5. Расчистить себе путь
Почему же при всех преимуществах, которые сулит открытый тип мышления, столь многие руководствуются закрытым? Соблазнительно было бы обвинить трудные обстоятельства или гнет проблем. Однако, судя по нашему опыту, основная причина, по которой люди отказываются от открытого мышления, в них самих. Главная проблема – это мы.
Возможно, сейчас вы находитесь в таких обстоятельствах, что это заявление кажется наивным. Например, вам трудно работать под руководством нынешнего шефа, вы под каблуком слишком критически настроенной супруги или испытываете серьезные проблемы во взаимоотношениях с детьми. Может быть, вы стоите на краю финансового краха, а карьера зашла в тупик. Возможно, именно поэтому вы считаете, что обстоятельства подталкивают к закрытому мышлению. Если это так, мы хорошо вас понимаем. Мы проходили через это сами.
Но нам посчастливилось знавать людей, которые, несмотря на собственные проблемы, смогли проложить путь к открытому мышлению. И мы свидетели того, насколько это пошло им на пользу. Один из таких – Крис Уоллес. Семнадцатилетняя девочка однажды сказала ему, что тип мышления – это его выбор, какими бы серьезными ни были проблемы. Мы благодарны Крису за то, что он дал согласие на публикацию его истории. Она носит глубоко личный характер, но уроки, которые можно из нее извлечь, применимы в любых обстоятельствах и, как мы полагаем, для каждого.
В душный августовский день 1967 года шестнадцатилетний Крис косил сено на семейном ранчо Санта-Маргарита в Неваде, названном отцом в честь жены Маргарет. Это был большой прекрасный участок площадью 1600 гектаров в 160 километрах к юго-востоку от Рино. Ранчо посередине пересекала река, по берегам которой росли тополя, так и маня отдохнуть от монотонной тяжелой работы и жаркого солнца Невады. В тот день Крис работал на валковой жатке – машине, которая срезает сено и формирует его в узкие валки. Итак, он сидел за рулем и жаловался сам себе на отца.
Нэйт Уоллес вырос на пшеничной ферме в Северной Калифорнии, где стал одним из первых пилотов самолета-опылителя в штате. Они с Маргарет поженились вскоре после знакомства в Карсон-Сити, вместе приобрели частный аэропорт в Рино и управляли им. Через несколько лет они выгодно продали аэропорт, а выручку вложили в три участка земли, которые и объединили в ранчо Санта-Маргарита. Таким образом, Нэйт вернулся к корням. Для Криса и других детей ранчо было как символом социального статуса, так и источником утомительной череды бесконечных обязанностей.
Когда Крису было 14 лет, возможность покинуть ранчо представилась ему в образе богатого дядюшки Дика, приехавшего из Пенсильвании.
– Я хочу взять с собой Криса и показать ему Восток – города, музеи, места Гражданской войны, познакомить с двоюродными братьями и сестрами и рассказать о возможностях бизнеса, – сказал он как-то вечером за обедом отцу Криса. Упомянутый бизнес был связан с одной из компаний Нельсона Рокфеллера, президентом которой и был дядя Дик. – Думаю, это подготовит Криса к большим свершениям, – добавил дядюшка.
Это заявление поразило юношу. Он вырос на историях богатства и успеха семьи матери, но никогда не бывал на Востоке, чтобы самому в этом убедиться. Он с трудом сдерживал возбуждение, рисуя себе жизнь вдалеке от пыльных дорог и бесконечных полей Санта-Маргариты. Он повернулся к отцу и в нетерпении ждал его ответа.
Нэйт дожевал жаркое, промокнул рот салфеткой и покачал головой:
– Это щедрое предложение, Дик, но мы не можем на это пойти.
Душа Криса, воспарившая мгновением раньше, ударилась о пыльную пустынную реальность, которая внезапно оказалась одновременно потолком и тюремной камерой. Крис молча смотрел в свою тарелку и чувствовал неприязнь, которую пробудил в нем отец своим ответом.
Гнев его дошел до такой степени, что он внезапно вскочил и выбежал из дома. Отец вышел за ним, но Крис не хотел говорить и спрятался. Он считал, что отец только что приговорил его к той жизни, которую он вдруг возненавидел. Юноша укрылся на крыше водокачки и сидел там еще долго после того, как отец прекратил поиски.
Заканчивая скашивать дневную норму люцерны, Крис продолжал прокручивать в голове события того вечера. За прошедшие с той поры два года он отдалился от отца. Юноша выполнял все необходимые повседневные обязанности, но ничего не предлагал сам – ни слов, ни дополнительных усилий, ни понимания, ни благодарности. Заканчивая с основными делами, он исчезал в прибрежной поросли, пытаясь уйти от жизни и погрузиться в книги, взятые из отцовской библиотеки.
Пока Крис не обращал ни на что должного внимания, финансовая ситуация в семье стала тревожной. Дядя Дик предлагал взять на себя растущее долговое бремя, но отец Криса резко отказывался от любой помощи. Вместо этого он в конце концов вынужден был уступить огромные поля Санта-Маргариты соседу на унизительных условиях – в обмен на небольшое ранчо в 65 гектаров и поле для гольфа с девятью лунками. Из-за неминуемой потери владений Крис стал считать себя и свою семью деревенскими простачками, что стало для него еще одним поводом ненавидеть отца.
Подходя в тот самый вечер к дому, Крис услышал, что родители ссорятся. Ему никогда еще не доводилось быть свидетелем подобного. Крис открыл дверь и как раз увидел, как отец ударил мать – эта сцена оказалась для Криса еще более ужасной, чем звуки скандала. Праведная обида за мать стала искрой, которая подожгла ту опасную неприязнь к отцу, что уже два года бурлила в нем. Он бросился в спальню родителей и схватил отцовский пистолет. Мертвенно-бледный, с безумными глазами, он выгнал отца из дома.
Два месяца спустя настала ночь, которая навсегда изменила жизнь Криса. Он уже лег спать, когда его разбудили два громких звука – выстрел и падение тела на пол. Проснувшись, он узнал, что отец застрелился из того самого пистолета, который Крис когда-то обратил против него.
Старший брат вбежал в его комнату, чтобы рассказать о трагедии, но Крис не испытывал желания идти в спальню родителей. Из холла ему была видна нога отца, и этого оказалось достаточно. Его гибель принесла юноше облегчение.
Смерть Нэйта Уоллеса, однако, оказалась тяжелым испытанием для семьи, которая и так переживала серьезные трудности. Крис винил отца во всем – в разорении, в том, что тот оставил мать разбираться во всем одну, а также в том, что он вызвал шок у семьи и сделал их отщепенцами. Крис был поглощен собственным гневом.
Во всем, что шло не так, он приспособился винить отца. Бросила девушка? Виноват отец. Проблемы в школе? Виноват отец. Неопределенность с будущим? Что можно ожидать от безотцовщины – парня, которому не с кем посоветоваться?
Когда Крис ложился спать, отец портил даже его сон. Юноше часто снилось, как тот стоит у дома, на парковке или на поле. Но пока Крис добирался до этого места, отец исчезал. Каждую ночь сценарий повторялся: отец бросал его снова и снова.
Крис быстро понял, что все будут ему сочувствовать, если он примется рассказывать историю о самоубийстве отца и о том, как тот продолжает являться ему во сне.
Тип его мышления стал меняться, когда как-то вечером он поделился своей бедой с семнадцатилетней девушкой, которую мы здесь назовем Энн (самому Крису тогда был 21 год). В отличие от предыдущих его знакомых, она отреагировала совершенно по-другому: слушая рассказ, хихикала.
– Почему ты смеешься? – возмущенно спросил Крис.
Энн ответила не сразу.
– Ничего смешного в этом нет, – промямлил Крис. – Чего ты смеешься?
– Твой отец ведь уже умер? – отозвалась она.
Крис молчал.
– Так что за все, что происходит в твоей голове, отвечает не он, а ты. Это твои сны.
Эта идея раньше никогда не приходила Крису в голову. Он задумался.
Энн продолжила:
– Если бы ты мог его догнать, что бы сказал?
– Я объяснил бы ему, что он сделал не так, – ответил Крис, начиная раздражаться. – Уж я бы ему все втолковал – как он навредил маме и нам.
Энн почесала в затылке.
– Интересно. Во сне ты не позволяешь себе спорить с отцом. Возможно, на каком-то уровне ты не хочешь причинить ему еще больше боли.
Эта мысль оказалась для Криса настолько новой, что он с трудом смог ее переварить. Прежде он и не задумывался, что у отца тоже были проблемы. Криса интересовали только его собственные.
– Так что я должен ему сказать в таком случае? – спросил он.
– Не знаю, – ответила Энн. – Может быть, стоит извиниться за то, что ты ненавидел и презирал его все эти годы.
Крис взорвался:
– Если кто-то и должен извиняться, так это он! Он разрушил мою жизнь.
– Нет, Крис, – ответила она. – Он разрушил свою жизнь. А ты разрушаешь свою.
На это у Криса даже не нашлось ответа, и он в ступоре отошел.
Он продолжал думать о том, что сказала ему Энн, и отец не посещал его во сне целых три недели. Затем все же приснился: он шел по другой стороне улицы. Когда Крис заметил его, отец нырнул в магазин хозтоваров. Быстро перейдя улицу, парень последовал за ним. Магазин оказался не пустым, как было бы в любую другую ночь ранее: отец стоял всего в полутора метрах от него. Впервые за много лет они оказались наедине.
Что он скажет отцу?
Во сне Крис последовал совету юной Энн. Он извинился, и они с отцом обнялись.
Проснувшись, парень понял, что испытывает совершенно новое ощущение: ему не хватает отца. Тоска по нему пришла на смену былой горечи.
И эта тоска, как оказалось впоследствии, не отпускала Криса всю жизнь – все сорок пять лет. Рассказывая о произошедших с ним переменах, он сделал важный вывод: «Мы убеждены, что наши чувства и мысли, касающиеся других людей, вызваны тем, что эти люди сделали или не сделали, их нечуткостью или критичностью по отношению к нам. Но одна девушка семнадцати лет объяснила мне, что это не так. Я вижу людей так, как вижу, потому что это мой выбор».
Когда его спрашивают, не значит ли это, что он всего лишь простил отца за все трудности, возникшие по его вине, Крис не уклоняется от ответа: «Нет, я просто перестал давать себе поблажку. Это не значит, что я простил отца. Я вижу ошибки, которые он допускал, в особенности одну, ужасную, о которой он, я уверен, пожалел в тот же момент, когда совершил ее, и которая изменила все. Но я больше не делаю акцента на его ошибках, как раньше, ведь это значило бы отрицать собственные».
Когда Криса спрашивают, какие именно ошибки сделал он сам, тот чуть не плачет: «Я не видел собственного отца. Просто смотрел мимо. Меня интересовало только то, что хотелось делать самому. Я никогда не пытался понять, сколь тяжело его бремя – огромный долг и потребности большой семьи. Наверное, подростком я многого не мог понять, но ведь даже не пытался. Нисколько. Если бы я попробовал, – продолжает он, – вероятно, смог бы понять: отец отказался отпустить меня с дядей Диком не потому, что хотел разрушить мое будущее, а потому, что я был нужен ему и семье. Может быть, отчасти из-за того, что не хотел пропустить годы моего взросления. Кто бы мог просто встать и помахать рукой младшему сыну, которому всего четырнадцать? Я бы не сумел. И он тоже. – При этой мысли Крис качает головой. – Я сердился на отца за то, что он не заботится обо мне, хотя, скорее всего, его действия были продиктованы чрезмерной заботой. Но я этого не видел. И не дал отцу ни одного шанса объясниться. Мне было не нужно другое мнение по поводу его поступка. Я просто отвернулся от него и замкнулся в себе.
Итак, вы спрашиваете, какие ошибки я допустил? – переспрашивает Крис, глядя прямо в глаза собеседнику. – Я ошибся, сосредоточившись на себе одном, и в результате пропустил или неправильно понял многое из того, что проходило вокруг меня. Каждый день думаю: как пошли бы дела у семьи, веди я себя иначе».
Как мы говорили в , интерес к проблемам других отличает человека с открытым мышлением от тех, кто руководствуется закрытым. Если мой тип мышления – открытый, я думаю о людях, мне небезразличны их цели и потребности. Я вижу в них тех, кому могу помочь. Если же мышление закрытое, я поворачиваюсь спиной к другим, и меня не волнуют их нужды или задачи.
Такое отсутствие интереса, кажется, делает жизнь проще, но ничто не может быть дальше от истины. Нежелание замечать других или проникаться их интересами требует суровой личной и общественной платы: я чувствую, что должен оправдываться за то, что никого не замечаю.
Я нахожу себе оправдание, сосредоточивая внимание на реальных и воображаемых ошибках окружающих. Самооправдание и обвинение других дорого обходятся в личном и социальном планах. Я начинаю ценить чужие неудачи, так как они извиняют меня за то, что я им не помогаю. Я уважаю и свои проблемы, как Крис, – они доказывают, что другие причинили мне зло.
Посмотрим, как это происходит. Представьте следующую ситуацию. Допустим, у меня есть коллега по имени Лори. И как-то мне на глаза попадается информация, которая может очень помочь в работе. Допустим также, что, согласно моему представлению о потребностях и целях Лори, эта информация будет полезна и для нее. Если я обладаю открытым мышлением, то понимаю, что успех организации зависит не только от моего успеха, но и от достижений моей коллеги, и считаю себя обязанным дать ей шанс тоже преуспеть. Поняв, что Лори поможет эта информация, я сам захочу ею поделиться.
Но не обязан. Выбор все еще есть. Что будет, если я решу не делиться этими сведениями? Что, по-вашему, произойдет в этом случае с моим типом мышления?
А если Лори однажды сделала то, что мне навредило? Когда я начинаю рассматривать возможность не делиться с ней информацией, могу ли припомнить случай, когда она мне не помогла? А если у нее какие-то раздражающие меня привычки? Не начну ли я думать, как сильно она способна выводить из себя?
Может быть, я не так хорошо знаю Лори. А поскольку я ее не знаю, это позволяет широко фантазировать, какой она может быть на самом деле. Какое представление о Лори упростит мое оправдание того, что я не поделюсь информацией? Трудолюбивая она или ленивая? Достойная доверия или ненадежная? Готова помочь или неохотно идет на сотрудничество?
В рамках закрытого мышления мое восприятие Лори искажено таким образом, чтобы это помогло оправдать мое решение ей не помогать. Я буду акцентировать внимание на всем в ситуации или в ней самой, что даст мне соответствующее объяснение. Например, могу сказать себе: «Она не помогает мне. И вообще очень раздражает. Ей нельзя доверять: у надежных, достойных доверия людей так глаза не бегают. Кроме того, если бы она работала лучше, то нашла бы эти сведения и сама. Нет, это не пойдет на пользу компании. Если я поделюсь с ней сведениями, это станет ошибкой». Внутренний диалог и то, как я настроил себя против Лори, обеляют мой выбор.
В подобном же свете Крис видел своего отца. С точки зрения юноши, в рамках его закрытого мышления, отец был виноват во всем, что пошло не так в его жизни. По мнению Криса, он сам делал все что мог в соответствующих обстоятельствах.
Тип его мышления стал меняться, когда он начал видеть проблемы не только свои, но и отца. В такой ситуации это был непростой шаг. Но со временем Крис смог частично переключить внимание, не обвиняя отца, а пытаясь понять. Это позволило выйти из темного и тесного угла, на жизнь в котором он обрекал себя.
Подумайте о собственных ситуациях. Много лет Крис не учитывал потребностей, тягот и забот родителей. Есть ли в вашей жизни, как личной, так и профессиональной, люди, чьи нужды, цели и проблемы предпочитаете не видеть вы? А есть ли другие – те, для кого вы открыты, кем интересуетесь, кого понимаете, по отношению к которым проявляете любопытство?
Сравните эти отношения: какие отличия в ощущениях и действиях? Перекладываете ли вы во внутреннем диалоге вину на кого-то, занимаетесь ли самооправданием? В каких отношениях замечаете эту склонность к обвинению других и обелению себя – когда вы заинтересованы в потребностях, целях и проблемах окружающих или же наоборот?
Опыт Криса предполагает, что главные проблемы в нашей жизни возникают тогда, когда мы не позволяем себе заметить человеческие качества других. И эта истина обнадеживает. Это значит, что мы, как и Крис, способны избавиться от искаженного восприятия, которое препятствует нашим взаимоотношениям с окружающими. Мы можем положить этому конец.