Миша, Адгур и Леночка сидели на крыльце и готовились к завтрашнему походу.

Миша расположился на верхней ступеньке. Вокруг него в беспорядке лежали предметы походного снаряжения: саперная лопатка, перочинный нож, алюминиевый котелок, электрический фонарь, который не горел из-за отсутствия батарейки, две стеариновые свечи, взятые потому, что фонарь не горел, верёвка, войлочная шляпа и многое другое. В левой руке Миша держал лямку от рюкзака, а в правой — иглу. Но он не шил, потому что очень трудно шить, когда ты доказываешь что-нибудь приятелю, а приятель тебя никак не хочет понять.

Ступенькой ниже сидел Адгур. Он пришёл в гости к другу и, увидев походные богатства, от которых дрогнуло бы сердце любого паренька, если в нём, в этом самом сердце, есть хотя бы капля любви к приключениям и открытиям новых земель, понял, что больше всего на белом свете ему хочется поехать на раскопки в Казачебродскую пещеру.

Рядом с Мишей сидела Леночка, а на нижней ступеньке лежал Друг. Он положил голову на передние лапы и переводил глаза с одного говорившего на другого. Весь вид его показывал, что если бы этот пёс умел объясняться по-человечески, то он высказал бы пару-другую мыслей, которые сразу же положили бы конец всем спорам.

Как всегда, Миша и Адгур пререкались.

— Так, по-твоему, лягушек по канавам бить интереснее, чем джихов искать, да? А ты подумал о своём кругозоре? Ты знаешь, как археология расширяет кругозор? Ого как! — говорил Миша.

Дело в том, что теперь, когда предстоят походы и экспедиции под его, Мишиным, руководством, лучший друг Адгур отказывается вступить в общество. Ясно, что у Миши, как председателя, были все основания быть недовольным. Ну что стоит ему приналечь на географию и ликвидировать двойку?

— Подумаешь — археология, кругозор, джихи… Да я и без твоего кругозора проживу! — отвечал Адгур, и в голосе его было столько презрения к кругозору, джихам и археологии, что этого презрения хватило бы, чтобы оскорбить всех археологов и краеведов мира.

Однако Адгур вовсе не испытывал презрения ни к тем, ни к другим. Конечно, он мог бы ликвидировать двойку по географии — ну, а дальше что? Арсен же заявил, что дезорганизаторы тоже могут не беспокоиться — их, дезорганизаторов, не примут в общество. А попробуй перестань дезорганизовать? Кроме того, уж если тебя считают дезорганизатором и хулиганом, то исправляйся ты или не исправляйся, а тебя так и будут считать дезорганизатором и хулиганом до гробовой доски… Вот почему Адгур отзывался с презрением о джихах, кругозоре и археологии.

— А кто такие джигиты были?.. Вот и не знаешь.

— Подумаешь! Да это я ещё в первом классе знал. Джигит — это тот, кто хорошо на лошади скачет. Джигит, он на всём скаку пятак с земли поднимает. Джигит, он свесится вниз головой с лошади и на гармошке играет. Чтобы это знать, можно и не ходить в твоё археологическое общество. Взял за двадцать пять копеек билет в кино — вот и вся недолга.

— Это-то всякий дурень знает. А ты научное объяснение дай. Откуда джигиты ваялись? Ага, не знаешь!

— Очень мне нужно твоё объяснение!

— А ты только послушай! Пятьсот лет до нашей эры здесь, в районе Адлера, жили джихи. Они были разбойниками. Так, по крайней мере, говорят легенды… Ограбят они своих горных соседей и спрячут награбленное добро в лесу, у своих сочинских соседей. А потом ограбят сочинцев — ну, то племя, которое жило там, где теперь Сочи находится, — ограбят и спрячут добро на землях горных соседей. Позднее потомков джихов стали знать джигетами, или джигитами. А название «джигит» перенесли на разбойников и на всех отважных наездников. Это нам Пал Палыч на заседании объяснил. Он говорит, ещё Страбон упоминал о джихах… Да ты небось даже не знаешь, кто такой Страбон. Куда тебе! Его же за двадцать пять копеек в кино не показывают.

— Ну и не знаю… И не хочу знать!

— А он географом был. Древнегреческим.

— Слушай, а эти, как их, джихи… Они что, настоящими разбойниками были, да? И клады закапывали?

— Ну да, разбойниками. Понимаешь, тогда каждое племя имело своё собственное ремесло. Одни ткали и назывались ткачами. Другие обжигали посуду и назывались гончарами. Джихи же разбойничали и назывались джихами. Выходит, джих, или джигит, — это разбойник. Здорово, верно? Это я сам придумал.

— А куда делись эти твои джихи?

— А это мы и будем выяснять. Вот, к примеру, кто твои предки?

— Мои предки? Папа и мама. Ну, ещё бабушка Минако. А что?

— Да нет… Ну кто они — русские, украинцы? Или, может, малайцы?

— Абхазы. А что?

— А то, что предками абхазов, возможно, были джихи… Теперь понимаешь, почему из тебя такой разбойник получился? Настоящий джигит! И фамилия у тебя разбойничья — Джикирба! Вот почему наука так интересуется тобой.

— Какой же я джигит, если даже верхом ездить не умею?

— Ничего, научишься, — успокоил его Миша.

Адгур помолчал немного, пытаясь решить, должен ли человек учиться верховой езде, если предки его были джигитами, или не должен, и, не решив ничего, спросил:

— А мы клады искать будем?

— Ага — «мы»! Значит, согласился?

— Кто? Я?

— Ну да, ты!

Адгур был готов сказать: «Чего уж там… Давай записывай в своё пещерное общество», — но тут вмешалась Липучка, которая каким-то образом умудрилась промолчать всё это время.

— А насчёт двойки ты не беспокойся. Мы уговорим Арсена. Правда, Миша, уговорим?

Эти слова испортили всё дело… Девчонка, мелюзга, будет хлопотать за него перед Арсеном! Говорить о его двойке. Давать торжественное обещание, что он исправится! Нет! Что угодно, только не это. И Адгур ответил решительно:

— Очень нужен мне ваш кружок! Просто я еду в Казачий Брод. Я там никогда не был. А у меня там… У меня там бабушка живёт. Вот!

— Бабушка? Что же ты молчал до сих пор? — с подозрением спросил Миша.

— А зачем было говорить?

— А ты не врёшь про бабку-то?

— Вот ещё — врёшь! Да если хочешь, она очень хорошая бабушка. Всегда меня алычовым вареньем угощает. И абхазские сказки рассказывает. Её бабушкой Минако зовут. — Адгур знал по собственному опыту, что, если ты хочешь, чтобы тебе поверили, не жалей ни красок, ни подробностей. Чтобы не утруждать фантазии понапрасну, он валом приписывал выдуманной казачебродской бабушке все качества бабушки Минако из посёлка Псоу.

Конечно, Мише было теперь уже совершенно ясно, что у Адгура никакой бабушки в Казачьем Броду нет — то он говорит, что никогда там не был, то вдруг выясняется, что он чуть ли не каждую неделю ездит туда алычовое варенье есть и абхазские сказки слушать. К тому же не бывает так, чтобы у человека было сразу две бабушки с одинаковым именем. Но Миша сделал вид, что поверил Адгуру. Ему и самому приходилось завираться, и он прекрасно понимал, как неприятно бывает, когда тебя разоблачают. Гораздо спокойнее, когда делают вид, что верят.

— Хорошо. Так и скажем Арсену: «Адгур хочет поехать в гости». А там видно будет.

— А если твоего пещерного учёного спросить?

— Скажешь тоже! Пал Палыч, он — как это? — спе-ле-олог! А ты к нему с бабкой. Тоже мне внучек нашёлся. Нет, видно, придётся тебе, брат Адгур, на поклон к Арсену идти.

— А вы прохиндейку Мэри попросите. Арсен её послушает, — вмешалась Леночка.

Миша даже вздрогнул — вот кто всё знает! Вот у кого надо расспросить про прохиндеев!

Если бы Миша был любопытной девчонкой, то он тут же, не сходя с места, попросил бы рассказать про эту таинственную прохиндейку Мэри. И кто она такая? И почему Арсен послушает её? И почему она прохиндейка? И что такое прохиндейка?.. Но Миша был мальчишкой, а мальчишкам не пристало задавать любопытные вопросы. И он сказал сердито:

— Сколько раз тебе говорили и мама и я! Не употребляй слов, которых не понимаешь. И не такой человек Арсен, чтобы слушать всяких прохиндеев. Сама ты прохиндейка после этого!

— А всё-таки Арсен её послушает.

— Почему?

— Он в неё влюблён по самые по ушки.

— Ну, вот что! Хватит тебе тут про ушки болтать. Мала ещё!.. А как она к нему относится?

— Она с ним не водилась, а теперь опять водится.

— «Водится — не водится»!.. А что такое «прохиндей», вот и не знаешь.

— А вот и знаю… «Прохиндей» — это тот, кто вокруг пальца обводит. У Жорки есть тётка. Как он выпросит чего вкусненького, так она: «Ну и прохиндей же ты у меня! Опять тётку вокруг пальца обвёл…» Вот они и назвали себя прохиндеями.

— Надоела ты со всякими жорками да прохиндеями… А какой-такой Жорка небось и сама не знаешь.

— А простой — Жорка из Красной Поляны. Только его здесь все прохиндеем Джо зовут. Он приехал сюда загорать. У них там, в Красной Поляне, моря нет. И солнышко за горами целый день прячется. А в Адлере у него дядя. Вот Джо и загорает.

— Врёшь ты всё!

— А ты зачем спрашиваешь? Если хочешь знать, прохиндеи завтра с нами в поход пойдут.

— Ну, вот что! Хватит! — прикрикнул Миша. — Я председатель, и я ничего не знаю! А она, видите ли, знает. А потом, как это «с нами»? С кем это «с нами»? Уж не думаешь ли ты, что поедешь в пещеры? Наше общество не для таких малявок, как ты!

— А я всё-таки поеду! И в ваше общество вступлю. Думаешь, если ты председатель, так не нельзя? — сказала Леночка упрямо, но на всякий случай привстала, потому что знала по собственному опыту, довольно горькому порой, что в подобных случаях лучше держаться подальше от брата.

— Нет, не поедешь! — сказал зловещим шёпотом Миша. Движение сестры напомнило ему, что сейчас самый раз запустить в неё чем-нибудь не очень твёрдым. Он уже начал шарить рукой вокруг, ища войлочную шляпу. — А если ты воображаешь, что мама станет хлопотать за тебя, то не рассчитывай. Мама за меня не хлопочет, а за тебя и подавно!

— А я и без мамы вступлю!

Но Миша не стал спорить. Если станешь спорить а этой девчонкой, то она, чего доброго, поставит на своём. А иметь в пещерном обществе сестру ему вовсе не хотелось, хотя бы потому, что все будут говорить, что вот, мол, у неё мать завуч, а брат председатель, поэтому, дескать, её и приняли. Кроме того, допусти одну, и полезут всякие пигалицы. А что за удовольствие быть председателем девчачьего общества? Да его ребята засмеют до смерти!

Вот почему Миша спорить не стал, а лениво, стараясь не попасть, запустил в сестру никуда не годной батарейкой от электрического фонаря и сказал миролюбиво:

— Ладно уж… Иди играй в свои куклы.

— Сам играй в куклы. А я в пещеры пойду!

— Подрасти сначала…

— А может, мне спросить Пал Палыча, а? — вмешался Адгур. — Может, он возьмёт?

— Всё равно без разрешения Арсена нельзя, — председательским тоном сказал Миша. — Ну и моего, конечно. Я-то возражать не буду. А вот на поклон к Арсену тебе всё-таки идти.

— Да понимаешь, двойка у меня.

— Так ты же к бабушке едешь. Какая же тут двойка?

— И то верно… Только с Арсеном поговори ты.

Пришлось Мише седлать велосипед и ехать в Адлер.

Арсен оказался дома. На скамеечке, у летней кирпичной печки, сидела, неестественно выпрямившись, чтобы не помять свою юбку, прохиндейка Мэри. Увидев её, Миша опустил руку, поднятую было, чтобы открыть щеколду, и сделал шаг назад. Но Арсен заметил его.

— По какому делу? — спросил он, подходя к калитке.

— Можно Адгур Джикирба поедет с нами? — спросил Миша шёпотом, чтобы не слыхала девушка.

— А почему твой Джикирба сам не пришёл, а тебя прислал адвокатом? — спросил Арсен громко и сердито, как будто перед ним был не Миша, а тот самый Джикирба, который прибегает к помощи адвокатов, когда надо действовать самому.

— А я как председатель!

— Ага, как председатель… А известно ли тебе, председатель, что твой Адгур совсем отбился от рук? Его пора из пионеров исключать, а ты хлопочешь за него.

— А он перевоспитается в обществе.

— Как бы не так! Ты слыхал, какую штуку он выкинул на днях?

— Какую? — заинтересовался Миша.

Адгур выкидывал на своём веку превеликое множество всяких штук, и, какую именно имел в виду Арсену было неизвестно.

Чтобы не подвести приятеля, Миша ответил вопросом на вопрос:

— А ты разве не знаешь про дохлую гадюку? Он где-то достал её и повесил на эвкалиптовой ветке. А под веткой проезжал грузовик. В грузовике стояла девушка в сарафане. Девушка задела за гадюку, и гадюка упала ей на голые плечи.

— Так это ж он для смеха! — объяснил Миша.

— Хорош смех! Девушка от страха чуть было из машины не выпала.

— А как Адгур забрался на эвкалипт? — спросил Миша, интересуясь главным образом практической стороной дела. — Эвкалипты гладкие. На них не залезешь.

— Должно быть, забросил. А ты что?

— Да нет… Гадюки за эвкалипты плохо цепляются. Может, он палкой?

— Не знаю уж как… А вот из-за таких орлов, как твой Адгур, мы получили нагоняй за недостаточный охват пионеров внешкольными мероприятиями.

— Вот мы и охватим Адгура внешкольным пещерно-спелеологическим мероприятием. Чем плохо?

— Да он всю работу развалит! И тебя испортит! Парень ты неустойчивый, разбросанный!

— То есть как это «неустойчивый и разбросанный»?

— Да ты не обижайся! Это все учителя говорят, не я один. Сегодня ты одним делом увлекаешься, а завтра — другим. И каждый на тебя повлиять может. Теперь ты не кто-нибудь, а председатель. А ты дружбу водишь с Джикирбой Адгуром.

— Я за Адгура ручаюсь!

— За Джикирбу? Да ты знаешь, что у него эти — как их? — сдерживающие центры слабо развиты, — сказал Арсен учительским тоном и очень громко, чтобы услыхала прохиндейка. — Он импульсивный тип! Такой человек за спои поступки не отвечает. Я давно говорил об этом. И педагоги со мной согласны. Впрочем, если…

Арсен не кончил фразы. Из сада донёсся голос девушки: «Арсеня! На минуточку!» — и Арсен скрылся в саду. Последовал быстрый и горячий разговор вполголоса. Через несколько мгновений он вернулся к калитке.

— Так вот. Решение таково, — сказал он голосом, не терпящим возражений. — Пусть Адгур сначала ликвидируют двойку по географии да получит пятёрку по поведению. И тогда — пожалуйста, поступай себе. Это же педагогическое мероприятие. Понятно? И ещё, не мешало бы ему извиниться.

— Это ещё перед кем?

— Спроси у него — сам знает. Да и ты тоже знаешь.

Миша помолчал немного. Потом с сердцем стукнул щеколдой калитки, потому что в этот момент не нашёл никакого другого способа выразить своё негодование, и выпалил:

— Ничего вы не понимаете! Адгур и рад бы исправиться, да не может — упрямство мешает. Разве он виноват, что у него характер такой?

— А гадюк развешивать характер не мешает? Так и скажи ему: пока не исправится — не примем!

— Ну и не надо! Нужно ему ваше общество! Просто он хотел в гости поехать.

— В гости? В пещеры?

— Да нет же! У него бабушка в Казачьем Броду живёт. Каждый раз, когда он к ней приезжает, она его алычовым вареньем угощает и абхазские сказки рассказывает.

Миша так увлёкся перечислением достоинств бабушки Минако, что чуть было не пригласил Арсена навестить её в Казачьем Броду. Но вовремя опомнился — нельзя же, в самом деле, приглашать людей к выдуманной бабушке, да ещё на выдуманное варенье!

— Наврал он тебе, а ты и уши развесил! — сказал Арсен и пошёл к своей прохиндейке.

Миша хотел было сказать Арсену что-нибудь очень и очень обидное, но ничего не придумал. По дороге, правда, он сообразил, что можно было бы бросить Арсену: «А ты больше слушайся свою расфуфыру. Может, тогда перестанут ругать тебя за развал работы». Но возвращаться из-за этого не хотелось, и Миша покатил домой.