
Мэл обернулась, и серьезно посмотрела на мать.
- Папа просил извиниться?
- Все-то ты знаешь, ребенок, - улыбнулась женщина.
- Я уже не ребенок. И только ты этого не замечаешь.
- Замечаю. Просто... - она передернула плечами и легла рядом с дочерью. - Не могу смириться. Мне все кажется, что если ты останешься рядом, со мной, я смогу тебя от всего защитить.
- Но зачем меня защищать? Разве мне угрожает какая-то опасность?
В ответ леди Генриэтта лишь горько вздохнула и погладила девушку по волосам.
- Когда у тебя будут свои дети, ты поймешь, что для меня весь мир угроза. Когда ты уходишь из дома, сердце мое сжимается от тревоги за тебя, и отпускает только тогда, когда ты возвращаешься домой.
- Мам, но когда-нибудь я выйду замуж, и буду жить в доме мужа.
- А я все равно буду тревожиться. Прости свою глупую, мнительную мать.
- Почему ты не любишь Артура? Потому что он не нашего круга? Потому что он беден?
- Нет. Не поэтому, - искренне ответила леди Генриэтта. - Просто вы разные. Он ищет жену, которая бы рожала ему детей, отпускала его в море и месяцами ждала на берегу. Ему нужна приземленная, простая девушка, как твоя подруга Мэдди. А ты - мечтательница, деятель. Простой жизни тебе бы никогда не было достаточно. Ты хочешь стать врачом, помогать людям, отдавать себя миру, а не мужу. И ручки твои нежные совсем не приспособлены к мытью посуды, чистке кастрюль и готовке. Посмотри на миссис Пибоди, разве ты хочешь для себя такой судьбы?
- Но я люблю его, мама.
- Я верю, что ты в это веришь. Но подумай, знает ли он о твоих мечтах, твоих желаниях, хочет ли он воплотить их в жизнь? Готов ли он жертвовать ради тебя, как ты хочешь жертвовать ради него? Иногда мужчины в своих мечтах забывают, что у нас есть свои. Счастье - когда ваши мечты совпадают.
- Как у вас с папой?
- Как у нас с папой. Я очень люблю Бертрана, очень люблю тебя и Уилла, люблю наш дом, этот город, здесь наше место. О лучшем я и мечтать не могла. И я бы очень хотела, чтобы в моем возрасте ты сказала своей дочери то же самое. Что ты счастлива.
Слова матери глубоко задели ее, они словно семечки, падали в благодатную почву, росли и расцветали в душе. Она засомневалась, задумалась, крепко задумалась, признавая, что в чем-то, если не во всем мама права, просто она была слишком ослеплена любовью, чтобы слушать голос разума.
- Подумай, - прошептала леди Генриэтта, поцеловала дочь в макушку, укутала одеялом, как в детстве и спокойно ушла, зная, что ее слова дошли до сердца дочери.
- Ну, как? - спросил Бертран, когда леди Генриэтта спустилась на кухню.
- Думаю, мне удалось достучаться до нее, - ответила она, присаживаясь на стул.
- Вот видишь, криками и скандалами ничего не решить, и разговор по душам иногда, гораздо эффективнее.
- Ты, как всегда, прав. Просто, когда я услышала о намерении этого мальчишки сбежать с моей дочерью, когда узнала, что они все еще видятся, то просто...
- Сорвалась, - закончил за нее Бертран.
- Еще как. Этот мальчик - не пара для нашей девочки.
- Совершенно с тобой согласен, дорогая.
- Она достойна лучшего.
- Вот только кого? Неуж самого короля? - решил поддеть супругу Бертран, и она попалась.
- Боги упасите!
- Милая, разве ты не хочешь быть тещей самого властителя Арвитана?
- Учитывая то, что его жены мрут, как мухи, я готова смириться и с Артуром, - пошутила леди Генриэтта, догадавшись о намерениях мужа.
- Да, это проблема, - согласился он. Его всегда интересовала странная одержимость жены королем. Она отслеживала его жизнь, его перемещения, законы, которые он принимал, все сплетни, что приходили из столицы, и при всем этом начинала паниковать, если тот оказывался поблизости от западного побережья со своим полу-пиратским кораблем. Казалось, это что-то личное и ненормальное, но на все его вопросы об этом она нервно отшучивалась и переводила тему. - Кстати, ты слышала, что граф Айван собирается навсегда поселиться в Южном кресте.
- Вот как? - с некоторой тревогой прищурилась леди. - И его супруга не против?
- Кажется, нет.
- Очень жаль.
- Но почему? Это укрепит наше сотрудничество, возможно, мы даже станем расширяться. Лесопилка приносит неплохой доход, и было бы здорово построить еще одну у западных наших владений.
- Для тебя сотрудничество с ним выгодно, а какие выгоды получит он?
- А разве это не очевидно?
- Для меня нет, - ответила женщина, потому что, если супруг и не видел в желании их соседа переехать из сытой Сорели в их захолустье, то она была более наблюдательна. - Прости, у меня что-то разболелась голова. Я пойду к себе.
- Конечно, дорогая, - кивнул обеспокоенный Бертран, не понимая причину внезапно испортившегося настроения жены. - Я тоже скоро поднимусь.
* * *
Всю ночь леди Генриэтта не сомкнула глаз, вспоминая тот день, когда впервые увидела их соседа - графа Филиппа Айвана. Много лет назад поместье Аскот принадлежало семье графа, но его отец по какой-то непонятной причине завещал этот небольшой клочок земли и дом своей незамужней сестре, которая не пожелала продавать его племяннику, а продала им, семье Аскот. Так вот, в тот день граф приехал познакомиться с новыми соседями, а заодно попросить или потребовать продать их имение ему, чтобы соединить две половины леса, речки и полей в одно целое.
Бертрану очень не понравилось поведение графа и его поверенного, который от уговоров грозил перейти к угрозам и даже драке, единственное, что остановило разгоряченных мужчин тогда - появление двенадцатилетней Мэл.
Леди Генриэтту пробрала дрожь от странного, необъяснимого взгляда, которым он смотрел на ее дочь. Тогда она списала свое чувство на волнение, но на следующий день Мэл с восторгом рассказывала родителям, как встретила графа на дороге, по которой они с Мэдди всегда ходили в школу. Леди не знала, что больше ее взволновало: то, что граф поехал по дороге, по которой никогда не ездил или то, что он встретил Мэл.
- И что он тебе говорил? - спросила она, чтобы хоть как-то развеять свои сомнения.
- Ничего особенного. Он сказал, что я очень красивая, а я спросила, можем ли мы с Медди ходить в лес.
- И все?
- Ну, еще он приглашал посетить его дом.
"Боги, неужели этот граф один из тех, кто предпочитает маленьких девочек" - ужаснулась тогда леди Генриэтта и строго настрого запретила дочери даже близко приближаться к нему и его землям, а вечером поделилась с Бертраном своими догадками. Но он отчего-то не принял ее слова всерьез.
- Ты глупости говоришь, жена. Граф Айван молод. Ему еще и тридцати нет. Да, он угрюм, и слишком вспыльчив на мой взгляд, но мистер Пимм говорил, что видел его не раз в увеселительном заведении конкретного толка. А наша девочка всех очаровывает. Даже этот вечно неразговорчивый бородач Филлис от нее без ума.
- Но Филлис твой работник.
- А наша Мэл умная и проницательная девочка. Если бы от этого графа исходила какая-то угроза, она бы и на милю к нему не подошла. Вспомни того пройдоху Брайса, с которым я недавно хотел контракт на поставку древесины заключить. Вспомни, что она сказала.
- Что у него потные руки и глаза хорька, - припомнила леди Генриэтта.
- То-то же! Наша Мэл - ходячий радар на плохих людей.
- Между прочим, твой работник Филлис, на каторге был.
- Но это не значит, что он плохой человек. Все мы совершаем ошибки, дорогая.
Конечно, Бертран был прав, но она все равно беспокоилась, потому что такого взгляда, как у того человека, она никогда не видела. Это было что-то... глубокое и странное, не порочное, но неестественное. Так смотрят на свою судьбу, на того, кто вскорости станет необходим, как воздух, как нечто такое, без чего человек просто не сможет существовать. Так смотрят одержимые люди, одержимые одной лишь мыслью, одним желанием. Вот только каким?
Опасения леди Генриэтты усилились, когда Бертран рассказал ей, что граф отозвал свой спор в отношении их земли, более того, выразил надежду организовать какое-нибудь совместное дело. Она не стала снова убеждать мужа, но решила сама познакомиться ближе со странным графом. Поэтому устроила небольшой званный ужин в честь примирения.
Несмотря на свою закрытость, граф Филипп Айван был довольно хорош собой. По крайней мере, ни в манерах, ни во внешности она никаких изъянов не заметила. Он был учтив, галантен и прекрасно умел поддержать разговор. И все же ей чудилось в этом разговоре, во взглядах, которые он бросал то на лестницу, то на дверь, что-то неправильное.
- Граф, все местные дамы хотели бы знать, когда же вы, наконец, женитесь? А некоторые даже делают ставки.
Бертран с недоумением посмотрел на жену, когда она завела разговор о вещах, которые не принято спрашивать в высшем обществе, но леди совершенно не смущало то, что граф мог о ней подумать.
- Говорят, вы вхожи в высшее общество Сорели, и сам губернатор мечтает заполучить вас в зятья.
- Я предпочитаю с этим не спешить.
- Что так? Неужели вам не приглянулась ни одна местная красавица?
- Местные дамы, несомненно, заслуживают моего внимания, но, к сожалению, или к счастью, ни одна из них не сумела тронуть моего сердца.
- Значит, оно свободно?
Вот теперь он более внимательно посмотрел на свою очень проницательную собеседницу. Да, эта женщина куда умней и опасней своего добродушного супруга. И кажется, видит все насквозь, но не настолько, чтобы пробраться в глубины его души. И все же ему понравилась ее нервозность, ее проницательность, желание выпытать его секреты, и он решил поддразнить ее немного.
- А если я скажу вам, что оно занято?
- Я спрошу, вашей избраннице больше двенадцати?
- Генриэтта! - не выдержал Бертран.
- Мне не нравится, что вы разрешили моей дочери гулять в вашем лесу.
- Что же в этом такого? Я не обеднею, если юная леди Аскот будет собирать там ежевику.
- Я вижу вас насквозь, граф.
- Едва ли это так, - иронично улыбнулся он.
В общем, ужин не удался. Бертран и Генриэтта страшно поругались и муж, возможно даже, назло ей, заключил контракт на постройку лесопилки с графом Айваном.
Успокоилась она только тогда, когда Бертран радостно поведал о скорой свадьбе графа, на которую они оба были любезно приглашены. Леди Виттория Эммерт, дочь хозяина доков, показалась ей весьма достойной, они даже немного подружились, и все же когда он уезжал в Сорель или в столицу, она с облегчением выдыхала и тревожилась, когда тот возвращался вновь. А теперь, когда он вознамерился остаться навсегда, беспокойство уже ее не покидало.