— Тимка, зажигалка у тебя?
— У меня.
— Давай посмотрим, может, где-нибудь трещину найдем, выберемся.
Тимка зашуршал одеждой, запахло копченым.
— Осматривайтесь, — сказал Тимка и крутанул рубчатое колесико. Слабый огонек бросил на воду легкие тени ребят. Озеро походило на лужу. Но чувствовалась большая глубина, как в колодце. Никаких коридоров не было. Они рухнули от землетрясения. За колодцем в углу виднелась широкая горизонтальная щель. Но очень узкая. Не выше полметра. С потолка этой щели до ее низа свешивались острые известковые сосули. При мерцающем огоньке щель походила на зубатую пасть чудовища, ползущего к воде.
Тимка погасил зажигалку. Зашептался о чем-то с Петькой.
Ребятам оставалось испробовать только одно. В темноте обойти бездонный колодец и лезть в зубатую щель.
Таня сидела тихо и сама боялась своих мыслей. «А если… если зубатый коридор тоже где-то обвалился или вообще не имеет выхода. Тогда что?»
Боялась ли Таня смерти? Наверное, нет. Но ей хотелось, чтобы всегда жили Петька, Шурка Подметкин и Тимка. Чтобы они, когда кончится война, ходили в школу и чтоб у Шурки и у Тимки всегда были цветные карандаши, а у Петьки акварельные краски и готовальня, чтобы чертить карты. Сама Таня мечтала о голубой шелковой ленте, чтоб в школу ходить с бантами. В начале войны мама ей обещала: «Разобьем фашистов, приду с фронта и целых три метра куплю тебе, каких только захочешь». Таня всхлипнула. Теперь мама никогда не придет с фронта.
— Опять там кто-то разнюнился, — громко сказал Тимка. — Не бойтесь, выберемся отсюда за милую душу. Я вчера второй, лаз в этот лабиринт нашел. Только не здесь, а там, где упала зеленая скала. Вы не дали мне вчера говорить, кричать стали.
Таня сначала подумала, что Тимка успокаивает, и специально сейчас сочинил про второй вход. Но Тимка совершенно серьезно подтвердил, что вчера он обнаружил еще один вход в лабиринт. В стене ущелья он нашел свежую трещину. Пролез в нее очень далеко и попал в какой-то старый коридор. Низ коридора шел острыми волнами, а в изломах был залит водой.
— Почему ты думаешь, что трещина сюда идет? Может, мимо?
— Мимо не может. Еще отец мне говорил, что все трещины в горах к слабине тянутся. И трещина та, наверняка, где-нибудь с этим зубатым коридором встречается.
Тимкины слова немного успокоили. Зашевелился Шурка, встал на ноги Петька. А Таня вдруг захотела есть, она пошмыгала носом и спросила:
— Тимка, это от тебя, что ли, копченым пахнет?
— От меня, — ответил бодро Тимка. — Я, как по лез сюда, по кусочку всем захватил. Вот они на камнях лежат.
— Я, мальчишки, проголодалась, просто умираю.
Тимка, зашарил рукой по камням.
— Петька, а тебе дать?
Петька не ответил.
— Ты здесь, Петька?
— Здесь.
— А чего молчишь?
— Мясо надо припасти. Сейчас съедим только один кусочек, а остальные будем тянуть до последнего.
— Понятно, Петька, — опять очень бодро ответил Тимка.
Тимка откусил мясо и подал Тане. Она откусила и подала Шурке.
— На, Шурка, кусай. Только осторожней, там с одного края острая косточка.
Шурка оттолкнул Танину руку:
— Не буду.
— Почему?
— Не буду, и все!
— Почему, Шурка?
— Сказано — не буду, и не приставайте!
— Ешь!
— Я предатель, — Шурка зарыдал. — Не буду я есть. Я лучше первым умру от голода…
Шурку успокаивали долго. Наконец он вытер слезы, оторвал от куска какую-то жилку и стал жевать. Когда третий раз подошла Танина очередь, она взяла кусок мяса и сердито сказала:
— Петька, почему ты не укусил ни разу?
— Тимка тоже не кусает.
— Я там, наверху, большой кусок съел, — ответил Тимка.
Когда мясо доели, Тимка обглоданную косточку положил в карман. «Пригодится на похлебку», — подумал он.
Потом мальчишки определяли по стрелке компаса направление.
Держать вертикально иголку было неудобно. Стрелка долго прыгала и вращалась. Светилось в темноте острие, покрытое фосфором. Зубатая щель шла прямо на юг.
— Хорошо, если она повстречается с тем коридором, в который ты, Тимка, лазил, — с надеждой сказала Таня.
— Куда же ей деться, — ответил Шурка.
— Ну что, пойдем, — Петька загремел котелком, — попробуем пролезть.
Тяжелый капкан решили с собой не тащить. Взялись друг за друга и, щупая ногами землю, как слепые, пошли в обход бездонного колодца. Огня не зажигали. Тимка экономил бензин. Петька вдруг отцепился:
— Ждите меня здесь, сейчас вернусь.
Зашаркали шаги, брякнуло железо.
— Петька, ты где? — спросила Таня.
Опять загремело железо, щелкнул рычажок капкана.
— Здесь я, сейчас Вислоухому гостинец оставлю, — донеслось из засыпанного хода.
Тимка понял Петькину хитрость, крикнул:
— Ты осторожней, сам не попадись.
Но зашуршали камни, и Петька снова поймался рукой за Таню:
— Пошли, ребята.
— Петька, ты что там сделал?
— Капкан зарядил да в коридорчик, к выходу, просунул. Полезет Вислоухий, обязательно попадется.
Тимка словно видел в темноте. Он точно подвел ребят к зубатой щели. Попросил у Петьки котелок, нащупал Таню и надел котелок ей на голову:
— Крепче солдатской каски будет. А ты, Шурка, тоже голову оберегай, сосули острые, как шилья — боднешь одну, и каюк тебе.
Слышно было, как Тимка опустился на колени, лег на живот, заполз в щель. И оттуда позвал Шурку. Шурка шмыгнул носом, подтянул штаны и опустился перед щелью. За ним ползла Таня. Сразу за Таней — Петька.
Продвигались медленно, постоянно касаясь вытянутой рукой ноги ползущего впереди. Несколько раз Таня задевала головой концы острых сосулек. Но котелок спасал, сосульки отламывались и мелкими крошками сыпались на шею.
Иногда потолок щели опускался так низко, что делалось жутко. Хотелось остановиться и закричать. Но спокойно пыхтел впереди Тимка. Уползали Шуркины ноги, и раздавался чей-нибудь голос:
— Не отставай!
Иногда Тане начинало казаться, что ползут они целую вечность, холодело в груди, подкрадывался страх. Но сзади тыкался головой в подошвы ног Петька. И она успокаивалась.
Наконец голос Тимки:
— Осторожно, тут приступок.
Переползли его. Стало как будто шире. И сразу скомандовал Тимка:
— Останавливайтесь. Ложитесь на бок.
Повернулись, задев плечами шершавый потолок. Отдыхали на боку, слушая глухие удары своих сердец. И снова голос Тимки:
— Пошли.
Таня повернулась на живот и, касаясь руками Щуркиных ног, поползла вперед.
Они сделали поворот, когда Таня почувствовала, что Петька отстал и давно не касается ее ног.
— Тимка, стой! — закричала она. — Петька отстал.
Стали звать.
— Тут я, — донеслось сзади, — лук за сосульку зацепился, снять никак не могу.
Пролезть к Петьке и помочь было невозможно.
— Брось его, — крикнул Тимка.
— Брось его, — передала Таня.
Но «бросить его» Петька не мог. Лук был привязан к спине, веревка не распутывалась, а сосуля звенела и не отпускала Петьку. Он хотел сдать назад, но сосуля зацепила рубаху и задирала ее на голову. Петька долго пыхтел. Наконец послышался удар и звон: тын-н-н…
— Что, Петька?
— Ногой переломил проклятую.
— Можно ползти? — спросил Тимка.
— Можно, — ответил вспотевший. Петька.
ТОКИО. АВДЕЕВУ.
В названном вами квадрате «юнкерс» с диверсионной группой «Феникс» не появлялся. Сообщите срочно: не проскочил ли он где-нибудь в другом месте. Об изменениях программы заброски диверсантов передавайте незамедлительно.Вершинин