Едва Сигурд Оли закрыл дверь своего кабинета, как раздался телефонный звонок. Он помедлил. Больше всего ему хотелось хлопнуть дверью, но полицейский вздохнул и поднял трубку.

— Я вас не отвлекаю? — услышал Сигурд мужской голос.

— На самом деле да. Я собирался домой. Так…

— Простите, пожалуйста, — извинился собеседник.

— Хватит постоянно просить прощения и хватит мне названивать! Я ничего не могу для вас сделать.

— Мне больше не с кем поговорить, — признался мужчина.

— Но я тоже неподходящий человек. Я всего-навсего полицейский, оказавшийся на месте трагедии, и все. Не пастырь. Позвоните своему духовнику.

— Вы думаете, это моя вина? — принялся за свое несчастный. — Ведь если бы я не позвонил…

Они говорили на эту тему уже сто тысяч раз. Ни один из них не верил в Господа Бога, стоящего за спиной и непонятно с какой целью потребовавшего от этого человека пожертвовать женой и ребенком. Ни тот ни другой не были фаталистами. Оба считали, что всему есть разумное объяснение и что никто не в силах повлиять на ход событий. Оба твердо стояли на том, что всем правит случай. Оба были реалистами, но признали — если бы мужчина не позвонил и не задержал свою жену, она не оказалась бы на перекрестке в тот момент, когда пьяный водитель джипа выехал на красный свет. Однако Сигурд Оли вовсе не был склонен обвинять мужа в случившемся несчастье, поэтому его аргументы казались полицейскому неубедительными.

— Вы не виноваты в трагедии и прекрасно это знаете, — повторил Сигурд Оли. — Хватит истязать себя. Вас никто не обвиняет в непреднамеренном убийстве. Виновник несчастья — идиот из джипа.

— Это ничего не меняет, — вздохнул несчастный.

— А что советует ваш психотерапевт?

— Она только и твердит что о таблетках и дополнительных сеансах. Если буду глотать одно средство, расплывусь. Если другое, наоборот, пропадет аппетит, а если третье, меня будет безостановочно выворачивать.

— Я могу рассказать вам историю? — предложил Сигурд. — Одна компания в течение двадцати пяти лет раз в год ездила в Торов лес. Эта идея в свое время пришла в голову кому-то из их группы. И вот однажды произошел несчастный случай, и один из товарищей погиб во время путешествия. Стоит ли винить того, кто придумал всю эту затею? Было бы нелепо! Куда заведет вас ваше самокопание? Случай есть случай. Никто не виноват.

Мужчина молчал.

— Вы понимаете, о чем я толкую? — спросил Сигурд.

— Я понимаю, о чем вы говорите. Но мне от этого не легче.

— Мда. Мне все же пора, — заторопился Сигурд Оли.

— Спасибо вам, — проговорил мужчина и повесил трубку.

Эрленд сидел в гостиной и читал. При свете маленькой лампы он перенесся с компанией путешественников в начало двадцатого века, под гору Осхлид. Группа состояла из семи человек, направлявшихся от Непроходимого скалистого ущелья в сторону Ледяного фьорда. С одной стороны — горный склон, покрытый толстым слоем снега, с другой — промерзшее море. Путники двигались тесной вереницей, освещая путь одним-единственным имевшимся у них фонарем. Некоторые из их компании должны были участвовать вечером в спектакле «Фогт Ленхард» в Ледяном фьорде. Дело было зимой, и когда они выходили из Непроходимого ущелья, кто-то заметил, что снег лежит как-то необычно, точно снежный ком скатился с горы. Все решили, что, возможно, на вершине начались подвижки снежных масс. И в тот момент, когда они остановились, их накрыла снежная лавина и выбросила в море. Только одному из путешественников посчастливилось выжить, несмотря на серьезные травмы. От других не осталось и следа, за исключением вещмешка, принадлежавшего кому-то из той группы, и фонаря, освещавшего им путь.

Задребезжал телефон. Эрленд оторвался от книги. Отвечать не хотелось, но ведь это могла быть Вальгерд или Ева Линд, на что, конечно, было мало надежд.

— Спишь, что ли? — проворчал Сигурд Оли, когда Эрленд наконец ответил.

— Что тебе нужно?

— Не хочешь прийти завтра на барбекю со своей подругой? Бергтора просила узнать. Ей нужно прикинуть, сколько будет народу.

— О какой подруге ты говоришь?

— Ну, о той, с которой ты познакомился на Рождество, — ответил Сигурд Оли. — Вы все еще встречаетесь?

— А какое тебе дело? — огрызнулся Эрленд. — И вообще о каком барбекю ты толкуешь? Когда это я обещал прийти к вам на барбекю?

Тут в дверь постучали, и он оглянулся. Сигурд Оли принялся уверять, что Эрленд выразил согласие прийти к ним с Бергторой на барбекю и что готовить будет Элинборг, но босс неожиданно бросил трубку и пошел открывать дверь. На пороге стояла Вальгерд и робко улыбалась. Она попросила разрешения войти. Эрленд вдруг смутился, но потом пригласил ее в квартиру, и Вальгерд вошла в гостиную и опустилась на потрепанный диван. Хозяин предложил сварить кофе, но гостья остановила его.

— Я ушла от него, — заявила Вальгерд.

Эрленд сел в кресло напротив нее и припомнил телефонный разговор с ее мужем, велевшим оставить его жену в покое. Вальгерд взглянула на Эрленда и заметила выражение озадаченности на его лице.

— Мне уже давно следовало уйти от него, — сказала она. — Ты был прав. Мне уже давно было пора покончить со всем этим.

— Почему же именно сейчас? — спросил Эрленд.

— Он сказал, что позвонил тебе. Я не хочу, чтобы ты ввязывался в наши дрязги. Не хочу, чтобы он названивал тебе. Эта история касается только нас двоих. Ты тут ни при чем.

Эрленд улыбнулся. Он вспомнил о бутылке зеленого «Шартреза» в буфете и встал, чтобы достать ликер и бокалы. Когда бокалы были наполнены, он протянул один из них Вальгерд.

— Я не имею в виду, что ты тут совсем уж ни при чем, но ты понимаешь, что я хочу сказать, — поправилась она, отхлебнув ликер. — Но ведь мы с тобой только беседуем, ничего больше. Чего нельзя сказать про него.

— Но раньше у тебя не возникало желания уйти от мужа, — напомнил Эрленд.

— Это непросто, после стольких лет, прожитых вместе. А наши мальчики? Да, очень непросто.

Эрленд молчал.

— Сегодня вечером я поняла, что между нами все кончено, — продолжила Вальгерд. — И еще я вдруг осознала, что даже рада этому. Потом я поговорила с детьми. Они должны знать, что произошло, почему я ушла от их отца. Я встречаюсь с ними завтра. Поначалу мне не хотелось вмешивать их в это дело, они обожают отца.

— Я не стал с ним разговаривать, — заявил Эрленд.

— Знаю, он сказал мне. Я вдруг все поняла. Этот человек перестал играть какую-либо роль в том, что я делаю или собираюсь сделать. Превратился в пустое место. Даже не могу представить, что он так много значил для меня.

Вальгерд мало говорила о муже, только то, что он вот уже два года изменяет ей с медсестрой и что за ним и раньше водились такие штучки. Ее супруг работал врачом в Национальной больнице, там же, где и сама Вальгерд. Иногда Эрленд пытался представить себе, каково же ей находиться на своем рабочем месте, где все, кроме нее, в курсе того, что ее муж ухлестывает за другими женщинами.

— А что будет с твоей работой? — спросил он.

— Как-нибудь уладится, — уверила его Вальгерд.

— Останешься ночевать?

— Нет, спасибо. Я связалась с сестрой и первое время перекантуюсь у нее. Она поддерживает меня.

— Когда ты говоришь, что я тут ни при чем…

— Ну, я имею в виду, что ухожу от него не из-за тебя, а сама по себе, — объяснила Вальгерд. — Больше не хочу, чтобы он решал за меня, что мне делать и как поступать. И вы с моей сестрой правы, утверждая, что мне давно пора было уйти от него. Как только я догадалась, что он мне изменяет.

Вальгерд замолчала и посмотрела на Эрленда.

— Он заявил, что это я вынудила его к такому поведению, — сказала она. — Якобы из-за того, что я недостаточно… не слишком-то… в общем, что секс меня мало интересует.

— Они все так говорят, — заверил ее Эрленд. — Первое, чем они оправдываются. Не нужно слушать.

— Он пытался обвинить во всем меня! — возмутилась Вальгерд.

— Что еще он может сказать? Ему нужно заставить молчать свою совесть.

Наступило молчание. Они допили ликер.

— Ты… — начала было Вальгерд, но оборвала саму себя на полуслове. — Я совсем не знаю тебя. Каков ты на самом деле. Даже не представляю.

— Я и сам этого не знаю, — признался Эрленд.

Вальгерд улыбнулась.

— Ты не хочешь пойти со мной завтра на барбекю? — вдруг предложил Эрленд. — Мои друзья решили собраться. Только что вышла кулинарная книга Элинборг. Возможно, ты слышала об этом. Она хочет пожарить шашлыки. И она превосходно готовит, — добавил он, взглянув на свой письменный стол, на котором лежала упаковка из-под котлет-полуфабрикатов для микроволновки.

— Не хочу пока загадывать наперед, — сказала Вальгерд.

— Да, и я тоже, — согласился Эрленд.

Из столовой доносился звон посуды. Эрленд шел по коридору дома престарелых к комнате, в которой жил бывший фермер. Медперсонал собирал тарелки после завтрака и приводил палаты в порядок. Большинство дверей были открыты, солнце светило прямо в окна. Однако дверь в комнату интересующего его пациента оказалась закрыта, и инспектор постучался.

— Оставьте меня в покое! — услышал он в ответ зычный голос с хрипотцой. — К чертовой матери, вечно этот шум!

Эрленд повернул ручку, дверь открылась, и он вошел в комнату. Ему было мало что известно об этом пенсионере. Лишь только, что его зовут Харальд и что он оставил землю лет двадцать назад. К тому времени он уже перестал заниматься сельским хозяйством, перебрался жить в многоквартирный блок в районе Пригорка, а потом осел в доме престарелых. Дежурный санитар сообщил инспектору, что Харальд раздражителен и склонен к конфликтам. Недавно ударил клюкой другого пациента, отвратительно ведет себя с медперсоналом, так что мало кто его выносит.

— Ты кто? — спросил Харальд, когда Эрленд показался в дверях. Ему было восемьдесят четыре года, седой как лунь, с большими натруженными руками. Он сидел на краю кровати в шерстяных носках, сгорбленный, с втянутой в плечи головой. Жидкая бороденка закрывала половину лица. Воздух в комнате был спертый, и Эрленд подумал, уж не нюхает ли этот Харальд табак.

Следователь представился, объяснив, что работает в полиции. Похоже, это произвело на Харальда некоторое впечатление, поскольку он немного выпрямился, чтобы взглянуть на инспектора.

— И что же полиции нужно от меня? — спросил старик. — Уж не из-за того ли, что я поколотил Торда в столовой?

— А зачем вы поколотили Торда? — спросил Эрленд из чистого любопытства.

— Торд — осел, — заявил Харальд. — Я не собираюсь ничего рассказывать на этот счет. Убирайся и закрой за собой дверь с той стороны. Что за люди! Весь день пялятся на тебя, суют нос не в свои дела!

— Я пришел поговорить не о Торде, — сказал Эрленд, проходя в комнату и прикрывая за собой дверь.

— Э, послушай! — возмутился Харальд. — По-моему, я не приглашал тебя к себе в гости! Что за манеры?! Убирайся отсюда! Убирайся и оставь меня в покое!

Старик попытался выпрямиться настолько, чтобы приподнять голову как можно выше, и гневно посмотрел на Эрленда, который как ни в чем не бывало уселся на кровать у противоположной стены. Место не использовалось, и полицейский подумал, что вряд ли кто сможет ужиться с этим брюзгой Харальдом. В комнате оказалось очень мало личных вещей. Лишь на тумбочке лежали две помятые, зачитанные до дыр книжки стихов Эйнара Бенедиктссона.

— Вам тут не нравится? — спросил Эрленд.

— Не нравится? На кой черт тебе это? Что тебе от меня нужно? Кто ты такой? Почему не уходишь отсюда, как я велел?

— Вы проходите по старому делу об исчезновении одного человека, — объяснил Эрленд и напомнил про коммивояжера на черном «Форде Фолкэне», продававшего сельхозтехнику. Харальд молча, не перебивая, выслушал полицейского. Эрленд не имел ни малейшего представления, не позабыл ли старик вообще об этой истории. Инспектор напомнил ему, что полиция расспрашивала его, встречался ли он с пропавшим человеком на своей ферме или нет, и Харальд категорически отрицал, что видел торгового агента.

— Вы помните это? — спросил Эрленд.

Харальд молчал, тогда Эрленд повторил вопрос.

— У-у, — вдруг заклокотал Харальд. — Эта свинья так и не приехала. Но это произошло больше тридцати лет назад. Я ничего не помню.

— Но все же вы помните, что он не приехал?

— Ну да, что за ерунда! Разве я уже не рассказал вам все, что знал? Теперь убирайся отсюда! Я не люблю, когда толкутся в моей комнате.

— Вы держали овец? — спросил Эрленд.

— Овец? Когда занимался фермой? Да, я держал овец и лошадей, и еще у меня было десять коров. Ну что, стало легче от этого?

— Вы получили солидный куш за землю, так выгодно расположенную недалеко от города, — пустился в наступление Эрленд.

— Ты что, из налоговой инспекции? — взревел Харальд, выведенный из себя. Он смотрел вниз, в пол. Для него было мучением поднять голову. Его тело скрючилось от старости и тяжелой физической работы.

— Нет, я из полиции, — парировал Эрленд.

— Теперь они за эту землю получат еще больше, мерзавцы. Город-то расползся почти до холмов. Чертовы спекулянты, это они купили у меня землю. Проходимцы! А теперь убирайся вон! — добавил он угрожающе, повысив голос. — Поговори-ка лучше с этими ублюдками!

— С какими ублюдками? — поинтересовался Эрленд.

— С ублюдками, которые прибрали мои земли для того, чтобы их засрали воробьи.

— А что вы собирались купить у него? У того коммивояжера с черной машиной?

— Купить? У того человека? Я намеревался купить трактор. Мне был нужен хороший трактор. Я поехал в Рейкьявик, чтобы посмотреть на их технику, и выбрал один экземпляр. Там я и встретил этого человека. Он вытянул из меня мой номер телефона и задолбал своими звонками. Все они одинаковые, эти коммерсанты. Когда видят кого-то, кто проявил интерес, не оставляют в покое. Я сказал ему, что, само собой, готов поговорить с ним, если он доедет до меня. Он обещал приехать со своими брошюрами. Так что я прождал его как осел, а он так и не пожаловал. Потом, насколько я помню, мне позвонил какой-то фигляр вроде тебя и допытывался, видел я того типа или нет. Я сказал ему то же, что и тебе. Ничего больше не знаю. Так что теперь убирайся.

— У него был новенький «Форд Фолкэн», — заметил Эрленд. — У этого человека, собиравшегося продать вам трактор.

— Не знаю, о чем ты говоришь.

— Кстати, машина сохранилась до сих пор, и ее даже можно купить, если кто-то захочет, — заметил Эрленд. — Когда автомобиль нашли, у него не хватало колпака на одном колесе. Вам, случайно, не известно, что могло статься с колпаком? Есть какие-нибудь соображения?

— Э, стой! Чего ты болтаешь?! — воскликнул Харальд, повернув голову так, чтобы посмотреть Эрленду в глаза. — Я ничего не знаю об этом человеке. К чему ты мне впариваешь эту машину? Каким боком она меня касается?

— Надеюсь, что автомобиль нам поможет, — ответил Эрленд. — Машина целую вечность может сохранять вещественные доказательства. Так что если, к примеру, этот человек все же приезжал к вам на ферму, бродил по двору или заходил в дом, он мог подцепить на подошву что-нибудь, что все еще лежит в машине. Даже после стольких лет. Любая мелочь. Песчинки и той достаточно, если она совпадает с песком на дворе вашей бывшей фермы. Понимаете, о чем я толкую?

Старик молча уставился в пол.

— Двор еще существует? — спросил Эрленд.

— Заткнись! — рявкнул Харальд.

Эрленд огляделся. Инспектор практически ничего не знал о сгорбленном человеке, сидящем напротив него на краю кровати, разве только то, что это неприятный, грубый тип, хоть и читает Эйнара Бенедиктссона, и что в его комнате стоит противный запах. Похоже, жизнь этого человека не была озарена светом, подумал Эрленд.

— На ферме вы жили один?

— Убирайся, я говорю!

— Может быть, у вас была экономка?

— Я жил с братом. Йоуи умер. Теперь я хочу наконец покоя.

— Йоуи? — Эрленд не мог припомнить, чтобы в полицейских отчетах упоминался еще кто-то, помимо Харальда. — Кто это?

— Мой брат. Он умер двадцать лет назад. Уходи уже. Ради всего святого, уходи и оставь меня в покое.