Золотоокий спал, но сон его был не совсем сном. Ибо казалось ему, что он в Арде – везде и повсюду одновременно: в Валиноре и в Сирых Землях; и видит и слышит все, что творится. Он видел все – но ничего не мог. Не мог крикнуть, что звезды – гэле – не творение Варды, что это и есть Свет… Он видел, как ушел Артано; он даже позавидовал ему, ибо знал, что у самого не хватит силы духа уйти к Врагу… А Врага он уже не мог называть Врагом. И слова, идущие из ниоткуда, дождем падали в сердце его, и он понял смысл имени – Мелькор…

А потом он увидел над собой прекрасное лицо Айо. Он знал, что это – сон. Но Айо мог входить в любые сны, и сейчас он выводил из сна Золотоокого.

– Все что ты видел – истина, – тихо говорил Айо. – Истина и то, что Король Мира и Варда не хотят, чтобы это видели. Мне тяжело понять, почему.

Золотоокий молчал. Терять веру всегда тяжко. Наконец он поднял голову.

– Я не могу больше, – с болью проговорил он. – Надо уходить.

– К Врагу?

– Нет. Просто уходить. Не «к кому» – «откуда».

– Тебя не отпустят.

– Все равно. Иначе лучше бы не просыпаться…

– Хорошо. Постараюсь помочь. Но тогда уйду и я… Как же отпустить тебя одного – такого, – грустно улыбнулся Айо.

Были ли то чары Айо, или действительно Манве и Варда больше не желали видеть Золотоокого здесь, но его отпустили. Правда он уходил лишь для того, чтобы узнать, пришли ли уже в мир Старшие дети Единого – Валар не желали покидать светлый Аман. Ирмо же легко отпустил Айо, и друзья ушли вместе.

Они выходили из Озера Куивиэнен – слабые, беспомощные, испуганные, совсем нагие. А земля эта не была раем Валинора. И они дрожали от холодного ветра и жались друг к другу, боясь всего, боясь этого огромного, чудовищного дара Эру, что упал в их слабые, не подготовленные к этому руки – боясь Эндорэ. Ночь рождения была безлунной, непроглядной, и в темноте таился страх. И только там, вверху, светилось что-то доброе и красивое, и один из Эльфов протянул вверх руки, словно просил о помощи, и позвал:

– Эле!

Тот, кто пришел к ним первым, откликнувшись на их зов, носил черные одежды, и те, что ушли с ним, стали Эльфами Тьмы, хотя им было дано ощутить и познать радость Света раньше всех своих собратьев. Ибо было им дано – видеть.

Тот, кто пришел к ним вторым, был огромен, громогласен и блистающ, и многие Эльфы в ужасе бежали от него в ночь; те же, что ушли с ним из Эндорэ, стали Эльфами Света, хотя и не знали Света истинного.

Те, что пришли к ним третьими, были очень похожи на них, но гораздо мудрее. И Эльфы, слушавшие песни Золотоокого и видевшие наваждения Айо, полюбили Эндорэ и остались здесь навсегда. Они разделились на разные племена и по-разному говорили они, но в Валиноре их звали Авари, Ослушники.

Так Золотоокий нарушил приказ Короля Мира, ибо остался в Эндорэ. Так остался в Покинутых Землях Айо. Так не вернулся Охотник, ибо хотел он творить. Так не вернулась Весенний Лист, ибо остался в Средиземье Охотник. А Оссе не покидал Средиземье никогда.

Бродил по земле Золотоокий, и Эльфы чтили его и любили его песни, хотя и не все понимали. Пел он и о Валиноре, и о Творении, и о Светильниках, но если бы все это слышал Король Мира, то вряд ли Золотоокий сумел бы спеть потом хоть одну песню. И только Эльфы Тьмы, что жили на севере, понимали его так, как он сам понимал себя. Потому любил он бывать среди них, но тайно – он боялся мощи и величия Мелькора.

…Так и зародились у Эльфов Средиземья предания о добрых богах, что жили среди них и учили их Красоте…