– Он умирает!

– Нет, – возразил врач, – он приходит в себя.

Йорана переступила порог одной из комнат Риндалана. Прелат лежал, бледный и неподвижный под прозрачным колпаком, а приборы вокруг отмечали каждое изменение его организма – здесь, в комнате, которую много лет назад Паншинеа приказал приготовить для стареющего чоя. Йорана надеялась, что ей никогда не придется сюда входить. Она не могла представить себе, что Ринди умрет, его бахдар угаснет, а безмерная любовь к жизни и своему народу растворится в воздухе.

Дежурный врач, узколицый чоя из Небесного дома, гребень которого был почти не виден, отступил в сторону и взглянул на экраны.

– Это уже неплохо, – заметил он. – Теперь наибольшее беспокойство вызывают сгустки крови в легких. К тому же он перенес сильный удар.

Йорана не могла остаться здесь, как бы ни желала этого. Помощники Мельбар сообщили о нарушении воздушного пространства к северо-востоку от дворца. Ей было необходимо выяснить, чем оно вызвано. Здание конгресса по-прежнему пребывало в осаде, и Йорана вместе с Гатоном ждали, не попросят ли оттуда подкрепления. И хотя Йорана охотно предпочла бы оставить конгресс вариться в собственном соку, ей было необходимо ответить на запрос, если он придет.

Кативар стоял у двери. Он выглядел так, как будто пробрался через дымоход, забитый копотью и дымом.

– Если можно, я останусь, – попросил он. Йорана остановилась в замешательстве: она все еще не знала, почему Ринди покинул дворец и каким образом Кативару удалось разыскать его. Но Кативар был помощником Прелата, его подопечным, его наместником. Если Риндалан доверял ему, стоит ли сомневаться?

Йорана была подозрительна – такой ее сделала работа и занимаемое положение. Однако сейчас Кативар вряд ли мог нанести Прелату вред: либо старик оправится, либо умрет.

– Хорошо, – ответила она. – Сообщи мне, что будет дальше.

Кативар кивнул, и она вышла. Траскар присоединился к ней в коридоре. При виде его Йорана стиснула зубы. Траскар был одной из ее ошибок, которая ей постоянно напоминала о себе в последние пять дней. Ему следовало отправиться с Палатоном и Рэндом в Сету, на эту чертову процедуру очищения. Если настоятельница впустила в храм человека, она могла бы позволить это и охраннику.

– Они прорываются к дворцу. Территория дворца была обширной – очень обширной – однако число простолюдинов множилось с каждым часом. Покончив с поджогами и грабежом других кварталов города, они теперь подступали к дворцу и зданию конгресса.

– Подготовьте неподалеку от дворца транспорт, заправленный для старта. Разместите в одной из машин госпиталь. Я хочу получить список всех чоя во дворце, обладающих достаточно сильным бахдаром – через пятнадцать минут.

Траскар кивнул и выбежал.

Йоране не хотелось думать о пожаре во дворце, но ситуация подсказывала ей, что это может случиться. Неужели Малаки принесет ее в жертву своему замыслу?

Она считала его способным на такое.

Прибавив шагу, Йорана свернула к помещению связи.

Врач оставил его наедине с Ринди через четверть часа, убедившись, что Прелат наконец-то погрузился в спокойный сон. Перед уходом врач критически оглядел Кативара и дотронулся до ссадины на скуле, которую священник прежде не замечал. Ссадина тут же заныла. Врач попросил:

– Умойтесь, чтобы я осмотрел рану.

– Со мной все в порядке, – Кативар не сводил глаз с Ринди.

– Тем не менее мы обработали его, – чоя из Небесного дома оглядел Кативара с ног до головы, – а вас – нет.

Но молодой священник чувствовал, где надо проявить настойчивость.

– Ничего, – ответил он. – Я приму горячий душ здесь, в комнатах.

– Хорошо. Можете побыть с ним, если хотите, но сомневаюсь, что он проснется до утра. Приборы дадут нам сигнал, если что-нибудь случится, – врач вышел к своему помощнику, ждущему в коридоре. Они обменялись краткими замечаниями, смешками и удалились.

Кативар знал, что врачи смеются не над ним, однако на его лице выступил румянец, и он подумал о мести. Это не пристало священнику, тут же упрекнул он себя, глядя на Ринди.

Он чувствовал, как бахдар старого Прелата растекается по комнате – не запертая внутри, не защищенная сила покидала Ринди, как в то время, когда он взывал к Заблудшим. Вероятно, бессознательно он все еще обращался к ним, пытаясь спасти чоя от самих себя – слишком слепых, чтобы видеть свое грядущее уничтожение. Последние семь лет Кативар служил Прелату, был его правой рукой, секретарем, помощником и даже слугой, но он никогда не чувствовал бахдар так явственно, как сейчас.

Сила бахдара угрожала ему и одновременно позволяла окрепнуть его решению. Ни один чоя по случайности рождения не должен быть одарен в миллионы раз сильнее других. Ни одному чоя не позволено править благодаря этому дару. Равенство было единственным ответом, и Кативар решительнее, чем когда-либо, стремился достигнуть его. Но что он сможет, если чоя из Домов, обладающие талантом, подобным таланту Риндалана, встанут на его пути? Он стал Прелатом только потому, что обладал кое-какими талантами, к тому же ему повезло при прохождении тестов, но он не мог надеяться противостоять другим. Он дотронулся до рукава, проверяя, на месте ли крохотный сосуд с рахлом, который всегда носил с собой. Это была его единственная надежда.

Если Витерна из Небесного дома отзовет свой патент на очистку воды, на всей планете поднимется суматоха, все округа будут зависимыми и покорными его замыслу. Ему надо только продолжать испытания препарата и терпеливо ждать.

Но какое преимущество он получит, если Риндалан умрет прямо сейчас, оставив его Верховным прелатом Звездного дома! Он получит доступ к архивам Дома и к той силе, которую он надеялся извести. Надо только ждать, чтобы природа взяла свое, ибо очевидно: хотя дух Риндалана еще силен, его плоть слишком немощна. Сосуд может оказаться слишком старым, чтобы удержать в себе влагу.

Ринди пошевелился. Несмотря на поддерживающие его подушки, он запрокинул голову. Веки Прелата задрожали, будто он пытался открыть глаза.

– Воды, – прошептал он.

Не раздумывая, Кативар взял кувшин со стола, налил в стакан воды и замер. Каковы шансы Риндалана на выздоровление, если он лишился даже бахдара?

Осторожно, чтобы наблюдательные камеры не уловили ев Движение, он вытащил сосуд из рукава и вылил его содержимое в стакан. Доза была не сливам большой, однако ее можно было выявить в тканях трупа, хотя если Ринди проживет еще час-другой, все следы яда в его организме исчезнут. Он покачал стакан в руке, чтобы размешать жидкость, а затем подошел к Прелату.

Ринди бессознательно приподнялся – достаточно, чтобы осушить стакан. Проглотив жидкость, он откинулся на своем ложе; его роговой гребень казался неестественно громадным, тонкие пряди седых волос разметались, черты лица заострились. Кативар выбросил стакан в бак для отходов и вновь подступил поближе, наблюдая, как действует яд.

Глубокие морщины, прорезавшие лицо старца, начали разглаживаться, как только интоксикация рахла вывела его из полуобморочного состояния. Резкие движения смягчились. Удовлетворенный Кативар успел сменить одежду и принять душ, впрочем, так и не избавившись от едкого запаха дыма и пепла, когда Ринди заговорил.

Возле него не установили прибор, фиксирующий речь – все, сказанное Прелатом в бреду, считалось нерачительным. Медицинская аппаратура, находящаяся рядом, отмечала жизненно важные свидетельства его состояния и не давала представления о речи. Кативар остановился, удивляясь воздействию рахла, и прислушался.

– Палатон? – Ринди поднял руку, и его брови изогнулись, как будто он силился проснуться. Его глаза были открыты, но устремлены мимо лица Кативара. – Палатон, это ты?

– Да, – ответил Кативар. Он подошел ближе и протянул руку, в которую с силой вцепился Прелат.

– Я сделал глупость.

– Не беспокойся, – произнес Кативар. – Отдохни.

Риндалан попытался покачать головой и не смог. Его невидящие глаза устремились на Кативара.

– Я так устал…

– Тогда спи.

– Боюсь, от этого сна мне уже не проснуться. Палатон, я должен что-то сказать тебе.

Кативар хотел возразить, но замолчал на полуслове и крепче сжал руку старика.

– Что, Ринди?

– Я не уйду, ничего не сообщив тебе, как сделала твоя мать. Ты меня не помнишь… но я проводил испытания, когда ты был еще ребенком. Ты был самым маленьким кандидатом, который когда-либо проходил испытания – на этом настоял твой дед.

Кативар знал деда Палатона, Волана, властного чоя из Звездного дома, который довел семью до разорения – его уже давно поддерживала только работа тезаров. Раннее тестирование было в обычаях у этого чоя.

Ринди помолчал, облизнул губы и продолжал:

– Я выяснил, что у тебя нет отца. Твоя мать отказалась назвать его имя. Твой дед опасался загрязнения генетического кода, но ты прошел испытания с легкостью. Однако Волан узнал, что я и священник Земного дома, работающий со мной, выявили чужие гены, не присущие вашему дому. Ты – потомок четвертого Дома, Палатон, уничтоженного Дома. Ты унаследовал все особенности чоя этого Дома. Землянин-священник подтвердил это. Мы поклялись хранить тайну, он и я. Твой дед не осмелился коснуться меня, но того священника вскоре убил. Да, пытаясь защитить себя, он решил во всем признаться. Родства с Огненным домом очень боялись, и не без причины. Ты должен познать самого себя, Палатон, суметь защититься. Они не отстанут от тебя, пока не убьют… – Ринди задохнулся.

Кативар взглянул на экран. Он показывал участившийся, беспорядочный пульс.

– Я запомню это, Ринди.

– Будь осторожен, Палатон. Прости, что я ничего не сказал тебе раньше, – глаза Ринди закрылись, пальцы в руке Кативара ослабли.

Кативар постоял у ложа, но, по-видимому, старый чоя погрузился в сон. На экране по-прежнему вычерчивалась неровная, смазанная линия пульса.

Кативар улыбнулся. Пока он ненадолго отлучится, все будет кончено.

Размышляя, какие выгоды можно извлечь из неожиданного признания, Кативар покинул комнату.

– Палатон, не бросай меня! – закричал Рэнд, падая в пропасть. Его сердце колотилось, дыхание остро обжигало легкие. Он понял, что бесконечное падение не кончится и после его смерти, и сжался в отчаянии.

Он понимал, что они расстаются, что Палатон не может догнать его в падении. Казалось, что-то внутри рвется – через раскрытый в крике рот, через все поры кожи, глаза – искрами вылетая наружу, и это нечто – загадочное вещество, поддерживающее его жизнь.

Рэнд понимал, что ему придется отдать это нечто. Но он ничего не мог поделать с собой – он хватался за него руками, пытаясь удержать, отдалить неизбежное. Сердце билось все быстрее и быстрее, оглушая его, распухая в груди и вызывая невыносимую боль.

Он прижал руки к груди. Он ощущал, как сердце горит, пульс барабанным громом отдается в ушах. Рэнд умирал и знал об этом.

Золотистый огонь, покидающий его, выгнулся в пространстве, образуя мост, ведущий к Палатону, и Рэнд увидел его – высокую фигуру с горделивым роговым гребнем. Они были тесно связаны – будто пуповиной этой силы. То, что вытекало из Рэнда, втекало в Палатона. Лицо Палатона исказил страх.

– Нет! – воскликнул он и отпрянул.

Рэнд погрузился в обморок, в котором не было ничего – даже Хаоса.

Палатон опустился на колени, содрогнувшись от горького всхлипа всем телом. Он подавил второй приступ и взял едва дышащего мальчика на руки, крепко прижав к себе. Он не мог ничего поделать и знал об этом, продолжая прижимать его к себе и чувствуя, как сердце замедляет бешеный ритм.

Бахдар вернулся в него. На краткий, безумный миг Палатон ощутил всю его силу – чистую и восстановленную, ключом бьющую внутри него. Но это не прошло бесследно, вместе с бахдаром к нему ушла накрепко связанная с ним душа Рэнда.

Если он мог жить без бахдара, то Рэнд без него быстро погибал, и Палатон отказался от своего намерения.

И тем не менее он почувствовал прилив надежды. Его бахдар восстановился. Он очистился так, как ему и не мечталось. Он ждал возвращения к хозяину. Когда-нибудь он, Палатон, сможет обрести все, что потерял – и даже более того.

А пока надо было позаботиться о Рэнде. Чужое существо с другой планеты на его руках постепенно возвращалось к жизни.

«Палатон…»

От этого душевного зова в нем вновь затеплилась радость – сильнее той, какую он когда-то ощутил в конгрессе, а затем изумление, как обычно случается при соприкосновении двух душ. Он осторожно ответил: «Я с тобой, – и добавил с иронией: – И, видимо, ты тоже со мной».

Бахдар связал их воедино крепким узлом, пересекая расстояние между их плотью с помощью редчайшей из способностей, чистой телепатии. Теперь их могла разлучить только смерть.

Палатон задумался о будущем, и в этот момент глиссер подвергся атаке.

– Они следуют друг за другом, – объяснил чоя Йоране. – Пассажирский глиссер и истребитель. Пока опознавательные знаки разглядеть невозможно.

– Выясни пункт отправления глиссера, – Йорана прикусила нижнюю губу, не осмеливаясь надеяться.

– Он двигался окружным путем. Сектор вылета точно обнаружить нельзя.

– Может ли это быть Сету? – ее голоса подрагивали от нетерпения и досады.

Чоя безучастно смотрел на экраны.

– Может быть какое угодно место. А истребитель, по-видимому, появился из района Голубой Гряды.

Причем тут Голубая Гряда? И если в глиссере Палатон, почему он не передает опознавательные сигналы?

– Вот это да… – чоя прищурился. – Истребитель атакует!

– Что? – У Йораны сжалось горло. – Надо предотвратить бой! Вылетайте к ним и выясните, что случилось.

Чоя отвел холодные глаза.

– Не могу, министр. Летное поле захвачено. В нашем распоряжении только катапульты для дальнего космоса.

От катапульт сейчас не было никакой пользы. Йорана выругалась и хлопнула ладонью по столу. От удара стол вздрогнул.

– Выясни, что за чертовщина там происходит, и сообщи мне как можно скорее. – Йорана вышла из помещения и побежала по мраморным коридорам дворца.

Либо в глиссере живой Палатон, либо Руфин везет трупы. Дома собирают войска, ожидая утра и каких-нибудь вестей. Ни один из кораблей не поднимался с летного поля Чаролона. Значит, это должен быть Палатон, живой или мертвый.

И если он жив, тогда кто-то из Голубой Гряды решил покончить с ним. Но зачем?

Она подошла к главному входу. Отряд охранников в полном боевом обмундировании стоял возле двери, еще один находился снаружи, а цепь была выстроена возле звуковых барьеров.

Йорана выбрала чоя примерно своего сложения.

– Отдай мне защитный костюм.

Чоя удивленно заморгал, затем неохотно отключил защитное поле и снял по частям надетый поверх обычной формы костюм. Йорана быстро оделась, почти выхватывая одежду из рук охранника.

– Найди министра Гатона. Сообщи ему, что императорский глиссер подвергся нападению. Я буду на аэродроме, посмотрю, что можно сделать. Иду туда один – думаю, так будет лучше. Понятно?

Чоя кивнул.

– Повтори, что я сказала.

Он повторил ее приказ слово в слово.

– Все верно. Доложи Гатону и возвращайся на место, – приказала она и вышла за двери.

Она не была готова к такому зрелищу – небо со всех сторон заполняли отблески пламени и дым. Было трудно дышать. Всюду, куда она ни смотрела, высотные здания были обожженными или обрушившимися. Заблудшие почти полностью уничтожили Чаролон.

И теперь они плотным кольцом окружили дворец, как прежде – здание конгресса, явно собираясь продолжить свою разрушительную акцию. Их крики стали более шумными, когда они заметили ее.

Она подошла к цепи охранников позади звукового барьера.

– Министр безопасности Йорана. Пропустите меня, – и она показала свой опознавательный знак.

Охранник поприветствовал ее, но заметил:

– Они убьют вас.

– Вряд ли. Исполняйте приказ. Пропустите меня, а затем восстановите барьер – и держите его внимательнее.

Она прошла к контрольному посту. Лазерные линии вдоль звуковых волн поблекли и исчезли. Она быстро прошла черту барьера, и тот со свистом восстановился за ней.

Йорана села на ступени прежде, чем простолюдины шагнули в ее сторону. Открыв лицо, она спокойно произнесла, придавая своим словам убедительность с помощью бахдара:

– Приведите сюда Малаки. Пора поговорить.

На горле Рэнда слабо забилась жилка, когда глиссер начало бросать из стороны в сторону. Отпустив мальчика, Палатон усадил его в кресло и пристегнул пояса. Он прошел в кабину, переполненный странным предчувствием.

– В чем дело?

– На нас напали, – мрачно ответила Руфин.

– Что? – Палатон схватился за дверь, чтобы удержаться на ногах, так как глиссер вновь мотнуло в сторону. – Из Чаролона?

– Нет… вряд ли. Истребитель нагнал нас возле самого защитного поля. Оно было отключено… мы прошли, но, по-моему, летное поле занято мятежниками.

– Значит, приземлиться мы не можем, и кто-то пытается нас сбить.

– Вот именно, – Руфин выругалась, когда глиссер содрогнулся от очередной атаки. – Кто бы это ни был, он здорово летает.

Палатон вошел в кабину и сел рядом, поспешно пристегнув ремень.

– Каков опознавательный знак у истребителя?

– Могу сказать только, что он из Голубой Гряды.

Палатон почувствовал себя так, будто получил прямой удар в лицо. Он лишился дара речи. Потянувшись к пульту, он вызвал на экран опознавательный знак истребителя – это был учебный корабль Голубой Гряды. Глиссер не мог продолжать ускользать от его стремительных движений, каким бы хорошим пилотом ни была Руфин.

В его голове промелькнула мысль о Недаре, но уже в следующий момент, когда истребитель вновь нагнал их, Палатон был слишком занят, чтобы думать.

Малаки прибыл на быстроходных санях, его густые темные волосы растрепались. Толпа послушно расступилась перед ним. Подойдя, он протянул руку Йоране, помогая ей встать. Судя по тому, как быстро он откликнулся на призыв, он находился где-то поблизости, наблюдая и выжидая.

Они отошли в сторону.

– Ты звала меня поговорить. Это разговор о капитуляции дворца?

– Нет.

Его лицо исказилось от гнева, золотые искры блеснули в глазах.

– Тогда о чем?

– Мне нужно расчистить летное поле.

– Летное поле? Но зачем? Мы захватили город и не хотим, чтобы эти чертовы чоя из Домов пришли к вам на помощь. По крайней мере, пока мы не будем к этому готовы.

– Палатон старается приземлиться.

– Палатон? Ты уверена?

Она отвела взгляд.

– Нет. Мы не смогли с ним связаться. Но это пассажирский глиссер, и только он должен был вернуться.

– А если он мертв?

– Тогда я поговорю с Гатоном о капитуляции прежде, чем кто-нибудь пострадает. Ринди наверху… в критическом состоянии. Я хочу получить разрешение на его эвакуацию.

– Мы ничего не имеем против Прелата. А если Палатон жив?

Йорана подняла голову.

– Он сумеет навести порядок лучше тебя, и ты это знаешь. Он отошлет их обратно.

– Тогда почему я должен позволять ему приземлиться?

– Потому что время для переворота еще не пришло.

Рот Малаки исказился в кривой улыбке.

– Ты так самоуверенна, Йорана, – он задумался. – Я соглашусь выполнить твою просьбу… при одном условии.

– Каком?

Малаки без слов вложил в ее руку крохотный сосуд. Йорана взглянула на него.

– Дай это Палатону. Подари нам ребенка от него.

Она с трудом сглотнула и сжала в ладони сосуд. Это будет неважно, если Палатон мертв. А если он жив… там будет видно. Малаки понял ее ответ сразу же, как только она закрыла ладонь. Он вернулся к саням и включил их.

– У нас мало времени, – предупредил он. Йорана забралась на сидение позади него.

– Обойди его сзади! – голоса Палатона перекрыли шум двигателей.

– Что? – Руфин искоса взглянула на него. – Ты спятил?

– Нападай! Он этого не ожидает. Прими игру.

Чоя в отчаянии покачала головой и пробормотала: «Какого черта!» Она прибавила скорость и перевела глиссер на ручное управление, отключив автопилот. Машина мгновенно подчинилась ее приказам.

Палатон вздрогнул от резкого движения, но не отвел глаз от экранов. Они находились у самого Чаролона, почти над летным полем, и экраны заполнял текст запросов, на которые он не мог ответить. Кроме того, он заметил, что полосы заняты, заполнены инфракрасным излучением, присущим только телам чоя.

Простолюдины буквально улеглись по всему аэродрому, чтобы завладеть им.

Глиссер не мог приземлиться на участке размером с ноготь и не мог продолжать уклоняться от атак истребителя. Вскоре Руфин придется увести его вниз. Палатон открыл карту, затем внимательно осмотрел окрестности и обнаружил ремонтную полосу – по-видимому, пустую. Дорожки здесь были короткими. Руфин придется резко тормозить. Приземлиться там было почти так же сложно, как на поле, заполненном живыми телами.

Глиссер затрясся.

– Он увернулся, – с сожалением произнесла Руфин.

– По крайней мере, ты отвлекла его внимание, – Палатон вывел на пульт координаты. – Ты сможешь посадить нас здесь?

– Если только мы не развалимся на куски к тому времени, как начнем снижаться, то смогу.

– Давай я буду отстреливаться.

– Я думала, ты об этом не попросишь, – Руфин перевела на его пульт контроль за оружием и обратила все внимание на маневры.

Палатон пробежал пальцами по пульту. Без бахдара он чувствовал себя непривычно, ничто не подсказывало ему, когда следует открыть огонь. Прицел оказался на уровне его левого глаза, обычно Палатон пользовался правым, но прежде он никогда не летал вторым пилотом. Пока он привыкал к сетке прицела, истребитель перед ним резко вильнул и скрылся из виду.

Но он понял, где появится истребитель прежде, чем приборы показали его.

– Дай вправо! – крикнул он Руфин и навел прицел.

Она не ответила. Глиссер рывком метнулся в сторону, повинуясь ее руке. Истребитель из Голубой Гряды возник там, где его ждал Палатон.

Два залпа раздались почти одновременно.