Либерализация сексуальной морали и сексуального поведения предполагает свободу от рестриктивных норм, свободу вообще от всякого подавления и "свободное развертывание" человеческой сексуальности. Предполагается, что эта свобода как бы приводит человека (в сексуальном отношении) к самому себе и гарантирует наслаждение в сексе. Эту цель, собственно, и преследуют половое воспитание и просвещение. Их лозунг - снятие запретов через просвещение, освобождение через познание. За этим лежит целая грандиозная просвещенческая программа, отнюдь не сводящаяся только к половому просвещению - программа деидеологизации, ликвидации всяческих табу и запретов, "возвращения", таким образом, человека к самому себе.

Однако все это не так просто. Мало сказать, что человек - не только рациональное существо, и познание часто не означает освобождения. Фактом является то, что в области секса отсутствие запретов и табу часто приводит не к "освобождению", а, напротив, к подавлению сексуальности. Это явление отмечено в том же самом фрейдовском тезисе о "всеобщем унижении любовной жизни": страсть реализуется там, где есть запреты, где их приходится нарушать - там же, где нет драмы, а есть "ровная" любовь, страсть гаснет. Та же самая ситуация наблюдается в случае длительных отношений - уровень напряженности, страстности, и, соответственно, уровень сексуального удовлетворения со временем неизбежно падает. В таких случаях люди часто ищут средства возбуждения гаснущей страсти, которые состоят либо в изобретении новых табу, либо в нарушении оставшихся.

Как пишет немецкий философ М.Даннекер, "за спиной половых просветителей люди ищут исчезнувшие табу и неустанно инсценируют маленькие сексуальные драмы. Они, наверное, понимают, что половое наслаждение - это не абстрактная величина. Наслаждение в сексе нормальными конкретными людьми либо испытывается, либо не испытывается. Оно не обеспечивается автоматически путем удаления всех препятствий с пути секса. Так же как к категории наслаждения (Lust) можно прийти только опосредованно через категорию страдания (Unlust), субъективное переживание наслаждения, чтобы стать пережитым, должно указывать на свое негативное. Само по себе тождественное наслаждение - это отсутствие такового. Сексуальное наслаждение неотделимо от ограничения, от предуготавливающего страдание запрета" .

Эту точку зрения можно было бы назвать "новым консерватизмом" в понимании секса. Она, во всяком случае, более "диалектична" в понимании пола во всей полноте его социальных опосредований. Идеология сексуального просвещения делает упор на отрицательной роли запретов, из чего следует необходимость их отмены. Француз Жорж Батай, наоборот, показывает, что роль запрета в этой сфере, по крайней мере, неоднозначна: "Непостижимо! Любить себя запрещено. Значит, это делается в тайне. Когда мы делаем это в тайне, оказывается, что запрет искажает и освещает свой предмет одновременно гибельным и божественным светом". И далее: "Запрет наделяет предмет, к которому он относится, значением, которым он первоначально не обладал. Запрет переносит свой собственный вес, свою собственную ценность на затронутый им предмет. Часто в тот самый момент, когда я намереваюсь нарушить запрет, я думаю, не провоцирует ли меня сам запрет на это нарушение" . Другими словами, запретное сексуальное действие получает благодаря самому факту запрета значение, которым оно само по себе не обладает. Этим, собственно, и объясняется вообще роль сексуальности в жизни человека и общества, поскольку практически вся человеческая сексуальность (за исключением, может быть, элементарных проявлений в самом раннем возрасте) развивалась и развивается под знаком запретов и табу. Этим объясняется и роль сексуальности в культуре, в частности в литературе и искусстве. В индивидуальной человеческой жизни запрет драматизирует сексуальную активность, наделяет ее жизненным смыслом вообще, делает элементом - часто решающим - жизненной драмы.

Сами по себе эти соображения могут показаться достаточно банальными, особенно если сослаться еще на народную мудрость: "запретный плод сладок". Но они приобретают достаточно глубокий смысл сегодня, в период торжества идей полового просвещения и достаточно плоской половой педагогики, массового распространения порнографии, которая под воздействием, в частности, полового просвещения, перестает быть запретной и обретает в глазах многих "позитивную ценность". Эти просвещенческие представления о сексуальности как о чем-то простом, доступном и безвредном, сами по себе не безвредны: они опасны "банализацией" секса, "нейтрализацией" сексуальности, а значит и снижением уровня сексуального переживания. В западном обществе, можно сказать, эта нейтрализация уже достигнута в части гетеросексуальной активности. Порнография, сексология и сексуальное просвещение сыграли свою роль в "обобществлении" секса. Страсть к запретам, или, что то же самое, поиск утраченной остроты наслаждений ведет к росту гомосексуальной эротики. Но, как пишут многие исследователи, благодаря опять же сексуальному просвещению, гомосексуальность также сталкивается с перспективой обобществления и нейтрализации. Результатом становится, как отмечают, эпидемическое распространение садомазохистских практик.

Парадоксальная ситуация: необобществленная, "неприрученная" сексуальность, состоящая под давлением множества табу и запретов, является источником более богатой и страстной эротической жизни, чем свободная, "нерепрессивная", просвещенная сексуальность. Нечего и говорить о том, что она является источником большей части культурного богатства человечества (согласно фрейдовской теории сублимации). Это, конечно, не опровергает идеи о важности сексуального просвещения и воспитания, но, во всяком случае, заставляет отнестись к этим вещам более внимательно, рассмотреть их с точки зрения антропологии, истории культуры, задуматься о конечных целях и ценностях человеческой жизни и только после этого выносить суждение о формировании политики в сфере сексуальной морали. Ясно, по крайней мере, одно: "научно доказанная" средствами сексологии безвредность порнографии, так же как и половое просвещение, ведущее к снятию всех и всяческих табу, могут обернуться снижением качества человеческой чувственной жизни, что грозит потрясениями буквально антропологического масштаба, хотя и не фиксируемыми на уровне сексологии, психологии и социологии бихевиористской ориентации.