Вислоухий ночью, по-видимому, искал ребят. Сейчас он спал напротив окна с выбитыми стеклами. Толстые ладони положил под голову, ноги подтянул и, шумно вдыхая воздух, храпел.

- Дядя, вставай. Идти надо, - тряс его Тимка.

Вислоухий не реагировал. По открытым дверям, по стене, по гнилому полу прыгали блики огня.

Петька отошел от окна и закричал не своим голосом:

- Вставай! Чекисты окружают!

Вислоухий вскочил на ноги, сделал шаг назад, как будто собирался бежать, но ойкнул от боли и свалился на пол:

- Не убивайте меня!

- Дядя, никто тебя убивать не хочет, нужно уходить отсюда.

- Обождите, боль у меня жуткая, - он сел, поджимая ногу. Потянул носом: - Дымом пахнет, не мы ли горим.

- За оврагом мы сарай зажгли, дорогу искали.

- Вы, ребята, поосторожнее. На огонь всякий может придти. И зверь, и человек нехороший. И возьмут нас, как цыплят на сковородке.

- Дядя, ты идти можешь?

- Смогу я, не бросайте меня, смогу!

За ночь опухоль у Вислоухого заметно убавилась, но шагать без трости он не мог. При каждом шаге приседал и громко ойкал. От его ойканья вздрагивал Шурка, с тревогой посматривая в сторону далекого огня.

- Быстрей! Дядя, как можно быстрей, - торопил Петька. - И не кричи громко, а то оставим и убежим.

Вислоухий понимал, что значит остаться здесь одному в таком состоянии. Он торопился изо всех сил. Волосы висели мокрыми сосулями, по щекам текли липкие капли пота. Теперь он не жаловался, а только скрипел от боли зубами.

Начинался рассвет. Впереди Тимка рассмотрел длинную цепь зеленых холмов.

- До солнца нужно за тот вал спрятаться, - сказал он Петьке. И еще тише добавил: - Вдруг у старика есть бинокль.

Серая птичка, похожая на жаворонка, взвилась вертикально вверх и переливистой трелью приветствовала утро. Ей сразу же ответила другая, потом третья… До земляного спасительного вала оставалось совсем немного, когда Вислоухий, заглядевшись на птиц, споткнулся. Он закричал от боли на всю степь и свалился на сухую землю.

- Чтоб тебя разорвало, кулема неповоротливая, - сказал Тимка. Он передал Тане лук, бросил на землю капкан и стал поднимать тяжелую тушу.

- Вставай, дядя! Ну, вставай же!

- Сейчас, ребята, сейчас, полежу трохи и встану.

Но сам не пытался даже шевелиться. Пробовали его поднять, и тут Шурка нечаянно задел ему ногу. От жуткого рева, казалось, подпрыгнули на горизонте низкие горы. Губы у Вислоухого посинели, на переносице вздулась толстая жила.

- Ты что, - набросился на Шурку Тимка, - не видел куда наступал!

- Я нечаянно, - виновато ответил Шурка.

- Давайте волоком, - сказал Петька, - за вал затащим, а там пусть лежит хоть сто лет.

Расстелили телогрейку и стали закатывать на нее Вислоухого. Он застонал, открыл глаза и стал умолять, чтоб его не бросали. Увидел низко летящих ворон и запричитал:

- Я буду вашим рабом, не оставляйте, я не хочу, чтоб меня расклевали вороны.

Не обращая внимания на всхлипывания, потащили Вислоухого наверх. Напрягались до предела, со страхом поглядывая на зарю. Стоит сейчас взойти солнцу, и Костоедов своими злыми глазами разглядит крохотные фигурки на горизонте.

Выдохлись на вершине вала. Вислоухий пробовал ползти, но руки разъезжались. Тогда его обмотали веревкой и потащили на буксире. С вершины вала скатили, словно мешок с картошкой. И как по сигналу из-за горизонта сразу брызнули ослепительные лучи солнца.

Петька снял с Вислоухого веревки и смотал их себе на пояс, чтоб освободить руки от мешка. Вислоухого накрыли телогрейкой и сели отдыхать.

Здесь, за холмистым валом, степь была веселее.

Виднелись высокие цветы и островки небольших кустиков. Золотыми разливами колыхался ковыль. Кое-где зелеными горбами поднимались курганы.

Петька, косясь на Вислоухого, вынул берестяную карту, стрелку от компаса, иголку. С Тимкой они быстро наметили маршрут.

Шурка сидел рядом с Таней. Они рассматривали лицо Вислоухого: синие губы, глаза заплыли.

- Как очухается, надобно его спросить, где у него болит. Может, нутренность какая отлетела. В трещину-то он шмякнулся свысока. Если нутренность с места сошла - пиши пропало. Пятаки заказывай.

- Какие, Шурка, пятаки?

- Обнаковенные. Покойникам на глаза ложат.

- Зачем, Шурка?

- У кого нутренность отлетела, у того глаза не закрываются.

- Шурка, откуда ты знаешь?

- Раньше моя бабка всех покойников на Байкале обряжала. А дед мой умеет всякую хворь выгонять из человека.

Вислоухий зашевелил губами и, застонал.

- Где болит у тебя? - спросила Таня.

Левой рукой он показал на поясницу.

Подошли Шурка, Петька и Тимка.

- Сейчас посмотрим.

Петька отвел Таню в сторону и прошептал:

- Заберись на бугор и следи, чтоб к нам никто не подкрался.

Таня ушла, и ребята занялись Вислоухим. Сняли куртку, подняли толстую рубаху. Позвоночник был целый, но вдоль него шли неприятные шишки. Они были твердые, словно камни. Шурка, нисколько не боясь, пощупал каждую из них. И забывшись, голосом своей бабки сказал:

- Лечение тебе, милок, обойдется в копеечку, дело тута сурьезное.

- В шишках гной? - спросил Петька.

- Ничего там нету. От простуды такое, нужно поясницу топтать.

- Как топтать?

- Обноковенно, ногами. А потом распарку прикладывать.

Таня лежала, спрятавшись в траве, и наблюдала за степью, но разговор мальчишек слышала. Не поворачивая головы, сказала:

- Шурка, а если у него не простуда, а почки,

- Что у такого кабана может быть! Какие - такие почки?

Тимка о таком лечении тоже знал, потому что молча стал помогать Шурке. Вислоухого положили на живот, к рукам привязали веревки. Шурка сбросил обувь и голыми пятками стал отплясывать на широкой спине Вислоухого немыслимую чечетку. Тот застонал, задергался. Петька с Тимкой натянули веревки. Как деревянные колотушки, стучали пятки по болезненным шишкам. Вислоухий от боли стонать уже не мог, он мычал. Но Шурка вошел в азарт и, выбивая чечетку, кажется, ничего не слышал. Дергались веревки. Стучали пятки. Пыхтел Шурка. Наконец, Вислоухий завопил, и сразу ослабли веревки, Шурка спрыгнул. Посмотрел на закрытые глаза, на отвисшие губы и спокойно сказал:

- Ничего, очухается, будет как новый.

Вислоухого накрыли телогрейкой, своими куртками, оставили возле него Петьку и пошли искать воду.

Петька, оставшись один, сбегал к высоким кустам, срезал пучок ровных веток и стал готовить стрелы. Он строгал и поглядывал в степь, в ту сторону, где осталось Жаргино.

«Почему Костоедов решил с нами расправиться?» - думал Петька. - «Ведь поверил. Карту дал. Снаряжение стал готовить. И вдруг такое. Что он мог заметить?»

И тут Петька вспомнил, что в сарае, когда они лежали на нарах, Шурка говорил о Костоедове. Петька заерзал на месте и стал ругать себя. Как он, Петька, не догадался тогда, что старик может их подслушать. Петька вспомнил, как Костоедов молился на огонь, как на груди у него раскачивался тяжелый золотой крест.

Послышались голоса. Петька оглянулся. Шурка с Таней, осторожно взявшись за железную дужку, несли котелок. Тимка шел сзади. По его глазам было видно, что он раздобыл пищу.

Между курганами им попалось болотце, заросшее камышом. В лужах с рыжей водой Тимка обнаружил малявок. Маленьких, с палец длиной, рыбок. Сумели наловить их почти полный котелок. Воду из котелка отпил Петька. Вислоухий пришел в сознание. Дали попить ему. Поила его Таня. Одна рыбка резко вильнула хвостиком, вылетела из котелка и попала прямо в рот Вислоухому. Он ее тут же проглотил.

- Лежи, дядя, выздоравливай, - сказал Петька, - а вечером пойдем, когда не жарко будет.

Развели небольшой костерчик. И стали варить рыбу. Тимка достал из мешка горсть корешков, бросил в котелок и тщательно размешал.

Таня отвела Петьку в сторону, спросила:

- Почему ты решил идти вечером, а не сейчас? Вислоухий уже двумя ногами запросто шевелит, я сама видела.

- Днем может увидеть Костоедов. Пожарище начнет разгребать, ничего не заметит и бросится в погоню.

- У него же нога больная.

- Он, гад белогвардейский, и на больной ноге побежит, и стрелять будет издали. И этот, - Петька кивнул в сторону Вислоухого, - увидит Костоедова, сразу же нападет на нас.

- Ты не веришь ему, Петька?

- Не верю. Простачком прикидывается, делает вид, что во всем сознается, и разговаривает специально, как ребенок - не бросайте меня, рабом буду… Так я ему и поверил, предателю.

- Идите шамать, - позвал Тимка.

Рыбная каша с кореньями попахивала болотом, но была хороша. Наелись быстро. В котелке осталось больше половины. Вислоухого будить не стали. Котелок спрятали между камней, сверху прикрыли ветками. Шурке дали нож, стрелы, лук и приказали сторожить.

- И не спускать глаз со степи и с этого, - Петька кивнул на Вислоухого.

- А меня кто сменит?

- Я сменю.

- Как солнце в затылок засветит, без церемониев растолкаю тебя.

- Ладно, Шурка.

Таня, Тимка и Петька легли в теплую канавку и под трели, льющиеся с неба, крепко заснули. Щурка повесил на себя лук, взял стрелу, пощупал пальцем, крепко ли Петька приделал наконечник, и забрался на гребень вала. Притаившись в траве, стал сосредоточенно, как дозорный, всматриваться в холмистую даль.

Солнце задевало горизонт, когда Петька, словно от боли, дернулся и проснулся. Спал Тимка, спала, сжавшись в комочек, Таня. Спал часовой - Шурка Подметкин! В кулаке он сжал длинную стрелу с каменным наконечником. Петька посмотрел вниз, телогрейка лежала на месте. Вислоухий исчез.

ВОСТОЧНАЯ ГРАНИЦА. КРУПИНЦЕВУ.

В вашем секторе с 10 до 13 московского времени, на высоте 800 метров, в сторону квадрата В-39-И пойдет немецкий самолет «Юнкерс» с овальными контурами крыла, типа моноплан. Двухмоторный, камуфлированный под цвет скалистых гор и тайги. Пропустите. Дублирую: пропустите.

Вершинин

Петька вскочил на ноги и увидел Вислоухого. Он сидел у костра и с наслаждением ел рыбную кашу. Посмотрел на Петьку: уж простите, я тут без вас хозяйничаю.

- Ешь, дядя. Тебе оставили.

Петька с ненавистью посмотрел на спящего Шурку. Рядом с ним лежал лук, нож, оструганная палочка и стружки. Петька незаметно ощупал у себя пояс - карта была на месте.

- Дядя, ты идти сможешь?

- Полегоньку смогу. Я тут ходил, вон до той ямки и обратно. Слава богу, кажется, проходит, радикулит меня скрутил. Он простуды боится. А я, как бездомный пес, уж сколько времени мытарюсь, - Вислоухий сделал страдальческую мину и попытался всхлипнуть.

Петька заметил, что диверсант притворяется, но сдержал гнев и спокойно спросил:

- Дядя, а ты дорогу до лабиринта знаешь, хотя бы примерно?

- Не знаю, - он опять заговорил плаксивым голосом. - Нехай он пропадет, этот лабиринт. Мне бы добраться до жилья. А там пусть меня судят. Я плохого для СССР ничего не делал. Живым оставят или нет - все равно, я фашистские тайны знаю, все расскажу чекистам. - Вислоухий тяжело вздохнул: - Меня только не бросайте, я буду помогать вам.

«Придуривайся, притворяйся, - подумал Петька, - дай только до лабиринта дойти, там я тебе покажу, как ребеночка из себя корчить, добреньким приставляться, предательская душонка».

Петькин отряд тронулся в путь, когда степь стала розовой от заката. Вислоухий охал, но шагал довольно бодро. Постукивал березовой тростью по камням. Трость была тяжелой и толстой и походила на дубину разбойника. Последним шел Шурка. Он чувствовал себя виноватым, поминутно перекладывал капкан с одного плеча на другое и ворчал про себя на Тимку:

- Ничего же страшного не случилось, а он руками замахиваться. Расстрелять, говорит, за это мало. А забыл, как вчера все упрашивали Шурку: назовись командиром, пароль скажи. Ведь не струсил я…

Вислоухий делал шаги все короче и короче, тер поясницу. Но остановиться и отдохнуть не просил. В темноте, зацепившись за камень, он тяжело рухнул. Застонал. Но встал сам. И припадая на трость, шел рядом с Шуркой.

- Петька, может, отдохнем немножко, - попросила Таня.

Но Петька, непонятно на кого все еще сердитый, взял у Тани котелок и, ни слова не говоря, двинулся вперед. Он боялся погони.

Степь спала. За тучами спрятались звезды. Шагать стало опасно, можно было угодить в щель или в яму. Петька остановился.

- Будем отдыхать.

Из темноты доносилось журчание воды. На ощупь вчетвером спустились к реке. Тимка опустил руку:

- Теплая, но, видать, глубина.

Напились, зачерпнули в котелок для Вислоухого. Он поблагодарил. По-видимому, он смотрел на небо, потому что сказал:

- Тучи. Звезд не видно. Надо ждать луны. Вы ложитесь, а я посижу, покараулю.

- Ты, дядя, тоже ложись, здесь к нам подкрасться никто не сумеет: в воду зверь не полезет, а спереди капкан настороженный поставим, - сказал Тимка.

- Капкан у вас, ребята, мировой, в карьере я в него чуть не попался, едва заметил. Такой голову откусит в один момент.

- Подарили мне его, - из темноты сказал Шурка.

Зарядили капкан, отнесли в сторону и, нащупав ямку, поставили. Вернулись и легли на телогрейку, прижались друг к другу и накрылись Таниной курочкой. Вислоухий тоже лег, потому что под ним заскрипели камни, стукнула трость и послышалось ровное сиплое дыхание.

Ночь. Появились звезды. Огромные и далекие. И казалось, что высокое небо пробито снарядами новых дальнобойных зениток. В заколдованной тишине только ухо древнего кочевника смогло бы сейчас уловить шорох подкрадывающихся к ребятам свирепых хищников.

- Вставай, - Вислоухий дышал Петьке в лицо. - Вокруг неладное творится. Вставай, к нам подкрадываются!

Петька поднялся на колени. Повсюду в темноте блестели огоньки.

- Это звери!

Вислоухий зашарил руками по камням, отыскивая свою трость-дубину.

Разбудили Тимку. Линия блестевших глаз выгнулась дугой. Ребята поняли: окружают.

- Волки! Это волки! - прошептал Тимка.

В темноте было уже слышно постукивание когтей о камни. Звери почувствовали движение людей, легли и стали подкрадываться ползком. Глаза светились теперь у самой земли. Кольцо смыкалось.

- В воду! Прыгайте в воду! - закричал Тимка.

Его крика как будто ждали звери. Сомкнув кольцо, они бросились к биваку. И встали совсем рядом, лязгая зубами.

Вдруг со стороны воды вылетел волчище, свечкой взвился в воздух, бросившись на Таню. Вислоухий не прозевал. Страшный удар дубины отбросил зверя обратно. Разбрызгивая кровь, он завертелся. И на него же бросились остервенелые волки.

Разорвали в мгновение. Трое зверей, осатанев, покатились по земле, вырывая друг у друга волчью кость. Бухнул капкан. Раздался визг. И теперь там началась грызня. Два зверя одновременно бросились на ребят. Вислоухий промазал по первому. Но с жуткой силой грохнул дубиной второго и переломил его почти надвое. Первый не долетел до Шурки с полметра, дубина свалила его на землю. Раненых зверей стая разрывала на куски. Вислоухий озверел. От его ударов лопались волчьи черепа. И хищники, как приклеенные, оставались на земле.

Звери стервенели. Вислоухий отступал к речке. Со спины его прикрывали ребята, кидая острые камни в светящиеся глаза. Волки учуяли телогрейку. Бросились на нее, давясь ватными кусками. Вислоухий в этот момент успел оглянуться. Дважды просвистела дубинка. И двое волков, пронзительно визжа, покатались по земле. Но и дубинка переломилась.

Вислоухий схватил Шурку и Таню и прыгнул с обрыва в воду. Вся стая ринулась на Петьку с Тимкой. Но опоздала. Ребята летели уже в воду.

Волки до рассвета стояли на берегу. Щелкали зубами. Но в воду ни один из них не кинулся.

Заалело небо. Слева, где громоздились серые, безжизненные горы, раздался жуткий, надрывающий душу, вой. Стая, как по команде, развернулась и длинными скачками, поднимая пустынную пыль, унеслась.

Напуганные ребята вылезли из воды. Вислоухий сделал два шага и упал. Теперь обе ноги опухли и не держали его.

Волки разграбили весь лагерь: сожрали телогрейку, Танину куртку и мешок вместе с деревянными ложками. Хорошо, что веревка была намотана у Петьки на поясе. В защелкнутом капкане ребята обнаружили клочок шкуры с красной шерстью. О волках красного цвета никто из них не слыхал.

Когда Вислоухий пришел в себя и сел на землю, на берегу речки горел костер. В котелке аппетитно булькало. Пахло ухой.

- Рыбы, ребята, словили?

- Щучьей икры, дядя, насобирали. Тут заводь хорошая.