ечером мы рассказали хозяину о разговоре с профессором. Хозяин задумался и со вздохом сообщил:

— Однажды увозили Бимурзу в детдом, но он сбежал. Ещё по пути в детдом сбежал. Долго шёл пешком, ноги сбил, но вернулся в родное селение, и мы не решились отправлять его снова.

— Без него конь в горах всё ржал, ржал, — сообщил Табэк и, подумав, спросил: — Если Бимурза уйдёт, что будет с тем конём?

— В колхозе же есть хорошая ферма, пусть за конём присматривают там, — сказал я.

— Трудно, — покачал головой хозяин.

— Почему трудно? Там много коней и ещё один конь будет. Экая беда!

— Присмотреть — это что! Вот как его поймать?

— Ну уж, сваны — и не могут поймать коня! Это смех! — произнёс Абесалом.

— Трудно, друзья, очень трудно поймать этого коня даже сванам, — задумчиво произнёс Хансав. — Я уже вам говорил, что лошадь совсем одичала, пока Бэкну воевал. Он говорил, когда вернулся, что, как нога заживёт — обязательно поймает и объездит лошадь. Но смерть поймала самого Бэкну. И тогда председатель нашего колхоза сказал:

— Пусть ходит. Подрастёт Бимурза, может, поймает. Если лошадь забредёт даже на колхозное ячменное поле — всё равно не трогайте её.

Но лошадь не забредала на поля. Она ходила по дальним покосам и жила в горах, как тур. У неё выросла грива до земли и хвост тоже. Людям она редко показывалась на глаза и перестала подходить к табуну колхозных коней. А прежде подходила.

— Однажды, — рассказывал нам хозяин дальше, — лошадь Бэкну увидели охотники у подножия ледника на водопое, и у неё оказался белый, как снег, жеребёнок. Когда Бимурзе исполнилось десять лет (а сейчас ему идёт двенадцатый), в деревне решили поймать кобылицу с жеребёнком и объездить — пусть у Бимурзы будет конь — наследство отца. Оседлали лошадей, взяли волосяные арканы и поехали. Председатель колхоза приказал:

— Ищите день, ищите два. Если понадобится — ищите три дня, но лошадь приведите. Хватит ей бегать по горам без дела. Лошадь должна работать.

Всадники тронулись в путь, и Бимурза с ними.

Искали день — не нашли.

Искали другой — не нашли.

Искали третий день и, наконец, очень далеко, за убежищами туров, около белого ледника, в пещере обнаружили стоянку лошади.

Стали ждать. К вечеру лошадь пришла в пещеру. У неё, действительно, был жеребёнок, но он уже так вырос, что был выше матери. Он был гриваст, с сильной грудью и нервными мускулами. Глаза его, никогда не видевшие людей, а видевшие только орлов и туров, сверкали дико и насторожённо. Это был совсем сказочный конь. У него был такой чуткий слух и нюх, что стоило только шевельнуться людям, спрятавшимся за камнями, он, как ветер, унёсся к леднику, а мать за ним.

Мужчины вернулись в деревню и рассказали обо всём этом председателю. Он велел ещё заседлать лошадей, и на них сели сванские мальчики — юные, лихие всадники. Решено было загнать одичавших лошадей на узкую старую дорогу, спускающуюся к крепости Тамары, и возле Ингури их поймать. У этой дороги слева — обрыв, справа — обрыв, а впереди — Ингури. Если пойдут на мост — окажутся в селении, и тут их непременно заарканят.

Мать с сыном быстро мчались по дороге с гор и не подозревали о ловушке, приготовленной им. Жеребёнок вдруг свернул с дороги и бросился в развалившиеся ворота крепости, и исчез с глаз. Мать бросилась за ним, начала метаться меж камней и крепостных развалин. Она, видно, забыла о преследователях. Мужчины с арканами подкрались к ней и бросили аркан на шею лошади. Белая кобылица взвилась на дыбы, ударила копытами о камни и дико закричала. Потом она бросилась на голос сына, откликнувшегося ей, и поволокла державшихся за аркан мужчин. Они едва успели на бегу обмотать аркан вокруг камня возле обрыва над Ингури. Лошадь вдруг взвилась на дыбы, аркан лопнул, и она с диким рёвом свалилась в бешеные воды реки, и голос её, взвившись в последний раз до самых высоких вершин, оборвался.

Жеребёнок выскочил из крепости, побежал к Ингури с отчаянным ржаньем. Но мать уже не откликалась. И тогда он, грозно сверкая глазами, бросился на людей.

И те едва успели ускакать в селение.

Только Бимурза остался. Конь почему-то не растоптал его.

С тех пор всё кричит и кричит белый конь в горах. И всё ищет, зовёт свою мать. Это его дикий, громкий голос слышался мне лунной ночью возле крепости царицы Тамары. Там он утерял свою белогривую мать, там её и ищет.

Горы молчат.

Горы не откликаются белому коню.

Горы, каменные горы, разве не слышите вы голос белого коня?

Откликнитесь, горы!