Упаковывать вещи не было нужды, потому что дом землемеров стоял на северном берегу озера, всего в полумиле от хижины. Лоре не терпелось на него взглянуть. Когда она помогла аккуратно уложить все вещи, а Мэри, Кэрри и мама с Грейс уселись в фургон, Лора спросила папу:

— Можно я побегу вперед?

— He думаешь ли ты, Чарльз… — начала мама.

— Ничего с ней не случится, — сказал папа. — Она всю дорогу будет у нас на виду. Беги вдоль берега, Бочоночек, а ты, Каролина, и оглянуться не успеешь, как мы приедем.

Лора помчалась вперед. Концы платка развевались у нее за спиной, а холодный ветер бил прямо в лицо. Сначала она продрогла, но вскоре согрелась, кровь быстро побежала по жилам, и сердце громко застучало.

Она миновала место, где стоял лагерь. Под ногами была твердая, плотно утоптанная земля, покрытая затвердевшей мертвой травой. Нигде не было ни души. Все уехали. Кругом не осталось ничего, кроме необъятной прерии, огромного ясного неба и чистого свежего ветра.

Фургон остался далеко позади. Лора оглянулась, и папа помахал ей рукой. Она остановилась, услышала, как в траве шумит ветер, а в озере плещется вода, и вприпрыжку поскакала по низкорослой прибрежной траве. Хочешь — кричи сколько влезет. Здесь никого нет. И Лора закричала:

— Это всё наше! Наше!

Ей казалось, что она орет во всё горло, но крик был еле слышен. Может, его уносило ветром, а может, пустынная земля и небеса не позволяли нарушать свой покой.

Сапоги землемеров протоптали в траве тропинку. Лориным босым ногам тропинка казалась ровной и мягкой. Лора пригнула голову навстречу ветру и торопливо зашагала вперед — хорошо бы одной осмотреть дом землемеров.

Дом вырос перед ее глазами неожиданно. Это был большой настоящий двухэтажный дом с застекленными окнами. Он был обит досками, поставленными сверху вниз, а щели, как и говорил папа, были заделаны деревянными планками. Дерево выгорело на солнце до всевозможных оттенков желтого и серого цвета. Дверь с фарфоровой ручкой вела в пристройку.

Приоткрыв дверь, Лора заглянула внутрь. Потом толкнула дверь и вошла. Пол в доме был дощатый. По доскам ходить босиком не так приятно, как по земляному полу их хижины, но зато деревянный пол легче держать в чистоте.

Огромный пустой дом, казалось, прислушивался и чего-то ждал. Может, он даже догадывался, что Лора в него вошла, но еще не решил, как с ней быть. Поживем — увидим. Ветер, печально посвистывая, бился о стены, но оставался снаружи. Лора на цыпочках прошла по пристройке, открыла дверь в дальнем ее конце и заглянула в большую комнату. Внутри дощатые стены не выгорели и оставались желтыми, а лучи солнца, проходя в западное окно, желтыми полосами ложились на пол. Из восточного окна возле передней двери лился прохладный свет. Землемеры оставили в доме свою печку! Печка была больше той, которую мама привезла с Тенистого Ручья, у нее было шесть конфорок и две духовки с дверцами. Печка вместе с трубой стояла там, где ей и полагалось быть.

В задней комнате было три двери. Все они были закрыты. Лора на цыпочках прошла по широкому полу и открыла одну дверь. За дверью оказалась маленькая комнатка с окном и кроватью.

Осторожно открыв среднюю дверь, Лора очень удивилась: прямо перед ней уходила вверх лестница шириной как раз с эту самую дверь. Высоко у себя над головой Лора увидела нижний скат косой крыши, а когда она поднялась на несколько ступенек, перед ней открылся просторный чердак, вдвое больший, чем большая комната внизу. Всё это пустое помещение под крышей освещалось двумя окнами в боковых стенах.

Она осмотрела уже три комнаты, но ведь здесь еще одна дверь. Лора подумала, что раз землемерам требовалось столько места, их, наверное, было очень много. В таком большом доме ей еще никогда не приходилось жить.

Лора отворила третью дверь и от изумления так завизжала, что притихший дом с перепугу вздрогнул. Перед ее глазами открылась настоящая маленькая лавка. По стенам небольшой комнатки сверху донизу тянулись полки, уставленные тарелками, кастрюлями, сковородками, банками и коробками, а под полками стояли всевозможные ящики и бочки.

Первая бочка была почти доверху полна пшеничной мукой. Во второй находилась кукурузная мука. Третья была плотно закрыта крышкой, а внутри плавали в коричневом рассоле куски жирной белой свинины. Лора в жизни не видывала столько солонины сразу. Кроме того, она обнаружила деревянный ящик сухих галет, ящик с большими ломтями соленой рыбы, большую коробку сушеных яблок, два полных мешка картошки и большой мешок с бобами.

Когда фургон подъехал к дому, Лора выскочила из дверей с криком:

— Мама, иди скорей сюда! Посмотри! Здесь столько всего! И большущий чердак, Мэри! И печка, и галеты, сухие галеты!

Мама осмотрела весь дом и осталась очень довольна.

— Здесь очень хорошо. И так чисто. Мы можем сразу устроиться. Принеси мне метлу, Кэрри.

Папе даже не пришлось устанавливать печь. Он отнес мамину печку в пристройку позади задней двери, где лежал уголь. Пока он разводил огонь, остальные расставили в большой комнате стол и стулья. Мэрину качалку мама придвинула к открытой дверце духовки. От добротной печи уже веяло жаром. Мэри сидела в теплом углу, держа на коленях Грейс и стараясь развлечь ее, чтобы она не мешала маме и Лоре с Кэрри.

Мама постелила постель на кровати в спальне, развесила на гвоздях, вбитых в стенку, свою и папину одежду и аккуратно прикрыла ее простыней. Наверху на просторном низком чердаке Лора с Кэрри постелили постели себе и Мэри, повесили одежду, расставили ящики со своими вещами и спустились вниз помочь маме с ужином. Папа вошел в комнату с большим плоским ящиком в руках.

— Для чего тебе ящик, Чарльз? — спросила мама.

— Это будет кроватка для Грейс.

— Подумать только! Это единственная вещь, которой нам не хватало! — радостно воскликнула мама. — Ящик такой низенький, что днем его можно задвигать под нашу кровать.

Переезд был закончен.

Ужин превратился в настоящий пир. Красивые тарелки землемеров придали столу веселый праздничный вид. Благодаря маринованным огурчикам из банки, оставленной землемерами, разогретая жареная утка с жареной картошкой стала гораздо вкуснее. А когда все было съедено, мама пошла в чулан и вынесла оттуда…

— Угадайте, что я принесла? — спросила она и, не дожидаясь ответа, поставила перед каждым по блюдечку с консервированными персиками и парой галет. — Сегодня мы снова живем в настоящем доме и должны это отпраздновать.

Как хорошо ужинать в просторной комнате с деревянным полом, с застекленными окнами, в которых отражается черная ночь! Девочки медленно-премедленно съели гладкие прохладные персики, вычерпали сладкий золотистый сироп и старательно облизали ложки.

После ужина они быстро собрали тарелки, вымыли их в удобном чулане, опустили откидные доски стола, застелили его красной клетчатой скатертью и поставили посередине горевшую ярким пламенем лампу. Мама уселась в качалку, посадила себе на колени Грейс, а папа сказал:

— В такой вечер человеку нужна музыка! Принеси мне футляр со скрипкой, Лора!

Он натянул струны, настроил скрипку и натер канифолью смычок. Зимние вечера, когда папа играл на скрипке, наступили снова. Папа окинул взглядом всю семью и добротные стены уютного дома.

— Надо подумать, из чего бы сделать занавески, — сказала мама.

— Разве ты не понимаешь, Каролина, что до наших ближайших соседей на востоке шестьдесят миль, а на западе — сорок? А зимой они могут перебраться еще дальше. В нашем распоряжении весь мир! Сегодня я видел только одну стаю диких гусей, и та на большой высоте быстро улетала прочь. Они даже не остановились на озерах, им не до того! Они торопились на юг. Похоже, что это последняя в нынешнем году. Гуси — и те нас покинули.

Смычок коснулся скрипки. Папа заиграл, и Лора тихонько запела:

Завывал темной ночью ветер Средь глухих торфяных полей, В эту полночь Мэри с младенцем Добрела до отцовских дверей. — О отец, прости! Заклинаю! Пощади, впусти, пожалей! А иначе умрет мой сыночек Посреди торфяных полей! Но отец не внял ее стонам, И не скрипнули петли дверей, Мрачно колокол бил, Пес заливисто выл Вместе с ветром глухих полей…

Вдруг папа замолчал и воскликнул:

Это неподходящая песня! О чем я только думал? Вот что нам надо спеть!

Скрипка весело запела, папа запел вместе с ней, а Лора, Мэри и Кэрри во весь голос подпевали:

Исходил я по свету немало дорог, Видел горе и всё такое, И я знаю, что ждет счастливый итог Тех, кто правит своим каноэ. Я довольствуюсь тем, что дает судьба — Оттого и душа в покое. Океана жизни я не страшусь, Пока правлю своим каноэ. Возлюби других, как себя самого — И воздастся за это вдвое. Слез напрасных не лей, сам себя не жалей — Правь без страха своим каноэ!

— Вот это мы и будем делать всю нынешнюю зиму, — сказал папа. — Впрочем, мы и раньше не раз так поступали, правда, Каролина?

— Да, Чарльз, — согласилась мама. — Но мы не всегда жили в таком уютном доме с такими большими запасами.

— Мы тут будем как сыр в масле кататься, — сказал папа, настраивая скрипку. — Я перетащил мешки с овсом на одну сторону конюшни, чтобы расчистить место для лошадей и коровы. У них будет теплый уютный хлев и вдоволь корма. Да и у нас тоже есть все, что душе угодно.

Потом папа снова заиграл на скрипке. Он играл одну за другой джиги, шотландские танцы и марши. Мама уложила Грейс в кроватку, закрыла дверь в спальню и уселась в свою качалку. Дом был наполнен музыкой. Никто и не вспоминал, что пора спать. Ведь это был их первый вечер в новом доме, где они остались совсем одни среди пустынной прерии.

Наконец папа уложил скрипку в футляр, и в ту минуту, когда он закрывал крышку, в ночи раздался долгий, печальный, одинокий вой. Казалось, кто-то выл совсем рядом.

Лора вскочила со стула. Мама кинулась успокаивать плачущую Грейс. Кэрри побледнела и застыла на месте, широко раскрыв испуганные глаза.

— Это… это просто волк, Кэрри, — успокаивала ее Лора.

— Полно, полно, — сказал папа. — Можно подумать, будто вы никогда не слыхали волчьего воя. Не волнуйся, Каролина, хлев надежно заперт.