БУМ-М-М!

Лора вздрогнула и проснулась. В спальне было темно. Кэрри испуганным шёпотом спросила:

— Что это было?

— Не бойся, — успокоила её Лора.

Обе прислушались. Окно едва выделялось в серой мгле, но Лора чувствовала, как близится рассвет.

БУМ-М-М! Казалось, даже воздух задрожал.

— Ух ты! — спросонья пробормотал папа.

— Почему? Почему, мама? Почему, папа? — твердила Грейс.

— Кто это? Зачем они стреляют? — спрашивала Кэрри.

— Который час? — поинтересовалась мама.

— Сегодня Четвёртое июля, Кэрри, — ответил папа из-за перегородки.

Воздух снова задрожал. БУМ-М-М!

Из пушек никто не стрелял. В городе, в кузнице ворвался порох. Этот грохот должен был напомнить всем грохот войны, в которой американцы сражались за независимость. В день Четвёртого июля впервые американцы заявили, что все люди рождены свободными и равными. БУМ-М-М!

— Вставайте, девочки, больше спать всё равно не придётся, — сказала мама.

— Ура! Мы американцы! — Папа вскочил с постели и пропел:

Ура! Ура! Свободы реет флаг!

Ура! Ура! Пусть вечно будет так!

Даже солнце, всходившее на ярчайшем из небес, казалось, понимало, что сегодня — славное Четвёртое июля. За завтраком мама сказала:

— День сегодня самый подходящий для пикника в честь Четвёртого июля, но только пикник без жареных цыплят — не пикник.

После такого бурного начала день показался каким-то пустым. В такой необыкновенный день должно случиться что-нибудь необыкновенное, но ничего необыкновенного случиться не может.

— Мне бы хотелось принарядиться, — призналась Кэрри, когда они с Лорой мыли посуду.

— Мне тоже, да только незачем, — возразила Лора.

Вынося грязную воду из-под посуды подальше от дома, она увидела, что папа любуется овсяным полем. Овёс вырос густой и высокий, и его серо-зелёные стебли волновались на ветру. Кукуруза тоже удалась на славу. Длинные дрожащие жёлто-зелёные листья почти совсем закрывали землю. В огороде взошли огурцы, и над их широкими листьями кудрявились кончики ползучих стеблей. Появились побеги бобов и гороха, раскинулась пышная зелень моркови, из земли пробивались листья свёклы и кустики томатов. По траве гонялись за насекомыми цыплята.

Для обычного дня всего этого было бы достаточно, но Четвёртого июля хотелось чего-то ещё.

То же самое чувствовал и папа. Делать ему было нечего, потому что Четвёртого июля остаётся только кормить животных и работать по дому.

Через некоторое время он вернулся из хлева и предложил маме:

— В городе сегодня будет праздник. Хочешь пойти?

— Какой праздник? — спросила мама.

— Главное — это скачки, а кроме того, у нас собраны деньги на лимонад.

— Женщинам на скачки ходить незачем. А в гости без приглашения я даже Четвёртого июля не пойду, — отозвалась мама.

Лора с Кэрри, сгорая от нетерпения, ждали, что решит мама. Подумав, она покачала головой и сказала:

— Грейс всё равно такая прогулка не под силу. А ты сходи, Чарльз.

— Дома гораздо лучше, — сказала Мэри.

Тут Лора не выдержала.

— Папа, если ты пойдёшь, можно я и Кэрри с тобой?

Папины озабоченные глаза посветлели. Мама тоже улыбнулась.

— Да, Чарльз, это будет для вас хорошая прогулка. Спустись в погреб, Кэрри, и принеси мне масло. Пока вы будете одеваться, я сделаю вам бутерброды.

День в один миг превратился в настоящее Четвёртое июля. Мама готовила бутерброды, папа чистил сапоги, Лора с Кэрри торопливо наряжались. К счастью, Лорино ситцевое платье с узором из веточек было только что выстирано и отглажено. Они с Кэрри старательно умылись, надели накрахмаленные нижние юбки, расчесали волосы и заплели косы. Свои косы Лора уложила вокруг головы, а Кэрри вплела воскресную ленту. Потом она надела платье и застегнула на спине пуговицы. Пышная оборка на подоле широкой юбки спускалась до верха ботинок.

— Пожалуйста, застегни мне пуговицы, — попросила Кэрри. До двух пуговиц посередине спины она никак не могла дотянуться, а остальные застегнула вовнутрь.

Четвёртого июля нельзя застёгивать платье пуговицами вовнутрь. — И Лора расстегнула у Кэрри на спине все пуговицы и застегнула их как следует.

— У меня косы вечно за них цепляются, — оправдывалась Кэрри.

— Да, у меня тоже цеплялись. Придётся тебе терпеть. Когда вырастешь, будешь закалывать косы наверх.

Лора и Кэрри надели капоры. Папа ждал, держа в руке коричневый пакет с бутербродами. Мама придирчиво осмотрела девочек:

— Вы прекрасно выглядите.

— Одно удовольствие прогуляться с такими хорошенькими девочками, — с гордостью сказал папа.

— Ты тоже прекрасно выглядишь, — откликнулась Лора.

Сапоги у папы блестели, борода была аккуратно подстрижена, на нём был воскресный костюм и шляпа с широкими полями.

— Я тоже хочу в город! — заявила Грейс.

И хотя мама мягко сказала: «нет», Грейс два или три раза повторила:

— Я тоже хочу!

Грейс была младшей в семье, и её уже успели избаловать. Теперь настало время научить её слушаться. Папе пришлось посадить её на стул и строго сказать:

— Разве ты не слышишь, что тебе мама говорит?

После этого они ушли. Было жалко Грейс, но и баловать её нельзя. Может быть, на будущий год, если в городе устроят большой праздник, все они поедут в фургоне и тогда её тоже возьмут. А на этот раз папа и девочки пошли пешком, оставив лошадей пастись на свежей траве. Лошадям тяжело было бы целый день стоять на привязи в пыли под жарким солнцем. А Грейс слишком маленькая, чтобы пройти самостоятельно милю туда и обратно, и слишком большая, чтобы нести её на руках.

Ещё не доходя до города, они услышали звуки, похожие на треск лопающейся воздушной кукурузы. Папа сказал, что это шутихи.

Вдоль всей Главной улицы стояли привязанные лошади. По тротуару двигалась густая толпа мужчин и мальчиков. Мальчики бросали на улицу горящие шутихи, и они с шипением взрывались в пыли.

— Я не думала, что будет такой шум, — пробормотала Кэрри.

Лоре этот шум и теснота тоже не нравились. Девочки никогда не видели такой толпы. Делать здесь было решительно нечего, кроме как ходить взад-вперёд среди незнакомых людей.

Когда они вместе с папой прошли два квартала, Лоре стало не по себе, и она спросила, нельзя ли им с Кэрри посидеть в его лавке. Папе эта мысль очень понравилась. Пока он погуляет, они будут смотреть в окно, а потом они все вместе смогут перекусить и пойти на скачки. Он отвёл девочек в пустую лавку, и Лора закрыла дверь.

Очень хорошо остаться одним в гулком пустом доме, где они прожили ту страшную долгую зиму. Девочки зашли на кухню, потом тихонько забрались наверх, на душный чердак, где под деревянной крышей была их спальня. Встав у окна, они принялись смотреть на толпу и на то, как взрываются в пыли шутихи.

— Жалко, что у нас нет шутих, — посетовала Кэрри.

— Давай вообразим, что это настоящие пушки, а мы — американцы, которые сражаются за независимость, — предложила Лора.

— Интересно, сколько стоят шутихи? — спросила Кэрри.

— Не знаю. Но даже если б папа и мог их купить, глупо тратить деньги только на то, чтобы устраивать шум, — сказала Лора. — Лучше погляди на ту маленькую гнедую лошадку. Давай выбирать, какие лошади самые лучшие. Начинай.

Из окна было видно столько интересного, что девочки даже удивились, когда снизу послышались папины шаги и его голос:

— Девочки! Уже полдень! Куда вы подевались?

Лора с Кэрри сбежали вниз. Папа, как видно, тоже хорошо провёл время. Глаза у него весело сверкали.

— Я принёс вам копчёную селёдку в придачу к бутербродам. И посмотрите, что у меня ещё есть! — С этими словами он протянул девочкам связку шутих.

— Ой, папа! — вскричала Кэрри. — Сколько ты за них заплатил?

— Ни цента, — отвечал папа. — Адвокат Барнс дал их мне и велел подарить вам.

— Почему? — удивилась Лора. Она понятия не имела, кто такой адвокат Барнс.

— Не знаю, кажется, он хочет заняться политикой. Старается угодить всем и каждому. Когда мы зажжём эти шутихи — сейчас или после еды?

Девочки переглянулись, и Кэрри предложила:

— Давайте лучше отнесём их домой и подарим Грейс.

— Отлично! — согласился папа, сунул шутихи в карман и развернул копчёную селёдку, а Лора достала пакет с бутербродами.

Селёдка была очень вкусная. Они оставили большой кусок для мамы, съели бутерброды, а потом вышли во двор к колодцу и хорошенько напились прямо из ведра, которым доставал воду. Потом вымыли лицо и руки и вытерлись папиным носовым платком.

Пора было идти на скачки. Вся толпа пересекла рельсы и вышла в прерию. Там стоял шест, а на нём развевался американский флаг. Пригревало солнце, и дул лёгкий ветерок.

Рядом с флагштоком появился какой-то человек. Он стоял на чём-то, возвышаясь над толпой.

— Друзья, — начал он, — я не мастер выступать с речами, но сегодня славный день Четвёртое июля. В этот день наши предки освободились от европейских монархов. В то время американцев было мало, но они не желали мириться с тем, что их угнетают. Им пришлось воевать с британскими солдатами, с продажными наёмниками, а также с краснокожими дикарями, которых эти благородные, разодетые в кружева и золото аристократы натравили на наши селения и платили им за то, чтобы они убивали, сжигали женщин и детей, снимали скальпы. Немногочисленным босоногим американцам пришлось сражаться со всей этой сворой, и они её победили. Да! Мы разбили британцев в 1776 году и ещё раз разбили их в 1812 году, и всего каких-то двадцать лет назад мы изгнали всех европейских монархов со всего этого континента. И за это нам честь и хвала! Да! Клянусь нашим славным звёздно-полосатым флагом, что развевается у меня над головой, пусть только европейские тираны попробуют хоть одним пальцем тронуть Америку — мы тотчас же разобьём их снова!

— Ура! Ура! — закричала толпа. Лора, Кэрри и папа тоже кричали: «Ура».

— И вот все мы сегодня собрались здесь, — продолжал оратор. — Каждый из нас свободный и независимый гражданин этой Божьей страны, единственной свободной на всём свете страны. Сегодня Четвёртое июля, день, когда настала свобода. И нам бы надо устроить более торжественный праздник. Но в нынешнем году мы этого сделать не можем. Большинство из нас только что приехали сюда и теперь изо всех сил стараются пробить себе дорогу. На будущий год многие из нас станут жить лучше, и тогда мы сможем отпраздновать День Независимости как следует. Однако сегодня, Четвёртого июля, мы собрались здесь, и кто-то должен прочитать Декларацию Независимости. Похоже на то, что вы поручили это дело мне, и потому, друзья, снимите шляпы, а я буду вам её читать.

Лора и Кэрри, конечно, знали Декларацию Независимости наизусть, но когда они услышали знакомые слова, то испытали глубокое чувство торжества. Они взялись за руки и, стоя среди охваченной благоговением толпы, слушали вместе со всеми. Высоко в ясной синеве реяло звёздно-полосатое знамя, и ещё прежде, чем слова успевали донестись до их слуха, девочки уже мысленно их произносили.

«Мы считаем самоочевидными следующие истины: что все люди созданы равными и что все они наделены Творцом известными неотчуждаемыми правами, к числу которых принадлежат жизнь, свобода и стремление к счастью.

... Ввиду вышеизложенного мы, представители Соединённых Штатов Америки, собравшись на Всеобщий Конгресс и призывая в свидетели правоты наших намерений Верховного Судью Вселенной, от имени народа американских колоний и в силу его власти торжественно объявляем и провозглашаем, что американские колонии по праву должны быть свободными и независимыми государствами, что они отвергли всякую зависимость от английской короны...

... Твёрдо полагаясь на помощь небесного Провидения, мы все готовы защищать эту Декларацию, взаимно ручаясь друг другу своей жизнью, достоянием и честью».

Никто не кричал «ура». Казалось, скорее следовало сказать «аминь». Но никто толком не знал, что надо делать.

Тогда папа запел, и песню подхватили все.

Потом толпа начала расходиться, но Лора стояла как вкопанная. И вдруг её осенило: «Америка не подчиняется ни одному королю на земле. Американцы свободны. Это значит, что они должны слушаться своей совести. Папа не подчиняется никакому королю, папа подчиняется только самому себе. Когда я стану постарше, папа с мамой больше не будут говорить мне, что я должна делать, а на свете нет больше никого, кто вправе мне приказывать. Мне придётся самой стараться быть хорошей».

От этой мысли в голове у неё сразу прояснилось: вот что значит быть свободной! Это значит, что нужно быть хорошей.

Однако размышлять на эту тему дальше времени уже не было. Кэрри удивлённо спрашивала Лору, почему она застыла на месте, а папа звал:

— Сюда, девочки! Здесь угощают бесплатным лимонадом!

Бочки с лимонадом стояли на траве вокруг флагштока. Несколько мужчин ожидали, когда подойдёт из очередь напиться из жестяного черпака. Напившись, каждый передавал черпак следующему, а сам шёл к лошадям и коляскам, стоявшим возле беговой дорожки.

Лора и Кэрри стояли немного поодаль. Но человек с черпаком их заметил и передал черпак папе. Папа зачерпнул из бочки лимонад и дал напиться Кэрри. Бочка была полна почти до краёв, и на поверхности плавали ломтики лимона.

— Тут очень много лимонов, — отметил папа. — Лимонад, наверно, очень вкусный.

Кэрри пила медленно, глаза у неё округлились от удовольствия — она ещё никогда не пробовала лимонад.

— Его только что приготовили, а воду взяли из гостиничного колодца, так что он свежий и холодный, — сказал папе один из стоявших вокруг мужчин, а другой заметил:

— Всё дело в том, сколько туда положили сахара.

Папа снова наполнил черпак и протянул его Лоре. Она уже однажды пробовала лимонад на дне рождении Нэлли Олсон в Миннесоте, когда была ещё маленькой. Но этот лимонад был гораздо вкуснее. Она выпила всё до последней капли и поблагодарила папу. Просить добавки было бы неприлично.

Когда папа выпил свою порцию, они пошли по измятой траве к толпе, собравшейся у беговой дорожки. Чтобы сделать беговую дорожку, в прерии срезали и убрали весь дёрн. Получилось ровное кольцо. Внутри и вокруг кольца трепетали на ветру степные травы.

— Хелло, Боуст! — крикнул папа.

Мистер Боуст только что приехал в город, а миссис Боуст, как и мама, предпочла остаться дома.

На дорожку вышли четыре лошадки — две гнедые, серая и чёрная.

— Ты бы на кого поставила, если б захотела биться об заклад? — спросил Лору мистер Боуст.

— На чёрную! — воскликнула Лора.

Кожа чёрной лошадки блестела на солнце, а шелковистая грива и хвост развевались на ветру. Она потряхивала изящной головой и переступала с ноги на ногу.

По команде «Вперёд!» лошадки рванулись с места. Толпа взревела. Вытянувшись низко над землёй, чёрная лошадка пронеслась мимо. За ней бежали остальные, и все скрылись в облаке пыли. Когда они домчались до дальней стороны кольца, Лора увидела, что чёрную лошадку догоняет серая. Некоторое время они бежали рядом, а потом серая чуть-чуть ушла вперёд, и толпа опять заревела. Лора всё ещё надеялась на чёрную. Та старалась изо всех сил и постепенно нагоняла серую. Сначала её голова прошла мимо шеи серой, потом вытянутый нос почти поравнялся с носом соперницы. Вдруг все четыре лошадки повернули и стали приближаться к Лоре. Гнедая лошадка с белым носом догнала чёрную и серую и под одобрительные крики толпы вырвалась вперёд.

— Если б ты поставила на чёрную, ты бы проиграла, — сказал папа.

— Она всё равно самая красивая, — дрожа от волнения, ответила Лора.

Кэрри тоже волновалась, глаза её сверкали, щёки разрумянились, коса зацепилась за пуговицу, и она небрежно её отдёрнула.

— А ещё скачки будут? — спросила она.

— Обязательно. Сейчас будет забег на колясках, — ответил папа, а мистер Боуст в шутку предложил Лоре угадать, какая упряжка победит.

Пробравшись сквозь толпу, на дорожку вышла лёгкая коляска, запряжённая парой гнедых лошадок. Они отлично подходили друг другу и двигались так легко, словно коляска совсем ничего не весила. Потом появились другие упряжки с колясками. Лора загляделась на одну пару лошадок; кажется, она их видела раньше. Ей были знакомы эти гордые весёлые головы и изогнутые шеи, игра света на их шелковистых боках, развевающиеся чёрные гривы, чёрные чёлки над живыми, ясными, ласковыми глазами.

— Посмотри, Кэрри! Вон коричневые «морганы»! — воскликнула она.

— Это упряжка Альманзо Уайлдера, — сказал папа мистеру Боуста.

Высоко над лошадками восседал сам Альманзо Уайлдер. Он сдвинул шляпу на затылок, и вид у него был гордый и уверенный.

Когда его упряжка заняла своё место в ряду, папа с мистером Боустом и девочками увидели, что он сидит на крыше длинного высокого тяжёлого фургона.

— Где только он выкопал такую колымагу?

— Это фургон, на котором развозит товар его брат Рой, — сказал какой-то человек, стоявший неподалёку.

— Ну, рядом с этими лёгкими колясками никаких шансов у него нет, — заметил другой.

Все зрители разглядывали запряжённых в фургон «морганов» и громко обсуждали их стать.

— Справа Принц — тот самый, на котором Альманзо вместе с Кэпом Гарлендом прошлой зимой проехал сорок миль и привёз зерно, чем спас всех нас от голодной смерти, — пояснил папа мистеру Боусту. — А вторая лошадка — это Леди, которая зимой удрала со стадом антилоп. Обе крепкие и быстрые.

— Вижу, — согласился мистер Боуст. — Да только никак им, лошадям, запряжённым в этот тяжёлый драндулет, не обогнать гнедых Сэма Оуэна с его лёгкой коляской. Неужто этот парень не мог одолжить у кого-нибудь коляску?

— Он такой гордый, что готов проиграть на своём фургоне, чем выиграть на чужой коляске.

Коричневые лошадки были красивее всех. Они, казалось, не обращали внимания на тяжёлый фургон и так гордо встряхивали головами, словно земля была недостойна того, чтобы они на ней ступали.

«Какая досада, неужели из-за этого тяжёлого фургона они не смогут победить», — подумала Лора.

— Это несправедливо! — воскликнула она, крепко сжав кулаки.

Скачки начались. Вперёд мчались гнедые. Их блестящие ноги и крутящиеся вихрем колёса коляски, казалось, совсем не касались земли. Все коляски были одноместные, среди них не было даже ни одной двухместной. И только прекрасные коричневые «морганы», бежавшие позади всех, тащили тяжёлый фургон странствующего торговца.

— Лучшая упряжка в округе, и никаких шансов на победу, — огорчённо сказал один из зрителей.

— Ни малейших, — согласился другой. — Фургон слишком тяжёлый. Они скоро выдохнутся.

Но лошадки бежали дальше. Все восемь коричневых ног аккуратно и ровно шли рысью.

Над дорожкой появилось облако пыли, и упряжки скрылись из виду. Вырвавшись из пыльного облака, они показались на другой стороне круга. Одна коляска — нет, целых две! — отстали от фургона. Потом отстала ещё одна. Теперь перед ними шли только гнедые.

«Ой, бегите быстрее! Вы должны победить!» — мысленно умоляла Лора. Ей так хотелось заставить коричневых лошадок бежать быстрее, что казалось, будто её желание подталкивает их вперёд.

Лошадки приблизились к повороту, повернули. Гнедые бежали впереди. «Морганы» не могли ничего поделать, у них не было сил быстрее тащить тяжёлый фургон, но Лора всё ещё желала им победы.

«Скорей, скорей! Чуть-чуть скорей! Бегите же, бегите!» — повторяла она про себя.

Альманзо Уайлдер, сидя на высокой крыше, наклонился вперёд и что-то им сказал. И лошадки побежали быстрее! Их головы дотянулись до коляски мистера Оуэна и медленно её миновали. Их ноги мелькали очень быстро. Наконец коричневые головы медленно поравнялись с гнедыми. Теперь обе бежали наравне.

— Ничья! Будет ничья, — уверенно сказал кто-то.

Вдруг в воздухе мелькнул хлыст мистера Оуэна. Он щёлкнул ещё раз, и мистер Оуэн громко закричал. У Альманзо кнута не было. Крепко держа вожжи, он наклонился вперёд и опять что-то сказал. Быстро и ровно, словно ласточки в полёте, коричневые «морганы» обогнали гнедых лошадок и пересекли линию финиша. Они победили!

Толпа взревела и словно волной захлестнула Альманзо и его коричневых лошадок. Лора почувствовала, что у неё перехватило дыхание, колени дрожали. Ей хотелось кричать, смеяться и плакать, но больше всего хотелось сесть и отдохнуть.

— Они победили! Победили! Победили! — повторяла Кэрри, хлопая в ладоши. Лора молчала.

— Да, он заработал эти пять долларов, — сказал мистер Боуст.

— Какие пять долларов? — удивилась Кэрри.

— Некоторые зрители поставили пять долларов на лучшую упряжку, — объяснил папа. — Альманзо их выиграл.

Лора обрадовалась, что она этого не знала. Одна только мысль о том, что коричневые лошадки бегут ради приза в пять долларов, была бы ей противна.

— Он их вполне заслужил, — продолжил папа. — Этот молодой человек знает, как обращаться с лошадьми.

Скачки закончились. Делать больше было нечего. Лимонада в бочке осталось только на донышке. Мистер Боуст дал Лоре и Кэрри черпак лимонада, и они выпили его пополам. Он был слаще, чем раньше, но уже не такой холодный. Упряжки с колясками разъезжались. Папа сказал, что им пора идти домой.

Мистер Боуст пошёл с ними по Главной улице. Папа рассказал ему, что сестра Уайлдеров, которая работает учительницей в штате Миннесота, зарегистрировала себе гомстед к западу от нашего города и попросила Альманзо узнать, не найдётся ли здесь для неё места учительницы будущей весной.

— Я велел ей передать, чтобы она прислала прошение в школьный совет. Не вижу причины, почему бы ей здесь не поработать.

Лора с Кэрри переглянулись. Папа состоял членом школьного совета, и другие члены вряд ли будут возражать. Лора подумала: «Если я буду хорошо учиться и понравлюсь мисс Уайлдер, она, может быть, возьмёт меня покататься на этих красивых лошадках».