— Войдите… — сухим безжизненным голосом откликнулась Жанна, услышав негромкий стук в дверь.

Кабинет шеф-редактора производил очень приятное впечатление — цветы в горшках на подоконнике, красивые шторы, книжные полки с массой книг, огромные цветные фотографии на стенах. В углу стоял на специальной подставке довольно внушительный сейф с цифровыми замками, а неподалеку на тумбочке — большой телевизор «Сони» с видеоплейером.

На рабочем столе располагались компьютер, два телефона и три рамочки с цветными фотографиями маленького мальчика — наверное, Жанниного сына.

Сама она сидела в кресле за небольшим журнальным столиком около окна, безвольно опустив руки на подлокотники, и лишь слегка повернула голову, глядя на вошедших Колапушина и Немигайло.

— Здравствуйте, Жанна Витальевна, — вежливо сказал Колапушин. — Мы из Главного управления внутренних дел. Я подполковник Колапушин Арсений Петрович. А это капитан Егор Фомич Немигайло. Скажите, вы уже успокоились? Мы сможем с вами поговорить?

— Конечно, — все так же безжизненно отозвалась Жанна. — Садитесь. Я давно вас жду, даже удивлялась, почему вы за мной раньше не пришли.

Колапушин, присев в кресло, внимательно посмотрел на нее. Несмотря на припухшие и покрасневшие глаза, полное отсутствие макияжа и гладко зачесанные назад, казалось, даже немного влажные волосы, Жанна Аннинская, несомненно, была красива.

Высокая, стройная, что было видно, даже когда она сидела в кресле, с красивыми русыми волосами и довольно темными густыми бровями, Аннинская смотрела на Колапушина остановившимся взглядом больших серых глаз.

— Вы так говорите, Жанна Витальевна, — заметил Колапушин, — будто ожидаете, что мы вас задержим.

— Конечно, жду! — ожесточенно выкрикнула Жанна. — А кого же вам еще арестовывать?! Это же я, я при всех сказала, что убью Бориса! А потом его находят мертвым! Ну и пусть! Поскорее бы кончился весь этот кошмар! Арестовывайте, везите в тюрьму — все равно я ничего не смогу доказать!..

— Успокойтесь, пожалуйста, Жанна Витальевна, — спокойно произнес Колапушин, стремясь как-то снизить накал этого взрыва эмоций. — Задерживать вас у нас нет пока что никаких оснований. Но не стану скрывать — есть моменты, которые нас несколько настораживают. Правда, нам с капитаном кажется, что вас, что называется, подставляют. Но мы же совершенно не разбираемся в специфике вашей работы, и без вашей помощи нам очень трудно разобраться в том, что произошло в действительности.

— Да? Вы меня не арестуете? — с надеждой спросила Жанна. — Ведь действительно все подстроено, но я никак не могу понять, кто и как это сделал…

— Поймаем — посмотрите! — пробасил Немигайло.

— Поймайте его, пожалуйста… — жалобно попросила Жанна. — Борю убили. Я вся в грязи… Знаете что, — неожиданно сказала она, сменив тон, — называйте меня просто Жанна. Мы тут в редакции как-то привыкли, что все на ты и по именам.

— А Лена вас Жанной Витальевной называет, — припомнил Немигайло.

— Леночка? — По губам Жанны пробежала легкая улыбка. — Ну, ей пока так и положено. Она же еще молоденькая совсем. Должна сначала разобраться: кто старший, кто имеет право командовать, а кто нет. Она девочка умная, быстро все поймет — и я сама тогда предложу ей на ты перейти.

— У нас похоже бывает, — сказал Немигайло. — Вот с Мишкой мы давно уже на ты, а Вася до сих пор ко мне на вы обращается и по имени-отчеству. А пришли вместе.

— Ну вот видите! Значит, вы меня понимаете. Но вы же, наверное, не о Леночке пришли меня спрашивать?

— Конечно, — согласился Колапушин. — У нас совсем другие вопросы. Вот, например, несколько ваших сотрудников заметили, что вы сегодня с утра сильно волновались. Вы не можете объяснить нам причины этого волнения?

— Заметили?.. Ничегошеньки-то в нашем курятнике ни от кого не скроешь! Нет, Арсений Петрович, — твердо сказала Жанна, кинув мимолетный взгляд на рабочий стол с фотографиями маленького мальчика, — этого я вам не расскажу! Уверяю вас — это ни малейшего отношения ни к работе, ни к убийству не имеет.

— И все же, — настойчиво повторил Колапушин.

— Нет-нет, это личное! — Жанна снова кинула взгляд на фотографии. — Это очень личное. Думайте обо мне все, что хотите, но этого я вам не расскажу!

— Напрасно, Жанна. — Колапушин укоризненно покачал головой. — Ну в конце концов, это было с утра. А вот потом, позже, у вас никаких поводов для волнения не было?

Жанна невесело усмехнулась:

— Если бы! Были, да еще какие!

— А о них нам можно узнать?

— Конечно, Арсений Петрович. Смолин перед уходом в отпуск предупредил меня, что руководство канала рассматривает вопрос о закрытии нашего проекта.

— А это кто такой — Смолин? — спросил Немигайло.

— Вы не знаете? — Жанна посмотрела на Егора с удивлением. — Это генеральный директор нашего канала — Борис Евгеньевич Смолин. Вопрос будет решаться, когда он вернется из отпуска.

— Значит, вашу передачу могут закрыть? — поинтересовался Колапушин. — А почему? Она что — не пользуется успехом?

— Пользуется, Арсений Петрович, пользуется… Но у канала сейчас очень большие финансовые трудности. Надо на чем-то экономить, что-то закрывать, и Смолину приходится выбирать. Конечно, это неправильно! У нашей программы высокий рейтинг. Но на нас слишком ополчилась пресса, и это может стать одним из решающих факторов при принятии решения.

— Но вы же не новичок на телевидении, Жанна. Насколько я понял, должность шеф-редактора — это серьезно. Ну закроют вашу программу — перейдете в другую.

— Думаете, это так просто? — грустно спросила Жанна. — Все приличные места давным-давно уже заняты. А о должности шеф-редактора можно даже и не мечтать.

— Ясно… Значит, в сегодняшних условиях…

— Сегодняшний выигрыш — это конец нашей программе! — ожесточенно перебила Жанна. — И ведь не скроешь никак — слишком много народу здесь было! Только попробуй теперь не дать эту передачу в эфир! Все! И программа наша накрылась, и моя карьера как шеф-редактора — тоже!

— Ну не волнуйтесь пока так, Жанна! Давайте о другом поговорим. Вот что вы делали после того, как ушли из аппаратной?

— Прибежала сюда и ревела. Рыдала даже.

— И никуда отсюда не выходили? Кто-нибудь может это подтвердить?

— Никуда. Хотя… Нет, вспомнила — выходила… Я хотела Бориса найти и поговорить с ним — что дальше делать? Он же тоже работу потерял бы. Только я его нигде отыскать не могла — у кого ни спросишь, никто не знает, где он, все, как взбесившиеся, рвались поближе к этому победителю поближе.

— А у кого спрашивали, не помните? Никто не сможет подтвердить, где и когда видел вас в здании и разговаривал с вами?

— Наверное, никто… — горько проговорила Жанна. — Я сама в таком состоянии была, что и не помню, у кого спрашивала… Хотя… Может быть, Галя вспомнит? Она мне еще умыться посоветовала.

— А кто такая Галя?

— Галя Вавилова — наш старший редактор.

— Егор, — обратился Колапушин к Немигайло, — ты уже с Вавиловой беседовал?

— Не успел еще, Арсений Петрович. Других опрашивал.

— Жанна, а где мы можем найти сейчас Вавилову? — спросил Колапушин.

— Она в двадцать девятой комнате сидит, но я не знаю, там ли она сейчас. Хотите, я позвоню? — Жанна привстала с кресла и протянула руку к телефону.

— Не стоит звонить, Жанна, — твердо сказал Колапушин. — Егор Фомич ее и сам найдет.

— Все-таки вы мне не верите, — горько вздохнула Жанна, опускаясь в кресло. — Я же говорила, что не смогу ничего доказать… Ну пожалуйста, говорите с ней сами. Галина комната справа отсюда, в самом углу.

Егор оторвал плечо от книжных полок, возле которых так и простоял все время разговора, и двинулся к выходу из кабинета.