На следующий день мы, само собой, на всех уроках отрабатывали и дополняли устав нашего общества. Метод сидел передо мной, а Йоже — перед ним, так что дискуссия, как говорится, шла полным ходом. На первом уроке, как раз в то время, когда Олрайт с пеной у рта доказывал, что никакие мы вам не англичане и никогда ими не будем, потому что не умеем и никогда не сумеем выговорить самый важный английский звук, я получил записку такого содержания:

Следует ли включать в устав пункт о мерах наказания? С. «за»! К. «за»!

Немного подумав, я написал на том же клочке:

За невыполнение правил и нарушение конспирации — исключение с конфискацией всех пегасов. П.

Вскоре ко мне поступил другой клочок:

Согласен, С. Согласен, К.

Итак, новый параграф принят единодушно, за него проголосовали председатель (П.), секретарь (С.) и кассир (К.).

На уроке словенского языка опять пришло послание:

Предлагаю установить ежемесячные членские взносы в размере десяти динаров. К.

Я тут же ответил:

Согласен. П.

Следом за мной согласился и Йоже. Значит, принято. И в самом деле, к чему нам кассир с кассовой книгой, если общество не имеет никаких фондов. А для чего ему деньги, над этим мы как-то не задумывались.

На естествознании, пока учитель объяснял, какая разница между хвостом дикой и домашней кошки, я переслал Йоже через Метода записку с таким распоряжением:

Внеси в устав слова: «акция, общественно полезный труд, сознательные члены, свободная дискуссия, демократия» и ещё какие-нибудь современные выражения!

Метод прочитал и одобрительно кивнул. Йоже, приняв записку, тоже кивнул.

Нелегко быть председателем. Думай решительно обо всём. Приходится вникать даже в то, каким языком написан устав общества — языком Приможа Трубара или языком сегодняшнего дня, когда мы строим социализм. Я с головой ушёл в дела общества, и, когда товарищ Итак спросила, что предшествовало чему — труд игре или игра труду, — я только плечами пожал. Схлопотал «замечание». Сначала я ужасно расстроился, а потом сразу подумал: есть из-за чего горевать, ведь и сама она всего не знает, и в первую очередь — что на её уроке вырабатывается устав тайного общества «Пегас».

На последнем уроке я послал обоим членам правления краткое, но важное распоряжение:

Первая операция — после урока. П.

Сначала утвердительно мотнула большая голова Метода, следом за ней — голова Йоже.

Дождавшись, пока все разойдутся, мы взялись за дело. Йоже и Метод стояли на страже, а я, как председатель и основатель тайного общества «Пегас», сразу набросился на пегасов. На доске Народного университета висели какие-то два жалких объявления. На чтение не было времени, но отдельные слова так и плясали перед глазами: «Завтра… Важно… Английский язык… вместо… в двадцать часов… Эсперанто…»

Операция прошла успешно: шесть неповреждённых пегасов! Только два сломались. На большой доске этажом ниже было пять объявлений. Согласно предварительной договоренности, здесь тоже главную работу выполнял я. Секретарь и кассир несли вахту каждый на своем углу. Опять два превосходных экземпляра. Это выражение нам вчера объяснил Цербер. А ведь оно куда благозвучнее нашего слова «штука». И снова в глаза мне бросились слова и обрывки фраз: «Туристы… в воскресенье… Взять завтрак… Литературный кружок… Занятия театральной студии… Не ограничен… Внимание… Художники, записывайтесь!..»

Но мой ножик не знал пощады. Чик! Чик! Пегашки падали ко мне в карман, а бумаги, подхваченные врывавшимся в окна осенним ветром, разлетались по коридору, точно белые голуби.

Слева раздался шорох. В мгновение ока я очутился на лестнице. Йоже уже был здесь, а Метод заскочил в уборную старших классов, как было условлено заранее. Мы с Йоже ринулись в подвал и приникли к окну. Мимо прошествовал учитель Олрайт с разбухшим от тетрадок портфелем.

— Наверх, за дело! — скомандовал я.

— За дело! — повторил кассир.

В парке мы подсчитали трофеи: тринадцать пегасов, среди них — два совершенно особенных. Неплохо для начала, только вот с дележом вышла загвоздка. Число тринадцать не делится на три. Пришлось назначить на послеобеда чрезвычайное заседание.

Еще до заседания мы с Игорем провели операцию в нашем доме. На доске объявлений снова висели правила поведения жильцов, а рядом с ними на отдельном клочке — преуморительный призыв:

Оставь в покое правила поведения жильцов!

Ступай за кнопками в канцелярский магазин, а если кошелек пустой, тебе их даст на бедность секретарь домового совета.

Призыв задел меня за живое, но в то же время я не посмел нарушить первый и самый важный параграф нашего устава, который гласил:

«Ни один член не имеет права пройти мимо пегаса, где бы он ни был, какой бы ни был и на чём бы ни был».

Игорь и тот не подкачал. Он принёс из школы целых пятнадцать пегашек. Правда, они были новёхонькие и без следов ржавчины, но мы всё равно признали их действительными, тем более что дележу они не подлежали: согласно правилам, пегасы, добытые членами общества единолично, оставались в их полном и безраздельном владении. По субботам нам предстояло делить только общую добычу. При этом секретарю поручалось вести протокол, а председателю — принимать на хранение лишних пегашек. Подробно обсудив кое-какие животрепещущие вопросы, мы обязали всех членов до следующего заседания найти хотя бы одно место, где бы в изобилии водились пегасы. Затем мы быстро разошлись. И дураку ясно, что частые и длинные собрания нам ни к чему.

Вечером я помогал бабушке убирать лестницу и мыть перила. Вдруг перед нами выросла маленькая толстая секретарша домового совета.

— Дворник! — крикнула она таким голосом, что аж стёкла на лестничной клетке задрожали. — Дворник, как вы в последнее время следите за порядком в доме?

Я с удвоенным рвением продолжал тереть тряпкой. Бабушка выпрямилась и спокойно спросила:

— Разве я не слежу, товарищ Цвирн?

— Какой это порядок? — кричала Цветная Капуста, позеленев от злости и тыча своей пухлой рукой на доску объявлений. — Видите, опять исчезли!

— Что исчезло? — испугалась бабушка.

— Вы ещё спрашиваете? Правила поведения жильцов!

Бабушка ни сном ни духом не знала о наших операциях и, уж само собой, про призыв Цветной Капусты, а в том, что правила поведения жильцов валялись на лестнице, не видела ничего особенного. Это вконец разозлило Цветную Капусту. Она орала до тех пор, пока на площадке второго этажа не появился товарищ Кобал, председатель домового совета.

— Что здесь происходит? — спросил он.

— Вчера я второй раз за последние четыре дня повесила на доску правила поведения жильцов, и опять их кто-то сорвал. Неслыханно! И можете себе представить, дворник во всём этом не видит ничего особенного. Это вре-ди-тель-ство, товарищ председатель!

Кобал, бригадир на текстильной фабрике за рекой и бывший партизан, только улыбнулся:

— Помилуйте, какое вредительство? Просто кому-то понадобились кнопки.

— Нет, товарищ председатель, — возразила Цветная Капуста. — Я тоже так думала вначале. Поэтому и повесила рядом с правилами записку, в которой призывала всех, кому не по карману кнопки, обратиться за ними ко мне. Моя записка тоже сорвана. Вот, полюбуйтесь!

— Может быть, это дети играли?

— Да, да, — проскрипела Цветная Капуста и хлестнула меня гневным взглядом. Я точно рак, пятился вниз по лестнице. — Дети в нашем доме имеют неограниченные права. Делают что хотят, бесятся, орут, забрасывают мяч ко мне в комнату, белкой взбираются на каштан и устраивают на лестнице кошачьи концерты. Короче говоря, никакого от них покоя с утра до ночи. А дворник даже пальцем не пошевельнёт, не видит, что́ творится в доме и вокруг него. Так откуда ей знать, кто сорвал правила и мою записку? Товарищ председатель, я требую, чтоб вы немедленно созвали чрезвычайное заседание домового совета. Пора навести порядок. А если вы не хотите, то я сама займусь этим.

Цветная Капуста умчалась к себе и тут же вернулась с коробкой кнопок.

— Так! — возгласила она торжественно, как будто совершала некий акт, от которого зависит мир во всем мире в течение трёх десятилетий. — Вот, в четвёртый раз вешаю на доску правила и свой призыв. Вы, товарищ председатель, свидетель, а вы, дворник, отвечаете за то, чтоб правила и призыв оставались на месте до тех пор, пока я сама их не сниму. Вы поняли?

Она гневно посмотрела на бабушку, потом пронзила меня угрожающим взглядом — из предосторожности я стоял на нижней ступеньке — и удалилась в свою комнату, находившуюся в квартире Чепона.

— Нет порядка? — заворчала бабушка. — Разве я не запираю и не отпираю парадное, разве не убираю лестницу, разве…

— Успокойтесь! — доброхотливо сказал Кобал. — Наверное, опять неприятности по работе, вот и вымещает на нас досаду. Ох, уж эти мне одинокие женщины!

— Да, да, — вздохнула бабушка.

А когда мы остались вдвоём, проговорила с живостью:

— Одинокая! Воображала она, вот кто! Обыкновенная кассирша в артели трубочистов, а наряжается и нос дерёт — что твой директор большого завода.

Закончив уборку, мы вернулись домой.

— А всё-таки хотела бы я знать, кто вытаскивает кнопки, — задумчиво сказала бабушка и вдруг спросила меня: — Михец, может, это кто из ребят?

К счастью, было уже темно, и она не видела, как я покраснел. А въезжавший во двор грузовик товарища Пенича заглушил мою невразумительную ложь.

Бабушка готовила на кухне ужин, я взял не глядя какой-то учебник — то ли латинского, то ли английского, то ли словенского языка. Перед глазами у меня прыгали пегасы, в голове прочно сидело наше общество. На все корки ругал я себя за то, что я, председатель тайного общества, сижу сложа руки, когда на доске объявлений «пасется» целых четырнадцать пегасов. Я даже прошёл мимо них… А что говорит устав на этот счёт? И как я могу ждать дисциплины от рядовых членов, скажем от Игоря, если сам я, председатель, нарушаю правила!

Под каким-то предлогом я вышел из кухни.

Во дворе играл Игорь.

— Слышал, как разорялась Цветная Капуста? — спросил я.

— Слышал, — робко ответил он.

Я напустил на себя начальственный вид:

— Знаешь свой долг?

— Знаю, — ответил Игорь. — Только нельзя…

Его робость придала мне твёрдости и мужества.

— Долг обязывает нас! Слышишь, Игорь, операцию проведём немедленно!

— Я не буду…

— Значит, хочешь, чтоб тебя исключили?

— Не хочу! — испугался он. — Это моё первое общество, первое тайное общество…

— Тогда будешь помогать. Встретимся через полчаса под каштаном!

Мы с бабушкой ужинали, когда Цветная Капуста влетела на кухню.

— Неслыханное безобразие! — бушевала она, чуть не лопаясь от злости. — Вы, дворник, понимаете, что случилось? Да, конечно, вы ничего не знаете! Вы себе спокойно ужинаете, пока… Так вот, пора поговорить о вашей работе! Прежде всего мы проведём внеочередное собрание, потом очередное и тогда посмотрим, будете ли вы после этого так спокойно попивать свой кофеёк!

— Ну и пусть вытаскивают, кому надо! — вознегодовала бабушка, когда крик Цветной Капусты замер на лестнице. — Правила и так никто не выполняет. Это я знаю получше её — она-то ещё ни разу не заперла парадное. А не запирает затем, чтоб самой не выпускать Ковача с Ковачихой. Повадились они к ней ходить в последнее время. И какие у них там дела? Ясно, что тёмные, не то б не таскались сюда по ночам.

— Точно, — подтвердил я, хотя мне было всё равно, какие дела у Цветной Капусты с дядюшкой, дворником в доме, где живёт Йоже.

— Я у них что бельмо на глазу, — продолжала бабушка после недолгого молчания. — Ребята шумят во дворе — я виновата! Валяется на лестнице бумажка — опять меня к ответу. Теперь нашла кнопки. Хочет прогнать меня. Чем я ей мешаю?

Я чувствовал, что на сердце у бабушки лежит тяжёлый камень. Меня он тоже давил. Может, ещё сильней. В тот день я долго не мог заснуть. Как выполнять устав нашего общества, не навлекая на голову моей доброй бабушки новых забот и огорчений? Бабушка тоже не спала. Я слышал, как она ворочается на постели. Подойти бы сейчас к ней и во всём покаяться! Но глаза мои уже стали закрываться.