Колапушин и Немигайло, как и договорились, встретились на третьем этаже в холле.

— Там, внизу, все полностью закончили, Егор? — поинтересовался Колапушин, удобно полуприсев на перила балюстрады, ограждающей лестницу, и, оглядев по привычке огромный квадратный холл с выходящей в него со всех сторон массой красивых дверей.

— С концами, Арсений Петрович. Тело увезли, эксперты уехали. Так они, кроме этих гильз, толком ничего и не нашли. Я там сам распорядился, чтобы декорации начинали разбирать, ничего? А то бригадир монтировщиков пристал с ножом к горлу — им другие декорации к утру срочно надо смонтировать, да и Ечкину пистолет нужно искать. Все, что может понадобиться, там на фотоаппарат засняли.

— Распорядился и распорядился, — равнодушно отозвался Колапушин. — Что мы чинами считаться будем? Мишаков тоже уехал?

— Как же, дождешься от него! Мне эти прокурорские уже во где сидят! — Немигайло сложил пальцы левой руки в кулак и отставленным большим пальцем провел по горлу.

— Убийство. Без следователя прокуратуры не обойдешься, — философски заметил Колапушин. — Мишаков еще ничего — бывают намного хуже. Где он сейчас, не знаешь?

— Черт его знает! Где-то по комнатам шастает. Вроде бы с операторами собирался беседовать. Да ну его! Не стоит искать, а то начнет опять нудить.

— Я и не собирался. Вас вообще сталкивать нельзя — не работа получается, а какая-то сплошная война миров. Ты еще что-нибудь новое не узнал?

— Нового ничего. Три человека в одну дуду дудят — компьютерщики и девочка эта: Аннинская с утра уже почему-то нервничала, потом успокоилась, а на четвертой записи начала психовать, в конце принялась грозить Троекурову, заявила, что его убьет, и куда-то слиняла. И никто не знает, где она все это время была. А потом, когда Троекурова нашли, оказалась в своей комнате. Вроде бы все ясно, а все равно не сходится у меня.

— И мне то же самое рассказали, но я согласен — не сходится. На убийство в состоянии аффекта не похоже абсолютно. Один пистолет с глушителем чего стоит! Его же заранее достать надо было и сегодня сюда принести — какой уж тут аффект? И место, где Троекурова убили… Я вот знаешь, что подумал?

— Что, Арсений Петрович?

— Может быть… кто-нибудь заранее знал, что у нее будет такая реакция?

— Какая?! — Немигайло выпучил в изумлении глаза. — Что она будет кричать при всех, что убьет Троекурова?

— Не обязательно кричать, что убьет. Главное — начнет вести себя не так, как всегда, и этим привлечет к себе общее внимание.

— А что? Очень даже может быть. Все тут говорят, что баба она умная и выдержанная. Если бы задумала убить, то внимания к себе привлекать не стала бы. И вообще… Все было тихо и спокойно, пока этот Ребриков выигрывать не начал. Тогда все и началось.

— Нет, Егор. Тихо, может быть, и было, но не спокойно. И началось, думаю, все гораздо раньше. Похоже, кто-то точно знал, что Ребриков сегодня выиграет. Понимаешь, точно!

— С чего такой вывод?

— А с того, что Троекуров пришел в пустую студию и зачем-то пошел за декорацию. Кому-кому, а уж шоумену, да еще после окончания съемки, делать там совершенно нечего.

— Точно! И эти, монтировщики, тоже говорят, что туда никто не ходит. А его понесло туда! Где он ну совершенно ничего не забыл!

— Вот именно. Зато там очень удобно с кем-нибудь встретиться так, чтобы никто не увидел. Даже случайно. Для чего — пока не знаю. Возможно, поговорить, а возможно, что-то взять или, наоборот, отдать. Но все это возможно только при одном условии.

— Каком?

— Если выигрыш Ребрикова подстроен. Как — не знаю, все тут было сегодня как обычно и вели себя все тоже как обычно. Кроме двоих — Троекурова и Аннинской. Но необычно они вели себя по-разному. Согласен?

— Согласен, Арсений Петрович. Аннинская при всех буянить начала, а Троекуров по-тихому в темный угол заныкался.

— И вот тогда Аннинская во всю эту картину прекрасно вписывается — вела себя не так, как всегда, нервничала, грозила, и к тому же она каждый уголок здесь прекрасно знает. Чем тебе не кандидат в подозреваемые номер один, а?

Немигайло многозначительно поскреб в затылке.

— Хм-м… Думаете, подносят ее нам на блюдечке с голубой каемочкой, Арсений Петрович? А что? Оч-чень даже может быть! В этом базаре, что здесь сегодня после съемки творился, никто теперь толком не знает, где она после записи была и что делала. Все, что угодно, на нее повесить можно. Она там ревела, в кабинете, я ее не трогал пока. Хватит ей сырость разводить, согласны?

— Полностью. Времени вполне достаточно прошло, чтобы успокоиться. Пойдем-ка, Егор, побеседуем с ней.

Сыщики не спеша прошли по красивому серому ковролину холла и подошли к двери, на которой висела табличка: «Программа „Шесть шестых“. Шеф-редактор Жанна Аннинская».

Колапушин на мгновение задержался перед дверью, залюбовавшись изящным большим цветным логотипом программы — «6/6».