Зашедший в кабинет Колапушина Немигайло увидел довольно-таки странную картину.

Подполковник, опасно балансируя на самом краю подоконника, зачем-то снимал шторы. То ли крючки были неудобными, то ли Колапушин не понял толком, как именно шторы крепятся к кольцам, но дело шло туго, шторы зацепились, и он рисковал потерять равновесие и упасть с подоконника на пол.

— Осторожнее, Арсений Петрович! — закричал Немигайло, подскакивая к окну и освобождая зацепившуюся за радиатор отопления штору. — Да вы что делаете?! Грохнетесь же так! У вас что, здоровья лишнего много?!

— Спасибо, Егор, — поблагодарил Колапушин, спрыгнув на пол. — Зацепилась, черт бы ее побрал!

— Да на кой шут вам вообще в голову взбрело их снимать? Висят — и пускай висят себе спокойно! Никого же не трогают!

— Надоело, Егор. Грязные они какие-то, мятые. Их же у нас раз в год снимают и стирают вроде бы? Ну и что мы тут пылью дышим! Отнесу домой — постираю, поглажу. Не так уж это и сложно.

— Да что вам, дома больше делать нечего, что ли? Вы их сложите и в пакет какой-нибудь засуньте, я их к себе оттащу, Оксанка постирает.

— Егор, мне твою Оксану еще своими шторами нагружать? Неудобно как-то, не стоит.

— Да бросьте вы, «неудобно»! Сунула в стиральную машину — и всех делов. Автоматическая — кнопку только нажать. А уж гладить-то? Это же не рубашки, за три минуты все выгладит. Что женщинам еще дома делать?

— Ну спасибо, раз предлагаешь. Ты по каким-нибудь делам заглянул или просто так?

— Ирка Фролова звонила. Эксперты вчера вечером, оказывается, закончили, а нас никого не было. Они все материалы в прокуратуру Мишакову отправили, а дубликаты ей с курьером переслали. И сама она вроде что-то интересное надыбала. Пойдемте посмотрим, что там у нее.

— Обязательно. Подожди, шторы сложу — и пойдем.

Экспертно-криминалистический центр ГУВД располагался в нескольких местах, но отдел, где работала Ирина Фролова, находился в самом главном здании, так что Колапушин и Немигайло лифтом и коридорами добрались до криминалистической лаборатории довольно быстро.

Не только Фролова — все эксперты-криминалисты ГУВД вечно ноют, что им не хватает то того, то этого, что для Следственного управления Генпрокуратуры закупили немецкие криминалистические чемоданчики, а им шиш, что появились новые приборы, а им в покупке этих приборов отказывают, ну и так далее…

На самом деле лаборатория, в которой работала Ирина, была оборудована не так уж и плохо. На высоком лабораторном столе стоял хороший гибрид газового хроматографа «Хьюлетт-Паккард» с небольшим квадрупольным масс-спектрометром. Обработка полученных на нем результатов велась на компьютере с помощью специально закупленной для этого программы. Имелись там и неплохой немецкий плазменный спектрофотометр, компактная ультрацентрифуга и другие сложные приборы. Бинокулярные микроскопы МБР и МБС и установка для микроскопического исследования люминесценции образцов в ультрафиолетовом свете «Мир» были, правда, отечественные, но и у отечественной оптики достаточно хорошие характеристики.

На лабораторном столе у другой стенки стояла стеклянная установка, укрепленная на нескольких металлических лабораторных штативах, а на полках над столом выстроились коричневые стеклянные банки с реактивами.

У окна располагался компактный металлический вытяжной шкаф, за стеклом которого виднелись колбочки и пузырьки в эмалированных кюветах и маленькая лабораторная электроплитка. Противоположный угол, у самой двери, занимала громоздкая установка для макрофотосъемки, смонтированная на толстенной металлической штанге высотой с человеческий рост. По всем стенам висели крупные фотографии различных вещественных доказательств. На некоторых из них рядом с предметами или следами были видны клетчатые масштабные линейки.

Тихо и уютно гудели форвакуумный насос масс-спектрометра и вентилятор термостата хроматографа.

Нормальная была лаборатория — не только в каком-нибудь райцентре, во многих областных управлениях обзавидовались бы, но эксперты все равно всегда ныли.

Ирина, одетая в белый лабораторный халат, стояла около хроматографа и готовилась ввести пробу в испаритель миниатюрным микрошприцом, когда в лабораторию вошли Колапушин и Немигайло.

— А, здравствуйте, Арсений Петрович. Привет, Егор. Проходите, садитесь, я сейчас.

Осторожно проколов тонюсенькой иглой термостойкую резиновую пробку испарителя, Ирина нажала на плунжер, впрыскивая пробу, и, вытащив иглу, кнопкой отметила время начала анализа.

— Ну вот, теперь можно спокойно поговорить.

— А мы вам не мешаем, Ира? — с сомнением спросил Колапушин, глядя на экран монитора, на котором почти сразу начали вырисовываться узкие острые зеленые пики.

— Нет, времени на анализ уйдет много. Это по делу о фальсификации бензина на автозаправках. Бензин же — смесь очень большого количества разных углеводородов. Больше двухсот. Вот они этим и пользуются, намешивают черт-те что. Это пока легкие фракции быстро выходят, а потом начнется тягомотина. Даже на капиллярной колонке анализ все равно минут сорок идет. Так что времени для разговоров у нас с вами вполне достаточно.

— Замечательно, Ира! — обрадовался Колапушин. — Егор, садись, вечная у тебя привычка стоять. Садись-садись, поговорим нормально.

Егор с сожалением оторвался от увлекательного рассматривания фотографий на стенах, пододвинул стул и сел рядом с Колапушиным напротив Ирины, которая взгромоздилась на высокий лабораторный табурет.

— Послушайте, Ира. Егор говорит, что у вас есть какие-то интересные новости? — поинтересовался Колапушин.

— Что значит интересные, Арсений Петрович? Обычные материалы экспертных исследований. На их основании можно с полной уверенностью утверждать, что Троекуров был убит именно из найденного пистолета. Вот, посмотрите… — Ирина протянула руку и, взяв со стола черную пластиковую папку, достала из нее несколько больших черно-белых фотографий. — Это развертки макрофотографий поверхности пуль. Под номером один — пули, извлеченные во время вскрытия из тела Троекурова, а под номером два — отстрелянные баллистиками. Там стрелочками с номерами указаны совпадающие фрагменты. Как видите, идентичность абсолютная, видно даже на фотографии пули, попавшей в голову, хотя она сильно повредилась, проходя через затылочную кость.

Внимательно рассмотрев фотографии, Колапушин передал их Егору.

— А какие еще материалы они вам передали?

— А вот смотрите. — Ирина протянула очередные фотографии. — Вот это гильзы от штатного патрона для ПСМ — пять сорок пять на восемнадцать. К счастью, я одну нашла целую. Вот то, что баллистики сфотографировали при большом увеличении, а вот это — мои снимки. Полное совпадение состояния поверхности гильз, повторившей индивидуальные особенности патронника и формы отпечатка бойка ударника на капсуле. К сожалению, ни пули, ни гильзы в нашей пулегильзотеке не зарегистрировано. На территории Москвы, во всяком случае, этот пистолет ни в чем криминальном замечен не был. Судя по номеру, он выпущен заводом в конце восьмидесятых. Мы, конечно, послали запросы, но, если он находился где-нибудь на территории одной из бывших союзных республик, боюсь, проследить его судьбу будет очень трудно, если вообще возможно.

— Ирк, да про пистолет и так было ясно, что он тот самый, — вступил Немигайло. — Ты не томи, скажи лучше про отпечатки пальцев — нашла ты их или нет?

— Преступник был в перчатках, Егор. Я все проверила: они часто забывают — рукоятку и затвор со скобой протрут, а, скажем, на магазине или где-нибудь на рамке отпечатки оставят. Но здесь не тот случай — все чисто. Умный преступник, очень умный.

— Так что же, больше никаких следов нет? — уныло поинтересовался Колапушин.

— Почему? Есть. На рифленых боковых поверхностях рукоятки пистолета сохранились микрочастицы материала перчаток — текстильные волокна и следы зеленой резины. Кстати, следы именно таких же текстильных волокон и резины обнаружены и на подкладке смокинга в районе внутреннего кармана.

Немигайло оторопело помотал головой и попросил:

— Погоди-погоди, не части. Что-то я не понял, какие перчатки-то были — тряпочные или резиновые?

— Это могли быть рабочие перчатки. Знаешь — вязаные такие, хлопчатобумажные, с резиновыми точками, чтобы руки не скользили.

— Опа-на! — моментально воодушевился Немигайло. — Ведь работяги там как раз в таких декорации монтируют!

Но, уловив насмешливый взгляд Ирины, он резко убавил пыл:

— Вообще-то…

— Вот именно, Егор. Такие перчатки на любом строительном рынке тюками лежат. На текстильных волокнах никаких специфических загрязнений нет, так что привязать их совершенно не к чему. Жаль, что их не нашли — по ним очень многое можно было бы узнать.

— Как же, найдешь их! — с досадой сказал Немигайло. — Держи карман шире! Они же мягкие и тонкие. Снял, сунул в карман и ушел спокойно, а потом выкинул в любую помойку. Давно на мусорной свалке эти перчаточки — большое им адью!

— А что по ним можно было узнать, Ира? — поинтересовался Колапушин. — На вязаных перчатках отпечатков пальцев ведь не останется? Если только собака по запаху нашла бы?

— Да нет, — улыбнулась Ирина. — Очень многое можно было бы сказать и без собаки. На наружной поверхности перчаток неизбежно должны были бы остаться следы пороховой копоти и оружейной смазки. Ну а на внутренней — биологические следы того, кто их надевал. По этим следам вполне можно определить его ДНК-код, а он у каждого человека строго индивидуален. Точнее, чем отпечатки пальцев. Если бы этот человек был найден, ему очень сложно было бы объяснить, почему он надевал перчатки, на которых есть следы пороха.

— И таких незначительных следов вам бы хватило? — недоверчиво поинтересовался Колапушин. — Даже если он был в этих перчатках только десять минут?

— Да, Арсений Петрович. У каждого человека существуют потожировые выделения. Собственно, они-то и оставляют отпечатки пальцев. С поверхности кожи все время слущиваются мельчайшие частички эпидермиса. Все это осталось бы на внутренней поверхности перчаток. Материала для проведения генного анализа вполне достаточно.

— Как же вы ухитряетесь работать с таким мизерным количеством материала? — изумился Колапушин.

— Это еще много, — улыбнулась Ирина. — Бывает, стоишь и гадаешь — что лучше сделать? Отпечаток пальца подходящим красителем припудрить и на пленку перевести? Но тогда он будет непригоден для ДНК-анализа. А если его для такого анализа использовать, то он пропадет как отпечаток пальца. А если этот отпечаток всего один? Вот и решай!

— И вы с таким количеством ДНК ухитряетесь еще что-то сделать?! Сколько же его может содержаться в отпечатке пальца?

— С таким количеством, конечно, что-либо сделать невозможно. Но можно использовать уникальную способность молекулы дезоксирибонуклеиновой кислоты создавать свою точную копию.

— Я как-то всегда думал, что это может происходить только в живом организме.

— Не обязательно, Арсений Петрович. Если поместить такую молекулу в подходящие условия и дать ей достаточное количество подходящего сырья, она станет это делать и не в живом организме. Существует специальный прибор — амплификатор. В нем содержится раствор нуклеотидов, из которых, собственно, и состоит молекула ДНК. Там, в этом растворе, есть и другие компоненты, но это не важно. И если мы внесем туда даже одну молекулу ДНК и будем поддерживать определенные условия, то из одной молекулы получатся две. Но процесс на этом не кончится. Каждая из этих двух молекул тоже начнет пристраивать к себе свою точную копию. Их станет четыре, и процесс пойдет дальше. Это называется полиморфная цепная реакция. Все это не слишком быстро происходит, особенно если исходного материала было очень мало, но в результате получится вполне достаточное для анализа количество молекул, каждая из которых будет абсолютно идентична исходной. Все довольно просто.

— Ни фига себе — просто! — подал голос Немигайло. — Еще цепную реакцию какую-то придумала! Бомбу атомную вы, что ли, тут делаете? Давайте, Арсений Петрович, заберем материалы и пойдем от греха. А то мы тут с ней либо химиками или физиками какими-нибудь станем, либо быстренько прямо здесь с ума сойдем. И второе намного вернее!

— Пойдем, Егор, пойдем, — заулыбался Колапушин, забирая из рук звонко хохочущей Ирины пухлую пластиковую папочку с фотографиями и экспертными заключениями.