Утро было светлое и ясное, однако в школу девочки не пошли. Пока поезда не привезут уголь, занятий не будет.

На дворе сияло солнце, но свет, проникавший сквозь замерзшие стекла, казался тусклым, и воздух в кухне был спертый. Лора уныло полоскала посуду в тазу, а Кэрри вытирала тарелки и чашки, то и дело выглядывая во двор сквозь дырочку в замерзшем окне.

— Я хочу выйти погулять! — капризно сказала она. — Мне надоело сидеть в этой противной кухне!

— Вчера мы радовались, что сидим в тепле, а сегодня можем радоваться тому, что вьюга кончилась, — мягко возразила ей Мэри.

— Хорошо тебе говорить! Ты же все равно в школу не ходишь, — проворчала Лора. Не успела она это произнести, как ей стало стыдно.

Но тут мама с упреком в голосе сказала:

— Лора! — И она разозлилась еще больше. — Когда вы кончите работу, можете одеться и вместе с Мэри выйти на улицу подышать свежим воздухом, — разрешила мама.

Она накрыла миску с тестом для хлеба и поставила его всходить в теплое место возле плиты.

Девочки немножко приободрились, работа пошла скорее, и через несколько минут они уже надевали пальто, капюшоны, варежки и укутывали шеи платками и шарфами. Лора провела Мэри через пристройку, и все трое радостно выскочили на покрытый искрящийся снегом двор. Солнце слепило им глаза, а от мороза прямо дух захватывало.

— Закиньте руки за спину и дышите как можно глубже! — скомандовала Лора. Она знала, что холод не страшен, если его не бояться.

Девочки закинули руки за спину, полной грудью вдохнули холодный воздух и сразу согрелись. Даже Мэри, и та громко засмеялась.

— Свежий воздух так вкусно пахнет! — воскликнула она.

— Небо ярко-голубое, а все кругом белое и сверкает на солнце, рассказывала ей Лора. — Только дома торчат из снега и весь вид портят. Лучше бы тут никаких домов не было.

— Какой ужас! Мы бы тут насмерть замерзли, — возразила Мэри.

Снег хрустел, трещал у них под ногами. Он так сильно промерз, что Лора даже не могла наскрести ни горсточки на снежок. Она рассказывала Кэрри, какой мягкий снег был в Больших Лесах Висконсина. Вдруг Мэри объявила:

— Кто-то едет. Это, наверно, наши лошади.

К хлеву подъезжал папа. Он стоял на каких-то диковинных санях, сколоченных из новых досок и похожих на низкую платформу, длинную, как фургон, но вдвое шире фургона. Дышла у саней не было. К широко расставленным полозьям была прикреплена петлей длинная цепь, а к ней — ваги.

— Где ты взял такие смешные сани? — спросила Лора.

— Я их сделал на лесном складе, — ответил папа, взял из конюшни вилы и добавил: — У них и вправду смешной вид. Но зато я могу нагрузить на них целый стог сена — столько, сколько смогут тащить лошади. Надо, не теряя времени, привезти побольше сена на корм скоту.

Лора хотела было спросить папу, что слышно насчет поездов, но передумала. Этот вопрос напомнит Кэрри, что до прихода поезда не будет ни мяса, ни угля, ни керосина, и она огорчится. А огорчать сестру Лора не хотела. Им было так весело на солнце. И если хорошая погода продлится подольше, поезда пойдут, и беспокоиться будет не о чем.

Пока она все это обдумывала, папа взобрался на длинные низкие сани и сказал:

— Скажи маме, что с востока пришел снеговой плуг и поезд с рабочими. Они уже расчищают снег в низине у Трейси. Еще несколько солнечных дней, и поезда начнут ходить.

С этими словами он завернул за угол и поехал на участок.

— Ой, какие вы румяные! — воскликнула мама, когда девочки вошли в тускло освещенную теплую кухню.

От их пальто пахнуло холодной свежестью. В тепле замерзшие руки приятно закололо. Мама очень обрадовалась, узнав про рабочий поезд и снеговой плуг.

— Теперь, наверно, будет несколько ясных дней. Уж очень долго длился этот буран, — сказала она.

Лед на окнах начал таять. Лора без труда стерла его со стекол, подсела к ярко освещенному окну и принялась за свое кружево, временами любуясь искрящимся на солнце снегом. На небе не было ни облачка, и хотя папа задержался, никто о нем пока не беспокоился.

В десять часов, однако, он еще не приехал. Пробило одиннадцать, его все не было. До участка было всего две мили, а на погрузку сена требовалось не больше получаса.

— Не понимаю, почему он не едет, — встревожилась Мэри.

— Наверное, ему пришлось что-нибудь делать на участке, — успокоила ее мама, подходя к окну и глядя на ясное, безоблачное небо. — Я не вижу причин для беспокойства. Может, буря повредила хижину, и папа ее чинит.

В полдень мама вынула из духовки три горячих золотистых каравая с поджаристой корочкой. На плите дымилась горячая картошка, чай заварился, а папы все не было.

Теперь никто не сомневался: с ним что-то случилось, но вслух никто об этом не говорил. Все ломали голову, не понимая, что могло произойти. Ведь не удрали же в самом деле смирные старые лошади. Лора подумала про грабителей, которые захватывают чужие участки. Если они засели в пустой хижине, то без ружья папе с ним не справиться. Но как они могли добраться до туда в такую метель? Ни медведей, ни пум, ни волков, ни индейцев здесь нет. Реки и брода тоже нет.

Что может случиться с человеком, который в ясную погоду должен проехать на смирных лошадях всего какую-то милю по ровной снежной дороге до своего участка, взять там сена и по той же дороге вернуться обратно?

Наконец Лора увидела, как папа, весь в снегу, появился из-за угла Второй улицы и проехал мимо окна, в которое она смотрела. Огромная куча сена, покрытая сеном, свешивалась до самой земли, так что саней совсем не было видно. Папа остановился возле хлева, распряг лошадей, отвел их в стойла и, топая сапогами, вошел в пристройку. Мама и Лора поставили на стол обед.

— Вот это обед так обед! — воскликнул папа. — Я готов съесть целого сырого медведя без крупинки соли!

Лора налила из чайника горячей воды в таз, а мама спросила:

— Что тебя там задержало, Чарльз?

— Трава, — отвечал папа, намыливая себе лицо.

Мама с Лорой изумленно переглянулись. Что это значит? Тем временем папа смыл мыло, протянул руку за полотенцем и принялся вытираться.

— Эта дурацкая трава под снегом. Дороги совсем не видно, — пояснил он. — Нигде нет ни изгородей, ни деревьев. За городом все утонуло в сугробах. Даже озеро, и то покрыто снегом. Снег замерз, затвердел, сани прекрасно скользят, и кажется, что можно спокойно проехать куда угодно по прямой. Но не успел я оглянуться, смотрю — лошади по горло ушли в снег. Оказывается, там внизу болото, и толстый слой снега, покрытый твердой коркой, держится на стеблях травы и на воздухе. Стоило только лошадям в это болото попасть, они тут же в него и провалились. Ну вот, все утро я и провозился с этим тупоголовым Сэмом...

— Чарльз, — мягко остановила его мама.

— Каролина, да тут святой сквернословить начнет, — воскликнул папа. — Дэвид — конь разумный, а Сэм словно рехнулся. Оба по горло торчат в снегу, и чем больше они барахтаются, тем глубже застревают в яме. Тут я понял, что если сани уйдут под снег, не видать мне их как своих ушей. Я тогда распряг лошадей и попытался по одному вытащить их наверх, но Сэм окончательно взбеленился — ныряет, фыркает и все глубже уходит в этот распроклятый снег.

— Да, трудно тебе пришлось, — посочувствовала мама.

— он так метался, что я стал беспокоиться, как бы он не поранил Дэвида. Поэтому я залез в сугроб и стал разгребать и утаптывать снег, чтобы помочь Сэму выбраться наверх. Но он продолжал брыкаться и барахтаться, пока я совсем не потерял терпение.

— И что же ты тогда сделал? — спросила мама.

— Я все-таки его вытащил. Дэвид двигался за мной послушно, как овечка, и, осторожно ступая по снегу, выбрался наверх. Тогда я впряг его в сани, и он вытянул их из ямы. Но мне все время приходилось следить за Сэмом, ведь привязать его было не к чему. А потом я и его впряг в сани и двинулся вперед. Но не успели мы проехать и сотни футов, как они снова провалились.

— Какой ужас! — воскликнула мама.

— И так продолжалось всю дорогу. На каких-то две мили ушло полдня. Привез я всего лишь один стог, а устал так, словно работал с утра до ночи. После обеда я впрягу только одного Дэвида. Сена он притащит вдвое меньше, но зато и сил мы оба столько не потратим.

Папа быстро пообедал, запряг Дэвида в сани и уехал. Теперь они знали, чем он занят, и поэтому не беспокоились и только жалели Дэвида, который поминутно проваливался в коварные сугробы, и папу, которому приходилось все время его распрягать, вытаскивать из сена и снова запрягать.

Весь день был солнечный, и к вечеру папа успел привезти еще две небольшие кучи сена.

— Представляешь, Каролина, Дэвид идет за мной, как собака, — рассказывал папа за ужином. — Он выбирается из снега, а потом стоит и ждет, когда я утрамбую ему дорогу. Потом осторожно вылезает наверх, словно знает, как ему себя вести. Держу пари, что он и впрямь все понимает. Завтра я привяжу к саням длинную веревку, и, когда он провалится, его не надо будет каждый раз распрягать. Я только помогу ему выбраться из снега, а сани он и сам вытащит.

После ужина папа пошел в лавку Фуллера покупать веревку и, вернувшись, рассказал, что рабочий поезд со снеговым плугом прошел за этот день полдороги до Трейси.

— Сейчас ехать стало труднее, потому что, расчищая путь, рабочие бросают снег по обе стороны рельсов, и снеговая стена становится еще выше. На станции говорят, что поезд, наверно, пустят послезавтра.

— Это хорошая новость. Надеюсь, у нас снова будет мясо, — сказала мама.

— Но это еще не все, — продолжал папа. — Будет поезд или не будет, мы все равно получим почту. Почтальон Гилберт завтра утром повезет ее на лошадях в Престон. Он уже готовит сани, так что можешь послать с ним письмо.

— Я уже давно начала письмо в Висконсин. Постараюсь сегодня его дописать, — ответила мама.

Она принесла письмо, и когда чернила в пузырьке оттаяли, все уселись под лампой вокруг стола и стали думать, о чем надо еще рассказать родственникам, а мама записывала все это маленьким красным перышком с перламутровой ручкой в виде птичьего пера. Заполнив своим аккуратным мелким почерком страницу, она перевернула ее вверх ногами и стала писать между строчек. То же самое она сделала и с оборотной стороной листа, так что ни дюйма бумаги не пропало попусту.

Когда Инглзы жили в Висконсине, Кэрри была совсем маленькой и не помнила ни дядей, ни тетей, ни их детей, а Грейс их вообще никогда не видела. Но Мэри с Лорой прекрасно помнили Алису, Эллу и Питера.

— Напиши им, что моя кукла Шарлотта все еще у меня и что я очень хочу котеночка — пра-пра-пра-правнука Черной Сьюзен, — сказала Лора.

— Слово «потомок» займет меньше места, — заметила мама. — Иначе, боюсь, что это письмо будет весить намного больше, чем полагается.

— Напиши им, что здесь кошек и днем с огнем не сыщешь, — добавил папа.

— К сожалению, — уточнила мама, — потому что здесь очень много мышей.

— Напиши, чтоб они приехали к нам на Рождество, как бывало в Больших Лесах, — сказала Мэри.

— Ой! А когда Рождество? — воскликнула Лора. — Я совсем о нем позабыла, а ведь оно вот-вот наступит.

Грейс запрыгала на коленях у Мэри и кричала:

— Когда будет Рождество? Когда придет Санта Клаус?

Мэри и Кэрри рассказывали ей про Санта Клауса, но теперь ни Мэри, ни Лора не знали, что ей ответить. Их выручила Кэрри.

— Может быть, нынешней зимой Санта Клаус из-за снегов и буранов не сможет к нам приехать. Ведь даже поезда — и те сюда не ходят.

— Санта Клаус ездит на санках, — возразила Грейс, глядя на них широко раскрытыми голубыми глазами. — Правда, папа? Он ведь сможет к нам приехать, правда, мама?

— Конечно, сможет, Грейс, — успокоила ее мама.

А Лора решительно добавила:

— Санта Клаус может приехать куда угодно.

— Может, он привезет нам в подарок поезд, — сказал папа.

Утром он отнес письмо в почтовую контору и увидел, как мистер Гилберт уложил сумку с письмами в сани, закутался в бизоньи шкуры и уехал. До Престона ему надо проехать девятнадцать миль.

— Там он встретит почту с Востока и привезет ее сюда, — пояснил папа. — Если он не застрянет в болоте, то завтра сюда возвратится.

— Ему повезло с погодой, — заметила мама.

— Мне тоже не помешает этим воспользоваться, — отозвался папа и пошел запрягать Дэвида.

С помощью длинной веревки он до обеда привез порядочный груз сена. Но в полдень, когда все сидели за столом, свет снова померк и за окном завыл ветер.

— Опять началось! — воскликнул папа. — Надеюсь, Гилберт успел благополучно добраться до Престона.