Вальгерд не пошла с Эрлендом на барбекю к Сигурду Оли, и никто не вспоминал о ней. Элинборг закоптила бараньи ребрышки, предварительно замаринованные в особом пряном соусе из лимонной цедры. Но сначала они попробовали блюдо из креветок, приготовленное Бергторой. Приканчивая свою порцию, Элинборг очень хвалила повара. На десерт был подан мусс по рецепту Элинборг. Эрленд не мог разобрать, из чего он сделан, но было вкусно. Вообще-то он не собирался приходить сюда, но Сигурд Оли и Бергтора уговорили его, постоянно напоминая о барбекю. Здесь он чувствовал себя намного лучше, чем на презентации по случаю выхода в свет кулинарной книги Элинборг. Бергтора так обрадовалась его приходу, что даже позволила ему курить в гостиной. У Сигурда Оли вытянулось лицо от изумления, когда его жена принесла боссу пепельницу. Эрленд взглянул на своего подчиненного и улыбнулся, подумав, что забил гол в его ворота.

Они практически не говорили о работе, если не считать одного раза, когда Сигурд Оли признался, что никак не может понять, зачем потребовалось стирать буквы с передатчика перед тем, как бросить тело в воду. Эрленд сообщил им результаты, полученные криминалистами. Втроем они стояли на маленькой террасе, и Элинборг следила за грилем.

— И о чем это нам говорит? — спросила она.

— Не знаю, — признался Эрленд. — Я не знаю, меняет ли ход дела тот факт, что аппарат был в нерабочем состоянии. Не вижу никакой разницы. Радиоприемник есть радиоприемник. Русские остаются русскими.

— Да, согласен, — сказал Сигурд Оли. — Возможно, произошла драка. Прибор уронили на пол и разбили.

— Почему бы и нет, — отозвался Эрленд, посмотрев на солнце. Он так и не понимал до конца, что делает на этой террасе. Раньше ему не доводилось бывать в гостях у Бергторы и Сигурда Оли, хотя они уже давно работают вместе. Его не удивило, что все было в полном порядке, красиво и со вкусом подобрано, произведения искусства сочетались со стилем мебели и рисунком пола. Ни пылинки. Но и книг тоже не было видно.

Эрленд оживился, узнав, что Тедди, муж Элинборг, имеет представление о «Форде Фолкэне». Тедди работал автомехаником. Элинборг здорово раскормила его, впрочем, как и всех своих близких. У отца Тедди когда-то был «Фолкэн», и старик носился с ним как с писаной торбой. Механик рассказал Эрденду, что машина очень маневренна. Автоматическая коробка передач, большой руль из слоновой кости, удобное сиденье. Семейный автомобиль небольшого размера по сравнению с другими американскими гигантами, выпускавшимися в шестидесятые годы.

— Однако «Фолкэн» с трудом выдерживал старые исландские дороги, — продолжал Тедди, стрельнув сигаретку у Эрленда. — Он не предназначался по своей конструкции для наших условий. Мы столкнулись с серьезной проблемой, когда однажды во время загородной поездки сломалась ось. Отцу пришлось отбуксировать автомобиль на эвакуаторе в город. Машина не очень мощная, но удобная для небольшой семьи.

— А колпаки на колесах имели какую-то особую ценность? — поинтересовался Эрленд, давая Тедди прикурить.

— Колпаки американских автомобилей всегда блестящие, и «Фолкэн» в этом отношении не исключение. Но больше в них нет ничего примечательного. Вот, например, у «Шевроле»…

Для небольшой семьи, подумал Эрленд. Голос Тедди остался где-то снаружи. Пропавший коммивояжер приобрел автомобиль для небольшой семьи, которую он намеревался создать с девушкой из молочной лавки. Таковы были их планы на будущее. После его исчезновения у машины пропал колпак с одного из колес. Вместе с Сигурдом Оли и Элинборг они ломали голову над тем, куда делась эта деталь. Может быть, водитель слишком круто повернул или задел за бордюр. Или же колпак попросту свинтили у автовокзала.

— … а потом в семидесятые годы наступил нефтяной кризис, и стали производить более экономичные моторы, — продолжал свой монолог Тедди, одновременно отхлебывая пиво.

Эрленд, погруженный в собственные мысли, кивнул. Он затушил сигарету, заметив, как Сигурд Оли открывает окно, чтобы выветрился дым. Эрленд пытался курить меньше, но в итоге, наоборот, курил еще больше. Тогда он решил, что нужно прекратить думать о сигаретах, но и это не помогло. Эрленд вспомнил про Еву Линд, которая по-прежнему не давала ничего о себе знать с тех пор, как покинула лечебницу. Она мало пеклась о своем здоровье. Он обвел взглядом освещенную солнцем террасу перед квартирой Сигурда Оли и Бергторы и увидел Элинборг, хлопочущую над мангалом. Ему показалось, что она что-то напевает себе под нос. Он заглянул в кухню и заметил, как Сигурд Оли, проходя мимо Бергторы, чмокнул ее в шею. Потом Эрленд покосился на Тедди, потягивающего пиво. Наверное, это и значит радоваться жизни. Может быть, все так просто, потому что сегодня выходной день и светит солнце.

Вместо того чтобы пойти вечером домой, Эрленд поехал за город в сторону хутора у Мшистой горы, минуя район Ямного пригорка. Он ехал по дороге, ведущей к живописной ферме, а потом свернул в сторону моря, где лежали земли, принадлежавшие когда-то Харальду и его брату Йоуханну. Бывший фермер оказался крайне несговорчивым, и Эрленд с трудом выудил из него только самые общие указания, как добраться до его владений. Харальд так и не ответил полицейскому, сохранились ли еще старые постройки. Сказал, что ничего не знает. Объяснил, что его брат Йоуханн скоропостижно скончался от сердечного приступа. Не всем так везет, как Йоуи, его брату, присовокупил крестьянин.

Дом все еще стоял на месте. Бывшие фермерские угодья были почти полностью застроены дачами. Судя по окружающим их деревьям, некоторые домики построили уже достаточно давно. Другие казались новыми. Эрленд увидел вдалеке площадку для гольфа. Несмотря на позднее время, несколько фигур посылали при помощи клюшек мячи вдаль и шли за ними медленным шагом в тишине летних сумерек.

От фермерской усадьбы остались одни руины. Когда-то это был небольшой коттедж с низкой пристройкой. Оцинкованное железо, выкрашенное в желтый цвет, покрывало постройки, но краска почти полностью облезла. Проржавевшие листы еще держались на доме. Однако некоторые оторвало ветром, и они упали на землю. Часть кровли унесло в море, подумал Эрленд. Все окна были разбиты, а входная дверь исчезла. Поблизости находились развалины небольшой мастерской, соединенной с хлевом и сараем.

Эрленд молча стоял перед останками бывшего жилища, напомнившего ему родительский кров.

Он вошел в дом и оказался в небольших сенях, за которыми начинался узкий проход. Справа располагались кухня и подсобное помещение, слева — маленький чулан. На кухне все еще стояла старинная плита марки «Рафха» с тремя проржавевшими насквозь конфорками и маленьким духовым шкафом. Две комнаты и гостиная помещались в конце коридора. В вечерней тишине скрип половиц казался особенно резким. Эрленд не знал, что искал. Не мог сказать, зачем именно сюда приехал.

Он спустился в пристройку, посмотрел на стойла в хлеву, заглянул в сарай. Пол там был земляной. Дойдя до угла, Эрленд обратил внимание на то, что за хлевом остался след от навозной кучи. Дверь в мастерскую была закрыта, но когда полицейский дотронулся до нее, она соскочила с петель, упала на землю и с глухим треском развалилась. Внутри помещения по стенам были развешаны полки с ящиками для винтиков и гаек и забиты гвозди, чтобы вешать инструменты. Все было пусто. Братья наверняка взяли с собой все необходимое, когда переехали в Рейкьявик. К стене прислонили сломанный станок. На полу в груде металлолома лежало сцепление от трактора. В углу валялась покрышка от его же заднего колеса.

Эрленд прошелся по мастерской. Приезжал ли сюда человек на «Фолкэне»? Или он уехал в провинцию на каком-нибудь автобусе? А если он все-таки побывал здесь, о чем он думал? Агент выехал из Рейкьявика уже под вечер. Времени было мало. Ведь его будут ждать у молочной лавки. Ему не хотелось опаздывать. Вместе с тем нельзя было показывать клиентам, этим двум братьям, что он торопится. Они собирались купить трактор. Заключение договора не займет много времени. Но и назойливость проявлять не следует. Сделка не состоится, если он будет торопить их. Но он спешил. Ему хотелось поскорее покончить с этим делом.

Если коммивояжер побывал на ферме, почему братья умолчали об этом? Зачем им лгать? Никакого резона. Человек был им незнаком. И почему пропал колпак с колеса? Отвалился? Сняли на автовокзале? Или около магазина, в котором он работал? Украли ли его вообще?

Если коммивояжер и есть человек из озера, которому проломили голову, каким образом он там оказался? Откуда взялся радиоприемник, привязанный к нему? Можно ли это как-то соотнести с тем фактом, что он продавал тракторы и сельскохозяйственные машины из стран Восточной Европы? Есть ли здесь связь?

В кармане пальто зазвонил мобильный телефон.

— Слушаю, — ответил Эрленд раздраженно.

— Ты должен оставить меня в покое, — заявил голос, который он мгновенно узнал. Он был ему отлично знаком, особенно когда его владелец находился в таком состоянии.

— Так и поступлю, — проговорил Эрленд.

— Да уж, будь так добр, — ответили в трубке. — Ты должен оставить меня в покое. Прекрати совать нос в мои…

Эрленд отключил телефон. Однако заглушить голос было значительно труднее. Одурманенный наркотиками, гневный и омерзительный, он эхом отдавался в его голове. Его обладательница наверняка сейчас забилась в малоприглядную конуру с каким-нибудь типом вроде Эдди, который вдвое старше ее. Эрленд старался не думать о том, какую жизнь ведет его дочь. Он многократно пытался помочь ей, делал все, что в его власти, и не знал, какие еще шаги можно предпринять. Отец оказался бессилен против своей дочери-наркоманки. Когда-то он пытался разыскивать ее. Бегал по городу в поисках Евы. Поначалу Эрленд говорил себе, что если она просит оставить ее в покое, это значит: «Приди и спаси меня». Больше он так не думал. Ему надоело, и он хотел бы ей сказать: «Хватит. Разбирайся сама».

Ева переехала жить к отцу на Рождество. Она снова начала принимать наркотики после короткой паузы, когда, потеряв ребенка, пролежала в больнице. Вскоре после новогодних праздников Эрленд почувствовал в ней нервозность, дочь снова стала периодически исчезать на разное время. Он отыскивал ее, приводил домой, но на следующий день Ева снова исчезала. Так продолжалось до тех пор, пока он не перестал гоняться за ней и не осознал, что его действия мало что могут изменить. Это ее жизнь. Если она сделала такой выбор, ее дело. Он больше ничем не может помочь. В течение двух месяцев или больше от нее не было никаких известий, а потом Сигурд Оли получил молотком по плечу.

Эрленд вышел во двор. Перед ним предстали руины чьей-то жизни. Он снова принялся размышлять о человеке с «Фолкэном», о женщине, все еще ждущей любимого мужчину. О своей дочери и сыне. Посмотрев на вечернее солнце, Эрленд вспомнил о пропавшем брате. О чем тот думал, занесенный снегом?

О холоде?

О том, как хорошо вернуться домой, в тепло?

На следующее утро Эрленд отправился к женщине, которая по-прежнему ждала своего друга на «Фолкэне». Была суббота, и она не работала. Инспектор предупредил о своем визите, и она приготовила кофе, хотя он настоятельно просил ее не беспокоиться. Они снова расположились в гостиной. Женщину звали Аста.

— Вам и в выходные приходится выходить на службу, — заметила хозяйка, добавив, что она сама работает на кухне в Национальной больнице в районе Водопадной бухты.

— Да, всегда есть какие-то дела, — подтвердил Эрленд, не вдаваясь в подробности. Он мог бы отдыхать в эти выходные, но история с «Фолкэном» не давала ему покоя. Детектив испытывал странную необходимость раскопать дело до конца, сам не зная почему. Возможно, из-за женщины, сидящей перед ним, которая всю жизнь проработала на малооплачиваемых должностях и прожила свой век в одиночестве. На ее утомленное лицо наложился отпечаток несчастливой жизни, точно радость прошла мимо ее дверей. Как будто Аста все еще надеялась, что мужчина, которого она когда-то любила, снова вернется к ней, как это было в прошлом, обнимет ее, расскажет о своем рабочем дне и спросит о том, какие у нее новости.

— Когда мы разговаривали с вами в прошлый раз, вы выразили уверенность в том, что существование другой женщины исключено, — начал Эрленд осторожно. Он долго сомневался, прежде чем прийти сюда. Ему не хотелось разрушать воспоминания, которые у нее сохранились о том человеке. Омрачать то немногое, что осталось. Он уже много раз видел, что происходит, когда приходишь в дом к преступнику. Жена смотрит на полицейских как на полоумных. Дети прячутся за матерью. Почва уходит из-под ног. Мой муж?! Торгует наркотиками?! Вы с ума сошли?!

— Почему вы спрашиваете об этом? — заволновалась Аста в своем кресле. — Вам что-то известно? Вы что-то нашли? Что-нибудь новое?

— Нет, ничего, — успокоил ее Эрленд. Резкость в ее голосе несколько смутила его. Он рассказал ей, что съездил к Харальду и нашел «Фолкэн», который хранится в гараже в пригороде Копавог, и что он также побывал на заброшенном хуторе около Мшистой горы. Однако исчезновение ее приятеля по-прежнему остается полной загадкой.

— Вы говорите, что у вас нет ни одной его фотографии, никаких совместных снимков, — продолжал Эрленд.

— Да, это так, — подтвердила Аста. — Мы не очень долго были знакомы.

— Так что, когда об исчезновении объявили по телевидению и в газетах, никакого изображения не показали?

— Нет, но описание было довольно точным. Они собирались использовать фотографию на водительских правах. Сказали, что всегда остается дубликат снимка, но в конце концов не нашли его. Будто он им не оставил своей фотографии или же они ее потеряли.

— А вы когда-нибудь видели его права?

— Права? Нет, по-моему, нет. Но почему вы спросили про другую женщину?

Вопрос был задан более жестким, неуступчивым тоном. Эрленд помедлил, прежде чем сделать шаг к тому, чтобы разбить ее сердце. Его словно прорвало. Нужно было бы еще раз все взвесить. Наверное, следовало подождать.

— Есть, к примеру, такие мужчины, которые бросают своих жен без всякого предупреждения и начинают новую жизнь.

— Новую жизнь? — повторила она, точно смысл сказанного не доходил до нее.

— Ну да, — подтвердил Эрленд. — Даже здесь, в Исландии. Люди воображают, что им тут все знакомы, но это далеко не так. Существует много деревушек и поселков, куда мало кто заезжает, ну разве что летом, да и то не всегда. Раньше такие места находились в еще большей изоляции, чем теперь, некоторые вообще стояли особняком. Пути сообщения были скверными, окружной дороги тогда не существовало.

— Я не понимаю… — проговорила Аста. — К чему вы клоните?

— Мне просто хочется выяснить, допускали ли вы для себя такую возможность?

— Какую возможность?

— Что он сел в маршрутный автобус и отправился к себе домой, — выговорил Эрленд.

Он наблюдал за тем, как женщина пыталась понять то, что было недоступно ее разумению.

— О чем вы говорите? — простонала она. — Домой? Какой дом? Что вы имеете в виду?

Эрленд осознал, что зашел слишком далеко. Что, несмотря на все годы, прошедшие со времени исчезновения любимого мужчины из ее жизни, рана еще не затянулась, она по-прежнему кровоточила и не заживала. Он пожалел, что завел разговор на эту тему. Не стоило так скоро приходить к ней.

— Это лишь одна из версий, — сказал инспектор, идя на попятную, чтобы сгладить эффект, произведенный его словами. — Исландия, конечно же, не такая уж большая страна и малонаселенная, чтобы могло произойти нечто подобное, — поспешил он добавить. — Это лишь одно из предположений, в действительности ничем не подкрепленное.

Эрленд много думал о том, как развернулись бы события, если бы Леопольд не покончил жизнь самоубийством. Его даже одолела бессонница, когда мысль о существовании другой женщины стала выкристаллизовываться в его сознании. Поначалу предположение было самое простое: во время своих командировок по стране наш торговый агент встречал кучу самого разного народа — крестьян, владельцев гостиниц, жителей торговых поселков, рыбаков, наконец, женщин. Вполне вообразимо, что в одну из таких поездок он влюбился и через какое-то время женился, ничего не сказав своей подруге в Рейкьявике, просто не нашел в себе сил.

Чем больше Эрленд думал на эту тему, тем больше убеждал себя в том, что мужчина, если это было связано с другой женщиной, настолько потерял голову из-за любви, что организовал свое исчезновение. Но тут ему вспомнилось, о чем он подумал, когда съездил на заброшенный хутор у Мшистой горы, который напомнил ему родительский дом в Восточных фьордах.

Дом.

В полицейском участке они обсудили гипотезу Эрленда с коллегами. А что, если взглянуть на проблему с другой стороны? Что, если женщина, сидящая сейчас напротив него, была городской возлюбленной Леопольда, а его семья жила в провинции? Что, если он решил положить конец той путанице, в которой оказался, и сделал выбор в пользу семьи и дома?

В самых общих словах Эрленд изложил Асте свои соображения и увидел, как ее лицо мало-помалу омрачается.

— Никакой путаницы у него не было, — заявила женщина. — Вы несете чушь. Как вам такое в голову пришло? Говорить гадости про этого человека!

— Его имя не слишком распространенное, — заметил Эрленд. — В Исландии очень мало людей, которых зовут Леопольд. Вы никогда не видели его регистрационных данных, или того, что раньше называли идентификационным номером. У вас не сохранилось никаких его личных вещей.

Эрленд выдержал паузу. Он вспомнил, что Нильс не сказал Асте, что различные детали указывают на то, что Леопольд использовал вымышленное имя. Что он обманывал ее, выдавая себя за кого-то другого. Нильс ничего не сказал женщине из чувства сострадания. Теперь Эрленд понимал, что имел в виду коллега.

— Возможно, он использовал чужое имя, — продолжил инспектор. — Вы можете допустить подобную мысль? Потому что в официальных реестрах нет человека с таким именем. Его нет ни в каких документах.

— Мне уже звонили из полиции, — гневно воскликнула женщина. — Позже. Много позже. Некто по имени Брим или что-то вроде того. Это лицо сообщило мне о таком вашем предположении, о том, что Леопольд, возможно, был не тем, за кого себя выдавал, и что мне должны были бы об этом сказать сразу же, как только обнаружили. Так что мне известны ваши инсинуации, и они нелепы. Леопольд никогда не плавал под чужим флагом. Никогда!

Эрленд молча слушал.

— Вы пытаетесь убедить меня, что, вероятно, у Леопольда была семья, к которой он вернулся, и что я была лишь его любовницей? Что за вздор, в самом деле?!

— Но что вам известно об этом человеке? — спросил Эрленд. — Что вы знаете о нем в действительности? Разве многое?

— Прекратите говорить со мной в подобном духе, — завелась Аста. — Прошу вас уберечь меня от ваших глупых домыслов! Попридержите ваши догадки для себя! У меня нет никакого желания их слушать.

Она замолчала и уставилась на Эрленда.

— Я не… — начал тот, но Аста его прервала:

— Вы полагаете, что он еще жив? Вы это хотите сказать? Что он жив? Что он живет где-то в провинции?

— Нет, — сказал Эрленд. — Я этого не утверждаю. Просто хотел обсудить с вами такую возможность. Все, что я вам высказал, только предположения. Быть может, в них что-то есть, а может, и нет. Я просто хотел узнать, не было ли чего-нибудь в его поведении, как вам помнится, что могло вызвать подобное подозрение. Только и всего. Я ничего не утверждаю. Я ничего толком не знаю.

— Вы городите полную чушь! — воскликнула Аста. — Будто бы он просто позабавился со мной! И я должна слушать подобную чепуху!

Пока Эрленд пытался урезонить женщину, ему в голову пришла странная мысль. Несмотря ни на что, оставляя в стороне высказанные инспектором соображения, которые невозможно уже было сбросить со счетов, Асте, очевидно, было легче признать, что Леопольд умер, чем допустить, что он жив. Такое предположение доставляло ей невыразимую боль. Инспектор посмотрел на хозяйку, и она ответила, точно думала о том же самом:

— Леопольд умер. Не стоит говорить мне что-либо другое. Не имеет смысла строить другие предположения. Для меня он умер. Уже очень давно. Целую вечность.

Наступило молчание.

— Но что вам все-таки известно об этом человеке? — повторил свой вопрос Эрленд после небольшой паузы. — На самом деле?

Она посмотрела на него так, точно хотела выставить вон.

— Вы серьезно думаете, что его звали по-другому и что он не пользовался своим настоящим именем?

— Ничего из того, что я вам сказал, еще не подтверждено, — повторил Эрленд. — К сожалению, самое вероятное, что он покончил с собой по какой-то неизвестной нам причине.

— Что нам известно о других людях? — вдруг начала Аста. — Он не был болтлив и мало распространялся о себе. Хотя есть такие субъекты, занятые только собой. Не знаю, что лучше. Он мне шептал уйму приятных вещей, которых мне никто никогда раньше не говорил. Я выросла не в такой семье, где было принято сыпать комплиментами.

— Вам не хотелось начать сначала? Найти нового мужчину, выйти замуж, создать семью.

— Когда мы познакомились, мне было за тридцать. Я думала, что так и останусь в старых девах. Время уходило. Не по моему желанию, просто так получилось. Наступает определенный возраст, и ты вдруг оказываешься совершенно один в пустой квартире. Поэтому он… он все изменил. И хотя мы мало разговаривали, к тому же Леопольд часто отсутствовал, все-таки у меня был мужчина.

Она взглянула на Эрленда.

— Мы были вместе, и первые годы после его исчезновения я все надеялась, что он вернется, да и потом продолжала ждать его. Когда это закончится? Есть ли тут какие-нибудь правила?

— Нет, — ответил инспектор. — Никаких правил нет.

— Не уверена, — проговорила она, и Эрленд почувствовал страшную жалость, увидев, как ее глаза наполнились слезами.