Посмотреть каждому интересно, если зрелище бывает не часто, учитывая сакральность, которой придают огромное значение. Островитяне продвигались, держа в руках факелы, освещая дорогу, которую трудно было видеть. Нахохо и Чоаха, то есть Зоя и Тарновский, пристроились к процессии, ближе к её концу, и продвигались с колонной, наблюдали за остальными участниками и подражали их действиям, чтобы не привлечь к себе внимание. У некоторых папуасов на руках, кроме горящих факелов, были пойманные животные, предназначенные в жертву богине, у других котлы с угощением. В основном это было мясо, приготовленное с приправами и соусами, издававшими необычайный аромат. Некоторые несли свежие или вяленые фрукты. В дороге туземцы не молчали, на весь лес пели гимны и молитвы в честь богини, причём усердно и старательно, будто на конкурсе. На большой поляне были врыты столбы с закреплёнными на них фонарями. По периметру поляны стояли островитяне, вооружённые не дубинками и палками, а пистолетами и винтовками, для защиты от незваных гостей. В верхнем углу поляны стояло каменное строение, несколько напоминающее храм. Камень на острове вещь редкая, такой камень обработан не на острове и не островитянами. Кем же? Где же? Рядом с храмом много постаментов с фонарями. По внешнему контуру храм похож и на святилище древних народов Китая, Таиланда или Японии. Входить в храм могли только его служители. На поляне было светло, но в храме ещё светлее. Тарновский чувствовал себя на поляне не комфортно, он сразу заметил, что вооружение — не бутафория, оно начищено, смазано, а значит и заряжено. Он не удержался и шепнул Зое:

«Нас окружают обезьяны с гранатами. Никакого повода для подозрения нельзя подавать, перестреляют всех. Усердно молись и пой громче всех». Обоим не терпелось увидеть Арину, узнать с какой целью пребывает она на острове, зачем нужен этот грандиозный спектакль на поляне. «Красная рука» стоял рядом, на вопросы отвечал коротко, боялся, что его могут услышать.

«Часто у вас проводят такие представления?» спросила Зоя.

«Это зависит от жрецов. Они назначают день».

На поляне стояло большое количество людей, погружённых в молитву, многие молились вслух, призывали богиню, просили кто наказания, кто награды. Около храма находилось священство, которое молилось усердно, стараясь ни в чём не уступать народу. Наблюдая поведение папуасов, Евгений Альфредович сделал вывод, что больше всего они похожи на квакеров, в переводе трясунов. Члены этой протестантской секты, читая молитву, тряслись и дёргались, доводя себя до состояния экстаза. Здесь, на лужайке происходило нечто подобное: папуасы и жрецы били себя в грудь, карябали ногтями, бились головой о землю. На лицах странно сочетались слёзы и веселье. До экстаза не доходило, преобладало молитвенное настроение. Зоя и Тарновский молились со всеми и как все, стараясь не вызвать к себе внимание со стороны жрецов, как к нерадивым. На лице «Красного Руки» явно было написано отвращение к процедуре, богини, жрецам и желание быстрее «смотаться». Мысли были так явно выражены на его лице, что Зоя испугалась за него, взглядами и жестами заставила принять молитвенный образ. Шоу уже давно надоело всем троим, это был языческий праздник далёкого от цивилизации народа. Период адаптации к нему у разведчиков быстро прошёл, и они начали наблюдать за каждым участником молебна, чтобы лучше понять, на что способен каждый из них. На следующем этапе оргии жрецы выскочили на поляну и заорали в полную мощность. Глотки у них были лужёные, хоть уши затыкай:

«Богиня! Богиня! На колени! На колени! Молитесь! Просите прощения, умоляйте её пощадить вас, вшивые обезьяны, шакалы». И так далее и тому подобное. Рухнули островитяне на колени, затряслись, заголосили, забили головами о землю, стараясь замолить грехи, накопленные к данному времени. «Красная Рука», Зоя, Тарновский тоже рухнули на колени, завопили нечленораздельно, боясь разоблачения и растерзания в религиозном порыве жрецов и островитян.

«Может, хватит предисловий, — думала Зоя, грохаясь головой в зелёную лужайку, — затягиваете спектакль. Лучше покажите богиню, давно подружку не видела».

Жрецы, бледные от волнения, завопили ещё громче и слаженнее, что прощённые могут увидеть богиню. Что сделалось с островитянами трудно описать словами. С космической скоростью вскочили они с мест, побежали к храму, толкаясь, отпихивая других, не замечая упавших, рвались они к храму, стараясь попасть в первые ряды. Зоя и Тарновский, пользуясь профессиональными навыками, сумели занять место не в первом ряду (это им было не нужно), а скромно между третьим и четвёртым, чтобы было удобно наблюдать за дальнейшим развитием событий. Островитяне бежали не с пустыми руками, а с дарами, предназначенными богине: это была пища, мясо диких и домашних животных, рыба. Группы по три четыре человека тащили туши кабанов, молодых оленей. Некоторые женщины держали в руках небольшие тюки, содержимое этих тюков осталось неизвестным. Когда толпа приблизилась к храму, жрецы твёрдым движением сумели её остановить. Толпа замерла в благоговейном оцепенении. И на поляну вышла она! У Тарновского помутнело в глазах: на поляне, на виду у всего народа богиня стояла абсолютно голая! Хорошо было видно холёное белое тело, раскормленная морда, высокомерный взгляд. Зоя вцепилась в рукав Тарновского, она боялась потерять сознание, у неё кружилась голова. Вдруг, совершенно непонятным современной науке образом, на Арине возникла зелёная блузка, обтягивающие брюки, гардероб дополняла лёгкая куртка. Затем ещё несколько раз на глазах у изумлённой публики на ней самопроизвольно сменилось около десятка разнообразных нарядов необычайной красоты. Способ переодевания был совершенно непонятен, красота их была неземная. «Красота неземная», — шептала Зоя, околдованная этим зрелищем. Подкатили жрецы трон, богиня уселась, одежды исчезли, наготу прикрывало большое количество, нанизанных бусами разноцветных камешков, которые красиво переливались под светом ламп. Тарновский в драгоценностях разбирался: это не камушки, это драгоценные камни, разных размеров и цветов, причём лучшего качества и идеальной обработки. Развернули стол, и началось угощение. Перед богиней ставили различные блюда и она, надо сказать, ела их жадно и много, чавкала, мясо брала руками, жир стекал с её рук и лица. Если мамашку Тарновского называли русской Цирцеей, то Арину наверно русская Кали. Блюда подносили и подносили, а она всё ела и ела, а папуасы благоговели и благоговели. Всё, что так благочинно проходило вначале, развернулось затем в банальную оргию, что называют в нашем народе, большим бодуном. Если мамашке Тарновского в Венеции на суде поклонники бросали черные розы, то Арине жрецы кидали разноцветные лианы. Жрецы начали плясать первыми, сначала полуголыми или совсем голыми, что называлось раскрыться в естественном виде, не стесняясь при этом каяться. Они неистово плясали, что означало связь с высшими силами, которые защищают богиню. Островитяне мало ели, они, в основном пили, стараясь не уступать жрецам и напиться до потери чувств, что означало стараться угодить богине, и получить прощение большей части грехов.