В следующее воскресенье хейванская машина — это был не какой-нибудь грузовик, а автобус типа «коробочка» — остановилась на тринадцатом километре краснополянского шоссе у Казачьего Брода. Из коробочки выпрыгнули Миша, Адгур, Алик-Архимед и пятеро хейванских ребят, снаряжённых так, что им позавидовал бы любой взрослый и невзрослый спелеолог, а за ними Арсен, Машенька и Зоя Николаевна, одетые, как простые граждане.

Ребята вылезли — и замерли.

Зима была здесь такая красивая, что даже не верилось, что такое бывает не только на картинках, но и в жизни. Снег покрывал землю толстым слоем, и это был не рыхлый, пропитанный водой адлерский снег, из-под которого обязательно выглядывает какая-нибудь зелень, а добротный, настоящий, северный снег. От такого небось и в Москве не отказались бы, и в Архангельске, и, может, даже в Арктике или Антарктике. На деревянные домики было смешно смотреть — не человеческие дома, а игрушечные с крышами из пушистой ваты, где живут гномы или карлики.

Солнце уже выбралось из-за горы, и всё сверкало так, что хоть прищуривай глаза, хоть не прищуривай, а они у тебя всё равно будут слезиться.

Автобус побоялся спускаться к Мзымте и исследователи, смеясь и толкаясь, побежали по тропинке, которая вела к реке. За знакомой полянкой тропинка запрыгала с камня на камень по самому краю пропасти. Тут уж пришлось связываться капроновой верёвкой, чтобы не упасть прямо в Мзымту, теперь вовсе не бирюзовую, а рыжую и разбухшую от дождей и снега. Против связывания никто не возражал, потому что завтра или послезавтра предстоит рассказывать приятелям про поход. Ну, а что лучше выглядит — поход с верёвкой или без верёвки? Ясно, с верёвкой!

В гроте Адгура всё осталось, как и было, — та же сырая глина и тьма, на раскопанной земле у фигуры видны следы ног Адгура и Алика-Архимеда, консервная банка — голова чудища — как лежала, так и осталась лежать, и даже ржавчина не появилась на ней. Да, видно, верно, что пещеры стоят в стороне от общего потока жизни.

Ребята сразу принялись за дело. Они вбили в грунт шест, пристроили на шесте гирлянду автомобильных лампочек, ту самую, что освещала в прошлый раз внутренности чудища. Как только лампочки зажглись, на стене возник круг — торчат из круга палки-лучи, под кругом — прямоугольник, по сторонам прямоугольника — две фигуры, похожие на два огурца или две сосиски с воткнутыми в них спичками. Ребята осмотрели рисунок и решили, что это ребус. Да, да, самый настоящий пещерный ребус. Вот аж с каких пор повелись ребусы!

Чтобы не терять времени попусту, сразу же разделили обязанности. Зоя Николаевна начала зарисовывать в свой археологический альбом пещерный рисунок, Машенька со своими хейванцами заложила около него разведывательный шурф, Миша стал укладывать образцы грунта в пакетики. Арсен заявил, что надо сделать эстампаж. Дескать, с техникой эстампажа археологи знакомы давно, и, когда не было фотографии, эстампаж был единственным средством, позволяющим снять копии со скальных надписей и рисунков. В наш век фотографии эстампажи уже не играют прежней роли, но кто может поручиться, что Алик-Архимед не снимет два или три снимка на один и тот же кадр? Известны также случаи, когда Алик-Архимед фотографировал незаряжённым фотоаппаратом, так что эстампаж не потерял своего значения и теперь. В общем, каждый археолог должен быть знаком с этой великолепной техникой.

Говоря это, Арсен достал из рюкзака кусок белого полотна и палочку древесного угля, натянул холст поверх пещерного ребуса, попросил Машеньку и Адгура держать его за углы, чтобы холст не перемещался, и начал чиркать углём по холсту. Когда же под углём постепенно выступили очертания ребуса в виде белых полос на чёрном фоне, Миша даже разочаровался, поняв, что он знаком с этой техникой с первого класса. Ещё тогда он изрисовал тетрадку эстампажами пятаков и гривенников. Только он тогда не знал, что это эстампажи, и пользовался он не углём, а обыкновенным карандашом.

Эстампам получился неплохим, а вот раскопки не оправдали надежд. Хотя шурф дошёл до слоя гальки с крупной чёрной каменной крошкой, вроде морской, ничего путного не попалось — ни стрел, ни копий, ни мечей. Был только малютка черепок — кусок ручки от пузатенького джиховского кувшинчика-графинчика. И был он найден в этом самом слое гальки и крошки. Можно было подумать, что джихи притащили сюда с моря и черепок и гальку и насыпали у пещерной фигуры. И тут же разбили графинчик. А зачем?

И вот, когда все были погружены в работу, так что в гроте слышалось только дружное сопение, вдруг раздалось неандертальское завывание, правда, не такое жуткое и пронзительное, как в прошлый раз, когда в гроте пробовала свой визг Нелли, но всё же достаточно страшное, и к тому же оно исходило неизвестно откуда. И тут вспыхнул на мгновение яркий-преяркий свет, словно взорвалась атомная бомба или сверкнула молния, и что-то щёлкнуло. Все закричали, заволновались, кто бросился бежать, кто закрыл лицо руками, кто зажмурил глаза, кто, наоборот, вытаращил их изо всех сил. И тут опять вспыхнул атомный свет и что-то щёлкнуло.

Когда все получили возможность понять, что к чему, и глаза приобрели способность различать предметы при архимедовом освещении, стало ясно, что же, собственно, произошло.

Оказывается, Адгур и Алик решили показать с помощью фотографии, кто и как пугается в пещере. Алик потихоньку навёл на ребят фотоаппарат. Адгур завыл неандертальским голосом, Алик щёлкнул аппаратом один раз, потом другой. Вспыхнула импульсная лампа пронзительным светом. Потом ещё раз.

Первые два снимка предназначались для смеха. Ну, а остальные были для науки и для газеты. Так как плёнок Алик захватил мало, а желающих сниматься было много, то прибегли к комбинированной съёмке.

Одна фотография показывала Мишу, Адгура и раскоп. Друзья держали в руках по огромному кухонному ножу и, стараясь не смотреть в аппарат, вперили глаза в глубину шурфа. Судя по их лицам, можно было подумать, что они нашли там какую-то пещерную гадину и готовы пронзить её кинжалами, хотя бы это стоило им жизни.

Арсен и Машенька, посоветовавшись, решили сняться на фоне пещерного ребуса. Машенька расположилась с левом стороны ребуса, а Арсен с правой. Одной рукой Арсен указывал ей на круг, а другой на прямоугольник, как бы объясняя, что они значат. Затем все снялись группой, разместившись по обе стороны ребуса.

После съёмки засыпали лаз в грот Адгура и поехали домой, так как делать в пещере было больше нечего.

Через несколько дней Алик-Архимед выложил перед Адгуром фотографии. Особенно интересными были первые две, те, которые были сняты под пещерное завывание.

Ребята долго смеялись, рассматривая перепуганные физиономии, вытаращенные глаза и нелепые позы кружковцев. Да, вот уж верно, что в пещерах всё идёт не так, как на воле! Даже пугаются-то там люди по-особенному!

На изображение пещерного ребуса ребята почти не смотрели и им не заинтересовались. Да и что им интересоваться, если не надо быть археологом, чтобы расшифровать его. Круг — это солнце, прямоугольник — это пароход. Две фигурки по сторонам его — это четырёхвесельные шлюпки. Попросили какого-нибудь октябрёнка нарисовать солнце, морс, пароход и две шлюпки, и он обязательно нарисует такую же картину, только, может, приделает к своему пароходу дым. А ведь науке известно, что джихи по своему развитию были ничуть не выше дошкольников. Во всяком случае, они были неграмотны, как какой-нибудь шестилетний карапуз.

Адгур и Миша были бы плохими учёными, если бы они не проверили свои предположения на ком-нибудь другом. Они показали бабушке Минако фотографию, на которой были изображены Машенька и Арсен на фоне пещерного ребуса, и попросили разгадать ребус.

Бабушка Минако сходила в свою каморку, принесла очки, напялила их на нос, посмотрела на фотографию и сейчас же заявила:

— Это молодой человек объясняется в любви девушке, он нарисовал на стене ребус и попросил её отгадать, что он хочет сказать своим рисунком. А сказать он хочет вот что: «Пока на небе есть солнце, а на земле есть море, моё сердце, дорогая, принадлежит тебе». А может быть, ребус читается и так: «Моя любовь светла, как солнце, и глубока, как море».

Тогда ребята объяснили, что ни молодой человек, ни девушка не имеют ровно никакого отношения к рисунку, ибо рисунок был выбит джихами больше двух с половиной тысяч лет назад, а молодой человек — их бывший пионервожатый, а девушка — его невеста, и им не больше, чем по двадцати лет. Пещерный же ребус надо отгадывать отдельно, как если бы рядом с ним не было людей. Что хотели сказать предки современных абхазов этим странным рисунком?

Выслушав эти объяснения, бабушка Минако опять стала рассматривать фотографию. Покрутив её и так и этак, она заявила:

— Хорошо. Ваш ребус я решу. Но вначале вы отгадайте старую абхазскую загадку. Что это такое — «рождённое водой, воспитанное солнцем, увидев свою мать, умирает»?

Ребята дали около двух десятков самых нелепых отгадок, а потом сказали, что эту загадку вообще невозможно отгадать. Тогда бабушка Минако сжалилась над ними и дала ответ:

— Это соль.

— Почему — соль? Как так — соль?

— Соль «рождается» морской водой. Солнце испаряет воду, то есть «воспитывает» соль. Когда же соль попадёт снова в воду, то она «умирает», потому что растворяется в воде. Ясно?

— Ну, а теперь ты отгадай наш ребус.

— Так я же отгадала.

— Когда?!

— Я отгадала своей загадкой. Это соль.

— Почему — соль?!

— А очень просто. Солнце выпаривает соль из моря. На рисунке есть и солнце и море.

— А где же соль?

— На рисунке есть ящичек. В нём хранится соль.

— А что значат эти вот сосиски? — и ребята показали на непонятные четырёхвёсельные шлюпки, расположившиеся рядом с ящиком.

— Это? Это солонки, — ответила бабушка Минако, не колеблясь ни на мгновение.

Ребята снова уткнули носы в фотографию.

О том, что круг с палками представлял из себя солнце с лучами, не могло быть двух мнений. Прямоугольник мог, конечно, обозначить ящичек с солью. А вот были ли солонками эти огурцеобразные фигуры — это ещё как сказать. Они больше походили на ныряльщиков, на пауков с двумя парами лап, на сосиски с воткнутыми в них спичками, чем на солонки. Но, с другой стороны, кто ж его знает… Может, древние абхазские солонки и были снабжены такими вот паучьими ножками-подставками, чтобы они не опрокидывались? Наверное, бабушка Минако знает, раз говорит с такой уверенностью. А кроме того, попробуй-ка найти другое объяснение этим шлюпкам.

Как бы то ни было, а ребята решили, что у них есть, что доложить на следующем заседании археологического общества.