В глубине души Власер был болезненно уязвлен тем, что Агнес отвела ему в своем расследовании столь незначительную роль. И хотя он с самого начала убедил себя в том, что все это не более чем девичья блажь, в нем день ото дня крепла угрюмая решимость доказать ей свою полезность. В самом деле, доколе она будет, чуть что, оглядываться на это трясущееся желе в обличье человека? Житейского опыта у Власера накопилось побольше, чем у десятка таких, как он, сам он считал себя наблюдательным, а кроме того, Марк постоянно находился у него под рукой. Иметь такое преимущество и не воспользоваться им было бы безумным расточительством, а потому Власер отважился форсировать события.

— Сегодня наша увольнительная, — сказал он Марку. — Начистись, пойдешь вместе со мной в кабак. Надеюсь, сегодня твой колдун тебя не пытает?

Нет. К сожалению, именно в этот день Локруст ничего для Марка не предусматривал, и у него не нашлось достаточно веской причины, чтобы отвертеться, да он, впрочем, не очень-то и старался.

А между тем у Власера имелись веские причины затащить Марка именно в кабак. Кабак — это клуб и круг общения. Как своего рода капитан-наставник, Власер чувствовал себя обязанным сделать хотя бы видимость того, что он пытается ввести новичка в нормальную среду. И пусть они там думают себе, что думают, и пусть все про себя и меж собою уже решили, что парню с ними не служить, никто не вякнет вслух, будто Власер не сделал то, что обязан был сделать по долгу службы. Во-вторых же, поразмыслив, он пришел к выводу, что было бы весьма и весьма полезно свести его с хорошей девицей, какую можно потом как следует расспросить. Постранствовав по свету, он знал, насколько разнообразны сексуальные обычаи разных народов. Если исходить из того непреложного факта, что память тела у Марка сохранилась в совершенстве, опыт мог дать кое-какую полезную информацию, благодаря которой Власер в глазах барышни опередил бы колдуна с его мошенническими уловками.

Ландскнехт и боялся магии, и одновременно не верил в нее. Точнее, он не верил, что из нее в самом деле может выйти нечто путное, поскольку сам в своей жизни ни с чем сверхъестественным не сталкивался. Однако поскольку ему со всех сторон настойчиво твердили о кознях дьявола, и случаи этих самых козней были, как он слыхал, описаны на бумаге, ему ничего не оставалось, как только предположить, что в каких-то жизненных ситуациях они непременно таки присутствуют.

У него нашлась еще одна причина на глазах у всех отправить Марка за занавеску с проституткой. Это был, кажется, единственный способ, каким он мог пресечь расползающиеся сплетни, которые он не мог не слышать и в которых поминалось имя Агнес в связи с ее интересом к смазливому ратнику и то, чем она с ним могла там у колдуна заниматься. Фантазия людская на этот счет до крайности однообразна. Людей нельзя заставить замолчать. Зато можно задать сплетне новое направление. Марк, кажется, и знать не знал, что такое — доброе имя женщины, а насчет Агнес Власер был еще менее спокоен. Ну и, разумеется, он никак не сбрасывал со своих счетов элементарное повышение мужского престижа Марка в том случае, если бы он сделал подобную заявку «быть как все».

Ну, они пришли и сели, взяли у крутобокой Саты по пиву, какого Марку явно было проще не выпить. С некоторой досадой Власер отметил, что пока он сидит за столом в этой компании, лично ему никто уже не подмигивает. И все же он расслабился. Все приятные минуты жизни так или иначе были в его памяти связаны с кабаками. Тут он впадал в сентиментальную ностальгию и в соответствующем подпитии мог даже пустить слезу.

Он уже приглядел одну подходящую. Беленькую, с деревенской косой, еще свеженькую и играющую в робость. Судя по быстрым взглядам исподтишка, опыта она накопила уже в самый раз, чтобы потом, после, с толком с нею побеседовать. В молодости Власер именно на таких и западал, да и сейчас не остался совсем равнодушен, однако дело прежде всего. Марк сидел, как красна девица, молча и опустив глаза, делая вид, будто то, что ему не хочется видеть, вовсе на свете не существует, и Власер никак не мог признать эту позицию достойной настоящего мужчины. Он хотел сделать девке знак подойти, однако его опередили.

Два кулака грохнули о стол перед ними. Власер неторопливо повернул голову.

— Мне не нравится твоя рожа!

Марк поднял голову. Над ним нависал Ирр, один из подчиненной Власеру служивой братии, упившийся до блаженного состояния, когда просто необходимо с кем-нибудь подраться. Власер был более чем уверен, что самому Ирру и в голову бы не пришло привязаться именно к Марку, видно, кто-то его хорошенько настропалил. Интуитивно соблюдая этикет подобных заведений, он молчал, до поры не вмешиваясь. Пристают не к нему. Это — дело Марка.

С обычным своим отстраненным, доводящим до исступления видом тот разглядывал нависавшую над ним человеческую глыбу. Каждый кулак у Ирра был в полтора пуда весом, а все остальное вполне соответствовало. Закончив визуальное исследование, Марк чуть повернул голову к Власеру и с легким оттенком недоумения спросил:

— Что ему надо?

Если бы он нарочно старался, ему не удалось бы придумать ничего более оскорбительного. Ирр привык производить впечатление, а его и прямым ответом не удостоили!

— Если ты сейчас же не выметешься вон, я башку тебе снесу!

Посетители наблюдали с живейшим интересом, и Власеру показалось, что на сей раз сочувствие толпы принадлежит Ирру. Что ни говори, он был свой в доску, а высокий молчаливый парень вместе с собой вносил в комнату напряжение. От него стоило избавиться.

— Ирр! — для порядка окликнул его Власер. — Иди сядь!

— Ну нет, кэп, — ухмыльнулся тот. — Я — в увольнительной, и ты — в увольнительной. Ты мне завтра начальником будешь. У меня сегодня дельце к этому… — Он дернул подбородком в сторону Марка. — Ишь, гордый какой! Поглядишь, так сразу не вспомнишь, что овец пас!

— Он тебя задирает, — пояснил Власер для Марка. — А все остальные на его стороне. Ребята считают, что ты занимаешь не свое место. У них так мало развлечений. Они хотят посмотреть, что ты будешь делать.

— Как и вы, не так ли?

Власер против воли усмехнулся.

— И я, — сказал он. — Я совершенно такой же, как они. И мне очень любопытно, как ты выкрутишься. Но в отличие от них я дам тебе один совет. Как им распорядиться — твое дело, но только если ты будешь продолжать делать вид, будто ничего не происходит, ты вообще потеряешь право зваться мужчиной и человеком. Хуже пустого места будешь, вроде плевка на полу.

На лице Марка не читалось ничего, кроме ужасающей скуки.

— Стало быть, для сохранения социального престижа я должен его изувечить?

Ирр поперхнулся от подобной наглости.

— Меня? Ты, сопливый ублюдок? Да ты хоть раз поднял руку на мужчину? Я-то этот значок, — он ударил себя в грудь, гулкую, как пустую бочку, — удалью и кровью зарабатывал, в бою, а не под подолом господской дочки!

— Дерьмо! — выругался Власер. — До сих пор тут только тебя задевали! Мне в принципе наплевать, парень, ходишь ты по земле или лежишь под ней, но барышнино имя через тебя страдать не должно. Ну, Ирр, болтай, да меру знай. Сейчас ты на меня крепко нарвался.

— Слушайте, — резко сказал Марк, — я вообще перестал что-либо понимать! С какой стороны здесь вообще мадемуазель Агнес?

Власер пару раз глубоко вдохнул, прежде чем вновь пуститься в объяснения.

— Ты слишком слабо реагируешь, когда оскорбляют лично тебя. Поэтому он зацепил женщину, которая, как он полагает, для тебя что-то значит, и теперь тебе просто придется драться, чтобы вбить ему его же слова в глотку, если ты вообще себя за что-то считаешь. Ну а кроме того, женщинам нравится, когда из-за них дерутся. Мадемуазель Агнес будет приятно.

— Очень сомневаюсь, — пробормотал Марк.

— В любом случае я этого так не оставлю. Он тебя, конечно, поколотит, но после сказанного уже не отмолчишься. Если ты струсишь, я сам разобью ему морду, но потом собственноручно пришибу тебя. Мы слишком рассусолили это дело. Я бы на твоем месте с первого же слова двинул ему промеж глаз.

Власер сжал ощетиненный железными перстнями кулак и обозначил движение. Марк взглянул на него едва ли не с большим отвращением, чем на Ирра, и поднялся. Говорки в зале стихли.

— Чем мне доказать тебе мое мужество? — спросил Марк. — Мечом или копьем?

— Ха-ха-ха! — Ирр сделал жест, приглашающий всех вокруг посмеяться вместе с ним. — Эк мы в господа-то глядим! Ку-ла-ком, мой птенчик!

Мигом растащили столы в центре, те, кто сидел подальше, поднялись на ноги. Все женщины, разумеется, были на стороне Марка, но денег на него никто бы не поставил.

Кроме, быть может, Власера. Он, наверное, единственный здесь почувствовал, каким острым и жестким сделался вдруг Марк. До сих пор все было не всерьез. Словно впервые он увидел, насколько тот пластичен, точен и скуп в движениях. Какой он весь… стальной, холодный, гибкий и опасный. И какие у него при этом нехорошие глаза. Чтобы видеть через головы, Власер взобрался на стол и приготовился давать советы.

Ирр вывалился в круг, сжимая и разжимая ручищи. Его-то Власер видел насквозь. Ему в принципе было все равно с кем драться, есть ли предлог, нет ли его. Его силища распирала. Власер его уже бивал неоднократно, но наука впрок не шла. Ирр был куда чувствительнее к похмелью, нежели к боли, и наутро уже, как правило, ничего не помнил. Молотить его можно было хоть куда, слои мяса и жира покрывали его вроде брони, а сам он, хоть у него в глазах и двоилось, порой довольно удачно попадал в цель. Ирр был старшим сыном кузнеца, до двадцати лет помогал тому в кузне, а потом сбежал, соблазненный прелестями вольготной жизни наемника. И он стал абсолютно нормальным наемником: проматывал деньги на пиво и баб, сквернословил и дрался, не слишком умничал и придерживался мнения большинства. Хватило бы у него ума не трогать Агнес, Власер еще подумал бы, за кого болеть.

Ирр выбросил вперед кулак и не попал. Зрители хором высказали ему сожаление. Он почесал в затылке и попробовал снова, но и на сей раз его постигла неудача. Непонятно почему Власеру вдруг стало его жаль. Марк пока вроде бы только ждал, источая вокруг себя ледяное презрение. Ирр обозлился и двинулся вперед в своей излюбленной тактике, молотя кулаками воздух направо и налево и более всего напоминая сейчас сошедшую с ума ветряную мельницу. Ни его удары, ни проклятия цели не достигали, хотя, казалось, достаточно одного попадания, чтобы швырнуть Марка на пол с переломанными костями. То тут, то там до зрителей начало доходить, что их надули. В адрес Ирра зазвучали оскорбительные выкрики. Этого мало, озабоченно подумал Власер. Произнесенные слова произнесены, и теперь, чтобы их значение померкло в сознании тех, кто слышал, надобно вбить их обратно в глотку. Беда, если Марк этого не понимает.

Он что-то упустил, потому что в кругу раздался звериный вопль злобы и боли. Ирр отшатнулся в сторону, налетев на кого-то и сбив его с ног. Он прижимал к лицу ладони, а когда отвел их, его щеку от виска до рта пересекала красная полоса, как от удара хлыстом, проходящая в опасной близости от глаза. Руки Марка не были даже сжаты в кулаки. Внимательный, быстрый и смертоносный как кобра, он неуловимым движением выскальзывал из-под махины Ирра и жалил его самыми кончиками пальцев, ухитряясь попадать по незащищенным лицу и шее. Ирр вопил и выл, как будто у него срывали мясо с костей. Судя по всему, боль была адская. Спустя минуту или две, в течение которых никто не дышал, он стал исполосован, как поджаренная на решетке рыба. Каждый удар отшвыривал его к границе круга, он сослепу натыкался на углы столов, и это тоже не прибавляло ему бодрости. Святый Боже, в панике подумал Власер, где этакому бою учат? Во всяком случае, сейчас он очень сомневался в том, что мог бы этого парня куда-то с кем-то против воли отправить. Равно как и пришибить. Марк явно был в состоянии удержать на безопасном от себя расстоянии пятерых таких, как Ирр. Он делал с ним все, что хотел, и зрители, сперва обрадованные возможностью поорать, скоро все замерли, охваченные единым осуждающим молчанием. Женщины вцепились в локти мужчин, а те этого не заметили. Превосходство было слишком явным, и драка велась слишком уж не по трактирным правилам, когда мужчины бьют друг друга, а через минуту в обнимку идут пить пиво. Ирру, а заодно и им всем, наглядно демонстрировалось, какая же они все-таки шваль. Они и сами прекрасно это знали и не любили, когда им напоминали об этом.

Все кончилось, когда Ирр, не отрывая рук от лица, упал на колени и не смог подняться, хрипя и скуля, как выдранный пес. Дыхание его пресеклось от удара скользом по горлу. Потом его стало рвать прямо на пол. В гробовом молчании Марк возвышался над ним, такой же отчужденный и молчаливый, как раньше, будто и не он это только что сделал. Будто и сам стыдился того, что его вынудили сделать. Будто испытывал гадливое отвращение к себе.

— Что тут происходит? Власер? Марк!

— О-о-о! — вырвалось с отчаяния у Власера. Проклятие! Все его жалкие попытки рыцарственно обойти стороной невольное участие Агнес пошли прахом, и как! Все было испорчено, все — насмарку! Он бы голову открутил тому, кто как последний лакей поспешил дать ей знать. Она стояла в распахнутых дверях с таким выражением лица, что все солдаты и шлюхи с понимающими ухмылками запереглядывались. И она поняла эти взгляды, прочитала и истолковала верно, она умница, вспыхнула как алая роза. Но она к тому же еще и дочь д’Орбуа. Если она ворвалась ночью сюда, где никогда и ни при каких обстоятельствах не должна быть, непричесанная, в кое-как наспех наброшенном платье, значит, на то была ее воля. И им этим придется подавиться.

Во всеобщем молчании перед нею расступились. Минуя Ирра, она гадливо подобрала юбки.

— Марк, с вами все в порядке?

Тот кивнул.

— Вы уверены? — Она положила ему руку на локоть. Они и этим подавятся. — Вы же весь дрожите!

— Я не потерпел иного ущерба, кроме разочарования в человеческой породе.

Агнес повернула голову к Власеру, и тому на мгновение всерьез стало страшно. Она была госпожа и давала это понять.

— Боюсь, — ровно сказала она, — вы не оправдали моего доверия. Марк, вы пойдете со мной. Я хочу, чтобы вы переговорили с моим отцом. Немедленно. Если отец спит, заночуете у Локруста. В любом случае в казарму вы больше не вернетесь. Идите за мной.

Марк бросил через плечо плащ и последовал за нею, сопровождаемый молчанием, в котором визгливой нотой скулил не привыкший к физической боли Ирр. Только луна освещала им путь.

— Господи, Марк, почему вы так дрожите?

— Там было лучше, — невпопад ответил он. — Там, в деревне, они только унижали меня. А здесь они требуют, чтобы я сам унижал кого-то. Там можно было хотя бы остаться наедине с собой.

— Марк, я обещаю вам, все будет не так. Будет лучше…

По выражению его лица, белевшего в темноте, она поняла, что он вежливо делает вид, будто верит ей, и сомневается, что она отпустит его на волю. Да и в существовании воли он, кажется, тоже уже сомневался. Замок надвинулся на них обоих, укрыл черной тенью. Она должна быть сильной. Если она не может обмануть его, то должна попытаться обмануть хотя бы себя.

— Пойдемте к Локрусту, — решительно распорядилась она. — По крайней мере он сделает так, что вы хотя бы выспитесь.