На следующий день, встретившись с секретарём и кассиром тайного общества ПГЦ, я в самых чёрных красках обрисовал ситуацию в жёлтом доме и попросил их о помощи и содействии.

— Штаб-квартира нашего общества — в жёлтом доме, и никаких гвоздей! — пламенно воскликнул Метод.

— На борьбу с Цветной Капустой! — загорелся Йоже.

Прозвучало ещё несколько воинственных криков, после чего правление приступило к рассмотрению создавшейся обстановки. Результат, как сказал бы Плюсминус, секретарь суммировал в три пункта:

1. Председатель должен выяснить, чем занимается Цветная Капуста в свободное время и почему Ковач с Ковачихой приходят к ней так часто и засиживаются до полуночи.

2. Секретарь должен взять на прицел Ковача и Ковачиху.

3. Кассир, которого никто из преступной тройки не знает, должен вести за ними постоянное наблюдение.

На истории меня вдруг озарила счастливая мысль. Старый Чепон — вот кто мог бы оказать мне неоценимую услугу. Но старого коллекционера стенных часов не так-то легко встретить случайно. Я не видел его уже целую неделю. Правда, сестра его Катра, которая ведёт у него хозяйство, попадается чуть ли не каждый день, да только она туга на ухо и ей нужно кричать на всю ивановскую. Ничего не попишешь, придётся идти к Чепону. Но как я пойду к нему? Как?.. Ага, с часами! Ведь он привечает всех, кто приносит ему часы. Даже с железнодорожником, который принёс большие карманные часы, он был сама любезность. Итак, во что бы то ни стало раздобыть старинные стенные часы, и двери старого Чепона откроются передо мной нараспашку.

Я уже готов был взвизгнуть от радости, и вдруг всё внутри у меня оборвалось. И вовсе не потому, что передо мной возникло строгое лицо товарищ Итак. Просто в голове у меня мелькнул вопрос: «А где ты, Михец, возьмёшь старые стенные часы?»

На переменке ко мне подошла Шпелца:

— Подумай, Михец, вчера у нас был кружок, а я не знала, потому что тот мерзавец — теперь я тоже считаю его мерзавцем — вытащил кнопки, а Эхма подобрал с полу бумажку и швырнул в корзину. А вчера как раз учились завязывать узлы.

— Какие узлы? — спросил я, стараясь скрыть своё смущение.

— Весной у нас первый экзамен. Каждому придётся завязать узлы пятью способами, развести костёр и поставить палатку.

— Всему этому учат в туристическом кружке? — удивился я.

— Это ещё не всё. Скоро мы идём в двухдневный поход. Возьмём с собой палатки, вечером будем сидеть у костра, а на другой день будут разные игры и состязания. Медвежата тоже идут.

— Какие медвежата?

— Мальчишки. А мы — пчёлки. А ты чего не записываешься? Узнай, когда у медвежат сбор. Не пожалеешь.

Медвежата и пчёлки на несколько минут отвлекли мое внимание от старого Чепона. Надо узнать, кто из нашего класса ходит в медвежатах; может, и меня примут. Обидно, что Шпелца пропустила из-за нас такое важное занятие. Надо что-то придумать. «Пегас» — общество собирателей пегасов, а вовсе не враг юных туристов и других полезных организаций. Я чуть мозги не свихнул, а ничего путного так-таки и не придумал. Оставалось одно: назначить на после обеда чрезвычайное заседание.

Мы прикидывали и так и эдак, каким образом соблюдать устав, не трогая при этом полезных объявлений. Йоже предложил первый параграф дополнить предложением, допускающим оставлять одну кнопку на важных объявлениях, но мы с Методом отклонили его как непоследовательное. И все трое с возмущением отвергли предложение Игоря вообще прекратить нашу деятельность по той причине, что у нас и так пегасов навалом.

— Трус, вот ты кто! — возмутился я. — Прекратить? Теперь, когда о нашем обществе говорит полгорода? Ни в коем случае!

— Нет! Нет! — с негодованием воскликнули Йоже и Метод.

Наконец мы нашли выход: каждое объявление, сообщение и клочок следует сначала прочесть, потом «отловить» пегасов, как к тому обязывает первый параграф, и лишь после этого объявление, сообщение или клочок важного содержания любым способом вернуть на место. Йоже в этом дополнении к первому параграфу подчеркнул двумя чертами слова «любым способом». Значит, такую бумажку можно прибить гвоздём, приклеить или прикрепить любым другим способом, только не пегашкой.

За Цветной Капустой, к сожалению, ничего подозрительного не было замечено.

Уходя, члены общества обменялись крепкими рукопожатиями, и тем не менее я чувствовал, что между нами уж нет былого согласия и единства. Игорем овладел страх, начал сдавать и Йоже, и только мы с Методом твёрдо стояли на прежних позициях. Невзирая на угрозы Цветной Капусты, порой отвращавшие меня от общества, я все же был полон решимости не сдаваться. Буду получше приглядывать за Игорем, всерьез потолкую с Йоже, а весь свой досуг посвящу наблюдению за секретарём нашего домового совета и ее родичей.

И всё же я частенько ловил себя на мысли, что было бы хорошо, если бы я утром проснулся и знать не знал ни про какое тайное общество. Но когда я извлекал из тайника алюминиевую коробку и высыпал на стол рассортированные по разным свёрткам отдельные виды пегасов, малодушия как не бывало. Какое богатство, какая игра красок! Разве наше общество не сильнее самого директора гимназии и всех учителей с Эхмой в придачу? Даже милиция, которая наверняка начала уже охоту за «вредителями», не может нам ничего сделать, не говоря уж про разных там дворников и Цветную Капусту, всё ещё пылавшую злобой и ненавистью, хотя правила поведения жильцов давно уже висят на своём месте. Правда, в последние дни я пользовался одним чёрным ходом, а Игорь, так тот с самого возникновения нашего общества не осмеливался ходить мимо доски объявлений.

Цветная Капуста сумела убедить домовой совет провести общее собрание жильцов ранее намеченного срока.

Я тем временем неутомимо искал старинные стенные часы. Оказалось, что таковые имеются у дяди моего соседа по парте Борута. Мы надоедали ему три дня кряду, уговаривая продать часы старому Чепону, да только ничего бы из этого не вышло, если б часы были в порядке. Но они, как утверждал Борут, не шли со времён первой мировой войны, а в городе не было часового мастера, который смог бы их починить.

Старый Чепон осмотрел часы со всех сторон, потом улыбнулся и весело воскликнул:

— Где вы их нашли, ребятки? Именно таких мне недоставало. Теперь моя коллекция укомплектована.

Сказал и вернул нам часы. Пускай-де хозяин письменно подтвердит наши полномочия.

Когда мы предъявили ему наш мандат, он назвал свою цену. Сумма была такая внушительная, что дядя Борута не поверил. Пришлось и ему предъявить документ за подписью старого Чепона. Таким образом, в течение трёх дней я три раза посетил старого собирателя часов.

Став обладателем этих редкостных часов, он тут же приступил к их починке. В часах он разбирался лучше любого часовщика, хотя до ухода на пенсию работал на почте. Часы он стал собирать, как говорила бабушка, когда похоронил одного за другим жену и сына. Мы подружились, и потому я без всякого стеснения в четвёртый раз постучался к нему в дверь и после небольшого вступления спросил, почему к Цветной Капусте так часто приходят ее родственники.

— Если думаешь, что я буду с тобой разговаривать об этой женщине, то можешь уходить! — как отрезал он.

Я немного помялся у двери и уж взялся было за ручку, как вдруг старик снова заговорил:

— Уступил ей в прошлом году комнату, а она вместо благодарности хотела выселить нас из квартиры.

— А теперь принялась за нас с бабушкой, — вздохнул я.

Чепон поднял голову от маленьких колёсиков.

Я мигом ввернул вопрос:

— Почему она хотела выгнать вас из квартиры?

— А почему вознамерилась выбросить на улицу вас?

— Не знаю.

— Не знаешь? — рассердился Чепон, будто я был виноват в том, что не знал. — Чтоб поселить здесь Ковачей!

— Ковачей?

— Мальчик, разве ты не видишь, как я занят? Эти часы тридцать лет никто не чинил, ужасно запущены, но я их приведу в порядок! Непременно приведу!

И он снова склонился над вынутыми из часов внутренностями. Я знал, что сейчас бесполезно задавать ему вопросы. К тому же полученных сведений вполне достаточно для дальнейших расследований. Итак, Цветная Капуста хочет любой ценой поселить в нашем доме своего дядюшку Ковача, рабочего на железной дороге, и его жену, дворника в доме, где живёт Йоже. Отсюда Ковачу ничуть не ближе до работы, если не подальше, чем с улицы Ашкерца. Да и Ковачихе здесь прибавилось бы работы, ведь в Йожином доме всего восемь съёмщиков, а у нас — десять. И квартира наша ничуть не больше и не лучше их теперешней. Если Цветной Капусте так приспичило быть с ними под одной крышей, значит, на то есть особые причины. Значит, рассуждал я дальше, поздние визиты дядюшки Ковача и тётушки Ковачихи не носят чисто родственный характер, а…

Даже не попрощавшись с Чепоном, я дунул прямо к Йоже.

— У Ковачей, — сказал мой друг, — с утра до вечера толкутся крестьяне. Папа говорит, что они занимаются перепродажей. Сюда приехали весной, а раньше жили где-то на границе. Язык у Ковачихи что помело, а его тоже хлебом не корми, только дай похвастать, какие посылки приходят от брата из Вестфалии.

— А Цветная Капуста похваляется своим дядюшкой во Франции. У него-де свой магазин, и он два-три раза в месяц шлёт ей посылки.

— Ковачи как пить дать сбывают барахло, и своё и Цветной Капусты. Я ещё не видел, чтоб Ковачиха вышла из дому без сумки, а Ковач — без набитого портфеля.

— Значит, к Цветной Капусте они приходят не чай гонять, — подхватил я. — Этакая фифа не станет марать руки спекуляцией. Каждый третий день в новом платье, а уж туфель — бабушка со счету сбилась. И все заграничные. С квартирой Чепона сорвалось, так теперь зарится на нашу. Куда мы пойдём, на это ей чихать, главное — чтоб сподручней было торговать заграничными шмотками.

— Верно, — подтвердил Йоже.

Метод держался другого мнения.

— Думаю, здесь дело покрупнее, — глубокомысленно изрёк он, когда мы на переменке обсуждали результаты своих расследований. — Тут какой ни есть богач разорится, если будет посылать Цветной Капусте столько, чтоб Ковачам таскать — не перетаскать и чтоб к ним каждый день приходили покупатели. Тут что-то другое.

— А что? — разом спросили мы с Йоже.

— Вот это нам и предстоит установить, — произнёс Метод значительным тоном. — С сегодняшнего дня Ковачи и шагу не ступят без нашего ведома. Это относится и к Цветной Капусте.

Разумеется, эта сложная операция самым печальным образом сказалась на основной работе «Пегаса». К счастью, объявлений заметно поубавилось. На школьных досках объявлений всё чаще писали мелом, а однажды я увидел бумажку, прибитую гвоздями. Ясное дело, мы её не тронули.

— Вытаскивают только кнопки, — констатировала Шпелца во время второй перемены. — Странно!

— Наверняка это какое-нибудь опасное общество, — вздохнула Метка.

На последней переменке Шпелца пулей влетела в класс и, давясь от смеха, закричала:

— Представляете, на той перемене я нарочно воткнула в доску Народного университета кнопку, и уже её нет! Значит, в школе и впрямь завелись собиратели кнопок!

Запятая как раз расхаживал перед нашей дверью. Голову даю на отсечение, что он слышал всё от слова до слова.

Класс захохотал, а у меня заныло под ложечкой. Совсем недавно мы были героями дня, а теперь нас поднимают на смех!

На уроке словенского языка я послал своим правленцам распоряжение:

Операции продолжаются. П.

Метод вернул записку с замечанием:

Принимают большой размах.

А С. добавил:

Повсеместно.

После обеда мы провели операцию на вокзале. И ни капельки не удивились, когда через несколько дней местная газета поместила краткую заметку о «похитителях кнопок». Видно, кое-кто из класса её прочёл, потому что отношение к нам снова повернулось на все сто восемьдесят. О нас вновь заговорили с почтительным уважением. Но теперь это относилось только к нам, троим правленцам, так как Игорь наотрез отказался участвовать в наших операциях. Но на следующее заседание он всё же пригнал целый табун пегасов.

— Ого! — воскликнули мы. — Откуда столько?

— В школе и вокруг было полно объявлений, — сказал он.

И тем не менее мы не считали его больше полноправным членом общества и не посвящали его в планы, которые рождались в школе или по дороге домой. Даже не привлекли к борьбе с Цветной Капустой. Однако в операции против человека в сером пальто он тоже участвовал.

Однажды под вечер Сильвица прибежала к нам на кухню со своим медвежонком Буцей. Я отправил её на свою кровать, и всё равно она нас очень стесняла.

— Ступай домой, Сильвица, — сказал я.

Она не уходила.

— Дядя дал мне денежку, а мама послала к тебе.

Я знал, что человек в сером пальто никакой ей не дядя, но перечить не стал, а только попросил ее немножко погулять. Она ушла и вскоре вернулась с пятью кренделями.

— Всем по одному пегас-кренделю, — объявила Сильвица. — Нате!

Мы ели пегас-крендели, говорили о пегасах и думали, как нам отвадить человека в сером пальто. Он уже давно захаживал к Пеничихе или уводил её из дому в отсутствие Пенича. Наконец я кое-что придумал.

— Ребята, могли бы вы пожертвовать по десять пегасов? — спросил я друзей.

Глаза их вопросительно воззрились на меня.

Я изложил им свой план. Через пять минут все вытащили из своих коробок по десять пегашек, мы с Йоже положили их в карман, подождали, пока стемнеет, и вышли на улицу.

Вскоре после нашего возвращения на кухню за окном послышалось «бум» и сразу за тем «пшшш».

Мы выбежали во двор. Человек в сером пальто водрузил на плечо велосипед с лопнувшими шинами и, чертыхаясь и кляня всё на свете, пошёл со двора.

Гордые своим подвигом, мы торжествующе смеялись:

— Пускай потаскает на себе велосипед!

На следующий день я напрасно ждал Игоря под каштаном. Мы должны были идти на заречную сторону, где ещё не знали о деятельности нашего общества.

Трус! Я весь кипел от гнева и возмущения. Какой он после этого мужчина? Самая что ни на есть настоящая девчонка!

Вдруг с четвёртого этажа донёсся ужасный крик. Сначала я услышал сердитый голос отца Игоря, потом мольбы его мамы и наконец рёв самого Игоря. Что там стряслось? Не иначе, как проболтался! Это было первое, что пришло мне на ум.

— Вот как? — кричал его отец. — Воруешь? Ну погоди, я тебе так всыплю, что своих не узнаешь!

— Я больше не буду, папа! Мамочка, миленькая, заступись!

— Оставь его, Франц, ведь он ещё ребёнок! Слышишь? Перестань его бить!

Стало быть, наше общество здесь ни при чём. И всё же мне было не по себе. Игорь ворует. Это нехорошо. Я бы не украл ни за что на свете. Сколько раз бабушка говорила мне: «Михец, я не буду тебя ругать, ежели напроказишь невзначай. Только чужого не бери».

Порой мне так хотелось взять с лотка апельсин, когда я ходил за салатом, или горсть орехов, когда покупал картошку. А раз я уж было потянулся за шоколадкой, но тут же отдёрнул руку. Нет, я не вор. А Игорь ворует. Завтра же предложу новый параграф: «Члены ПГЦ не должны воровать». Утвердим этот параграф и сразу призовём Игоря к ответу. Он не станет отпираться. А что ждёт члена, нарушившего устав, он знает не хуже меня. Итак, сам себя исключает. Члены ПГЦ не будут заниматься воровством!

И тут я услышал голос, шедший откуда-то изнутри:

«А разве первый параграф не предусматривает воровство? Вытащить тайком кнопку и положить её в свой карман — разве это не кража?»

«Нет, — ответил я этому голосу, — это не кража, это сбор пегасов».

«Сбор украденных пегасов, Михец!»

«Нет, приобретенных во время операции!»

«А что такое ваши операции, как не…»

Крик на четвёртом этаже прервал мой диалог. К рёву Игоря прибавились всхлипывания его матери. Наконец Игорь замолчал. Я ждал, что он выйдет во двор. Он появился только вечером.

— Игорь! — позвал я его.

Он шёл ко мне с таким страхом, будто я прятал за спиной рейсшину.

— За что тебя вздули? — спросил я с сочувствием, напрочь забыв про новый параграф.

Игорь уже поплатился за кражу, какого бы свойства она ни была. Теперь я понимал, что новый параграф находился бы в некотором противоречии с первым параграфом.

Игорь поднял свои зарёванные глаза и пролепетал:

— Папа открыл…

— Что открыл? ПГЦ? — вздрогнул я.

— Нет. Открыл, что у него не хватает пегасов…

Я сначала ничего не понял.

— Каких пегасов?

— Знаешь, Михец, я брал у папы…

Я всё ещё ничего не понимал.

— Ну, брал кнопки. У него их много, пять-шесть коробок.

Тут я разразился горьким негодованием:

— Значит, твои пегашки не были в употреблении? Ты их брал у отца?

Игорь покаянно кивнул головой.

— Я пробовал их вытаскивать, только меня в первый же раз поймала учительница. Потом уж я не решался.

Жалость мою как рукой сняло.

— Ты понимаешь, что́ тебя ждёт?

— Я сам выйду из организации, — сказал Игорь и сунул руку в карман. — Вот тебе печать и подушка, а кнопки-пегасы отобрал отец.

Я чуть не вырвал у него печать и подушечку. С каким наслаждением пнул бы я его в бок или пришлёпнул на лоб три красных клейма!

— О нашем обществе не проболтался?

— Нет.

Он посмотрел на меня так искренне, что я не мог не верить.

— Не выдашь нас?

— Не выдам.

— Поклянись.

Он поднял три пальца и дрожащим голосом произнёс:

— Клянусь!

— Берегись! — пригрозил я. — Нас трое!

Точно побитый, спустился я в подвал. Итак, мы потеряли «массу», осталось одно правление. Я чувствовал, что и в обществе, и во мне самом произошёл какой-то перекрут.