Вместо старого полицейского тента Скарпхедин установил новый, белый, над всей территорией раскопок. Войдя внутрь, Эрленд сразу понял, что работы движутся со скоростью улитки, если не медленнее. Обработана площадь около десяти квадратных метров. Найденная им рука торчит из земли, как и раньше, рядом с ней копошатся два человека, стоя на коленях. В руках по кисточке и совку, ими они сметают землю вокруг костей и, рассмотрев ее, выкидывают в ящик поблизости.

— Вам не кажется, что это все чересчур тщательно? — спросил Эрленд подошедшего поздороваться Скарпхедина. — Так вы никогда не закончите.

— В лексиконе археологов, мон шер, нет такого слова — «чересчур», — со значением и гордостью за свой персонал, четко выполняющий его указания, пробасил Скарпхедин. — Уж вы-то должны это понимать, ан масс.

— У меня такое подозрение, что вы тут затеяли испытательный полигон.

— Какой еще полигон?

— По-моему, вы решили здесь устроить стажировку для студентов-археологов. Это же ваши студенты, я не прав?

— Эрленд, да послушайте же вы меня. Мы так всегда работаем, вот так вот тщательно, ву компрене? Никаких других подходов у археологов просто нет.

— Впрочем, торопиться особенно некуда, — признался Эрленд.

— Это и так понятно, — сказал Скарпхедин, облизав губы.

У, какие у него клыки!

— Наш патологоанатом в отпуске в Испании. Мы ожидаем его через несколько дней. Так что у нас еще есть время до его приезда.

— Все-таки, кто у нас тут лежит, в смысле пола и возраста? — спросила Элинборг.

— Мы пока не можем ничего сказать, мужчина это или женщина, молодой человек или старый, — ответил Скарпхедин. — Это, конечно, не наш профиль, по-хорошему, но мне кажется, никаких сомнений быть не может — здесь было убийство.

— Как скажете, есть ли вероятность, что закопанный — на самом деле молодая беременная женщина? — спросил Эрленд.

— Мы вскоре сможем дать ответ на этот вопрос, — сказал Скарпхедин.

— Вскоре? — фыркнул Эрленд. — Шутить изволите. С вашей технологией вы тут провозитесь до второго пришествия.

— Терпение, мон шер, терпение. Ву компрене? Наберитесь терпения, Эрленд. От терпения человечеству большая польза.

Эрленд хотел было красочно изложить, куда именно Скарпхедин может запихнуть человечество вместе с пользой, но тут его неожиданно перебила Элинборг:

— Убийство вовсе не обязательно совершили на этом месте.

Она хорошо запомнила вчерашние речи Сигурда Оли. Коллега был вне себя от ярости, что Эрленд послал его в подвал, и высказал все, что думает по поводу первоначальной гипотезы босса. Вот ведь вбил себе в голову, что закопанный жил именно тут, на Пригорке, в одном из летних домиков! Но ведь это же полный абсурд, искать какой-то дом, который когда-то стоял неподалеку, да и людей, которые то ли жили там, то ли нет. Кто сказал, что это так? Сигурд Оли, конечно, подождал, пока Эрленд уедет к дочери в больницу, прежде чем изложить свой взгляд на дело, но Элинборг решила подкинуть Эрленду его мысль и посмотреть, что будет.

— Ведь его могли убить, например, в Западном квартале, а потом привезти сюда и закопать, — продолжила она. — Ниоткуда же не следует, что его убили именно тут, на Пригорке. Мы обсуждали это с Сигурдом Оли вчера.

Эрленд засунул руки поглубже в карманы и вытащил оттуда зажигалку и пачку сигарет. Скарпхедин аж ахнул.

— Не смейте курить в палатке! Что за манеры! — взревел археолог.

— Ну, мы тогда пошли, — сказал Эрленд, — а то еще ненароком лишим девственности ваши раскопки.

Они с Элинборг вышли вон, Эрленд закурил.

— Вы с Сигурдом Оли, конечно, кругом правы, — сказал он. — Совершенно ниоткуда не следует, что убийство, если мы вообще имеем дело с убийством, было совершено в непосредственной близости от захоронения. На мой взгляд, — продолжил он, вдыхая и выдыхая сигаретный дым, — можно сформулировать три равновероятных версии. Первая — в земле лежит невеста Беньямина Кнудсена, беременная и, согласно слухам, покончившая с собой. Он ее по какой-то причине убил, может, как ты говоришь, из ревности, и закопал близ своего летнего домика. Только после этого его замучила совесть, и он не смог больше жить. Вторая — жмурика нашего укокошили в Рейкьявике, или в Плавниковом заливе, или, наоборот, на Пашневом мысу, в общем, где-то в окрестностях столицы, привезли сюда и закопали, подальше от любопытных глаз. И третья — тут на Пригорке жила какая-то семья, и они совершили убийство и закопали жертву прямо у себя на заднем дворе, потому что других вариантов у них не имелось. Возможно, это был какой-то путешественник, там, гость или кто-нибудь из британцев, которые появились тут во время войны и построили в округе казармы и склады, или из американцев, которые их сменили. А может, и вовсе жертва — член этой самой семьи.

Эрленд бросил окурок на землю и раздавил ногой.

— Лично мне кажется, что последняя версия и есть правильная. Ну вот такое у меня чувство, лучше я тебе и не объясню. Самая простая версия, конечно, что это Беньяминова зазноба — но тут нам потребуется ДНК, иначе мы ничего не докажем. В случае второй версии мы оказываемся в затруднении — слишком уж много дел о пропаже без вести придется перевернуть, считай, весь Мыс Дымов наш, а это самая густонаселенная часть острова. Да и было это сто лет назад. Если мы и правда имеем дело со второй версией, то мне не нравятся наши перспективы.

— А что, если вместе со жмуриком мы найдем скелет маленького ребенка? По-моему, это будет ответ на вопрос, нет? — спросила Элинборг.

— Как я и говорю, это было бы самое простое. У нас что-нибудь есть железное в связи с этой беременностью?

— В смысле?

— Ну, какие-нибудь свидетельства, документы?

— В смысле, ты думаешь, Беньямин лгал и она вовсе не была беременна?

— Представления не имею. Может, она и была беременна, да только не его усилиями.

— То есть гуляла налево?

— Мы вот так и будем блуждать в трех соснах, пока наши друзья археологи не выкопают нам нашего жмурика.

— Любопытно, что все-таки случилось с ней, с жертвой, я имею в виду? — задумчиво произнесла Элинборг, вспоминая, как выглядит в земле скелет.

— Может, она это заслужила, — брякнул Эрленд.

— А?

— Я имею в виду, жертва. Я бы, признаться, хотел на это надеяться. Будет неплохо, если окажется, что невинной овечкой наш жмурик не был.

Он подумал о Еве Линд. Вот она — заслужила лежать сейчас меж жизнью и смертью в отделении интенсивной терапии? Или это он виноват? Или это кто-то другой виноват? Или все-таки никто не виноват, кроме нее самой? Может, все-таки она сама виновата в том, что и как случилось? Может, все-таки она сама отвечает за свою уродскую жизнь, за бродяжничество и за наркоту, черт ее дери? Или же Эрленд тоже за это отвечает в какой-то мере? Она, кстати, имела на сей счет вполне определенное мнение и неоднократно ему об этом факте сообщала, особенно когда ей казалось, что у папочки у самого рыльце в пушку.

— Как ты посмел нас бросить!!! — орала она как-то раз на него. — Презираешь меня, держишь за низшую расу, а сам-то каков! Ты ничуть не лучше меня. Ты такой же ни на что не годный кусок говна!

— Кто тебе сказал, что я тебя презираю? Что за чушь! — возразил он, но она его не слушала.

— Тоже мне выискался, смотрит на всех, словно окружающие — мразь и дерьмо! — разорялась Ева. — Словно он — лучше других! Важнее! Важнее меня! Словно он умнее меня, словно он лучше меня! Словно он лучше меня, мамы и Синдри! Бросил нас, свинья такая, и считает, что он в белых брюках, мы ему не ровня! Словно он, блин, понимаешь, Всемогущий, блядь, ебаный Господь Бог!

— Я пытался…

— Хера лысого ты пытался!!! Чего ты пытался? Ни хуя ты не пытался! Пытался он, гандон сраный! Свалил, сбежал, как сраный гандон!

— Я никогда не смотрел на тебя сверху вниз, — пытался Эрленд урезонить Еву. — Это чушь. Я не понимаю, почему ты так говоришь.

— Ага, щас! Именно что всегда презирал меня. Поэтому и сбежал, как трус. Потому что мы такие обыкновенные, такие скучные и неинтересные. Настолько невыносимо скучные, что твоя рафинированная душонка не выдержала. Ты у мамы спроси! Она все-все знает. Она всегда говорила, что во всем ты один виноват. Во всем, во всем. Ты один. Например, ты виноват в том, как я живу. Как тебе это, господин Всемогущий ебаный в уши Господь Бог?!!

— Мама тебя обманывает. Все было совсем не так. Она просто зла на меня и обижена…

— Обижена она на него, понимаешь! Нет, вы только его послушайте! Зла она на него, видишь ли! Если бы ты только знал, КАК она на тебя зла! Как она тебя ненавидит! До ебаного мозга костей, вот как! А заодно она ненавидит нас, меня с братцем, потому что она-то не виновата в том, что ты ушел, она-то, понимаешь, чиста, блядь, как ебаная Дева Мария!!! Нет, дружок, ЭТО МЫ ВО ВСЕМ ВИНОВАТЫ!!! Я и Синдри. А ты и не догадывался, чертов дурак! Мудило гороховое, урод, тупица…

— Эрленд?

— А?

— Что-то не так?

— Нет, все хорошо, все в порядке.

— Я собираюсь заглянуть к дочери Роберта.

Элинборг махала у него руками перед лицом, казалось, босс в трансе.

— А ты куда, в британское посольство?

— А? Что?

Эрленд тряхнул головой.

— Да-да, давай так и сделаем, — ответил он, думая о своем. — Да-да, так и поступим. И вот еще, Элинборг…

— Что?

— Вызови-ка сюда врача еще раз, пусть посмотрит на скелет, как только они его побольше откопают. Скарпхедин ни черта не смыслит в костях. Он мне все больше напоминает персонажа из сказок братьев Гримм.