Перевод А. Знаменского

У бабушки было трое сыновей. Но сколько я ее помню, она постоянно жаловалась на одиночество.

— Богом покинута я, — сокрушалась она и как умела объясняла причину: — Лишил бог разума — дала детям книгу в руки.

Однако это не мешало ей при каждом наезде в город привозить сыновьям полные хурджины, корзины, котомки. И упреки...

На следующий день, собираясь домой, она суетилась, увязывая пустые корзины и котомки, потом брала меня за руку:

— Хоть ты присмотри за одинокой бабушкой.

Отец виновато улыбался, а мама, нахмурив брови, бормотала, одевая меня:

— Какое время ехать в деревню? Гланды надо вырезать. Вчера ночью вспотел, разметался так, что чуть не упал с кровати... Ты чему радуешься, а?

Да. Я радовался.

Я любил деревню, просторный двор, зеленые улочки, изгороди из гранатовых кустов, широкую поляну и громадное грушевое дерево, на нем босоногих пастушат — мальчиков и девочек.

И Жужу...

У Жужу черные блестящие глаза, смуглое личико и иссиня-черные волосы, но ее зовут Жужуной, аведьЖужуна — это голубой цветок.

Я до сих пор представляю, что все Жужуны черны от солнца и глаза у них, как жаркие угольки. Они очень любят ежевику и с кошачьей ловкостью лазают по деревьям, а забывшись, перебирают маленькими пальчиками круглые камешки в кармане и очень внимательно слушают мальчишеские россказни о городе.

В деревне я всегда носил короткие штаны. А Жужу ходила в синем в белый горошек сарафане с большим красным карманом. Ей шили короткие и узкие платья из остатков материи, которой никогда не хватало на рукава и карман.

А карман ей был просто необходим, ведь в нем находилось множество драгоценностей, вроде двух осколков зеркальца, расчески с поломанными зубьями, пяти круглых камешков, а отдельно, в спичечной коробке, хранилось несколько стеклянных бусинок и одна янтарная горошина. Жужу очень нужен, просто необходим карман.

— Жужу!

— Э-эй, Жужуна-а-а!!

Жужу перепрыгивала через изгородь, хватала меня за руку, и мы бежали.

Вначале мне трудно было бегать босиком. Я поднимался на цыпочки, ступал на пятки — кололо. То и дело хотелось остановиться, провести ладошкой по голой подошве... Но не было времени — Жужуна увлекала меня за собой то через двор в поле, то на виноградник, то через улочку к зеленой поляне…

Жужу знала, где росли самые вкусные груши, где больше всего грибов, где самая спелая ежевика; ее не трогали самые злые соседские псы и не бодали остророгие коровы.

— Жужу, постой! Тебя оцарапает ежевика! — кричал я, не решаясь подойти ближе. — Оставь, Жужу!

Но ее не царапала ежевика.

— Жужу, для чего нам столько грибов, ты исколешь ноги!

Но Жужу не кололи колючки.

— Постой, не лезь на дерево! Ветер! Упадешь, Жужу!

Где там! Вот она вскарабкалась почти на самую верхушку. Ветер раскачивает тонкие ветви, а с ними и Жужу.

— Жужу, ветка... ветка сейчас надломится! Умоляю, спустись, Жужу, потом сорвешь...

А Жужу карабкается еще выше.

— Жужу-у! — надрываюсь я.

Качается ветка, Жужу бросает из стороны в сторону, а она не торопясь срывает груши. Одну, вторую, третью... Вдруг ветка изогнулась дугой.

— Жужу, довольно. Я совсем не люблю эти груши.

Жужу улыбается и срывает самую спелую грушу на макушке дерева и кладет в большой красный карман.

Я бегаю вокруг дерева, прыгаю, размахиваю руками и кричу до хрипоты:

— Жужу, не хочу я груш, клянусь, не хочу! Спускайся, Жужу!

Смеясь, она спускается.

— Почему ты не слушаешься меня?

Жужу сует мне грушу, хватает за руку, и мы бежим по поляне, по ногам хлещут лютики, царапает трава, осыпаются головки одуванчиков.

Внезапно я приседаю от боли.

— О-о-й! Укусила! Укусила пчела-а-а!

Жужу тащит меня назад, к груше.

Я сажусь в тени. Жужу положила мою ногу на свои колени и маленькими тонкими пальцами осторожно выдавила жало. Потом, пожевав грушевый листок, заботливо приложила его к месту укуса.

Нога у меня вспухла, но боль уменьшилась. Высыхают слезы. Тогда я начинаю рассказывать...

Здесь деревня, здесь дует ветер и поднимается пыль, здесь очень много колючек и тонких веток, которые могут подломиться... Здесь неожиданно, когда беззаботно бегаешь по полям, вдруг набрасывается злая пчела. Разве это жизнь?

Зато в городе...

О, Жужу очень любит слушать мои рассказы о городе!

...В городе я сам вожу настоящий трамвай со звоночком, на пятый этаж взбираюсь по водосточной трубе, ночью сплю на крыше огромного дома, а однажды в цирке я спрятался под стулом и, когда все ушли, сам прошел по канату. Прошел, и не упал.

Жужу всегда слушает, опустив голову и задумчиво перебирая в кармане разноцветные стеклышки. Смотрит исподлобья и одобрительно сверкает своими черными блестящими глазами. Но не поймешь, верит Жужу рассказу или нет: когда соглашается — она закрывает глаза, когда не верит — тоже закрывает. Кончики ресниц у нее опалены солнцем.

— Жужу!

Она внимательно слушает.

— Жужу, а ты была в большом городе?

Жужу покраснела, смутилась.

Она никогда не была в большом городе.

— Жужу, поедем к нам в город?

Девочка опустила голову. Видны только ресницы.

— Поедем! Наш дом стоит на холме, весь город как на ладони! Мы будем смотреть на него с балкона днем и ночью! Днем и ночью! Он хорош и днем, но нужно видеть его ночью! И кино совсем рядом. Потом пойдем в цирк. Ты знаешь, какой у нас цирк? Поедем, Жужу, в город! Ты не бойся, я буду водить тебя за руку, нам будет очень хорошо. На перекрестке я переведу тебя. Ничего не бойся! Я всегда буду рядом... Там множество магазинов, в них все можно купить. Ты любишь сладкое? А на большую куклу хочешь посмотреть? Там много разноцветных материй... Я куплю тебе на целое платье, столько, что хватит и на рукава и на большой карман и еще останется. Ты будешь в нем, как бабочка.

Поедем, Жужу, в город!

Жужу, как бы соглашаясь, прикрывает глаза. Но кто знает, согласна она или нет?

Я уже забыл о пчелином укусе. Я беру Жужу за руку и веду по городу.

От груши до тех, объеденных скотом кустарников, простирается площадь, а большой куст посередине — памятник. Я знаю, что площадь кишит машинами, и знаю, когда ее можно перейти. Но Жужу не знает. Жужу ждет. Я выбираю момент, тяну ее за покрытую загаром руку, и мы бежим. Но я поторопился, машины уже двинулись на зеленый свет. В такой момент нельзя суетиться, лучше переждать, пока машины проедут. Ничего, если даже машина направляется на тебя. Объедет, только нельзя двигаться. Иначе шофер не сообразит, как лучше тебя объехать.

Жужу доверчиво стоит рядом, ждет. Ведь я с ней...

— Вот сейчас!.. Побежали!

Перебегаем площадь, обходим величественный памятник. Но за ним снова мчатся машины. Опять ждем.

Откуда ни возьмись вылетела машина с красным крестом. Мы стоим неподвижно... Только я сжал в руке пальцы Жужу, рванулся, как слышу — сирена. Жужу тоже слышит. Где-то пожар. Красная машина приближается к нам, но Жужу знает, что не нужно теряться, нужно стоять, не двигаясь.

Машина пронеслась так близко, что даже платье на Жужу заколыхалось.

Выходим на опушку. Здесь нет ничего страшного — здесь уже тротуар. А по тротуару машины никогда не ездят. Но мы все равно идем, крепко держась за руки, чтобы не потерять друг друга в толпе.

— А здесь продают детские книги. Хочешь, куплю?

Конечно, хочет, но ведь она не умеет читать. Хорошо, я куплю книгу, в которой только картинки.

— В этом здании — музей. Ты знаешь, Жужу, что такое музей?

Я-то отлично знаю. В музее поломанные вещи, камни, разбитые кувшины, старые кинжалы, кремневые пистолеты. Пистолеты и ружья!

— Не бойся, Жужу. Из этих пистолетов стрелять нельзя и из ружей тоже. Они просто так висят. Посмотришь и больше ничего.

А вот здесь... О!.. Здесь конфеты, бисквиты, шоколад в серебряных и цветных бумажках. И... подушечки. Но зачем тебе подушечки, если я куплю тебе шоколад в толстой обертке. А может, ты хочешь именно подушечки? Ну, как хочешь...

Вот это кинотеатр, но сюда мы пойдем вечером.

Пройдешь шагов сто мимо акаций, и вот — высокий холм. Здесь цирк. А перед цирком висят красивые афиши, на них медведи, лошади, зайцы. Жужу видела лошадей, но это не такие, это совсем другие лошади. Ну что ж, допустим она видела лошадей, но ведь слона-то не видела? А морских львов? Сейчас мы купим билеты, а в воскресенье в полдень пойдем в цирк.

Вдоль ряда акаций — магазины. У раскидистого дуба — универмаг. Это большой магазин, в нем все можно купить. Я выбираю Жужу материал на платье. Желтый, лимонный, в красную полоску или зеленый с цветами? А может, ей нравится другой цвет?

— Жужу, выбирай, пожалуйста, сама.

Жужу не выбирает. Жужу хочет, чтобы я сам выбрал цвет, который мне понравится.

Я прошу продавца выбрать самый лучший. Вот тот, что лежит наверху... Нет, не там, чуть ниже. Да нет же, вот тот, повыше! А может, не будем его брать? У продавца под прилавком наверняка есть что-нибудь удивительное для знакомых. А Жужу приехала из деревни, для меня он все сделает... Нет, нет! Остаток нам не нужен! Платье должно иметь карман, обязательно одного цвета с платьем!

Ведь карман просто необходим Жужу.

Становится жарко.

Мы продолжаем осматривать город. За холмом прячется пруд, он полон грязной стоячей воды, берег сплошь зарос камышом.

Бабушка, наверное, давно разыскивает меня, сердится.

Но мы подбегаем к пруду. Лягушки с плеском прыгают в воду.

Мы забираемся в камыш. Здесь должны быть черепахи...

— Боишься, Жужу?

Наверное, боится. Ведь перед нами раскинулось широкое море, за которым живет девятиглавый дэв. Дэв выпускает из ноздрей черный дым, а из пасти извергает огонь. Но я только что похитил у страшилища Жужу, я не боюсь дэва.

Жужу снова опускает ресницы. Значит, со мной ей ничего не страшно. Еще бы!

Но почему она хватает меня за руку и тянет в другую сторону, к поляне?

Ах, да! Меня разыскивает бабушка! И она, конечно, сердится.

Вот она.

В руках у бабушки тонкая тутовая хворостина.

Как бы она не отчитала и Жужу... Я боюсь этого и поэтому говорю вполголоса:

— Жужу, ты беги!

Но она стоит и ждет, пока подойдет бабушка. Жужу ни за что не оставит меня в трудную минуту.

А бабушка между тем крепко берет меня за руку и размахивает перед моим носом хворостиной. Как она ругается!

— Бабушка, Жужу!.. Жужу, бабушка!..

— Я тебе дам Жужу!..

Бабушка тянет меня за руку, а я смотрю на Жужу, которая одиноко стоит по колено в воде и смотрит, прищурившись, мне вслед.

— Бабушка, Жужу...

Мы уходим домой вдвоем с бабушкой. Конечно, бабушка считает, что мы слишком заигрались, потому и ругается.

Если бы она знала! Если бы она знала, какое чудесное путешествие совершили мы по городу, сколько удивительных мест показал я Жужу.

Бабушка ни за что не стала бы ругать меня, если бы видела, как Жужу знакомила меня с деревней, как помогла найти самые крупные грибы, самую сочную ежевику, как сорвала для меня самую вкусную грушу и положила в свой большой красный карман синего платья...

Если бы она знала, что я только что похитил Жужу у девятиглавого дэва.

Если бы бабушка все это знала...

Ночью у меня разболелось горло, поднялась температура.

Бабушка насильно заставляет меня открыть рот и что-то шепчет. Это она заговаривает болезнь.

Потом приезжает мама, вся в слезах, и расстроенный отец.

Зачем бабушка все им рассказывает?

Оказывается, я — дрянной мальчишка, целый день где-то пропадал голодный и вечером она нашла меня в камышах, на болоте.

Мы возвращаемся в город.

Идем к врачу.

Проходит день, другой...

Улицы, площади.

Я стою на балконе и смотрю на город, днем и ночью. Ночью и днем.

Мы уезжаем на дачу.

Потом возвращаемся, и меня принимают в школу.

После этого я долго не был в деревне.

Приезжала бабушка, привозила котомки, корзинки. И упреки... Но уже не говорила мне: «Присмотри хоть ты за одинокой бабушкой...»

Я уже давно не носил коротких штанишек, когда в один из приездов она по обыкновению упрекнула сыновей, а потом посмотрела на меня и... ничего не сказала. Но я прочел в ее взгляде прежнюю просьбу.

…И вот снова деревня, большой двор, зеленые улочки, грушевое дерево на поляне и... Жужу.

— Жужу!

— Жужуна!

Но почему никто не откликается?

— Жужу, где ты?!

Я приблизился к изгороди, через которую должна была перепрыгнуть Жужу.

— Жу-жу-у-у!

Из соседнего дома кто-то выглянул и снова спрятался.

— Жужу, где же ты, Жужу!

Кто-то осторожно спускается по ступенькам и направляется ко мне. Ближе... Какая-то незнакомая девушка.

— Позовите Жужу, где Жужу?

— Жужу?!

— Да, я хочу видеть Жужу!

— Я Жужу...

— Ты? Вы... Жужу?!

— Я...

Девушка смущенно остановилась по ту сторону изгороди и посмотрела на меня взглядом Жужу, но... У нее были аккуратно причесанные волосы и оголенные по локоть руки без загара. Судя по белым рукам, эта девушка совсем не любила ежевику и, уж конечно, не умела взбираться на высокие деревья. Разве эта Жужу могла бы в ветреный день сорвать для меня спелую грушу? Да и не было на ней синего платья в горошек, не было красного кармана с драгоценностями!

Девушка не подходила ближе, но и не уходила; она растерянно теребила пальцами оборку на груди, а когда ветер заиграл ее платьем, испуганно опустила руки и прижала подол к коленям. Покраснев, она смущенно повторила:

— Я Жужу...

— Ты?..

Но тут я почувствовал, что вот-вот у меня дрогнет голос. Проглотив сухой комок, я пробормотал, будто оправдываясь:

— Мне хотелось видеть Жужу...

Неловко повернувшись, я пошел прочь.

После этого я очень долго не приезжал в деревню.

Окончил школу. Летом один доцент готовил меня к приемным экзаменам. Я познакомился с дочерью доцента. Это было к счастью. Вскоре я женился. Поступил в институт.

Дела шли неплохо. У нас родился сын. Возможно, были бы и еще дети, но мы...

Мы окончили институт и стали искать работу в городе.

Работы мы не нашли, без дела было скучно. И вот однажды, в жаркий день, жена сказала:

— Э-э, будь что будет! Не съездить ли нам пока в деревню к твоей бабушке? Старуха будет рада, да и ребенок отдохнет...

Бабушка очень удивилась.

— Как это случилось? — недоумевала она, встретив нас.

Мы были довольны, а сын чуть не до неба прыгал от счастья, бегал по двору, а потом скрылся с глаз.

Мы сидели в тени и разговаривали. В полдень пообедали. Мальчик не появлялся.

Он не пришел и тогда, когда зашло солнце.

— Что с ним делать, просто не знаю, — жаловалась жена. — Вчера он потел, разметался, гланды увеличились, нужно будет оперировать. И вот пропадает где-то целый день.

— Не потеряется, — успокоил я жену и окликнул с балкона:

— Амико!

Ответа не последовало. Позвал вторично и, не надеясь получить ответ, вышел на улочку.

Вот она, изгородь гранатовых кустов. А вот и поляна. По ногам хлещут лютики, облетают головки одуванчиков, вот и старая груша. Вдруг укололо ногу, будто пчела ужалила. Хочу вернуться к дереву, пожевать грушевый листок, но кто же приложит его к месту укуса?

Заросли акаций ведут меня к объеденному скотом кустарнику. Вот и книжный магазин, музей, на холме цирк... А дальше универмаг, в котором все можно купить...

А за камышом — море, где живет девятиглавый дэв... И... боже мой! Вот она, Жужу...

— Жужу, и ты здесь?

В зеленом тростнике стоит черная от загара девочка. Стоит, смотрит на меня исподлобья и моргает длинными черными ресницами.

— Жужу!

На ней узкий сарафан с большим карманом. Карман другого цвета.

— Жужу, это ты, моя Жужу? — кричу я.

Из камыша выглянул мой сын. Подошел и взял девочку за руку:

— Это не Жужу, это Мзеона.

А «Жужу» все стояла, смотрела на меня и хлопала длинными черными, опаленными солнцем ресницами.

Не знаю, что случилось со мной. Ведь я должен был отругать мальчишку за то, что он пропадал целый день, ведь нужно было наказать его за пропущенный обед, схватить за руку и отвести домой...

— Папочка... это Мзеона...

— Мзеона?!

Она стояла на берегу пруда, глядя на меня из-под мохнатых ресниц.

— Папочка, я и Мзеона сейчас, только что...

— Знаю! — перебил я мальчонку. — Знаю!

Я знаю, что Мзеона показала тебе деревню, отыскала самые красивые грибы, не побоялась колючек и нарвала ежевики. Она не испугалась ветра и, сорвав самую спелую грушу, положила ее в большой карман.

Я знаю и то, как ты водил Мзеону по городу, учил ее переходить улицу на перекрестках, а потом заходил в магазины, в которых все можно купить...

Ты многое показал ей, многое купил и наконец похитил ее у девятиглавого дэва.

Я знаю эту игру...