Многие ученые-атомники США еще надеялись, что ультиматум, в котором объективно оценивалось бы положение Японии после капитуляции гитлеровской Германии и конкретно излагались бы гибельные для нее последствия сопротивления, должен был бы склонить силы рассудка в Японии к капитуляции. Ученые считали, что США обрушат на Японию свое новое оружие, обладающее ни с чем не сравнимой мощью, лишь в случае ее отказа принять ультиматум.
Между тем в Потсдамской декларации, опубликованной 27 июля 1945 г. за подписями представителей США, Великобритании и Китая (СССР тогда еще не участвовал в войне против Японии), об этом сказано не было.
В декларации, содержащей предупреждение о том, что в случае ее отклонения Японию ждет немедленное и страшное возмездие, даже намека нет на атомное оружие.
Стимсон представил Трумэну подробный материал о том, что, как, когда и при каких условиях следует сообщить Советскому Союзу по этому вопросу. Предлагалось объем первичной информации сделать самым минимальным. Председатель Объединенного комитета начальников штабов США генерал Маршалл высказался категорично: «Неразумно давать русским любую информацию, которая может облегчить им создание такого же оружия, пока мы не будем уверены в намерениях Советов». Государственный секретарь США Бирнс усматривал в утаивании от СССР сведений об атомной бомбе мощный фактор, благоприятствующий успехам внешней политики США.
Советскому правительству текст декларации Японии, подписанный представителями США, Великобритании и Китая, был вручен 26 июля лишь «для сведения», причем в сопроводительной записке Бирнса говорилось, что документ уже передан прессе для опубликования 27 июля.
Советский Союз, учитывая предстоящее вступление в войну с Японией и ряд других моментов, обратился с просьбой отсрочить опубликование декларации на три дня. Американцы ответили отказом, ссылаясь на то, что агентства не могут задерживать ее опубликование. Зарубежные комментаторы справедливо расценили этот ответ как стремление США отстранить Советский Союз от решения политических проблем, связанных с окончанием войны против Японии.
Текст Потсдамской декларации был передан Японии по коротковолновому передатчику американского министерства информации, установленному в Сан-Франциско. Кабинет Судзуки 28 июля отклонил ультиматум, что дало правительству США желанный предлог для атомной бомбардировки японских городов.
Через две недели на жителей двух городов — Хиросимы и Нагасаки обрушился атомный смерч, раскрыв смысл туманных формулировок ультиматума. Но те, кто взял на себя ответственность за нанесение ядерного удара и похвалялся в свое время проявленной при этом «решительностью», теперь не прочь все же снять с себя ответственность.
Имело ли смысл применять атомную бомбу?
Человек, отдавший приказ о ее применении, президент Трумэн высказался на этот счет самым категорическим и определенным образом, приняв на себя полную ответственность За это решение, которое он оправдывал в следующих словах:
«Именно мне пришлось решать, где и когда следовало применить атомную бомбу. Пусть люди не обманываются: я всегда считая эту бомбу военным оружием, и я никогда не сомневался в том, что ее применение — мой долг. Самые высшие военные советники президента рекомендовали ее применение, и, когда я посоветовался по этому делу с Черчиллем, тот без колебаний сказал, что он стоит за применение атомной бомбы, если это может ускорить окончание войны».
8 мая 1964 г., празднуя свое 80-летие, Трумэн заявил представителям печати: «Я направил японцам предупреждение о том, что мы располагаем самой мощной взрывной и разрушающей силой в мире».
Какие претензии могут быть после этого к президенту Трумэну?
Конечно, соблазнительно спустя многие годы попытаться использовать шанс на реабилитацию. Но никакой ложью не скрыть того факта, что планы нанесения атомного удара попросту исключали возможность такого предупреждения.
…И вот наступила последняя ночь Хиросимы. 6 августа 1945 г. с рассветом небо разгоралось все сильнее и сильнее. На фоне озаренного моря пальмы о. Тиниан казались черными, обугленными. Также зловеще, словно тени из преисподней, выглядели люди, сновавшие около мощных четырехмоторных Б-29. Самолеты припали к земле, как крылатые сказочные чудовища.
— Нам предстоит, — сказал Тиббетс, — выполнить задание — сбросить на противника одну единственную бомбу, которая принципиально отличается от всех, ранее виденных вами. Она обладает разрушительной силой, эквивалентной 20 тыс. т тринитротолуола.
Совещание было коротким. На нем зачитали прогноз погоды, указали высоту полета, длину волн радиопередатчиков, местонахождение спасательных самолетов и кораблей. Место встречи — Иводзима. Перечень объектов бомбежки в порядке предпочтительности: Хиросима, Кокуpa, Нагасаки. Горючее: 26500 кг для «Энолы Гей», 28 тыс. кг для всех остальных самолетов.
Были отданы последние инструкции. Всем членам экипажей атакующих самолетов выдали массивные очки с темными стеклами для защиты глаз от светового излучения после взрыва.
— Во время атаки вы должны надеть эти очки, — сказал капитан Парсонс. Снимать их нельзя ни в коем случае. Слепой пилот еще никогда благополучно не доставлял самолет домой.
Перед вылетом капитан Доуней, полковой священник, благословил их.
Командиру Б-29 полковнику Тиббетсу генерал Спаатс пожал руку и сказал:
— Полковник, напоминаю еще раз: это поручение — знак особого доверия. Со временем ваше имя будет увековечено в летописи нашей страны.
1 час 00 мин. Экипаж хорошо накормили. Яичница была из настоящих яиц, а не из яичного порошка. Все это отметили с явным удовольствием.
1 час 37 мин. Стартуют первые три бомбардировщика для метеорологической разведки. Они поднимаются с трех различных взлетных полос и исчезают в непроглядной мгле. Радиосообщения с них о состоянии погоды в районе целей поступят в штаб и на самолет-носитель, который будет только принимать сигналы.
2 час. 15 мин. Взлетная площадка залита светом прожекторов. Самолет «Энола Гей» ярко освещен. Около сотни репортеров толпятся вокруг летчиков. Они не знают еще, какое задание предстоит выполнить летчикам, но им сказали в штабе, что это — «начало новой эры». Когда члены экипажа пробираются через толпу к самолету, репортеры хватают их за руки и просят надеть принадлежащие им кольца или часы, чтобы потом иметь сувенир.
2 час. 27 мин. Запускают моторы. Самолет Тиббетса выруливает со стоянки на Линию старта и занимает отведенную для него площадку в конце взлетной полосы со стоящими на других взлетных полосах «Грейт артистом» Суинея и бомбардировщиком № 91 Маркворда.
2 час. 45 мин. Самолет «Энола Гей» долго разбегается — трехкилометровая взлетная дорожка уходит в темноту. Самолет перегружен: лишних 7 т! Он с трудом отрывается от земли за несколько метров от конца взлетной полосы.
Две другие машины, соблюдая двухминутный интервал, следуют за «Энолой Гей».
Вслед за ними в небо поднимается «Топ Сикрет» капитана Чарлса Ф. Мак Найта, который должен опуститься на Иводзиме, чтобы в случае необходимости заменить «Энолу Гей».
Специальное бомбардировочное задание № 13 началось.
После взлета бомбардировщики долго идут на высоте около 1200 м. Это мера предосторожности, чтобы не столкнуться с ночными бомбардировщиками, возвращающимися с боевого задания.
Весь последующий путь занят подготовкой к решающему шагу: Парсонс втиснулся в отсек для сбрасывания бомб. Его помощник Джеппсон передавал ему по мере необходимости различные инструменты. Парсонс очень осторожно через хвост бомбы ввел заряд взрывчатки для детонаторов. После этого он стал налаживать систему двойного соединения.
По внутренней телефонной связи Парсонс информировал Тиббетса о том, как продвигается работа. В общей сложности она заняла около 25 мин.
— О'кэй, готово! — сказал Парсонс Джеппсону.
Услышав это, Джеппсон отсоединил от боковой части бомбы зеленый штеккер и подсоединил вместо него почти такой же, но красный. Оба они входили во внешнюю оболочку бомбы, однако в красном штеккере было много алюминиевых отводов для приведения в действие заряда. Зеленый — прерывал электрическую схему управления детонатором. Пока был вставлен зеленый штеккер, бомба не могла взорваться, но его замена на красный означала, что бомба находится в боевом состояний и готова к сбрасыванию. После этого Парсонс и его помощник поднялись из отсека и плотно закрыли ведущий в него люк. «Малыш» помещался в переднем бомболюке. В других бомболюках вместо бомб находились дополнительные баки с бензином.
Вернувшись на свое место, Парсонс и Джеппсон сели напротив электронного блока, с помощью которого они могли следить за показателями приборов, подключенных к бомбе.
4 час. 52 мин. «Энола Гей» Тиббетса, «Грейт артист» Суинея и бомбардировщик № 91 Маркворда встретились над островом Иводзима. Три самолета выстроились для совместного полета. Тиббетс возглавил группу, а два других самолета, чуть отстав, летели по обе стороны от «Энолы Гей» на расстоянии нескольких сотен метров, образуя как бы большую букву V. Самолеты повернули налево и взяли курс на северо-запад в направлении к Сикоку.
Тиббетс связался по телефону с Иводзимой и, не прибегая к шифру, сказал:
— Мы летим на объект!
Три самолета под командованием Тиббетса летели от Иводзимы к Японии над толстым слоем облаков, полностью застилавших горизонт. Полковник передал по телефону и громкоговорителю распоряжение, чтобы все члены экипажа находились на своих местах. Как только станут видны берега Японии, член экипажа Безер должен был начать записывать на магнитофонную ленту все, что будет сказано на борту самолета. Тиббетс закончил свое выступление следующими словами:
— Эта запись станет достоянием истории, поэтому я прошу вас следить за своими выражениями. Мы скоро сбросим первую атомную бомбу!
6 час. 40 мин. «Энола Гей» начала подниматься с 3 тыс. па 10 тыс. м высоту, с которой предполагалось сбросить бомбу. Парсонс и его помощник продолжали контролировать состояние различных узлов бомбы с помощью электронного блока.
7 час. 00 мин. Первый самолет — Метеорологический разведчик — достигает исходного пункта атаки — моста в 26 км от Хиросимы. В зоне Хиросимы в это время была объявлена предварительная воздушная тревога.
7 час. 09 мин. Бомбардировщик «Строит Флаш» К. Изерли над целью. Легкая дымка облаков появилась на небе, но над городом небо чистое.
«Стрейт Флаш» летел точно по тому же курсу, по которому предстояло затем следовать Тиббетсу. С высоты полета видно было, что Япония покрыта толстым слоем низких облаков. «Стрейт Флаш» прошел над Хиросимой на высоте 11 тыс. м. Штурман самолета дважды измерил дрейф облаков, чтобы передать Тиббетсу как можно более точные данные о скорости и направлении ветра. Затем, пролетев около 15 км в западном направлении, «Стрейт Флаш» развернулся и вновь прошел над городом.
8 то же самое время «Фулл-хайз» Тэйлора на большой высоте облетел дважды город Нагасаки, находящийся на юго-западе Японии. Небо над Нагасаки также было безоблачным.
Самолет Вильсона «Джебитт III» долетел до Кокуры несколько раньше. Видимость над городом была хорошей.
Итак, в то утро все три объекта, среди которых «Энола Гей» должна была сделать выбор, оказались пригодными для бомбардировки.
«Энола Гей» летела над Тихим океаном. Тиббетс, оставив штурвал, склонился над столиком радиста Нельсона. По мере того как радист записывал буквы и цифры донесения Изерли, Тиббетс расшифровывал: «На всех высотах облачность менее 0,3. Рекомендация: первый объект».
— Итак, Хиросима.
Приказ о выполнении задания «№ 13 предписывал Тиббетсу в любом случае, независимо от полученной метеосводки, пролететь над Хиросимой, чтобы при случае воспользоваться временным прояснением в момент, когда «Энола Гей» будет находиться над городом. Теперь Тиббетсу можно было уже больше не думать о Кокуре и Нагасаки и сконцентрировать свое внимание только на Хиросиме. Несколько минут спустя Нельсон передал донесения, поступившие с самолетов Тэйлора и Вильсона, но они уже представляли для Тиббетса лишь теоретический интерес.
В 7 час. 50 мин. «Энола Гей» пролетела над оконечностью острова Сикоку, и все члены экипажа надели неудобную противоосколочную одежду. Радиолокация была полностью прекращена. Было выключено устройство для передачи опознавательных сигналов. Отключив автопилот, Тиббетс взял управление самолета в свои руки.
8 час. 00 мин. Японские наблюдатели засекают «Энолу Гей» на подступах к Хиросиме. Радиостанция передает в эфир сигнал воздушной тревоги. Однако вместе с рекомендацией следовать в убежище передается сообщение, что самолет осуществляет полет с разведывательной целью.
8 час. 11 мин. Полковник Тиббетс выводит самолет на цель.
8 час. 13 мин. 30 сек. На три минуты (время для бомбежки) командование самолетом принимает майор Фериби.
Полковник, передавая ему управление, сказал:
— Теперь твоя очередь! В этот момент «Энола Гей» летела к западу на высоте 10 500 м.
Глядя в прицел, Фериби видел мельчайшие детали представшей перед его глазами панорамы. Они были идентичны просмотренным им ранее аэрофотоснимкам. Все увиденное казалось ему привычным: выступающие в бухту три длинные земляные насыпи, семь пальцев дельты речушки Ота и пересекающие друг друга, как прожилки листа, основные артерии города. Над землей висел легкий туман. Мишенью бомбардировки был один из мостов на наиболее широком рукаве Оты. И вот этот мост появился в прицеле, в центре которого, образованном двумя пересекающимися полосками, ему через мгновение предстояло оказаться.
— Объект замечен! — объявил Фериби, включая устройство синхронизации операций, которые следовало осуществить за последнюю минуту перед бомбометанием. Спустя 45 сек. он включил предупредительный сигнал бомбардировки, означавший, что еще через 15 сек. будет сброшена бомба. Этот сигнал услышали члены экипажей всех трех самолетов, после чего они опустили на глаза специальные очки. Начиная с этого момента, все принялись отсчитывать секунды.
Этот сигнал был услышан также на расстоянии сотен километров тремя возвращавшимися на Тиниан метеорологическими самолетами.
И вот наступил момент — нажат рычаг, и первая в мире атомная бомба летит на японский город Хиросима.
Став на 5 т легче, «Энола Гей» резко подпрыгнула. Члены экипажа замерли в ожидании. Им показалось, что они слышат вой падающей бомбы, но это стучала в висках кровь. С застывшими лицами бессмысленно смотрели они в пустоту, скованные смутным предчувствием небывалой катастрофы.
«Энола Гей» сделала резкий разворот вправо на 60° от боевого курса, вошла в крутое пикирование и с максимально возможной скоростью стала уходить от цели.
Стрелок «Грейт артиста» открыл дверцы бомбосбрасывателя, и в пустоту упали три цилиндра. Вскоре на раскрывшихся парашютах они повисли в воздухе. Затем оба сопровождавших «Энолу Гей» самолета одновременно сделали крутой полуоборот и вновь полетели в восточном направлении.
Стрелки показывали 8 час. 14 мин. 50 сек. Бомба на высоте 600 м.
И когда в 8 час. 15 мин. бомба опустилась еще на 100 м, бомбовые приборы включили систему подрыва ядерного заряда — это мгновенно вызвало цепную реакцию.
…8 час. 15 мин. 30 сек. Взрыв…
На какую-то долю секунды над землей вспыхнуло ослепительным светом еще одно солнце.
Оно было во сто крат ярче небесного светила.
Огненный шар обрушился на город. В мгновение он сжег заживо и искалечил сотни тысяч людей. Тысячи домов превратились в пепел, который потоком воздуха был подброшен ввысь на несколько километров. Город вспыхнул, как факел… Смертоносные частицы начали свою разрушительную работу в радиусе 1,5 км.
Полковник Тиббетс позже вспоминал: «…за это время мы закрыли люки, сделали разворот на 60° и вошли в крутое пикирование. Нам нужна была скорость, самая большая скорость, какая была только возможна, невзирая на потерю при этом высоты… Когда взрывная волна догнала самолет, его резко бросило вниз. Самолет задребезжал, словно железная крыша… Хвостовой стрелок видел, как первая волна, словно сияние, приближалась к нам. Он не знал, что это такое. О приближении второй волны он предупредил нас сигналом. Самолет провалился еще больше, и мне сначала показалось, что над нами взорвался зенитный снаряд».
То, что происходило там, внизу, трудно было выразить словами.
«Сначала появилась яркая молния взрыва, — вспоминал сержант Б. Кэрон, Затем слепящий свет, в котором была видна приближающаяся взрывная волна, потом — грибообразное облако. Впечатление было такое, словно над городом бурлило море кипящей смолы. Только края его оставались видны…»
«Между тем я взял управление самолетом, — пишет капитан Льюис, развернул машину, чтобы можно было наблюдать за результатами. Мы увидели то, чего еще не видел ни один человек. Город был на 9/10 покрыт клубящимися облаками дыма, и над ними поднимался громадный белый столб дыма, который менее чем за 3 мин. достиг высоты 30 тыс. футов и поднимался все выше…»
Тиббетс смотрел на ужасный гриб. Под ним вместо бесчисленных крыш Хиросимы колыхалось море коричневого дыма. Тиббетс попытался понять, что же все-таки произошло: на «Эноле Гей» была одна бомба. Только одна! Он видел. Едва ли она была больше тех, которые до того он не раз сбрасывал на вражеские объекты. Правда, она имела другую форму и не падала свободно, а опускалась на парашюте. Так неужели одна бомба среднего калибра могла уничтожить целый город? Нет, невозможно! Этого не может быть!
Но ведь то, что видели его глаза, не было миражем.
Удалившись на безопасное расстояние, экипаж самолета-носителя произвел фотографирование цели. Полковник Тиббетс вспоминал впоследствии: «Мы сделали дважды S-образную петлю и провели съемки с кормы и с носа. Мы не подходили ближе чем па расстояние одной мили к облаку, но были достаточно близко, чтобы видеть, как оно бурлит. Цвет его менялся — оранжевое, серое, голубое. Внутри был черный дым, пыль, мусор, отчего и казалось, что перед нами бурлящий котел.
Город невозможно было узнать. Сквозь густое облако пыли мы не смогли видеть даже огня. Только это облако пыли и отмечало границы разрушения. Мы с Парсонсом пришли к выводу, что взрыв был значительно сильнее, чем предполагалось».
Второй и третий бомбардировщики также выполнили свои задания. Самолет майора Суинея «Грейт артист», который сбросил на парашюте измерительные приборы одновременно с бомбой, вскоре лег на обратный курс. Экипаж самолета № 91 под командой капитана Маркворда фотографировал объект еще полчаса.
Операция длилась около 12 час.
Через 15 мин. после взрыва на командный пункт поступило официальное сообщение о результатах операции. Сообщение, переданное капитаном Парсонсом, гласило: «Все по плану, во всех отношениях успешно, рекомендую тотчас подготовку следующей акции… В самолете после сбрасывания бомбы положение нормальное. Возвращаемся на базу».
Это сообщение сразу же было передано в Вашингтон генералу Гровсу. Тот приказал опросить летчиков и других членов экипажей о результатах выполнения задания. Вопросы задавали генерал Спаатс, генерал Фарелл, офицер контрразведки и некоторые ученые. Рассказы звучали фантастически и устрашающе. Все увиденное невозможно было объяснить: люди все еще не знали слов «атомная бомба».
Члены экипажа, по их словам, чувствовали себя так, будто их стукнули по голове. Вот воспоминания капитана Льюиса: «Мы, правда, ждали чего-то страшного, но то, что мы тогда увидели собственными глазами, вызвало у нас ощущение, что мы являемся чудовищными воинами XXV в… На обратном пути мы представляли собой группу людей, которые были в полном смятении. Мы видели самое плохое, что может видеть человек. Мы не могли еще овладеть собой. Было жутко сознавать, что с земли исчез целый город…».
Прошло четыре часа после налета, а разведывательные самолеты продолжали сообщать о том, что большая часть города все еще скрыта сплошной пеленой дыма, а по краям видны многочисленные очаги пожаров. Через 5 час. повторили фотографирование, но получили только картины пожара.
Что же происходило в это время внизу? Попадание было почти идеально точным: в самом деле «Малыш» взорвался в 200 м от цели. Будучи сброшена с такой точностью, бомба оказалась еще более эффективной, чем это предсказывали се создатели. Ряд факторов способствовал этому.
Во время взрыва во всех концах города тысячи маленьких печек, отапливаемых древесным углем (они одновременно служили для обогрева жилищ и для готовки), были зажжены, поскольку в тот момент многие были заняты приготовлением завтрака. Все эти печки были опрокинуты мощной взрывной волной, и каждая из них превратилась в пылающий факел, вызвавший пожар в домах, построенных главным образом из дерева и самана. Кроме того, предполагалось, что население укроется в убежищах. В действительности же, когда произошел взрыв бомбы, убежища были пусты. Это объяснялось несколькими причинами. В момент налета бомбардировщиков многие были на пути к месту работы; с другой стороны, незадолго до этого был дан отбой воздушной тревоги, когда улетел самолет метеорологической службы; при приближении «Энолы Гей» новый сигнал воздушной тревоги дан не был. Наконец, над Хиросимой и раньше довольно часто пролетали небольшие группы самолетов, которые никогда не сбрасывали бомб, и это ввело людей в заблуждение.
За первоначальной вспышкой взрыва последовали другие бедствия. Прежде всего это было воздействие тепловой волны. Оно длилось всего лишь мгновение, но было настолько мощным, что расплавило даже черепицу и кристаллы кварца в гранитных плитах, превратило в уголь телефонные столбы на расстоянии 4 км и, наконец, настолько испепелило человеческие тела, что от них остались только тени на асфальте мостовых или на стенах домов.
На смену тепловой пришла ударная волна: вырвавшийся из огненного шара порыв ветра, все сметая на своем пути, пронесся со скоростью 800 км/час. Хотя стены зданий некоторых крупных магазинов, построенных с учетом сейсмической опасности, и не обрушились, внутренняя часть зданий превратилась в кучу обломков: под тяжестью обвалившихся крыш рухнули все этажи. За исключением этих нескольких стен все остальное в гигантском круге диаметром 4 км было стерто в порошок. Страшный порыв ветра уносил с собой все, что ему встречалось на пути.
Такое двойное воздействие ударной и тепловой волн за несколько секунд вызвало тысячи пожаров.
Вслед за тепловой и ударной волнами и вспыхнувшими пожарами через несколько минут после взрыва пошел необычный дождь, крупные, как шарики, капли которого были окрашены в черный цвет. Это странное явление было связано с тем, что огненный шар превратил в пар, содержавшуюся в атмосфере влагу, который затем сконцентрировался в поднявшемся в небо облаке. Когда это облако, содержавшее водяные пары и мелкие частицы пыли, поднимаясь вверх, достигло более холодных слоев атмосферы, произошла повторная конденсация № влаги, которая затем выпала в виде дождя. Этот дождь оказался недостаточным, чтобы погасить огонь, но его черные капли еще больше усилили смятение и панику среди доведенного до отчаяния населения.
После дождя на город обрушился новый порыв ветра — большой «огненный ветер», на этот раз дувший в направлении к центру катастрофы и усиливавшийся по мере того, как воздух над Хиросимой становился все более теплым из-за разгоравшихся пожаров. Этот ветер дул с такой силой, что вырывал с корнями большие деревья в городских парках, где столпились спасавшиеся от огня люди. Он поднял огромные волны в рукавах реки, в связи с чем многие люди бросившиеся в воду, спасаясь от пламени, утонули.
Лауреаты Международной премии мира художники Ири и Тосико Маруки очевидцы взрыва в Хиросиме — писали: «Ослепительная вспышка, взрыв, сознание подавлено, волна горячего ветра, и в следующий момент все вокруг загорается. Тишина, наступившая вслед за грохотом ни с чем не сравнимой, дотоле неслыханной силы, нарушается треском разгорающегося огня. Под обломками рухнувшего дома гибнут люди, гибнут в огненном кольце очнувшиеся и пытающиеся спастись…
Миг — и с людей падает вспыхнувшая одежда, вздуваются руки, лицо, грудь, лопаются багровые волдыри, лохмотья кожи сползают на землю… Это привидения. С поднятыми руками они движутся толпой, оглашая воздух криками боли. На земле грудной ребенок, мать мертва.
Но ни у кого нет сил прийти на помощь, поднять. Оглушенные и обожженные люди, обезумев, сбились ревущей толпой и слепо тычутся, ища выхода…
Ни с чем не сравнимая, трагическая картина: люди утратили последние признаки человеческого разума…
На искалеченных людей хлынули черные потоки дождя. Потом ветер принес удушающий смрад…».
Вот еще одно свидетельство очевидца — японской поэтессы Юкио Ота: «Хиросима походила не на город, разрушенный войной, а на фрагмент картины светопреставления. Человечество подвергло себя самоуничтожению, и люди, пережившие ядерный взрыв, чувствовали себя, как после неудавшегося самоубийства. Жертвы атомной бомбы потеряли желание жить».
Город горел, на улицах всюду лежали люди, живые и мертвые. Очевидец рассказывал: «Живые выглядели еще ужаснее мертвых. Люди, у которых от взрыва вытекли глаза, ползли по улицам, стараясь по памяти найти путь к реке, чтобы утолить страшную жажду… Они уже не были похожи на человеческие существа, а напоминали скорее личинок насекомых, которые упали с листвы на тротуар и теперь беспомощно ползли».
После взрыва фоторепортер хиросимской газеты «Цугоку симбун» X. Хиёси прошел опустошенный город вдоль и поперек, но рука его редко нажимала на спуск фотоаппарата, «Мне было стыдно запечатлевать на пленке то, что открылось моим глазам», — объяснял он позже.
Город не погиб мгновенно и целиком. Не все и мужчины, женщины и дети Хиросимы умерли сразу, избавившись от ужасных страданий. Многие были обречены на мучительную агонию, на длительное умирание.
Нет, Хиросима была не безмолвным кладбищем, как она выглядела на фотографиях, а местом неописуемых мук и отчаяния. Все, кто мог бежать, идти или хотя бы ползти, чего-то искали: глоток воды, еду, лекарство, врача; жалкие остатки своего имущества и прежде всего тех, кто уже избавился от страданий, — своих погибших близких.
К перилам мостов были приклеены сотни, тысячи объявлений, сообщавших о том, где кто находится и как с ними связаться. Некоторые объявления были написаны углем прямо на каменных тумбах. Перед ними, словно перед витринами крупных газет с последними новостями, толпились оставшиеся в живых жители Хиросимы. Тексты объявлений были очень краткими, но давали представление о горестях и бедах тех, кто их писал.
Вот некоторые из них: «Коносукэ, приходи к тете в Гион. Отец».
«Мама, папа! Сообщите, где вы находитесь. Маюми. Мой адрес: г. Хапукаити, Сакуро, господин Абэ».
«Сын разыскивает отца. Хапуэ, г. Хаппонмацу, Яити Синитаки».
«Синдзо Ватанабэ жив и здоров. Адрес: Мидории, Сигэки Сэхара».
«Беспокоюсь о своих сокурсниках. Буду приходить каждый день в десять. Тайдзо Огава, класс 2 «а». Промышленный колледж».
«Дедушка, бабушка и Эмико пропали без вести. Сёдзи и Нацуё! Приходите к господину Токуро Ида в Окава-тё. Ясуока».
«Яэко! По возвращении в Футю мы остановились у Михара. Отец…»
От храма Хакусима осталась лишь каменная ограда. Три громадных лавра около храма Коку-Тайдзи были словно выкорчеваны чьей-то могучей рукой. Их обуглившиеся стволы валялись на земле, широко раскинув огромные корни. Сотни лет жили эти исполины — и вот им пришел конец. Поминальное надгробие над могилой самурая Ако повалилось к югу. Памятники на могилах клана Асано походили на лес, поваленный бурей. Оболочка кабелей расплавилась, и капли свинца, словно роса, длинной серебристой цепочкой окропили землю. Стальные опоры над трамвайными путями покосились, и свисавшие с них провода нагоняли на всех страх: может быть, по этим проводам еще бежит высоковольтный электрический ток!
Оставшиеся в живых жители Хиросимы не в состоянии были сообщить в Токио о происшедшем.
Начальник армейской разведки Японии генерал С. Арисуэ вспоминал: «В 8.16 в Токио дежурный оператор японской радиовещательной компании отметил, что радиостанция Хиросимы в эфире не прослушивается. Примерно через 20 мин. центр железнодорожной телеграфной связи с Токио обнаружил, что главная телеграфная линия, проходящая к северу от Хиросимы, не работает. Затем от нескольких железнодорожных станций, расположенных в радиусе 1.6 км от города, начали поступать бессвязные сообщения о чудовищном взрыве в Хиросиме…».
Узел связи генерального штаба несколько раз вызывал армейскую контрольную станцию в Хиросиме. Все безрезультатно. Офицеры генштаба были озадачены: крупного воздушного налета американцев не было, в городе не было больших запасов взрывчатых веществ.
В чем же дело?
После 13 час. 2-му армейскому корпусу удалось наконец передать в ставку главнокомандующего краткое донесение: «Хиросима была уничтожена одной-единственной бомбой; возникшие пожары продолжают распространяться». Сообщение было передано не из штаб-квартиры корпуса, а со складов военной интендантской службы, находившихся в порту за пределами разрушенной взрывной волной и пожарами зоны. Оттуда удалось связаться с ближайшей военно-морской базой в Куре, с которой телеграмма была переслана в Токио. Что же касается находившейся в замке штаб-квартиры 2-го армейского корпуса, то она вообще не подавала никаких признаков жизни.
Один из офицеров генерального штаба получил задание немедленно вылететь в Хиросиму, определить степень разрушений и возвратиться в Токио с достоверной информацией. Офицер вылетел в Хиросиму и уже за 160 км до города увидел огромное облако дыма над ним. Это догорали последние строения. «Как солдат, — писал он впоследствии, — я в то время уже привык к виду последствий воздушных бомбардировок, но увиденное мною в тот день не имело с этим ничего общего. Первым поразившим меня было то, что в простиравшихся перед моими глазами развалинах уже больше не было улиц. При обычных налетах после бомбардировки всегда можно было различить улицы, но в Хиросиме все было снесено, и засыпанные обломками улицы уже ничем не выделялись среди развалин».
В штаб военной жандармерии 6 августа во второй половине дня поступило сообщение, что несколько бомбардировщиков превратили Хиросиму в море огня, что город уничтожен в результате атаки «небольшого числа вражеских самолетов» и применения боевых средств нового типа.
Однако наиболее устрашающим было сообщение, поступившее рано утром следующего дня: «Город Хиросима мгновенно был полностью уничтожен одной бомбой».
7 августа японское радио передало в первый раз сообщение, которое услышали лишь немногие из тех, кого оно непосредственно касалось переживших бомбардировку жителей Хиросимы (если вообще кто-нибудь из них слышал эту передачу).
Вот его текст:…Несколько самолетов типа Б-29 совершили вчера утром (после 8 час.) налет на Хиросиму и сбросили несколько бомб. В результате этой бомбардировки сожжено большое число жилых домов; пожары возникли в разных районах города.
Бомба нового типа снабжена парашютом и, по всей вероятности, взрывается в воздухе. В настоящее время ведется расследование с целью определить мощность этой бомбы, которая во всяком случае очень велика.
Пользуясь этой новой моделью для массового уничтожения невинных людей, враг еще раз показал свою холодную жестокость и свою отвратительную сущность. Считается, что противник, оказавшись в тяжелом положении, намерен побыстрее закончить войну и что именно с этой целью он начал применять новое оружие.
Можно ожидать, что новое оружие будет применяться и в ближайшем будущем. Поэтому общественность будет регулярно информироваться обо всех мерах, предпринимаемых для защиты от бомб нового вида. Пока официальные власти не поставят население в известность относительно таких мер, необходимо максимально усилить нынешние средства противовоздушной обороны.
Как это уже часто говорилось, нам не следует недооценивать противника даже тогда, когда он осуществляет налет малыми силами. Противник усилил пропаганду возможностей новой бомбы. Но, если мы примем надлежащие меры защиты от этого нового оружия, мы сумеем свести к минимуму причиняемый им ущерб.
Во всяком случае мы не должны поддаваться на эти махинации врага…
В утреннем номере токийской «Асахи» от 7 августа на первой странице был крупными буквами набран заголовок: «400 бомбардировщиков Б-29 совершают нападения на небольшие и средние по величине города». После текста этой статьи следовало краткое сообщение: «Хиросима засыпана зажигательными бомбами. 6 августа Хиросима подверглась налету двух Б-29, сбросивших на город зажигательные бомбы. Самолеты пролетели над городом в 7 час. 50 мин. Городу и окрестностям, по-видимому, был нанесен ущерб».
Губернатор префектуры Хиросимы выпустил листовку: Жители Хиросимы! Как ни велик нанесенный нам урон, мы должны помнить, что война продолжается. Ни в коем случае не следует предаваться страху. Уже сейчас разработаны планы, которые помогут облегчить выпавшие на вашу долю испытания и восстановить наш город… Мы не должны терять ни единого дня усилий, необходимых для ведения войны… Мы должны остаться убежденными в этой истине: нашим мщением может быть лишь уничтожение противника, каким бы отчаянным ни было его сопротивление. Поэтому мы должны превозмочь наши трудности и страдания, чтобы продолжать сражаться за нашего императора.
Как только ни называли первую бомбу: «бомба нового типа», «новое оружие», «секретное оружие», «особая бомба нового типа», «особая бомба мощного действия»… Только из заявления президента США, последовавшего через 16 час. после того, как бомба была сброшена на Хиросиму, в Токио узнали, что она была атомной.
В Токио все еще не хотели верить, что полностью разрушить город может только одна бомба. Многие военные были убеждены, что заявление Трумэна пропаганда.
В переданных по радио в 19 час. последних известиях сообщалось: в Хиросиме «сгорело дотла большое количество домов и в различных кварталах вспыхнули пожары… В настоящее время проводится расследование с целью определения мощности примененного противником оружия, которую в любом случае нельзя считать низкой». Затем в передаче последовали обвинения в адрес американцев, поведение которых было расценено как «бесчеловечное и жестокое», с призывами к японскому населению не поддаваться «обману» преувеличений вражеской пропаганды, содержавшихся в «заявлении Трумэна об использовании новой модели бомбы».
Даже спустя сутки после взрыва с Хиросимой еще не было прямой связи…
Заявление Трумэна особенно взволновало заместителя начальника генерального штаба Японии Кавабе. Он принадлежал к числу немногих военных, осведомленных о японских атомных исследованиях. У армейского руководства возникли опасения, что против Хиросимы было применено атомное оружие. Секретные службы японского военно-морского флота в конце 1944 г. сообщали о том, что США проводили интенсивные исследования в этой области и что правительство скупало весь доступный уранинит (минерал урана). Хотя наиболее известные японские ученые и заявили, что Соединенным Штатам не удастся создать ядерную бомбу быстрее, чем через три-пять лет, они, тем не менее, догадались, что именно такая бомба была только что сброшена на Хиросиму.
Несколько лет назад военные круги Японии пренебрежительно отнеслись к просьбе ученых выделить 50 тыс. иен на атомные исследования, обвинив их в бесплодных фантазиях.
Генерал Кавабе направил одного из офицеров к японскому физику доктору И. Нишина, директору научно-исследовательского института. Офицер сообщил профессору, что сброшенная на Хиросиму бомба вызвала огромные разрушения и есть предположения о ее атомном характере. Офицер предложил Нишина отправиться в Хиросиму во главе исследовательской группы. Профессор согласился.
Нишина вместе с офицером прибыл в генеральный штаб армии. Получив инструкции, группа выехала на аэродром. Помимо Нишина, в нее входили военные и технические эксперты. Вылетели на двух самолетах. Из-за неисправностей в двигателе самолет, в котором летел Нишина, возвратился на базу, второй самолет с генералом Арисуэ добрался до цели. Приземлившись, Арисуэ увидел, что город практически стерт с лица земли…
«Солнце уже зашло, когда мы достигли Хиросимы, — вспоминает Масатака Окумия, участвовавший в этом полете, — но даже теперь, на второй день, город излучал вселяющий ужас свет. От все еще горящей Хиросимы исходило кроваво-красное сверкающее сияние…»
В городе не осталось ни одного аэродрома. Самолету пришлось сесть на аэродроме военно-морских сил в Ивакуни, в 55 км от Хиросимы. Окумия продолжает; «Рано утром на следующий день мы прибыли в Хиросиму. Ничто: ни кинолента, ни газетные сообщения, ни книги, ни самые красноречивые слова ничто не может передать другим людям даже приблизительно, что стало с городом после того, как упала бомба…
То, что Хиросима уничтожена, — это известно. Но тысячи рассказов не могут передать потрясающих криков жертв, которым уже ничто не могло помочь; они не покажут пыль и пепел, вившиеся над сожженными телами мучившихся в предсмертной агонии, не опишут отчаянные поиски воды существами, которые незадолго до этого были людьми. Нет слов, чтобы передать удушающий, вызывающий тошноту запах, который исходил не от мертвых, а от заживо горящих…»
Транспортная система Хиросимы была разрушена. Арисуэ с трудом добрался до морской транспортной комендатуры в Удзина. Там он составил донесение в генеральный штаб. В донесении указывалось: 1) применена бомба необычного типа; 2) во избежание ожогов тело должно быть закрыто; 3) ходят слухи, что бомбу такого же типа сбросят 12 августа на Токио.
Нишина прибыл на самолете в Хиросиму только 8 августа. Группа специалистов тщательно обследовала место катастрофы. Нишина осмотрел город с воздуха и сделал вывод, что «только атомная бомба могла вызвать такие разрушения». Другие наблюдения также подтвердили ядерный характер взрыва. Свои выводы Нишина доложил в генеральном штабе армии.
Лишь 8 августа военно-воздушное командование США узнало о действительных масштабах разрушения Хиросимы. Результаты аэрофотосъемки показали, что на площади около 12 км2 60 % зданий было превращено в пыль, остальные разрушены. Город перестал существовать. Командующий военно-воздушными силами союзников на Дальнем Востоке генерал Дж. Кенией заявил, что город выглядел так, как будто его раздавила нога великана.
Бомба, сброшенная на Хиросиму, по силе взрыва соответствовала заряду в 20 тыс. т тринитротолуола. В результате атомной бомбардировки погибло свыше 240 тыс. жителей Хиросимы (в момент бомбардировки население города составляло около 400 тыс. человек) .
Доктор Хишии, служивший в хиросимском госпитале, пишет: «Когда я через два дня после взрыва смог выйти из госпиталя, то впервые понял, как велик объем разрушений. Хиросима превратилась в пустыню. Не осталось даже следов зданий, за очень малым исключением. Слово, разрушение» просто не передавало действительной картины».
Образовав полукруг, три американских самолета летели для наблюдения за результатами бомбардировки. С борта «Грейт артиста» Джонстон отснял несколько цветных фотопленок, в то время как находившийся в хвосте «Энолы Гей» Кэрон пользовался кинокамерой.
«Стоит повернуть назад, полковник! — крикнул он Тиббетсу, — Мне кажется, что ветер начинает сносить на нас гриб!»
Три бомбардировщика Б-29 взяли курс на юго-восток и полетели назад на Тиниан.
Тиббетс приказал Нильсону телеграфировать азбукой Морзе на базу о. Тиниан о том, что «Энола Гей» только что с помощью визуального прицела сбросила бомбу на главный объект бомбардировки в благоприятных условиях: облачность 1/10; противник не оказал никакого сопротивления ни истребителями, ни зенитной артиллерией. Вслед за этим Парсонс передал телеграмму, составленную в согласованных с Фареллом выражениях: «82V670. Способный, строка 1, строка 2, строка 6, строка 9».
На Тиниане уже несколько часов с нетерпением ждали известий от «Энолы Гей». Наконец Фарелл получил расшифрованный текст донесения Парсонса и без промедлений принялся составлять донесение: 6 августа, 10 час. 6 мин. по тинианскому времени. Военный департамент.
Лично Coco, от Фарелла: Хиросима подверглась бомбардировке с использованием визуального прицела при отсутствии истребителей и артиллерийского обстрела. Результаты, сообщенные по радио Парсонсом: «Удар достиг цели, полный успех со всех точек зрения. Зрительные эффекты более сильные, чем на Тринити. После атаки ситуация на борту самолета нормальная. Возвращаемся на основную базу. Рекомендую немедленно осуществить программу по оглашению известий. Получено личное подтверждение от Судьи. Поздравления ото всех».
Зрелищем атомного взрыва были поражены и члены экипажа под командованием Тиббетса. Однако это не помешало им цинично шутить по поводу совершенного ими злодеяния.
«Энола Гей» коснулась земли в 14 час. 58 мин. по местному времени, т. е. через 12 час. 13 мин. после вылета. Машина весила на 20 т меньше, чем в момент взлета и в общей сложности проделала 4500 км. В удушливом воздухе аэродрома пропеллеры образовали блестящие круги, и нарисованная на хвосте большая буква R задрожала в момент, когда пилот нажал на тормоза. Тиббетс опередил Суинея на 9 мин., а Маркворда — на 37 мин. Он медленно подрулил свой самолет к погрузочной площадке, остановился, выключил моторы.
Под крыльями бомбардировщика Б-29 собралось около 200 офицеров и военнослужащих.
В бараке, служившем залом совещаний офицеров, начался официальный опрос участников операции. Опрос происходил под председательством Спаатса, сидевшего в конце длинного стола, вокруг которого расположились все члены экипажа «Энолы Гей».
Задолго до окончания опроса членов экипажа «Энолы Гей» Фарелл составил донесение в Вашингтон Гровсу. После посланного им первого донесения об атомном нападении прошло около 8 час.
Телеграмма с детальным описанием полета отправленная в 17 час. 50 мин., заканчивалась словами: Вспышка казалась менее ослепительной, чем при испытании на Тринити, из-за ярко светившего солнца. Первоначально образовался огненный шар, который через несколько секунд превратился в поднявшиеся в небо фиолетовые облака и языки пламени. Вспышка наблюдалась сразу же после того, как самолет завершил свой полуоборот. По мнению всех очевидцев, свечение было чрезвычайно интенсивным.
Весь город, за исключением концов портовых дамб, был покрыт слоем темно-серой пыли, слившейся с поднявшимся вверх столбом клубов дыма. Этот слой пыли двигался с большой скоростью, и через него повсюду прорывалось пламя пожаров. Можно полагать, что он распространился на площади диаметром не менее 5 км. Один из наблюдателей заявил, что весь город казался рассыпавшимся на куски и из спускавшихся к городу долин поднимались столбы пыли. Плотный слой этой пыли he позволил визуально наблюдать разрушения зданий. Судья и другие наблюдатели склонны считать, что нанесенный городу удар был еще более устрашающим, чем этого можно было ожидать на основании результатов испытаний в Тринити. Не исключено, что японцы объясняют эту катастрофу падением Огромного метеорита.
Маршалл, Гровс и Гаррисон, получив донесение, приняли решение непосредственно связаться с Фареллом по радиотелефону. К 10 час. утра (т. е. когда на Тиниане было 24 час.) они передали следующий запрос: «Государственный секретарь по военным делам просит генерала Фарелла быть у радиотелефона. Ответьте, сколько потребуется времени на ожидание, прежде чем будет установлена связь». Когда Фареллу сообщили об этом вызове, он собирался ложиться спать. Он вскочил в джип и на полной скорости помчался в находившуюся в 5 км от него штаб-квартиру. Маршалл, Гровс и Гаррисон распорядились подключить телефон Стимсона к радиотелефонному аппарату, и таким образом состоялась непродолжительная беседа между Лонг-Айлендом, Вашингтоном и Тинианом:
— Имеются ли в вашем распоряжении дополнительные сведения после опроса экипажа (фотографии)? Генерал Гровс хочет знать, есть ли у вас какие-нибудь возражения против немедленного ознакомления американской общественности с этой новостью. Просьба дать ответ.
— Генерал Фарелл не только не видит никаких оснований для того, чтобы о нападении на Хиросиму не было немедленно объявлено американской общественности, но и горячо поддерживает предложение об экстренном оповещении об этом событии.
— Экипажи заметили по краю облака большое число пожаров, вспыхнувших рядом с набережными порта. Оценить масштабы пожаров оказалось невозможным из-за плотности облака дыма
В своих мемуарах Трумэн так описывает день атомной бомбардировки Хиросимы: «6 августа, на четвертый день нашего путешествия из Потсдама, пришла историческая новость, которая потрясла мир. Я завтракал… когда капитан Фрэнк Грэхем… вручил мне следующее послание: «Президенту от военного министра. Большая бомба сброшена… Первые сообщения говорят о полном успехе, который был даже большим, чем предшествовавшее испытание».
Вскоре на телетайпный узел связи на «Августе» из Вашингтона поступило второе сообщение. Капитан-лейтенант Дж. М. Элси расшифровал сообщение и принес его Трумэну. Тот прочитал: «Получены следующие сведения относительно Манхэттена: Хиросиму бомбили напрямую, при облачности около 1/10 в 052315 Z. Вражеских истребителей и артиллерийского обстрела не было. Через 15 мин. после атаки Парсонс сообщает следующее: «Прямое попадание, успех полный во всех отношениях. Видимые разрушения больше, чем в Тринити. На борту положение после атаки нормальное».
Быстро поднявшись из-за стола, Трумэн подошел к Бирнсу, который завтракал за соседним столиком, и показал ему обе депеши.
Элси сообщил Трумэну, что во время расшифровки депеши в кабинете узла связи он слышал, как по радио передавалось специальное сообщение из Вашингтона, в котором от имени президента говорилось, что на Японию только что сброшена атомная бомба. Это значило, что Стимсон обнародовал президентское заявление, заранее подготовленное по этому поводу.
Трумэн велел подать шампанское и торжественно произнес:
— Джентльмены, только что мы сбросили на Японию бомбу, которая по своей мощи равна 20 тыс. т тринитротолуола… Эта бомба называется атомной.
Об атомной бомбардировке Хиросимы американский народ узнал по радио. Диктор огласил заявление президента США Трумэна, в котором говорилось:
«16 час. тому назад американский самолет сбросил па важную японскую военную базу Хиросима (о. Хонсю) бомбу, которая обладает большей разрушительной силой, чем 20 тыс. т взрывчатых веществ. Эта бомба обладает разрушительной силой, в 2 тыс. раз превосходящей разрушительную силу английской бомбы «Грэнд Слоэм», которая является самой крупной бомбой, когда-либо использованной в истории войны. До 1939 г. ученые считали теоретически возможным использовать атомную энергию. Но никто не знал практического метода осуществления этого. К 1942 г., однако, мы узнали, что немцы лихорадочно работают в поисках способа использования атомной энергии в дополнение к другим орудиям войны, с помощью которых они надеялись закабалить весь мир. Но они не добились успеха».
Переданные по радио сообщения, которые были услышаны на борту «Августы», озадачили мир. Для большинства людей эта новость была непонятной, по крайней мере они не могли оценить весь трагизм этого события.
Новый премьер-министр Великобритании К. Эттли сообщил об этом событии официальным заявлением. Оно заканчивалось так:
«…Япония должна, таким образом, понять… каковы будут последствия безгранично продолжительного применения этого ужасного оружия, которым располагает ныне человек для навязывания своих законов всему миру.
Раскрытие тайн природы, так долго скрытых от людей по воле провидения, должно толкнуть на самые серьезные размышления, возбудить ум и сознание каждого человека, способного понять эти события. Да, конечно, нужно молить бога, чтобы эти опасные открытия были использованы для восстановления мира между народами и чтобы они не принесли всему миру неисчислимых разрушений, а, напротив, послужили вечному процветанию человечества».
Вашингтон издал приказ — в течение девяти дней информировать население Японии о судьбе Хиросимы: составить на японском языке листовки с описанием результатов атомной бомбардировки и фотографиями разрушенного города, а затем сбросить их над территорией Японии. В листовках говорилось: Японскому народу!
Америка призывает вас прочитать эту листовку как можно внимательнее!
Мы располагаем самым разрушительным из всех когда-либо созданных человеком взрывчатых веществ. Одна-единственная из созданных нами в настоящее время атомных бомб по взрывной силе равноценна всем бомбам, которые могли бы сбросить в ходе одного рейда 2 тыс. наших гигантских бомбардировщиков «Б-29». Это устрашающее оружие заслуживает того, чтобы вы об этом задумались, и мы заверяем вас, что сказанное абсолютно точно.
Мы только что начали применять это оружие на территории вашей страны. Если вы еще продолжаете в этом сомневаться, поинтересуйтесь, что стало с Хиросимой после того, как на нее упала одна-единственная атомная бомба.
Прежде чем мы используем эту бомбу для уничтожения последних ресурсов, позволяющих вашим военачальникам продолжать эту бесполезную войну, мы призываем вас обратиться к императору с массовой петицией о прекращении войны. Наш президент довел до вашего сведения 13 пунктов почетной капитуляции. Мы призываем вас принять эти требования и приступить к построению новой, лучшей и миролюбивой Японии.
Незамедлительно примите меры к прекращению военного сопротивления. В противном случае мы полны решимости использовать эту бомбу и все паши усовершенствованные виды оружия для быстрого завершения войны.
Немедленно покидайте ваши города!
Трумэн угрожал Японии в случае отказа капитулировать новыми атомными бомбардировками.
Еще до того как листовки попали на территорию Японии, был отдан приказ о новой атомной бомбардировке. На пресс-конференции 7 августа генерал Спаатс на вопрос корреспондентов, будет ли сброшена вторая бомба, только улыбнулся: на 12 августа была запланирована вторая атака.
Однако бомба была сброшена раньше намеченного срока. Приказом № 39 боевой вылет назначался в ночь на 9 августа. На совещании летчики узнали, что главный объект второй операции — Кокура, в северной части о. Кюсю. Запасной целью был Нагасаки…
Незадолго до второго, атомного нападения между Альварецем, Моррисоном и Сербером зашел разговор о состоянии атомной науки в Японии. Перед войной этим трем ученым довелось встретиться с японским физиком Р. Саганэ, работавшим в 1939 г. под руководством Лоуренса в лаборатории радиации в Калифорнийском университете и вернувшимся затем в Японию. Его бывшие коллеги решили написать ему письмо. Штаб-квартира атомных операций, 9 августа 1945 г.
Профессору Р. Саганэ от его бывших научных коллег в период пребывания в США.
Мы отправляем Вам это письмо в частном порядке с тем, чтобы призвать Вас как известного физика-атомника воспользоваться Вашим влиянием, чтобы убедить японский генеральный штаб в неизбежности ужасных последствий, которые выпадут на долю народа Японии в случае продолжения войны.
Вам известно, что еще несколько лет назад стало возможным создание атомной бомбы при условии, что найдется страна, согласная пойти на огромные затраты, необходимые для получения требующегося вещества. Теперь, когда Вы знаете, что мы построили заводы для производства этого вещества, уже больше не может быть никакого сомнения относительно того, в каких целях оно будет использовано: вся продукция этих круглосуточно работающих заводов будет взорвана над Вашей родиной.
Только за трехнедельный период нами были взорваны три атомные бомбы: испытание первой экспериментальной бомбы было осуществлено на одном из пустынных участков территории США, вторая бомба была сброшена на Хиросиму и этим утром над Японией произошел взрыв третьей бомбы.
Мы обращаемся к Вам с тем, чтобы Вы подтвердили эти факты руководителям страны и сделали все возможное для того, чтобы положить конец разрушениям, гибели людей, поскольку продолжение войны неизбежно привело бы к полному уничтожению Ваших городов. Как ученые, мы можем только сожалеть о том, что столь замечательное открытие было использовано в таких целях, но можем Вас заверить, что, если Япония откажется немедленно капитулировать, дождь атомных бомб будет продолжать падать лишь с еще более устрашающей силой.
Это недописанное письмо было отпечатано в трех экземплярах, каждый из которых был помещен в конверт с надписью: «Профессору Р. Саганэ, отделение физики Токийского университета». Конверты прикрепили к сбрасываемым на парашютах цилиндрам, в которых находились приборы для измерения и передачи по радио данных об атомном взрыве. Чтобы ветер не мог проникнуть под бумагу и сорвать конверт, нанесли несколько слоев клеящего вещества, прочно удерживающего письмо на поверхности цилиндра.
Майор Суиней, который на самолете «Грейт артист» сбрасывал над Хиросимой измерительные приборы, на этот раз должен был пилотировать самолет с бомбой. Бомбардиром в этом полете назначили капитана К. Бихена. Самолет Б-29 с измерительными приборами должен был вести капитан Ф. Бок. На третьем самолете Б-29, предназначенном для фотографирования, должен был лететь майор Дж. Гопкинс. Он и капитан Бок не принимали участия в полете на Хиросиму, как и два англичанина, которые на этот раз получили разрешение участвовать в полете.
В конце совещания по проведению операции полковник Тиббетс дал указания экипажам двух самолетов-разведчиков: Б-29 № 91 капитана Маркворда должен лететь на Кокуру, «Стрейт Флаш» майора Изерли — на Нагасаки.
Перед рассветом 9 августа 1945 г. с о. Тиниан стартовал американский бомбардировщик Б-29 «Бок Кар». На этот раз на борту самолета была пятитонная плутониевая бомба, которую на базе окрестили «Толстяком».
Набрав высоту 2300 м, самолет повернул на северо-восток и лег на курс. Кроме 10 членов экипажа на борту находились еще трое: лейтенант Ф. Ашворт, в задачу которого входило наблюдение за взрывателем атомной бомбы, его помощник — лейтенант Ф. Барнс, а также Дж. Бесер — специалист по радиолокационным установкам.
Два метеоразведчика, вылетевшие несколькими часами раньше, сообщили Суинею данные о погоде в районе основной цели (Кокуры) и резервной (Нагасаки). Суинею запрещалось выходить в эфир, чтобы не вызывать подозрения у японцев, которые после бомбардировки Хиросимы, обнаружив американский самолет, немедленно высылали на перехват истребители.
В 5 час. 30 мин. на борту «Бок Кар» пилот Ф. Оливи сменил за штурвалом Д. Олбэри. До цели было еще далеко. Над о. Иводзима штурман Ван Пельт еще раз проверил маршрут: горючего в обрез, отклонение от курса грозило катастрофическими последствиями.
Ашворт и Барнс не спускали глаз с черного ящика, на котором тускло мерцал стеклянный глаз индикатора. Под черным ящиком лежала бомба — 1,5 м в диаметре, 3 м в длину. Она была похожа на гигантское яйцо. Прошло 12 час., как Ашворт и его помощники поставили взрыватель па предохранитель. Офицер военно-морского флота Ашворт принимал участие в ядерных испытаниях в Лос-Аламосе. Только ему из всего экипажа было знакомо устройство бомбы.
В 8 час. 10 мин. самолет проходил над о. Якусима. Высота 10 тыс. м. Заметив внизу два американских патрульных самолета, командир облегченно вздохнул. На небольшой дистанции от него шел бомбардировщик капитана Бока. Время от времени он подходил совсем близко и покачивал крыльями в знак приветствия.
Но вот Б-29, снабженный аппаратурой для замеров и фотосъемки, исчез из поля зрения. Не имея права устанавливать с ним радиосвязь, Суиней не мог также ждать его, так как ему было запрещено находиться в зоне Якусима более 15 мин. Поступило донесение от метеоразведчика: над главной целью Кокурой — небо чистое и видимость отличная. Через некоторое время разведчик сообщил, что над Нагасаки небольшая, постепенно рассеивающаяся облачность.
Суиней выжидал полчаса. Запаздывание третьего бомбардировщика стоило ему большого расхода горючего. Майор был раздосадован этой задержкой: без фотосъемки задание, конечно, будет считаться недовыполненным. На всякий случай он дал указание проложить кратчайший маршрут от Кокуры до Нагасаки.
Кокура была уже в пределах видимости. Метеоразведчик вновь сообщил, что над городом отличная видимость. Однако по мере приближения к цели небо все больше заволакивало облаками.
— Что скажешь? — обратился командир к Бихену.
— По-моему, облака не помешают, — ответил тот.
Командир корабля дал команду готовиться к бомбометанию. Все, кроме Бихена, надели светозащитные очки; бомбардир пытался сквозь облака различить контуры Кокуры.
— Ничего не видно! — закричал он. — Все внизу затянуто дымом.
Дым поднимался над сталелитейным заводом. Накануне он подвергся воздушному налету и горел до сих пор.
Б-29 прошел над трелью.
— Давайте сделаем еще один заход! — прокричал Бихен.
Суиней отдал приказ:
— Внимание, члены экипажа! Говорит командир! Бомбардировка откладывается. Повторяю: бомбардировка откладывается! Бихен, заходим на цель еще раз!
Только теперь дала о себе знать батарея японской противовоздушной обороны. Снаряды рвались все ближе и ближе. В воздух взмыли истребители, но Б-29 летел на недосягаемой для них высоте и мог не опасаться воздушной атаки.
Из предосторожности набрали еще большую высоту. Суиней обратился к Ашворту:
— Ведь мы обязаны произвести бомбометание визуально?
— Да, — ответил лейтенант. — Таков приказ.
— Но это невозможно. Нам ничего не остается, как сбросить бомбу на Нагасаки.
— Там, должно быть, видимость лучше, — согласился Ашворт.
Так была решена участь Нагасаки…
Нагасаки — небольшое в XVI в. поселение, столь малозначащее, что там не было даже ни одного замка, вырвалось из средневекового мрака и постепенно превратилось в центр международной торговли. С 1639 по 1859 г. Нагасаки был единственным японским портом, открытым для иностранцев, такова была воля феодальных правителей страны. Через этот порт на о. Кюсю, самом южном в японском архипелаге, в страну пришли христианство, локомотивы, асфальт, пшеница, имбирный эль, пиво и новейшие виды оружия. Город превратился в центр торговых и культурных связей с Китаем, подготовки специалистов различных областей.
…Небо над Нагасаки было также затянуто облаками. Бихену удалось разглядеть расплывчатые контуры порта, домов в центральной части города, построенных после землетрясения 1923 г., реку Ураками, извивающуюся между холмами.
Время шло, уровень горючего в баках катастрофически падал. Нельзя было терять ни минуты. Нужно либо найти цель по радиолокатору, либо резко изменить курс и сбросить бомбу в море. Они должны были решать, и решать быстро.
Имея атомную бомбу на борту, Суиней не хотел рисковать, но не хотел и сбрасывать ее наугад. Поэтому он решил нарушить приказ об обязательном визуальном бомбометании и использовать радиолокационную навигационную систему.
Над портом Суиней сделал крутой вираж. На экране радиолокатора штурман Пельт видел контуры города. Внезапно самолет вышел из облаков, город стал виден хорошо. Ашворт быстро нажал кнопку автоматической системы бомбометания. Тяжелая бомба полетела вниз.
Было 11 час. 02 мин…
«Через минуту после взрыва, — вспоминал Суиней, — нам показалось, будто самолет ударился о телеграфный столб. Мы почувствовали пять ударов, все они были намного сильнее тех, что мы ощущали над Хиросимой. Что было после? Было то же самое».
«То же самое» — это смерть, огонь, муки…
Б-29 резко повернул в сторону, чтобы выйти из зоны действия бомбы. Взрывная волна огромной силы ударила по кораблю, и он задребезжал от носа до хвоста. Затем друг за другом последовали еще четыре удара. При этом каждый раз казалось, что по самолету со всех сторон стреляют из пушек.
Наблюдатели, сидящие в хвосте самолета, увидели гигантский огненный шар, который поднимался из недр земли, выбрасывая огромные белые кольца дыма. Затем гигантский столб фиолетового огня высотой 3 тыс. м с огромной скоростью устремился вверх.
По мере движения сквозь белые облака он становился все более живым. Это уже был не дым, не пыль и не огонь — это было живое существо, новый организм, рожденный на глазах. Затем огромная масса приобрела форму гигантской пирамиды. Основание ее было коричневым, центр — янтарным, вершина — белой.
Когда уже казалось, что пирамида застыла, из ее вершине вырос гигантский гриб, который сличил ее высоту до 13 тыс. м. Грибообразная вершина была еще более живой. Подобно тысячам гейзеров, слитых воедино, она с яростью кипела и пенилась, то подымалась вверх, то опускалась вниз.
Через несколько секунд этот гриб освободился от опоры и с колоссальной скоростью стал подниматься в стратосферу, на высоту около 18 тыс. м. Затем на пирамиде образовался новый гриб, меньше, чем первый. Создавалось впечатление, что у чудовища вырастает вторая голова. Оторвавшийся гриб изменил свою форму, превратился в цветок с повернутыми к земле гигантскими лепестками, бело-кремовыми с внешней стороны и розовыми изнутри. Он все еще сохранял такую форму, когда самолет был от него на расстоянии 300 км.
Суиней взял курс на Окинаву, находившуюся на несколько сот километров ближе, чем Тиниан. Когда Суиней приблизился к Окинаве, вышел из строя радиопередатчик, что помешало запросить свободную полосу для приземления. «Бок Кар» смог лишь дать предупредительные ракеты и приземлился в самом центре аэродрома среди других самолетов. Когда он остановился в конце полосы, запаса горючего хватило лишь на то, чтобы доехать до заправочного ангара. Заправившись горючим и отправив донесение Фареллу, Суиней продолжил путь, и когда «Бок Кар» наконец приземлился на о. Тиниан, была ужо почти полночь.
Снова смерть унесла сразу около 73 тыс. жизней. Еще 35 тыс. человек умерли после долгих мучений.
Как говорилось в докладе префектуры Нагасаки, в радиусе примерно 1200 м от эпицентра взрыва «люди и животные умирали почти мгновенно под воздействием мощной ударной волны и теплового излучения; дома и другие сооружения рушились, превращаясь в груды обломков, повсюду вспыхивали пожары. Здания сталелитейного завода «Мицубиси» были изуродованы до неузнаваемости». Церковь в полукилометре от эпицентра рухнула, под ее развалинами были погребены находившиеся там люди. Улицы были усеяны изуродованными трупами. Под действием теплового излучения обгорела и сморщилась кожа на открытых участках тела у моряков, находившихся в 5 км от места взрыва, в заливе Нагасаки. Большая часть города походила на кладбище, где не осталось ни одного неперевернутого могильного камня.
Доктор П. Нагаи был врачом и физиком, руководителем Рентгеновского института при университете в Нагасаки. Во время атомного взрыва он находился в сотнях метров от его эпицентра. Он самоотверженно оказывал помощь пострадавшим, хотя сам тоже сильно пострадал. В 1951 г. он умер от лейкемии. Сознавая, что скоро умрет, он наблюдал за проявлениями болезни у самого себя и у окружающих и писал об этом. Его наиболее известная книга — «Колокола Нагасаки». В ней он описал весь ужас пережитого.
На следующий день после ядерного нападения на развалины сожженной пожарами Нагасаки были сброшены листовки, призывавшие население покинуть город.
В тот же день, 9 августа, Трумэн выступил по радио перед своими соотечественниками с такими набожными словами:
— Мы благодарим бога за то, что бомба появилась у нас, а не у наших противников, и мы молим о том, чтобы он указал нам, как использовать ее по его воле и для достижения его цели…
Недавно корреспондент агентства «Киодо цусин» передал из Хиросимы, что в национальном архиве США хранилась телеграмма, из которой следовало, что США намечали сбросить на Японию незадолго до окончания войны третью атомную бомбу.
Телеграмма была передана на хранение городу Хиросима американским архивным управлением в Вашингтоне. Она имела пометку «секретно» и была направлена 10 августа 1945 г. генерал-лейтенантом Л. Гровсом начальнику штаба американской армии генералу Дж. Маршаллу.
В телеграмме сообщалось, что следующая атомная бомба того же типа, что и сброшенная па Нагасаки, изготовлена на четыре дня раньше предусмотренного срока и может быть доставлена морским путем из Нью-Мексико на о. Тиниан 12–13 августа. Высказывалось мнение, что эта бомба может быть сброшена на Японию 17 или 18 августа при благоприятных погодных условиях.
В телеграмме не был назван объект бомбардировки. Но считают, что мишенью должны были стать Кокура, составляющая сейчас часть г. Китакюсю, или Ниигата.