Летнее небо
Как акварель по влажному листу
Палитры всей оттенки, переливы.
В движеньи, изменяет красоту.
До умопомрачения красиво!
Меж серых облаков белеют перья,
Луч солнца золотит фарфор небес,
Любого, отвращая от неверья,
Кто видел розовый узор вечерних месс.
Летний дождь
Листва, от жары потускневшая,
Небо, весь месяц синевшее,
Устали от солнечных пут.
И люди, давно загоревшие,
От солнца осоловевшие.
Дождя с нетерпеньем ждут.
Солнце светит уставшее.
Травы, сухими ставшие,
Словно шепнуть хотят:
«Что ж ты, прогноз запоздавший,
Дождик нам обещавший,
Не мог не соврать опять?»
Вдруг тучи, вмиг посеревшие,
От ветра совсем одуревшие,
Собравшись в дальний путь,
На кроны, потускневшие,
Не надолго присевшие
Как будто отдохнуть.
В секунды потоки, шумящие,
И капли, по крышам стучащие,
Прибили траву и кусты.
Сады, с облегченьем вздохнувшие,
Словно уже отдохнувшие,
А тучи светлы и пусты.
Туман
В тумане призрачного дня
Весны начала
Я вспоминаю все, что жизнь
Мне обещала:
Все, что сбылось и не сбылось,
Что было шуткой,
А что в душе оставит след
Лишь прибауткой.
Туман снаружи и внутри,
Ни зги не видно.
А это, что ни говори,
Вдвойне обидно.
И лишь надеждою живу,
Что тонкий лучик,
Чтоб мне дорогу указать,
Пробьет все тучи.
И сквозь тумана молоко
И призрак ночи
Развеет эту пелену,
Что застит очи.
Вступление в весну
Обнаженных деревьев терновый венок
Новорожденный лист покрывает.
Понемногу весна в ей назначенный срок
Во владенье природой вступает.
И замерзший комок обнаженной души,
Завернувшейся в теплую шаль,
Словно старый сверчок из-за русской печи,
Напевает, зовя тебя вдаль.
Зайчик солнечный в дом, заскочив на часок,
Поиграл в догонялки с тобой,
И в песочных часах ставший желтым песок
Разбежался веселой струей.
И веселой улыбкой, ожив в зеркалах,
Вдруг растянутся губы твои,
Словно солнечный зайчик, оставшись в глазах,
Освещает их светом любви.
Осень
Ярким цыганским платком
Осень на плечи легла.
С теплым высоким костром
Ночь и тепла, и светла.
Словно вломился восток
С пышной своей красотой
В северный воздуха ток
Нынче осенней порой.
Звоном цыганских монист
Воздух вокруг напоен.
Взглядом и взмахом ресниц
Каждый прохожий пленен.
Где изначальный исток?
Тихой лесною тропой
Листьев струится поток
Яркой цыганской толпой.
Снова осень
Нынче осень пасмурно-сера.
Даже листья цвета не меняют.
Их ветра лишь пылью покрывают:
Опадает серая листва.
Нынче осень пасмурно-сера.
Нету солнца, холодно и сыро.
Да и летом тоже знобко было…
Осень, не достойная пера.
Нынче осень пасмурно-сера.
Всех трясет осенняя простуда.
Словно зыбь воды пустого пруда
Сотрясают ветра веера.
Нынче осень пасмурно-сера.
Зеркало дождя
В мутном стекле дождя
Свет фонарей плывет.
Чтобы найти себя,
Надо идти вперед.
Плавают облака.
В лужах дрожат дома.
И я дрожу слегка:
Видно схожу с ума.
Сквозь пелену пройдя,
Стану сама собой…
Вижу саму себя
В плёнке зеркальной той.
Одежды весны
Солнце почти палит.
Ночи совсем без сна…
Ситцем новой листвы
В город пришла весна.
Тонкой вуалью дым
Майского пикника…
Шёлком шуршит трава
В зарослях ивняка.
Свитером кашемир
Первых лесных цветов
Кутает юный мир
Ярких весенних снов.
Волшебство белой ночи
Инопланетный фейерверк сирени
Развеивает белой ночью сон.
А люди белой ночью молодеют,
И каждый, словно в юности, влюблен.
Влюблен… В кого, во что неважно…
Романтикой наполненные дни
Несутся в небо, словно змей бумажный,
Бросая с неба ярких звезд огни.
Волшебный мир кружится в разноцветье
И разнотравье полевых цветов,
Освобождая души от столетий
Обыденности тяжких кандалов.
Осенний лес
Золотом разных проб
Выткан лесной ковёр.
Хвойной лесной иглой
Вышит на нём узор.
Шёпотом шелестя,
Освобождает ум
Мягкий лесной ковёр
От недостойных дум.
Тихо в душе молясь,
По лесу я бреду:
«Господи! Отведи
От всех родных беду!»
Осенний дождь
Дождь сплошной пеленой…
Словно дышу водой…
Вовсе не видно дня
Через пунктир дождя.
Серый-пресерый свет,
Даже просвета нет…
И, отблестев вчера,
Тряпкой висит листва,
Дождь размывает цвет:
Золота больше нет…
Кажется, что всегда
Будет везде вода.
Лист осветив лучом,
Солнце идет бочком.
Медленно из-за туч
Тонкий пробился луч.
Капелькой золотой
Дождик на лист пустой
Падает и звенит.
Золотом лист блестит.
Осенняя непогода
Брови туч плотно сдвинуло небо,
И без проблеска плачет весь день…
И не надо ни зрелищ, ни хлеба,
Даже из дому вылезти лень.
Небо плачет, и по боку планы,
Лишь бы, вжавшись в подушку, рыдать.
Наплевать и событья и страны…
Силы ватному телу где взять?
Осень дышит туманом в затылок,
Даже день превращается в ночь.
Все вокруг в стылой влаге застыло,
И никто нам не может помочь.
Может завтра веселое солнце
Не согреет, но будет сиять,
Но сегодня гляжу сквозь оконце,
Продолжая надежду терять.
И преследует чувство былое,
Что навек непогода и грязь,
Что и снег ни за что не закроет
Эту тёмную мокрую вязь.
«Плачет холодный дождик осенний…»
Плачет холодный дождик осенний,
Плачет с досады, а не со зла…
Холодно бедному в зимней вселенной.
Каждая капля промерзла до дна.
Он бы и рад в каждой луже разлиться,
Да ударяются капли об лед.
Дождику это обидно, и мнится
Дождику, будто он соткан из звезд.
Звезды, конечно, покрепче, чем капли.
Звездам не страшен осенний ледок.
И продолжая звездами капать,
Он успокоился. Видно, промок.
Ощущение зимы
Руки к небесам в безмолвной молитве
воздевают деревья, чуть скрипя,
словно гаммы играют на альте.
Приглушая даже шаркающий звук шагов
вытертым до черных дыр
белым покрывалом на асфальте,
Невозможная тишина зимы, съедая свет
и звук, вступает в свои права.
Черно-белой мозаикой смальты,
лед и снег замораживают всякие чувства,
вгоняя в гипнотический сон,
засыпая глаза снежным тальком.
«Седая старуха зима…»
Седая старуха зима…
И космы седые в лицо…
Метель меня сводит с ума.
Сдувает мое пальтецо.
Меж белых сугробов машин
Спешу поскорее домой.
Следы от проехавших шин.
Сосулек узор кружевной.
Как вылезший старый ватин
На ветки налип белый снег.
Все вижу сквозь тонкий сатин,
Метелью залепленных век.
Солнечный зимний день
Словно вышитый ярким бисером
Снег под солнцем периной лежит
И сугробов подушками взбитыми
Нас волшебными снами манит.
Там приснятся нам ландыши белые
И березовых почек тепло,
И апреля тепло скороспелое,
Когда с крыш, наконец, потекло.
Будут сниться сирени пушистые.
Белой ночью наполнится сон.
А жасмина снежинки небыстрые
О метелях напомнят потом.
Будет август манить звездопадами,
Теплым ветром, грибами, дождем.
В осень теплую и листопадную
С новым сном мы с тобой попадем.
Будем нежиться в мягкой постели
Под журчанье реки подо льдом.
Вспомним зиму, снега и метели…
Что ж… Пожалуй, мы дальше пойдем.
Жаркий июнь
Средь зеленого жаркого марева,
будто летнего зренья обман,
вижу белые вьюги из ландышей
и сиреневых ливней туман.
Пахнет воздух цветов парфюмерией,
соловьиною песней звенит,
и полночное солнце бессонное
до полудня стремится в зенит.
Ночи нет — только долгие сумерки,
и немного спадает жара.
Солнце с месяцем в небе встречаются,
поболтать ни о чем до утра,
чтоб на утро расстаться подругами.
К новой встрече зажгут фонари.
Месяц спит, ну, а солнце бессонное
вновь горит от зари до зари.
Белой ночи сигаретный дым
Ясной белой ночи сигаретный дым
затянул лишь недавно горевшее небо.
Воздух, будто сгустился, стал словно седым.
Пахнет коркой чуть-чуть подгоревшего хлеба.
Жаркий день отступил лишь на пару шагов.
Ночь пришедшая дарит немного прохлады.
Краски лишь потускнели на пару тонов.
Птицы громко поют, словно жаждут награды.
Я своей сигаретой добавлю дымка,
будто вклад свой внесу в эти белые ночи.
Нету сна. Голова лишь кружится слегка.
С этой ночью душа расставаться не хочет.
Питерский моросящий дождь
Чуть блестят купола через морось дождя.
Город прячет глаза за вуалью тумана.
Дождь-художник, лишь чуть силуэт обведя,
подчеркнул красоту его стройного стана.
Водяной паутинкой сверкает листва,
Словно патины нежной серебряной пленкой.
Свет рассеян, как дым сигареты, слегка,
будто город накрыли прозрачной клеенкой.
И безумную нежность рождает душа,
и совсем не мешает намокшая челка.
Песня города в ритме дождя хороша,
и дробятся дома в луж зеркальных осколках.
Сентябрьская хандра
Небо сыплется мелким бисером,
как стеклярусом со стола…
Перемешаны, словно миксером,
Накопившиеся дела.
Падает листва,
Копятся дела,
Дни бредут едва,
Осень залила…
Силы осенью осыпаются,
как с деревьев пожухлый лист.
И глаза едва открываются…
Звуки все, словно ветра свист.
Падает листва,
Копятся дела,
Дни бредут едва,
Осень залила…
Где-то прячется за туманами
Золотого листа метель.
И с утра уже, словно пьяную,
Ждет неубранная постель.
Падает листва,
Копятся дела,
Дни бредут едва,
Осень залила…
Подарите мне солнце осени,
золотисто-багряный всплеск,
небо, чтоб в облаках, но с просинью,
чтоб в глазах отражался блеск.
Падает листва,
Копятся дела,
Дни бредут едва,
Осень залила…
Небо сыплется мелким бисером,
как стеклярусом со стола…
Перемешаны, словно миксером,
Накопившиеся дела.
Осень в городе
Золото куполов,
золото ярких крон…
Ярких лучей улов,
струек дождя наклон.
Струйки дождя снуют
линзами по стеклу,
ритм барабанный бьют,
будят нас поутру.
Графика будних дней,
живописью ковер…
Солнце грибных дождей,
листьев цветной узор.
«В тяжелом золоте листвы дождь…»
В тяжелом золоте листвы дождь.
Порывы ветра и озноб сплошь.
Гусиной кожей по воде дрожь.
Сплошные лужи. Не пройдешь…
Но я бреду сквозь пелену прочь.
И уж почти сменила день ночь.
Как эту осень можно превозмочь?
Мне пережить ее невмочь.
«На душе и на улице слякоть…»
На душе и на улице слякоть,
хлещет дождь, опадает листва.
Лишь проснешься, уж хочется плакать,
и шевелятся мысли едва.
Снова золото осень теряет,
тонут листья во впадинах луж.
Холодает, опять холодает.
В голове остается лишь чушь.
Ветер гонит последние мысли,
из души изгоняет тепло.
И последние капельки смысла
я теряю с теплом заодно.
Февральская зарисовка
Серой грязью набухший снег,
мелкий дождь и капели душ,
и совсем не весенний бег
нас несет по дорожке луж.
А недавно под солнцем дня
белый снег ярко пах весной.
Но без солнечного огня
лужи пахнут зимой стальной.
Ни апрельской капели стук,
ни дожди, ни мокрый асфальт
не прогонят из сердца вьюг,
если в сердце седой февраль.
Мартовская зима
Снег опять засыпает весну
и поземкой бежит по дороге.
Вновь с утра меня клонит ко сну,
и рабочий режим неудобен.
Солнце скрыто за серостью туч,
а вчера еще было так ярко.
Снова серость и снежная муть,
и душа солнца ждет, как подарка.
Снова графика линий вокруг,
лишь во сне живописная сказка,
и зимы нескончаемый круг
протянул мне ледовую маску.
«В дымке зимнего апреля…»
В дымке зимнего апреля,
на ветру
я дрожу и цепенею…
на бегу.
Небо на голову сыплет
снег иль дождь,
ветер гонит по дороге…
не свернешь…
Мерзнут руки, мерзнут ноги
мерзнет мозг.
И сечет мне щеки ветром
снег из розг.
Я в весну уже не верю
и всерьез
жду, что летом тоже будет
снег… из роз.
Золотая осень
Осень давит непогодой и долгами,
невозможностью за лето зацепиться.
Но засыпав мир сусальными листами,
в редком солнце выступает, как царица.
Забываешь, обо всем вдруг забываешь:
о тоске, о ливнях с громом и беде…
Понимаешь в свете солнца, понимаешь,
красота теперь разбросана везде.
Терапия ярких красок тоже лечит.
Пурпур с золотом и зелень за окном.
Лист цыганскими платками гонит ветер,
стелет под ноги раскидистым ковром.
И играешь, как ребенок ты играешь
на ковре из палых листьев и травы…
Вспоминаешь, свое детство вспоминаешь,
когда мир с тобой и с миром ты «на ты».
Небеса расшиты крупными стежками:
это птицы улетают зимовать.
Скоро ляжет снег огромными горами…
ну а птицам, птицам надо выживать.
И шурша, по ярким листьям ты гуляешь,
красоту запоминая, и грибы
долго ищешь и в корзинку собираешь…
Если б осень задержалась! Если бы…
Снег
Машины медленно плывут,
и тих проспект,
рекою белою бежит,
не тает снег.
И словно белый звездопад,
снежок кружит.
Он белой ночи яркий свет
наворожит.
Не небом светлым, а землей
прекрасна ночь.
Быть может, даже суету
прогонит прочь.
Машины медленно плывут,
и тих проспект,
рекою белою бежит,
не тает снег.
Ощущение весны
Улыбкою Чеширского кота
опять повисла в воздухе весна.
Она смеется где-то в вышине
в холодной, белой зимней тишине.
И, несмотря на зимний гололёд,
ты точно знаешь, что она придёт.
Придет, когда, отплакав весь апрель,
в улыбке солнца высохнет капель,
или когда из липких почек враз
вдруг выглянет зеленый листик-глаз.
Ну, а пока мы будем кофе пить
и глупости друг другу говорить.
Чтоб растопить в сердцах кусочки льда,
полезна нам такая ерунда.
Апрель
По весеннему брызжет солнце,
сладкой ватой ложится снег.
И не жалко зимы нисколько,
сердце вновь начинает разбег.
На душе по-весеннему ясно,
ветер тьму разгоняет быстрей,
Даже если совсем ненастно,
всё равно наступает апрель.
Обознаешься и на солнце
за цветы принимаешь снежок,
яркий лучик в вечернем румянце —
в ночи белые первый шажок.
Летний день
Батик неба, расписанный кронами,
тонким шёлковым шарфом летит.
Облака за прозрачными фонами
прячут солнышка жёлтый магнит.
Сосны ввысь устремились колонами,
и ажуром березы манят.
Птицы пенье наполнили стонами,
бубенцами цикады звенят.
Волны берег ласкают барашками,
замки лепят на мокром песке.
И раскрылись ракушки фисташками,
белый парус мелькнул вдалеке.
Ливень
В печке огонь горит,
дождь за окном шумит…
Ливень стоит стеной,
дарит огонь покой.
Ливень сильней, чем душ,
словно играет туш.
Глухо ворчит огонь,
печка — рукой не тронь…
С неба течет вода.
Может потоп? Беда…
В доме же печь, тепло,
сухо, легко, светло.
Выдержит старый дом,
выстоит под судом
льющей с небес воды?
Или мне ждать беды?
Остатки лета
И снова грибы мне снятся во сне,
и вновь на подходе холодная осень,
и солнце за тучами прячется вдруг,
едва освещая полосочку-просинь.
Замерзшие пальцы играют ноктюрн,
осенний ноктюрн беловатого солнца,
и капель холодных осенний аккорд
меня пробирает до самого донца.
Скрипичные струны холодных ветров
звенят, словно плохо настроен оркестр.
Дожди не несут ярких солнечных снов,
а лишь пополняют кошмаров реестр.
И кажется будто с осенней листвой
ты всё потеряешь: покой и надежду…
И жизнь представляется глупой игрой,
а осень меняет на людях одежду.
Поздняя осень
Как уставшая дама, умывается осень,
свой вечерний смывая золотой макияж,
и пурпурный наряд прямо под ноги сбросив,
обретает под ветром в наготе свой кураж.
Бьются ветки, как руки, под косыми дождями,
под ветрами теряя перстни с пальцев-сучков,
и в ознобе, как шаль, снег зимы призывают,
чтоб застыть до весны пустотою зрачков.
«Так хочется кофе, ванили, корицы!»
Так хочется кофе, ванили, корицы!
Наверно, зима уже в окна стучится.
Придёт с белым снегом без цвета и вкуса,
с деревьев снимая серёжки и бусы.
Холодных брильянтов прозрачные льдинки
украсят снегов оренбуржских косынки.
Зеркальные лужи, их снежные рамки,
коньки или лыжи, шары и подарки.
Сосулек хрусталь, как стена, пеленою…
Понюхай! Они уже пахнут весною.
Как только стекут голубыми слезами,
весна подберётся проталин шагами
и встанет в зелёном своём одеяньи,
всех нас заставляя застыть в ожиданьи
тепла и цветов, ярких солнечных бликов,
приветствуя лета приход птичьим криком.
Осенний питерский дождь
Дождь… Грустный дождь бежит по городу с утра.
Что ж… поздней осенью, наверное пора.
Осень… И озноб деревья голые трясёт.
Очень мокрый лист по городу несёт.
Снова ветром дыбится озябшая Нева,
и готовы к подтопленью острова.
Под землёю люди греются в метро.
Вот уж снова, как ни глянешь, так темно.
Свет уходит, тонет в тучах и дождях.
Цвет исчезнет, звук укроется в садах.
Снег запрячет лужи, воду и траву.
Бег ускорим не во сне, а наяву.
После урагана «Святой Иуда»
Шторм прошёл. Волны были в ударе,
разгоняя до моря залив.
Шторм шумел, как на диком базаре,
а теперь утомился: притих.
Волны присмирели, заурчали,
кошкой ласковой легли к ногам,
не бегут уже в былые дали
поклоняться идолам-богам.
Небо над заливом посветлело,
свет пробил сплошные облака,
и вода, что в воздухе висела,
потеряла ветер-вожака.
Всё затихло, ночь пришла покоем,
В светло-сером небе тишина.
И не спорят больше ветер с морем,
и совсем чуть-чуть видна луна.
Ветрено
Ветер воду нагоняет,
душу теребя,
шарфы, шапки с нас сдувает,
видно, для себя.
Холодно ветру, холодно…
С каждым часом поднимает
уровень Невы,
он водой повелевает,
реки с ним на «Вы».
Муторно ветру, муторно…
Скоро выплеснет Фонтанку
прямо под коней,
да и Мойка, и каналы
всё полней, полней.
Скверно ветру, скверно.
Всё пройдёт, бедняга ветер
дальше полетит.
Заковав в оковы, воду
лёд вернёт в гранит.
Верно, ветер? Ветрено…
Конец ноября
На исходе ноябрь. В ожидании снега
тёмный замерший город промок под дождём.
И воткнув свои шпили в промозглое небо,
на себя он глядит в лужах, стянутых льдом.
Хмарь предзимнего неба в серой дымке тумана,
очень скользкий от мороси чёрный асфальт,
воздух полный тревоги, тоски и обмана
и холодный, как нож, как дамасская сталь.
День почти что исчез в темноте зимней ночи,
растворившись во снах и виденьях людей.
С каждым днём сны длинней, ну, а явь всё короче,
словно здесь колдовал ночи злой чародей.
Межсезонье
Нынче снег посыпает дорожки,
растекаясь по лужам к утру.
И гаишник в стеклянной сторожке,
весь продрог на противном ветру.
Пробегают, дрожа, пешеходы,
в сером небе таится заря,
на асфальте заплатки из снега
тают в свете её фонаря.
Неуютно, темно и тоскливо.
Превращается в лужу сугроб.
Сладким яблоком (белым наливом)
пахнет воздух непонятых снов.
На ветвях овдовевших деревьев
не осталось уже ни листка,
бродят только гнетущие тени,
света мало, и тень коротка.
Впереди ещё время глинтвейна,
ярких свечек живого огня.
Сердце жаждет уюта, прощенья
и морозного зимнего дня.
«Солнце плавит первый снежок…»
Солнце плавит первый снежок,
моет улицы талой водой.
Распоров последний стежок,
снег-заплатки берёт с собой.
И оставив чистый асфальт
согреваться в своих лучах,
с улиц серых смывает фальшь,
ту, что скрыта в тёмных в ночах.
Серебря синеву небес
первородным своим огнём,
придаёт хоть какой-то вес
всё, чем нынче мы все живём.
Дарит зимние вкус и цвет
даже воздуху самому,
выводя нас на яркий свет,
разъясняя нам что к чему.
«Снова в небе не видно рассвета…»
Снова в небе не видно рассвета,
и закат не горит над землёй.
Нет у дня на вопросы ответов,
ночь замкнулась холодной петлёй.
Освещая нас всех фонарями,
замер город в затишьи зимы,
всех нас где-то сплетая корнями,
навевая морозные сны.
«Снег лёг мягким ковром, посветлело…»
Снег лёг мягким ковром, посветлело,
и на ветках висят кружева.
В оренбургский платок белый-белый
неумело оделась сосна.
Вдоль обочин сугробы-машины,
и бегут пешеходы в метро…
Правда, к вечеру эта картина
растеклась, как густое вино.
Снова мокрый асфальт под ногами,
кашей снег посерел и промок,
одеянье деревьев ветрами
в стирку сброшено в мокрый комок.
Так хотелось зимы и мороза,
но лишь ветер нас гонит опять…
Вновь лишь сонный эффект коматоза,
время к осени двинулось вспять.
«Вновь всю ночь наметало порошу…»
Вновь всю ночь наметало порошу,
белым снегом мело и мело.
И рвалось моё сердце из клетки
полетать со снежинками, но…
не дано полетать снегом белым:
превращая всё в лужу к утру,
снег заплакал легко и несмело.
Все забыли ночную пургу.
Только сердце снежинкой танцует,
не ложится на мокрый асфальт,
только ветер всё дует и дует,
да поет не настроенный альт.
13.12.2013, пятница
На растрёпанных ветках вороны,
как декор серо-чёрной зимы,
раскричались так, будто хоронят
наши лучшие снежные сны.
За туманом не видно иного,
ветер шторма гудит в проводах,
наводненьем Нева грозит снова,
брешь за брешью в неровных рядах.
Бьётся сердце неровно и гулко,
вторя ветру и крику ворон,
отменяя любые прогулки,
превращая дыхание в стон.
Бледно-жёлтым буддистским монахом
почти полная в небе луна,
жизнь города скована страхом…
но когда-нибудь грянет весна.
Морозные узоры
В сетях морозного узора
на чисто вымытом окне
искусно скрытое от взора
мерещится дыханье мне.
Запутавшись в морозной сети,
едва заметно на стекле
рисует тоненькие ветви,
цветы, расцветшие во сне.
И распускаются бутоны,
никем невиданных цветов
в однообразье полутона
прозрачно-белых куполов.
Потом, как сны, они растают
и испарятся без следа,
и лишь в душе моей оставят
воспоминанья навсегда.
«Ночью дождь, и весеннее небо…»
Ночью дождь, и весеннее небо
лишь пунктиром коротеньким днём.
Свет от фар на проспекте без снега…
Мрак и город остались вдвоём.
Так темно и совсем непонятно,
где же снег задержался в пути,
он пытался придти многократно,
но теперь и следов не найти.
А на западе нынче сочельник,
ёлки, свечи и дождь проливной…
Будто околдовал старый мельник
всю природу и климат земной.
Затерялась зима по дороге,
не найти ей в Европу пути,
словно гость, что стоит на пороге,
и никак не решится войти.
Ждём мы снега, как зимнего чуда,
словно света далёкой звезды.
И зима обязательно будет,
ведь природа не терпит узды.
Питер ждёт одеянья из снега,
тихо замер в преддверьи зимы…
Белый снег — это вид оберега
от несчастья, от чар и от тьмы.
Мокрозимье
Вновь хочу имбиря и корицы,
шоколада с ванилью хочу…
Не хочу я сегодня напиться,
лишь бесснежье глинтвейном лечу.
Запах пряностей воздух наполнит,
и чуть-чуть опьянит алкоголь,
и заплещутся в воздухе волны,
разбивая досаду и боль.
Мокрый город за тёмным окошком
мёрзнет, молча, под зимним дождём,
и согреться хотя бы немножко
он мечтает под снежным плащом.
Но вода разлилась по асфальту,
а деревья промокли насквозь,
воздух, словно туманная калька,
время года с погодою врозь.
У камина имбирь и корицу
я добавлю в сухое вино,
даже если зима не случится,
кровь по жилам разгонит оно.
Январь
Жизнь течёт, как густой кисель,
в ней, захлёбываясь, тону.
В январе на дворе апрель
я с тоской смотрю в вышину.
Иногда даже утром снег,
словно соль, на асфальте вдруг,
но моргну, и под весом век
тает он будто пьяный глюк.
Серый город и серый дождь,
чёрных веток беззвучный крик,
как угроза, как острый нож,
как не вскрытый ещё гнойник.
В лёгких словно бурлит вода,
зеркала тёмно-серых луж…
Окружающая среда
будто мелкий холодный душ.
Мысли, видно, плывут в воде,
мысли горькие, ни о чём…
Будто быть какой-то беде,
той, что в горле тугим комком.
Очень жду, когда белый снег
всё укроет, как тёплый плед,
и зима начнёт свой разбег,
под ногой оставляя след.
«В немом спектакле нынешней зимы…»
В немом спектакле нынешней зимы,
где святки в декорациях с зонтами,
без слов, лишь жестами играем мы,
а может быть играет кто-то нами
в немом спектакле нынешней зимы.
Спектакль этот вовсе не балет,
не мимы мы за призрачной преградой,
нас, как картину, заковал багет
в незримой мизансцене, до упаду
в спектакле том, что вовсе не балет,
играем бесконечно эту сцену,
в которой нам неведом ни финал,
ни автор, что нас вывел на арену.
Что будет дальше, может, знает зал,
читавшей по либретто эту сцену.
Но нам не ясно, ждать ли нам конца:
на сцене нам программка недоступна.
И нет концов у этого кольца…
Мысль автора невинна иль преступна
не знаем мы, не выждав до конца.
Чтож… мы играем из последних сил,
покуда существуем в этом мире,
когда-то был у нас актёрский пыл,
но нынче мы об этом позабыли,
но всё ж играем мы по мере сил.
В немом спектакле нынешней зимы,
в душе дойдя до полного абсурда,
без слов, лишь жестами играем мы,
и декорации — одна сплошная груда
в пустом спектакле нынешней зимы.
За городом
Нынче сосны в оренбургских шалях
тонких кружевных,
а вокруг стоят торговки-ёлки
в шапках меховых.
Серых белок грязные комочки
скачут, как снежки,
искрами играет снег на солнце,
а из труб — дымки.
И рисует влагой на окошке
свой узор мороз…
Кажется, пришла зима к нам в гости,
наконец, всерьёз.
Цветы на стекле
Холодно. Цветы рисует
на стекле мороз.
Вижу сквозь вуаль густую
ветки плакс-берёз.
Белым снегом заметает
каждую тропу,
и в сугробы превращает
ёлочки к утру.
За окном висят сосульки
горным хрусталём,
и наматывает шпульки
белым январём.
Всё внутри бело и чисто,
и прозрачен взгляд.
Ярким снегом мир лучится,
и на сердце лад.
Оттепель
Снова лужи, снова лужи под ногами,
ветер трубами военными гудит,
из залива в реки воду нагоняет,
воды моют нависающий гранит.
Снег растаял, снег растаял и, серея,
растекается по улицам водой,
под колесами расплылся и темнеет
на лице асфальта тёмной бородой.
Город выглядит расстригою бездомным:
взгляд безумный и копна седых волос,
недоспавший, потому немного сонный,
и обмякший, как пустой внутри колосс.
Небо лоб слегка нахмурило сердито,
видит в лужах тени серых облаков,
чем-то землю засыпает, как из сита,
хмуро смотрит через дырочки зрачков.
И суровый этот взгляд на сердце давит,
вместо лёгких надо жабрами дышать…
Очень хочется всё по местам расставить,
а пока… дремать, дремать, дремать…
Февральский дождь
Снова дождь поливает газоны,
снова вижу зонты за окном.
Завернувшись в пальто, как в попоны,
все вокруг побежали бегом.
Дождь февральский стучит по Фонтанке,
по Неве и по Мойке стучит,
в ритме яркой заливистой польки
отмывает от грязи гранит.
По залитым водой тротуарам
пробегает тревожная дрожь…
Здесь не место гуляющим парам,
собеседников тут не найдёшь.
Снова почки на мокрых деревьях
обещают пустую весну.
Птиц промёрзшие, мокрые перья…
давят душу… Всех клонит ко сну.
«Видно, воздух наполнился ленью —…»
Видно, воздух наполнился ленью —
неохота ни есть, ни дышать,
и не слышу в душе своей пенья…
Почему? Не хочу даже знать.
Та же морось внутри, что снаружи,
то ж безвременье серой зимы,
ветер так же всё кружит и кружит,
будто ноет и просит взаймы.
Город смотрит пустым желтоглазьем
окон, фар, фонарей и луны
на дождливой зимы безобразье,
навевая кошмарные сны.
Не зима, не весна и не осень…
Межсезонье безумной длины…
Мелкий дождик всё косит и косит,
за собою не чуя вины.
Ожидание весны
А в Японии цветёт сакура.
Это значит уже весна.
Мы же чуем весну по запаху:
к нам ещё она не пришла.
Вроде небо над нами синее,
светит солнце, почти тепло,
но с утра ещё ветки в инее,
и недолго пока светло.
Нету света ещё весеннего,
почки мерзнут, стряхнув снежок,
и не слышно птичьего пения,
и в снегу ещё бережок.
По утрам я слежу за птахами:
разогнали б остатки сна…
А в Японии цветёт сакура.
Это значит уже весна.
Вешний снег
Снова туман просыпал снежок,
снова весна не верит апрелю,
снова назад, как в танце, шажок,
нынче я в зиму уже не поверю.
Крупных снежинок слепой хоровод
(видно, просеян сквозь крупное сито)
в танце жеманном плывёт и плывёт
и не боится прохожих сердитых.
Сел отдохнуть белых бабочек рой,
лужей растёкся под солнцем горячим.
Лишь оглянёшься… Да где ж он? Постой!
Вешний снежок в нашей жизни не значим.
Майская жара
Май. Июльской жарою залит северный город.
Сельдяной чешуёю искрится Нева.
Окунаясь в сирень, город сызнова молод…
По Фонтанке и Мойке плывут купола.
В белоночном пространстве сереют деревья,
и жара не спадает в ночной тишине…
С облаков из гусиных серебряных перьев
тени звёзд и луны опустились к воде.
Непривычно и жарко им в небе белесом:
в этих сумерках редко таится жара…
Алый парус заката сменяют рассветы,
ночи нет… Наступает дневная пора.
Время ярких закатов и нежных рассветов,
белой ночью зовется тень полярного дня.
Мы всю зиму скучали по яркому свету:
ведь полярные ночи нам тоже родня.
И плывёт по каналам наш серебряный город,
вскинув крылья мостов над широкой Невой,
в свете ночи рассветной нам особенно дорог
Питер — город, летящий над гранитной рекой.
Сказка белой ночи
Небо, отражённое в траве —
ландышей излюбленный мотив,
а каштан с сиренью в хрустале —
свечи в стиле «поздний романтИк».
Ирисы полезли из канав…
дикие… с названьем «Yellow flag»:
каждый листик выпускает флаг,
каждый, как букет живых ракет.
Соловей поёт меж сосен — стел,
в светлой ночи полная луна,
тянет к ней свою верхушку ель —
кирха из готического сна.
Дятел белкам углубил дупло,
чтобы было место для бельчат,
чтоб не нарушал их сладких снов
белой ночи свет и аромат.
В этой ночи всё, что я люблю,
собрано в изысканный букет.
Белой ночью часто я не сплю,
хоть совсем мне не мешает свет.
«В печке трещат дрова…»
В печке трещат дрова:
нынче залив штормит.
Ветер опять без сна
горном в трубе гудит.
Тучи летят стрелой,
солнце сменяет дождь,
ливень грозит грозой,
гром вызывает дрожь.
Бьётся огонь в печи,
греет мой ветхий дом.
Сердце в груди стучит
веткою за окном.
Ностальгия по белым ночам
Лето вернётся, но белые ночи
скроются снова за пологом тьмы.
Ночи длиннее, а дни всё короче…
Лето вернётся без них… Ну, а мы
ждать будем снова рассветных закатов
в ночи полярной рабочей зимы,
чуять их сквозь громовые раскаты
осени ранней и поздней весны.
В тёмных ночах, где искрят звездопады,
сквозь листопада цветные листы,
свет фонарей в пелене снегопада,
крылья подняв, ввысь взмывают мосты.
Длинной зимой, что не балует светом,
в долгие ночи за снежным стеклом
будем мы помнить те ночи, что летом
были холодными… Вспомним с теплом.
Непогода
Давит, давит непогода…
нету сил…
Будто кто живую воду
перекрыл.
И течёт с небес слезами
дождь-вода,
заливая Землю с нами
навсегда.
С неба серой пеленою
льёт поток.
В ней мне видится порою
вновь потоп.
Не пора ли собираться
нам в ковчег —
от всего, что может статься,
оберег?
И найдёт ли голубь место
без воды?
Если нет, то всем нам вместе
ждать беды.
Давит, давит непогода…
нету сил…
Словно рыб, нас кто-то в воду
опустил.
Старый дом
Воздух пахнет мокрой хвоей и жасмином,
чуть грибами, птичьим пеньем и водой,
а ещё шашлычным дымом и камином
и другой почти субботней ерундой.
Дом хромает и садится вниз на камни.
Он устал от долгой жизни взаперти.
Он в обиде, что вороны бродят сами
вдоль по крыше, а ему, вот, не пойти,
чтоб увидеть те закаты на заливом,
о которых в нём так часто говорят,
горизонта, где с жемчужным переливом
их костры всегда так яростно горят.
Дом знобит от неуюта непогоды,
он простужен от прошедшего дождя.
Как хотелось бы ему, отбросив годы,
улететь погреться в дальние края.
Мокрый сад к нему клонит свои верхушки,
гладит ветками по крыше и стенам,
и к ногам бросает шишки-погремушки.
Что ещё ему? Да он не знает сам.
Старый дом устал стоять на старом месте,
но ему другого в жизни не дано.
Он давно стоит в саду, и сад с ним вместе
начал старится… они друзья давно.
Начало июля
Вот и кончилось светлое время,
и в свои права вступает ночь.
Сад намазался теперь туманом-кремом:
свет терпеть ему уже невмочь.
Поздний дождь пролился ярким солнцем,
прогремел, пугая птичек, гром,
даже дрозд стучался мне в оконце,
рассказать о чём-то, о своём.
Говорят, что лес уже с грибами,
но меня не радует лесок:
лишь лисички стройными рядами
из-под ёлок рвутся на песок.
Обещают, скоро будет солнце
и тепло согреет дом и сад,
распахнуть все двери и оконца
им навстречу дом мой будет рад.
Есть надежда: скоро будет лето,
но в него не верится уже.
Видно лето заблудилось где-то,
кофе пьёт в гламурном неглиже.
Эй! Тебе давно пора в дорогу!
Надевай дорожный свой наряд.
Мы заждались! Ну, скорее! Трогай!
Мы надеемся! У нас глаза горят!
Жасминовый снег
Снова ветер прогоняет лето,
снова ждёт нас холод по ночам,
с каждым днём гораздо меньше света,
и всё меньше радости очам.
Лепестки жасмина белым снегом
облетают на дневном ветру
и в сугроб ложатся белым пледом.
Только вот не тает он к утру…
На кустах, лишившихся убранства,
в зелени широкого листа
без раздумий долгих и жеманства
самолётом села стрекоза.
Нынче ведь нелётная погода:
ветер прекратил её полёт,
синева дневного небосвода
ждёт её, уже пора на взлёт.
Вертолётом шмель жужжит в бутоне,
что расцвёл на розовом кусте.
Лепестки, сорвавши, ветер гонит
белою порошей по листве.
Напоминание о зиме
Всё отцвело. Жасмин лёг белым снегом
в сугробы у крыльца, порошей под окном.
Вершины сосен породнились с небом,
уткнувшись в облаков огромный снежный ком.
А здесь внизу цветёт шиповник белый,
как брошенный в кого-нибудь снежок,
сосульки наперстянкою осели,
звенят, танцуя, будто встав в кружок.
А по утру они росой растают,
водою растекутся по траве,
и все, что снег сейчас напоминает,
покажется явившимся во сне.
Скоро осень
К ногам упал совсем осенний лист,
а нынче только середина лета.
Простор небес безоблачен и чист,
и топит землю в океане света.
Но лист уже упал, и осень впереди
маячит тусклым светом и дождями…
Кругом жара, но лист уже летит
и знает всё, что дальше будет с нами.
Всё, что нас ждёт, он знает наперёд,
да, впрочем, мы, конечно, тоже знаем:
за осенью опять зима грядёт…
Всё, как всегда… Иначе не бывает.
За «белой ночью» будет «тёмный день»,
а за рассветом быть всегда закату,
сегодня дерево, а завтра старый пень,
и к прежнему, конечно, нет возврата.
Но кажется, лишь руку протяни,
и снег вокруг осыплется жасмином,
а наше счастье, что ни говори,
быть навсегда, до старости любимым.
Прилив
Рыбьею чешуёй
серый залив рябит,
гонит волну прибой,
солнце в воде блестит.
Старый седой залив
моет сухой песок,
камни накрыл прилив,
город наискосок.
Небо дрожит в воде,
плавая меж мальков,
видимо, быть грозе
в тучах из завитков.
Рыбьею чешуёй
серый залив рябит,
гонит волну прибой,
солнце в воде блестит.
Предосеннее настроение
Вместо солнца рыжая рябина
освещает нынче хмурый сад.
Шелест листьев — звук неповторимый,
листья в осень стаями летят.
Ветер носит тучи грозовые,
и гремит глухой тяжёлый гром,
и почти совсем дожди остыли,
над заливом нынче зреет шторм.
В небесах горят костры-зарницы:
видно, кто-то жарит шашлыки,
разложив все нужные вещицы
на небесном берегу реки.
Скоро птицы соберутся в стаи,
улетят подальше от зимы,
всю свою дорогу точно зная,
попрощавшись с нами до весны.
Мы ж пройдём сквозь осень и сквозь зиму,
депрессивный долгий тёмный день
и вернёмся снова под рябину,
прятаться в её рябую тень.
Конец августа
Остатки черники так в августе сладки.
По мокрому лесу бреду без оглядки
на то, что осталось за леса стеною,
на то, что волнует, лишая покоя.
Грибы собираю, бреду по тропинке,
а солнце танцует на стенке корзинки,
оно, словно ливень, сквозь листья и хвою,
меня поливает, играет с листвою.
Сквозь яркое солнце слетают дождинки,
грибы отмывают, сгоняют с тропинки,
туда в глубину, где меж тёмных осин,
на ножке небритой растёт апельсин.
Вот красные листья уже под ногами,
и осенью пахнет, как пахнет грибами.
Осенние ливни уже у порога,
а лето уходит… обидно немного.
Остатки черники так в августе сладки.
По мокрому лесу бреду без оглядки.
Ливень
Ливень стоит стеной,
в лужах шумит прибой,
маршем грохочет гром,
молний слепит излом.
Ужасом древних слов
из позабытых снов
с неба бежит поток,
словно опять Потоп.
Мокнут усталый дом,
сад за его окном.
Дрожью объят залив,
гонит волну прилив.
Видишь? Всплывает лес
в серый покров небес.
Слышишь тяжёлый гром
в небе совсем седом?
Кажется, пронесло:
небо совсем светло.
Птицы летят на юг…
Осень настала вдруг.
Осенний дождь
Бабье лето прошло. Снова осень с дождями,
серым небом и тёмной пожухлой листвой,
и как будто хорошее было не с нами,
словно смыло всю радость водой дождевой.
В лужах серое небо, а не яркое солнце,
и поникли деревья под холодным дождём,
вновь слезами залито слепое оконце…
Всё в природе приходит своим чередом.
Яркой шалью цыганской лежавшие листья,
вдруг размокнув бумагой, превратились в ничто.
В голове закрутились печальные мысли,
что весна не настанет никогда, ни за что…
Впереди только холод и безумная темень.
Скоро грянут морозы, и настанет зима.
«Вот уж листья опали» — за окном шепчет ливень…
Только мокрая серость сквозь него мне видна.
И в душе тоже пусто, очень тихо и знобко,
словно в творческой кузне погашен огонь…
Только вдруг пробивается песенка робко,
и на гриф по привычке ложится ладонь.
Солнечное начало октября
Холодный ветер октября
звенит сусальными листами,
и над деревьев куполами
сияет солнышко с утра.
Разлиты краски под ногами,
уже подсохли и шуршат.
Мы краски растираем сами,
ногами листики кроша.
Прозрачен свет дневного неба,
и темён цвет воды речной.
А ветер подгоняет Феба,
и реку бьёт озноб волной.
Горят закатов переливы
и нежно розовый рассвет.
Все краски осени красивы,
когда дождя в округе нет.
Багрянец с золотом по-царски
одел деревья и кусты.
И своё лучшее убранство
достали реки и мосты.
Под ярким солнцем октября
столичным золотом сияя,
весь город в счастье замирает,
пока в округе нет дождя.
Октябрьский вечер
День прошёл, и в густую темень
нынче окна мои глядят,
сильный ветер колотит в стены,
за окном шуршит листопад.
Завтра дождь обещают мелкий,
а без солнца гниёт листва,
и затянуты, словно сеткой,
серой тиною небеса.
Осень плачет, глядится в лужи
на остатки былой красы…
Ну, а ветер всё листья кружит,
да сбивает секунды в часы.
Октябрьское утро
Изморозь серебром
на золотой листве,
тонкий протяжный звон
колоколом в траве.
В лужах под коркой льда
прячутся небеса.
Лёд — не стекло, слюда —
крошкой от колеса.
Дождь моросит стеклом,
лужи кругом дробит,
осень рябит листом,
лужа под коркой спит.
Спит весь народ в метро,
спит целый мир кругом,
лишь целый сонм ветров
мой продувает дом.
Первый осенний снег
Мелким битым стеклом
падает в листья снег.
Листья, горя костром,
гасят метели бег.
Лужи покрылись льдом
тоненьким, как стекло.
Словно сморило сном
то, что вчера текло.
Был же вчера звонок:
солнцем горела высь,
ветер, сбивавший с ног,
предупреждал: «Держись!»
Завтра уйдёт зима,
в лужах оставив след.
Нету внутри тепла,
вынуты шарф и плед.
Очередное межсезонье
Межсезонье бьёт ознобом
город, реки и мосты,
листопад со снегопадом,
под стеклянным льдом кусты.
Под осенние одежки
зябко прячемся с утра.
Сапоги и босоножки,
там ветровки, здесь меха…
Бело небо в серых тучах,
и оконцем ледяным
смотрят луж глаза пустые
на тумана снежный дым.
Межсезонная простуда
обеспечена теперь,
межсезонье, как зануда,
ноет болью, рвётся в дверь.
Ветер, стужа и позёмка,
да деревья в неглиже,
снова вечные потёмки:
чёрно-белое клише.
Октябрь. Метель
Заметает, заметает,
словно в январе.
Замерзает, замерзает
всё внутри и вне.
Тянут чёрные деревья
ветви к небесам,
сбросив листьев ожерелья
прямо в снег, к ногам.
Чёрно-белая картинка
за моим окном,
будто график поединка
меж добром и злом.
Заметает, заметает,
словно в январе.
Замерзает, замерзает
всё внутри и вне.
Влажность
Вчера под зеркалом из льда
вздыхали Мойка и Нева,
и падал снег. Белым-бела,
казалось бы, пришла зима.
А нынче льда и вовсе нет,
растаял снег, оставив след,
теперь он талою водой
бежит по тёмной мостовой.
Вновь поднимается вода…
Вернулась осень иль весна?
И наводнением грозит
Нева, омывшая гранит.
Над нею полная луна.
Похоже, я схожу с ума.
Она одна и я одна…
А в воздухе дрожит вода.
«Капелька солнца просушит асфальт…»
Капелька солнца просушит асфальт
чёрный, как уголь в потухшей печи.
В пламени ярком родится базальт,
только и искры внутри не ищи.
Сплавлено всё воедино внутри,
всё прогорело до самых основ,
хочешь — живи, ну, а вспомнишь — смотри
сонмы из ярких и огненных снов.
Капелькой солнца снежинка горит,
землю накроет не снегом — водой,
Вольно, как летом, водица бежит
этой бесснежной и мокрой зимой.
Тёмные дни, как полярная ночь,
нас накрывают в декабрьской мгле.
Не прогоняет все призраки прочь
тонкий кораблик на яркой игле.
Капельки солнца бенгальский огонь
не разожжёт всё былое внутри,
ляжет снежинкой в пустую ладонь…
Каплю, как слёзы, перчаткой сотри.
Я зажигаю цветную свечу,
тёплым огнём освещаю окно.
Пусть не согрею, хотя б освещу
чью-нибудь душу сквозь это стекло.
«И снова дождь, и вновь с утра темно…»
И снова дождь, и вновь с утра темно,
и лужами асфальт опять струится,
как будто чёрно-белое кино
иль день и ночь нам сон кошмарный снится.
Под белым небом в графике дождя
тревожен города ритмический рисунок:
кардиограмма пасмурного дня,
где пики — шпили падают в проулок.
Вся графика решёток и мостов
причудливо сливается с водою,
а нагота деревьев и кустов,
вознесшись вверх, опять грозит бедою.
Сиротство труб в пространстве мокрых крыш
и неба серого особенно заметно,
средь яви чёрно-белой словно спишь,
бредя меж луж, расплывшихся несметно.
Вернусь домой и вновь зажгу свечу,
пожалуй, для тепла, а не для света,
налью вина в бокал и излечу
тоску зимы я, вспоминая лето,
когда светла была любая ночь,
а солнце не скрывалось облаками…
Свет белой ночи может мне помочь
всё пережить и оставаться с вами.
Трёхчасовой день
Батик неба и кайма из крыш,
нежный шёлк и марлевый туман,
башенок и куполов камыш —
неба с городом запутанный роман.
Нитью золотой сквозь облака
светит солнце, и мороз звенит,
розовый полуденный закат
три часа над городом горит.
В дымке разлетелся белый снег,
кружева на ветках серебря.
Время словно замедляет бег
где-то на исходе декабря.
Тонкий шарф воздушно голубой
три часа над городом летит.
Над Фонтанкой, Мойкой и Невой
розовеет северный гранит.
Зимний вечер
День прошёл, посветив немножко
нам снежинками белых звёзд.
И горят вокруг лишь окошки
человеческих тёмных гнёзд.
День прошел, будто вовсе не был,
и картинно взошла луна.
Полумесяцем режет небо,
в целом мире она одна.
День прошёл, не успев начаться.
В свете окон, фар, фонарей
на асфальт снежинки ложатся
мягким пледом… под ним теплей.
День прошёл. В перекрестье улиц
только месяц один глядит.
Кто-то мимо бежит, сутулясь,
кто-то в тёмных квартирах спит.
День прошёл. Небо сыплет снегом,
надевают деревья шаль,
город дремлет под снежным пледом…
На подходе седой январь.
Рассвет над заливом
Восход над заливом, как дама, беспечен.
Восход над заливом почти бесконечен.
Он шёлковым шарфом залив обнимает,
а ветра порывы его раздувают.
И солнце, как будто оно златошвейка,
дорожку проложит, ползущую змейкой.
Поднимется солнце над водною гладью,
сверкнув галунами при полном параде.
Гладь вышивки ляжет на лёд, и цветами
он весь расцветёт, как стекло витражами.
Рассвет над заливом играет лучами…
Пусть эта картинка останется с вами.
Зимний романс
Не пишутся стихи — рисуются картинки.
Пейзажами из слов заполнена тетрадь.
Нанизывать слова на нитки-паутинки,
чтоб всё запечатлеть, чтоб всё зарисовать.
И красочный закат, и дымку полнолунья,
летящий снегопад, и скрывший всё сугроб.
Чтоб в душу не пустить бездумье и безумье,
чтоб не сорвать покров, с души своей покров.
Но скоро стает снег, открыв любые тайны,
оставив на виду всё скрытое пока,
чтоб не могли забыть мы лишь о самом главном:
важна одна любовь сегодня и всегда.
Снег
Сонмом глупых ночных мотыльков
снег слетелся на свет фонаря
и ложится на землю вокруг,
как они в этом танце горя.
Искрой вспыхнет снежинки полёт,
словно с неба упала звезда.
Ну, а снег всё идёт и идёт,
будто пляска его навсегда.
И в сугробах не видно машин,
все деревья стоят в кружевах,
а метели назойливый дым
заметает до боли в глазах.
Снежно-белый невестин покров,
словно шлейф, на дорожках лежит,
чистотою изысканных снов
и давнишних видений дразнИт.
Заметает и пляж, и залив,
заметает прошедшую боль,
и на берег, как летом прилив,
снег ложится каймой кружевной.
Холодный блюз
Опять метель метёт по мокрым скользким лужам,
и вата снежных туч закрыла небеса,
с залива ветер бьёт холодной влажной стужей,
Нева едва несёт тугие телеса.
Сквозь чёрную вуаль деревьев обнажённых
сереет силуэт проспектов и домов,
над белою рекой мостов рисунок тёмный,
как воплощение каких-то давних снов.
Играет ветер блюз простуженного горна,
и барабаном бьёт капель со снежных крыш,
Под блюз живое всё заплакало покорно
и спряталось в сугроб, как серенькая мышь.
Опять метель метёт по мокрым скользким лужам,
и вата снежных туч закрыла небеса,
с залива ветер бьёт холодной влажной стужей,
Нева едва несёт тугие телеса.
Предвосхищение весны
Весенние лужи февраль открывают,
весенние лужи как будто не знают,
что это февраль, не апрель и не май,
и словно бы шепчут зиме: «Убегай!»
Холодного снега клочки и иголки
впиваются больно, как хвоя от ёлки,
пытаясь напомнить, что нынче зима,
что в лужах весенних не тонет она.
От снежной побелки седеют деревья,
на землю ложатся снежинки, как перья,
ледок амальгамой затянет все лужи,
и ветер к нам гонит промозглую стужу,
но воздух, пропахший грядущей весной,
ненадолго зиму пустил на постой.
И душу уже согревает надежда,
что зелень вернётся, всё будет, как прежде:
наступит апрель, а за ним будет май…
А нынче на счастье снежинку поймай.
Закат
Какое нынче было небо!
Словами и не передать.
Как акварель на фоне снега.
В нём были страсть и благодать.
В нём, как в душе, смешались краски,
вместив горенье и покой,
и облака, срывая маски,
неслись над снежною Невой.
И рвались к небу кони Клодта,
в нём золотой кораблик плыл,
а Сфинкс, мечтая о полёте,
загадку древнюю забыл.
И, акварелью растекаясь,
вливался в небо дым из труб.
Огнём от солнца занимались
дома, мосты и всё вокруг.
А небо словно улыбалось,
и улыбались все кругом,
забыв заботы и усталость,
оставив горечь на потом.
Какое нынче было небо?
И чем его нарисовать?
Смешав, как в сказке, быль и небыль,
палитру Г-споду отдать!
«Снова чёрно-белая картинка…»
Снова чёрно-белая картинка,
снова вместо воздуха вода,
Поделился сон на половинки:
ночью спишь… и далее всегда.
Грязных улиц серое болотце,
водопадом рвётся из-под шин.
Тишина глубокого колодца
льётся в душу, как вода в кувшин.
Города аквариум заполнен,
и акулы новеньких машин
выплывают из-за колоколен,
как из-под затопленных вершин.
Косяки бредущих пешеходов
заплывают в сети рыбаков,
соберут за несколько заходов
рыбаки свой суточный улов.
И уйдут все тучи-пароходы
к дальним неизвестным берегам,
и вернутся яркие восходы,
снова будет солнце по утрам.
Яркие закаты возвратятся,
в лёгкие ворвётся кислород,
сны нам снова яркие приснятся…
Только бы дождаться! Ведь вот-вот…
Лужи февраля
В мороси и лужах февраля
есть какая-то неясная загадка,
зиму, вроде, вовсе не любя,
о морозах я мечтаю сладко.
Межсезонье длится круглый год,
и в душе рождая межсезонье.
Зиму всю бреду по лужам вброд,
жизнь невнятна, будто бы спросонья.
То ли очень хочется весны,
то ль зимы безумно не хватает.
Тянутся безрадостные сны,
что несут они, никто не знает.
Сон невнятен, впрочем, как зима.
Явь туманна, словно сон немая.
Пусть весна придёт, придёт сама,
свой приход, как праздник принимая.
«Смотрятся купола…»
Смотрятся купола
в зеркало зимних рек,
сдуло с их амальгам
ветром холодным снег.
Зеркало чуть дрожит:
видно, на льду вода…
Кто-то опять брюзжит:
«Что н и зима — беда!»
Солнышко вышло вдруг,
посеребрило лёд,
рядышком, вставши в круг,
утки собрали слёт.
Скоро, видать, весна…
Иль, наконец, мороз?
С ночи и до утра
душу несёт вразнос.
Весенний воздух
Влажный воздух насквозь уже пахнет весной,
хоть деревья не сняли свой вдовий наряд,
шелестит лёгкий ветер: «А ну-ка, постой!
Слышишь песнь в Фонтанке русалок-наяд?»
Эта песня струится сквозь треснувший лёд
из каналов и рек, поднимая мосты,
чьи пролёты готовы сорваться в полёт,
лишь из почек прорвутся младые листы.
Город в сером тумане и каплях дождя
поднимается в воздух на крыльях любви,
прорываясь сквозь тучи дождливого дня,
брызнет лучиком солнце… Скорее лови!
Погоды
Ветер разогнал
тучи над Невой,
выпустив в зенит
солнце.
Только что асфальт
дождик поливал,
а уж луж видны
донца.
Ветер нам решил
климат поменять,
пыльных бурь подняв
вихри.
Сорились кусты,
ветки раскрошив,
но чуть погодя,
стихли.
Ветер всё смешал —
солнце, снег и дождь,
на дворе апрель,
кстати.
Почки распустив,
мёрзнут дерева,
растеряв свои
стати.
Осень и зима,
лето и весна
смешаны в одну
кучу.
Для чего же, ты —
ветер, свёл с ума,
заварив свою
бучу?
«Птицы летние песни запели…»
Птицы летние песни запели
над ковром из кислицы в саду,
хоть берёзы ещё не успели
заплести в свои косы листву.
Все светлее короткие ночи,
и на солнце, как летом, тепло.
Пикники нас кострами морочат:
облака от дымков намело.
Часто хмурится тучами небо,
и уже отгремела гроза,
Ветер холоден, скомканным снегом
белооблачных пиков гряда.
Под весёлые песни синичьи
так хотелось бы весело спеть,
но душа всё ещё в пограничьи,
её снова опутала сеть.
Не поёт, только плачет тихонько
над своей не весенней судьбой,
и не радует солнце нисколько,
ну, а песни сменились мольбой.
Зимняя тоска
Языками луж город слижет снег,
словно это соль с раны.
И тогда весна свой начнёт бег,
обнажив свои планы.
Реки побегут прямиком в залив,
льда с собой неся корки.
В небеса уйдут все слова молитв,
спрячутся грехи в норки.
А пока мороз почки серебрит,
хоть уже видны листья.
И душа моя, как зимой, болит…
Видимо, пора чистить.
Снова лёд вода с Ладоги несёт,
в снег черёмуху крася.
Но и этот снег по ветру уйдёт,
а сирень тоску скрасит.
Пусть уйдёт с зимой вековая боль,
окрылит весна душу!
Только вот опять небо сыплет соль…
Ну, а я опять трушу.
Время белых ночей
Свечи каштанов тянутся к небу,
в космос сигнал посылает сирень.
Призрачной ночи быль или небыль:
круглые сутки кружится день.
В вальсе нарциссы кружат тюльпаны,
ландышей стайка в мягкой траве.
В воздухе вьются звуки органа
и облаками плывут в синеве.
Розовый свет на закатном рассвете
сердце рисует на облаках,
где в золотой распряжённой карете
солнце застряло на куполах.
Там, в акварели бессонного неба,
прячутся краски первой любви.
С кем бы и где бы нынче ты не был,
эту палитру в душе сохрани.
Свечи каштанов тянутся к небу,
в космос сигнал посылает сирень.
Призрачной ночи быль или небыль:
круглые сутки кружится день.
Начало лета
Весна на цыпочках уходит,
калитку тихо затворив,
и молодость с собой уводит,
расцвет природе подарив.
Пылится лист уже усталый,
и ветки наклонились вниз,
белеет ландыш запоздалый,
склонив свою головку ниц.
И ночь в небытие уходит,
о темном небе позабыв,
а солнце вовсе не заходит,
лишь прячется, глаза прикрыв.
Всё зацвело одновременно:
каштан, тюльпаны и сирень,
И лето гулко и степенно
съедает ночи даже тень.
Соловей
Сад в цвету, и поёт соловей,
выбрав сценой сиреневый куст,
словно в ложе для важных гостей,
в уголке на крыльце притаюсь.
Ветер группу собрал духовых,
дятлы группой ударных стучат,
вместо струнных звенят комары,
и в партер превращается сад.
Он, наверно, поёт о любви,
он, наверно, о Б-ге поёт…
Призывает: «Меня полюби!»,
голос свой отправляя в полёт.
Песня льётся, журча ручейком,
греет душу на сильном ветру.
Он, наверно, поёт не о том,
но о чём я никак не пойму.
Вечер
Ласковый свет уходящего солнца
красит верхушки окрестных берёз,
птицы поют так пронзительно звонко,
трогая душу, тревожа до слёз.
Бурный залив, растревоженный ветром,
гонит волну. Стаи чаек кружат.
Виден Кронштадт ослепительно светлый
и Петергоф, уходящий в закат.
С флюсом луна скорбно смотрит на море:
ей бы поспать, только боль не даёт.
Знает луна много разных историй:
очень давно она вышла в полёт.
В печке дрова свою песню запели,
в печке огонь так похож на закат,
в небо воткнувшись, столетние ели,
словно дрова в моей печке горят.
Цветущий жасмин
[1]
Как я люблю дух цветущего сада!
Старый жасмин обнимает крыльцо.
И ничего, вроде, больше не надо.
Жизнь как будто свернулась в кольцо.
Нету конца, и не видно начала,
только лишь запах жасмина внутри.
Чтобы понять, что душа не устала,
белый цветочек в руках разотри.
Ветки согнулись под снежным убором,
белою шалью накрыли крыльцо.
Места здесь нет ни разборкам, ни спорам.
Жёлтой пыльцою омыто лицо.
Ветер разносит, как музыку, запах.
В вальсе кружатся деревья кругом.
Кошка танцует хвостом, ну, а лапы
красит жасмина живым лепестком.
Как я люблю вид цветущего сада!
Птицы поют среди белых кустов.
Боль отошла, и душа снова рада
шелесту ветра средь нежных листов.
Дождливый день
Снова горит огонь,
снова трещат дрова.
Дождь за окном стеной.
Кажется, навсегда.
Плачут в саду кусты,
плачет мой ветхий дом.
Может быть, о любви,
может, о чём ином.
Небо серым серо,
в небе просвета нет.
Будто бы навсегда
выключен солнца свет.
Грустно. Душа пуста.
Грустно. Сижу в дому.
Дождик не навсегда.
Может, пройдёт к утру.
«Пахнет жасмином дождь…»
Пахнет жасмином дождь,
дымом из труб печных.
Воздух пронзает дрожь
капелек водяных.
Сосны текут дождём,
елки растут из луж.
Если гулять пойдём,
то заберёмся в глушь.
Средь вековых дубов,
нитками в них вплетясь,
корнем живых грибов
пустится время вспять.
Солнце вернётся вновь,
нити дождей грибных,
словно живая кровь,
сны из времён иных.
Пахнет жасмином дождь,
детством грибной поры,
снова, как в детстве, дрожь
от смоляной коры.
«Небо закатное нынче пастелью…»
Небо закатное нынче пастелью
разрисовал кто-то, нежность даря.
Солнце блестит разогретой поталью,
словно оклады вблизи алтаря.
День был спокойным, но в сердце тревога
кошкой, залезшей на крышу, кричит.
Крик достигает небесного свода…
Нечем помочь, только сердце болит.
Вроде и спрыгнуть ей вовсе не сложно,
да не пускает безудержный страх,
то, что возможно, сейчас невозможно…
Только тревога в зелёных глазах.
Может, помогут закатные краски
в душу вернуть долгожданный покой,
просто расскажут волшебную сказку,
снимут тревогу незримой рукой?
«Белым снегом в траву облетает жасмин…»
Белым снегом в траву облетает жасмин,
лепестки, как снежинки, в сугробы ложатся,
и пора разжигать задремавший камин,
и, смотря на огонь, ничего не бояться.
В тёплый клетчатый плед, как зимой, завернусь,
ощутив себя в замке старинном шотландском,
и в далёкое прошлое мыслью вернусь,
может быть, закружусь в танце жарком цыганском.
Скинув плед и накинув цветастую шаль,
буду петь и смеяться задорной девчонкой,
и звенеть будет смех, словно горный хрусталь,
после вдаль унесусь, оседлав жеребёнка.
А вернувшись, найду белоснежную шаль,
и сугробом осяду лепестками жасмина.
Больше в прошлом и ныне ничего мне не жаль
в этот час у горящего в доме камина.
«Небрежно сбросил, как фату невеста…»
Небрежно сбросил, как фату невеста,
к своим ногам все лепестки жасмин.
Окончен праздник. Больше нету места
для праздничных цветов, нарядов, вин.
Все праздники кончаются когда-то,
а дальше всё обычно, как всегда…
Ни правых вроде нет, ни виноватых,
но сказка исчезает в никуда.
Как жить без сказки вовсе непонятно,
но как-то всё-таки, наверно, нужно жить…
А жизнь течёт бессмысленно, невнятно,
и жаждет сказки, коей уж не быть.
«Вензелями вековых дубов…»
Вензелями вековых дубов
окружён болотистый залив,
облака огнями маяков
на закате солнце золотит.
Рыбаки плывут на этот свет,
жгут потом костры на берегу,
но на небе рыбы вовсе нет,
рыбаки легенды берегут.
А дубы болтают о былом,
шелестя узорною листвой,
прорастает веткой старый слом,
обнимает ветка ствол живой.
Чайки над заливом гомонят,
в небе фонарём горит луна,
все вокруг о чём-то говорят,
всем на свете нынче не до сна.
Август
Бьётся о камни залив,
моет их пенной волной.
Солнце на небе горит,
блюдом висит над водой.
Птицы собрались на юг,
в клин собирают птенцов,
больше они не поют,
небо зовёт беглецов.
Бьётся душа на ветру,
сердце тревожно стучит…
В августе звёзды к утру
падают прямо в залив.
«Звёздный дождь скрывает дождь обычный…»
Звёздный дождь скрывает дождь обычный.
Из-за туч не видно Персеид.
Как без звездопада, горемычным,
без желаний нам на свете жить?
Столько ждали: будут падать звёзды,
исполняя главные мечты…
Тучи! Ну, пока ещё не поздно,
разойдитесь! Ждать устали мы.
Загадать желаний много надо:
чтоб скорее кончилась война,
чтоб всегда торжествовала правда,
чтобы ложь исчезла навсегда,
чтобы были близкие здоровы,
чтобы были счастливы друзья,
чтобы жизнь их баловала снова,
чтобы не из грязи, но в князья.
Только снова Персеид не видно,
и мечтать не стоит о любви,
а смотреть на небо так обидно,
коль на нём не видишь ты ни зги.
В преддверии сентября
Мелкий дождь стучит по крыше,
скучный мелкий дождь…
Если хочешь, в нём услышишь
всё, чего ты ждёшь.
Осень снова заплетает
листьев кружева,
среди зелени витает
солнца желтизна.
Капля на листве как светлый
чистый бриллиант,
в бриллиантовых подвесках
утренний туман.
Только мелкий дождик плачет,
в крышу колотя,
непоседой звонко скачет…
Что же плачу я?
Ранняя осень
Осень красит листья охрой,
сыплет их в траву.
Мелкий дождь совсем не мокрый,
сквозь него бреду.
Растопчу ковёр сусальный
из листвы берёз,
каждый лист почти овальный
в каплях мелких слёз.
Осень очень молодая
солнышком горит.
А душа опять рыдает
и опять не спит.
«Луковки куполов —…»
Луковки куполов —
листья берёз в траве.
Шорох забытых снов
спрятан в опавшей листве.
Шёпот сухой травы,
золото под ногой…
Солнце с собой возьми.
Не торопись. Постой.
Помнит о лете дождь,
ветер о нём поёт,
в ветках заметна в дрожь:
листьям пора в полёт.
Осени полотно
может свести с ума.
Рано теперь темно,
а впереди зима.
Нынче осень
Нынче осень, и осенняя простуда
в унисон поёт с осеннею хандрой,
а ковёр осенних листьев рыжей грудой
лёг под окна от дождя совсем сырой.
Нынче осень, хоть тепло ещё, как летом,
только в доме очень зябко и серо.
Целый день живу с зажжённым светом,
будто бы зимой или в метро.
Нынче осень, но Нева ещё не злится,
выливаясь из гранитных берегов,
и залив пока блюдёт свои границы,
отойдя на несколько шагов.
Нынче осень, и в преддверии мороза
остывают сердце и душа,
и во всём мерещится угроза.
Снова замираю, чуть дыша.
Нынче осень, и осенняя простуда
в унисон поёт с осеннею хандрой.
Ветер бьётся в окна. Он оттуда:
из зимы суровой и больной.
Грустный дождливый стишок
Грустно плачет за окнами дождик.
Грустно. Слёзы текут по щекам.
Льются слёзы с балконов и лоджий,
ну, а люди сидят по домам.
Мимо окон случайный троллейбус
проплывает сквозь влажный туман,
как огромный испуганный страус,
да асфальт — не песок. Всё обман.
Тротуары укрыты зонтами
и рекламой неоновых звёзд,
словно рыцарь шальной за щитами
большинство человеческих гнёзд.
Грустно плачет на улице дождик.
Знобко рекам, каналам, мостам.
Зябко редким бегущим прохожим.
Неуютно, промозгло домам.
«Мелировала осень берёзовые прядки…»
Мелировала осень берёзовые прядки,
и хулигански ярки кленовые листы,
дубов крутые кудри украсили заколки.
Заколок желудёвых ещё не видел ты?
Шальными фонарями горят на солнце листья,
серебряными струями омыт гранит реки,
под солнцем испаряются все-все дурные мысли,
по руслу нынче новому они вдруг потекли.
Осенний шторм
Как высоко стоит вода!
Дождь днём и ночью.
Фонтанка с Мойкой в берега
кидают клочья.
И зеркалом кривым Нева
дворцы раздула,
а посреди неё волной
плывёт акула.
Срывает ветер купола
зонтов и храмов,
чуть-чуть звенят колокола,
как в поле травы.
Срывает крыши у людей,
как будто листья,
осенний ветер от ветвей
деревья чистит.
Скуёт нам души и сердца
шторм наводненья,
как будто молот кузнеца
цепочек звенья.
Ну, а потом спадёт вода,
утихнет ветер…
Лишь только осень навсегда
за всё в ответе.
«Здесь ветер, волны разозлив…»
Здесь ветер, волны разозлив,
летит. Не стыдно баламуту.
На пляж бросается залив,
неся с собой сплошную смуту.
Всё в кучу: тина и листва,
ракушки, камни, даже ветки…
Как будто выплыли из сна,
в котором порезвились детки.
Дорожкой яркой по воде
легко бежит шальное солнце,
не остановится нигде…
Заглянет ли ко мне в оконце?
Запуталась… Где явь? Где сон?
Прекрасна осень иль ужасна?
Всё сыплется со всех сторон,
то шторм гремит, то небо ясно.
Срывает ветер провода,
а солнце заменяет лампа.
Ты думаешь, пришла беда,
а это театр: сцена, рампа…
Осеннее колдовство
Пурпура нынче нет,
золото разных проб.
Солнечный яркий свет
красит узор из троп.
Бубном звенит листва,
тихо шуршит ковром,
нежные облака,
кроны горят костром.
Светлое волшебство:
реки под серебром,
в воздухе торжество:
розы на голубом.
Тихие бубенцы
песни тебе поют,
словно весной птенцы,
нам благодать дают.
«Лист на ветру летит…»
Лист на ветру летит
ярким, безумным дождём,
в море из листьев-луж
город плывёт кораблём.
Ветреный серый день,
ветки, как руки в мольбе,
город накрыла тень
вестью о зимней судьбе.
Графика на виду,
серый угрюмый свет,
краски ковром внизу,
радости вовсе нет.
А впереди зима,
толстый стеклянный лёд,
белый пушистый снег
сутками напролёт.
Ветер в ушах шумит,
падает капюшон,
яркий ковер шуршит,
осени поздней стон.
Начало ноября
Кусочками солнца остатки листвы облетают с берёз,
и, кажется, осень уходит от нас не совсем, не всерьёз.
По-летнему ярко порой ещё солнце горит,
но месяц на небе средь дня о зиме говорит.
Вчера от дождя под ногами промокла, пожухла листва,
и серое небо, как грязная вата, легло на дома.
Казалось, что ночь навсегда — от утра до утра,
но нынче под солнцем забылось, что было вчера.
Теперь я живу только нынешним ярким и солнечным днём,
дождливые дни, как листочек бумаги, в ладони сомнём.
Пусть в памяти будет одно только солнце сиять,
а холод и дождь буду вмиг навсегда забывать.
Кусочками солнца остатки листвы облетают с берёз,
и, кажется, осень уходит от нас не совсем, не всерьёз.
По-летнему ярко пусть солнце на небе горит,
а месяц на небе со мной о любви говорит.
Снова дождливый день
Питерский дождик и Питер, как зонт над Невой.
Улицы спиц не погнулись под ветром с водой,
жёлтый кораблик по мокрому небу плывёт,
листья покрыли каналы, как корочка-лёд.
Грустная музыка тихо с небес моросит,
город усталый под ту колыбельную спит,
солнце сегодня как будто не встало с утра,
ну, а теперь ему скоро садиться пора.
Грустная осень — преддверье холодной зимы,
в спячку впадают не только медведи, а мы
летнее небо и свет видим только во сне…
В общем проснуться хотелось бы только к весне.
Дождь моросящий, как слёзы висит пеленой,
шляпою с тонкой вуалью слегка кружевной
небо накрыло проспекты, каналы, дома.
Так от безвременья шляпники сходят с ума.
Утренний туман
Утром туман контуры смыл,
плюнул белилами в стены домов,
млечной рекой он над городом плыл,
осени краски, размыв до основ.
Спряталось солнце за эту вуаль,
ветер замолк и как будто притих,
туч проплывает холодная сталь,
спрятав узоры решений простых.
Спрятался город в дымке из сна,
спряталось сердце в кокон-дурман,
воздух блестит, словно в речке блесна,
сквозь этот утренний серый туман.
Серый осенний дождь
Серенький дождь сделал зеркалом тёмный асфальт.
Серое небо и дождь отражаются в нём.
Плотное небо к зиме превращается в сталь.
Плачет дождём или снегом. Вот только о чём?
Может, о лете, о свете, траве и тепле,
может, о золоте осени, пении птиц…
Может быть, нынешний дождик расскажет тебе,
может, ответит лишь шелест забытых страниц.
Рамою зеркала стены старинных домов,
ковка решёток и северный камень гранит,
тёмные скверы и окна колодцев-дворов,
а амальгама какую-то тайну хранит.
Тёмное небо, туманы и холод в душе
ждут нас зимой, что ступила уже на порог.
В звуках дождя можно ясно расслышать туше,
ну, а кому-то послышится топот военных сапог.
Питерское предзимье
День, короткий день, как будто кадры чёрно-белого кино.
Затёрта плёнка. Видно крутится она давным-давно.
Снег, а может дождь летит иголками в тебя с сырых небес.
Можно пробежать к метро под зонтиком, а можно даже без.
Свет, наш серый свет, совсем погас киномеханика фонарь.
Почернел экран так, будто полотно покрыла гарь.
В городе темно, как в зале, где закончился сеанс.
Не включили свет, отобрав у нас у всех последний шанс.
Ночь, наступает ночь раньше, чем закончится осенний серый день.
Чёрным полотном накрывает лужи длинной зимней ночи тень.
«Чёрными ресницами деревьев…»
Чёрными ресницами деревьев
обрамлён заплаканный проспект.
Слёзы не рождают вдохновенья,
потому стихов в помине нет.
Тяжко нависают веки неба
серой мокрой тенью ноября.
Даже тем, кто здесь ни разу не был,
хочется убраться за моря.
Чёрной тушью, серыми тенями
наведён предзимний макияж,
тускло светят фары с фонарями,
рек и луж один сплошной трельяж.
Краски осени чуть-чуть дают румянца,
осыпаясь под сплошным дождём,
без помады, радости и глянца
в зиму вместе с городом идём.
Подъём воды
Как высоко вода
нынче опять стоит!
Бьётся о львов Нева,
моет седой гранит.
Ветер несёт волну,
сносит последний снег,
быстро сквозь темноту
свой ускоряя бег.
Воздух совсем сырой
и не даёт дышать.
Сердцу такой порой
очень легко устать.
Как высоко вода
нынче стоит снова!
Из берегов Нева
выйти опять готова.
Тьма под речной водой
может свести с ума,
а под рябой волной
вовсе не видно дна.
Очень спешит Нева
вырваться из оков,
в окна стучит беда
из очень страшных снов.
«Как высоко стоит вода…»
Как высоко стоит вода
сегодня снова!
Нева покинуть берега
опять готова.
Мне тоже эти берега
покинуть надо:
ведь говорят, что ждёт меня
мой Эльдорадо.
Обетованная земля,
где млеко с мёдом,
где жизнь продлится на года
под небосводом.
Все говорят: «Давно пора!»,
а я всё трушу.
Ведь мне ни мёд, ни молоко
не греют душу.
Там будет всё, но Питер мой
со мной не будет,
а я не верю, что душа
его забудет.
Быть может, сердце оживёт
под ясным небом,
но, коль душа не запоёт,
не надо хлеба.
Здесь высоко стоит вода,
со снегом ветер…
Душой иль сердцем мне решать?
За всё в ответе…
1 декабря 2015 г.
Ну, что ж… Зима уже пришла,
а под ногами те же лужи,
и мелкий дождь идёт с утра…
Весь город словно бы простужен.
А осень сыпала снежком,
траву и ветки закрывая.
Так тихо было за окном:
скользили на коньках трамваи.
Без снега белого темно,
совсем не пахнет Новым Годом,
как будто город весь в метро
с домами, реками, народом.
«Шел ночью снег густой и белый…»
Шел ночью снег густой и белый.
На стеклах нарастает лёд.
Младой мороз ещё несмелый
по окнам кисточкой ведёт.
На них растёт листва густая,
и распускаются цветы,
взлетает мелких птичек стая,
взрывая снежные кусты.
Мороз чуть-чуть кусает щёки,
прохожих пробуя на зуб,
но по земле бегут потоки,
течёт из водосточных труб.
Шёл ночью снег, а нынче дождик,
совсем весенняя капель.
На город наступая, полдень
декабрь превратил в апрель.
Выпал снег
Выпал снег и сразу посветлело.
Небо бело, белый снегопад.
Медленно, как в вальсе, и несмело
вниз снежинки белые летят.
Шапки надевают на соборы,
пледом укрывают скосы крыш,
во дворах выстраивают горы…
В общем, разыгрался снег-малыш.
Так малы летящие снежинки,
так красиво по ветру летят,
создают объёмные картинки,
в воздухе брильянтами блестят.
Звёздами посыпаны деревья,
те мерцают в свете фонарей.
Снежная подушка в изголовье…
На земле становится светлей.
Зимняя сказка
Кружевом белым одела деревья зима,
и в оренбургских платках вдруг проснулись дома,
в окнах троллейбуса тонкий орнамент цветов,
вверх поднимается пар от несказанных слов.
Вихрем зима ворвалась и вступила в права,
вышивкой белой покрылась пустая канва,
розовым дымом уходит закат в небеса,
солнце горит, словно пламя живого костра.
Нам уж казалось, что нынче не будет зимы,
был в декабре лишь ковёр из зелёной травы,
ветер с залива осеннюю воду нам нёс,
снега и льда нам хотелось… хотелось до слёз.
Нынче мороз, да и холодно нынче в домах,
белые ночи мы видим в предутренних снах,
но Новый год — мандарины и белый мороз,
вот и ответ на безмолвный, но ясный вопрос.
Иней вуалью нам всем закрывает глаза,
пар от дыханья, как дым от заката-костра,
белою шалью покрыты тропинки вокруг,
льдистой эмалью затянуты реки и пруд.
Кружевом белым одела деревья зима,
и в оренбургских платках вдруг проснулись дома,
в окнах троллейбуса тонкий орнамент цветов,
вверх поднимается пар от несказанных слов.
«Под ногами голый лёд, голый лёд…»
Под ногами голый лёд, голый лёд,
а вчера была сплошная вода,
воздух сладок, словно мёд, словно мёд,
на морозе так всегда, так всегда.
Побелел, покрывшись снегом, проспект,
посветлело сразу небо от крыш,
это зимний самый свежий проект,
но дизайнер не получит барыш.
Так недолго погулял белый бал,
и опять смешался воздух с водой.
Тот, кто утром полной грудью дышал,
нынче жабры вспоминает порой.
Под ногами снова грязь и вода,
растекаются и снег, и ледок,
словно не было зимы никогда,
превратилось всё в весенний поток.
«Выпавший снег тёмный мир превратил в чёрно-белый…»
Выпавший снег тёмный мир превратил в чёрно-белый,
снова деревья одел, облачив в кружева.
Тёмный асфальт, словно доску, расписывал мелом.
Белое небо на крыши упало с утра.
Вновь о зиме нам решился февраль вдруг напомнить,
сретенье встреча, но вовсе ещё не весна.
Зимние сказки наполнили всё вокруг сонмом
мелких божков из какого-то летнего сна.
В шарфы закутались детских площадок скамейки,
шапки надвинули крыши, балконы, дома.
Транспорт бежит, как собачки на тоненьких шлейках.
Всех одарила, одела, укрыла зима.
Солнце весеннее к вечеру точно растопит
зимних красот белизну, превратив в темень луж,
только душа эту радость, наверно, накопит
и пронесёт через ветер, дожди, холод стуж.
Весенний ветер
В розовых облаках ветром грозит закат.
Лунный ущербный диск плавает, словно скат.
Колются зеркала зимних остатков луж
памятью вековой прошлых снегов и стуж.
Ветер несёт весну нам на своих крылах,
колкостью и дождём нам нагоняя страх.
В реках видна вода в трещинах и сквозь лёд,
скрывшись в тени моста, утки проводят слёт.
Небо синей воды. Поздно, но всё ж светло.
Видно, пришла весна: солнцем горит окно.
«Весна уж ярким солнышком согрела…»
Весна уж ярким солнышком согрела,
но ветер всё ещё грозит зимой.
Растоплен лёд в каналах и на реках,
но воды в них ещё рябят волной.
Как будто губы тронуты улыбкой,
но лишь тревогой полнятся глаза,
боясь, что солнце было лишь ошибкой,
что завтра может вновь придти зима.
Душа трясётся, словно в лихорадке,
и бьётся мелкой рябью на воде.
Все признаки весеннего упадка
пророчат, будто скоро быть беде.
«Снова дымка молочным туманом…»
Снова дымка молочным туманом.
Пеленой утро застит глаза,
и жестоким апрельским обманом
ветра вызвана снова слеза.
Выйдет солнце и голых деревьев
осветит нам безлистный скелет,
птицы грянут обманчивой трелью
в обманувший их солнечный свет.
Пылью веет весенняя вьюга,
засыпает до боли глаза,
И жару перегретого юга
капля солнца сулит на века.
Ярко красный закат обещает
сильный ветер назавтра и впредь.
И в две скрипки погоду играют
ветра холод иль жаркая медь.
Начало апреля
Ненавижу начало апреля,
где так много пугающих дат.
Я в апреле быстрее старею.
Он во всём, он во всём виноват!
Эти дни улыбаются внешне,
а внутри их одна чернота.
Воздух, вроде, прозрачный и вешний,
но дышать не даёт духота.
Ненавижу начало апреля,
где болезни чредою идут.
В эти дни ни во что я не верю.
Пусть быстрее, быстрее пройдут.
«Пахнет корюшкой и заливом…»
Пахнет корюшкой и заливом.
Это значит пришла весна.
Солнцем в тучах с стальным отливом
озадачены небеса.
Дни длиннее, а скоро ночи
истончатся в прозрачный сон,
станет воздух душистым очень
и зелёной листва кругом.
А потом будут падать звёзды,
с неба под ноги нам, в траву…
Если только не будет поздно,
если только я доживу.
«Тополиным пухом снег кружит…»
Тополиным пухом снег кружит,
временами пухом из перин.
Видимо, зима ещё не спит,
или у весны апрельский сплин.
Отражают лужи-зеркала
вальс снежинок в воздухе густом,
но не приземлилась ни одна:
в лужи опускаются дождём.
И летит вода из-под колёс,
тротуары моет, как волна,
будто бы не улицы, а плёс
образует в городе вода.
Снова снег… Вчера ещё жара,
и светило солнце, как весной,
почки раскрывали веера,
а сегодня снег залил водой.
Тополиным пухом снег кружит,
в сердце воцаряется зима.
И душа медведем сладко спит,
как в берлоге тёплой изо льда.
Бунт ветра
Снова ветер в безумном угаре
бьётся в окна, стремясь их разбить,
по заливу наносит удары,
волны гонит, чтоб город залить.
И вода поднимается в реках,
разбиваясь о серый гранит,
наводненьем грозя человеку,
закипая, Фонтанка бурлит.
Бьются волны о спуски на Мойке,
моют лапы у каменных львов,
и, шатаясь, как после попойки,
рвутся внутрь соседних домов.
Не на шутку Нева разозлилась,
раскачала опоры мостов,
лишь у сфинксов слегка притомилась,
отложив ненадолго потоп.
Ветер бьётся в весеннем угаре
гонит воды наружу из рек,
реки в цвет нержавеющей стали,
цвета стали и нынешний век.
«Пыль зимы смывает с улиц серый дождь…»
Пыль зимы смывает с улиц серый дождь…
Нет улыбки солнца в небе. Ну, и что ж?
Слёзы душу отмывают от тоски,
но ложатся тяжкой болью на виски.
Слёзы капают на щёки и асфальт,
и ручьём бегут куда-то в реки, вдаль.
Небо серое, тяжёлое висит,
а под ним душа во мне, как будто спит.
Пыль зимы с души смывает серый дождь,
а весна к ней не приходит. Ну, и что ж?
В ожидании белых ночей
Редкий ситец неба, а набивкой ветки
с только появившейся мелкою листвой,
ветви прорисованы в виде мелкой сетки,
собранной пучками ведьминой метлой.
Сеткой по асфальту, грубой мешковиной
тень от тех же веток растянулась всласть,
отраженья листьев в лужах мелкой тиной,
лужи распахнулись к небу, словно пасть.
Батиком закаты, золотом рассветы,
и ночного неба расписной купон.
Прячутся за ними полные ответы
на вопросы главные, взявшие в полон.
Скоро, очень скоро ночи испарятся,
и тогда, наверно, разорвётся сеть…
В полдень белой ночи мне ответы снятся,
соловей в сирени может их напеть.
Летняя весна
Летнее солнце и первая зелень,
ясного неба не выцветший цвет,
ветви деревьев, не дарящих тени,
жизнь согревающий солнечный свет.
Ночи короткие, словно в июне,
сон прерывает нежданный рассвет…
Но у природы не может быть уний
лета с весною, которой уж нет.
И непонятно, чего ожидает
нынче душа, просто ищет ответ.
Лето весну не в июне сменяет?
Будет ли летом весна или нет?
Луна
Слегка ущербный нынче диск луны
с кривой ухмылкой смотрит в наши сны.
И столько горечи таит тот лунный взгляд,
как будто он в кошмарах наших виноват.
Так бледен нынче ночью лунный диск,
с такою болью он на Землю смотрит вниз,
что, кажется, ему уже давно
безумно больно, только больно, но
пройдёт ещё совсем немного дней,
луна поправится и станет веселей.
И, может, веселее станет нам
с его улыбкой нежной по утрам.
Залив
Отступивший залив гладким шёлком лежит.
Он окрашен, как небо, неровной полоской.
Валуны, как подушки, залив будто спит,
на колючей перине — холодный и плоский.
Акварель разлита, словно детской рукой,
по воде и по небу без всякой системы.
Швом неровным лежит горизонт над водой.
Что за ним? Это лайнер? А может, трирема?
Пахнет древностью воздух. Остатками скал
показались вдруг в море осколки гранита.
Спит наш древний залив. Он ужасно устал.
В снах его проплывает всё то, что забыто.
Дождь
Ну, вот и дождь… Давно ведь ждали.
Сирень и ландыши в саду
промокли, но красивей стали
(от жажды мучились в жару).
Пусть тут же их прибило градом,
но ведь, наверно, отойдут…
И даже в доме пахнет садом,
и птицы всё равно поют.
Пора топить, пожалуй, печку,
да и давно закрыть окно,
купить, на всякий случай, свечку,
пока на улице светло.
Что ж… Как бы ни было мне худо,
но дождь пройдёт, растает град,
я вместе с птицами петь буду,
любуясь на цветущий сад.
«Залив ушёл, дно поросло травою…»
Залив ушёл, дно поросло травою.
Лишь чайки на камнях.
Они кричат, кружатся над водою.
В их криках страх.
А я бреду по берегу пустому
под этот крик.
Да что ж вы — чайки раскричались снова?
И ветер стих.
Качели
Между солнцем и штормом
раскачались качели:
то взлетают от ветра,
то плывут еле-еле.
И людей, и природу
на качелях качает.
Ливень с солнцем сегодня,
видно, в прятки играют.
В ярком солнце сияют
бриллиантами ели,
птицам нынче раздолье:
сразу душ и качели.
«Опять трава в жасминовом снегу…»
Опять трава в жасминовом снегу,
а значит скоро середина лета.
Кричат вороны, кликая беду.
Всё те ж вопросы… Так же без ответа.
Быть может, ты, залив, мне дашь ответ?
Шуршит залив приливною волною,
слепит глаза закатный солнца свет,
играя с золотой его водою.
Ответов нет у ветра и дождя,
их нет у ночи, и у дня их нету.
Лишь тонкий месяц смотрит на меня…
Не знаете ль какой-нибудь приметы?
А в воздухе жасмина аромат
туманит голову мне нынче, словно ладан.
Ну, где ж ответ найти мне может сад,
когда вопрос ему ещё не задан.
«Отцветает сад. Сдувает ветер снег…»
Отцветает сад. Сдувает ветер снег
лепестков жасмина на крыльцо.
Лето в осень начинает бег.
Видно меж ветвей её лицо.
У неё заплаканы глаза,
несмотря на праздничный наряд.
Лето никогда не помнит зла,
осень ищет, кто же виноват.
Звездопад сменяет листопад,
а за ним и зимние снега.
Белый, белый, белый снегопад
из жасмина… Те же берега…
Август. Дождь
Дождь. Холодный дождь,
что, в общем, августу к лицу.
Дождь. Холодный дождь
стучит по крыше и крыльцу.
Дым. Дым из трубы.
Мы снова в доме топим печь.
Дым. Дым из трубы
ползёт, как дождь, пытаясь течь.
Август наступил.
Осталось лета нам чуть-чуть.
Август наступил,
и скоро птицам снова в путь.
Звёзды текут с небес
под плотный занавес дождя.
Звёзды текут с небес,
но видеть их пока нельзя.
Дождь…
«Пахнет осенью воздух…»
Пахнет осенью воздух,
горькой рыжей рябиной.
Льёт на летний похожий
дождь грибной паутиной.
В непонятном сезоне
ничего непонятно,
и душа моя стонет,
что-то шепчет невнятно.
Лес, пропахший черникой
и малиновым соком,
на грибы зазывает
и уводит далёко.
Звёзды падают тихо
с тёмно-серого неба,
незаметно для глаза,
словно крошечки хлеба.
Мерно катится август,
приближается осень…
У души нет желаний,
непонятно, что просит.
Осенний день
Осень в печи горит,
сушит холодный дом.
Снова душа болит,
плачет мелким дождём.
Мокнет отцветший сад,
ёлки объял озноб.
Видно, никто не рад,
осени слыша дробь.
Лижет огонь дрова,
словно осенний лист,
мокнет ковёр-трава,
птичий не слышен свист.
Осень кистей рябин,
осень больной души,
осень в окно стучит…
Ты продолжай… Дыши.
«Солнце вышло на вечернюю прогулку…»
Солнце вышло на вечернюю прогулку,
отоспавшись на перине серых туч,
заглянуло в переулки и проулки
и зашло за горизонт, чтоб отдохнуть.
Целый день дождило и дождило,
целый день душа моя спала,
небо слёзы лило, лило, лило,
небо было серым, как скала.
В небо поднимался дым от печки,
тоже серый, в цвет тяжёлых туч,
а на ёлках загорались свечки
ярких капель: Новый год чуть-чуть.
Что же? Скоро наступает осень.
Там и Новый год недалеко.
А душа уже отчёта просит,
снова неуютно, нелегко…
Август-плакса
Снова плачет август-плакса
за моим окном,
снова лужи, словно кляксы
на листе пустом.
Это осень тихой сапой
подошла к дверям,
листопад на мягких лапах
где-то по краям.
В душу вновь ползут сомненья
змеями в ночи…
Осень — это только мненье.
Слышишь? Промолчи!
Осенние мотивы лета
Жёлтые ленты вплетаются в косы берёз,
хмурится небо, к полудню доходит до слёз,
Листья рябины горят поминальным костром,
мысли-вопросы о том, что же будет потом.
Солнце и дождь — это осень грибная пришла.
Осенью часто, рыдая, грустит красота.
Ранняя осень, ведь август ещё на дворе.
Грустные мысли приходят сегодня ко мне.
Осень врывается в лето холодной волной.
Ветер и ливень, и листья уже с желтизной.
Душу трясёт, на ветру её словно знобит…
Что это? Летний сезон ведь ещё не закрыт.
Солнце горит на закате, хоть спало весь день.
Сосны бросают к корням бестелесную тень.
Жёлтые банты привязаны к космам берёз…
Хочется верить, что осень ещё не всерьёз.
Ветер. Конец августа
Дымом от труб печных
редкие облака,
ветер сгоняет их
в стаи или стада.
Стаи летят на юг.
Видно, уже пора.
Лета осенний крюк.
Кажется, навсегда.
Ветер гудит трубой,
солнце огнём горит.
Сосны стоят дугой,
ночью никто не спит.
Ночь
Сосны в кроны заплели
вереницы ярких звёзд,
и украсил лунный серп
хороводы из берёз.
Ночь осенняя тиха
и прекрасно холодна,
красота её небес
лишь за городом видна.
Протопила в доме печь
(я на ней сушу грибы),
да и вышла в звёздный сад
(сад со звёздами на «ты»).
Замерла от красоты
и не знаю, что сказать.
Замерзаю… не уйти…
Вот бы в небе полетать!
«Сусальным золотом берёзовой листвы…»
Сусальным золотом берёзовой листвы
звенит ковёр, разлёгшись под ногами,
нить зелени из мха или травы
сплетается с пурпурными листами.
Ирландским кружевом кленового листа
украшен воздух осени над лесом,
здесь царственно живая красота
за дождевой иль солнечной завесой.
Путь осени от солнца до дождя
совсем недолог. Это возраст плачет.
Сквозь эти дни стремительно пройдя,
природа отыграется иначе.
Сусальным золотом осыплется листва,
периной белой весь ковёр накроет:
рябина предвещает холода.
Душа уже в преддверьи замирает.
Осеннее царство сна
Серы небо и асфальт,
но окрашен серый мир
золотом осенних смальт
в яркий царственный ампир.
Красотою напоён
серый воздух сентября,
и отчаянно поёт,
всей листвою шелестя.
Серый город нынче спит,
дождик ритм задаёт,
слабо-слабо моросит,
колыбельную поёт.
Начало октября
В седьмом часу совсем уже темно,
и звёзды в небе вышивает месяц.
А белой ночи светлое пятно
в душе и памяти ещё пока что светит.
Срывает ветер рыжую листву
и устилает ею мостовую,
а я листвою этою шуршу,
но помню лишь зелёную… живую.
Ждёт впереди осенне-зимний мрак,
душа уже почти готова к спячке,
и зимний холод — наш извечный враг —
даёт душе все поводы для стачки.
Душа свернулась в маленький клубок
и улеглась котом у батареи,
закрыв домашний маленький мирок
на все замки, и окна все заклеив.
Она проснётся, может быть, к весне,
когда чуть-чуть отступят мрак и холод,
вернётся всё, что виделось во сне,
и мир как будто снова станет молод.