Эльза встретила Сигурда Оли на пороге и проводила его внутрь. Гость из полиции, однако, думал все больше о Бергторе, а за Эльзой следовал скорее на автомате. Дело было в том, что этим самым утром они хорошенько поругались, аккурат перед тем, как отправиться каждый на свою работу. Сигурд Оли наконец набрался смелости не поддаться любовным чарам Бергторы и в своей обычной прямолинейной манере изложил ей все, что думает по этому поводу. Тут уже терпение лопнуло и у Бергторы.

— Так, отлично, — сказала она. — Значит, мы что, никогда не поженимся? Ты к этому клонишь? Просто будем жить вот так друг с другом? И эти ни два ни полтора будут продолжаться до бесконечности? Так между нами ничего прочного и не будет? А наши дети будут бастардами? Ты это мне хочешь сказать?

— Какими еще бастардами? В каком словаре ты откопала это слово?

— Да вот такими!

— А ты что, все про алтарь думаешь?

— Какой еще алтарь?

— Ну к которому отец ведет невесту. Со всеми прибамбасами, там, венками, свадебным платьем…

— Ты хочешь сказать, это все смешно? Пустое украшательство?

— И о каких еще детях ты говоришь? — добавил Сигурд Оли и сразу об этом пожалел — Бергтора заметно помрачнела.

— То есть как о каких? Ты разве не хочешь иметь детей?

— Нет, конечно хочу, то есть нет, я что хочу сказать, мы об этом не договорились, — заметался Сигурд Оли. — Мне кажется, нам нужно все это прежде обсудить. Ты не можешь единолично принимать решение, заводить нам детей или нет. Не может тут быть никаких односторонних шагов, это нечестно, я так не хочу. А что до детей, то я за, но не сейчас.

— Ну, до этого дело дойдет непременно, — сказала Бергтора. — То есть я надеюсь. Нам обоим по тридцать пять лет. Осталось не так много времени, скоро поздно будет о детях думать. Но всякий раз, когда я пытаюсь завести с тобой эту беседу, ты отнекиваешься. Не хочешь об этом говорить. Ни детей, ни венчания, ничего. Ничего совсем. А ты меж тем превращаешься в этого своего барана возлюбленного, Эрленда.

— Ааааааа? — Сигурд Оли аж сел. — Это еще что за черт?

Но тут Бергтора захлопнула за собой входную дверь и ушла на работу, оставив Сигурда Оли наедине с кошмарной картиной будущего, где он превращается в собственного босса.

Эльза заметила, что гость немного не в себе — как сел за стол, так и сидит неподвижно, смотрит в чашку.

— Хотите еще чаю? — спросила она.

— Нет, — сказал Сигурд Оли, — спасибо. Кстати, моя коллега, Элинборг, она работает со мной над этим делом, просила задать вам вопрос — не знаете ли вы, вдруг от Беньямина остался медальон с волосами его невесты или что-нибудь в этом духе.

Эльза задумалась.

— Нет, — ответила она, — не помню никаких медальонов, но бог его знает, что хранится в этой куче барахла в подвале.

— Элинборг утверждает, что медальон был. Она это точно знает, от сестры пропавшей. Элинборг говорила с ней вчера, и та сказала, что сестра подарила Беньямину локон, перед тем как отправиться в какое-то путешествие.

— Нет, не помню, чтобы такой медальон мне попадался. Знаете, в моей семье не очень принято сентиментальничать.

— А может быть, в подвале есть вещи, принадлежавшие ей? Я имею в виду, невесте Беньямина?

— Зачем вам ее волосы? — спросила Эльза, и не думая отвечать на вопрос, и пристально посмотрела на Сигурда Оли.

Тот не понимал, в чем дело — Эрленд не передал ему содержание своего разговора с Эльзой.

— Вы намерены установить, она ли лежит там, на Пригорке, — сказала Эльза. — Вам только нужен биообразец, тогда вы сделаете эти, как их, ДНК-анализы и поймете, она там или нет. И если это она, значит, мой двоюродный дед убил ее и закопал там. Верно говорю?

— Мы ничего такого не предполагаем, мы просто расследуем все возможные варианты, — осторожно возразил Сигурд Оли, судорожно размышляя, как бы это все сформулировать так, чтобы не разозлить Эльзу, вроде того как он вывел из себя Бергтору с полчаса назад.

Ну и денек выдался, ничего не скажешь. Ох уж эти женщины.

— Ко мне на днях уже приходил один из ваших, весь такой мрачный и задумчивый, и этак намекнул, мол, Беньямин замешан в исчезновении и смерти своей невесты. А теперь, если найдется локон, вы сможете это доказать. Я решительно не могу понять, что происходит. Вы что, сбрендили? Как вы можете думать, что Беньямин ее убил? Да зачем же ему было это делать? По какой причине? Не может быть никакой причины. Никакой.

— Вы, конечно, совершенно правы, — выпалил Сигурд Оли в отчаянной попытке успокоить распсиховавшуюся хозяйку, — но мы должны установить, кому принадлежал скелет и почему он лежит там, где мы его нашли. А кроме того, что у Беньямина в тех местах был летний дом, мы, по сути дела, ничего покамест и не имеем. Ну и что его невеста пропала без вести. И мне кажется, у вас есть все основания и самой интересоваться ответом на вопрос, ее это кости или нет.

— Не знаю, — ответила Эльза.

Кажется, немного успокоилась.

— Ну ладно, это потом. А пока что — могу я продолжить изыскания в подвале? — спросил Сигурд Оли.

— Да, конечно, разумеется. Не могу же я вам это запретить, в самом деле.

Сигурд Оли допил чай и спустился в подвал, все думая о Бергторе. У него не было медальона с ее волосами, да и зачем? Он прекрасно помнит и знает ее и без этого. Даже фотографии ее нет в бумажнике, а вот иные из коллег носятся повсюду с кошельками, полными фотографий детей и жен. Сигурд Оли поежился. Надо ему еще раз переговорить с Бергторой как следует. Разобраться во всем как полагается.

А то ведь это же ужас какой смертный будет, если он превратится в Эрленда! Нет уж, благодарю покорно.

Сигурд Оли прокопался в бумагах Беньямина Кнудсена несколько часов, а там не выдержал и убежал обедать в ближайшую забегаловку, где буквально запихал в себя гамбургер, на ходу запивая его кофе и листая газету. Вернувшись на порог Беньяминова дома около двух, он для начала от души обложил Эрленда и его педантизм. В подвале ему не удалось найти решительно ничего, ничегошеньки, никаких намеков на причину исчезновения невесты Беньямина, никаких упоминаний других людей, кроме Хёскульда, кто снимал бы Беньяминов дом на Пригорке. Не нашел он и медальона с волосами пропавшей, несмотря на то что Элинборг была уверена в его существовании. Вот так пропал даром еще один день, подумал Сигурд Оли, и если так пойдет и дальше, его терпению настанет конец.

Эльза, как и прежде, открыла ему и пригласила выпить еще чаю. Он попробовал отказаться, но не нашел подходящего предлога, а обижать хозяйку не хотел. Поэтому пришлось отправиться за ней в гостиную.

— Нашли что-нибудь там внизу? — спросила она, но Сигурд Оли сразу понял, что она вовсе не светскую беседу ведет, а хочет из него побольше вытянуть. А еще ему подумалось, что она живет одна, — Эрленду, чтобы сделать тот же вывод, потребовалось не более пяти минут, такой был похоронный вид у обстановки в ее доме.

— Ну, по крайней мере, я не нашел медальона, — признался Сигурд Оли и отхлебнул из чашки; холодный, значит, она налила чай заранее и ждала его. Поднял глаза и смерил хозяйку взглядом, пытаясь понять, что происходит.

— Понятно, — сказала она. — А кстати, вы женаты? Я прошу прощения, это ведь совсем не мое дело.

— Нет, что вы, ну да, не женат, но мы живем вместе с моей подругой, — ответил Сигурд Оли, покрываясь мурашками.

Что за черт?

— А дети есть?

— Нет, пока что нет, — сказал Сигурд Оли.

— А почему?

— А?

— Почему у вас до сих пор нет детей?

Что здесь вообще происходит, алло?! Сигурд Оли отхлебнул еще чаю в надежде выиграть время.

— Стресс, наверное, вот почему. У нас же столько работы, у обоих. Работа у нас такая, что все время на нее уходит, какие уж тут дети.

— То есть на детей у вас нет времени? А на что же вы тогда его тратите? Кстати, а кем работает ваша подруга?

— Она работает в компании, производящей программное обеспечение, — отчитался Сигурд Оли и решил следующим ходом поблагодарить хозяйку за чай и сказать, что ему пора работать. Он, видите ли, не нанимался обсуждать с какой-то покрытой пылью веков старой девой из Западного квартала свою личную жизнь. Что она вообще себе вообразила, что это еще за допрос?! Оно конечно, этому бабью только дай сунуть нос в чужие дела, скучно же одной-то! Только при чем здесь Сигурд Оли?

— И что, хорошая девушка? — спросила Эльза.

— Зовут Бергторой. — Тон Сигурда Оли не содержал и намека на вежливость. — Шикарная девушка, вам и не снилось.

Улыбнулся.

— Но с чего это вы?..

— Знаете, у меня никогда не было настоящей семьи, — сказала Эльза. — Не было детей. Ни детей, ни мужа. Последнее меня как раз не печалит, а вот детей я бы иметь хотела. Было бы им сейчас лет по тридцать. Я периодически воображаю себе, как бы это было. Взрослые дети, я их сама вырастила. И знаете, я даже толком не понимаю, как так вышло. Вы и оглянуться не успели, а вам уже пятьдесят. Вот, скажем, я врач. Когда я начинала, женщин-врачей еще почти не было. И приходилось много работать, точно как вам. Никакого времени ни на что, какие уж там дети. На собственную жизнь времени не было. Я хочу сказать, то, чем вы сейчас занимаетесь, — это не жизнь. Это только работа, больше ничего.

— Ну да, вы правы, но меж тем мне…

— Беньямин вот тоже не смог завести семью, — продолжила Эльза, не заметив, как ее перебили. — А ведь он больше от жизни ничего и не хотел. Только и думал, как завести семью. С той самой женщиной.

Эльза встала, Сигурд Оли последовал ее примеру. Он думал, она собирается отпустить его работать в подвал, но она подошла к огромному дубовому шкафу с изящными стеклянными дверцами и резными ручками на ящичках, выдвинула один из них и вынула оттуда небольшую китайскую шкатулку. В шкатулке оказался серебряный медальон на тоненькой цепочке.

— От нее у него остался только локон, — сказала она. — Вот в этом медальоне, там еще и ее фотография. Ее звали Сольвейг.

Эльза грустно улыбнулась:

— Зеница его ока. Сливки его кофе. Не думаю, что это она лежит там на Пригорке. От одной мысли о чем-то подобном меня бросает в дрожь. Ведь это бы значило, что Беньямин ее убил. А такого не может быть. Я совершенно в этом уверена. А ее волосы позволят и вам в этом же убедиться.

И она протянула медальон Сигурду Оли.

Он сел обратно в кресло и осторожно открыл медальон. В нем лежал черный локон и фотография его хозяйки. Сигурд Оли немного тряхнул медальон, чтобы, не прикасаясь к локону, сдвинуть его и получше разглядеть фотографию. Что там? Невысокого роста девушка лет двадцати с небольшим, черные волосы, красивые изогнутые брови, огромные глаза. Выражение лица загадочное, но решительное, изящный подбородок. Вот, стало быть, какая она, Сольвейг, невеста Беньямина.

— Прошу прощения, что я не сразу вам его отдала, — сказала Эльза. — Я хорошо все обдумала и поняла, что не смогу уничтожить этот локон. А поэтому будь что будет.

— Не понимаю, зачем вам было его скрывать от нас.

— Я же говорю, мне нужно было все обдумать.

— Разумеется, но…

— Я, понимаете ли, едва чувств не лишилась, когда ваш коллега, кажется, его зовут Эрленд, намекнул, что, может быть, там на Пригорке лежит она… но потом я хорошенько подумала и…

Эльза пожала плечами.

— Но позвольте, даже если ДНК-анализ покажет, что это она, — сказал Сигурд Оли, — это вовсе не будет означать, что ее убил Беньямин. Анализ ничего такого показать не может. Даже если это она, можно вообразить себе тысячу вариантов, при которых…

Эльза перебила его:

— Она, как это говорится, дала ему от ворот поворот. То есть разорвала помолвку — так это называлось в те времена. Они ведь были помолвлены. И пропала в тот же день. Это мы от самого Беньямина узнали, но много позже. Он моей маме рассказал, лежа на смертном одре. А уж она мне. Я никому до вас этого не говорила. И кабы вы не нашли скелет, тайна ушла бы со мной в могилу. Вы хотя бы знаете, это скелет мужчины или женщины?

— Пока что нет, — ответил Сигурд Оли. — А скажите, Беньямин знал, почему она решила разорвать помолвку? Почему она вдруг решила его бросить?

Эльза ответила не сразу. Они посмотрели друг другу в глаза, и Сигурд Оли понял, что она решилась. Дело зашло слишком далеко, и она решилась рассказать ему все. Словно у нее на шее висел тяжелый камень, всю ее жизнь, и вот настало время его сбросить. Спустя столько лет.

— Это был не его ребенок, — сказала она.

— То есть она была беременна, но не от него?

— Именно так.

— А от кого тогда?

— Понимаете, тогда были другие времена, — продолжила Эльза, не обратив внимания на вопрос. — Сегодня девушке сделать аборт не сложнее, чем выпить на завтрак чашку кофе. Узы брака толком ни для кого ничего не значат, даже если пара решила завести детей. Ведь как нынче бывает, пожили вместе, разошлись, стали жить с кем-то еще, завели еще детей, снова разошлись. А тогда было не так. В те времена родить ребенка вне брака было решительно немыслимо. Это же какой был стыд! Такую женщину больше никто не соглашался видеть. Таких называли потаскухами. И никакой жалости, никакого милосердия, ни на грош.

— Да, конечно, я понимаю, — кивнул Сигурд Оли, вспомнив странные слова Бергторы. Вот почему Эльза так интересовалась его семейным положением!

— Беньямин заявил, что женится на ней все равно, — продолжила Эльза. — Во всяком случае, так мне рассказывала с его слов мама. Но Сольвейг сказала «нет». Мол, разрываю помолвку, и дело с концом. Вот так просто, без предупреждения.

— Но кто же был отец ребенка?

— Покидая Беньямина, она просила у него прощения. За то, что бросает его. Он, конечно, не мог ее простить вот так сразу, это так просто не делается, нужно было время.

— И, сказав это, она исчезла?

— После того, как она ушла из его лавки, ее никто не видел. Когда вечером она не вернулась домой, все бросились на поиски, и Беньямин первый, но ее так и не нашли.

— Но кто же все-таки был отец ребенка? — не отставал Сигурд Оли.

— Она не сообщила этого Беньямину. По крайней мере, так он сказал маме. Если он и знал это на самом деле, тайна ушла вместе с ним.

— Но кто это мог быть?

— Важно не кто это мог быть, — резко ответила Эльза, — а кто это был!

— Вы хотите сказать, этот человек может быть замешан в ее исчезновении?

— А вы как думаете?

— И у вас нет никаких подозрений?

— Нет. И Беньямин тоже не мог себе представить, кто это, насколько я знаю.

— Мог ваш двоюродный дедушка солгать на сей счет?

— Не знаю. Но едва ли — Беньямин был такой человек, он, пожалуй, не лгал ни разу в жизни.

— Я имею в виду, он мог солгать для того, чтобы отвести от себя подозрение.

— Кажется, его никто ни в чем и не думал подозревать, а когда он решил рассказать все моей маме, прошло столько времени, что ему не было смысла лгать. Да он и умер очень скоро после этого.

— И он любил ее все эти годы?

— Так мне говорила мама.

Сигурд Оли задумался:

— Вы хотите сказать, она покончила с собой от стыда?

— Скорее всего. Она ведь, получается, изменила своему возлюбленному, который ее боготворил и собирался на ней жениться, и понесла от кого-то, да еще отказалась назвать его имя.

— Элинборг, моя коллега, говорила с ее сестрой. И та сказала ей, что их отец покончил с собой. Повесился. И что это было особенно тяжело для Сольвейг, потому что они очень любили друг друга.

— Сольвейг было особенно тяжело, так она сказала?

— Ну да.

— Как любопытно!

— В каком смысле?

— Повеситься он и правда повесился, но только Сольвейг никак не могла принять это близко к сердцу.

— Почему?

— Говорили, он потому это сделал, что не смог пережить трагедии.

— Не смог пережить? В каком смысле?

— В прямом.

— Не понимаю…

— По крайней мере, так говорили. Я думаю, говорили правду.

— Но какой трагедии он не смог пережить?

— Да гибели дочери, — сказала Эльза. — Он повесился после того, как она пропала.