В опустошенном Дортонионе хозяйничали Орки, выслеживая рассеявшихся по лесам беглецов-Нолдор, уничтожая их с бессмысленной жестокостью. После поединка с королем Финголфином Мелькор немногое мог сделать – только посылать отряды Людей, чтобы остановить озверевших от крови Орков.
Гортхауэр редко теперь покидал Аст Ахэ. Встречавшиеся с ним люди отводили глаза. Он был страшен. Взгляда его не мог выдержать никто, и даже Учитель сейчас не смог бы остановить его. Он готовился к новой войне.
– …Нелегкую работу задал нам Владыка, – вздохнул младший.
– По счастью, харги боятся даже наших черных одежд, Олф. Знак Аст Ахэ, – невесело усмехнулся старший. – Для них это знак гнева Владыки.
– Гнев Владыки… Кто видел его после Огненной Битвы? Приказы передает Повелитель Воинов, и, кажется, не очень-то доволен ими. Что мешает нам сейчас уничтожить альвов? Не понимаю. Объясни, Хэрн! Что от них осталось? – Химринг на востоке, Хитлум на западе… – Олф произносил названия эльфийских королевств тщательно, с плохо скрытым отвращением. – Дориат… этих Владыка вообще не трогает… Поговаривают о каком-то заклятье, но что для него заклятья?
– Они никогда не воевали с нами.
– Все альвы одинаковы, – Олф скрипнул зубами.
– Вот и альвы говорят также. Что мы, что харги – для них все едино.
– Гондолин их этот непонятный… Вроде, совсем близко отсюда, а мы ничего не знаем. И до Нарготронда – рукой подать. Верно, королевство большое; но можно ведь собрать силы… Первый готов сдохнуть, лишь стереть в пыль этих сволочей! Но – «воля Владыки!» – Олф иронически хмыкнул. – Сдался Великому этот… как его…
– Финрод, – Хэрн был в задумчивости.
– Эх, будь моя воля… – тяжело вздохнул Олф. – Ф-фу… Опять гарью несет.
Подъехали ближе.
В селении Эльфов Орки, вероятно, побывали всего несколько часов назад: по обгоревшим остовам домов еще пробегали редкие язычки пламени.
Хэрн поднял руку:
– Прислушайся… Вроде, плачет кто-то.
Олф замолчал.
– Ну и слух у тебя, – восхищенно сказал он через некоторое время.
– Идем, поглядим.
…Ребенку было года полтора, от силы – два. Видно, мать пыталась унести его подальше от опасности, когда ее настигла стрела.
– Твари, – процедил сквозь зубы Хэрн, разглядывая зазубренный наконечник.
Олф вытащил меч из ножен.
– Ты что?!
– Добить эту мразь, – хищно оскалился младший. – Вражье отродье!
Хэрн ударил его по руке:
– А ну, стой!
– С ума сошел? Это же альв!
– Давно ли ты получил меч от старейшин? Ну-ка, повтори, что говорил!
– …И не поразит он ни раненого, ни старика, ни женщину, ни ребенка, – монотонно забубнил младший.
– Хватит. Ты что, уже успел забыть? Может, хочешь, чтобы Повелитель Воинов тебе напомнил?
– Что – Повелитель Воинов?! – взвился Олф. – Эти ублюдки меня в десять лет сиротой оставили, а я…
Хэрн недобро усмехнулся:
– Сначала попробуй убить меня. Удастся – делай, что хочешь.
– Ну, что ты… – растерялся младший. – Не трону я этого сопляка, сам сдохнет…
– Я его возьму с собой, – решительно ответил Хэрн, – сыном мне будет. У нас-то пока детей нет.
– Свихнулся?! Это ж вражье отродье!
– Ребенок ни в чем не виноват. А если ты скажешь еще хоть слово…
– Молчу. Делай, что хочешь, – младший отвернулся и брезгливо поморщился. – Что-то не то с тобой творится с тех пор, как служишь в гарнизоне Твердыни…
С совета старейшин Хэрн вернулся в полночь.
– Завтра отправлюсь с посланием в Аст Ахэ, – мрачно сказал он. – Харги совсем обнаглели.
– Отец, – попросил Илмар, – можно мне поехать с тобой?
– Я же не на прогулку собираюсь.
– К самому Владыке? – почти молитвенным шепотом спросила жена.
Хэрн коротко кивнул.
– Ты увидишь Владыку? О, отец, я очень прошу тебя… Я так мечтал увидеть его… Я не помешаю, я совсем незаметно…
Внутренняя борьба отражалась на лице Хэрна. Видно было, что ему тяжело отказать старшему сыну.
– В Твердыне Тьмы не место детям, – наконец, сказал он.
– А я спою Владыке мою новую песню, – улыбнулся мальчик, – ведь и ему, наверное, нужно когда-то отдохнуть…
– Ты это серьезно? – Хэрн с трудом удержался от улыбки.
– А что? Людям нравится… Я очень прошу…
– Вот постреленок! – отец, наконец, дал волю смеху.
– Владыка не разгневается, вот увидишь!
– Ну, ладно, ладно, уговорил… Только смотри – чтоб тише воды, ниже травы! Иди теперь. Утром разбужу рано.
– Спасибо, отец!
– Ни в чем ему не отказываешь, – вздохнула жена.
– Я все боюсь, что он поймет…
– Младшим ты бы такого не позволил.
– Верно, – ответил Хэрн, – но ты понимаешь…
– Когда-нибудь все равно узнает, отец. Или расскажут… Он уже и так спрашивал, почему у него светлые глаза. У всех темные, а у него – серые. И потом – пройдут годы, и он увидит, что не меняется. Не стареет, как другие.
– От судьбы мы его не защитим, как бы ни хотелось. И все-таки пока пусть лучше не знает.
– …Владыка сейчас выйдет к тебе, человек с востока, – пророкотал Балрог.
Илмар, забившийся в самый темный угол зала, затаил дыхание: вот сейчас произойдет то, на что он, двенадцатилетний мальчишка, не смел и надеяться. Он увидит самого Владыку! В воображении ему рисовался некто прекрасный и грозный, великий воитель в сияющем венце, огромного роста, в блистающих доспехах и с огненным мечом в руках. Поэтому он даже не понял сразу, кто перед ним, когда в зал вошел, прихрамывая, высокий человек в простых черных одеждах, совершенно седой, с лицом, изорванным шрамами.
Меч у него, правда, был – черный, со странной рукоятью, в которой светился камень, очертаниями похожий на глаз. Илмар понял с изумлением, что это и есть Владыка, только когда отец, глубоко поклонившись, подал ему свиток.
Изуродованная рука, принявшая послание, была охвачена в запястье железным тяжелым браслетом; только приглядевшись, Илмар понял, что это браслет наручников. И невольно прикрыл глаза, борясь с внезапно накатившей на него волной жгучей жалости.
Властелин пробежал глазами письмо. Взгляд его стал жестким.
– Скверно, – голос у него был красивый: глубокий, низкий, выразительный. – Я постараюсь помочь, чем могу. Сил у нас немного…
Он задумался.
– Я дам ответ. Жди меня здесь, Хэрн.
Хэрн снова – в который раз – изумился способности Властелина запоминать имена и лица. Ведь сколько лет прошло…
Взгляд Властелина остановился на маленькой фигурке в углу.
– Кто это?
Глаза у него были удивительные: глубокие и светлые… Илмар даже дышать перестал.
– Это мой сын.
Хэрн ответил слишком поспешно и умоляюще взглянул на Властелина.
– Понимаю… – Властелин улыбнулся уголком губ. – Подойди, что же ты прячешься? Хотя верно… Не очень-то приятно на меня смотреть, да?
Илмара словно обожгло. Он сорвался с места, подбежал к Властелину:
– Владыка! Разве бы я мог…
– Как твое имя?
– Илмар, – с готовностью ответил мальчик.
«Илмар. Лишенный дома. Вот как…»
– Кем же ты хочешь стать?
Илмар старался не отводить глаза: видеть проступившую в шрамах кровь было страшно; чудовищное противоречие этому мягкому, мудрому взгляду.
– Менестрелем…
– Ты, значит, слагаешь песни?
Илмар облизнул пересохшие губы:
– Да…
– Спой мне что-нибудь.
Илмар запел; голос его дрожал поначалу, но постепенно забыл он обо всем, и не стало ничего, кроме ледяного сияния этих глаз… Юный чистый голос взлетел под своды зала, и слова – простые и трогательные…
– Благодарю тебя, Илмар-менестрель…
Мальчик никогда не думал, что слова могут наполнить сердце такой радостью:
– Позволь мне, Владыка Мелькор…
Илмар не договорил: преклонил колено и благоговейно коснулся губами обожженной руки. Мелькор вздрогнул.
По дороге мальчик долго молчал; потом сказал совсем тихо:
– Какой же я дурень… Придумал сказку: воин в сияющих доспехах… А он – совсем другой…
– Ты разочарован, сын?
– Нет, отец, нет!.. Знаешь… – его голос упал до шепота, словно Илмар поверял великую тайну, – знаешь, я никогда не видел таких прекрасных рук, как у него…
Больше никто из них не проронил ни слова.
– …Они говорят – я не сын тебе. Они говорят – я альв.
В голосе юноши звенело отчаяние.
– Что же ты молчишь, отец? Скажи, что это не так! Мама!..
Хэрн опустил взгляд.
– Мальчик мой… прости, но это правда.
– Как?..
– Ты – Нолдо, мальчик. Ты уже сам видишь, что непохож на своих ровесников, но гонишь от себя эти мысли. Я нашел тебя в лесу. У нас с матерью тогда еще не было детей. Мы – твои приемные родители. Твоих родных убили харги.
– Как же так?.. – юноша сел, стиснув виски руками.
– Это правда, мальчик мой. Мы не хотели говорить тебе. Ты был нам, как родной…
– Я помню, отец… Ох…
Мать всхлипнула.
– Как же так… – повторил Илмар. Одно лицо стояло сейчас перед его глазами. Рэна. Рэна.
…Она жила по соседству, смуглая, маленькая, темноглазая. Она не была красавицей; скорее, она была чарующе некрасива, похожа на маленькую птичку. И голос такой же: звонкий, чистый… Она успела стать частью его сердца. Он уже не представлял себе жизни без нее. И теперь судьба разлучала их навсегда. Теперь? Нет. С самого рожденья. И ничего не изменилось бы, даже если бы – знал. Рэна. Рэна, любимая. Рэна. Лучше уйти, уйти навсегда, и никогда больше не видеть. Ни-ког-да. Слово какое странное. Как же не понял… И язык альвов казался чем-то знакомым, давался слишком легко… Судьба. Ненавистная, жестокая.
«Рэна, свет мой… Мысли путаются… как же так? Куда идти? Отец… Мать… Будь я человеком, в этот год мог стать воином Аст Ахэ… Ангамандо. Придумали имечко: Железная Темница. Мог бы говорить с Владыкой, видеть его… Альв. Как клеймо. По праву рождения – враг ему, враг этим людям, воспитавшим меня… Разве от себя убежишь? Разве забудешь…»
– Отец, – глухо сказал Илмар, – может, я могу рассказать альвам… Может, мне поверят…
«Не Эльф… не человек… Кто я теперь?»
– Я объясню им, отец, я расскажу им… о Мелькоре, о вас… о людях… Отпусти меня.
– Нет, сын, – тяжело ответил Хэрн.
Он ушел все же, не простившись с Рэной, не поклонившись отцу и матери. Не смог. Ушел ночью, с лютней через плечо, безоружный. Не оглядываясь.
…Мало кто прислушивался к нему. Пожимали плечами, недоуменно шептались, иногда гнали, провожая проклятьями и недобрыми взглядами. Так добрался он до берегов реки Гелион – владений Амрода и Амраса, младших сыновей Феанора. Странного менестреля допустили к князьям Нолдор. Смотрели неприязненно, особенно Карантир, которому младшие братья подчинялись беспрекословно, хотя, по сути, он жил здесь на правах изгнанника: в Таргелионе давно обосновались Орки.
– Странные, говорят, ты песни поешь, – сумрачно-лениво протянул Карантир. – Ну, спой нам, чтобы мы услышали сами!
Илмар запел. Все больше мрачнели лица слушавших.
– Темны твои песни.
Юноша не отвел взгляд от лица Карантира:
– Хорошо. Я спою о том, что ты знаешь лучше меня… король, – Илмар усмехнулся.
Тогда он запел об Эльфах Тьмы, и слова его были – жалящая плеть. Карантир поднялся, багровея лицом, стиснув рукоять меча.
– Я прикажу казнить тебя, – прошипел он.
Шепоток пробежал по залу. Илмар рассмеялся:
– Это легко. Я безоружен. Я не умею сражаться – как и они, потомок Финве.
Карантир скрипнул зубами, с трудом сдерживая гнев.
– И все-таки еще одну песню я спою тебе. И ты выслушаешь ее.
– …Кем же ты хочешь стать?
– Менестрелем…
– Ты, значит слагаешь песни? Спой мне что-нибудь…
– …Какой я же дурень… Придумал себе сказку: воин в сияющих доспехах… А он – совсем другой… Знаешь, я никогда не видел таких прекрасных рук, как у него…
– Вражье отродье! – Карантир выхватил меч из ножен. – Сдохни же, тварь продажная!..
И еще на мгновение успел Илмар увидеть печальные и мудрые глаза Мелькора. Он падал в ледяной свет этих глаз, падал… падал…
– Но… это же менестрель, государь… – потрясенный шепот.
Карантир стоял, закрыв глаза, всей кожей ощущая взгляды братьев: не смеют вслух осудить старшего, но смотрят почти со страхом. Волна белого гнева схлынула, но он не ощущал ни раскаянья, ни стыда, и только стиснул зубы, услышав:
– Закон гласит…
Он заговорил медленно и ровно:
– Я знаю закон. Менестрель неприкосновенен, пусть даже он мятежник, вор и убийца, пришедший сюда, дабы смущать умы и чернить род королей Нолдор. Но и Валар единожды во гневе свершили то, что чего не дозволяет суровая справедливость Великих. И Валар свидетели мне – он, предатель народа своего, Элда по крови, восхвалявший Врага пред тронами князей Нолдор, заслужил смерть. Вспомните братьев своих погибших, вспомните сожженные дома ваши, вспомните о скорби народа Нолдор и ответьте мне: найдется ли среди вас тот, кто оспорит мои слова? И если есть такой среди вас – пусть скажет он свое слово. Но пусть вспомнит прежде, кому станет говорить он; и что Финве, Король Нолдор и предок мой, пал от руки Врага; и что сын его и отец мой Феанаро был убит мерзостной тварью Моргота; и что тот, кто встал на защиту вражьего соглядатая, возвышает свой голос в защиту Врага!
Тишина. Он поднял веки, тяжелым взглядом обвел собравшихся и вытер меч полой плаща:
– Уберите эту падаль.