– Ледяного огня ему, – скомандовал Визл, едва увидел меня.

Я выбросил из снежка веточку пустодревника и выпил напиток залпом.

– Еще, – прохрипел я Бобу.

Тот молча поставил рядом еще одну снегоягоду. После второго снежка мне полегчало. Под потолком, как в прошлый раз, я не порхал, но прилив сил ощутил. По крайней мере, был в состоянии обращать внимание на то, что происходит вокруг.

Вокруг были фрезии. Склонность хозяина к этим цветам сильно походила на манию. Стены, стойка, свисающие с потолка кашпо, даже из водных столиков выныривали цветы. Сам Визл сновал туда-сюда, кивал, слушал, не перебивая, и умудрялся при этом обслуживать других посетителей.

Теперь-то я понял, для чего нужны трактиры. Когда мысли не вмещаются в голове, надо же их вылить на чью-нибудь неповинную голову. Я уселся за стойку и призадумался, с чего начать: с приезда родителей, с долга, с Вайверин? Или попросить подсказать идею чуда? Нет, это как-то совсем некрасиво, к тому же Визл – обыкновенец… Чарли Пранк! Вот кто меня выручит!

– Визл, ты веришь, что Чарли Пранк жив?

– Конечно. С чего бы это ему умирать? – удивился трактирщик.

– Ну… Я думал… А ты его хорошо знал? Настоящего, не из комиксов? Расскажи?

Визл поставил две кружки с бармалыгой перед влюбленной парочкой. Они одновременно потянули зелье через трубочки, и из ушей вылетели сердечки. Визл облокотился о стойку и начал рассказывать:

– Чарли был классным парнем. У него был настоящий талант! Серьезно, в Школе думали, что он далеко пойдет. Так бы, наверное, и было, но ему самому гораздо больше нравились всякие розыгрыши и вечеринки. Уже через пару лет он стал настоящей легендой! Комиксы, поклонницы, все эти кружки-значки с Чарли Пранком. Орден считал, что его магия слишком несерьезная, но терпел, потому что Чарли был способен на настоящее чудо, такое например. – Он кивнул на лежанку. – Единственный Ледяной дракон на все Окружье, потому что Чарли как-то умудрился притащить глыбу со снегоягодой и заставить ее тут расти. А потом он устроил магический взрыв, который чуть не разнес Карпетаун, и Орден объявил об изгнании Чарли из города.

– Это тогда ты мог отдать за него Особые права?

– Да. Не знаю, наверное, так и надо было поступить – я не раз об этом думал… Но мне тогда казалось, что Чарли сам устал от всего. Что он устраивает свои розыгрыши и шуточки не потому, что сам хочет, а потому, что все от него этого ждут. Он как бы стал заложником самого себя. Ну, как-то так, – развел руками трактирщик.

Сложноватая какая-то схема, подумал я.

– И что, ты о нем больше никогда не слышал?

– Ничего. По слухам, он какое-то время поддерживал связь с Амандой Дэверелл, но потом совсем пропал. Исчез.

– Они вместе учились, да?

– Вообще-то они даже встречались, – рассмеялся Визл.

А вот мне было не до смеха: я так подавился ледяным огнем, что в носу все горело. Чарли Пранк и Аманда Дэверелл? Визл похлопал меня по спине и протянул стакан с водой.

– Ага, та еще парочка была. Аманда все время его отчитывала и заставляла учиться, а Чарли был единственным, с кем эта заучка превращалась в нормального человека.

Визл отошел помочь большой компании обыкновенцев, которая никак не могла управиться с водным столиком и сделать заказ. А что, если Торстен Хельм прав и Чарли Пранк действительно в Карпетауне? И прячет его не кто иной, как наша куратор? Она так уверенно отвечала, что он жив, наверняка знает гораздо больше, чем говорит!

– Ну что, Мэтью, перевариваешь подробности из жизни кумира? – подмигнул Визл, возвращаясь за стойку.

– Вроде того. Визл, расскажи, а Аманда Дэверелл – она вообще какая?

– Надежная, как скала. Ужасно правильная. Ну и очень, очень умная – по-моему, самая молодая могунья в истории Школы. Небось, боишься? – усмехнулся он. – Ее все боятся, даже Феррариус.

– А ты что-нибудь знаешь о ее дочке? – осторожно поинтересовался я.

– После истории с Чарли Аманда прячет свою личную жизнь за семью замками. Но я слышал, что вроде и в самом деле у нее есть дочь, которая живет в Столице. А ты что, жениться на ней собрался? – рассмеялся он.

– Нет, пока не тороплюсь, – вздрогнул я, вспомнив, как Вайверин чуть не угробила меня. – Просто интересно. Это ведь куратор будет решать, кто все-таки победит.

– Решает не она и даже не ректор, а Алтарь баллов. Куратор проводит соревнования, следит, чтобы все было в порядке, чтобы участники не пострадали. Кстати, ты носишь амулет, который я тебе дал? Не забывай о нем, в этом году слишком много безобразий, кто-то вышибает конкурсантов. С букмекерами давно пора разобраться, пока никто серьезно не пострадал. Но этот амулет тебя защитит от чего угодно. Мне его подарил Финнр, и он не раз меня выручал.

У меня не хватило духу признаться, что амулет меня и правда выручил, но больше уже не поможет: вряд ли он действует на таком далеком расстоянии от меня до вампира.

– Кстати, ты не знаешь, где найти Финнра? Хотел спросить у него кое-что о своем доме. Он же знаток растений, а у меня кое-что случилось. Ничего особого, но на всякий случай думал проконсультироваться.

– Нет, он давно не заходил, – покачал головой трактирщик. – Принес целый сноп каких-то трав, – вон висят, видишь? – но больше не появлялся. Начинаю даже волноваться, не случилось ли чего… Мэтью, вот еще что. – Он перегнулся через стойку и прошептал мне прямо в ухо: – Возьми на всякий случай справочник. Там кое-что есть, ты поймешь. Так вот: если не получится решить вопрос с долгом «Толстосуму», попробуй воспользоваться, а там что-нибудь придумаем.

Пока я соображал, как рассказать, что карточки-пропуска там уже нет, Визл разогнулся и громко спросил:

– Вот не устаю удивляться, Мэтт, как ты каждый раз находишь «Сироту»?

– Да просто, – в ответ удивился я. – Иду и нахожу.

– Без Карты? А ты можешь показать, как это делаешь?

Я задумался. А и правда, как? Раньше вообще не обращал на это внимания. Я прикрыл глаза и сосредоточился. Ну как-то так: решаю, что нужно в «Сироту», намечаю себе цель – как будто клубок ниток бросаю в нужную сторону, а потом потихонечку тяну на себя нитку, и она меня приводит сюда. Я даже вышел из трактира, чтобы попробовать еще раз. Ага, вот оно! Боб достал большую банку стасиса, вытряхнул оттуда вездесущие фрезии и подставил ее мне. Я попробовал передать в заклинании то, что делал интуитивно. Получилось, конечно, не с первого раза, но после десятка правок выглядело похоже.

– Вот, Визл, мне кажется, должно быть так.

Боб поставил еще один снежок, и я с удовольствием потянул его через пустодревник: вымотался так, что руки дрожали. Все-таки вывести заклинание в устойчивую форму – это очень-очень сложно.

Визл задумчиво двигал челюстью туда-сюда.

– А если я не в «Сироту» хочу, а в другой трактир? Или вообще – в любой трактир?

– Тогда, наверное, вот так, – подправил я заклинание. Сейчас, в готовом, править было гораздо проще.

– Спасибо, Мэтью! Есть у меня одна идея. – Он накрыл банку темной тканью и спрятал под стойку. – Что у тебя с чудом? Решил, что будешь делать?

– Так, пока еще думаю. Знать бы, чего тут не хватает.

– Да уж, в Карпетауне столько чудес, что никого не удивишь. Тут бы, наоборот, что-нибудь простое. Когда долго здесь живешь, через какое-то время устаешь от того, что над головой летают Столицы, а перед тем как сесть на стул, надо хорошо подумать – вдруг это какая-нибудь необычная иносущность.

Вот тут я был с ним полностью согласен. Что еще можно предложить городу, в котором и так есть все?

– А с чудесами, Мэтью, я бы так поступил: подумал, чего мне самому не хватает. И чтоб польза была! Вот что важно! Поверь, хорошая щетка для чистки обуви для меня большее чудо, чем очередная радуга в небе или поющий мост.

За стойку зашел Боб и принялся глотать золотые. Потом снял передник и довольно потряс живот – тот весело звенел. Свинья-копилка помахал мне рукой и потопал к выходу.

– Пошел проведать твой магограф. Мне кажется, они подружились, – сообщил мне Визл, вытаскивая перчатки из кольчужника.

Теперь, когда Боб ушел, Визл почти не задерживался возле стойки: ему нужно было принимать и разносить заказы, поддерживать разговор за десятью столиками сразу и еще умудряться выслушивать постоянных посетителей. Когда трактирщик очередной раз пробегал мимо, он сунул мне в руки «Справочник ботанических редкостей». Я засунул его в рюкзак, к мирно спящей Жабе.

Попрощавшись, я потянулся домой. Мне нравилась идея, что чудо должно было полезным, но бытовая магия? Кто и когда ее ценил? Все знают, что лучше за одну ночь соорудить хрустальный дворец и висячие сады в придачу, чем хотя бы неделю выполнять домашнюю работу.

Когда я вернулся домой, все уже спали. Я выпустил Жабу и прошел в кухню. Там в темноте пылали синие цифры. Пожалуй, надо с этим как-то разбираться. Если уж единственный план Визла – это спрятаться в Подполье, дело плохо. Я поискал свои штаны и достал нашивки, снятые с поваренка. На пол посыпалась какая-то труха. Точно, это трава, которую мне подарил Финнр. Интересно, где же это он бродит, ни в Подполье его не видели, ни в «Сироте». Наверное, ищет очередные кошмарные растения. Как он эту называл, зелье преподобия? Я небрежно пролистал справочник. Ага, вот оно:

Преподобник (редчайш.), трава, позволяет на время принимать вид другого человека. Эффект множественный: действует на весь облик, включая одежду. Способ применения: с едой, важно учитывать разницу в весе тех, кто принимает зелье. При правильном использовании происходит превращение в того, кто съел больше. Побочные действия: при равных порциях травы изменений не происходит. Испытаний на иносущностях не проводилось.

Дальше шло полстраницы длинных описаний и исторических примеров. Но кому нужны эти заплесневелые факты. Я захлопнул книгу и положил на стул рядом с папиной газетой, всю страницу которой занимало огромное объявление: «Награда лучшему повару». У меня созрел план настолько гениальный, что я устрашился сам себя.

Это будет, конечно, безумно и невероятно, но после новости о романе Чарли Пранка и Аманды Дэверелл в мире не осталось ничего невозможного. Я поднялся к себе и растянулся на мшистой лежанке. Приглашение соскользнуло с руки и устроилось рядом. Последнее время оно стало совсем сонным и ленивым: с утра обернется вокруг предплечья, вечером переползет на подушку, и все. Но для моего Гениального Плана это неважно. Звездная роль в нем принадлежит моей великолепной, упитанной Икучей Жабе!

С утра я чувствовал себя абсолютно, невероятно уверенным. Даже Джеймс подозрительно косился, так весело я насвистывал. Ближе к обеду я заявил, что мне нужно проверить одну идею, так что прошу не беспокоить. Жаба, умница, по привычке поплелась за мной. Я дошел до магазинчика, в котором купил клей, коробку и комплект одежды поваренка. Щедрой рукой бросил чаевые в банку с мелочью. Через час-два любая «Болтливая собака» будет знать, что Мэтью Грэнвилл – честный человек, который должен только сам себе!

Жаба лезть в коробку отказывалась, но кое-как я ее запихал, потом приклеил нашивки и двинул в царство адова пламени и раскаленных сковородок, по-простому – в ресторан «Боль Толстосума». Найти его оказалось легче легкого: это было помпезное здание, похожее на многоярусную корону. На каждом зубце высилась гигантская копия самых важных поварских наград, пустым был только самый верхний шпиль. Парадный подъезд, которым шествовали важные джентльмены под руку с длинноногими девицами, а также пожилые леди с поджатыми губами и прижатыми к груди мохнатыми собачками, я, разумеется, обогнул. Для таких, как я, – только черный ход.

Две статуи преградили мне дорогу.

– Кто, куда, зачем? – пророкотала одна, вторая прикоснулась ладонью к нашивкам и одобрительно кивнула.

– Помощник. К самой Забеин. Редкий ингредиент, – указал я на Жабу, снимая крышку.

Статуи посторонились, и я вошел в здание. Там творилась невообразимая неразбериха. Хуже толкучки при отправлении поезда. Тащили мешки с мукой и корзины с зеленью, судомойки не успевали принимать грязную посуду. Я пробрался к лестнице и побежал наверх, стараясь не столкнуться с поварами, которые правили левитировавшими перегруженными подносами. Но суета суетой, а нашивки у меня проверяли на каждом этаже. Ни одна муха без спросу к котлетам не проскочит. В кулинарном деле безопасность превыше всего!

Я проскользнул мимо шикарно обставленного зала, в котором сооружали помост для соревнования поваров. Публика уже занимала места, официанты сбивались с ног. В соседней огромной кухне маленький человечек в высоком колпаке отрывисто командовал двенадцатью парами ножей, которые синхронно стучали по разделочным доскам. Другой важный повар заходился в крике:

– Почему никто не щекочет огнепятки? Я для чего положил перо бесхвостой карапульки, чтобы огнепятки совсем обленились и заплыли жиром? И соус! Соус из молока бешеных пчел помешивают ровно три раза по часовой и шесть с четвертью против часовой! Бездельники! Тупицы! Мы опозоримся! Всех уволю!

Попадаться ему под руку совершенно не хотелось, и я обратился к командиру ножей и разделочных досок:

– Мне приказано доставить редчайший ингредиент для Забеин. Лично в руки.

Он шевельнул бровью, и я приоткрыл коробку. Жаба немедленно икнула и вытаращилась на повара.

– Недоразумная ЛяГуХань из мира Грязная Лужа. Ее слизь придает соусам нежнейшую структуру, а при добавлении в суп – незабываемый аромат, – соловьем разливался я. – Уникальный экземпляр! Последняя в Окружье! Заказ от Финнра!

Повар еще раз взглянул на раздувшуюся от гордости Жабу и указал на маленькую дверь в дальнем конце кухни:

– Быстро поставить. И немедленно выйти.

Я заскочил за дверь, поставил коробку и тщательно сотворил чары развоплощения. Меня рассеяло по всей комнате. Теперь начинается самая сложная часть плана, в которой все зависит от ума и сообразительности Жабы.

Через минуту дверь открылась, и в комнату сунул нос маленький повар. Он подозрительно осмотрелся, запустил поисковые чары, но ничего не обнаружил. Еще бы, развоплощение разбросало меня по молекулам по всей этой кухне. Я-то привязал свое сознание к живому существу – Жабе, поэтому не распался совсем, но если она забудет сделать то, чему я ее учил полдня, то так и останусь украшать собой стены. Но она умница, справится.

Кухня, в которой мы оказались, была совсем небольшой, метров пять-семь. На старенькой белой плите мирно булькала кастрюлька, в духовке румянились кексы. Утварь тоже была потертой и видавшей виды. На всех поверхностях стояли ящички, запечатанные такими заклятьями, что даже мое развоплощение казалось цветочками по сравнению с ними. Тихо скрипнула дверь, и зашла Забеин.

Это была печальная женщина средних лет, с сединой в волосах и морщинами на лице. Она аккуратно повесила свой плащ на спинку стула и повязала ветхий передник. Первым делом Забеин проверила кексы. Она вытянула их из духовки и пристроила остывать прямо на ящик, на котором большущими светобуквами было выведено: «Хрупкое! Держать подальше от огня!»

Повариха открыла ящик под мойкой и хотела что-то достать, но тут Жаба икнула, и Забеин нервно подскочила.

– Кто здесь? Выходи!

Заметив Жабу, она потыкала в нее носком туфли и с отвращением поморщилась.

– Гадость какая! Потом разберусь, – пробормотала она и снова полезла в ящик.

Она взяла три картофелины, две морковки и луковицу, очистила их, мелко нарезала и добавила в кастрюльку на плите. Минут через десять сосредоточенно помешала и что-то забормотала.

– Суп из цветков добрезянской солнцедневки готов! – крикнула она, и на пороге тут же возник маленький повар.

Он втянул носом аромат, который шел из кастрюльки, и восхищенно прошептал:

– Невероятно! Божественно! Как вам только удается!

– Все дело в свежих продуктах, – бросила ему вслед Забеин, совершая пассы над кексами, но только за поваром закрылась дверь, как она прошипела: – Идиоты!

Я сосредоточился и посылал Жабе сигналы, но это безмозглое, тупое создание уставилось в окно, в которое пыталась влететь муха. Забеин тем временем снова принялась за лук и морковь. Еще два раза она звала повара, а Жаба все никак не желала делать то, чему я ее учил! Повариха чистила последнюю картофелину, когда Жаба грузно подпрыгнула и слизала эту чертову муху. Она довольно отрыгнула, и на пол выпал маленький шарик. Он потянул к себе то, что было мной, и вот уже за спиной Забеин стоял Мэтью Грэнвилл, великолепный и слегка обслюнявленный.

– Ай-ай-ай, как нехорошо обманывать, – тихонько сказал я.

Повариха от неожиданности выронила нож и вскочила, прижимая руки к груди.

– Выследили! Просочились! Слава Забеин не давала покоя, да? Или вы из пищевой инспекции? Ничего не докажете, у меня все свежайшее, без малейшего изъяна!

– Меня зовут Мэтью Грэнвилл, и все, чего я хочу, – чтобы вы простили мой долг. Я успел увидеть много интересного.

– А чем докажете? – зло улыбнулась она. – Все мои повара работают без обмана – пожалуйста, проверяйте! Вислобрюхи, огнепятки, медвяная роса – все абсолютно настоящее, и с ними справится любой дурак! И только я – творю! Только я способна из этого – лука и морковки – приготовить шедевр! Еще бы, с моим-то опытом. Никому из них не приходилось день за днем, день за днем стоять у плиты и пытаться придумать что-то новое из одного и того же для всей семьи.

Я тоже хотела творить, а что я слышала? Завтрак! Обед! Ужин! Завтрак-обед-ужин! Завтрак-обед-ужин! Завтрак-обед-ужин! За-бе-ин! За-бе-ин! А что у меня было? Лук, картофель и морковка! Не разгонишься!

Как же я мечтала утереть нос всем этим самодовольным павлинам! Мне наплевать на деньги, меня вдохновляет мысль, что они готовы платить такие деньги за обыкновенную картошку с луком, приправленную моим гением! И они платят! Ха, выкладывают целое состояние, лишь бы похвастаться, что делали заказ у самой Забеин! Ну как, довольны? Так давно мечтала это сказать, но некому было. Так что спасибо и прощайте!

Она резко взмахнула рукой, и Мэтью Грэнвилл исчез. Чтобы тут же появиться в другом месте. Я же не идиот, чтобы не подстраховаться чарами удвоения. А из первого пузыря вылетела серебристая сетка и замагинила кухарку. Кто на Мэтью с магией, магией и получит. Она попробовала вырваться, но бесполезно: это с другими люди легко справляются, а сами с собой – почти никогда.

– И все-таки вам придется простить мне долг.

– Никогда. Забеин не прощает долги. И ничего не забывает!

Я разломал кекс пополам и понюхал. Пальцы порхали, как у заправского вора. Я сунул кусок в рот.

– Соли многовато, – с видом ценителя заявил я.

– Соли? Ее тут вообще нет! – заволновалась повариха.

Пожав плечами, я протянул ей половинку кекса. Она тоже понюхала и наморщила нос. Осторожно откусила кусочек, потом еще один.

– Что такое? Не может быть.

– Ну, сказать честно, я слегка подправил, – скромно признался я. – Мне показалось, что здесь не хватает щепотки преподобника.

– Преподобник? Он-то тут при чем?! – искренне удивилась Забеин.

– Все просто. Понимаете, ваша картошечка обошлась мне очень дорого. И я совсем не хочу за нее платить. А в моей умной книжке сказано, что тот из двоих, кто съел больше преподобника, превратится в другого. Уж поверьте, я оставил себе солидный запас, – помахал я коробком.

– Ты что, собрался превратиться в меня? Выйдешь и скажешь, что прощаешь долг? – фыркнула Забеин.

Я даже обиделся:

– Нет, конечно. Вы что, меня совсем дураком считаете? Кто же мне поверит, даже если я правду расскажу? Но зато я могу вот что: кажется, совсем скоро начинается испытание? Ну так я пойду вместо вас. Отлично получится, я-то в готовке вообще ничего не соображаю. Представляете, как все удивятся! Великая, гениальная Забеин – и такие бездарные блюда…

– Ты этого не сделаешь!

– Это почему? Да запросто. Мне-то что, опозоритесь ведь вы. Но если вдруг передумаете и спишете долг, я съем свою часть травы, и никто ни в кого превращаться не будет. Я все хорошо рассчитал.

Она в ужасе смотрела на меня. Но уж чем-чем, а взглядами любой степени возмущения Мэтью Грэнвилла не пронять.

– Хорошо, мистер Грэнвилл. Я согласна. Вы съедаете траву, я уничтожаю счет. И мы оба ставим печать молчания. Идет?

– Вот так бы сразу, – кивнул я. – Только, знаете, без обмана. Поэтому начнем с печати.

Забеин поморщилась, но мы все-таки скрепили договор, и я вытряс в рот остатки трухи из коробка. Снял чары, и повариха, которая заварила всю эту кашу, хлопнула в ладоши. Перед ней появилась огромная книга в толстом переплете. Забеин безошибочно открыла ее на нужной странице и громко сказала:

– Я, Забеин, хозяйка и главный повар ресторана «Боль Толстосума», прощаю мистеру Мэтью Грэнвиллу всю сумму долга и проценты по ней, а также отзываю свой иск в Магистрат Карпетауна.

После этих слов страница с моим именем вспыхнула синим пламенем и красиво рассыпалась пеплом.

– Все, мистер Грэнвилл, вы свободны, – холодно сказала кухарка. – Но я, разумеется, никогда этого не забуду.

– Как-нибудь переживу, – бодро заверил я повариху. – Всего доброго и хорошего вам урожая лука!

Подхватив Жабу, я пулей вылетел из ресторана. Воздух Карпетауна еще никогда не казался мне таким свежим и пьянящим. До чего ж хорошо! До чего ж здорово! Ур-р-ра-а-а!!! Я пробежал еще пару кварталов, как внезапно почувствовал изменения. Черт побери, не угадал с дозой. Я присел на скамейку, чтобы переждать превращение. Надо срочно достать справочник, посмотреть, сколько мне быть в образе Забеин. Надеюсь, не больше пары часов. Но ничего такого, что описывают в учебниках, со мной не происходило. Кости не трещали, мышцы не горели. Зато с одеждой что-то было не так. Она изменялась.

Я шагнул к витрине и с удивлением рассмотрел себя в стекле. На мне было какое-то длинное черное платье с белым воротничком и круглая черная шляпа. Я вытянул справочник и внимательно перечитал. Внизу, под статьей про преподобник, мелким-мелким шрифтом было написано: «Не путать с травой преподобия!» Дрожащими пальцами я открыл нужную страницу.

«Трава преподобия была выведена Иоганном Грегором Менделем путем раскрещивания черной сутаны в белый горох и белой сутаны в черный горох. Используется в развлекательных целях – для маскарадов, костюмированных балов и т. п., а также для служебного пользования в некоторых мирах Закружья. Не имеет ничего общего с преподобником».

Черт бы побрал тех, кто дает подобные названия! Из ресторана «Боль Толстосума» донесся яростный крик. Кажется, пора воспользоваться мудрым девизом «быстрее, выше, сильнее». Бежать быстро и держать голову повыше при мысли о том, насколько сильного врага я нажил.

Домашние встретили меня виноватыми взглядами. Даже на мой странный наряд никто внимания не обратил.

– Папа испортил твой стол, – шепнула Бусинка. – Ему стыдно.

Я заглянул в кухню. Счета больше не было, какое облегчение!

– Понимаешь, папа читал газету, а там появилось объявление: «Госпожа Забеин выиграла звание лучшего повара Закружья». Он почему-то считает ее выскочкой, разозлился, хлопнул кулаком по столу, и все погасло… – нервничая, доложила мама. – Мэтью, ты не волнуйся. Джеймс попробует починить…

– Ну уж нет! Не надо ничего чинить. Мне так нравится гораздо больше. Эти цифры так раздражали, – искренне успокоил я родственников.

Вечером, когда я подкармливал довольную Жабу, стол пережил новое испытание.

– Шарлотта, посмотри сюда! Он меня в могилу вгонит! Да я даже не знаю, как называется цифра, которую он был должен!

– Дорогой, успокойся. Тут сказано, что вопрос решен. Уверена, он не поступил бы так опрометчиво, да, Мэтью? Это ведь какой-то розыгрыш?

– Конечно, мама! И вообще, никаких долгов, было б о чем разговаривать, – спешно карабкаясь наверх, успокоил я мать. В такие минуты лучше держаться подальше от родителей, даже если все счастливо решилось. К тому же вдохновение подкинуло мне еще один план, и я собирал военный совет из себя и Вороны.

– Ворона, как ты думаешь, что будет, если мы найдем Чарли Пранка?

– Это будет ужас, – хмыкнула птица. – Ты не представляешь, что он тут устраивал! Кое-что и правда было ну очень сногсшибательно, но в остальном… Больше глупостей, чем он, никто не творил, поверь.

– Ладно, неважно, – отмахнулся я от ненужных деталей. – У меня есть идея: он живет в Башне Карадурна. Мне кажется, его там заперли. Даже уверен.

– Подожди, ты что, попал тогда в Башню? А мне ничего не рассказал! – немедленно обиделась Ворона.

– Да что ты все цепляешься! Я тогда сделал все, как ты велела, перерисовал эти каракули, но дверь не открылась. А когда полез в окно, оттуда – рука такая: ПОМОГИ! Так я вот думаю, может, это и был Чарли Пранк? Торстен Хельм считает, что это из-за Чарли Пранка ковер стал неуправляемым.

Ворона надолго задумалась.

– Может, и он, – наконец произнесла она. – Это вероятно, но не безусловно. Да, это подходящее место для Чарли Пранка. Надежное, не выберешься.

– Ага. Ты подумай: в Карпетауне его любой узнает! Где ему еще прятаться?

– Ну, Молли же как-то умудряется. Хотя ей сочувствует Подполье, она, скорее всего, оттуда и пробирается. А у Чарли с Подпольем так себе, им его шуточки поперек горла были. Но ты тут при чем? Сообщи в Магистрат, тебе каких-нибудь бонусов подкинут.

– А вот при чем. Во-первых, ты много кого знаешь, кто сумел попасть в Башню Карадурна? А я смог! Во-вторых, если я освобожу Чарли Пранка, то буду гордиться этим всю жизнь! Ну и в благодарность он шепнет мне какую-нибудь свою идейку насчет чуда.

– Ох, Мэтт, не нравится мне все это. А если там не он?

– Ну и подумаешь, я же ничего не теряю! В общем, Ворона, тащи свою банку со смеллячьим кремом и каракули. И еще тебе задание: придержи Жабу. Не хочу ее туда-сюда таскать, еще свалится где-нибудь.

– Откуда я тебе крем-то возьму? Ты что, думаешь, мне волшебные вещи на голову сыплются? За Жабой присмотрю, запись перерисую, так и быть. А как туда пробраться, думай сам.

Но после того как я мастерски избавился от долга, для меня не существовало преград. Не смеллом, так по-другому попаду в Башню. Держись, Чарли, Мэтью Грэнвилл тебя спасет. Я размечтался, как здорово будет, когда я его вызволю. Наверняка он в благодарность кое-чему меня научит. Правда, ему снова придется бежать, он же изгнан из Карпетауна! Ничего, письмо напишет или еще как. Да это не главное! Такой шанс выпал! Это не магограф попросить – это спасти своего героя!

Назавтра, решительный и уверенный, я шагал к Школе Магии. Возле Алтаря я остановился и присмотрелся. Надо же, Алек времени даром не терял. На первый взгляд его камней столько же, сколько у Китти Плюш! Самоцветы призывно мерцали под драконьими крыльями. Но меня больше интересовало, с какой стороны удобнее добраться до Башни Карадурна.

– Мэтью, подожди! Привет!

Я обернулся: со скамейки мне махал Алек.

– Привет! – пожал я протянутую руку.

– Жду куратора, хотел с ней поговорить. Но передо мной зашла эта парочка – колясочник с девчонкой – и как застряли. А ты зачем? Тоже к ней?

– Нет, собирался зайти к ректору, – как можно нейтральнее сказал я, но Алек все равно вскинулся.

– Ах да, забываю, что ты у нас личный учитель самого Феррариуса, – довольно ядовито сказал он. В другой день я бы, наверное, парировал, но сегодня ссориться не хотелось.

– Ага, типа того, – вяло ответил я. – Как у тебя дела с заданием? Я пока ничего толкового не придумал.

– И я. – Алек остывал так же быстро, как загорался. – Мне тут вообще плохо думается. Все время что-нибудь отвлекает. Дома пойдешь к речке, побродишь по берегу, и мысли какие-то появляются. А тут… – Он поморщился и показал туда, где вдалеке блестел океан, и еще можно было рассмотреть одинокую фигуру Великого Кормщика.

– А мне больше всего нравится, когда осенью в небо запускают фонари. Всю ночь могу лежать и думать, глядя на них. У вас тоже есть такой обычай?

– Есть. В нашей деревне моя мама делает самые лучшие фонари! Они дольше всех горят! – и тут же дернулся и сменил тему: – Черт, они когда-нибудь выйдут?

Из ворот Школы показались Рива и Дэйв, она сияла от счастья, он был мрачен, как старая ведьма на выборах первой красавицы. Оба подошли к нам и поздоровались.

– Нас взяли! Нас зачислили! Ректор только что подписал договор! – выпалила Рива, от волнения складывая руки в замок и хрустя костяшками.

– Как зачислили? А конкурс? Теперь – всё? – выдавил из себя Алек.

– Особые условия, – хмуро бросил Дэйв, пожимая мне руку в ответ на поздравления.

– Да, Особые условия! Я так волновалась, что куратор откажется! Просто извелась вся! Но теперь все отлично!

– Вот когда придет время выполнять этот договор, посмотрим, что ты скажешь, – с горечью сказал Дэйв.

– Ай, брось! Нормальные условия! Ребята, желаю удачи, может, еще увидимся! Нам надо найти Стократуса, без него я бы ни за что не придумала!

Они ушли, а мы с Алеком смотрели им вслед. Честно говоря, я – с завистью. Им-то не надо больше ни над чем ломать голову. Жалко, не сообразил спросить, что же такого они предложили. Судя по тому, как Алек грыз губы, он бы тоже дорого заплатил, чтобы это узнать. Хотя нам с этого толку… Особое условие на то и особое, чтобы не повторяться. Моль побери, ну почему у меня нет ни денег, ни хотя бы каких-нибудь наследственных баллов? У меня даже Права сироты теперь нет!

Алек пошел в Школу, к куратору, а я к стоянке пузырей. Она была возле магазинчиков с сувенирами. Почти из каждого мне подмигивал Чарли Пранк. Если все пойдет как надо, скоро подмигивать будет настоящий. Я сел на пузырь и погнал его вверх. Проблема в том, что попасть в Школу было не так-то просто: от незаконного проникновения она была защищена отлично. Помучившись, я бросил это занятие и решил поступить по-другому. Пойти честным путем обмана и хитрости.

Я подошел к Главным воротам и громко сказал:

– Мэтью Грэнвилл, участник конкурса, хочет поговорить с ректором Феррариусом.

Чтобы веселая рожица была лучше видна, я оттопырил воротник и смело шагнул вперед.

Во дворе Школы я быстро шмыгнул за ближайшую колонну, чтобы не привлекать внимания. Достал из кармана свои пузыри и увеличил один, насколько смог. Вышло не так чтобы хорошо, но сойдет. Сжав его коленями, я взлетел вверх, к Проклятой Башне.

Кажется, повезло: никто не заметил. Где этот Доверчивый мост? Я же знаю, что он тут! Я по нему шел целых два раза! Но сколько я ни пытался нащупать платформу, нога каждый раз проваливалась в пустоту. Я даже разозлился: проще смеллу пролезть в игольное ушко, чем мне войти в царство Карадурна! Хотя чего это я как смелл на мельнице? Можно же подлететь к Башне на пузыре!

Я быстренько рванул туда, где был вход в Башню. И с размаху налетел на такой барьер, что аж искры посыпались! Ужасно не повезло! Второй попытки не будет: снизу меня кто-то заметил и тащил пузырь вниз с такой силой, что сопротивляться было бесполезно. Я приготовился: сделал полное раскаянья лицо и жалобные глаза.

Пузырь обогнул Главные ворота и мягко приземлился на ковер. Аккурат возле моего отца. Таким злым я его никогда не видел.

– Мэтт, ты сошел с ума! Если ты так хочешь умереть, сделай это не таким бестолковым способом! От тебя же мокрого места не осталось бы!

– Папа? Ты откуда здесь? Как ты меня нашел? – пролепетал я.

– Следил! Джеймс прав – тебя ни на минуту нельзя оставить без надзора! – Отец резко выдернул у меня из волос маленькую кругленькую штучку.

– Следил? Ты за мной подсматривал?! Папа?!

– А что мне еще остается делать? Какого черта ты полез на Башню Карадурна? Свалиться с нее – это и есть твое чудо? Или хотелось, чтобы все о тебе говорили: ах, Мэтью Грэнвилл снова отличился! – Папа орал так, что мне хотелось не то что в Подполье, в самом отсталом из миров Закружья очутиться.

– Куда хочу, туда и лезу! Что вы меня все время поучаете! Сами-то чего добились? – орал я, губы дрожали, из глаз текли слезы обиды, возмущения, разочарования. – И скоро обо мне заговорят, да! Если бы не ты, я бы спас Чарли Пранка!

– Кого? – От удивления у папы глаза на лоб полезли.

– Чарли Пранка! Он там, в Башне Карадурна!

– Чарли Пранк в Башне Карадурна? – переспросил папа.

– Да! Его там заперли! И это из-за него ковер все время трясет! Я его спасу, и за это он мне поможет! Я выиграю, хотя вы все считаете меня неудачником!

– Мэтью, там нет никакого Чарли Пранка. – Папа снова стал таким же спокойным, как всегда. Даже слегка заторможенным.

– Да вы мне никогда не верите! Говорю тебе, он там!

– Успокойся. Тебе показалось. В этих старых башнях кто только не водится.

– Да не буду я успокаиваться! – снова завелся я. – Ты там не был, откуда ты знаешь?

– Потому что я – Чарли Пранк! – так рявкнул папа мне в лицо, что я отшатнулся.

И испугался. Одно дело – отец, доведенный до предела, а другое – отец, этот предел переступивший. Полоумный, короче. Бочком-бочком я отступал от него, но наткнулся спиной на стену. Сумасшедший папа схватил меня за шиворот и потащил прямо к Главным воротам. Он с такой силой заехал по двери Привратья, что она распахнулась мгновенно. Я даже оглянуться не успел, как папа приложил руку к какой-то табличке, и на ней высветилась надпись: «Добро пожаловать в Школу Магии, Чарли Пранк! Мы тебя никогда не забывали».

Папа выдохнул и как-то словно сдулся. Он убрал руку и пошел к выходу. Как в тумане, я потянулся за ним. Мы зашли в ближайшее кафе. На стекле магазинчика напротив висел постер с Чарли Пранком. Он был мало похож на моего отца. В смысле, каким он был раньше, до того, как изменил внешность. Хотя какое-то сходство все-таки есть, вынужден был признать я. Это как если бы нарисовали ваш портрет, но при этом исправили все недостатки и преувеличили достоинства. Ну и еще у Чарли Пранка не было лысины и выпирающего живота.

– Папа… А как… – Я повел рукой, не в силах сформулировать мысль.

– Так. И я не хочу, чтобы ты делал те же глупости, что и я.

– Глупости? – изумился я. – Ты же Чарли Пранк! Мой герой!

– Я тот, кто по собственной глупости испортил себе жизнь. Мэтью, когда-то я пообещал, что никто не узнает, что я и есть Чарли Пранк. Дай слово, что никому не расскажешь.

Все еще в шоке, я кивнул. Папа говорил глухим отстраненным голосом:

– Понимаешь, Мэтью, тогда мне казалось, что нужно веселиться и радоваться, пока молодой. И я отрывался на всю катушку. Один розыгрыш безумней другого. А потом у меня перестало получаться. Сначала незаметно – думаешь, что в следующий раз поднапряжешься, и все будет как раньше. Потом другой, третий. Я по-прежнему устраивал всякие выходки, только они были всё проще и проще. Это сходило с рук – все еще помнили мои старые розыгрыши. К тому же я подписал контракт на комикс, и они сами придумывали истории обо мне, я только автографы раздавал. В общем, у меня были и слава, и деньги. Если бы я тогда взялся за ум, попытался заниматься, то, наверное, все бы со временем наладилось. Но я испугался. Не мог же я выйти и сказать: всё, ребята, пока, Чарли Пранк закончился, я ушел учиться. Я не знал, что делать: с одной стороны – слава и поклонники, да и временами что-то еще получалось, – слышал «Симфонию города»? С другой – я понимал, что застрял. Те, кто учился со мной и был когда-то хуже меня, могли творить то, чего я не умел. Знаешь, каково это – видеть, что тебя обходят те, кто слабее, и чувствовать там, где было твое призвание, только пустоту? Очень надеюсь, что никогда не узнаешь.

Больше всего я боялся Испытаний в конце года. Я прекрасно понимал, что завалю их. Что я только не делал! Глотал ледяной огонь ведрами, даже учиться пробовал, и все равно знал, что провалюсь. И тут мне повезло. Кто-то устроил взрыв, а я случайно был в том доме. Естественно, все решили, что это очередная моя выходка. Если бы я признался, что мне такое не под силу, это был бы конец Чарли Пранка. А так появился шанс спасти репутацию. Я взял вину на себя. Меня выгнали из Карпетауна, но никто ни о чем не догадался. Вот и вся история Чарли Пранка, Мэтт. Как видишь, ничего героического.

– И все эти годы… ты ни разу… – не поверил я.

– Сначала жалел, пытался доказать себе, что вернусь, смогу. Потом перестал. Мэтт, я хочу, чтобы ты понял: держись за то, что важно для тебя самого. И работай. Талант прощает все, кроме пренебрежения.

– Папа, а ты меня не разыгрываешь? – жалобно спросил я.

– К сожалению, нет. Мэтью, через час весь город будет разыскивать Чарли Пранка. Я не могу так рисковать вами. Нам нужно домой.

Я только сейчас сообразил, что мой папа – Чарли Пранк – вне закона. Кажется, в нашей семье кому-то постоянно грозит Мракотан. Мы расплатились и вышли, чтобы тут же уткнуться носом в плакаты и майки с изображением Чарли.

– Папа… Но если ты – Чарли Пранк, то мы должны быть богаты! Все эти комиксы, майки, кружки, они же приносят огромные деньги! – сообразил я.

Отец согнулся еще больше и ответил, не глядя на меня:

– Нет. Сначала деньги уходили на оплату штрафов. А потом я здорово влип, и мне пришлось продать права, чтобы расплатиться. У нас ничего нет, Мэтью. Мне жаль, мне очень жаль.

Мне тоже было жаль. Не денег, нет. Мой привычный мир рухнул, разбился на самые мелкие осколки. Вот бы никогда не подумал, что мой отец – это Чарли Пранк, но мне от этого ничуточки не весело.