Отказаться от технического прогресса?!
Сколько времени существуют науки, столько времени ведутся споры между сторонниками «чистой» науки и практической.
«Практики» говорят:
— Все это очень и очень интересно, но ведь все это чистая наука. Лучше бы занялись чем-нибудь более практическим. Ну, например, выводили бы кроликов с коричневой шкуркой.
Слов нет, появление коричневых кроличьих шкурок в меховых магазинах вызвало бы фурор, — правда, не такой сильный, как, скажем, появление зеленых, фиолетовых или даже обычных бобровых шапок, но все же достаточный, чтобы произвести среди женского населения значительное волнение. Это, конечно, практическая проблема.
Проблемы навигации животных «чистая» наука и вместе с тем очень даже практическая.
Человек перегородил реки плотинами. Рядом с плотинами построил гигантские электростанции, тут же возникли моря — Рыбинское, Каховское, Братское, Цимлянское и много, много других. Какая ширь! Какая гладь и благодать! Плыви, пароход! Не бойся мелей и перекатов! Восхищайся, турист, — ничего этого не было здесь год назад! Ну, а вы, рыбы, не очень-то беспокойтесь. Мы и о вас подумали. Когда вы, плывя на нерестилища, доберетесь до гидротехнических сооружений, пошарьте вокруг. Возможно, вы обнаружите в бетонном берегу лаз — забирайтесь в него. Это — рыбоход, и он построен специально для вас, рыбы.
Ну, а когда вы окажетесь в верхнем бьефе, в море, то тут перед вами откроются просторы, которые и не снились вам, речным созданиям. Плывите, рыбы, на свои нерестилища. Размножайтесь, мы очень даже любим, когда ваше число увеличивается. Чувствуете, мы даже течение убрали, чтобы вам легче было передвигаться.
Но как раз этого-то и не надо было делать. Рыба, не чувствуя течения, не знает, куда плыть. Ведь течение и было тем компасом, который заводил рыб в верховья рек.
И в рыбоходы рыбины тоже забираются очень неохотно.
Технический мир, создаваемый руками человека, развивается быстро, гигантскими скачками, а биологический мир, живой мир, приспосабливается к этим изменениям очень и очень медленно. И пока приспособится к одному изменению, возникают другие.
Так что же делать?
Взрывать плотины, спускать воду, отказываться от технического прогресса? Одевать сермягу, лапти, шагать, согнувшись в три погибели, по бечевнику, таща за собой баржу и восхищаясь всплесками стерлядей, осетров, вобл?
Или ждать тысячелетиями, когда животные приспособятся к нашим техническим новшествам?
Сказать: обойдемся и без осетринки и без икры, тем более что химики уже научились приготавливать искусственную паюсную икру, которую не отличишь от настоящей? И на этом успокоиться?
Выход один — надо изучить повадки рыб, их компасы и подсказать им, что надо делать.
Но как втолковать рыбе: «Не советуем тебе, рыба, при создавшейся ситуации идти вверх по реке, потому что ты встретишь огромное количество всяких сооружений, которые не так-то просто преодолеть. Поэтому мы рекомендуем тебе забыть о старом месте нереста и идти на новое. И своим потомкам ты передай стремление заплывать именно на новое место, а не на старое».
Прежде всего надо выяснить, возможно ли в принципе приучить рыбу к новым нерестилищам? Или это стремление метать икру в родном нерестилище настолько сильно, что переделать его невозможно?
И тут встает еще один вопрос.
Потому ли рыбы плывут в родные места, что их предки тысячелетиями заплывали туда, или же потому, что там они провели детство? Иными словами — врожденное ли это стремление или благоприобретенное? Если оно приобретено при жизни, то его легче будет изменить.
Стоит ли обманывать рыб?
Чтобы ответить на эти вопросы, ихтиологи выловили икру нерок в одной реке и завезли ее на самолете на противоположную сторону горного хребта. Там они поместили ее в рыбопитомник, соединенный совсем с другой рекой. Эта вторая река впадает в то же озеро, что и первая река, в которой взяли икру.
Как и следовало ожидать, в положенное время рыбешки скатились для нагула в озеро.
Ихтиологи спорили: куда поплывут они, когда придет время нереста? В реку своих предков, где они никогда не были, или же в реку своего детства, где никогда не были их предки? Рыбы вернулись туда, где они выросли. Это обрадовало ихтиологов. Выходит, в принципе можно приучить рыбу к новым нерестилищам. И тут возникает еще один вопрос: по какому компасу, по какому пеленгу рыбы нашли дорогу домой? Как они узнали родную реку?
Опыты усложнили.
Ученые опять выловили икру нерок в первой реке, опять переправили мальков через хребет в бассейн второй реки и там поместили в рыбопитомник. Но на этот раз, когда настало время рыбешкам идти в озеро, на место нагула, их переправили самолетом прямо в озеро.
Ни в первой реке, ни во второй рыбешки никогда не бывали.
Большинство ученых полагали: рыбы поплывут в первую реку. Туда тысячелетиями заплывали их предки. Туда направляются их соплеменники, которые, очевидно, и покажут им дорогу. Во второй реке нерки никогда не водились, некому провести их туда.
Рыбешки поступили неожиданно. Они дружной семьей отправились во вторую реку.
Чудеса, да и только!
Дело, очевидно, обстоит так. Вода в рыбопитомнике такая же, как и во второй реке, потому что он соединен с ней протокой. Рыбешки, запомнив ее вкус и запах — для рыб запах и вкус это одно и то же ощущение! — поплыли на него.
Но что делает воду «родной»? Соли, входящие в нее?
Ученые выпаривали воду и оставшиеся соли разводили в нужной пропорции в дистиллированной воде, а затем проверяли в экспериментальных аквариумах отношение рыб к этой воде. Оказалось, рыбы не признавали такую воду за родную. Кипячение тоже отбивало у воды «запах дома».
Дальнейшие опыты показали, что для некоторых рыб вода может служить компасом лишь в том случае, если в ней присутствует запах ее сородичей.
Все эти открытия имеют самое большое практическое значение. Ведь научившись придавать воде «аромат дома», мы сможем заманивать рыб в рыбоходы, сумеем прокладывать рыбьи трассы в новых, искусственных водохранилищах, чтобы указывать путь рыбам в выгодные нам места.
Не исключено, что существуют вещества, которые действуют на рыб подобно тому, как действует на кошек валерьянка. Рыб можно было бы завлекать запахом этих веществ.
Вероятно, рыбьих мальков можно было бы приучить к определенному запаху. Потом этот запах послужил бы компасом.
Рыбы врассыпную плывут от запаха медвежьей шкуры, вымоченной в воде. Запахами щуки, угря, сома и других хищников можно было бы отпугивать разных рыб от мест, где должны производиться подводные взрывы, от водозаборных устройств и участков, где присутствие этих рыб нежелательно.
При ранении некоторые рыбы выделяют «вещество испуга», которое заставляет удирать их сородичей. Им тоже можно было «огораживать» от рыб разные места.
И колюшкин секрет пригодится
Помните, мы стали вращать вокруг аквариума, в котором жил домосед-колюшка, картонную ширму с яркими полосами? Этот опыт показывает, как можно спасти рыбешек от засасывания в разные насосные устройства.
Тысячи и тысячи водяных насосов соорудили люди. Насосы исправно забирают воду — и рыбешек тоже! — из рек и озер. Они подают воду — и рыбешек тоже! — на поля и в разные технические устройства. Как уберечь рыбу от глупой, никому не нужной гибели?
Нельзя сказать, что люди ничего не делали, чтобы помешать рыбешкам попадать на поля. Они закрывали трубы сетками, но мелочь проскальзывала сквозь них.
Люди ставили сетки с меньшей ячеей — мелюзгу прижимало к сеткам течением.
Люди запускали насосы ночью — дескать, ночью, когда весь мир спит, рыба не полезет в трубы. Но куда там! Рыбешки атаковали насосы с учетверенной энергией. Можно было подумать, что они специально будили друг друга: «Скорее! Там насос заработал! Есть возможность отличиться!»
И тогда люди махнули рукой: «Ну и погибайте, раз вам жизнь недорога!»
Но вот ученые разгадали колюшкин секрет. Они обрадовались: да ведь это же проще пареной репы! Надо опустить трубы поглубже, поближе к неподвижным ориентирам. Рыбы увидят их, ощутят течение и уберутся подобру-поздорову. Ночью рыб гибнет больше, чем днем, потому что в темноте рыбы не видят ориентиров. Надо осветить сильными электрическими лампами места засасывания, и тогда этого не будет. А для верности не мешало бы понатыкать в местах засасывания побольше ярких вешек.
Там, где люди приняли подобные меры, рыбу засасывает в восемь-девять раз меньше, чем раньше.
И еще…
Множество рыб не может добраться до излюбленного места нереста только потому, что на их пути образовалось искусственное водохранилище, где нет главного указателя направления — течения. Что делать? Создать искусственное течение? Но это не так-то просто. А может, обмануть рыбу, образовав видимость течения?
Сделать это совсем не трудно.
Возможно, достаточно будет передвигать перед рыбами какие-нибудь ориентиры. Увидев, что ориентиры «уходят», рыбы «почувствуют» течение, которого фактически нет, и поплывут либо против него, либо по нему, в зависимости от того, куда им сейчас направляться — то есть либо туда, откуда «приходят» ориентиры, либо туда, куда они «уходят».
Известно, некоторые рыбы плывут на нерест непрерывной цепочкой, голова к хвосту. Может, достаточно будет, если за лодкой будет тянуться цепочка макетов этой рыбы? Для верности можно проложить еще невидимую ароматическую дорожку — пометить трассу запахами рыбьих соплеменников.
Когда люди разберутся в чудо-компасах рыб и научатся управлять ими, обыватели, очевидно, перестанут говорить:
— А рыбки-то нет! Гидростанции есть, водохранилища есть, а рыбка что-то не клюет нонче.
Люди любят заявлять во всеуслышание:
— Человек — победитель природы. Человек — покоритель ее. Нет предела человеческому могуществу!
Человек — победитель природы
Так-то так, но есть одно обстоятельство… Понастроил человек машин и теперь летает и выше, и дальше, и быстрее орла. В землю он закапывается так глубоко, что и кроту не снилось. Он пересекает океан и в надводном положении, и в подводном, и по воздуху. Он посылает свои аппараты на соседние небесные тела и уже полетел туда сам.
Нет предела человеческому могуществу.
Тысячелетиями бродили по американским прериям миллионные стада бизонов, и все живое пряталось, заслышав их сопение и топот тяжелых копыт. Человек же играючи уничтожил бизонов, и так основательно, что когда спохватился, то оказалось, что остались лишь считанные единицы этих замечательных животных.
В Америке совсем недавно водилось огромное количество странствующих голубей — они пролетали стаями, такими большими, что проще всего их было измерять днями полета — «однодневная» стая, или «двухдневная», или «трехдневная», или «пятичасовая», и все понимали, что это совсем маленькая стайка, ибо требуется всего пять часов, чтобы она пролетела над головой наблюдателя.
Сейчас из-за наплевательского отношения к природе странствующих голубей нет, если не считать нескольких чучел их, сохранившихся в немногих музеях. Походя уничтожил их человек, который не без гордости называет себя царем природы.
Настоящий натуралист не только восхищается природой, но и изучает ее. И не только изучает ее, но и любит ее и, где может, выступает на ее защиту.
Вот и вы выступите в ее защиту.
Защитим природу от самих себя
Нет у природы более страшного врага, чем человек. От него и надо защищать ее.
Многие из вас заядлые туристы. Одни из вас плывут по рекам на байдарках, другие — на катамаранах, шлюпках, плотах, лодках. Третьи идут с рюкзаками вдоль рек, четвертые бредут сами не зная куда и зачем. Пятые пока только мечтают о походах.
Гордость вызывают те, кто путешествует, а не стоит в подворотне, выдумывая какой-нибудь способ показать свое презрение к людям и окружающему миру. Но еще большей похвалы заслуживают те, кто, вернувшись из очередного похода, хвастаются не приключениями, выпавшими на их долю, не пройденными километрами, протертыми подошвами, оторванными пуговицами, дырами, прожженными в одежде, но и достижениями другого рода.
Вот вы плывете по реке, наслаждаетесь природой, и если увидите какую-нибудь грязную переплюйку, вытекающую из свинарника, коровника, фабрики или бани, вы зажимаете носы и стараетесь поскорее проследовать дальше.
А почему бы вам не остановиться здесь, не проследить, откуда вытекает этот вонючий поток, а потом обратиться к тем, кто виновен в его существовании, со строгими и прямыми словами:
— Зачем вы загрязняете реку? Вы же нарушаете закон об охране природы!
Часто замечания юношеского народа вызывают на лице виновника более густую краску, чем чтение инспекторского протокола. Ну, а если подобное замечание не окажет нужного действия, то можно обратиться в редакцию местной газеты или в санитарно-эпидемиологическую станцию, или в райком партии, или в сельсовет.
Проверьте места засасывания рыбы во всякие устройства. Вспомните, что вы знаете о способности рыб определять направление течения, посоветуйтесь со специалистами и дайте свои рекомендации. Может, достаточно осветить в ночное время место засасывания? Или установить там вешки? Или вывести конец трубы в сетчатую корзину — тогда труба будет далеко от сетки и рыбешки смогут преодолеть губительное засасывающее течение и удрать.
Насекомых обманывать даже необходимо
Но есть у человека настоящий враг, которого и надо было бы уничтожить, но, увы, человек не может этого сделать. Просто издевается над человеком этот противник.
Противник этот — вредные насекомые, сильные своей неприхотливостью, многочисленностью и способностью размножаться в невиданных количествах. Колорадская жучиха в состоянии за лето оставить потомство в десятки миллионов особей.
Расправился человек с турами, а вот с постельными клопами не может расправиться, хотя и борется с ними с тех пор, когда постелью служила звериная шкура, брошенная на пол пещеры.
Немудреное создание таракан. А ведь он жил и при динозаврах, и при мамонтах, и при человеке живет. И, судя по всему, будет ползать и шуршать через миллионы лет, оставаясь таким же, каким был все это время.
Рад бы человек покончить с вредными насекомыми, посягающими на его сады, на его леса, поля, степи, да ничего у него из этого не получается.
Ученые, помудрив, создают ядовитый порошок.
Садовник опыляет им растения, и вот уже земля в саду усеяна разными мертвыми вредными и полезными насекомыми, мед пахнет как-то невкусно и странно, и куры шатаются, как пьяные. Радуется садовник: наконец-то покончено с вредителями моего сада! Пчелы как-нибудь придут в себя, кур заменить можно, зато в саду хозяином буду один только я!
Но проходит время, и опять появляется страшный враг в хитиновом панцире. Снова садовник посыпает ядовитым порошком листву, но от этого порошка враг только тучнеет, враг пристрастился к яду, как пьяница к водке!
И опять мудрят ученые, создавая новый яд. И вот яд найден такой сильный, что даже рыбы в соседней реке опрокидываются вверх брюхом, особенно после проливного дождя, когда водой сносит яд с листвы в реки.
И тут обнаруживается, что полезные насекомые не могут приспособиться к этому яду, а вредные могут. И оказывается: химическая защита — это бумеранг, пущенный неловкой рукой, — бумеранг, который норовит ударить по голове того, кто его запустил.
Не оправдала себя химическая защита.
Однако существует возможность биологической защиты. И она тесно связана с наукой о навигационных способностях насекомых.
Если изучить как следует чудо-компасы насекомых, их способности, чувства, то удастся найти средства борьбы, которые будут поражать только тот вид, против которого они направлены.
Огромными кулигами летит саранча, стаями, которые одни измеряют днями пути, другие — сотнями километров протяженности кулиги, третьи — миллионами тонн веса, четвертые — количеством гектаров растительности, сожранной ею, пятые — скоростью, с какой она уничтожает зелень.
Бичом человечества звали саранчу в прошлом. А в одной старинной арабской рукописи саранча описывается так: «И двинулась могучая рать. Она может пожрать всю землю. У нее голова лошади, глаза слона, шея быка, рога оленя, грудь льва, крылья орла, брюхо скорпиона, бедра верблюда, голени страуса, нос змеи».
Что только не делает человек, чтобы покончить раз и навсегда с этим чудовищем, но саранча благоденствует и расправляется с человеком без особых хлопот. Так, однажды саранча уничтожила все посевы пшеницы и ячменя в Нумидии, в Северной Африке, и тогда восемьсот тысяч человек умерло от голода; а в другой раз из-за нашествия ее погибло около двадцати тысяч человек.
Недавно ученые выделили из множества звуков, которые издает кулига саранчи, звук полета. Стоит стае услыхать этот звук, как стая поднимается и улетает.
Но применять этот способ — значит перегонять саранчу с поля на поле. Хорошо ли это?
Однако ученые и не собираются гонять саранчу с поля на поле, из одного государства в другое. У них иное на уме. Они хотят сделать так, чтобы этот призыв к полету не выключался за все время полета. Саранча будет лететь и лететь, пока не упадет бездыханной от истощения и утомления. А полям от такого нашествия мертвой саранчи только польза — неплохое удобрение!
Самец непарного шелкопряда издалека улавливает запах своей подруги. Люди сажали в ловушки самок, а потом подсчитывали количество поклонников, прилетевших к ним на свидание. Среднее число — 800. А одна коварная соблазнительница погубила таким образом 1580 соискателей ее «руки и сердца».
Ученые отделяли пахучие железы у трехсот тысяч бабочек шелкопряда и после долгой и кропотливой обработки получили около четырех миллиграммов этого вещества.
Концентрат оказался необычайной силы.
Известно, одна миллионная доля грамма — это микрограмм. Одна миллионная доля микрограмма — пиктограмм. Одной миллионной доли пиктограмма, растворенной в эфире, было достаточно, чтобы привлечь шелкопрядов в округе.
Вот и получается: незачем травить всяческими химическими ядами вредных насекомых, а за компанию и полезных, и птиц, и зверушек, и рыб, и самих себя. Проще запахом привлечь вредителей в ловушки и там разделаться с ними. И погибнут при этом только те, кого надо погубить, не больше.
А вот еще два изящных способа.
Если непрерывно посылать звуковой сигнал — призыв насекомого, то через некоторое время представители этого вида перестанут его замечать. Между ними прекратится всякое общение, и они не дадут потомства. Тоже хорошо!
Такого же результата можно добиться, посылая запах-сигнал.
И еще наука установила: многие насекомые летят на ультрафиолетовый свет. И вот вам практический результат.
Недавно физики возили по сказочно красивому Телецкому озеру, что расположено на Алтае, пенопластовые плотики, на которых горели лампы «горного солнца» — лампочки, излучающие ультрафиолетовый свет; такие лампочки часто применяются в больницах. Миллионы бабочек непарного шелкопряда слетались к этим лампочкам и гибли в водах озера. Килограммы бабочек этого страшного истребителя лесов губила одна лампочка за ночь. А телецкие рыбы только радовались и тучнели.
Вот и получается, что изучение чудо-компасов насекомых поможет спасти нас от разных бичей рода человеческого.
Так давайте не будем смотреть на человека с сачком в руках как на чудака, который еще не вышел из детского возраста. И наука о чудо-компасах очень даже практическая наука. Ее дело — очень нужное дело.
Властелин мира пошел на поклон
Нельзя сказать, что человек и раньше не пытался учиться у природы.
Он видел, как быстро и легко бежит волк, и думал: «Эх, мне бы так! И неплохо было бы придумать штуковину, чтобы так же вот быстро перебирала лапами и несла меня на спине».
Он любовался легким полетом сокола и потом мастерил себе крылья из всяких перышек, щепочек и веревочек, взбирался куда повыше, привязывал крылья к рукам и прыгал — и ломал себе и руки и ноги. Однако своей мечты человек не оставлял.
Правда, человек при своих передвижениях не очень-то часто пользуется шагающими механическими ногами, но он придумал колесо. Машущее птичье крыло тоже оказалось ему не под силу, но он создал диковинную железную птицу с неподвижными крыльями, — птицу, которую тянет вперед и ввысь вращающийся винт — пропеллер.
И зазнался человек: дескать, а чего мне учиться у природы? Пусть лучше природа учится у меня! Самый лучший бегун в природе гепард делает сто километров в час, а мои автомобили показали бы и все триста, кабы дороги позволили. Да, красиво летит сокол. Но пусть-ка попробует он потягаться с моими самолетами.
Ну, а о том, что лапы перенесут гепарда и через лесную чащу, и зыбучий песок, и овраг и поднимут его на скользкий глинистый холм и на верхушку дерева, а автомашина забуксует на первом же песчаном холмике и застрянет в лесу, — об этом человек предпочитал умалчивать. Не говорил человек и о том, что многие насекомые способны взлетать вертикально и летать и вправо, и влево, и вперед, и назад, не меняя положения корпуса, а самолету подавай аэродром.
Но вот заговорили биологи:
— Да, конечно, мы понимаем, что колесо — великое изобретение. Но скажите: если принцип колеса так хорош, то почему же природа, этот великий мастер находить самые простые и экономичные решения, не приняла его на вооружение? Почему она не создала зверей, у которых вместо лап-рычагов были бы лапы-колеса? И что-то не приходилось слышать о птицах, у которых крылья были бы наглухо закреплены в распростертом положении, а на том месте, где положено быть клюву, вращался бы пропеллер. Или колесо и пропеллер не так уж замечательны, как кажется вам, инженеры?
У инженеров нашелся ответ:
— Очень просто! Природе не удалось разрешить одну техническую трудность: между организмом и вращающейся частью его — между телом птицы и пропеллером, между телом зверя и колесом — должен был бы находиться не слитый с ними привод — какая-нибудь шестерня, или шкив, или подшипник. Ведь в птичий пропеллер, если бы он существовал, и в колесо-лапу животного надо было бы подать по кровеносной системе кровь, а по нервной — сигналы. Природе не удалось подобное сочленение. Ну, а нам, людям техники, эта проблема — не проблема!.. Впрочем, это не значит, что мы так уж зазнались и не хотим заимствовать у природы ее принципы. И мы отдаем себе отчет, что колесо хорошо только для гладкой, созданной руками человека дороги, и мы с удовольствием построили бы разные шагающие и бегающие механизмы. И самолеты с машущим крылом.
Последнее время инженеры все чаще и чаще обращаются к природе за идеями. И даже физики, которые всегда считали свою науку царицей наук, уже поговаривают, что властительницей дум становится биология.
Много биологических секретов уже раскрыто естествоиспытателями. Много разных устройств соорудили инженеры на основе этих открытий.
Человек построил эхолокаторы и теперь следит с их помощью за самолетами, айсбергами и даже стаями перелетных птиц.
Этот принцип применяется в природе сотни тысяч лет.
Человек эхолотом измеряет глубину моря и обнаруживает косяки рыб. Правда, его эхолот и в подметки не годится дельфиньему, но техника, созданная руками человека, насчитывает десятки или сотни лет, тогда как техника, созданная природой, — тысячи и миллионы лет. Прибор этот посылает ультразвуковые сигналы, и сигналы, отразившись от препятствия, попадают в приемное устройство, вмонтированное в очки человека. И человек узнает по эху, на каком расстоянии находится препятствие, — чем больше расстояние, тем выше тон. Прибор даже скажет, какая поверхность у этого предмета: гладкая поверхность дает чистый тон, шероховатая — мягкий.
По тому, с какой скоростью переходят разные видимые земные ориентиры из одного глазка пчелы в другой, пчела умеет определять скорость полета.
На этом принципе построены приборы, которые измеряют скорость полета самолета на различной высоте.
По поляризованному свету пчелиный глаз определяет место солнца на небе, даже если оно закрыто облаками, а виден лишь кусочек неба. И этот принцип пригодился людям.
Те, кто работает под водой, очень хотели бы научиться у нильской рыбы мормируса умению «видеть» предметы по изменениям, которые они вносят в электромагнитное поле, созданное мормирусом вокруг себя.
Ночные бабочки привыкли к тому, что летучие мыши выслеживают их с помощью эхолокатора, и они обзавелись «приборами», которые позволяют им улавливать эхосигналы летучих мышей. Почуяв, что ее прощупывают звуком, бабочка камнем пикирует вниз и так спасается.
И летчики, и моряки не отказались бы от таких чутких, малогабаритных и почти невесомых антилокационных детекторов.
Тонким обонянием обладают многие животные — из обилия запахов они способны выделить интересующий их запах.
Людям давно хотелось бы обзавестись столь чуткими приборами. Эти приборы пригодились бы для проверки атмосферы в рудниках, в цехах, в кабинах ракет.
Ученые пытаются использовать для этой цели «нос» мухи. Они подсоединяют к органу обоняния мухи приборы. Эти приборы чувствуют тончайшие электрические колебания, которые возникают в «носу» мухи, когда его раздражают запахи, и передают их на экран осциллографа.
Вероятно, ученым удастся разгадать способность мухи различать непосредственно и моментально химические реакции и превращать их в нервные импульсы.
Кузнечик, живущий где-нибудь под Москвой, почувствовал бы колебания почвы, вызванные землетрясением в пять-шесть баллов, даже в том случае, если оно разразится где-нибудь под Владивостоком, если бы, конечно, по пути ничто не грохотало бы и не топало.
Что за удивительная чуткость! И зачем эта способность кузнечику? Какое ему дело до землетрясений, происходящих за тысячи километров? Однако ученым очень хотелось бы перенять у кузнечика эту удивительную способность ощущать колебания почвы.
Таракан отмечает изменения температуры в 0,001 градуса. Прибор с подобной чувствительностью к инфракрасному излучению пригодился бы для многих целей.
