В стране происходила революция. Революция сознания. Рассыпался в прах лагерь социализма, вернулся из горьковской ссылки академик Сахаров, воссоединялись Восточная и Западная Германии. Горбачев стал самым популярным человеком планеты. В стране набирало темпы кооперативное движение. Необъятный, нескончаемый рынок сбыта открывался перед деловым миром.
Обыватель был растерян, оглушен, вырван из семидесятилетней спячки. Непонятные, неведомые доселе слова заполонили газеты, звучали по радио, телевидению: консалтинг, предоплата, посреднические услуги, ипотечный, клиринг… В стране рабочих и крестьян появился новый класс – частных собственников, бизнесменов.
Это были отчаянные, рисковые люди огромной энергии и силы воли, истосковавшиеся по настоящему делу. Они ринулись в брешь, пробитую перестройкой. Строители, врачи, ученые, инженеры, рабочие – кого только не было в этой первой волне российских бизнесменов. Невероятные сделки, сумасшедшие проценты, первые миллионные состояния, почти неизбежные разорения и снова концентрация энергии, воли, новый риск, новые победы.
Все было внове. На ходу постигали азы бизнеса, учились на своих ошибках. Первые переговоры с иностранными партнерами, первые зарубежные контракты, поездки за границу.
К тому времени я был восстановлен в институте, получил диплом и напряженно размышлял: куда идти работать? После всех мытарств с восстановлением, хождением по коридорам власти я еще раз убедился, что старая государственная система прогнила, она не работает, она обречена. Злобы и обиды на бывших друзей, на институт, на госбезопасность я не испытывал. Живя за колючей проволокой социализма, нельзя требовать от его крепостных честности, принципиальности, порядочности. Но и работать на эту систему желания не было. Я чувствовал, что будущее за нарождающимся в стране новым классом. Там – свобода. Там нет ежемесячных партийных и профсоюзных собраний, телефонного права и указаний свыше, не нужно протирать штаны от девяти до шести, там нужно действовать, решать, брать на себя ответственность, идти на риск. Меня неудержимо тянуло туда – в этот мир настоящего дела, в мир действия. Я понял: бизнес – это не выгодные сделки, бизнес – это образ мышления, образ жизни. Это огромный мир со своими законами и правилами, чутко реагирующий на любые изменения в обществе. Мир, который мгновенно. перестраивается, меняется. Мир без границ и национальной принадлежности.
В сентябре 1989 года советско-японская фирма «Лико-радуга» объявила конкурс на замещение вакантной должности управляющего. Обязательным было высшее образование, знание английского и желательно японского языков. Это был шанс, и я решил попробовать.
Нас было двадцать четыре человека, допущенных к экзаменам.
Предварительно я позвонил домой родителям, сказал, что хочу заняться бизнесом, хочу поступить на работу в японскую фирму. Родители были в шоке.
– Ну куда тебя все время несет? Неужели нельзя спокойно работать в МИДе? Через месяц-два все эти кооперативы и иностранные фирмы прикроют, а тебя снова посадят за связь с иностранцами, – говорили родители.
Годы сталинской ссылки сказались на их поколении. Тот сибирский страх не вытравился и спустя десятилетия. Иногда я с ужасом думаю: что бы было с моим поколением, если бы Хрущев не реабилитировал калмыков, не вернул их на родину, если не стерли бы с нации клеймо врагов народа? Какими бы мы были сейчас? Отсекли бы ветвь калмыков от древа жизни и распылили бы ее по другим народам, другим странам и краям и исчезла бы эта нация в медленном костре времени?
Я сдал письменные и устные экзамены на английском и русском языках, прошел собеседование с сотрудниками фирмы и многочисленные тесты. Тест на психологическую совместимость. Тесты на реакцию в критической ситуации, на скрытые возможности, на работоспособность, специальный тест на умственный потенциал и многое другое. За каждый тест выставлялись баллы.
Такая система экзаменов отсекала возможность подтасовки, телефонного права, шпаргалок. Японцы подходили к приему новых сотрудников тщательно, взвешенно, придирчиво.
Помнится, еще лет десять назад наши психологи пытались ввести такие же тесты. На многих предприятиях проводились эксперименты. Их одобряли, о них писали в газетах. Но когда вопрос встал о тестировании руководства, эксперимент быстро свернули и больше уже не пытались возобновлять.
Встреча с господином Саватари – руководителем фирмы «Лико-радуга». Восточная, вежливая, какая-то глубинно-спокойная улыбка. Быстрый взгляд буквально вбирает мое лицо, как бы фотографирует. Саватари жестом приглашает садиться. Я чувствую, что за эти секунды внутри его срабатывает компьютер. Он оценивает меня: вид, манеры, лицо. Они физиономисты, эти японцы. Саватари поздравляет с победой в конкурсе, желает удач. Обычный разговор. Несколько минут. Саватари этого достаточно, чтобы составить свое, личное мнение. Кажется, он удовлетворен тестами и личной встречей. Все. С этой минуты я – управляющий фирмой «Лико-радуга».
Жизнь круто меняется. Я выхожу из кабинета богатым человеком. С этой минуты мои знания, способности оцениваются в пять тысяч долларов в месяц плюс сумма в рублях, плюс процент от каждой совершенной сделки. Я фантастически богат! В мгновение ока фирма решает мои бытовые проблемы. Мне выделяют двухкомнатную квартиру, машину. Никакие житейские проблемы не должны отвлекать сотрудника фирмы от работы – это закон «Лико-радуги».
Шесть лет я изучал японский язык, культуру Страны восходящего солнца, но это была теория. Теперь я работал бок о бок с японцами и жадно впитывал все, чему можно было научиться у этих неимоверно работоспособных, до предела пунктуальных людей.
Восточный мудрец однажды заметил: «Все беспорядки начинаются оттого, что люди не любят друг друга». Психологическая совместимость играла большую роль в работе фирмы. За этим постоянно следили, выделяли средства на коллективный отдых, поощряли дружбу между сотрудниками. Вежливость, доброжелательность, улыбки, поощрения. Создавалась атмосфера постоянно приподнятого, радостного настроения, и время летело неимоверно быстро, незаметно. Фирма для японца – дом. Коллектив – семья. Честь фирмы, как честь рода, – свята. Эти понятия входят в моральный кодекс фирмы, они священны для каждого сотрудника. Для каждого, начиная от Саватари и кончая уборщицей.
Я поражался тому, насколько в фирме все разумно, научно обосновано, просчитано на компьютере. Человек проводит на работе одну треть своей жизни. Вот и выходит, что работа – это дом, а сотрудники – члены одной семьи. Новый член не должен вносить нервозность, психологическое напряжение, это отражается на работе, а значит, и на прибыли. От прибыли каждый сотрудник получает процент. Чем выше прибыль, тем выше его доходы. Все крепко связано, разумно, понятно для каждого. Фирма посылает учиться, фирма гарантирует защиту каждому, кто чтит ее кодекс.
Да, многому можно было научиться, работая вместе с японцами. Только поработав в «Лико-радуге», сравнив, я понял весь ужас нашего советского производства.
Честно говоря, после шести лет учебы в институте я истосковался по работе. Здесь же были и учеба и работа – вместе. Я был счастлив. Все, что было накоплено в жизни – опыт, знания, – оказалось востребовано на этом этапе жизни. Шахматная логика, память, сила воли, дисциплина, способность спать по три-четыре часа, многочисленные друзья, разбросанные по всему Союзу и за рубежом, – все это вдруг сплавилось воедино, стало необходимым в работе.
Фирма «Лико-радуга» была дилером по продаже легковых машин: «ауди», «фольксвагенов»; покупала шкуры крупного рогатого скота; занималась переработкой сельхозпродукции; организовывала выставки-продажи картин, открывала рестораны в Москве и Японии.
Работа, работа, работа. Связи, встречи, переговоры, перелеты, переезды, постоянная нехватка времени, азарт конкурентной борьбы.
Я несусь по жизни, мелькают города, страны, вокзалы, гостиницы, аэропорты. Я собран, решителен и молод. Мне нет еще тридцати. Я подписываю счета, контракты на десятки тысяч, сотни, миллионы долларов. Я вижу, как, скрытые от чужих глаз, огромные капиталы перетекают из страны в страну, принимая облик заводов, зерна, нефти, алмазов. Я молод, мне хочется все успеть, все узнать, все сделать. Я чувствую в себе неудержимую силу.
Семь рабочих дней в неделю, восемнадцать – двадцать часов в сутки. Короткие часы сна в кресле самолета, на сиденье автомобиля. И уже не помнишь – завтракал ли, обедал ли, ел ли вообще за эти сутки. Все в тебе заведено, все в работе, и сам ты как лайнер в полете: остановишься – погибнешь.
Это ощущение, возникшее тогда, в сентябре – октябре восемьдесят девятого, не покидает меня до сих пор: остановишься – погибнешь.
За годы советской власти в нас вдолбили пренебрежительное, лживое отношение к деньгам. Помню, когда я пришел работать на завод, я стеснялся даже поинтересоваться: а сколько же я буду получать? Это считалось неприличным – сразу интересоваться зарплатой. Считалось, что советский человек работает не ради денег, а ради идеи, светлого будущего. Да и денег-то никто из нас не видел. То, что нам платили, – это были не деньги, а горе и слезы. Богатство пугало, богатый человек выглядел белой вороной среди равенства нищеты.
Работая в японской фирме, я ощутил реальную силу денег, перестал бояться цифр с шестью-семью нолями.
Еще в армии я заметил: трудно первые дни, и здесь не надо себя жалеть. Чем больше жалеешь, тем медленнее втягиваешься в ритм работы. Ломать себя, доводить до изнеможения, пока организм не привыкнет к нагрузкам, к новому темпу, и тогда приходит второе дыхание. «Debes, ergo potes» – гласит латинское выражение. «Ты должен, значит, можешь». В человеке заложен огромный запас прочности. Так распорядилась природа, и грех не воспользоваться этим резервом.
Летели дни, недели, месяцы. Я получал все большую и большую самостоятельность. Поначалу руководство фирмы контролировало мою деятельность, подстраховывало меня в крупных операциях, многоступенчатых сделках, консультировало, направляло. Но я быстро набирался опыта, и вскоре мне стали доверять самостоятельно проводить крупные сделки.
Мне повысили оклад. Я получал десять тысяч долларов в месяц плюс проценты с каждого реализованного договора. Стремительно расширялся круг деловых партнеров в СССР и за границей. В основном это были солидные фирмы с крепким капиталом.
«Лико-радуга» шла традиционным путем, опираясь на опыт прошлых лет. Для Запада, где изобилие товаров, где идет мощная борьба за рынки сбыта, за каждого покупателя, законы фирмы были хороши… Фирма традиционно нащупывала торговую нишу и пыталась туда внедриться, заполнить образовавшийся вакуум. «Лико-радуга» не шла на слишком рискованные операции, предпочитая иметь меньший, но гарантированный процент. Я же был сторонником повышенного риска. Я считал, что нужно вкладывать деньги в новые области бизнеса, рассеивать, распылять капиталы по многочисленным мелким фирмам, по разным отраслям. Тотальный дефицит, непредсказуемость российской экономики требовали иного подхода, чем у «Лико-радуги». Так мне казалось, и во многом впоследствии я оказался прав. Я видел, как мы упускаем колоссальные возможности только потому, что фирма считает, что это не ее направление, не ее сфера деятельности… Руководство фирмы получало данные со всего света. Компьютеры фиксировали, систематизировали, отбирали информацию, и она – уже очищенная, отрежиссированная – ложилась на стол руководства. Но одно дело видеть голые факты, и другое – вылетать на место событий, встречаться с людьми, разговаривать, анализировать мимолетные впечатления, случайно оброненные фразы, подмечать детали, акценты. В результате налаживались побочные деловые связи, открывались новые перспективы, на которые японская фирма смотрела осторожно, потому что здесь была высокая степень риска. Но нельзя все рассчитать по компьютеру! Нельзя заложить в машину ощущения, чутье, мельчайшие неуловимые нюансы, фактор времени, впечатления. Между тем все это создавало общую картину, являлось почвой для принятия решения. Под свою ответственность я начал заниматься этими рискованными операциями: банковскими, биржевыми. К тому времени у меня уже были свои, личные сбережения, которыми я мог рисковать, не нарушая правил фирмы.
Чувство не обмануло меня. Первые же краткосрочные вклады принесли большие прибыли. Окрыленный удачей, я начал вкладывать деньги в мощные предприятия – фабрики, заводы-гиганты, пока не понял, что эти монстры слишком неповоротливы, что они не могут мгновенно реагировать на быстро меняющуюся конъюнктуру. Поездки по разным странам, знакомства с деловыми кругами убедили меня, что гиганты могут существовать только при стабильной экономике. На российском же рынке они уступают мобильным мелким фирмам. Недаром мудрые китайцы в шестидесятые годы безболезненно вторглись и застолбили место на американском рынке через мелкие фирмы и стали контролировать более двадцати процентов экономики США, если верить данным наших ученых.
За учебу надо платить. Много раз я стоял на грани разорения. Ну что ж, я знал, на что иду. Риск предполагает возможность потерь. Подставные фирмы, предательства, обман, неплатежи, необязательность, взяточничество – все эти подводные камни российского бизнеса разнесли в пух и прах не одну фирму, не одно акционерное общество. Через все это надо было пройти, чтобы набраться опыта, чутья. В одной старинной эпиграмме на иезуитов говорится: «Мед на языке, молоко на словах, желчь в сердце, обман на деле». С этим пришлось сталкиваться, и не раз. Такое входило в процент риска. Но лучше не начинать, чем останавливаться на полпути.
Мой рабочий день заканчивался в три часа ночи, а чаще всего мне не удавалось появляться дома сутками. Однако, приезжая в свою московскую квартиру, я видел человек двадцать, ожидавших меня. Впрочем, это и неудивительно. Вряд ли найдется калмыцкая семья в Элисте, в которой бы не жили родственники, племянники, родня, приехавшая в гости, в командировку, на сессию. Я привык к этому. Присутствие земляков в моей квартире не шокировало меня. Наоборот, я чувствовал постоянную связь с Калмыкией. Помогал, как мог. Связывал калмыцких бизнесменов с фирмами, консультировал, давал ориентировку цен, находил покупателей на их товар. Коек не хватало. Спали вповалку на полу. Впрочем, никто не обращал внимания на эти неудобства. Да и когда они были, эти удобства, в нашем государстве? Кстати говоря, мотаясь по командировкам, видя все разрастающееся количество мелких предпринимателей, я подумывал о создании сети дешевых гостиниц с дешевыми столовыми, с билетными кассами на поезда и самолеты, с удобными автобусными маршрутами: аэропорт – вокзал – центр – гостиница. Беспроигрышное дело, приносящее стабильный доход. Можно было бы заключить договор с фермерами на поставку продуктов для сети гостиничных столовых, построить при гостиницах склады для оптовиков, холодильники, разработать систему льгот для постоянных клиентов, заключить договора с фирмами, предприятиями, хозяйствами. Сделать при гостиницах охраняемые автостоянки. Можно было бы создать целую гостиничную империю. И я бы, наверное, занялся этим, если бы не отвлекался на другое.
Бизнес – это мощный, огромный, стремительно меняющийся, завораживающий мир. Когда входишь в него, он поглощает тебя полностью, ты живешь в нем каждую секунду, каждое мгновение. В голове вертятся номера телефонов, факсов, цены, сделки, проценты, объемы, даты поставок, и в редкие минуты отдыха с удивлением глядишь на мир, будто видишь его впервые. Оказывается, есть другая жизнь, где люди не спешат, прогуливаются, ходят в кино. Словно вернувшись в город детства, рассматриваешь давно забытое и вспоминаешь: да, была когда-то такая жизнь у тебя, была. Но внутри уже тревожно звенит звонок, хронометр отсчитывает секунды, и предстартовая дрожь пробегает по телу, душа мучительно и неудержимо рвется вперед, и ты снова с головой уходишь в этот мир цифр, банковских счетов, аккредитивов, акций бирж.
Как-то я прочел биографию одного миллиардера. «Это был самый удачливый бизнесмен, – говорит автор. – За всю свою жизнь он всего три раза разорялся дочиста».
В минуты неудач, разочарований мне вспоминалась эта фраза, и я говорил себе: чего же ты хочешь, Кирсан? Если даже обласканный судьбой гений бизнеса разорялся несколько раз вчистую, чего же ты сетуешь на судьбу? Плюнь и забудь. Нельзя смаковать болячки, расчесывать в кровь царапины, жалеть себя. Это удел слабых. Остановишься – погибнешь.
И так же, как в детстве, по рытвинам и ухабам, набивая синяки и шишки, несся я вперед, не оглядываясь на потери. И судьба оберегала меня, и я поверил в судьбу.
Вечная нехватка времени. Но даже когда физические силы давали сбой и слипались глаза от усталости, мозг продолжал работать. Уже во сне прокручивались в голове цифры, память отсеивала лишнее и вытаскивала суть разговора, деловой встречи, сформировывала план следующего дня.
Наутро я вставал со многими готовыми решениями. Но чаще всего надо было решать мгновенно. Иногда от этого зависела судьба фирмы, с которой «Лико-радуга» заключила договор, судьба десятков и сотен людей. Каждый день, каждый час менялась ситуация, и тот, кто не успевал реагировать на обстоятельства, погибал. Шла крупная война нервов, ума, опыта, предвидения, реакции на миг удачи. Не сразу возникает чувство времени накопления информации, грани риска, минуты, когда все соединяется воедино и нужно принимать решение. Это называется интуицией. Чаще всего мы не можем объективно оценить все. Чувства – инструмент более тонкий, чем логика. Это необъяснимо, как необъяснимо в тебе возникает чувство дискомфорта, опасности.
Сами по себе вещи, деньги не стоят ничего. Ценность представляет наше мнение, наша оценка этих вещей. Вот почему почти треть доходов крупные компании вкладывают в рекламу. Требуется выработать в сознании людей чувство необходимости того, что ты производишь, подавить внутреннее сопротивление покупателя, заставить его покупать твою продукцию.
Но где допустимая грань? Морально ли это – вторгаться в сознание человека? Мы живем в агрессивной среде. Политика, газеты, телевидение, искусство – буквально все воздействует на наше «я», ломая его, изменяя, подчиняя. И как отличить здесь добро от зла? Все перемешано, перепутано.
Размышляя над этим, я опять и опять приходил к выводу, что нужен Моральный закон. Единый для всех.
Нельзя остановить прогресс, жизнь. Но необходимо поднять и уравнять мораль с достижениями науки и техники. Не будет соразмерности – мы погибнем.
Каждую минуту на земном шаре заключаются сотни миллионов торговых сделок, миллионы деловых людей принимают решения, и благодаря их энергии, интуиции, усилиям приводится в действие гигантская, сложная машина мировой экономики.
Нет, я не жалел, что ушел в бизнес и не стал дипломатом. Изредка встречаясь со своими однокурсниками, еще раз убеждался: я сделал правильный выбор, я делаю реальное дело.
– Кирсан, нельзя так работать. Ты сжигаешь себя, – говорили они мне. – Это самоубийство.
Ну что ж, как говорится в калмыцкой сказке об Орле и Вороне, лучше тридцать лет питаться кровью, чем триста лет падалью. Длительность жизни определяется не прожитым, а сделанным. В природе все разумно, в ней нет ничего лишнего. Из миллиардов и миллиардов возможностей шанс прийти в этот мир дан тебе, мне, нам. Для чего? Зачем природа вытащила нас из небытия? В чем миссия каждого на земле? Мы все одинаковы, но каждый – неповторим. И у каждого свой долг, свое предназначение. Я верю: есть высший суд и каждый из нас предстанет перед ним в конце своего пути, так что платить по векселям придется каждому из нас.
Это убеждение пришло ко мне еще там, в камере КГБ, как Откровение судьбы, и именно там я ощутил, как емки секунды, насколько неизмеримо огромна энергия информации в минуту, и именно тогда ценность времени стала для меня непреложной истиной.