На самом деле никто не предполагал, что эта фраза будет пророческой. Просто надпись на футболках, которые год от года носят местные остряки-подростки, чтобы позлить родителей и выразить нездоровую гордость «крутизной» Города моторов. Надпись гласила: «ДЕТРОЙТ: СЛАБЫХ ЗДЕСЬ УБИВАЮТ И ЕДЯТ». По иронии судьбы, она смотрелась как нельзя к месту суровой зимой 2008/09, когда весь город начал подавать признаки не просто слабости, а самого настоящего отчаяния.

В пригороде одна обанкротившаяся компания по производству комплектующих для машин пыталась сэкономить, оплачивая уборку в туалетах головного офиса только через день. В некоторых туалетах кончалась бумага, и сотрудникам приходилось прятать ее от коллег или приносить свою из дома. В самом городе свирепствовала такая безработица, что некоторые заключенные умоляли не выпускать их из тюрем, где им по крайней мере были обеспечены еда и кров — выражаясь по-местному, «баланда и шконка».

Плачевное состояние городской экономики отразилось и на футболе: команда Мичиганского университета впервые за сорок лет, а «Детройтские львы» в первый раз в истории профессионального футбола закончили сезон без единой победы. На игре в День благодарения 2008 года, когда команда была разбита со счетом 47:10, болельщики развернули плакат «ОТПУСТИТЕ „ЛЬВОВ“ ПОД ЗАЛОГ!». Черный юмор надписи нацелен был не только на незадачливых футболистов, но и на самые слабые команды города: «Дженерал моторс», «Форд» и «Крайслер».

«Большая тройка» американских автомобилестроителей, понесшая за предыдущие четыре года стомиллиардные убытки, с начала века уже и так избавилась от более 333 тысяч работников — цифра, сравнимая с населением города Цинциннати. В ноябре 2008 года акции «Дженерал моторс» упали ниже трех долларов — впервые с 1946 года и президентства Трумэна. Экономии ради компания прекратила девятилетний рекламный контракт с гольфистом Тайгером Вудсом — который все равно к тому времени зарабатывал больше самой Джи-эм. В том же месяце автостроители Детройта поехали в Вашингтон умолять конгресс о благотворительности — последняя отчаянная попытка избежать другого слова на букву «Б» — «банкротство».

Эти концерны тянули за собой на дно и другие компании, сделавшие Америку Америкой и повлиявшие на судьбу всего мира. Промышленные мощности Детройта играли важную роль во время Второй мировой войны; именно на них строилась экономическая гегемония США в послевоенном «американском» мире. Именно эти компании когда-то сделали Детройт Силиконовой долиной середины XX столетия — центром экономических возможностей, где фермеры из Аппалачских гор и издольщики с Юга могли выбраться из нищеты и урвать кусочек американского богатства.

Форд в свое время изобрел саму концепцию массового производства, а вместе с ней и автомобиль, моторизировавший всю страну, обеспечивший мобильность масс населения и освободивший миллионы американских фермеров из плена ветхозаветного крестьянства. «Модель Т» Генри Форда стала первым массовым автомобилем и косвенно послужила вдохновением для создателей другого народного автомобиля — «фольксвагена-жука».

В свою очередь, компания «Дженерал моторс» была пионером массового маркетинга, предоставившим американцам всех социальных слоев широкий выбор марок: от практичного «шевроле» до престижного «кадиллака». Кроме того, новаторскому организационному принципу концерна: децентрализация операций при централизованном финансовом контроле — суждено было с тех пор применяться практически в каждой корпорации Америки и всего мира. Ученые Джи-эм изобрели кондиционеры для помещений и механический сердечный насос. А в 1955 году «Дженерал моторс» стала первой компанией в мире, заработавшей за год больше миллиарда долларов.

Банкротство «Дженерал моторс» казалось американцам настолько же невероятным, как, скажем, крах банковской системы или избрание чернокожего президента. На деле же всем трем событиям, одно из которых стало историческим прорывом, а два других — историческими провалами, суждено было произойти в считаные месяцы конца 2008 — начала 2009 года. Спасение банков в конечном итоге стоило Америке в семь-восемь раз больше спасения Детройта — однако в моральном плане Детройт обошелся стране несравнимо дороже.

Ведь не о банках, в конце концов, а о машинах писались книги и песни, снимались фильмы. Памятный хит «Бич Бойз» 1963 года назывался «Двоечка-купе», а не «Двоечка-купон», а прозвучавшая три года спустя песня Уилсона Пикетта — «„Мустанг“ Сэлли», а не «„Мустанг“ Сэлли Мэй».

Миллионам американцев дороги были воспоминания о «плавниковом стиле» 50-х, о маслкарах 60-х — в немалой степени из-за сексуальных и других эскапад, по молодости с ними связанных. Типичный случай произошел в 1969 году в Каламазу, штат Мичиган. Из придорожного ресторанчика «Чикен Чарлиз» выезжали двое парней на моднейшем «форде-мустанге», а за ними — девушки на «плимуте-барракуде». Все торопились в кино. Водитель «мустанга» нажал на газ, и автомобиль, налетев на незаметную кочку, буквально взмыл в воздух — прямо мимо стоявшей рядом полицейской машины. Полицейский, видимо, немало опешил, потому что останавливал парней в залитой кофе форме. Тысячи подобных случаев по всей стране через несколько лет вдохновили Голливуд на создание фильма «Американские граффити».

К концу XX века автомобильное увлечение Америки переросло в страсть к полноприводным автомобилям повышенной проходимости, или SUV, предназначенным для внедорожной езды (хотя на деле по бездорожью ездили совсем не многие). Поразительная популярность внедорожников дошла до того, что 7 декабря 2008 года «шевроле-тахо», «форд-эскейп» и «додж-аспен» стояли в качестве священных икон у алтаря на особой службе пятидесятнического храма Превысокой Благодати в северо-западном районе Детройта.

На этот день выпала шестьдесят седьмая годовщина памяти Перл-Харбора, но служба была не об освобождении страны от японских пикирующих бомбардировщиков и торпедоносцев. Все молились о спасении рынка от «тойот-камри» и «хонд-аккордов», огромная популярность которых, вкупе с американским финансовым кризисом, стала одним из гвоздей в крышке гроба Детройта. Вице-президент Союза работников автопромышленности возглавил моления о финансировании от конгресса и благословил прихожан. «Наш союз сделал все возможное, — сказал он. — Остается лишь уповать на Бога».

Руководивший церемонией прелат вторил ему: «Никогда не видели мы столь черного дня, какой выпал нам на этой неделе. Жизни наши висят на волоске над бездной неизвестности, и обе палаты конгресса сейчас решают, протянуть ли нам руку помощи».

Кроме Детройта, в мучительной неизвестности пребывали и другие, далекие от него уголки Америки. Одним из таких мест был Саут-Пэрис в штате Мэн — «мелочь пузатая», как ласково окрестил его Джин Беннер. В этом городишке с населением 2200 человек, в полутора часах езды от Портленда, у Джина была компания «Бесси моторз сейлз», дилер «Крайслера», «Джипа» и «Доджа». Беннер был типичным автодилером своего маленького городка. Его путь к этому, далеко не всегда прямой и гладкий, был воплощением американской мечты.

В свое время он был блестящим широким принимающим игроком в футбольной команде Университета штата Мэн и побил массу местных рекордов. Выпустившись в 1970 году, Беннер был принят в «Кливленд Браунз» и намеревался сделать карьеру профессионального футболиста. Однако на командных отборочных играх его срезали, и, поиграв немного полупрофи за Коннектикут, он вернулся в Мэн и стал преподавателем физкультуры и тренером в старших классах средней школы.

В 1984 году он решил сменить род деятельности и начал продавать машины в «Бесси моторз». Через десяток лет, наскребя денег и даже заняв у матери, он купил всю дилерскую фирму. За свои двадцать пять лет в автомобильном бизнесе он повидал многое: невероятное возвращение «Крайслера» при Ли Якокке в 1980-х, фантастический успех их мини-вэнов и джипов, их слияние в 1998 году с «Даймлер-Бенц» и образование первого постнационального автоконцерна, а также продажу «Крайслера» в 2007 году частной инвестиционной фирме после отказа немецкой стороны.

В 2008 году компания Беннера несла убытки, и для ее спасения Беннеру необходимо было принять нелегкие решения. Но, прогори «Крайслер», усилия все равно были бы напрасны. Такое бедствие оставило бы без работы 30 его подчиненных и пустило бы под откос все, ради чего он работал четверть века. Детройтский кризис в буквальном смысле грозил стать личным кризисом Джина Беннера.

То же касалось Фреда Янга и его сына Джина, работавших далеко от Саут-Пэриса. Они были рабочими на автосборочном заводе «Крайслера» в Белвидере, штат Иллинойс, — городке с населением около 22 тысяч человек, милях в семидесяти к северо-западу от Чикаго. Фред к тому времени вышел на пенсию, а Джин еще трудился на заводе. Американская автопромышленность пустила глубокие корни в Белвидере: первый автомобиль, «элдридж-ранабаут», здесь собрали в 1904 году. Эту открытую двухместную малолитражку производила Национальная компания швейных машин. Подобно «зенкмобилю», «ориент-бакборду» и вообще большинству ранних автомарок, «ранабаут» вскоре прогорел.

После этого автомобилей в Белвидере не собирали 60 лет, но в 1965-м «Крайслер» поставил в пригороде свой новехонький сборочный завод. Туда и устроился на работу Фред Янг. Он протрудился в цеху 36 лет, а в 2001 году получил приличную пенсию и пожизненную медицинскую страховку — по крайней мере, так он тогда считал. В 2008 году ему было 70, и угроза «Крайслеру» означала угрозу будущему Фреда.

Джин Янг пошел по стопам отца в 1999-м. В последующие девять лет он проводил лишь половину учетных рабочих часов в цеху, но платили ему за все, благодаря Банку рабочих мест, основанному автомобильными компаниями и Союзом работников автопромышленности в 1980-х.

Изначально целью программы была защита прав почасовых работников во время приостановки производства. Однако, как множество других вещей в Детройте, она переросла в нечто совершенно новое. К началу 1990-х временно уволенные работники могли оставаться «банкирами» (как их, не без иронии, называли товарищи) бесконечно и зарабатывать 95 % своей ставки, не работая. Таким образом, программа, начатая в защиту рабочих, вгоняла в долги работодателей — и угрожала самому их существованию.

По странной, но предсказуемой иронии судьбы, деятельность банка привела к так называемым «обратным сокращениям»: пожилые сотрудники добровольно уходили под сокращение, а молодым приходилось возвращаться в цех. И действительно, почему заслуженный работник должен собирать машины до седьмого пота, когда молодой сидит сложа руки и при этом получает почти полную зарплату? Такова была логика детройтского застоя.

Даже Джин Янг, которого в череде сокращений и «обратных сокращений» постоянно кидало то из цеха, то в цех, считал систему совершенно сумасшедшей (хотя, само собой разумеется, от даровой зарплаты отказываться не собирался). Однако, если «Крайслеру» суждено было бы пойти ко дну в последний за бурную 80-летнюю историю компании кризис 2008–2009 годов, выбора не было бы и у Джина.

Отец и сын наблюдали за крахом Детройта и размышляли о своем туманном будущем. Фред не мог поверить в происходящее. «Как же так? — печально вопрошал он. — Так все шло потихоньку, и никто ничего не замечал — и вдруг гром грянул?»

В конце 2008 года тем же вопросом задавались миллионы других американцев — а ответ был прост. Автопромышленность Детройта была построена на олигополии корпораций и монополии профсоюза — эта комбинация обеспечила городу десятилетия фантастического успеха, но в ней же было и зерно грядущей катастрофы. За семьдесят лет оба лагеря так увлеклись борьбой друг с другом, что на покупателей — а также заморских конкурентов — сил у них не осталось.

Отношения между автомобилестроителями Детройта и Союзом работников автопромышленности родились из вражды 1930-х и 1940-х. Тогдашние события: «сидячую забастовку», «битву бегущих быков» и «битву за мост» — СРА до сих пор чтил как победные вехи своей истории. Романтика этих названий питала дух союза, настраивая его на конфронтацию, а не на сотрудничество даже через много лет после того, как в 1970-х союз окончательно подмял под себя автомобилестроителей.

В те времена СРА выбил контракты, позволявшие многим работникам получать пенсию и бесплатные медицинские услуги дольше, чем их фактическое время работы на заводах. Сами же контракты из брошюрок раздулись до размера телефонных справочников. Одни только запутанные правила выслуги лет (и, соответственно, сокращений и «обратных сокращений») занимали 16 страниц.

Кроме того, в контрактах описывались десятки видов должностей почасовиков. Каждый работник точно классифицировался, и исполнять обязанности других должностей ему строго запрещалось. Все усложняющиеся «правила работы» проводились в жизнь огромным (и дорогостоящим) бюрократическим аппаратом, состоявшим из корпоративных отделов трудовых отношений и их «офисных» коллег в профсоюзе — которые также финансировались за счет автостроительных компаний.

Однако нельзя было винить во всем только профсоюз: менеджмент компании сам не стремился к альянсу с работниками. В период кризиса начала 1980-х, например, в тот же день, когда рабочие «Дженерал моторс» согласились урезать себе зарплату, чтобы помочь компании пережить трудные времена, руководство повысило себе премиальные. Рабочие, разумеется, были возмущены.

Кроме того, вплоть до конца того десятилетия на заводах Джи-эм существовала сегрегация туалетов — правда, не по расовому признаку, а по ранговому. «Туалеты для работников на окладе» и «туалеты для почасовиков» обычно находились рядом, однако психологически их разделяла целая пропасть. Они были частью системы профессионального апартеида, позволявшей «белым воротничкам» постоянно делать «синим воротничкам» унизительное напоминание: «Я лучше тебя».

За годы существования дискриминационная система стала нормой для мелочной корпоративной бюрократии. В «Дженерал моторс» даже существовал Комитет по изучению досок объявлений (это не шутка), который в 1988 году рекомендовал установить новые, отдельные доски в головном офисе компании для «Женского клуба» и «Мужского клуба» «Дженерал моторс». Комитету было самое место в какой-нибудь корпоративной пародии. Что же касается отдельных клубов для мужчин и женщин, они были пережитками «плавниковой эпохи» — и свидетельством застоя в корпоративной культуре.

Один менеджер Джи-эм, живший в этом замкнутом мирке, в один прекрасный вечер, возвращаясь после работы в пригород Детройта, был шокирован: на дорожке, ведущей к его дому, стояла незнакомая машина. Это была подержанная «тойота», купленная его сыном-студентом и пригнанная на выходные к родительскому дому. За инцидентом последовало серьезное родительское внушение, и сыну было строго-настрого запрещено ставить машину нон грата, на дорожке или даже возле дома — только на улице, и где-нибудь за углом.

Четверть века спустя, когда судьба «Дженерал моторс» висела на волоске, уже вышедший на пенсию менеджер сокрушался о содеянном: «Может, надо было не злиться на него за „тойоту“, а спросить, чем она ему так приглянулась».

Чем? Во-первых, расходом бензина. Первые пятнадцать лет «Тойота», «Ниссан» и другие японские автокомпании с переменным успехом боролись за место на американском рынке. Но в 1973 году, с введением эмбарго на экспорт арабской нефти, цены на бензин так скакнули, что многие американцы поневоле стали покупать экономичные японские машины, и детройтские левиафаны уже тогда стали отходить в прошлое.

Кроме расхода бензина покупателям понравилась надежность «японцев». К 1980 году, на фоне растущей популярности японских автомобилей и усугубляющегося экономического кризиса США, «Крайслер» оказался на грани банкротства, а «Форд» и «Дженерал моторс» переживали рекордно убыточные времена (по крайней мере, на тот момент).

Затем, в 1982 году, «Хонда» открыла сборочный завод в Огайо. Это был рискованный и дерзкий ход, ведь в то время компания играла лишь второстепенную роль на рынке. Тем не менее, как ни удивительно, она стала первым японским автомобилестроителем в США. «Хонде» не приходилось волноваться о рабочих правилах СРА и витиеватых контрактах, потому как для ее работников профсоюза не существовало. Руководство СРА уже почти заключило с японским правлением «Хонды» соглашение о признании ими профсоюза, однако секретные переговоры были расстроены менеджерами «Хонды» и рабочими в Огайо — ведь никому из них СРА был даром не нужен. Вслед за «Хондой» практически все другие японские автомобильные компании открыли заводы в Америке без участия профсоюзов — за последующие 25 лет таких заводов появилось более двадцати.

В итоге в 1970-х годах японцы подорвали детройтскую корпоративную автоолигополию, а в 1980-х — профсоюзную трудовую монополию. Но когда уже казалось, что все потеряно, произошло неожиданное.

«Большая тройка» и СРА со слезами начали пересматривать свои взгляды и проводить реформы. Их усилиями под эгидой «Дженерал моторс» была открыта новая компания под названием «Сатурн», имевшая модернизированный контракт с профсоюзом. Было также создано несколько совместных предприятий с японскими производителями для обмена опытом.

По мере проведения реформ разрыв между детройтцами и японскими конкурентами в качестве и продуктивности стал уменьшаться. Американские автомобилестроители схватывали все на лету. Мини-вэн «Крайслера» стал принципиально новым транспортным средством, отодвинувшим традиционный «семейный фургон» на задворки истории. Аэродинамический дизайн «форда-тауруса» стал революцией в автодизайне.

«Мы провели такие коренные изменения не по собственной воле, — писал Боб Лутц — единственный человек, когда-либо занимавший управленческие должности в компаниях „Форд“, „Крайслер“ и „Дженерал моторс“. — Мы были вынуждены. Даже самые мудрые люди и организации редко сами приходят к выводу о необходимости перемен. А если и приходят, то редко набираются мужества их совершить». Позднее слова его окажутся пророческими.

Другой неожиданностью стало то, что в середине и конце 1990-х «забуксовали» сами японцы. Японские компании пропустили бум внедорожников, «Хонда» зашаталась от скандалов с взятками, а «Ниссан» почти обанкротился. К концу десятилетия на Детройт свалились рекордные прибыли, и у американцев появилась отличная возможность вырваться в лидеры навсегда.

Однако триумфальному возвращению не суждено было длиться долго. И в 1980-х и 1990-х годах, стоило «Большой тройке» и СРА преуспеть, как они немедленно почивали на лаврах и впадали в старые дурные привычки. Все это напоминало бесконечную библейскую череду покаяний, исправлений и новых прегрешений. Детройт снова и снова соблазнялся золотыми тельцами корпоративного успеха и профсоюзного всемогущества.

Этот цикл достиг наивысшего пика в начале нового тысячелетия, когда за какие-то пять лет «Большая тройка» рухнула с рекордных прибылей до головокружительных убытков. Жизнеспособность СРА к тому времени тоже была подорвана: от полутора миллионов членов четверть века назад в профсоюзе осталось лишь 655 тысяч. Ни компании, ни профсоюз не нашли в себе сил измениться, не дожидаясь кризиса, что сделало их совершенно беззащитными перед лицом надвигавшейся катастрофы.

И она началась 15 сентября 2008 года — по иронии судьбы, всего за день до столетнего юбилея «Дженерал моторс». На пятнадцатое число пришлось еще одно историческое событие — обвал фондового рынка США, вызванный кризисом на Уолл-стрит. Автомобильные продажи упали практически сразу же.

Два месяца спустя личные самолеты руководителей «Большой тройки» спикировали на Вашингтон: автоолигархи просили денег — и попали под огонь суровейшей за последние сорок лет общественной критики. Конгресс отказал Детройту — однако Джордж Буш-младший все равно запустил руку в казну — ровно настолько, чтобы спокойно передать президентский пост вместе с детройтским кризисом Бараку Обаме.

В конце марта, всего через пару месяцев после инаугурации, молодой президент самолично предпринял последнюю попытку спасти «Крайслер» — несмотря на возражения многих советников, считавших эту идею безрассудной. Обама снял с поста руководителя «Дженерал моторс», когда-то начинавшего таким же «вундеркиндом», как и сам президент, — чем спровоцировал яростный протест совета директоров. Однако протестовали они недолго: слишком уж было очевидно, кто платит и заказывает музыку. Эти события, а также все предшествовавшие им закулисные интриги были только началом.

В апреле люди президента довольно жестко срезали кредиторов «Крайслера», среди которых были крупнейшие и влиятельнейшие банки США. Президентская администрация заставила СРА забыть много лет отстаиваемые принципы. В ходе этих событий они поставили «Крайслер» на грань банкротства. Маловероятный президентский план спасения корпорации предполагал сотрудничество с итальянской компанией, более тридцати лет назад покинувшей американский рынок из-за того, что ее автомобили не выдерживали сравнения даже с худшими детройтскими.

В мае, когда Джин Беннер и Джин Янг пытались предугадать, как отразится банкротство «Крайслера» на их судьбах, внимание властей обратилось на «Дженерал моторс». Консультанты президента решили, что спасти компанию можно лишь одним способом, сделав то, чего так упрямо и упорно избегала сама Джи-эм, — а именно разобрав на части почти всю промышленную империю, построенную компанией за прошедшие сто лет. Но это довело бы когда-то крупнейшую и влиятельнейшую корпорацию планеты до банкротства — как бы ни подмазывали ей шестеренки миллионы долларов государственных дотаций.

Заявление компании о несостоятельности от 1 июня 2009 года начиналось риторическими фигурами речи и ссылками на славную историю «Дженерал моторс». «Более сотни лет, — гласило заявление, — наша компания была основной составляющей производственно-промышленного комплекса США, а также лидером автомобильного рынка… Высококвалифицированные инженеры и конструкторы „Дженерал моторс“ разработали и собрали первый луноход». Кроме того, компания отмечала, что за свою вековую историю произвела 450 миллионов транспортных средств для передвижения по Земле.

Однако новый директор Фриц Хендерсон перешел от риторики к фактам и обрисовал мрачную реальность положения компании. «Дженерал моторс» предстояло продать или остановить производство половины своих марок, закрыть сотни компаний-дилеров, а также уволить тысячи работников помимо тех, кому уже успели указать на дверь. Банкротству «просто нет альтернативы», сказал он в судебном заявлении, «новых продаж или даже появления потенциальных покупателей не предвидится… Других источников финансирования нет. Единственный возможный путь — это ликвидация».

Вообще говоря, альтернатива была бы — если бы «Дженерал моторс» взглянула правде в глаза чуть раньше. Пример был у них прямо перед глазами: «Форд» — единственный американский автостроитель, избежавший банкротства. Ему-то как раз удалось вовремя принять нелегкие и болезненные решения. Компания сменила директора — несмотря на то, что его фамилия была на здании офиса. «Форд» прекратил производство убыточных марок и заложил все свои активы — включая легендарный логотип «синий овал» — в попытке спасти производство без помощи государства.

Все, что сделал «Форд», могла бы — и должна была — сделать и «Дженерал моторс». Но, к сожалению, среди ушедших на пенсию управленцев Джи-эм пассивный совет директоров компании был давно известен как «совет посторонних». А за промедление и запирательство «Дженерал моторс» суждено было расплачиваться акционерам, работникам и дилерам — а также всем американским налогоплательщикам.

И всего этого — как доказал вовремя опомнившийся «Форд» — можно было бы избежать. За годы существования безрассудного профсоюза и нерадивых правлений гордыня и косность расцвели в Детройте буйным цветом. Симптомами были «обратные сокращения», комитеты по доскам объявлений, сегрегация туалетов, взлеты и падения прибылей, а также успех американской рабочей силы под японским руководством. Все, что случилось с автопромышленностью Детройта в 2009 году, было совершенно непредотвратимо и невероятно печально — особенно в свете блестящего старта американского автомобилестроения.