ГЛАВА 1

АКЦИОНЕРНОЕ ОБЩЕСТВО «ТРИМАЛЬХИАР»

Она шла путем, исхоженным тысячи раз; ей казалось, и не без оснований, что ей известна каждая щербина в устилавшем горбатые переулки булыжнике, каждая трещина в гранитных плитах тротуаров: она с детства избегала наступать на них, считая это дурной приметой. Стоял холодный ясный весенний день, ветер с моря просвистывал город насквозь. Это была третья весна ее одиночества, но все же это была весна, и она бежала вприпрыжку, машинально перескакивая опасные ступеньки крутых уличных лестниц и удивляясь отчаянно-тревожному звону внутри себя. Ее не страшил этот резкий ветер, она была крепче, чем казалась, да и воле ветра испокон веку доверяли свое имущество и саму жизнь все ее предки, и она плотно кутала плечи в большую полосатую шаль совсем не из боязни простуды, а скорее из чувства внутренней грации. Колючие силуэты черепичных крыш почти сплошь заслонили небо над узкими улочками, но там, где стены неожиданно расступались, ее цепкий взгляд выхватывал взметнувшиеся над портом золотистые спицы мачт. Она знала наперечет все суда, стоявшие в этот день в гавани, она могла отличить одно от другого по какой-то мелочи оснастки. Там были и «Чайка», и «Пересмешник», и «Жемчужина», и «Абигайль». А вот «Баркаролы» не было. Но была весна, а весна-это всегда надежда, и надежда трепыхалась в ней ненароком проглоченной птицей, и должна же быть причина тому, что кровь гремела бравурным маршем в ее висках.

Возле ее дома тепло одетые дети играли в пристенок и, увидев ее, поздоровались:

— Доброе утро, леди Джейн!

Она рассеянно кивнула; нетерпение, заставившее ее пробежать весь путь от конторы до порога собственного дома, должно же было иметь какую-то причину… В сенях она немного задержалась, решая: в гостиную, в комнаты?.. В кухню!

Она шагнула туда и прислонилась к дверному косяку, шаль устремилась вниз, и ее синяя бахрома ласково легла на самые плиты пола. Она стояла, расплываясь в смущенной и неудержимо радостной улыбке, глядя на гостя, сидящего вполоборота к окну, с золотой от солнца щекой и эхом ее ликования на губах. Кого, как не его, мог принести на своих крыльях этот полный ветра и света день!

— Александр… — сказала она. — Прилетел!

Через полчаса они сидели все в той же кухне и, не замечая истерики кипящего чайника, обсуждали свои новости. Им было о чем поговорить. И пока длилась их первая, еще сбивчивая беседа, Джейн внимательно вглядывалась в лицо своего гостя, пытаясь понять, чем этот человек отличается от того, кто покинул дом ее матери три года назад.

Он стал старше, и беззаботная юность его была выпита бытом, но безнадежно опечаленным он казался ей и в тот, прошлый раз, когда приходил здесь в себя после болезни и предательства. Теперь же он глядел вокруг, словно жадно ожидая утоления давнишней тоски. Дом его был здесь, а там — постылая чужбина. Она опустила глаза на его левую руку с золотым ободком на тонком пальце: окольцован, прикован, повязан, — и потом с трудом смогла оторвать взгляд от этого символа его неволи. Его, Повелителя Драконов, принца Белого трона, какая-то самонадеянная дуреха рассчитывала закупорить в халат и тапочки, запереть где-то в захолустье и удержать вдали от Приключения, считая, видимо, как все обычные люди, что сказкам и подвигам — свое время, и что их непременно должно сменить тихое семейное счастье. Думала ли она, что конец сказки для героя, одаренного неистовой душой, хуже ножа в сердце? Это так, и лучше нее, Джейн, никто не сможет понять этого. Они были одного цвета и понимали друг друга с полуслова, с выражения глаз, с поворота или наклона головы. У них был один и тот же ассоциативный набор. Она, Джейн, была его вторым "Я", его полной копией: одного возраста, одного характера, одного душевного строя. Это сходство повергало ее в глубокий и полный восторг.

— А ты там счастлив? — задала она провокационный вопрос. С первой их встречи они были естественно откровенны друг с другом. Она, разумеется, не ждала, что он ответит сходу: никто из них не был прост.

— У меня есть все, — помедлив, ответил Санди, — что нужно обычному человеку для счастья. Любящая жена, здоровая дочь, дом, работа, друзья…

Он не хуже ее играл паузами и умолчаниями.

— А как насчет необычного? — тихо спросила Джейн.

Ей не составило труда найти его больное место.

— Мне не хватает знаний о моей необычности, Джейн, — откликнулся он, и она была единственным человеком, кому он мог бы признаться, что ему чего-то не хватает. — Вытолкнув меня в тот мир, Артур Клайгель, — Джейн отметила, что он не сказал «отец», — спас меня физически, но я расплачиваюсь за это полным неведением. Я не знаю ничего ни о себе, ни о природе заложенной в меня силы. Ничего, что сама ты знаешь с детства. Не представляю своих обязанностей, возможностей и их пределов.

Джейн тихонько рассмеялась.

— Он летает на драконе, — сказала она о нем в третьем лице, — он победил в честном поединке принца Черного трона с его волшебным мечом, был воскрешен из мертвых и женился на Королеве эльфов. Его подвиги гремят по всей Волшебной Стране, а он заявляет, что не может найти своего места в жизни!

— Тут ты меня не проведешь, Джейн, — заметил он.

Она примолкла.

— Вот почему — филология, — промолвила, наконец, она. — Ты уловил связь Могущества со словом, произнесенным вслух. Ты исследуешь слова, их происхождение, их исходный смысл и тайные связи меж ними: то, что составляет суть заклинания. А заклинания — явная сторона Могущества.

— И ты удивилась бы, узнав, какие мельчайшие крохи удается мне собрать, — пожаловался он.

— Мы говорили уже о разнице меж словом и мыслью, — отозвалась Джейн. — Слово несравненно могущественнее, но мысль — свободнее. У тебя дар сильной мысли, Александр. Мыслью ты вызываешь энергию большую, чем иной усердный ученик после десятка лет упорных занятий. Тебя щедро одарили родители.

— Это всего лишь грубая сила, не так ли?

Она покачала головой. В своем стремлении к совершенству он всегда был на шаг впереди нее и на шаг опережал ее аргументы.

— Да, ты весьма несведущ в истинном Искусстве, — согласилась она. — Но… на то есть Учителя, книги. Ты тонко чувствуешь и умеешь быстро учиться. Могущество у тебя уже есть, тебе не нужно его достигать, тебе нужен всего лишь опыт в его накоплении и распределении. Некое чувство равновесия.

— Мне хотя бы понять, в каком направлении двигаться! Джейн, ты поможешь мне?

Она ощутила самую постыдную слабость в коленях.

— Ты вернулся, — спросила она, — навсегда?

Он не ответил сразу, не отрывая от ее лица странного, серебристо-серого светящегося взгляда.

«Скажи же, — молили ее глаза, — признай то, что очевидно. Что мы с тобой одно. Я — это второе „ты“. И мы — друг для друга. И я помогу. Я сделаю для тебя все. Я возьму тебя за руку и поведу по самым заковыристым лабиринтам Могущества. Но не уходи. Не оставляй и ты меня наедине с собой, с моим Могуществом и моим одиночеством».

Но он не сказал. Он молчал, глядя в ее глаза, и безмолвная речь его глаз была совсем о другом. «Ты лучше, — думал он. — Ты сильнее, честнее, чище и беспощаднее. В тебе нет внутреннего надлома, чужой смерти, пятнающей твою безупречную белизну, и коварного сожаления о содеянном. И я завидую твоей яростной юности. Завидую, как домашний гусь дикой стае. Ты полетишь выше меня. Ты настоящий друг, уважаемый и равный, без нежности и сердечной боли. И большего я не скажу… потому что, если мы будем думать о том, что могло бы быть при иных обстоятельствах, я могу договориться до того, что… любил бы тебя».

«Проклятая Королева эльфов», — горестно вздохнула Джейн.

Но Санди покачал головой.

— Там остались все, кто придает смысл моей жизни.

Она глубоко вздохнула и проделала пару интеллектуальных упражнений, чтобы прийти в себя, ибо любое Могущество начинается с власти над собой.

— Ты и твоя мать спасли мне жизнь, и я рад был бы помочь вам.

«Это изящный способ задать вопрос о том, чего ради было написано то письмо», — догадалась Джейн.

— Это письмо, — сказала она, — написано в миг слабости. Просто женской слабости. Я осталась одна, Александр, и я не знаю, что мне делать и как. Три года назад «Баркарола» покинула порт, и у меня нет вестей ни от матери, ни от Эдвина. По-бухгалтерски я уже внесла судно в графу «Убытки». Но, ты понимаешь… Они не вернулись!

— Хочешь, чтобы я помог разыскать их? Можешь рассчитывать на меня, Джейн.

— Нет, — сказала Джейн. — Я морячка, Санди. Я дочь двух капитанов. Я лучше, чем кто-то другой, понимаю, как велик океан и насколько безнадежна идея отыскать на его просторе двух дорогих тебе людей. За право владеть им он требует всю жизнь. Я не могу позволить, чтобы ты тратил свою жизнь на воплощение чужой мечты. Ты и так достаточно работал на чужие сказки. Согласно законам морской сказки я имею право только ждать. Что я могу возразить? Что я — не хочу? Что я слишком сильна для пассивной роли? Да и не в этом мои трудности. Дело в тебе. Ты нашумел, проявил массу достоинств, совершил свой подвиг и… исчез! А Светлый Совет, отчаявшись вернуть тебя, своего законного главу, вынуждает меня принять Белый трон! Я более чем уверена, что это идея Амальрика.

— А ему-то зачем это нужно?

Она усмехнулась. Подобно матери, она не слишком жаловала Амальрика.

— Политиканствует. Ему нужен заведомо слабый глава Совета. Еще мать говорила, что этот тип любит сидеть в тени и дергать за ниточки. А я не обладаю ни силой матери, ни твоим авторитетом. Я его устраиваю. Санди, это твое дело!

Он неопределенно пожал плечами.

— Джейн… я могу говорить откровенно?

Сокровище откровенности — вот что реально связывало их.

— Я солгал жене и сбежал сюда не для того, чтобы утратить свободу и взвалить на себя административные обязанности. Заседания Совета и грызня с Амальриком — не то, о чем я мечтал всю свою жизнь.

— Но это — твое дело, Санди! Им должен кто-то заниматься. Ты — принц Белого трона!

Она почти кричала.

— Принц Белого трона — должность выборная, — возразил Санди. — Меня не интересует власть, даже самая белая. Почему бы Амальрику самому не занять это почетное место?

Джейн фыркнула.

— Упаси нас духи земли и неба! Всегда удобнее подставить кого-то, чем самому рисковать шкурой, отправляясь на подвиг. Иногда я думаю, что не будь он эльфом, — а эльфы искони Добрый Народ, — он мог бы занять Черный трон, и неизвестно, кто был бы хуже: он, Райан или Бертран. Так что, прости меня, если считаешь, что потревожила тебя напрасно.

Он положил руку на ее вздрогнувшие пальцы.

— Не напрасно, Джейн. Я рвался сюда. Но не потому, что меня ожидали должности и наследство. Я хотел помочь тебе. И… понимаешь, я знаю, что сказка моя кончилась, и подвиг мой позади… Но жизнь-то продолжается, и будущее неясно. Я хотел помочь тебе. Чем, если не моим везением?

«Придай моей жизни смысл!»

— А чего хочешь ты сам?

Ему не надо было даже задумываться.

— Тримальхиар, — сказал он. — Мой Белый Город. Я хочу оживить его.

Она встала и отвернулась к окну. Чего же еще мог хотеть молодой Клайгель? Тримальхиар. Она прошептала это слово, произнесла медленно, чувствуя его вкус во рту. Оно звучало, как хлопанье крыльев лебедя… белого лебедя, снимающегося с поверхности воды. Белый Город его отца, его сокровенная мечта. Что ж, если иного не будет, пускай их свяжет Тримальхиар.

— Я помогу тебе, — сказала она и рассмеялась. — Невесть откуда появляется некий молодой человек и заявляет, что, ни много ни мало, желал бы восстановить и заселить людьми один из крупнейших городов Волшебной Страны! И вот мы сидим на кухне и всерьез обсуждаем это.

— А чем плоха кухня? — возразил Санди, вспыхнув, наконец, азартом былой юности. — Все достойнейшие планы зарождаются именно здесь.

— Ты хоть представляешь, с чем тебе придется столкнуться?

— Несколько лет я изучал градостроение и теорию управления. И потом… я же начинаю не на пустом месте.

— Ясно, — сказала Джейн. — Но без людей ты ничего не сделаешь.

— Почему только людей? — удивился Санди. — А как насчет волшебных существ? Мы могли бы обратиться за помощью к эльфам.

Джейн сделала протестующий жест.

— Не советую. Они слишком легкомысленны для такого долгосрочного проекта. Да и… Амальрик, конечно, еще не весь народ, но беда в том, что он говорит от имени народа. Мне кажется, что он не очень-то благодушно настроен в отношении тебя.

— Пожалуй, — согласился Санди. — А мы не могли бы в обход него выйти на Королеву эльфов?

Джейн странно поглядела на него, но тут же спохватилась.

— Ты ведь и вправду ничего не знаешь! У эльфов нет Королевы с того самого дня, когда твоя будущая супруга хватила венцом оземь. Она ведь не умерла, а стало быть, новая не появилась.

— Погоди, — запротестовал Санди, — но Знак исчез. Не хочешь же ты сказать, что Сэсс, несмотря ни на что, остается Королевой?

Джейн пожала плечами.

— Формально ее можно рассматривать двояко, но нельзя отрицать тот факт, что зримый признак ее права на власть исчез. Ей будет трудновато добиться признания своих прав, однако новую Королеву эльфы так и не нашли.

— Как удачно, что на этот раз она осталась дома, — заметно обрадовался Санди. — Само ее существование приводит к тому, что вокруг нее завязывается узел каких-то политических противоречий.

— Я сведу тебя с гномами, — решила Джейн. — Если хочешь сказок, тогда, конечно, к эльфам, но в отношении масштабного и долговременного творчества я куда больше склонна доверять гномам. Завтра же я приглашу к нам Вальдора и Иштвана-это главы здешней общины. Я думаю, у вас найдется о чем поговорить.

— Расскажи мне о Тримальхиаре, Джейн, — попросил ее Санди. — Чем жил этот город? Какими искусствами славился? Кто захочет там жить?

Джейн сцепила пальцы на столе перед собой. Это уже была работа. Александр Клайгель умел быстро определить, с какой стороны удобнее брать быка за рога.

— Тримальхиар находится на торном торговом пути: он стоит на ранее судоходной реке Дайре и является крупным речным портом. Со времени его падения русло было засорено, река как транспортная артерия потеряла свое значение, и торговля теперь с большой осторожностью ищет обходные пути через близлежащие дикие леса, терпя при этом большие убытки. Так что первое, что ты должен сделать, чтобы в Тримальхиар потекли люди и деньги, это привести в порядок русло, порт, пакгаузы и рыночную площадь.

— Что там есть в земле?

— Гномы скажут тебе наверняка, но, кажется, руд там нет. Во всяком случае, таких, что предполагают разработку в промышленных масштабах. Тримальхиар славился своими ремесленниками: кузнецами, гончарами, ювелирами, граверами, строителями, ткачами, гобеленщиками и сапожниками. Ну и, конечно, благодаря Артуру Клайгелю, Тримальхиар считался научным центром и столицей белой магии. Там был Университет.

По мере ее рассказа лицо Санди становилось все несчастнее.

— Как же мне привлечь в пустой и разрушенный город представителей всех этих художественных профессий? Ведь прежние жители если не погибли во время штурма Бертрана и последующего разграбления города его войсками, то уж наверняка бежали со всех ног куда глаза глядят, осели на новых местах, и им и в кошмарном сне не приснится мысль вернуться на то пепелище. А из новых… Да кто, имея ценную профессию, рискнет сняться с места и терпеть неустроенность и прочие лишения ради даже самой красивой мечты?

— Одного такого я уже знаю, — засмеялась Джейн.

— Но я же… Это же моя собственная сказка!

— Я не советовала бы тебе недооценивать романтическую сторону натуры даже самых обыкновенных людей. А мы говорим об обитателях Волшебной Страны. Тримальхиар — один из самых значимых символов. Жить в Тримальхиаре, строить Тримальхиар — это что-то значит. Это самое счастливое место нашего мира.

— Но строительство, Джейн! Это огромный тяжелый труд, ради которого на много лет придется забыть о создании тонких, радующих глаз вещей, в работе над которыми весь смысл существования мастера.

— Если бы ход твоих рассуждений был верен, на земле никто и никогда не построил бы ни одного города.

— Это ход твоих мыслей неверен, Джейн. История всех известных мне городов — это история рабства и подневольного труда. В Тримальхиаре не будет кандального звона!

— Есть много людей, — сказала Джейн, опуская глаза, — которым кажется, что их жизнь пуста. Они хотели бы изменить ее и наполнить смыслом. Увидеть перед собой прекрасную цель и осознать, что она достижима.

— Я слыхал где-то, — съязвил Санди, — что каждый приличный человек должен в своей жизни переболеть коммунизмом. Это в конце концов цинично, Джейн.

— Я же говорю о достижимых целях, — Джейн слегка обиделась. — Даже чудеса должен кто-то делать. Если ты так щепетилен, можешь отправляться туда в одиночку и пытаться восстановить город с помощью Могущества, но проку в этом не будет. В лучшем случае у тебя выйдет лишь иллюзия. Построенное колдовством — уязвимее всего со стороны колдовства, а потому тебе нужны квалифицированные рабочие руки. Что же касается меня, то я намерена развернуть рекламную кампанию и дать понять людям, одаренным… или, быть может, проклятым мятежной творческой душой, что есть дело, требующее приложения их сил. А на твоей совести сделать так, чтобы моя реклама не осталась пустым звоном. В любом случае твоя задача куда тяжелее. Итак, я беру на себя рекламу, переговоры с гномами, составление смет, речные перевозки и общую координацию действий.

— И что бы я без тебя делал!

— Предавался бы бесплодным сокрушениям. А теперь подумаем, что я могу получить от всего этого предприятия.

Санди задумался.

— Бухгалтерия никогда не была моим сильным местом, — признался он. — Разумеется, право беспошлинной торговли на протяжении контролируемого Тримальхиаром русла Дайре и бесплатные стоянки в порту для твоих кораблей. Любой ремонт и оснастка.

— Если бы ты знал, сколько я вынуждена отстегивать муниципалитету за пользование портовыми сооружениями, ты не был бы и вполовину столь щедр! Да я же все корабли буду оснащать у тебя!

— А если я сооружу в Тримальхиаре верфь, ты доверишь мне строительство кораблей для тебя?

В их встречном смехе прозвучало глубокое удовлетворение друг другом.

— Я помогла бы тебе и просто так, — сказала Джейн. — Мне нужно чем-то заполнять жизнь, а подобная авантюра столь же по плечу мне, как и тебе. Похоже, после четвертьвекового торжества Черного трона наступают наши денечки. Ты краше прежнего отстроишь Тримальхиар.

Санди бледно улыбнулся.

— Мы, кажется, забыли о твоей семье, — спохватилась Джейн. — Когда ты собираешься обратно? Не намерен же ты проводить полгода здесь, полгода — там? Какой тогда от тебя прок?

— Я лелею надежду, что Сэсс, увидев Тримальхиар, будет очарована им, и тогда я смогу уговорить ее перебраться сюда навсегда. Но сначала здесь надо хоть немного прибраться. Я не хочу сразу отпугнуть ее этой разрухой. Она очень домашний человек и имеет к Волшебной Стране стойкое предубеждение.

— Она же отреклась от своей сказки, — пробормотала Джейн. — Да и ее можно понять: сперва ее сажают в тюрьму, потом пытаются принести в жертву, а в результате на ее глазах гибнет любимый человек. И ты всерьез надеешься ее сюда затащить?

— Солли будет на моей стороне, — сообщил Санди, — а вдвоем мы маму уломаем. Да и войны-то ведь уже нет, чего же ей опасаться?

Говоря все это, он был убежден, что Сэсс и Солли мирно поживают в Бычьем Броде.

 

ГЛАВА 2

ЛЕКЦИЯ ПО НАЧАЛЬНОЙ МАГИИ

Косые лучи раннего утра вонзались в кухонное окно, и каменные плиты пола там, где на них ложились золотистые полосы, ощутимо теплели. Пылинки кружились, танцуя в ярком солнечном свете, и духи воздуха резвились вместе с ними, вполуха внимая лекции по основам магии. Читала ее Джейн, небрежно опершись на каминную полку, а Санди сидел на табурете посреди кухни, и верхняя часть его лица была скрыта плотной черной повязкой. Исключая из способов восприятия информации зрение, он тем самым сознательно обострял слух, память и, как заметила Джейн, кое-что еще, к чему, собственно, она и адресовалась.

— Из всех данных от сотворения чувств маг менее всего должен полагаться на зрение, — доносился до Санди ее голос, чуточку сдобренный менторскими интонациями. — Парадоксально, но шире всего человеком используется именно этот, самый несовершенный инструмент. Всего же чувств у обычного человека, к коим мы с некоторой оглядкой можем причислить начинающего мага или мага, не получившего должного образования, — она поклонилась в его сторону, шесть. Зрение — как уже упоминалось, самое ненадежное, слух, вкус, осязание, обоняние и интуиция. Истинный же маг отличается от простого человека тем, что имеет развитое и хорошо тренированное седьмое чувство: способность чувствовать энергию. Оно наверняка знакомо тебе по его грубым проявлениям: усталости, когда ты ощущаешь недостаток энергии, и, напротив, избытка, когда говорят, что ты «полон сил».

Санди кивнул. Он был одним воплощенным слухом.

— Энергия имеет различные формы и способы проявления, — продолжала Джейн. — Кто-то работает со светом, кто-то — с ветрами. В силу специфики моей сказки я ассоциирую ее с жидкостями. Поэтому я буду использовать соответствующую терминологию, прибегая в описаниях к сравнениям вроде «потока» или «волны». Сперва мы выясним, какие возможности имеются у мага для приобретения энергии. Во-первых, способность вырабатывать энергию имеется у каждого смертного существа, поддерживающего свою жизнь обычными способами. В энергию могут быть преобразованы пища, питье, тепло, положительные, а в некоторых случаях — и отрицательные эмоции.

— Выходит так, что сытый маг сильнее голодного, а счастливый — сильнее равнодушного?

— Выходит так. Но во всем, видишь ли, хороша мера. Могущество — изящная, хитрая, диалектически двойственная вещь. Его можно сравнить с известной тебе оптимизационной задачкой о колебаниях поголовья волков и зайцев. Излишество вредно. То, что в достаточной дозе питает Могущество, в избыточной начинает его пожирать. Так, извиняюсь, обожравшийся маг рискует потратить всю энергию на переваривание употребленной пищи и ликвидацию пагубных для желудка последствий. Бурная страсть также истощает магические силы, потому что безумно влюбленный расточает драгоценные запасы бессмысленно и с вулканической щедростью. Энергия бешеной ненависти находит выход в эпилептическом припадке или опасном для жизни мага катаклизме, оставляя его вообще без каких-либо сил. Таким образом я подвожу тебя к выводу, что первым и единственным регулятором Могущества является личное чувство меры мага, или, извини за набившее оскомину слово,

— Равновесие.

— Так что магу лучше всего существовать немного впроголодь, поддерживая в крови определенный благоприятный процент адреналина? А не является ли процесс выработки энергии обратимым? В том смысле, если у мага нет ни крошки еды, но зато он полон энергии… Что он будет делать?

— Умрет от голода. Процесс необратим, иначе я с помощью коротенькой цепочки следствий берусь доказать тебе возможность бессмертия. Маг может создать иллюзию пищи, но в иллюзорной магии воздействие направлено не на предмет, а на сенсоры того, для кого предназначается иллюзия. Это будет самообман. В самообмане можно найти кое-какую пользу, но это не та вещь, что способна спасти от голодной смерти.

— От чего зависит масштаб Могущества?

— От коэффициента полезного действия организма и личной умеренности. Предлагаю рассмотреть в качестве примера Александра Клайгеля.

— Мне кажется, — пошутил Санди, — я его немного знаю.

— Не будь так самоуверен. Вышеупомянутый Клайгель, являясь сыном принца Белого трона и белой леди Харбенкс, с обеих сторон получил в наследство определенные, взаимно усиливающие друг друга способности. В то же время, воспитываясь в прозаической среде, он был лишен возможности, с одной стороны — развиваться так, как этого требовали его задатки, а с другой — тратить энергию на достойные объекты. Дар проявлялся в легкой подстраховке владельца от мелких неприятностей, главным образом таких, каких интуитивно желал избежать сам владелец. Предположительно в этом и заключается феномен счастливчика Санди. Первое явное проявление Могущества связано с легким испугом и выразилось в разбитии носа огнедышащему дракону. Встреча прирожденного мага и волшебного существа не могла, разумеется, не повлечь за собой дальнейшего развития первого. Засветившись, он начал притягивать к себе внимание обитателей Волшебной Страны. Нерастраченный потенциал мага вызывает почтительное восхищение, но даже при поверхностном наблюдении очевидно, что маг не тренирован. Хотя бы потому, что все три его известные попытки сходны по манере: ты вызываешь сущее цунами и обрушиваешь его на противника. От этого уже пострадали два дракона и большое скопление нечисти на жертвоприношении у Райана. Картина, безусловно, весьма впечатляющая, но лишь за счет внешнего эффекта. Как признал ты сам, это грубо. Тебе повезло, что против тебя стоял не истинный принц Черного трона, а бездарь и недоучка Райан с конденсатором в руках. Ты победил его не за счет искусства. Ты его просто передавил, сконцентрировав всю силу в одном достигшем цели ударе. Настоящий мастер способен добиться и большего результата с использованием меньших затрат. На самом деле, Санди, умирать во время каждого подвига вовсе не обязательно.

Плечи Санди резко ссутулились. Джейн замолкла, а он сорвал с лица повязку и резко заговорил:

— У меня не было иного выхода! Я меньше всего хотел его убивать. Я же… начал считать его настоящим другом к концу Приключения. Он несколько раз спасал мне жизнь. Он не был воплощенным Злом, Джейн! Он был симпатичным парнем, пятьдесят на пятьдесят, и чем дольше мы общались, тем больше он открывался в хорошую сторону… Это все Меч. Когда я вызывал его на бой, и мы перебросились парой реплик, мне показалось… В общем, что передо мною прежний Райан. А вдруг я мог превозмочь влияние Меча без убийства? Если я мог уничтожить только Меч?

Легкая тучка печали коснулась и ее лица: ведь им дано было понимать друг друга.

— Думаю, что выбора не было, — глухо сказала она. — Есть вещи, в которых нельзя выбирать. По закону сказки ты должен был столкнуться с ним. Я тоже считаю, что эти законы предопределенности жестоки. Ну, подумай сам: ты должен был постоянно помнить о Королеве эльфов. И я не думаю, что ты смог бы одолеть Меч. Магические артефакты делаются с таким запасом прочности, что их не способен превозмочь неопытный маг, даже сколь угодно талантливый. Это вещь того рода, в столкновении с которыми мы, как правило, терпим поражение и становимся их могущественными слугами. Ты ведь не уничтожил Меч, Александр. Ты лишь заставил Райана выпустить его. Лучше ты сделать не мог. Королева висела на кресте, она не могла ждать исхода твоей сомнительной борьбы с артефактом.

— Тогда я думал только о ней.

— Не забывай, Меч уже однажды отнял у тебя энергию.

— Я тогда не защищался, — вспышка отчаяния вновь уступила место искреннему интересу. — Я вообще не понимал, что происходит. Энергию, значит, можно отнять?

— Да, и это-второй способ ее приобретения. Энергию можно получить из источника. Способностью к выработке энергии обладают не только смертные живые существа. Кстати, волшебные существа энергию не вырабатывают. Они способны только потреблять. Так что, скажем, эльфу нечем было бы с тобой поделиться. Источники есть и в земле, и настоящий маг, руководствуясь своим седьмым чувством, должен уметь находить их и пополнять свои силы. Посмотри на наш пример: ты разом выхлестываешь все и остаешься ни с чем, лишь со временем восполняя потери. Но маг, ведущий насыщенную приключениями жизнь, не может позволить себе подобной неосторожности, а потому на способность подкачиваться следует обратить особое внимание. Меч, вероятно, рассматривал тебя как ближайший источник энергии.

— И как же находить эти источники?

— Ты должен чувствовать их присутствие и направление их течения. Попробуем сейчас. Надень повязку.

Санди послушно вернул повязку на место.

— Расслабься и попытайся прислушаться к себе. Заэкранируйся, чтобы твоя собственная энергетика не мешала тебе чувствовать мою.

Несколько секунд его окружала только тьма, а потом мощным толчком его чуть не сбросило на пол. Пытаясь удержаться на месте, он вцепился руками в табурет, да так, что побелели и стали стремительно неметь пальцы. В первую секунду ему почудилось, что в кухню ворвался ураган. Тугие петли невидимой силы захлестнулись вокруг него и вертели, швыряли так, что он терял ощущение пространства. Он был ошеломлен и сбит с толку, но он не был бы собой, если бы позволил этому урагану унести себя куда тому заблагорассудится. Он набрал полную грудь воздуха и представил, что покрепче и пошире расставляет ноги и упрямо склоняет голову навстречу этой давящей силе. Своя собственная мощь набухала за его плечами, и он ощущал ее, как грозу, как несокрушимую стену, на которую он смог теперь опереться и от которой сможет оттолкнуться, а если надо — спустить эту силу с цепи. Ураган по-прежнему бушевал вокруг него, но Санди чувствовал, что, если придется, он сам сможет стать щитом, а будет в том нужда — и мечом, и это чувство было знакомо ему по тому воспоминанию, когда он летел на Райана и знал, что убьет его. Во всяком случае, отрезвил он себя, теперь он был в безопасности и мог разобраться в природе силы.

Упругий, круглый, с локоть в поперечном сечении, усложненный многочисленными петлями, это был, тем не менее, один поток пульсирующей силы, и проследив его ток, он обнаружил, что источником его была Джейн. Итак, не волна, не стена, не молот, а извивающееся, питонообразное… Его озадачила ее способность придать Могуществу такую форму.

Внезапно он ощутил вокруг себя тишину и пустоту. Джейн заэкранировалась.

— Вот так, — сказала она. — Это был один поток. Я могу сделать два…

Сплетаясь, вокруг него заплясали два нетолстых быстрых жгута.

— Четыре…

Жгуты раздвоились, став вполовину тоньше, и завертелись вдвое быстрее, сами себя развлекая причудливым танцем.

— Восемь…

Санди поймал себя на том, что в принципе способен уследить за каждой змейкой в отдельности.

— А каков предел?

— У меня только десять пальцев на руках, — засмеялась Джейн. — Чтобы управлять каждой ниточкой в отдельности, надо нанизать их по одной на каждый палец. Это нетрудно. Это игрушки. Это я действительно знаю с детства. Сними повязку.

Санди увидел, что она неподвижно стоит возле камина, в причудливом ритме постукивая пальцами по его верхней доске. У самых его ног, подхваченные непонятно чем, в десяти разных потоках переливались подсвеченные солнцем пылинки.

— До сих пор на тебя не обращали Могущество? — лукаво спросила она. — Вот, драконы с таким не справляются. Я не ожидала, что ты придешь в себя так быстро. Уж с табурета-то я точно рассчитывала тебя сбросить.

Санди хмыкнул.

— В боевой магии есть раздел обороны, — продолжила она уже более серьезным тоном. — Он учит отражать такие атаки. Задача в том, чтобы с той или иной степенью эффективности использовать поток чужой энергии: сбить его с направления, зациклить или рассечь в слабом месте, а может быть, завязать какой-нибудь хитрой петлей. Хочешь, я поставлю чайник на плиту?

Тяжелый чайник взмыл над их головами и легко спланировал на плиту.

— Это не впечатляет, — заметил Санди. — Сэсс тоже швыряется посудой.

— А так она умеет?

Джейн обежала кухню глазами и едва заметным движением нацелила каждый палец на определенный предмет. Санди смог выдохнуть только через секунду: вся кухня в мгновение ока пришла в движение. Заработала маслобойка, деловито заплясал по полу веник, нож на разделочной доске принялся размеренно повторять шинкующие движения, со двора в распахнувшуюся дверь ввалились два полных воды ведра, чугунки поскакали в гостеприимно распахнутый зев печи, а в довершение всего из чулана со старческим дребезжанием приковыляло огромное жестяное корыто и ухнуло на середину к их ногам. Закрыв глаза, Санди ощутил присутствие множества переплетающихся нитей, приводящих в движение всю эту утварь.

— Силе можно придать нужную форму, — пояснила Джейн. — Я предпочитаю нить. Она наиболее универсальна и позволяет одновременно выполнять несколько разных функций. Если мне придется защищаться… или даже нападать, я не зарекаюсь, я прежде всего попытаюсь связать противника, тогда как ты, вероятно, судя по прежним твоим замашкам, сразу будешь его глушить.

— Умнее буду, — согласился Санди.

— Магия бывает разная, — сказала девушка. — Иллюзорная, боевая, информативная, погодная… Много и такой, какой я не знаю. Иллюзорная направлена на обман шести первых чувств: зрение обмануть проще всего, а интуицию — труднее. С моей точки зрения она годится только для того, чтобы развлекать детей, а если чародей занимается ею всерьез, то он, скорее всего, надеется каким-то обманом удовлетворить свою корысть и честолюбие. Это не наш человек. Погодная… Ну, это понятно. Вызвать, к примеру, дождь или попутный ветер. Тут простор для сельских колдунов и для нас, морских волшебников. Боевая… Никуда от нее не денешься, всем нам приходится сражаться, а потому этот раздел потихонечку подминает под себя все остальные. Все открытия других областей оценивают с позиции их применимости именно в этом плане. Мечи заколдовывают, броню, монстров всяких выводят. Информативная связана с методами познания и широко используется в разведке.

— Мы не собираемся воевать, Джейн, — сказал Санди. — Мы будем строить. Мы будем помогать людям жить. Я искренне надеюсь, что больше никогда никого не лишу жизни. Войны нет, и пришли наши дни. Я собираюсь быть счастливым.

Он осекся. В долю секунды на ее лице промелькнуло столько муки и боли, сколько он не видел за всю свою жизнь. Такое лицо могло быть у человека, который понял, что счастливым не будет никогда.

— Будь, — с ласковой твердостью согласилась она.

— Прости, — сказал он. — Я бестактен. Я слишком увлекся собой.

— Надо же и о себе когда-то подумать.

— Ты во всем помогаешь мне.

— Я делаю это только для себя. Я тоже хочу строить Тримальхиар и не заинтересована в том, чтобы кто-нибудь тебя ненароком пришиб. Будь другом, надень повязку.

Следующий час они посвятили тренировке на обнаружение источника. Джейн прятала в шкафы, чуланы и печку туго скатанные шарики энергии, а Санди пытался определить их число и местонахождение и извлечь из тайников с помощью нити. В случае успеха он получал найденное в свое пользование. Они прекратили эти колдовские жмурки, когда он озадачился вопросом: больше ли он потерял энергии на всех этих упражнениях, сколько он приобрел в качестве призов за успехи?

— А что дальше? — поинтересовался он, когда они с Джейн уселись за второй завтрак.

— Все, — сказала она. — Тебе не пять лет, и ты сам сообразишь, как использовать то, чему научился. Теперь тебе нужен только опыт и, быть может, знания о том, что — именно что, а не как — делал когда-то тот или иной колдун. Наращивать Могущество тебе уже не нужно — оно есть и является по приказу. А научить чему-то… Повторить чужое волшебство в точности невозможно, оно индивидуально, как любая творческая манера.

— Ты ничего не сказала мне о запретах.

Она кивнула.

— Их два. Да не сотвори волшебство в гневе — во избежание печальных и непредсказуемых последствий. И… не применяй волшебство в любви. У черной магии запретов нет.

— А все такие вещи, как «не убий», «не укради» и прочие?

— Жизнь мага сложна, и мы часто попадаем в двойственные ситуации. Я могу представить себе случай, когда мне пришлось бы украсть или убить. Наша этическая система это допускает.

Санди смотрел на худенькую девушку с волосами, как золотой дождь, утверждавшую, что принимает убийство, и думал, что обитатели Волшебной Страны не только романтичнее его, но и жесточе.

 

ГЛАВА 3

В ДЕЛО ВХОДЯТ ГНОМЫ

Стук в дверь отвлек его от этих размышлений. Он выскочил в переднюю и, на ходу разбираясь в сложной системе старинных запоров, распахнул тяжелую дубовую дверь, способную выдержать несколько ударов тараном среднего веса.

На пороге стояли два существа, явно не относящиеся к людской породе. Жизнь еще не сталкивала Санди с гномами, но деликатность и врожденный такт не позволили ему проявить неподобающее случаю и попросту невежливое любопытство.

— Прошу вас, входите, уважаемые, — он учтиво поклонился, и ответный поклон гномов был именно той же степени и ни на дюйм глубже. Санди почувствовал, как острые внимательные глаза, похожие на гематитовые бусины, изучающе впились в него, и с некоторым неудовольствием подумал, что причиной этому — его имя и статус. Приходилось, однако, терпеть, если он хотел, чтобы они вложили в Тримальхиар труд и золото. Рассчитывать на романтическую составляющую их натуры, пожалуй, не стоило.

Дети, игравшие на улице и в почтительном отдалении столпившиеся поглазеть на гостей леди Джейн, разошлись со слегка разочарованным видом: судя по всему, эти две персоны были именитыми и хорошо известными в городе.

Эту пару Джейн принимала в гостиной — визит был официальный. На середину выдвинули круглый столик, вокруг которого появились высокие кресла со скамеечками для ног, такие, чтобы четырехфутовые гости смогли забраться в них, не теряя чувства собственного достоинства, и чтобы их глаза оказались на уровне глаз более высоких хозяев.

Пока гости чинно пробовали поднесенный им расторопной Джейн слабоалкогольный напиток, Санди исподтишка рассматривал их. Конечно, в детстве он много слышал сказок, описывающих их внешность и повадки, но реальность оказалась более впечатляющей.

Тут были, конечно, и бороды до колен, опрятные и тщательно расчесанные, и драгоценные пояса, туго затянутые на упитанных животиках, лица, похожие друг на друга, как два старых башмака, и широкие темные ладошки. Но прежде всего это были уважаемые деловые люди, прекрасно осознающие свое место в общественной иерархии. Санди слыхал, разумеется, что гномы жадны, но, сказать по правде, его первое впечатление от них было более благоприятно, чем от Амальрика: они, по крайней мере, были материалистами, а Санди давно заподозрил, что эта порода деятелей менее опасна.

После того, как гости, отдав должное этикету, насладились напитками, пришло время переговоров, и тут гномы продемонстрировали, что их деловая внешность отнюдь не была обманчива. Кстати, после десятиминутной паузы Санди научился их различать: у старшего, Вальдора, борода была белее, и ни руки его, ни брови не имели следов свежих ожогов. У Иштвана, почтительно помалкивавшего, когда говорил его отец, седина в смоляной шевелюре еще только пробивалась, и его борода и ладони свидетельствовали о том, что он стаивает у горна. Видимо, Вальдор по старшинству и мудрости был насовсем переведен на административную работу.

— Мы, разумеется, предполагаем, о чем пойдет речь, — степенно заявил Вальдор. — Раз уж здесь находится принц, — последовал легкий поклон в сторону Санди, — значит речь пойдет о восстановлении Тримальхиара, не так ли?

— Мы не собирались недооценивать твою проницательность, уважаемый Вальдор, — согласилась Джейн.

— О серьезности ваших намерений я могу судить по тому, что вы обратились к нам, и я считаю это похвальным и умным шагом. Прежде всего я хотел бы заявить, что считаю данный проект вполне уважаемым и своевременным. Благодаря принцу, нам удалось на какой-то срок отстранить Темных от активной деятельности, коей суть-разрушение, и время войны сменилось временем мира. Подходящая пора для восстановления разрушенного и расцвета ремесел. Как член Светлого Совета я одобряю ваш план, но я должен рассмотреть его и с деловой точки зрения. Что вкладываете в Тримальхиар вы?

— Все мои силы, — сказал Санди.

— И все мои средства, — добавила Джейн.

Вальдор некоторое время переводил взгляд с одного на другого. Иштван сидел неподвижно, и его рабочие руки были спокойно сложены на коленях.

— Вы очень молоды, — сказал наконец Вальдор. — Вы молоды даже по человеческим меркам. Города строятся долго, и у меня нет гарантии, что вас не унесет прочь новым Приключением. А потом… потом может быть поздно. Вы женаты, сэр Александр?

— Да, — сказал Санди. — Я женат, у меня растет дочь. Я хотел бы, чтобы она росла в Тримальхиаре. Такая гарантия вас устроит?

— Но сейчас принцесса не здесь?

— Она будет здесь, как только мне будет куда привезти ее и ее мать. Это мой город, уважаемый Вальдор, и даже если мне придется отправиться туда одному, я это сделаю. Вы называете мою молодость недостатком, но в трудах я быстро от него избавлюсь. И даже если мне не суждено увидеть Тримальхиар вновь расцветшим, я все равно буду его расчищать.

— Ведь это собственная сказка принца, уважаемый отец, — вполголоса заметил Иштван. — Я склонен доверять силе его стремлений.

— Какова мера вашего участия, леди? — обратился Вальдор к Джейн.

— Мой цвет — моя гарантия, — ответила Джейн. — И у меня нет иного дела. Если вы мне обеспечите русло, я вам обеспечу перевозки.

— А теперь я хотел бы узнать, — промолвил гном, — какова цена, какую вы НЕ будете платить. Какой ценой Тримальхиар НЕ будет восстановлен?

Санди вздохнул, едкая возможность отказа от белой мечты выжгла его горло, будто он невзначай хлебнул уксусной эссенции.

— Тримальхиар НЕ будет восстановлен ценой войны, — хрипло сказал он. — Я не хочу быть причиной смертей.

Кустистые брови гнома шевельнулись, и черные глаза закрылись на миг, словно он откладывал данный пункт договора в кладовой своей памяти.

— Община гномов в Тримальхиаре была сильной, — сказал он. — Двадцать три года — не срок, и многие из нас еще помнят свои дома. Многое, что там есть или было когда-то, построено нашими руками или руками наших сородичей. Наши знания и мастерство, несомненно, необходимы вам. Я не спорю, это чрезвычайно интересное, творчески насыщенное и почетное дело. Но вот чего оно стоит с точки зрения выгоды?

— Сейчас эпоха мира, уважаемый Вальдор, — сказала Джейн, и растерявшийся было Санди по острому взблеску его глаз догадался, что у нее прибережен прекрасный аргумент. — Не секрет, что благосостояние гномов в значительной степени зиждется на военных поставках. Но сейчас военный заказ потерял актуальность, и ваши мастера остались без работы. Да, этот проект долгосрочный, но вы же не хуже меня умеете считать деньги.

— Вы будете строить Тримальхиар для себя, — добавил Санди. — Вы будете там жить. Каждый, кто строил Тримальхиар, имеет право на его гражданство. Кроме того, это ярмарочный город на судоходной реке. Его расположение гарантирует проживающей там общине мастеров избежать путевых расходов и способствует распространению товаров не только на запад, морскими путями, как это происходит сейчас, но и на восток, вглубь Волшебной Страны. Не говоря уже о том, что вам предоставляется полная свобода творчества: мне хотелось бы сделать Тримальхиар произведением искусства.

— Этот парень таки научится маркетингу, — пробормотала Джейн.

— Уже сейчас я знаю трех мастеров, — заметил Иштван, — которые готовы взяться за это дело. Я думаю, вам стоит сперва провести разведочную экспедицию.

— Ты имеешь в виду Рольфа, Рууда и Ренти? — спросил сына Вальдор. — Это придется им по нраву. Это молодые мастера, — пояснил он для собеседников-людей. — Им пришла пора представить на суд старейшин свой шедевр, чтобы они могли получить категорию и право вести работы от имени нашего треста.

— Я тоже хотел бы поехать, — неожиданно сказал Иштван. — Я с легкой душой доверил бы ребятам строительство замка любого короля, но они молоды и излишне склонны к подвигам. В азарте они могут недооценить ждущие их трудности. Я поеду как финансовый эксперт.

Вальдор взглянул на него с некоторым сомнением.

— Но помни — никакой романтики!

— Когда вы будете готовы? — спросил Санди.

— Завтра на рассвете мы с мастерами будем стоять у ваших ворот, — заверил Иштван. — Ребята от нетерпения готовы грызть базальт зубами. У них руки чешутся мир поразить.

— По Дайре лучше всего идти на плоскодонных лодках, — вмешалась Джейн. — Вверх по течению на веслах и шестах, на стремнине придется немного побурлачить, а то и проволочь суда сушей там, где русло обвалено и образовались пороги.

— А мы не могли бы пройти Путем Мечей? — спросил Санди. — Если им, так там всего около суток пешего ходу. Пещера сразу за городом, потом тоннель, Арденн и немного вверх по реке.

Джейн усмехнулась.

— Пути Могущества, — сказала она, — открыты только в одну сторону, и доподлинно известно, что никому не удавалось пройти их дважды. Не говоря уже о том, что каждый раз они идут по-иному. Это нечто вроде проколов, соединяющих сказки. Лучше не рисковать, не то может занести туда, откуда будешь выбираться годами. Я останусь здесь, — добавила она, — и организую бюро по регистрации колонистов. Должен же кто-то отсюда их отправлять.

— Я чувствую, уважаемый отец, что в тебе таится опасение, — сказал Иштван Вальдору. — С чем оно связано? Проект кажется мне привлекательным.

— Люди, — сказал Вальдор. — Я больше доверял бы им, будь они парой. Они оба — могущественные волшебники. Они честны, насколько может быть честной эта краткоживущая порода, не наученная, подобно гномам, в терпении и честности уподобляться камню. Но… несчастливая одинокая женщина и мужчина, который чем дальше, тем больше будет разрываться меж семьей и своим городом… Они не принимают во внимание одну немаловажную персону.

— Юную принцессу?

— Нет. Бывшую Королеву эльфов. От титула можно отречься, но, единожды быв ею, нельзя утратить глубинной сути этого образа. А суть в том, что, даже ничего не делая, она будет создавать вокруг себя хаос и бестолковщину, и чудовищно осложнит даже самые простые отношения.

— Полно, уважаемый отец. Ты переносишь на нее свою неприязнь к легкомысленным эльфам. Она всего лишь простая смертная.

Тонкая улыбка пошевелила усы Вальдора.

— Я не рекомендовал бы тебе недооценивать смертных, сынок.

 

ГЛАВА 4

ВВЕРХ ПО РЕКЕ

Небо только лишь начало сереть, песок пляжа, видимого из окна кухни, был по-утреннему холодным и тяжелым от впитанной влаги, и волны меланхолично и размеренно лизали пологий берег. Пройдет по меньшей мере час, прежде чем розовые лучи восхода расцветят эту величавую картину.

Но этим утром никто не смотрел из окна кухни, и некому было предаваться философским размышлениям о Бытии, Вечности, Роке и путях Могущества в виду лениво дремлющего океана. Без малейшего скрипа отворилась тяжелая дверь, ведшая не на берег, а напротив, на мощеную улочку, и принц Белого трона шагнул за порог. Его лицо было свежим и отдохнувшим. На лице Джейн, смутно белевшем в сумраке темной передней, лежал отпечаток бессонной ночи. Она зябко обхватила себя за плечи. Ей слишком хорошо знакома была эта роль провожать. Они обменялись прощальным рукопожатием, и огромная дверь тихонько закрылась. Санди остался один на тихой сонной улочке.

Он огляделся, чувствуя, как каждая его клеточка полнится божественной легкостью. Дорога тянула свою протяжную песню в его крови, и он не мог и не хотел противиться ее нежному и страстному зову. Это был знак, подаваемый ему Приключением. Он поправил на плече лямку походного мешка и сделал три мягких шага вниз с крыльца.

Он ощутил чье-то присутствие и чуть заметное движение на периферии зрения. Он обернулся в ту сторону и оказался лицом к лицу — если так можно выразиться, когда нос визави находится где-то на уровне ваших ребер — с Иштваном.

— Доброе утро, уважаемый, — приветствовал его Санди.

— Доброе и вам, принц, — ответствовал гном.

Внешность его резко изменилась: сегодня на нем были поношенная кожаная куртка, подпоясанная простым ремнем, украшенным, правда, коваными чугунными пряжками тонкой работы, брюки, составлявшие с курткой пару, вязаные чулки до колен и грубые, подбитые железом башмаки. Бороду он заплел в косичку и заткнул за пояс. Рядом с бородой торчала аккуратная секира с тяжелым обушком. Сейчас он был проще, решительнее, деловитее, и Санди очень этому порадовался: его финансовый эксперт явно настроен был работать.

— Позвольте представить вам мастеров, принц, — сказал гном, и Санди, следуя его взгляду, обернулся туда, где на корточках в густой тени дома сидели три новых для него лица.

Лицо, впрочем, оказалось практически одно. От Иштвана они отличались только полным отсутствием седины в смоляных кудрях, да и морщин не было — кожа на щеках была гладкая, глянцевая, румяная. Санди вспомнил о том, что мастера молоды. «Господи, — ужаснулся он, — да как же я буду их различать?» Мастера поднялись и подошли ближе, с достоинством кланяясь. Пусть у них еще не было категории, цену они себе знали.

— Это Рольф, — сказал Иштван. — Это Рууд, а это — Ренти.

— Я мастер по стали, — сказал Рольф. — Раньше я ковал оружие и брони. Сейчас я могу работать над инструментами и машинами.

— Я каменщик, — сказал Рууд. — Я знаю все о крепостях, замках, дворцах и подземельях.

Ренти смущенно улыбнулся.

— Я художник, — тихо сказал он. — Я ювелир, гравер, чеканщик. Я работал раньше с малыми формами. Я служу красоте, сэр.

— Я счастлив от того, что такие мастера, как вы, одарили мой проект своим вниманием, — ответил Санди. — Если вы решите, что Тримальхиар стоит ваших трудов, я с радостью доверю его вашему таланту.

После этих любезных слов они почувствовали, что теперь объединены общим делом. Узкие улочки городских окраин разматывались перед ними, когда они шли мимо спящих домов, и в непроглядной тьме дверных ниш и подворотен не чудилось им дыханья мрачных и злых тайн. Город спокойно спал, не подозревая, что его улочками пробираются герои.

Дайре впадала в море недалеко за городом, гномы уверенно шли по хорошо утоптанной лесной тропке, и пятерка путников оказалась на плоском, заросшем высокой травой берегу в тот миг, когда край солнца вынырнул над горизонтом, и его самые первые, самые дерзкие лучи прыгнули в гладкую безмятежную воду. Плеснула большая рыба, робко прозвучала птичья трель. Стояла самая чудная тишина, и камыши были неподвижны.

Гномы отвалили несколько охапок свежескошенной травы, и под ними обнаружилась плоскодонная лодка, груженная припасами, инструментом и небольшим, герметически закрывавшимся сундучком, в котором, как пояснил Иштван, хранились карты и схемы Тримальхиара. Без лишних ритуалов и словес лодка была столкнута на воду, путешественники расселись по местам, а Рольф и Рууд немедленно завладели веслами. И лодка двинулась вверх по реке.

Санди сосредоточился и через минуту с удовлетворением отметил про себя, что все-таки в состоянии различить гномов. Даже своим еще нетренированным внутреним зрением он определил, что у всех трех мастеров разный энергетический рисунок. Потоки личной энергетики вели себя по-разному. У Рольфа преобладали прямые и угловатые конструкции, Рууд «насквозь» представлял собой сплетение восходящих шпилей и правильных арок, а когда он попробовал обратить внутренний взор на Ренти, то чуть не ослеп от рябящей пляски свивающихся среди диковинных трав и цветов огненных драконов. В этом он уловил прямую связь со специализацией мастеров, и подумал, что у этого племени отлично поставлена профориентация.

Дайре в своем нижнем течении была спокойна, как стоячий пруд, уклон практически не улавливался глазом, и лодка стремительно летела вперед. Здесь, в этом широком русле, вполне мог маневрировать большой корабль, но Санди припомнил, что выше по течению была стремнина, куда им с Райаном во время прошлого Приключения не посчастливилось свалиться. Там они вряд ли могли выгрести на веслах. Пожалуй, и впрямь им придется либо бросить там лодку и добираться пешком, либо тащить ее берегом.

Но дотуда было еще изрядно, и он вновь переключил внимание на своих спутников. Иштван обмолвился, что они в нетерпении приняться за дело готовы грызть базальт зубами, и он согласился, что эти зубы, изредка мелькавшие в черноусой улыбке, вполне способны с тем базальтом управиться. Тугие мышцы бугрились на их плечах и спинах, как если бы под куртки были вложены булыжники, да и сами они были округлыми и совершенными в своей утилитарной форме, как тысячи лет назад обкатанные ледником валуны. Впоследствии Санди узнал, что гном считается молодым до двухсот лет. Это у них период накопления мудрости, и лишь по прошествии этого срока и по сдаче множества экзаменов гном имеет право зарабатывать на жизнь с помощью ремесла — вот почему столь велика их слава. В силу какой-то генетической шутки девочек у гномов рождается в несколько раз меньше, чем мальчиков, и численность народа оттого постоянно находится под вопросом. Браки их моногамны, и мастера, оставшиеся холостыми, ведут монашескую жизнь и целиком посвящают себя выбранной профессии. Разрешение жениться — это для гнома одна из высочайших оценок его достижений, и, вероятно, именно поэтому те, кто его получают, делают это уже в очень зрелом возрасте.

Весь этот день они двигались неспешно, то и дело промеряя русло. Санди и Ренти сменили на веслах Рольфа и Рууда, и принц вполне смог убедиться, что, несмотря на малый рост, гном значительно превосходит его физической силой.

Об этом отрезке их пути практически нечего рассказать, кроме того, что он был истинным наслаждением. В воздухе был разлит пряный аромат цветущих полей, и он весь гудел от медоносных пчел. Волшебная Страна! Родной дом. Санди закрыл глаза и на минуточку представил, что едет не с гномами по делу, а с Солли и Сэсс на воскресную прогулку. В восторженном согласии дочери перебраться в Волшебную Страну на постоянное жительство он ничуть не сомневался, а вот с Сэсс будут проблемы, он уже убедился, что его супруга немного более упряма, чем это было бы удобно. И все же он был бы очень рад открыть сейчас глаза и увидеть ее, полулежащую на носу лодки в одной из тех изящных поз, что были ей так органически присущи, с рыжими кудрями, свесившимися до самой воды и задевающими кувшинки. Это было бы счастьем даже в Бычьем Броде. В эту минуту он решил, что притащит ее сюда даже насильно. Потом. Попозже. Нельзя вытаскивать ее из уютного домика на руины.

На ночь они остановились в укромной бухточке, на суше переходившей в довольно глубокую, заросшую ракитником балку. Развели огонь и, пренебрегая консервированными путевыми запасами, поужинали свежепойманной рыбой, после чего, выставив караульного, завалились спать.

Караульный сменялся через каждые два часа, но Санди заметил, что гномы относятся к этой вахте не как к насущной необходимости, а как к ритуалу, непременному в подобном путешествии. Мир вокруг дышал покоем, и в нем не было ни малейшего намека не присутствие какой-либо злобной нечисти.

Едва рассвело, они продолжили свой путь. Характер русла стал меняться, уклон казался теперь более ощутимым, и они часто задерживались, измеряя глубину и нащупывая фарватер для судна с более глубокой осадкой. На берегах, немного сблизившихся, появились выходы скальных пород. Все чаще к самой воде подбирались рослые статные сосны, предвещая скорое попадание путников в Арденн. Дайре лилась, надвое рассекая строптивый волшебный лес, по прихоти задержавшийся в этих краях. Добрым Арденн не был, но в нем, как и во всем вокруг, чувствовался мирный настрой. Прибрежные ивы полоскали в реке свои узкие серебристые листья, и Санди показалось, что он узнал ту тихую заводь, куда их с Райаном и Земляничкой вынесла Дайре после их нелепой стычки с одноглазым чудищем. Сегодня никто не рычал на них из кустов.

Течение становилось все беспокойнее, дно повышалось, русло было здесь забито полуутопленными гниющими бревнами и глыбами, обвалившимися со ставших почти отвесными берегов, и Иштван, чуточку нахмурившись, принялся делать пометки в своей записной книжке. Санди, напрягшись, изобразил из своей энергии нечто вроде дельфина — этакий упругий мячик — набросил на него невидимую упряжь, пустил вперед, и тот бойко потащил лодку против стремнины. Гномы побросали весла и радовались волшебной забаве, как дети.

Этот народ умел ценить чужие таланты.

— Здесь надо расчистить и углубить русло, — заметил Иштван. — Тогда течение будет спокойнее. Сейчас этот район не судоходен, а пока Дайре не будет проходима для больших судов от устья до… ну, как минимум, до следующего за Тримальхиаром большого города, экономически проект не окупится.

Ап! В этот момент лодку подбросило. Санди, летя со скамьи на дно, успел обрезать постромки, и «дельфин» вернулся к нему, присоединившись к основной питавшей его энергетической массе Могущества.

Они сидели на мели, а бешеное встречное течение било лодку в нос и грозило развернуть и снести обратно. Пассажиры дружно решили, что не склонны доверять воле стремнины.

Санди, оглядываясь, вскинул голову. Кромка обрыва была далеко вверху, над ней слегка шевелилась под ветром зеленая дымка растительности.

— Не понимаю, — сказал он растерянно. — Валуны, бревна, прочий мусор-это объяснимо, но откуда взялась здесь мель? Ведь Дайре была судоходна, а этот район отнюдь не склонен к вулканической активности.

Он шагнул из лодки и ощутил под ногой что-то твердое. Гномы оставались в суденышке, дотошно изучая берега. Рууд достал из тюка с инструментами тонкий канат с узлами и стальной «кошкой» и теперь задумчиво раскручивал его, примеряясь к весу. Санди пошел вокруг, пытаясь оценить масштабы вставшей перед ними задачи.

Внезапно при следующем шаге нога его не встретила опоры, а с другой вес уже был легкомысленно снят. Санди ухнул под воду, угодив во власть холода, тьмы и головокружительного течения. Приключение началось.

Ох, кажется, еще не раз придется ему благодарить Джейн за науку! Вслепую, почти интуитивно, он выбросил вверх захлестнувшуюся за нос лодки энергетическую нить и повис на ней, в то время как течение бешено молотило его о… в подводном мраке ему удалось все же рассмотреть, на что напоролась их легкая лодочка. В краткие секунды, пока он частью всплывал, частью вытягивал себя, перебирая руками услужливую нить, перед его изумленными глазами прошли выбеленные, начисто объеденные рыбами кости, провалы глазниц с торчащими из них осколками, костные шипы и наросты, шишковатые щитки брони, похожей на хитиновую, пасть, полная оскаленных зубов.

Он вынырнул, махнул гномам, столпившимся у правого борта и озабоченно пытавшимся рассмотреть его под водой. Восемь могучих рук немедля вцепились в его ворот и плечи, и в одно мгновение втащили его в лодку. Тут же на его плечах оказалось одеяло, а у губ — фляжка с чем-то, по запаху и вкусу напомнившим бренди.

— Я знаю, на что мы сели, — виновато сказал он. — Три года назад мы с Райаном утопили здесь чудовище. Оно и заклинило русло. Мы на черепе сидим.

Иштван невозмутимо сделал пометку в своей книжечке.

— Подумаешь, — сказал Рольф. — Одним скелетом больше!

Рууд забросил, наконец, свой крюк, и Ренти, бывший самым легким, вскарабкался по веревке без всякой страховки, цепляясь пальцами за микроскопические трещины скальной стены.

— Гномы камню родня, — со смешком сказал Иштван в ответ на немую тревогу в глазах Санди. — Камень нас не подведет.

Ренти закрепил веревку наверху, и они постепенно подняли всю кладь, а затем взобрались и сами. Здесь, среди густого кустарника они встретили свою вторую ночь. Санди не суждено было сомкнуть глаз: близость Тримальхиара будоражила его. Он помнил, что здесь от силы часа два ходу, и ранним утром Тримальхиар будет перед ними, как в пригоршне.

Наутро они разобрали поклажу, и хотя гномы явно смошенничали: принцу Белого трона досталась ее мизерная и наилегчайшая часть, поскольку человеческая порода считается одной из наименее выносливых — двигаться под ее грузом ему было весьма непросто. Он все еще пытался выяснить, как и с какой стороны удобнее в данной ситуации применить Могущество, а гномы уже молчаливой неторопливой вереницей неспешно направились вдоль берега. Его отношение к собственным способностям начало приобретать юмористическую окраску.

А двигаться с грузом на самом деле оказалось проще, чем стоять. Они спустились вниз с этого скалистого гребня; как заметил Санди, Волшебная Страна совершенно не подчинялась не только климатическим, но и географическим закономерностям: лес мог расти посреди степи, кряж — воздвигнуться в центре болота. И весь этот путь уже был памятен ему, уже был пройден однажды, и его характерные приметы, то и дело попадаясь на глаза, всплывали в его памяти.

Вот тихая заводь и зеленый отлогий бережок, где они с Райаном пили кофе, и где Райан посвятил Земляничку в Рыцари Серебряной Вилки. Темная спокойная вода, заставляющая задуматься о наличии торфа в этих землях, и сливочного цвета кувшинки на ней среди широких глянцево зеленых листьев. А вот и старая знакомая!

На плоском прибрежном камне в ленивой истоме загорала русалка Лорелей. Белые волосы шелковисто полоскались в воде, невероятно соблазнительная грудь, подставленная солнцу с безмятежностью существа, не имеющего понятия об эротике, чуть вздымалась, темные ресницы были сомкнуты, жаберные щели закрыты, ящерично-зеленый мелкочешуйчатый хвост вился по камню прихотливыми кольцами, и пока она дремала, никому не пришло бы в голову, что при раздаче интеллекта эта бедняжка была позабыта. Три года никак не отразились на ее внешности.

«Интересно, — подумал Санди, — останется ли она здесь, когда Тримальхиар оживет? Тогда здесь будет куда как более шумно».

Они не стали тревожить ее сладкий покой, а бесшумно шмыгнули мимо, мигом взобрались на пригорок и… вот он! Среди зелени, разросшейся тем более бурно в этом мире, не знающем зимы — как один большой парк, как сказка, ревниво хранимая в самом сердце поэта. Как заблестели глаза мастеров, как яростно и страстно раздулись их ноздри. Иштван потянулся было за книжечкой, но его молодые соратники с фырканьем, достойным жеребцов, обрушились в заросли и после некоторой борьбы с ними выбрались на то, что в прежние времена было городской улицей, а теперь напоминало по прихоти мощеную звериную тропу. Санди последовал за ними, а Иштван что-то прошипел, сунул книжку в карман и, по-видимому, просто не рискнул оставаться в одиночестве.

Они шли долго, и Санди в самом деле начал опасаться, что у гномов открутятся головы. «О, сколько дела!» — поминутно, в крайней степени восторга восклицали они.

Он вел их целенаправленно и вывел к Замку Клайгель, доминирующему над городом. И пока гномы взмахивали руками и восторженно ахали при виде Замка и распахнувшейся панорамы, он вскарабкался по груде щебня, шагнул в провал и, приложив руки ко рту, крикнул:

— Марги!

Эхо подхватило и размножило его зов.

— Кто там? — буднично поинтересовался голос с интонацией, заставлявшей предположить во рту наличие еще чего-то помимо звука, и через несколько секунд, показавшихся Санди вполне приличной паузой, шествуя важной, но чуточку нетвердой походкой, под лучами утреннего солнца, зажав в одной руке полупустую бутылку с рубиновой жидкостью, а в другой — цыплячью ножку, неспешно появился домовой Замка Клайгель. Новый яркий костюмчик натягивался на его круглом животике. Несколько секунд он ошалело моргал на свет, а потом с истошным визгом бросился вперед и, оскальзываясь на битом камне, обхватил ручками колено Санди.

— Сэр Артур… ик! простите… Александр! Вы вернулись!

Санди подхватил его на руки, Марги уткнулся ему носом в грудь и самым бессовестным образом разрыдался. И Санди заподозрил, что отсюда уже никогда не сможет уйти.

 

ГЛАВА 5

ИХ НЕ ЖДАЛИ

Джейн поймала себя на том, что нервно постукивает по полу носком туфли, и это открытие раздосадовало ее еще больше. Волшебник должен держать себя в руках, у Санди в этом плане совершенно идеальная нервная организация. Но, похоже, она ничего не могла с собою поделать: ей опять досталась самая невыигрышная роль. Санди отправился в экспедицию, а ей, как обычно, пришлось заниматься сметами, переговорами, контрактами… Еще и люди вдобавок.

Она немного растерянно оглядела комнату, полную людьми, желающими стать колонистами. Сейчас, надо сказать, ей очень пригодился бы дар Санди находить общий язык со всякой тварью Волшебной Страны, так как она в легкой панике осознавала, что самой ей недостает подобных талантов.

Нескладные женщины сидели на расставленных вдоль стен жестких диванчиках, чопорно выпрямив спины и сложив на коленях руки, уже узловатые, морщинистые и потрескавшиеся, хотя многие из них были еще молоды. Их мужчины стояли за спинами жен, комкая в руках шапки, и, судя по отчаянно-неловкому виду, готовились страстно и бессвязно доказывать, почему именно они необходимы Тримальхиару. Джейн остро ощутила свою несостоятельность в столкновении с живыми людьми. Рациональный подход гномов к проекту казался ей наиболее удачным: Вальдор отправил в Тримальхиар уже несколько отрядов, груженных инструментами, и счел вежливым проинформировать партнершу об их количественном и профессиональном составах. Там не было никаких эмоций, рабочие гномы шли туда, куда было приказано старейшиной; не связанные семьями, они существовали только лишь для того, чтобы делать свое дело, чтобы потом гордо говорить: «Да, это построили гномы!» Люди, напротив, были сплошным клубком чувств. Она искренне не хотела посылать к Санди кого попало. Здесь было несколько, как она знала, многодетных семей рыбаков, чьи дела пошатнулись по какой-либо несчастной случайности, группка беженцев из далекой южной страны, где кипела война — не меж Добром и Злом, а самая обыкновенная, но им от того не было легче, и тройка темнокожих бездельников, что зарабатывали себе на жизнь, показывая на улице фокусы и сопровождая их танцами, которые добродетельными обывателями Волшебной Страны — там тоже обыватели добродетельны единодушно были признаны неприличными. Н-да, люди явно непредсказуемы и далеки от совершенства.

Взгляд ее скользнул по спокойно стоявшему в углу мужчине богатырского роста. В отличие от прочих он явно был спокоен, руки его, скрещенные на груди, не совершали множества суетливых движений, а лицо, до самых глаз заросшее черной густой бородой, хранило выражение каменной невозмутимости. Кудри под стать бороде свободно падали на плечи, в простых потертых ножнах на поясе висел меч. Даже под объемной грубой курткой заметны были его завидные мускулы. На фоне прочего табора он вызывал некоторую симпатию. Джейн вовсе не хотелось отправлять в Тримальхиар бездельников, смутьянов и пьяниц. Будничным голосом она сообщила, что платить на строительстве Тримальхиара не будут.

— Гномам платят! — робко возразил кто-то.

— Это дело гномов, — не моргнув глазом, отвечала она. — Несколько лет, пока не оживет торговля по Дайре, Тримальхиар будет существовать на всем натуральном. Среди вас много женщин, у многих из вас большие семьи. Я хочу, чтобы вы реально представляли себе, во что ввязываетесь. Город разнесен вдребезги. В окрестных лесах нет живности. Все надо начинать с пустого места.

— Не совсем так, леди.

Это бородач прервал ее. Она могла бы, конечно, одернуть его и указать ему его место, но вдруг почуяла, что он собирается сыграть ей на руку.

— Я был в Тримальхиаре, — сказал он.

Это могло быть правдой. Его внешность была внешностью человека, который может себе позволить не остерегаться проклятых мест.

— А вы, судя по вашим последним словам, нет, — закончил он.

— Я-то нет, но Александр Клайгель был, а я склонна ему верить, — ее голос звучал нейтрально, но в его глубину она спрятала нотку дружелюбия, предлагавшую продолжить разговор. Бородач усмехнулся.

— Он, вероятно, видел только центр города, — примирительно сказал он. — Я утверждаю, что окраинные кварталы пострадали значительно меньше, и при желании, если успеть, там можно отыскать пригодные к жилью четыре стены и крышу, причем все это добротного качества. Ценностей там, конечно, нет… Но при определенных обстоятельствах дом с огородом — уже ценность.

А ведь этот человек был культурным.

— Но женщины и дети, — возразила она, — будут отчаянно нуждаться во многом, чего мы на первых порах не можем им дать.

— Бросьте, леди, — ее собеседник, кажется, не отличался терпением. — Как будто сейчас они не нуждаются! Там они смогут, наконец, найти себе пристойное жилье вместо, в лучшем случае, рыбачьей хижины. Уровень благоустройства Тримальхиара высок… был высок. Если они будут первыми, они смогут занять свое место в общественном разделении труда и не будут лишними, как сейчас. А женщины и дети… Должен же кто-то кормить строителей, кто-то должен возиться со скотом и огородами. А если им еще и предоставить налоговые льготы..

— Как вас зовут? — спросила Джейн.

— Мое имя — Бар, и оно ни о чем вам не скажет, леди.

Он был не просто культурным. Он был умен и умел просчитывать ситуацию. Если она полагала, что по совести должна предупредить людей, то он тряхнул перед их носами их насущными проблемами, мечтами о собственном доме. С его информированностью, способностью моментально находить аргументы и умением манипулировать сознанием он вполне мог бы быть коммивояжером, вербовщиком солдат или баллотироваться в президенты. Она еще раз смерила его взглядом. Помощь этого человека могла оказаться неоценимой, если только…

Если только здесь нет подвоха, — кольнуло ее мгновенное опасение. Почему он вмешался? Он хотел обратить на себя внимание, чтобы добиться в будущем права руководить?

— У вас есть какая-нибудь строительная специальность? — спросила Джейн.

— Нет, — ответил он.

— Что же вы можете делать?

— Все. Я вольный охотник, леди.

В нем явно было что-то от героя. Джейн мельком пробежалась по списку, с ходу отбрасывая тех, кто заведомо был далеко или совершал где-либо громкий подвиг и не мог ускользнуть с арены своего действия незамеченным. Потом она отсекла тех, кто не подходил по внешности и комплекции. Конан? Гм… Этот, пожалуй, слишком умен для Конана, да и не стал бы тот связываться с проектом, не сулящим быстрого обогащения. Вкусы этого бродяги были достаточно хорошо известны: мешок драгоценностей и девица поаппетитнее, ради этого он был способен стереть с лица земли любое порождение Мрака. Сказать по правде, ей отчаянно не хотелось пускать Конана в Тримальхиар. Этого авантюриста вечно сопровождали разрушительные последствия. В его присутствии оживали статуи чудовищных плотоядных богов из зеленого жадеита, самые невинные витые дверные ручки имели обыкновение превращаться в страшно ядовитых змей, а покинутые мегалитические города на шаг позади него рушились в прах, а из оседающих облаков пыли, закопченный, но невредимый, появлялся этот, с позволения сказать, герой, одной рукой ощупывающий карманы, а другой — прижимающий к себе очередную безмозглую красотку. Но в Тримальхиаре нечего было красть, а потому на внимание Конана они могли не рассчитывать.

Озорная мысль пришла ей в голову, она сосредоточилась, ощутив легкое покалывание в кончиках пальцев — туда устремилась Сила. Незаметно, тихонько и осторожно, чуть дыша, поскольку с точки зрения этики подобные фокусы не поощрялись, она запустила в его сторону щуп и коснулась его ауры. Она не была драконом, а потому могла ощутить только ее присутствие и форму, но не цвет.

Дальше все произошло так быстро, что ей не пришлось даже вздохнуть. Узкая ленточка щупа, куда вливалась энергия ее любопытства, была схвачена, сжата в железном кулаке чужого возмущения и швырнута назад с такой силой, что если бы Бар не придержал рукой спинку ее стула, стремительно нагнувшись вперед, то Джейн непременно полетела бы кувырком.

— Маленькая девочка, — сказал Бар очень тихо, наклоняясь к самому ее уху, пока она, собрав все силы, пыталась как можно быстрее восстановить равновесие, — хочет знать то, что ей знать не положено?

Итак, он, без сомнения, был Могущественным. Она подняла взгляд к нему, возмущенному и насмешливому одновременно, и сказала, принуждая видеть в своих глазах лед и слышать в голосе сталь:

— Не уверена, что вы желанны в Тримальхиаре.

Возможно, ей показалось, что он раздраженно дернул уголком рта; будь он выбрит, она сказала бы наверное.

— Александр Клайгель — мой друг, — с тихой яростью продолжала она. — И я не собираюсь подкладывать ему такую мину замедленного действия, как вы.

— Дело только в этом? — Бар ухмыльнулся. — Хочешь, поклянусь, что не причиню вреда ни городу, ни его законному хозяину?

— Ни его законному хозяину Александру Клайгелю, — скрупулезно уточнила Джейн, пытаясь засечь все возможности уклонения от клятвы, когда под одними и теми же словами подразумевается разный смысл. Кто его знает, может, он себя считает законным хозяином, неизвестно по какому кодексу.

— Согласен на Александра Клайгеля, — буркнул Бар. — Я собираюсь поддержать и прикрыть его, если что, а по каким причинам я делаю это, тебе знать необязательно. И пойми, твое разрешение или запрещение ничего не значат. Если ты одобришь мою кандидатуру, это стадо, — он кивнул на остальных колонистов, — отправится в путь под защитой опытного пса. А если нет — я пойду один и все равно буду там.

Да, ей уже приходилось признать, что в жизни Санди есть многое, что совершенно ее не касается. Например, жена.

— Думаешь, я назначу тебя командовать партией?

— Это было бы разумно, но ты еще слишком маленькая девочка, чтобы поступать разумно.

Она думала недолго. Она была дочерью двух капитанов, а значит кровь в ее жилах была погуще, чем у любой из местных принцесс. Может быть, эти люди действительно найдут и построят свой город, свой Тримальхиар. Может быть, для любого из них он значит не меньше, чем для нее самой. Строить Тримальхиар, не значит ли это — строить самого себя? Пусть идут, а Тримальхиар и Санди им не солгут.

Она заперла опустевшую контору на ключ и, спустившись с крыльца, ступила на мостовую. И та зазвенела. Знакомая с самого детства забава — извлекать из улочек, тупиков, лесенок города слышимые лишь тебе мелодии. Вот эта, горбатая, стиснутая боками приземистых пакгаузов, гудит валторной, а эта, прямая, с готической церковью и узенькой полоской голубизны высоко над головой — свищет флейтой, и звон, непрерывный тревожный звон. Звук предчувствия. Что-то произошло, и ждет лишь случая ей открыться. Джейн остановилась, запахнувшись в шаль. Откуда? Порт? Сердце сжалось, мучительно желая насытить эту тревожную паузу словами «Баркарола», «мама»… Или Санди? Нет, рассудок подсказал ей со своей всегдашней неумолимой трезвостью, что раз уж Санди дорвался до дела, то здесь его не скоро увидят.

Она развернулась и пошла к дому, но чем ближе, тем все более невыносимым становился грохот в ее висках, и, бессознательно стремясь попасть с ним в такт, все чаще, все быстрее били в булыжник ее каблучки.

Она подошла к дому, чувствуя себя почти оглохшей. Днем, уходя в контору, она не запирала дверей, оставляя этот ритуал для ночи как традиционного времени зла. Ведь несмотря на все, чем она пыталась заполнить жизнь, ее сказка ограничивалась ожиданием, и она меньше всего хотела, чтобы те, кого она ждала, оказались перед наглухо закрытой дверью.

На этот раз гость был там, где ему и положено: чужая эманация доносилась из гостиной. Прикосновение этой ауры было для Джейн незнакомо, но интуитивно она почуяла важность этой встречи. Если бы она не была важна, она не дала бы о себе знать с такой интенсивностью. Собравшись с духом, Джейн шагнула в комнату.

При ее появлении навстречу ей с кресла упругим движением поднялась гостья. Это был абсолютно незнакомый человек, может быть, чуточку моложе ее самой, высокая, с водопадом рыжих вьющихся кудрей и пронзительно зелеными глазами, в первый миг показавшимися Джейн недобрыми. Бесспорная красавица. Во вторую секунду Джейн отметила, что платье незнакомки, голубое, густо усыпанное синими васильками, носит следы продолжительного путешествия. Принцесса? Тоже ищет свой Тримальхиар?

— Здравствуйте, — сказала Джейн. — Я могу вам чем-то помочь?

В уголке рта гостьи мелькнула улыбка, и Джейн поняла, что она не злая, а просто уставшая и нервная. И настороженная.

— Да, — сказала та без обиняков. — Я ищу сбежавшего мужа.

Брови Джейн поползли вверх.

— Мое имя — Саския Оксенфорд, — и, заметив в лице хозяйки явное непонимание, с усмешкой поправилась: — Или здесь, кажется, уместнее фамилия Клайгель?..

 

ГЛАВА 6

ТРИМАЛЬХИАР ИЗНУТРИ И СНАРУЖИ

Санди не хотелось уходить отсюда, от подножия разрушенного Замка, откуда открывался лучший вид на город, которым он никак не мог налюбоваться, но гномам явно не терпелось спуститься в деловые кварталы города, осмотреть порт, склады, рынок. Они разбили здесь временный лагерь, сложили в нем провизию и инструменты и оставили все это под присмотром возбужденного Марги. Домовой с огромным желанием отправился бы с ними, но порода эта так устроена, что не может сколько-нибудь продолжительное время существовать вдали от места своей прописки. Но он жаждал быть полезным и с гордостью принял на себя символические обязанности по охране поклажи.

От Замка отходили три луча больших дорог, три широких пространственных коридора, в былые дни застроенных по нитке. Их очертания, несмотря на разруху — сюда пришелся главный удар — прослеживались вполне определенно. Одна вела в порт, другая — к холмам (по ней они пришли), третья — к стоящему на втором ярусе зданию Ратуши. В этот солнечный день Тримальхиар искрился, как сахарный, и вообще Санди отметил, что здесь царит дух второй половины мая.

Четверка гномов и человек пустились по направлению к порту, примечая по пути все, что могло иметь хоть какое-то значение. Судя по всему, именно здесь прокатился ролштайн Бертрана: те дома, что еще в силах были стоять, взирали на свет проваленными внутрь фасадами, из-под обломков кое-где торчала в щепки измочаленная обожженная мебель, на слабом ветерке колыхались какие-то истлевшие тряпки. Санди подумалось, что, вероятно, под обломками погибло много людей, и их останки все еще лежат в разрушенных домах. Эта мысль встряхнула его, прозвучав в этот веселый день диссонирующей нотой скорби, и он расстроился, но вскоре клайгелевская рассудочная сторона его натуры отодвинула чувствительную харбенксовскую на второй план, и он целиком отдался исследованию своего наследства.

Тримальхиар, несомненно, принадлежал к числу городов, втиснутых в рамки строгого плана, и располагался на четырех — частью естественных, частью насыпанных — террасах. Переходя с одной на другую, Санди и гномы спускались все ниже. Когда-то террасы были соединены между собой множеством лесенок, связывавших уровни города воедино; где-то они были шириною в несколько ярдов, где-то не превышали и двух футов, но все были надежно обнесены перильцами, обломки которых сейчас трагически обвеховывали их осыпающиеся ступеньки. Главная же лестница, являющаяся, собственно, частью проспекта, была такой ширины, что двадцать человек могли бы пройти по ней плечом к плечу, и никому из них не было бы тесно.

Прямой путь от Замка в порт занял не менее часа, но вот, наконец, они спустились на первый ярус. В гневе Бертран, очевидно, был все-таки расчетлив. Первый удар он постарался нанести так, чтобы надолго подорвать благосостояние Тримальхиара. Крыши пакгаузов провалились, сами они, разумеется, были разграблены, причал обрушился, его облицовка была стерта в щебень, и казалось, что во всем порту не осталось ни одного целого сооружения. Снова на свет божий появилась книжечка Иштвана. Санди смотрел на все это, и в его мозг вползала мысль о том, что на восстановление Тримальхиара в той красе, что была ему присуща, потребуются не годы, а десятки лет. Это будет его последнее Приключение.

— Ничего, сэр, — вполголоса сказал ему Рууд. — Это выглядит страшно, но на самом деле все поправимо. Одно могу обещать: в одиночку вы здесь не останетесь. Я берусь за это.

— И мы, — подтвердили Рольф и Ренти.

Лицо Иштвана выразило приличествующее положению финансового эксперта сомнение.

— Авантюристы! — фыркнул он, но прозвучало это дружелюбно, так, словно он и себя зачислил в этот разряд. — Вы сперва план составьте.

Это был разумный совет, и компания отправилась в путь, огибая первый ярус вдоль излучины Дайре. Здесь по самому берегу сплошной стеной стояли пакгаузы, которые в случае обычной войны можно было бы использовать в качестве оборонительных сооружений. Сейчас там и сям в них зияли черные дыры провалов. На первом ярусе практически не было жилых домов, только порт, склады и просторная рыночная площадь, устроенная с таким расчетом, чтобы купцам не приходилось таскать свои товары вверх и вниз по лестницам. Это было то, с чего необходимо начинать, и теперь вместо цифр листки книжечки Иштвана покрывались рисунками, чертежами и планами.

Второй и третий ярус оказались похожими. Там умещались жилые и ремесленные кварталы, сложенные, словно из кубиков, из небольших одно-двухэтажных коттеджей того же сахарного искрящегося цвета, но украшенных на вкус прежних жильцов цветной черепицей и мозаикой из голубой глазури. Можно было остановиться на многие часы, следуя прихотливой фантазии авторов рисунков на фасадах этих, на первый взгляд, рядовых домиков, возле каждого из которых был разбит небольшой, совершенно одичавший теперь садик.

— Сколько народу жило здесь? — спросил Санди, почти не ожидая ответа, но тот последовал незамедлительно:

— В период расцвета Тримальхиар насчитывал до ста тысяч жителей без учета приезжего торгового люда, матросов и туристов.

Это было куда как немало. По численности населения его Белый город мог, оказывается, поспорить и с Койрой.

То тут, то там им попадались изрядно пострадавшие общественные здания: изувеченный амфитеатр, Ратуша с круглым, надвое расколотым куполом, астрономическая обсерватория с бесчисленным количеством ступеней, ведущих когда-то на смотровую площадку, а теперь — в никуда. И еще какое-то странное, почти нетронутое сооружение в виде минарета, увенчанного луковицей, чья витая форма подчеркивалась закручивающимися по спирали лентами из лепных роз, а уходящие вверх отвесные стены, прорезанные узкими стрельчатыми окнами, были испещрены не то резьбой в виде арабских письмен, не то просто узором, напоминавшим густо набросанные мелкие черничные листочки. Дверей у башни не было. Как Санди ни старался, он не смог представить себе назначение этого здания.

— Это жар-птичник, — буднично объяснил Иштван. — Еще одна доходная статья Тримальхиара. Жар-птица, видите ли, сэр, считается индикатором счастливости места. В Тримальхиаре они не только жили, но и размножались, что позволяло экспортировать их ко дворам царей и князей Волшебной Страны. Это на самом деле очень престижно — иметь у себя в клетке настоящую жар-птицу.

— Их лишают свободы? — Санди нахмурился.

— Сказать по правде, — доверительно шепнул ему Ренти, — это довольно-таки безмозглые твари, к тому же еще и с отвратительным голосом. Но сказочно красивые, и вот, поди ж ты, обладающие каким-то чутьем на счастливые места.

— А сейчас их здесь нет?

— Очевидно, разлетелись. Но они вернутся. Тримальхиар — хорошее место.

На втором и третьем ярусах, в стороне, ближайшей к холмам, было обособленное поселение гномской общины. Домики стояли здесь более тесно: гномы не признавали возни с огородами, зато жилища их, помимо двух наземных этажей, уходили вглубь на несколько ярдов, и квартал этот представлял собою нечто, похожее в лучшие времена на настоящий гудящий улей: гномы, работая, создавали изрядный шум. Несколько минут гномы постояли здесь в трагическом скорбном молчании, поминая сгинувших родичей, потом встряхнулись и двинулись дальше, обходя квартал по одной из его кольцевых улочек.

Солнце клонилось к западу, когда они вновь выбрались к Замку на почти целиком занимаемый им четвертый ярус. Когда-то по краю яруса шла мощная крепостная стена, теперь же из куч щебня едва-едва кое-где торчал уголок белокаменной плиты. Тут же колоссальным упавшим деревом лежал рухнувший с высоты шпиль. Сюда пришелся главный удар, что было нетрудно понять, учитывая, что Артур Клайгель ждал врага, стоя на крепостной стене.

— Нам вряд ли стоит ночевать здесь, под открытым небом. Я думаю, принц, нам следует отыскать себе жилье соответственно нашему образу жизни. Раз уж мы решили остаться здесь надолго, нам надо приметить себе постоянное местечко.

Санди догадался, что во время прогулки по своему кварталу гномы не преминули выбрать себе подходящие домики. Ему стало грустно.

— Вот мой родной дом, — он кивнул на кучу мусора, сплошь скрывавшую первые три этажа Замка. Марги, полусонный, подпирая голову слабой ручкой, сочувственно смотрел на него.

— И до Замка руки мои дойдут нескоро. Слишком много более неотложных дел.

Иштван покачал головой.

— Вам нужен дом, принц, куда вы смогли бы привести свою семью, не требующий особого ремонта, чтобы не отпугнуть и не сделать несчастной вашу супругу. Я уверен, что на втором ярусе непременно отыщется что-то подходящее.

— А я? — пискнул обиженный Марги, считавший, что принц непременно должен поселиться в Замке и быть у него под постоянным присмотром.

— Гномы дело говорят, Марги, — обернулся к нему Санди. — Сперва порт, русло, склады. Затем город. И уж в последнюю очередь — представительские функции. А ты, — он поспешил отвлечь Марги от расстройств, — должен помочь мне вот в чем. Ты лучше всех знаешь, в каком состоянии библиотека Замка. Проверь, нельзя ли туда забраться и есть ли там что-нибудь по архитектуре города. Мне пригодится любая информация.

Марги был польщен, во всей полноте осознав ответственность задания, и тут же исчез в развалинах. Гномы оставили тяжелую часть поклажи на месте, забрав только провизию и одеяла, и двинулись вниз, ко второму ярусу.

В одном из кварталов, почти вплотную прилегавших к гномскому, отыскался подходящий домик почти тех же размеров, что коттедж Оксенфордов в Бычьем Броде. Сумерки окрасили его стены легкой голубизной, под крышей из красной черепицы виднелись следы ласточкиных гнезд. Стекол в окнах, разумеется, не было, не хватало нескольких черепиц, опасно истлели деревянные лесенки и буйно разросся прилегавший к домику сад, в глубине которого просматривалась круглая чаша небольшого бассейна. В саду лежали густые темные тени, и Санди заметил, что гномы косятся в ту сторону неодобрительно. Он вспомнил, что их порода очень настороженно относится к всякого рода растительности и чуть ли не напрямую враждует с Лесным Царем. Он взял себе это на заметку и вошел в дом.

Там было просторно и пусто. Очевидно, хозяева не погибли здесь под обломками и не были убиты злобной бертрановой нечистью, а успели бежать, прихватив свой домашний скарб. Это его порадовало: во всяком случае, от назойливого внимания недружелюбных призраков прежних хозяев он был избавлен. В Бычьем Броде подобные соображения его ничуть бы не взволновали, но здесь, в Волшебной Стране, имело место все, где и когда-либо созданное воображением, так что призраки вполне могли появиться. Прежние хозяева, если им повезло добраться до безопасных мест, скорее всего осели где-нибудь в одном из ближайших городов, и уже вторым поколением живут там, занимаясь своим делом и не помышляя о Тримальхиаре.

Он обошел дом. Внизу холл, гостиная и просторная кухня, наверху — три комнатки произвольного назначения. Несколько чуланчиков и уютный подвал. И настоящая ванная — в Тримальхиаре был водопровод, секретами которого он решил заняться наутро.

Гномы ждали его на улице. Он вышел на крыльцо и сказал, что домик вполне его устраивает. Они кивнули, явно обрадованные, и, сообщив, что зайдут утром, отправились в свой квартал. Санди проводил их взглядом и вернулся в дом.

Становилось темно. Он вызвал несколько шариков света, развесил их так, чтобы не видно было потеков и дыр на обоях, нарвал в саду несколько охапок травы, благо там она росла в избытке, свалил ее в уголке гостиной, накрыл сверху одеялами и остался вполне доволен своим пристанищем на сегодняшнюю ночь. Он изрядно устал за день и теперь, растянувшись на мягком сене и слегка перекусив всухомятку, строил планы на завтрашний день. Разумеется, от темна до темна он будет трудиться на строительстве и ремонте города, но, если прикинуть, он вполне способен еще часика два прихватить у ночи, чтобы понемногу приводить в порядок этот дом. Ей-богу, он ничем не хуже того, в Бычьем Броде, и у Сэсс не должно бы быть причин для недовольства.

В эту ночь ему снились добрые сны.

Наутро он едва успел умыться и позавтракать, как перед его крыльцом появились веселые гномы. Экскурсия кончилась, и начиналась работа.

Они вновь поднялись на четвертый ярус, к Замку, и им пришлось изрядно покричать, чтобы разбудить Марги. Сейчас внимание строителей привлек гигантский акведук, тянувшийся со стороны чуть видимых в ясном утреннем небе остроконечных заснеженных гор. Чистейшая талая вода обильным потоком, настоящей горной рекой неслась по его ложу и водопадом низвергалась в пролом там, где прокатился ролштайн. Таким образом, в водоводы, отходящие от акведука, вода не поступала.

Марги с грустью сообщил, что библиотека завалена, расчищены только входы в подвалы, да и то в том месте, откуда Бертран вывез ценное оборудование.

— Будем раскапывать, — сообщил Иштван то ли в упоении разбуженного романтизма, то ли подвергнутый ночью яростной психологической обработке со стороны младших коллег. — Но попозже. Я бы хотел выяснить, в каком состоянии катакомбы Тримальхиара.

— Почему это в первую очередь? — поинтересовался Санди.

— Через катакомбы проходит канализационная сеть города, — пояснил гном. — Это его здоровье. И там еще есть кое-что… что лично я назвал бы главной ценностью Тримальхиара, которую нельзя вывезти.

Санди был заинтригован, младшие гномы — не меньше, и после недолгих поисков на заднем дворе Замка обнаружилась решетчатая плита, прикрывающая вход в шахту. Усилиями четверых гномов и волшебника, использовавшего свои способности, плита была поднята, и от их ног вниз зазмеилась винтовая лестница, верхние ступени которой были изрядно замусорены, но чем ниже спускались путники, тем темнее и чище становилась дорога. Санди засветил волшебные шарики, поместив их на концы гномьих посохов, и те время от времени поднимали их вверх, освещая не только ступени, но и пространство над головами.

Лестница шла вниз по центральному вертикальному каналу, и на уровне третьего яруса от нее в противоположные стороны отошли два горизонтальных коридора. Это чем-то напомнило Санди его Путь Могущества. Путники переглянулись и свернули в один из них.

Тримальхиар стоял на пещерах. Вкрапленные в гранит известняковые пласты были вымыты подземными водами, образовав сложную пространственную ячеистую структуру, которой искусные руки мастеров придали ту же радиально-кольцевую форму, что была характерна для наземной части города. Стены коридоров были сглажены, полы выровнены, своды закруглены. По центру коридора была выдолблена пересохшая теперь канава для стока нечистот — ничто не было чуждо Белому городу, по краю ее пролегал довольно широкий тротуар. Все было светлого, почти больничного цвета, стены покрывал род штукатурки все из той же белой субстанции, напоминавшей окаменевшую пену.

— Как это называется? — поинтересовался Санди, постучав в стену.

— Пенолит, — лаконично ответил Рууд.

— А из чего делается?

— Известняковая крошка, вода и волшебство.

Разруха наземной части никак не отразилась на состоянии канализации. Здесь было чисто и тихо. Исследователи вернулись к лестнице и спустились на второй, а затем и на первый ярус. Здесь, во избежание просачивания грунтовых вод, поскольку уровень подземелий был уже ниже уровня реки, пенолитовая облицовка была более плотной.

— Колдовство покрепче, — сообщил Рууд в ответ на вопросительный взгляд Санди. Ему очень нравился внимательный принц.

Еще ниже, под первым ярусом, располагались просторные пещеры, отведенные под отстойники. Здесь тоже все пересохло, и за годы выветрился даже специфический для подобных мест запах. Очищенная комбинацией химических и волшебных средств вода сливалась в реку через перекрытые частыми решетками каналы, «чтобы всякая злобная нечисть не могла проникнуть в нутро города», а нечистоты — тоже по трубам — направлялись в качестве удобрений на поля, окружающие город и находящиеся главным образом за рекой.

Санди уже пару часов назад впервые ощутил странное чувство, давшее о себе знать спустя несколько минут после начала их спуска — какое-то дразнящее покалывание во всем теле и необыкновенную легкость в ногах. В кончиках пальцев копилась Сила. Увлеченный устройством подземных коммуникаций, он старался не обращать внимания на эти странности, но заметил, что гномы с некоторым любопытством поглядывают на него.

— Что происходит? — спросил он.

— Энергия, сэр. Подземные источники. Гордость Тримальхиара. Здесь можно много взять.

Вот оно что! Вот почему Тримальхиар считался счастливым местом. Волшебные существа сами не вырабатывают энергию, они могут только брать. Здесь для них раздолье. А гномы-то, оказывается, куда как заинтересованы в здешних видах на жительство, ведь энергия города будет питать их мастеров.

Он сосредоточился, отключив первые шесть чувств, и уловил направление излучения, идущего, казалось, из толщи камня. Приложив ладони к пенолитовой стене, он наощупь двинулся вдоль нее, пока ощущение потока силы не стало вполне отчетливым, пульсирующим, кажется, под самыми его пальцами.

— Тут, — почти не размыкая губ, шепнул он.

Рольф и Рууд молча взялись за кирки. Несколько минут по гулким кольцевым тоннелям металось перепуганное эхо, потом стена подалась, посыпались крупные обломки, и мастера, отступив, явили взорам коллег неровную брешь в стене замурованной пещеры.

По одному они пролезли туда, и ощущение Силы, охватившее Санди, было похоже на погружение в блаженно горячую ванну. Здесь было больше, чем в нем самом.

Он осветил пещеру и позволил спутникам осмотреться. Все здесь было покрыто слоем окаменевшего пенолита: не затертым старательно, до ровной поверхности, а налипшем кусками, потеками, сталактитами. Из отверстия в стене сочился тоненький ручеек, он заполнял резервуар устройства, стоявшего в центре пещеры и занимавшего почти всю полезную площадь, и, переливаясь наружу, исчезал в зарешеченном сливном люке.

Рууд пошел вокруг устройства с выражением кота, гуляющего около кувшина со сметаной.

— Пенолит, — прошептал он. — Мечта строителя. Братья, набейте-ка щебня!

В несколько секунд изрядная гора пенолитовой пыли, щебня и мусора оказалась загруженной в резервуар, вытеснив оттуда небольшой водопад. Гномы сосредоточенно сбивали окаменелости с металлических частей машины и смазывали их.

— Теперь дело за вами, сэр, — сказал Рууд. — Крутите, — и кивнул на торчащую из корпуса рукоятку.

Рука Санди потянулась было к механизму, но тут он заметил, что усы гномов шевельнулись улыбками: если бы речь шла о мускульном усилии, они превосходно обошлись бы без него. Он взял Силу источника, вытянул из нее нить и захлестнул петлей на рукоятке. Та дрогнула. Пристывший пенолит пошел трещинами, затем стал отлетать, подчиняясь вибрации корпуса, в резервуаре пришли в движение тяжелые жернова, размалывавшие загруженные в него обломки в мелкую пыль, тут же обильно пропитываемую водой. Прошла всего пара минут, и в резервуаре уже была кашица белого цвета, по спирали закручиваемая взбивалками. Она начинала пениться.

— Нужно ли мое присутствие постоянно, — спросил Санди, — или достаточно энергии источника?

— Управиться с энергией может только Могущественный, — ответил Иштван. — Но цвет… Сама по себе энергия бесцветна. Если бы этим занимался Бертран, у него пенолит вышел бы черным. Это зримое воплощение вашего цвета, сэр. Белый город белым можете сделать только вы. Правда, достаточно лишь запустить взбивалки, а дальнейшее предоставить нам. Рууд, мне кажется, смесь уже готова.

Рууд снял с плеч скатку и разобрал ее на полу. Это оказался набор эластичных полотнищ из неизвестного Санди материала. С помощью гибкого каркаса Рууд натянул их в форме узкого полого параллелепипеда и открыл кран, устроенный в нижней части резервуара. Жидкий пенолит потек в форму и очень быстро ее наполнил. Рууд проворно завернул кран.

— Десять минут надо подождать.

Они облокотились на стены и принялись ждать, пожирая глазами пенолит, застывающий в форме.

— С помощью такой переносной формы, — объяснил Рууд, — я берусь изготовить блок любой конфигурации. Видите, она наращивается и вытягивается в любом направлении. Готово!

Он кинулся к форме, как сова на кролика, в момент ободрал полотнища, обнажив сверкающие белые грани. Гномы улыбнулись в сторону Санди: экзамен на белизну был сдан.

— Твоя очередь, брат Ренти!

Ренти опустился перед плитой на одно колено, пробежал по ее поверхности чуткими пальцами, расстегнул свой пояс и положил перед собой. Шарики света приблизились и зависли у него над головой, освещая его работу. К поясу с внутренней стороны оказался прикреплен целый набор стамесок, резцов, шпателей и стеков. Поверхность плиты была еще чуточку сырой.

Только что Санди наблюдал, как работает гном-каменщик. Теперь ему предстояло увидеть работу резчика. Пальцы Ренти, быстрые и неуловимые, как язык жабы, мелькали по поверхности, изредка отбрасывая один инструмент, падавший на пояс точно на свое место, и хватая другой. Они могли следить лишь за стремительным появлением на плите рисунка — без эскиза, без поправок, с одного вдохновения.

— Мы не вырабатываем энергию, — сказал Иштван на ухо Санди, — но мы, взяв ее из источника, возвращаем ее в нашем труде, придавая ей зримые формы. Может быть, поэтому вещи, сделанные гномами, считаются чуточку волшебными. Тем более волшебными, чем больше отдал им мастер.

На плите возник кусочек озера, заросшего клонящимся под ветром камышом. Над ним с воды снималась стая лебедей, а под картиной стояла надпись, выполненная угловатыми гномскими рунами: «Отсюда был возрожден Тримальхиар» и подписи: Александр Клайгель, мастера Иштван, Рольф, Рууд, Ренти.

— Можно было работать и медленнее, — смущенно признался Ренти, вытирая со лба пот, — но мне хотелось показать вам, сэр, как это может быть. Теперь вы верите в свои и наши силы?

— Да, — сказал Санди. — Теперь верю. Есть ли еще пещеры?

— Есть, — ответил Иштван. — Но они не обозначены ни на одной из карт. Это стратегические секретные сведения, и искать их вам придется одному.

— Я понял так, что пенолит может изготавливаться не только из исходной известняковой пыли, но и из щебня, крошева и пыли.

— Да, вторсырье идет не хуже. Бертран, прах его забери, позаботился о строительном материале.

Санди погрустнел. Тот человек убил его родителей и лишил его права расти в Волшебной Стране. Он был Черным, а стало быть, его магия не имела запретов. Он сотворил волшебство в гневе. Но мстить ему не хотелось. Он видел этого человека, говорил с ним и не мог назвать его своим врагом. Может быть, потому, что и на его совести лежала смерть, а может, это просто было особенностью белизны. Бертран был прощен.

 

ГЛАВА 7

ЗЕМЛЯ МИРАЖЕЙ

— А его здесь нет, — сказала Джейн немного растерянно. — Он уже неделю как в Тримальхиаре.

— Как жаль, — расстроилась гостья. — Я сюда-то насилу добралась. Нелегко, знаете ли, угнаться на метле за драконом. А в Волшебной Стране я и вовсе след потеряла: здесь дракон не является чужеродным телом. Пришлось расспрашивать всякую нечисть, спасибо еще — эльфиянка знакомая попалась, она и рассказала об акционерном обществе.

— Слухом земля полнится, — согласилась Джейн. — Я постаралась, чтобы о проекте узнало побольше народу. Нам нужна поддержка общественности.

Пару минут они молчали, разглядывая друг друга, и у Джейн сложилось впечатление, что Сэсс не прониклась к ней дружескими чувствами. Проанализировав свои реплики, она догадалась, что покинутой супруге явно не могло понравиться словечко «мы». Ревнует? Джейн стало смешно. Ревновать при том, что ничегошеньки не было! И, кляня себя за неистребимое любопытство, презрев полученный утром шлепок по рукам, она не удержалась от того, чтобы тут же не прозондировать ауру Сэсс. Когда дело было сделано, Джейн сообразила, что с волшебным существом — а Королева эльфов, пусть даже и бывшая, несомненно, в какой-то степени имела право так называться — шутки могли бы оказаться и плохи. Но ничего подобного! Она оказалась самой обыкновенной, самой прозаической молодой женщиной, разрываемой тревогой за мужа и обидой на него же. Тут не было и намека на Могущество, и вообще, Могущество Санди было для нее лишь досадной помехой в личной жизни. Простая женщина, не имеющая и не желающая иметь ничего общего с Волшебной Страной. Джейн, лицемерно упрекая себя за самую пошлую женскую стервозность, с сожалением решила, что они с Саскией Оксенфорд принадлежат к разным кастам. Она, Джейн, была могущественной волшебницей и стояла в очереди на Белый трон. Временами ее пугали его неоглядные перспективы и ответственность, но именно сейчас она скрупулезно, по-бухгалтерски, подсчитала свои преимущества. Саския Оксенфорд, простая смертная, была товаром массового производства, она же — авторским экземпляром. У этой деревенской дурехи с Санди не было ничего общего.

— Как мне быстрее всего попасть в Тримальхиар? — спросила Сэсс.

«Садись на метлу и жарь на восток», — вертелось на языке у Джейн, внезапно ощутившем вкус к колкостям. Но тут пришло время отрезвления. Она третья, и она лишняя, во всяком случае, если сам Санди не решит иначе. А он не решит. Похоже, он вообще чувствует себя несколько неуютно, становясь объектом всех этих пылких дамских чувств. И если уж жена Санди оказалась в ее доме, то она, Джейн, хотя бы только в силу своей белизны должна нести ответственность за нее и за все то, что той вздумается совершить. У миссис Оксенфорд очевидный дар попадать в неприятности.

— Партия колонистов выйдет через пару дней, — вслух начала рассуждать Джейн. — Они будут добираться пешком, берегом Дайре. Я могла бы отправить вас с ними…

Она осеклась. На горизонте ее сознания забрезжила другая, более существенная мысль. Партию поведет Бар. Чем бы он ни клялся, она не собиралась ему доверять. В любом волшебнике неотъемлемо, как естество, сидит страсть соваться не в свое дело. Бару нельзя поручать Сэсс. Нельзя верить человеку, чьи побуждения неизвестны. Сэсс дорога для Александра Клайгеля, к тому же она — экс-Королева эльфов. Это открывает широкие возможности для использования ее в качестве сильной карты в грязной игре. С его Могуществом и ее простотой Бару не составит труда разобраться в ее статусе, и он, несомненно, будет как-то учитывать полученную информацию. Бар склонен манипулировать. Она разрешила ему вести партию в Тримальхиар, но Санди непременно должен быть предупрежден, а чтобы предупредить его, Джейн нужно попасть в Тримальхиар раньше.

Она мельком оглядела Сэсс, оценивая ее состояние.

— Вы устали, — сказала она. — Сегодня вам следует отдохнуть, помыться и как следует поесть. Завтра рано поутру мы отправимся в Тримальхиар.

— Вы хотите поехать со мной? — Сэсс была слегка обескуражена.

— Я должна доставить вас в целости, — Джейн позволила себе улыбнуться. — Кроме того, у меня там дела.

— Я вам крайне признательна, — церемонно начала Сэсс, впадая в роль профессорши, — и мне, право, неловко доставлять вам такие хлопоты…

— Я собираюсь обедать, — прервала ее Джейн. — Пойдемте на кухню.

Это был верный шаг. В гостиной женщины — всегда соперницы, а приглашение на свою кухню-это знак доброй воли и отличный предлог к сближению. Джейн всегда предпочитала кухню.

На рассвете Джейн уже стучала в двери комнаты Сэсс, явно предпочитавшей еще немного понежиться, благо почетная обязанность готовить завтрак принадлежала хозяйке. Со вчерашнего дня они были на «ты».

— Поднимайся, засоня, — потребовала Джейн, распахивая окно. — Традиция требует, чтобы герои отправлялись в путь на рассвете. Одевайся! — она бросила в руки Сэсс ворох одежды. Сама она уже была готова.

— Я буду выглядеть, как ты? — взъерошенная, розовая со сна Сэсс, такая хорошенькая, что у Джейн при взгляде на нее сердце защемило от отчаяния, насилу выбралась из-под заваливших ее тряпок. — Спасибо, что сапогом не бросила!

— Еще лучше будешь выглядеть, если это тебя так заботит. — Джейн всю жизнь подбирала одежду не с точки зрения эстетики, а из целесообразности.

Уловив колкость, Сэсс поджала губы.

— Там, где я выросла, женщинам считалось неприличным носить мужскую одежду. Как, впрочем, и мужчинам — женскую.

Джейн пожала плечами, но все же бросила мимолетный взгляд в зеркало. То послушно отразило невысокую, мальчишески стройную фигуру в кожаных бриджах для верховой езды, плотной замшевой куртке, освеженной простым сорочечным воротником без кружев, и высоких сапогах. Волосы Джейн собрала в пучок на затылке, а за плечами на кожаном шнуре болталась широкополая шляпа. Ничего неприличного здесь не было, а когда шляпа займет положенное ей место, то не останется и ничего примечательного.

— Когда приедем в Тримальхиар, — сказала она, оборачиваясь к Сэсс, можешь сколько угодно мести подолом его мостовые, а путешествовать удобнее так. К двум вооруженным мужчинам, — она положила руку на эфес легкого меча, висевшего на ее левом боку, — многие побоятся сунуться. Драться из-за тебя на дуэли я тоже не мечтала с детства. У нас тут — чем ты красивее, тем больше шансов угодить в замок людоеда или в логово дракона.

Сэсс вспомнила Дигэ.

— Так что, если уж нам вздумалось в дремучем лесу погуляти, то изволь играть по правилам, — закончила Джейн.

— Уговорила, — вздохнула Сэсс. — Ну, свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду расскажи, кто на свете всех милее…

Трюмо в комнатке для гостей не было волшебным, а потому с традиционным для вещей этого рода подхалимажем отразило ее собственное озорное лицо. Сэсс смотрела на себя с удовлетворением, а Джейн подумала, что ее придется от шеи до пяток закутать в плащ, чтобы скрыть-таки эту круглящуюся под курткой грудь и плавно, но неумолимо расходящиеся вниз от талии бедра — пройдя через материнство, фигура Сэсс приобрела женственность, коей раньше ей недоставало. Но даже и закутанная с ног до головы, она сохраняла изысканную, чуть угловатую ломкую грацию, ни в коей мере не присущую мужчине. Чтобы спрятать всю эту невероятную массу волос — Джейн подумала было о ножницах, но побоялась высказать эту мысль вслух, — пришлось до слез туго заплести косу и пришпилить ее на темени. Но даже честь по чести надетая шляпа не превратила Сэсс в юношу. Это было самое большее, на что она оказалась способна, и Джейн пришлось с этим смириться.

Спутницы легко перекусили, Джейн заперла входную дверь и оставила ключи соседке. У подъезда их ждали две скромного вида лошадки, взятые напрокат. Средства Джейн позволяли не моргнув глазом нанять хоть царских рысаков, но в такой роскоши не было необходимости. Они не собирались искать приключений, им надо было всего-навсего проскользнуть из пункта А в пункт Б. Вот только между пунктами лежала территория Волшебной Страны.

Путь их начался удачно, и ничто не предвещало Приключения. Спутницы неторопливо ехали берегом реки, изредка огибая груды валежника, и пытались найти общие темы для разговора. Но были они настолько разными, образ жизни одной был совершенно чужд другой… Джейн, например, совершенно безразличны секреты приготовления сладких блюд с минимальными затратами, а Сэсс и слышать не хотела о разного рода Могуществах. Последние сплетни Волшебной Страны тоже не слишком ее интересовали: она же почти никого здесь не знала, и похоже было на то, что путь их так и останется хрестоматийным путешествием из пункта А в пункт Б…

Приключение сидело в засаде и обрушилось на них настолько внезапно, что даже Джейн не успела ничего сообразить. Никто не рычал из кустов, и ничто не предвещало грозы. Она услышала лишь слабый, полузадушенный ужасом вскрик Сэсс, и тут же что-то потащило ее с седла. Сила рванулась с кончиков ее пальцев, паника придала ей масштаб абсолютного личного рекорда, но даже этого оказалось недостаточно. Перед ее распахнутыми глазами мелькнули ветви колючего кустарника, затем — метелки высокой травы, но удара о землю не последовало. Где-то на самой границе слышимости испуганно заржали, но тут же смолкли лошади, и она увидела, как перед ней пронесся срез толстого дерна, затем гранитный пояс. Она падала в какую-то чудовищную шахту, и ее стены, живописующие всю местную геологию, неслись назад со скоростью, заведомо превышающей скорость свободного падения. Подумалось, что если сейчас тут появятся Гусеница с кальяном, Белый Кролик, Безумный Шляпник, Чеширский Кот и Шалтай-Болтай, то это будет значить, что они просто-напросто провалились в чужую сказку. Но падение было слишком уж долгим даже для «Алисы».

— Что ты тут вытворяешь? — срываясь на визг, крикнула рядом Сэсс. — Бросай свои штучки, иначе…

А «иначе» она все равно не могла сделать. Ее, как и Джейн, стремительно волокло куда-то, закручивая по часовой стрелке и хлеща встречным воздушным потоком, слезы от которого заливали их глаза, и каждый следующий вдох казался почти невозможным.

— Это не мои штучки! — крикнула в ответ Джейн. — Держись! Сейчас я попробую нас остановить!

Она метнула Сэсс нить, и та вскрикнула от боли, когда волшебная веревка захлестнула ее запястье. Джейн потянула, и девушки сблизились настолько, что смогли вцепиться друг в друга. Руки Сэсс тряслись.

— Что, ради всего святого, происходит?!

Как ни странно, теперь, сжимая руки Сэсс, Джейн почувствовала себя увереннее. От той, разумеется, не могло быть никакого проку, и выкручиваться приходилось ей самой. Она отказалась от нити и сформировала из Силы мягкий неупругий шар, все разбухавший по мере их падения. Джейн рассчитывала, что, находясь в нем, как в коконе, они смогут замедлить, а то и вовсе остановить свое малоприятное путешествие.

Несколько минут казалось, что хитрость ее удается, падение становилось медленнее. Вот уж поистине бездонная пропасть.

— Так это не твои проделки? — дыхание Сэсс стало заметно ровнее.

— Нет, но это кто-то Могущественный. Не Санди, потому что я не могу найти причину, зачем бы это ему понадобилось. Если это Бар… то он гораздо сильнее, чем я могла подозревать. Ах!

Их спасительный кокон лопнул, как мыльный пузырь, словно кто-то обнаружил, что для его забавы возникло препятствие, и устранил его единым махом.

— Держись за меня что есть сил! — успела выкрикнуть Джейн. — Может быть, это твой единственный шанс выкарабкаться из этой переделки. Я поняла — это Путь Могущества! Черт бы побрал того, кто вздумал его здесь открыть!

Джейн чувствовала, что через минуту начнет ругаться, как боцман.

— Мы не разобьемся? — спросила практичная Сэсс.

— Нет, — у Джейн вырвался горький смешок. — Но о ближайших планах придется забыть. Нас куда-то тащат, и моих силенок не хватает, чтобы вырваться из этой сети. Одно успокаивает — такие хлопоты не нужны для того, чтобы просто прикончить.

— Тогда, может быть, — неуверенно посоветовала Сэсс, — тебе перестать сопротивляться? Не трать силы зря, разберемся, чего от нас хотят, а там, если получится, шарахнешь его по голове, и были таковы?

Джейн вынуждена была признать, что мысль здравая.

— Кто бы это ни был, — мрачно сказала она, — делает он это по-свински. Ни тебе приглашения, ни свободы воли. Будто сеть наугад забросил, и чувствуешь себя какой-то дурацкой Золотой рыбкой.

— А может быть, нами просто играют в кегли, — меланхоличным голосом выдвинула свою версию Сэсс.

Потом, на протяжении всего дальнейшего Пути, им не пришлось сказать друг другу ни слова. Каменная труба шахты расцветилась взрывами разноцветных фейерверков, и каждый из них был, как удар по голове. Через полчаса такой канители Джейн стало казаться, что труба состоит из цветного пламени, расчерченного зигзагами мириадов молний. «Бедная Сэсс, — пронеслось в ее гаснущем сознании, — каково-то простой смертной в этом колдовском кошмаре? Как я вручу Санди спятившую жену?» Их выбросило в ночь. Не какую-нибудь там самую волшебную ночь с ее соловьями, теплыми звездами и майскими ароматами, блеском луны в темной заводи и шепотом камыша. Это была поистине космическая ночь, пустая, черная, непроглядная, как нищета. Обе они, накрепко связанные друг с другом энергетической нитью, лежали на холодном металле круглой площадки футов десяти в диаметре, висящей, как показалось Джейн, свесившей руку за край, в абсолютной пустоте. Металл не нагревался от тепла их тел.

— Не понимаю, — буркнула Джейн. — Путь не может кончаться здесь. Должно быть какое-то испытание и какая-то цель. Мы что-то должны сделать, как-то себя проявить. А так, похоже, про нас забыли.

— В картах Таро это называется «промедление в делах», — простонала Сэсс, и Джейн вполне оценила ее чувство юмора.

— Если можешь спать — спи, — распорядилась она.

— Я не хочу спать, — отозвалась Сэсс. — Я не хочу показаться капризной, но я хочу пить.

Увы, фляга с самой замечательной на свете колодезной водой, заботливо наполненная в кухне, осталась в седельной сумке одной из лошадей.

— Спи, — рявкнула Джейн. — Спи, а не то обездвижу!

Очнулись они уже совсем в другом месте. Вокруг, сколько хватало глаз, лежала пустошь, покрытая спекшейся лавой. В воздухе висела мелкая серая пыль, забивавшаяся в нос и попадавшая из него в горло и легкие. Джейн убрала нить, полагая, что теперь, когда их никуда не тащат, Сэсс не потеряется. Она посмотрела в лицо своей спутницы, отчаянно тершей глаза грязными кулачками, и невольно рассмеялась.

— Я тоже так выгляжу? — спросила она.

Сэсс хотела ответить, но жестоко закашлялась. Ее трагический страдающий взгляд сказал все и без слов. Ее мучила жажда. Рыжие волосы растрепались и, обильно припорошенные пылью, висели вдоль лица.

— Ну, — хрипло поинтересовалась она, — и чего же от нас хотят?

Джейн поднялась на ноги, и ее шатнуло. Сэсс не сводила с нее вопросительного взгляда. Признаться, Джейн не ожидала от нее такого самообладания. Что и сказать, Королева эльфов — это всегда шкатулка с сюрпризами. Домашней клуше, без сомнения, впору было бы тут забиться в истерике.

— Знаешь, — сказала вдруг та, — с тобой мне не страшно. Все, что тут происходит, — она обвела рукой вокруг, — это, скорее всего, затеяно для тебя. Ты очень похожа на Санди, Джейн.

Джейн задумчиво рассматривала ее. Что же все-таки в ней есть такое? Она понимала, что Сэсс рассчитывает на нее, на ее Силу, но это ее не раздражало. Напротив, ее вера оживляла приунывшее было Могущество.

— Я думаю, — решила она, — нам стоит куда-нибудь пойти.

Сэсс, постанывая, встала. Равнина не была плоской и удобной для прогулок юных леди. Иссеченная многочисленными трещинами, изрытая причудливыми кратерами, густо припорошенная двухдюймовым слоем не то пыли, не то пепла, во всех направлениях она была примерно одинакова. Над кратерами курился дымок, принимая по временам прихотливые формы. Солнца не было, облаков тоже.

— Мой Путь Могущества, — сказала Джейн. — Что же делать?

— Смотри! — Сэсс схватила ее за рукав. — Что это?

В указанном направлении над одним из кратеров выросла башенка причудливых очертаний, изящная, бело-розовая, закрученная подобно морской раковине, без малейшего признака швов в кладке, как будто отлитая в одной безумно сложной форме. Но она явно не была закончена: часть ее стены просвечивала, и внутри, ажурная, не опирающаяся ни на что, в пустоте висела винтовая лестница, не ведущая никуда. Джейн обернулась на мимолетное движение на периферии зрения: там из ничего воздвигся круглый, на первый взгляд какой-то полуразрушенный цирк, похожий на множество нагроможденных по кольцу и друг на друга арок. Рядом в небо устремилась толстая колонна с безжалостно обломанной капителью. Потом капитель отросла, поколебавшись, снова исчезла, сменилась другой, но та тоже ее не удовлетворила, и кончилось все тем же, с чего и началось — неровным мраморным сколом. Вокруг возникали здания невероятных форм, сюрреалистичные, как орхидеи, но в каждом из них что-то казалось или неправильным, не принадлежащим трем измерениям, или недоделанным, как будто набросанным второпях небрежной рукой. Но эти формы! Это был самый изысканный модерн, по сравнению с которым гирлянды железных цветов гномской работы, украшавшие подземный чертог Райана, казались грубой кустарщиной.

— Иллюзия? — нерешительно предположила Джейн и коснулась рукой стены ближайшего павильона. Рука встретила гладкую, будто глазурованную поверхность. Это, впрочем, ничего не доказывало: осязание не хуже прочих чувств подверженно обману.

— Стройплощадка, — сказала Сэсс. — Не поберечься ли?

Они взялись за руки и двинулись наугад, пробираясь среди заслоняющих горизонт шедевров.

— У меня нет везения Санди, — заметила Джейн.

Пока они шли, архитектура кругом менялась, что-то исчезало, медленно истаивая струйками белесого дыма, что-то плавно перетекало в иную форму, столь же бессмысленно прекрасную, как и предыдущая, словно здесь резвился безумный архитектор.

Они шли, и Сэсс спотыкалась все чаще, все тяжелее налегая на поддерживающую ее руку Джейн. Волшебница заподозрила, что ее спутница натерла ноги: навряд ли ей доводилось раньше бродить в кавалерийских сапогах.

— Вон тот замок, кажется, настоящий, — заметила она, чтобы хоть как-то поддержать ее морально. До замка оставалось не более мили, и он возвышался над равниной серой пасмурной глыбой, уходя заостренными вершинами башен в пепельную дымку, затянувшую небо. Здесь не было инфернально прекрасного модерна, а только лишь одна оскаленная готика. Как они тащились, как ползли к его воротам! Джейн с содроганьем думала, что если догадка ее неверна, то, кажется, взять другое направление и испытать новую версию им уже не удастся.

Там был ров — глубокая трещина в лаве, исходящая белым удушливым дымом, и могучий приземистый арочный мост над нею. Средний поднимающийся пролет его, из толстых досок, был, по счастью, опущен, массивные чугунные цепи провисли в неподвижности, в башенках обслуги не было, по-видимому, ни души.

На мосту Сэсс упала. Джейн вздернула ее на ноги и закинула ее руку себе на шею. Если бы понадобилось, она дала бы ей пинка.

Они подошли к воротам. Те были приоткрыты, но огромная чудовищная решетка с вертикальными, оканчивающимися копьями прутьями, казалось, приржавела, и ее нижний край был надежно утоплен в щели вымощенной плитами подворотной площадки. Сэсс без сил опустилась на камень, а Джейн исступленно ударила в дверь кулаками. Загремели об металлическую обшивку ее добротные походные сапоги. Она закричала гневно и умоляюще, понимая, что Сэсс поднимет на ноги только глоток воды, взывая к совести и состраданию. Ни звука не раздалось в ответ. Вот уж поистине глас вопиющего в пустыне. Решетка не дрогнула, и Джейн, осознавая все отчаяние и ужас их положения, сползла вдоль нее на каменные плиты. Ей было наплевать, как она выглядит со стороны, и какое ей дано Могущество. Она не могла спасти жизнь доверенного ей человека, и все остальное не имело ни малейшего значения.

Решетка дрогнула и с отвратительным скрипом, словно превозмогая себя, поползла вверх. Чьи-то руки подхватили ее и поставили на ноги.

— Там… — она махнула рукой. — Там еще Сэсс…

Ее прислонили спиной к воротам, и высокий худощавый мужчина прошел к Сэсс, разметавшей свои кудри по граниту. Без видимого усилия он вскинул ее на руки.

— Вы-то можете идти?

Джейн кивнула. На несколько шагов ее еще хватит.

— Эй, Люитен, кто там? — из щели окна свесился другой человек.

— Женщины какие-то, — отозвался тот, кого звали Люитен. — Ловушка ошиблась, Фалк. Я бы отправил их обратно, но одна из них чуть жива.

 

ГЛАВА 8

НАЗОЙЛИВАЯ ГАЛЛЮЦИНАЦИЯ

Санди стоял посреди одной из бывших площадей, теперь более напоминавшей лужайку. Вокруг него колыхалось настоящее море свежей зелени, и трава поднималась по пояс. Могло показаться, что он увильнул со стройплощадки, чтобы в одиночестве насладиться всей прелестью майского утра, но на самом деле он назначил здесь дипломатическую встречу. Он хотел повидать Лесного Царя. Сложные отношения Его Величества с гномами, первейшими союзниками молодого волшебника, весьма беспокоили Санди, беспокоили тем более, чем более он знакомился с масштабами наступления подданных Царя на Тримальхиар. Толстым слоем дерна затянулись поля, беспорядочный колючий кустарник местами практически скрыл очертания кварталов, и даже в оставленных без присмотра домах сквозь трещины пола тут и там прорастали деревья. Санди по природе был лоялен, но сейчас его интересы вошли в противоречие с интересами Царя, и ему очень хотелось решить дело миром. Царь славился изрядным самодурством, и буде он узнает, что гномы начали рубить его деревья, им не миновать войны. А враждовать с лесом при тех скромных силах, какими они пока располагали, было чистейшим самоубийством. Нет, этого надо было избежать любой ценой.

Санди потянулся мыслью, пытаясь пробиться к Царю сквозь изменчивую волнующуюся ауру леса и передать ему приглашение увидеться. Он был готов к тому, что опять придется идти куда-то, повинуясь его прихоти, и совсем не ожидал того, что увидел, когда открыл глаза, а именно — самого Царя, возвышавшегося над ним и стоявшего, пошире раздвинув на мощеной поверхности площади корнеобразные ноги. Н-да, статус Санди явно изменился со времени их последней встречи, раз сам Лесной Царь ради его приглашения сдвинулся с места.

— Молодой учтивый волшебник, — прогудел Царь, давая понять Санди, что узнал его. — Наслышан о твоих начинаниях. Смело.

— Рад видеть вас в здравии, — отозвался Санди, поддерживая свою репутацию. — Как чувствует себя в здешних местах ваша супруга — Пальма?

Царь махнул веткой.

— Развелись мы, — сказал он с грубоватой иронией. — Не климат ей здесь. Да и характерами, надо сказать, не сошлись. Она дама утонченная. Осинка вот вся в хлопотах с молодой порослью, да и зятем я доволен, Орешник парень дельный, одна беда — большим спросом пользуется у тварей не нашей породы. Кто орехи любит, кто метлы из него вяжет, а кто на стрелы норовит пустить. Приятно тебя увидеть, волшебник, однако, слыхал я, ты с гномами связался.

— Не любите вы их?

— Не люблю, — согласился Царь. — У нас в Волшебной Стране непременно кто-то кого-то не любит. Твердолобые они. Каменные какие-то. Сколько они нашего брата повывели на уголь для горнов да на строительные леса — и сказать-то страшно. Я понимаю, мастера они знатные, но ведь за наш счет! Я — дерево, молодой волшебник, и я не люблю топоров.

— И кто вас за это осудит? — грустно сказал Санди. — А ведь и я к вам с тем же, Царь. Подданные ваши заполонили мой город. Это мой город, Царь.

— А как насчет права силы? — хитро прищурился тот. — Не огорчайся, поспешил добавить он, — я пошутил. Так гномов не прогонишь?

— Нет, не прогоню. Мне без них здесь делать нечего.

— Охо-хо! Видно, и вправду настало время мира. Ладно, руби то, что проросло самочинно. Я отдам приказ дриадам возвращаться в старые пределы, и считай это знаком моей доброй воли и личной симпатии.

— Это еще не все, — Санди было очень трудно не опустить глаза. Тримальхиару нужны все те же дрова и строительные леса. Кроме того, я планирую заложить верфь и строить корабли. Как мы сможем договориться об этом?

Ветки Царя зашевелились, выражая гневное недовольство.

— Как много нужно этим людям! — возмущенно заявил он. — Почему ваша порода никогда не довольствуется тем, что имеет?

— Есть те, кто довольствуется, — возразил Санди, — но это не лучшие из нас.

— Есть вариант, — сказал Царь, — но хлопотный для тебя. Ты предупреждаешь о сроках и месте вырубки заранее и делаешь посадки молодых растений. Я отдаю приказ, и дриады перебираются на новые делянки. Таким способом ты сможешь уберечь моих подданных от гибели. Идет?

— Я принимаю все хлопоты, если они способствуют спасению жизни.

— И удержишь гномов от самовольной порубщины? Ну-ну. Я вижу, когда говорят правду. Что поделать, мы и впрямь влезли в твой город без спроса, так ведь и спросить-то было некого. Так ты что же, хочешь совсем оставить Тримальхиар без зелени?

— Нет! Пусть будут парки и сады, пусть дома утопают в плюще и цветах, и над улицами поднимаются каштаны. Но, прошу тебя, соблюдай меру.

— Ага! Нет ничего хуже назойливого гостя. Я помогу тебе. Спасибо, что хоть догадался спросить. Мне нравится иметь дело со Светлыми, они опираются не на силу, топоры и огонь, а на здравый смысл и общее благо. Я тоже хочу строить Тримальхиар.

Гномы сплели широкую сеть из канатов, крепленых металлической нитью, Санди запряг в нее тройку «дельфинов», направлявших все устройство, и пятерка строителей вовсю занималась глубоким тралением реки. Они не спешили. Сеть быстро наполнялась разного рода мусором, ее вытягивали на берег с помощью небольшой переносной лебедки и Могущества, опорожняли и вновь пускали вниз по реке. За двадцать три года дно Дайре оказалось сильно заилено, и после трала гномы планировали пустить драгу. Их было еще слишком мало, и потому Санди вовсю компенсировал нехватку рабочих рук Могуществом, расходуя нерасчетливо и щедро. Когда начинало темнеть, они возвращались в город, неся с собою то, что давали им по части провизии лес и река: грибы, орехи, рыбу. Ужин поручался Марги, коего до сих пор, верные обещанию Амальрика, подкармливали (и подпаивали) эльфы, гномы усаживались у подножия Замка, любуясь панорамой города, и их воображение рисовало им его будущее, куда более отдаленное, чем завтрашний день. Санди, совершенно обессиленный, со смехом объявлял: «Кто куда, а я — в подвал», нырял в шахту, добирался до ближайшего источника энергии, окунался в него и позволял себе несколько минут блаженства, наслаждаясь текущей через него Силой. Затем он возвращался наверх, при свете костра рассматривал извлеченные из заветного сундучка схемы, они планировали работы на завтра и расходились по домам.

Что касается его пристанища, то в первый же вечер Санди решительно ободрал старые обои, сломал обветшавшие лесенки и рамы, употребив весь этот хлам на дрова. Урывая часы у ночи, он под руководством навещавшего его Рууда оштукатурил стены пенолитовым раствором и даже воссоздал в ванной прежние мозаичные украшения из голубой глазури, основой для которой служил все тот же пенолит, но с добавлением красителей и не вспененный, а напротив, сильно сгущенный, образующий при застывании тяжелую гладкую массу. Так на стене его ванной возникли гуляющие по мелководью цапли. Когда он делал все эти работы по дому, он думал о Сэсс и Солли. До мебели его руки пока не дошли: он не имел плотницких навыков, да и гномы тут ничем помочь не могли. Работой по дереву испокон веку славились эльфы, а их со времени появления в Тримальхиаре принца не было видно, к вящему огорчению Марги: среди них у него завелись приятели, не раз помогавшие ему осушить бутылочку. Санди заподозрил, что, очевидно, эльфы перестали посещать Тримальхиар в связи с его появлением, а значит, во-первых, у них превосходно налажена разведка, а во-вторых, они имеют ко всему этому делу какой-то интерес и выжидают. Санди было совершенно непонятно, что этот лесной народец рассчитывает получить с Тримальхиара, но, очевидно, опасаться Доброго Народа не стоило, ведь их бывшая Королева была его женой, да и сам он оказал им большую услугу, избавив их от Райана. Политические интриги Амальрика его совсем не волновали, как и того — его собственные планы и интересы. Важным для него был сейчас только Белый город.

Наконец они выбрались к тому месту, где в центре стремнины накрепко засел скелет чудовища, перекрывший русло. Течение уже давно снесло их легкую лодочку, лишенную всякой поклажи. Готовый применить Могущество там и тогда, когда и где это будет указано опытными гномами, Санди сидел на обрывистом берегу, увлеченно наблюдая, как его товарищи крепят на окружающих деревьях сложную систему блоков, перекидывают через них сверхпрочные металлизированные тросы, завершающиеся внушительными стальными крючьями. Скелет нужно было не просто извлечь из воды, а поднять на обрывистый берег. Наконец приготовления были закончены, канаты спущены, а крюки прочно засели где-то меж ребер страшилища. К концу каждого каната Санди прицепил энергетическую нить, а затем сплел их все в один толстый упругий поток, подобный тому, что когда-то натравила на него Джейн в целях обучения.

— Давай, — сказал Иштван. — Вира!

Санди потянул, заставляя жгут сворачиваться в клубок. Канаты натянулись, и ветер запел в них, как в струнах. Скелет, однако, засел крепко, и Санди заподозрил, что ему придется напрячься. Несколько минут он примеривался, вычисляя силу рывка и соотнося ее с прочностью канатов. Нет, резкий рывок, который должен был выдрать скелет, как пробку из бутылки, явно был ему не по вкусу. Он уже начинал обретать собственный стиль волшебства. Санди потянул настойчивее, упорнее, делая до мути монотонное усилие, заставившее его на минуту перестать дышать. Зеленый мир вокруг поблек, потемнел и скрылся из виду. Санди стремительно погружался в недра своего усилия. «Интересно, магические силы тоже можно надорвать?» Он чуть не упал навзничь, когда груз поддался, неожиданное ослабление сопротивления едва не заставило его выронить жгут и утратить власть над Силой. Он выровнял дыхание, не прекращая медлительное усилие, грозившее выпить его до дна. Потоки вспененной воды обрушивались с поднимавшегося чудища, и гномы рядом тоже стояли не дыша. Сейчас он не мог позволить себе что-то видеть, слышать, ощущать. Жуткой тяжести туша плыла вверх. Вот череп показался над краем обрыва. Неспокойная Дайре с ревом ринулась в освобожденное русло. Александр Клайгель был единственным деятелем Волшебной Страны, который сам прибирался после совершенных подвигов.

Рольф забросил на скелет еще один канат, чей конец был закреплен на лебедке. Сейчас следовало отклонить груз в сторону берега и осторожно опустить. Вероятно, если бы Санди оценивал эту картину со стороны, он задумался бы о нереальности и грандиозности совершаемого, но сейчас оно существовало где-то в ином мире, не там, где жило его усилие.

Гномы вчетвером вцепились в рукоять лебедки и бешено завертели ее. Каждый оборот давался им со все большим трудом. Еще бы, они спорили с самим тяготением. Они, в отличие от Санди, отчетливо слышали треск деревьев. Если хоть одно из них сломается, все придется начинать сначала. И неизвестно, что может случиться с их волшебником, напряженным, как натянутый канат, если груз внезапно рухнет. Гномы опасались за его магические силы, неведомые по природе, а оттого казавшиеся ненадежными.

— Опускайте помаленьку, сэр! — сказал Иштван. — Майна!

Санди почти не видел и не слышал его, но какое-то чутье ему все-таки подсказало, чего от него хотят. Тихо-тихо туша поплыла вниз и осторожно коснулась земли. Санди боялся резко сбрасывать напряжение, так как не знал, чем это может кончиться. Чувства понемногу возвращались к нему, и он подумал, что в этот раз был близок к своему пределу. Вокруг стояла тревожная тишина, и не слышно было привычного делового гномского говорка. Санди оглянулся.

Вокруг стояли люди. Судя по скарбу, это была партия колонистов, и выражение их обращенных к нему глаз заставило его поежиться. Они оказались свидетелями настоящего волшебства, и теперь смотрели на него с глубоким благоговением. Почти все они несли на себе отпечаток нужды и тяжелого бесплодного труда. Санди вспомнил слова Лесного Царя: «Люди не бывают удовлетворены тем, что имеют». Господи, он поманил их Тримальхиаром, и они пришли, бросив прежнюю жизнь, и первым, что предстало их глазам, был волшебник. Он понял, что влип. Теперь он принадлежал им. Вот так Могущественные и теряют свободу. Он мог совершать чудесные вещи, а пределы его возможностей и его собственные желания их не интересовали. Он становился гарантом их существования. Бросить их и уйти на поиски Приключения он не мог. Теперь он был прикован к Тримальхиару. Немного некстати возникла мысль, что раньше ему не предоставлялось случая полюбить человечество.

В партии были женщины и множество детей: мужчины не могли позволить себе роскошь оставить их в уютном местечке, пока они обустраиваются на новом. Этим детям предстояло расти в Тримальхиаре. Кто-то тащил скарб в тачке, впрягшись в нее вдвоем с женой, немногие счастливцы гнали навьюченный скот, которому, вероятно, предстояло стать прародителем тучных стад города. Он подумал, что сейчас придется бросить все дела и заняться водопроводом.

Вожак партии был совсем в другом роде. Высокий мускулистый бородач явно не производил впечатления человека, которого сменить место обитания заставила нужда. Он сам был властелином своей судьбы. Спокойный, чуточку отрешенный, он был способен сам позаботиться о себе и ни от кого не ждал никаких милостей. Вполне возможно, что для него Тримальхиар — не тихая гавань, а место приложения сил.

Санди подумал, что этот богатырь, должно быть, умеет воевать: такую безмятежную ленивую грацию в движениях он видел у Брика… и Райана. Он мог быть даже затесавшимся в компанию от безделья героем. Эманации Могущества от него не исходило, но это не говорило ни о чем: не все герои, во-первых, должны быть волшебниками, а во-вторых, отсутствие признаков мощного энергетического поля могло проистекать из-за хорошо поставленной блокады.

— Как ваше имя? — спросил Санди.

— Бар, — лаконично сказал тот. — Мне понравилось, сэр, то, что вы сделали с этим чучелом.

Шок от состояния города оказался для колонистов не так силен, как они предполагали вначале, он был смягчен возможностью выбрать себе дом. Целый день семьи бродили по жилым ярусам, окруженные стайками мальчишек, наперебой сообщавших родителям, где, что и в каком состоянии им удалось обнаружить. Особенно ошеломленный вид был у женщин: впервые в жизни они могли выбирать.

Бара проблема выбора гнездышка не волновала. Он забрался вместе с Санди и гномами на четвертый ярус, с деловитой основательностью поставил там палатку и сел на ее пороге, обозревая город. Внимание его привлек акведук.

— Я извиняюсь, если вмешиваюсь в планы, — сказал он, — но, по-моему, сперва надо дать в город воду.

— Вы совершенно правы, — согласился Санди. — Но дело в том, что если и есть здесь схемы городского водопровода, то они находятся в библиотеке Замка, а она, по моим сведениям, завалена. Мы же не можем ковырять мостовые наобум. Дыру в акведуке мы, разумеется, заделаем, дело за этим не станет, но могут быть повреждены и трубы водоводов. Мне очень нужна эта библиотека.

На следующее утро вооруженные лопатами, ломами и кирками люди собрались у подножия Замка. Вчера вечером случилось еще одно радостное событие: подоспела прекрасно снаряженная партия гномов, настроенных на самую серьезную работу. Они немедленно расселились в своем компактном квартале, и всю ночь оттуда доносились возня, стук и низкие звуки стройного многоголосого пения, которым гномы сопровождали как свои труды, так и попойки.

Сидя на пенолитовом блоке у подножия Замка, Санди наблюдал, как рабочие стекаются к назначенному месту сбора. Он был все еще под впечатлением обряда, проведенного женщинами на рассвете по собственной инициативе. Перед восходом солнца они поднялись сюда и поблагодарили ушедших прежних жителей Тримальхиара за оставленное им жилье. Они обещали духам покойных, что извлеченные из-под обломков останки будут с честью захоронены в красивом и тихом месте на холмах. Видно, местные уроженки тоже предпочитали жить в мире с привидениями. Перед Санди прошла череда лиц, схожих между собой отпечатками лишений и несмелым выражением ожидания чуда. Это были лица тех, кто начнет дело его жизни вместе с ним, и он запомнил каждое из них. После торжественной части дамы отправились приводить в порядок избранные жилища, а их мужчины, собранные расторопным Баром, приготовились раскапывать библиотеку.

И в прежней жизни их уделом была сезонная неквалифицированная работа, а потому они довольно уверенно чувствовали себя среди всех этих куч щебня. Очевидно, за время перехода Бар успел завоевать у них авторитет, и теперь они собирались возле него и ждали его указаний. Санди прекрасно знал, что, невзирая на Могущество, ни его внешность, ни спокойный голос не способствуют обращению на него особого внимания, да и было бы оно ему в тягость. Бар, напротив, был зримым воплощением силы. Приглядевшись к энергичному пришельцу, Санди решил, что из него выйдет вполне удачный прораб. Бар явно умел заставить людей работать. В самом деле, люди вряд ли с большой охотой подчинились бы гномам: каждая порода тяготела сама к себе — Санди не обманывался насчет людских недостатков.

Марги трясущимися-то ли от давних потрясений, то ли от вчерашних возлияний — ручками набросал план второго этажа, где находилась библиотека. Глыбы там, по его словам, висели одна на другой столь ненадежно, что даже ему было рискованно пробираться теми местами. Санди в замешательстве оглянулся на Рууда.

— Да, это опасно, — согласился гном. — Но делать-то надо.

Кучка людей, стоявших перед руинами, была очень немногочисленна, и, сказать по правде, Санди куда большие надежды возлагал на опыт и силу гномов, столпившихся в отдалении.

Бар подошел к Рууду.

— Разгребать сразу все нет смысла, — сказал он. — Расчищая все эти завалы, мы провозимся не один месяц. Что, если пробить вертикальную шахту сверху до коридора, ведущего к дверям библиотеки, по мере погружения крепя его деревом?

Рууд кивнул, поглаживая густую бороду.

— Глыбы держатся одна на другой, — заметил он. — Массы велики. Те, кто будет работать в шахте, здорово рискуют. Если крепь не выдержит, их расплющит в лепешку.

— Снимай все, что подозрительно, — пожал плечами Бар, пожирая завал прищуренными глазами.

— Если бы у меня были одни только гномы, — тихо вздохнул Рууд.

— Мы чувствуем камень, а эти… — он махнул рукой. — От них только хлопот больше. А попробуй скажи им, чтобы не путались под ногами, в один момент получишь национальный конфликт.

— Я думаю, — сказал Бар, — надо начать. Текущие задачи будем решать по ходу дела. Это только глаза боятся.

Рууд внес в план Бара свои коррективы. Так, например, он предложил бить шахту не сверху, а с фронта, чтобы в случае обвала крепи дать рабочим шанс к отступлению. В итоге это была уже не шахта, а щель, рассекающая надвое весь завал и в поперечном разрезе напоминающая равнобедренную трапецию, поставленную на меньшее основание. Свода не было. Сговорились так: гномы работают наверху, высвобождая тяжелые обломки, с помощью своих хитроумных механизмов скатывая их вниз по склону и тут же распирая стенки крепью, а люди снизу лопатами выгребают щебень.

— Куда вы, принц?

Санди обернулся на возглас Иштвана и махнул рукой в сторону щели.

— Право, я не уверен, есть ли в этом необходимость… — начал гном.

— Это, в конце концов, мой дом, — сообщил ему Санди. — А кроме того, там опасно, и если уж я здесь единственный волшебник, то кому, как не мне, подстраховать людей.

Иштван подумал, что голытьбы можно было бы набрать сколько угодно, а волшебник у них и в самом деле единственный, но это была не та мысль, что стоит высказывать принцу Белого трона. Во всяком случае, Санди собирался работать наравне со всеми, что бы по этому поводу ни думали гномы.

Гномы работали расчетливо, неторопливо и дружно, а люди искупали недостаток прочих полезных качеств азартом. Им сказали, что они принимают участие в сотворении волшебства, которое приведет воду прямо в их дома. Как — это были недоступные их пониманию секреты, да они ими не очень-то интересовались. Санди больше удивлялся Бару. Этот отнюдь не простак вкалывал так, как будто… как будто работал на себя. Санди даже отвлекся на минуту, пристально наблюдая за ним. Те, прочие, рассчитывали получить что-то для себя и своих семей. Бару не для кого было стараться. Он отдавал, и делал это с редкой, почти паталогической страстью. Что бы ни оказалось в его руках — кирка, лом, лопата, — он всем орудовал с одинаковой сноровкой. Он сбросил рубашку, и праздный зритель мог теперь любоваться игрой его мышц под бронзовой от загара влажной кожей. Он, кстати, оказался стройнее, чем это можно было предположить, когда его фигура скрывалась грубой бесформенной курткой: здесь явно было больше жил, чем мяса, и еще у нарочито дикообразного богатыря была аристократически тонкая талия. Таких не бывает у силачей из простонародья. Шли часы, работающие в щели — а их здесь умещалось не более десяти — сменялись, а он был, как таинственный гномский механизм, не выказывающий ни малейших признаков усталости. Санди был готов всерьез задаться вопросом о том, каковы должны быть личные планы этого человека, если он так яростно тратит себя на их достижение.

Его внимание перебило испуганное восклицание сверху, со стороны бригады гномов, и Сила рванулась из него раньше, чем он успел перевести туда взгляд.

— Назад! — взревел рядом с ним Бар, и люди, спотыкаясь, заспешили мимо них к устью щели.

То ли гномы дали какую-то промашку, то ли не выдержала крепь, то ли они потревожили опоры этого наименее надежного блока: момент для выяснения вопроса «кто виноват?» явно был неподходящим. Щербатая изломанная плита, нависавшая над щелью в ее фронтальном направлении, не выдержала груза мусора и, дрогнув, поползла вниз, грозя завалить весь до сих пор проделанный тоннель. Она была уже на полпути, когда ее встретило препятствие в виде волшебника и его Могущества.

— Они вышли, парень, — сказал Бар, касаясь его рукава. — Давай назад, позволь глыбе упасть.

Санди покачал головой. Это было куда покруче скелета. Плита нависала над самой его головой, словно он стоял в готовой захлопнуться пасти чудовища, и лишь его Сила хранила ему жизнь. Он не мог сдвинуться с места. Десятки встревоженных и испуганных глаз следили за тем, как плита, нагруженная впридачу к собственному весу целой горой разнокалиберного мусора, балансирует в самом неестественном для себя положении, и за тем, как замер в неподвижности волшебник. Любое мускульное усилие со стороны Санди привело бы к разрушению этого баланса и, следовательно, к падению плиты. Он понимал это, как никто другой. Это был предел. Это была та черта, за которую он ступить не мог. Мир вокруг помутился, не осталось ничего, кроме черной тени, откусившей половину голубого неба. И пенолит, оказывается, может выглядеть черным. Погасли звуки. У него работала только мысль, и согласно ее безжалостно трезвому расчету он никак не мог снять удерживающую плиту Силу, чтобы использовать ее для прыжка назад. Да это какой должен быть прыжок! Потом ослабела и мысль, и осталось одно лишь нескончаемое, вынимающее душу усилие. А потом на него обрушился смерч. Вырвавшийся неведомо откуда, он скрутил его, рванул назад, в тоннель, и грянул с размаху оземь. В момент полета Санди услышал позади себя грохот падения многих тонн камня, а потом провалился в расцвеченную снопом искр черноту.

Это было еще чуднее, чем пробуждение в пещере Сверчка, еще в той жизни, что теперь казалась ему детством. Смягченный зеленеющим садом свет лился в окна и дразнил его оживающее зрение. Вокруг было ощущение дома. Блики и зайчики, отскакивая от пенолитовых стен, сплетались в сложную сеть и маскировали собою знакомый потолок. Потом они сблизились, закрутились волчком, превратившимся от быстроты мелькания в шар света, а в нем возникло не виденное доселе мужское лицо: худощавое, с костистой нижней челюстью, крупным горбатым носом, полными губами и голубыми глазами. Волосы были острижены в кружок, темные, с легкой проседью.

— Добрый день, Клайгель, — сказал этот человек. — Я давно вас ищу. Меня зовут Люитен. Мне хотелось бы обсудить с вами кое-какие вопросы, а поэтому я был бы весьма признателен, если бы вы поторопились приехать ко мне. Сейчас объясню, как ко мне добраться…

При любых обстоятельствах Санди оставался вежливым.

— Прошу прощения, сэр… — выдавил он. — Сейчас мне немного недосуг. Вашим делам придется подождать.

Он отмахнулся неуверенной рукой и, кажется, потратил последнюю каплю еще остававшегося в нем Могущества, чтобы вдребезги разнести и этот иллюзорный шар, и ошеломленную, разгневанную физиономию в нем. В эту минуту для него не существовало никаких важных дел. Он чувствовал себя лягушкой, которой играли в футбол.

Вместо галлюцинации над ним тотчас нависло вполне реальное исцарапанное лицо Бара. Сам он вряд ли выглядел лучше.

— Ты в себе, парень?

Санди попробовал приподняться на локте, и стон, который у него вырвался, можно было истолковать как ответ на вопрос.

— Кости у тебя целы, — сообщил бородач.

Санди огляделся. Он действительно был дома, в коттедже, который привык считать своим, и рядом был только этот загадочный Бар. Он что, на себе его сюда притащил?..

— Что там, у Замка?

— Там сошел целый пласт, — сообщил Бар, безмятежно и белозубо улыбаясь. — Он открыл галерею третьего и второго этажей. Щель нашу, правда, завалило, но это теперь неважно. Гномы уже роются в библиотеке, часа два назад забегал один, сказал, что нашли что-то о водопроводе. Есть хочешь? А то я, ожидаючи, пока ты очухаешься, уже пообедал.

— Бар, — спросил Санди, — что это было?

— Ты о чем?

— Что выбросило меня из тоннеля?

Если Бар и прикидывался, то делал это артистически.

— Ты меня, что ли, о своих волшебных штучках спрашиваешь?

Санди замолчал. Ему казалось, что это была НЕ ЕГО волшебная штучка. По действию, вырвавшему его из опасной зоны, как морковку с грядки, он вполне мог заподозрить в ней энергетическую природу. Но она пришла извне, как будто рядом открылся источник, и кто-то направил Силу. Он мог бы, пожалуй, проделать такой фокус… если бы стоял сам рядом с собой. Это было бы даже довольно просто: захлестнуть арканом и что есть силы дернуть. Стиль был не его. Еще Джейн могла бы проделать подобное, если бы стояла рядом и немного сзади, так, чтобы обваливающиеся стены не задели ее. Но сзади… сзади-то стоял Бар! За спиною готовившего бутерброды бородача замаячила узнаваемая тень Приключения. Что, в самом деле, означает эта дремучая борода? Способ, каким любой мужчина может почти до неузнаваемости изменить свою внешность… как куртка меняла его фигуру. Обидно, однако, что сейчас у него совсем нет сил на решение этой загадки. Очевидно одно: человек этот был здесь инкогнито и не планировал в отношении его никакого зла, иначе ничто не могло помешать ему без всяких изысков придушить Санди, пока тот валялся без сознания в полной его власти. Да и просто предоставить его собственной судьбе под плитой… Инкогнито друга требует уважения. Если он желает оставаться Баром, пусть так и будет.

— Бар, — спросил он, — кто такой Люитен?

Бар шевельнул густой бровью.

— Почему именно сейчас тебя это заинтересовало? — перекинул он вопрос, словно шарик от пинг-понга.

— Таким именем представилась одна крайне назойливая галлюцинация, посетившая меня четверть часа назад и вознамерившаяся дать мне директивы.

Бровь поднялась выше.

— И куда она делась?

— Я сказал, что не расположен участвовать в чужих играх… И, по-моему, я эту штуку распылил.

У Бара был такой вид, будто он только что проглотил нечто неожиданное, а потом в его глазах заплясали бесы.

— То есть, говоря по-человечески, ты послал его в… подальше?

— Что-то вроде, — признался Санди, принимая бутерброд из неожиданно изящной, хотя и крупной руки. — А кто он?

— Парень, — сказал Бар, — у тебя могут быть неприятности. Я не знаю, кто это придумал… В общем, это тот тип, что дергает за ниточки.

— Он что, лучше всех?

— Да нет. Я встречал многих людей и волшебных тварей, что были куда лучше него. Ты же знаешь… хотя, пожалуй, ты еще не знаешь, как портит абсолютная власть. Но, если быть справедливым, за все то время, что он валяет дурака, можно было бы куда больше испортиться.

— А он справедлив?

— Это понятие — для нас, — отрезал Бар. — Ему оно без надобности. Его пути неисповедимы. Сказать по правде, я всегда мечтал ему нахамить.

— Сделано, — грустно сообщил Санди. — Послушай, друг, не проводишь ли ты меня до одного подвала?

Потом, пока Бар с непроницаемым лицом стоял у стены, скрестив на груди руки и наблюдая, как Санди нежится в потоке хлещущей из источника энергии, сам молодой волшебник размышлял о нем самом и его загадке, и о том существе, что им заинтересовалось, и о Приключении, которым вновь резко запахло в воздухе. А потом горячий блаженный поток снес прочь все посторонние мысли, и Санди вновь остался со своим Белым городом, сказкой, принадлежащей только ему.

 

ГЛАВА 9

МУЗА СОЗДАТЕЛЯ

Спотыкаясь на каждой ступеньке, Джейн проследовала за несшим Сэсс Люитеном в темноватый зал и рухнула на вовремя подставленное Фалком кресло. Сэсс застонала, когда ее опускали на кушетку, обитую грязным полосатым тиком. Пристальным взглядом Джейн обежала просторное, но неуютное помещение, носившее явные следы депрессии хозяев: узкие зарешеченные окна, толстый слой пыли, сметаемый лишь сквозняками, множество банок из-под пива, валяющихся в самых неожиданных местах, полная окурков пепельница на испещренной трещинами и пятнами лакированной крышке клавесина. Кое-где нагло распространялась паутина. И вместе с этим… высокомерно нескрываемая эманация Могущества такой силы, что ей трудно было стоять рядом с Люитеном. У нее было такое чувство, что порывы его Силы гнут ее к земле. У нее не было особого опыта в общении с другими волшебниками, исключая разве что мать, в чьей тени она долго находилась, и Санди, и она интуитивно опасалась каждого незнакомца, обладавшего Силой.

— Если вас не затруднит, — сказала она, оглядываясь на второго обитателя мрачной Цитадели, невысокого, немного тщедушного Фалка, — глоток воды для моей подруги…

— Может быть, она предпочтет что-нибудь повкуснее, — отозвался Люитен, закончивший устраивать свою полубесчувственную гостью.

— Что вы можете предложить? Пиво?

— Чай, кофе, йогурт, джин, тоник, лимонад… Или пиво.

— Минеральную воду, Люитен, — вполголоса сказал Фалк. — Она потеряла много соли.

Люитен сделал неопределенный жест, и прямо из воздуха на столике возле кушетки возник холодный влажный графин и пара стеклянных бокалов. Сэсс подозрительно покосилась на пузырящуюся бесцветную жидкость.

— Это вода с добавлением солей натрия, калия и магния, — начал было Фалк, но Люитен перебил его:

— Это волшебная вода, леди, она да вот еще горячая ванна вернут вам силы.

— Ах, волшебная… — Сэсс, явно успокоившись, доверчиво осушила бокал, наполненный заботливой рукой хозяина. Джейн, для которой бокал принес Фалк, последовала ее примеру.

Обе они отвлеклись, смакуя незнакомый напиток, и потому быстрый тихий разговор хозяев прошел для них незамеченным.

— Ты что, — почти свирепо шептал Фалк, — намерен пригласить их в нашу ванную? Ладно уж, для нас там, может, и подходящие условия, но эти женщины заслуживают чего-нибудь получше. Не знаю, как тебе, а мне ужасно стыдно за всю эту… богему.

Люитен с сомнением огляделся вокруг.

— Это тот редкий случай, когда ты прав, — нехотя признал он. — Займи их, а я пока приготовлю ванную. А пока они там расслабляются, я позабочусь об остальном интерьере. Проклятье, надо же им было свалиться так неожиданно.

— Если они нарушили твое священное уединение, — съязвил его собеседник, — сотри им память и отправь обратно. Нет ничего проще.

— Ну уж нет, — отрезал Люитен. — Если уж нас посетили дамы, я намерен, во всяком случае, пригласить их поужинать. Рыженькая очень хорошенькая.

Фалк хмыкнул.

— Ты очень хорошо превратился, — заметил он. — Не забывай, ты все-таки не совсем человек.

— Если мне захочется, я могу и человеком стать. А вот ты станешь тем, чем я захочу тебя сделать.

— Ты очень часто мне об этом напоминаешь.

Они отошли друг от друга. Перепалка не была ни первой, ни последней. Люитен скрылся, а Фалк подошел к девушкам.

— Это ваших рук дело? — Джейн указала в окно, и Фалк бросил на архитектурные излишества небрежный взгляд.

— Это Люитен пытается себя развлечь, — сказал он. — У него творческая депрессия, и он ничем не удовлетворен. Я постараюсь заставить его прибраться хотя бы в связи с вашим появлением.

— А из чего он это делает?

Фалк пожал плечами.

— Из ничего, как мне кажется. Как вот эту воду, — он кивнул на графин. — Хотя, может быть, из Хаоса, что, в сущности, одно и то же?

— Как интересно, — сказала Джейн. — А мы тоже так можем? Одному моему знакомому очень пригодились бы навыки работы напрямую с Хаосом.

— Он бы очень удивился, — усмехнулся Фалк, — если бы вы и это сумели. До сих пор не может понять, как это вы вдруг начали работать с энергиями. В первоначальный проект человечества он это не закладывал.

Джейн медленно огляделась.

— До меня начинает доходить, куда мы угодили, — наконец сказала она. — Я немного не так это себе представляла.

— А как? — Фалк казался заинтересованным.

— Ну… космическую пустоту, вихри Хаоса… Твердую руку, лепящую из них мироздание, — она махнула рукой и нервно рассмеялась. — Я не ожидала в этой жизни попасть сюда, и уж тем более не ожидала увидеть здесь людей.

— Мы и не являемся людьми, — честно признался Фалк. — Это я ему посоветовал, что раз уж он намерен принимать гостей, то было бы в высшей степени гостеприимно приобрести привычный для них облик. Это был редкий случай, когда он со мною согласился. Обликом, разумеется, он не ограничился: мы обзавелись привычками, в том числе и дурными, — он кивнул на банки и окурки. — Наш настоящий внешний вид был бы для вас немного неудобен. Вообще-то мы существуем в виде энергетических полей.

Люитен появился на верхней площадке винтовой лестницы, поднимавшейся из зала. Он улыбался, и его глаза блестели.

— Леди, ванная комната ждет вас. Никакого лимита на горячую воду и время вашего пребывания там. Вы также сможете переодеться. Я буду рад пригласить вас на банкет, который устрою вечером в вашу честь.

Джейн неуверенно оглянулась на Фалка. Он почему-то вызывал у нее большую симпатию, нежели его взбалмошный приятель.

— Соглашайтесь, — шепнул тот, почти не разжимая губ. — С вами ничего страшного не случится, а я уже давно отчаялся сам вывести его из депрессии и сопутствующего ей творческого запоя. В хорошем настроении он вполне сносен.

Но Джейн запоздала. Она не поручилась бы, что в улыбке Сэсс не было кокетства.

— Конечно, — сказала миссис Оксенфорд, — мы с удовольствием примем участие в вечеринке, особенно если вы будете настолько любезны, что позволите нам привести себя в порядок.

И она без тени сомнения направилась к лестнице. Люитен проводил ее взглядом, полным восхищения. Совершенно растерявшаяся Джейн поплелась следом.

Даже она была ошеломлена безудержной роскошью этой ванной комнаты. Язык не поворачивался назвать это помещение с панелями из кроваво-красного мрамора предбанником. Каменный пол был подогрет. Вдоль стен тянулись порфировые скамьи, широкие, отделанные сверкающей бронзой, возле зеркала в витой раме стоял столик со всевозможного рода ароматными снадобьями, гребнями, щетками и безделушками. На скамьях покоились груды разноцветного шелка. Несмотря на безупречный вкус, роскошь эта показалась скромной морской волшебнице чрезмерной. «Все это сделано из ничего, — напомнила она себе, — и в любую минуту может быть возвращено обратно в Хаос. Как, впрочем, и все сущее». Люитену достаточно было лишь придумать все это, и все появилось на радость простодушной Сэсс, торопливо освобождающейся от грязной одежды. Джейн не спешила, по привычке пытаясь оценить ситуацию.

Ванная была зрительно отделена от предбанника рядом арок, опирающихся на белые колонны. Проемы арок, словно белой непрозрачной вуалью, были затянуты густым, вкусно пахнущим паром. Высокая гибкая фигура Сэсс нырнула в него и почти скрылась из глаз. Джейн поторопилась за ней, опасаясь потерять ее из виду.

В самой ванной пар, как ни странно, отнюдь не был столь густ — возможно, по прихоти Люитена, желавшего, чтобы его старания были вполне оценены. Это была просторная круглая комната с преобладанием мрамора светлых оттенков, опоясанная по периметру колоннадой предбанника, что предполагало наличие нескольких дверей. Посредине располагался бассейн с бившей ключом прохладной минеральной водой, по обе стороны от него на трехступенчатых возвышениях стояли ванны в виде раковин-жемчужниц из белого мрамора с кровавыми прожилками. Вода в них оказалась так горяча, что тело едва терпело ее, а над ней, подобно сугробу, громоздилась бело-розовая пена. Разные мысли мешали Джейн спокойно расслабиться, в то время как Сэсс в упоении полнейшего блаженства забавлялась с пеной и кранами, как малолетнее дитя. Или как Королева эльфов. Она очень быстро разобралась во всех этих предназначенных для удобств и удовольствия безделушках, и Джейн невольно показалась себе дикаркой рядом с ней. Самой бы ей и в голову не пришло, что температуру воды можно изменить по своему вкусу, ее всегда интересовали вопросы более глобальные. Без сомнения, Сэсс решила, что раз уж Санди ее не ждет, то не будет большой беды, если по дороге к нему она задержится на денек там, где так интересно и весело. А Джейн лезла из кожи вон, пытаясь воссоздать поведенческую схему Люитена.

— Если, несмотря на уверения Фалка, — задумчиво сказала она, — все это всего лишь иллюзия, которую у меня не хватает опыта распознать, то, вполне возможно, мы плаваем в дерьме.

— Не говори таких гадостей, — возмутилась Сэсс и добавила, лукаво блеснув глазами: — Все это напоминает мне один период в жизни, когда меня на несколько дней окружили роскошью. Только теперешний хозяин помогущественнее того.

— Это ведь был не Санди, да? — немного более резко, чем стоило, отреагировала Джейн.

— Это был Райан.

— Ты была с ним?

Сэсс развернулась в ванне.

— Нет, раз уж это тебе так интересно. Санди был первым и единственным моим мужчиной. И, между прочим, я всегда была его единственной женщиной. И впредь не собираюсь уступать его кому бы то ни было.

Это был уже укол, причем жестокий. Вполне достойный Королевы эльфов. Сэсс явно давала понять, что она не певчая птичка. Джейн сочла за лучшее замолчать, пока они совсем не разругались: это было бы крайне неумно, учитывая окружение, где в любую минуту им могла потребоваться взаимная поддержка.

После горячей ванны они вволю понежились в прохладном бассейне, потом обсушили волосы под струей горячего воздуха, бившей из отверстия в стене; Сэсс вволю наигралась с притираниями и помадой, а Джейн тем временем выстирала в ванне свою одежду, усмехаясь мысли, что Люитен вряд ли был бы доволен подобному утилитарному использованию своего творения, и высушила ее под струей воздуха. Она не собиралась играть на условиях Люитена. Его Могущество и всевластие были для нее вызовом, даже если они заведомо не были равны. Если ему нужен кто-то, чтобы восхищаться, пусть это будет Сэсс.

Бывшая Королева эльфов тем временем переворошила все наряды и остановила свой выбор на платье из льющегося бледно-зеленого шелка с большим декольте, из которого ее белые плечи выступали, словно выточенные из слоновой кости, и высоким разрезом сбоку.

— А что, о существовании нижнего белья наш хозяин не имеет представления? — ядовито поинтересовалась Джейн.

— Под платья такого рода оно не положено, — просветила ее Сэсс, и Джейн задумалась, не скучает ли это очаровательное создание по Райану — не тому, разумеется, кто чуть не принес ее в жертву, а по тому, что забавлял ее и удовлетворял любую ее прихоть.

— Не позорься, — возмутилась Сэсс, обнаружив, что Джейн пренебрегла всей этой царской роскошью и оделась в свои брюки, сорочку и куртку. — Ты выглядишь глупо!

— Зато это моя собственная глупость, — парировала Джейн. — Я бы на твоем месте не старалась выглядеть столь соблазнительно — мало ли что придет в голову Люитену…

— Да он, может, миллион лет не видел красивой женщины! Раз уж он такой Могущественный, лучше быть с ним в хороших отношениях.

Сэсс подняла волосы в высокую прическу, перевив ее золоченым шнуром, и небрежно сунула босые ножки в золоченые же туфельки без задников на высоком тонком каблуке. Еще раз фыркнув в сторону Джейн, она встала от зеркала.

— Ну, теперь можно и показаться Господу на глаза.

Люитен довольно огляделся. Витую чугунную лесенку заменила широкая мраморная, одну стену он убрал совсем, сделав вместо нее выходящую в сад террасу с колоннадой и цветами в низких вазах. Множество зелени в белых глазурованных горшках образовывало уютный полусумрачный уголок, клавесин преобразился в белый концертный рояль, полы сверкали, зеркала в простенках создавали иллюзию расширяющегося пространства, волшебным способом освещенная галерея вела в столовую, ломившуюся от хрусталя, серебра и цветов. Драгоценная люстра низко нависала над столом, в золотом ведерке среди кубиков льда остывало шампанское. Потолки взметнулись ввысь. Со стороны террасы вздыхало южное море, звенели цикады. Пахло жасмином.

— Ну? — спросил автор.

Фалк сидел среди зелени в уютном кресле и поглаживал большого черного кота. На шее у кота висела толстая золотая цепочка.

— Немного претенциозно на мой вкус, — отозвался он. — Напоминает «Титаник». Но для бала-маскарада сойдет. Давно бы так. Надеюсь, сейчас ты сработал лучше, чем с этой ловушкой. Какого дьявола, она, кстати, захлопнулась?

— Ну, ловушка-то, положим, известно почему захлопнулась, — ответил Люитен, стоя посреди сверкающего великолепия преображенного зала. — Она была настроена на мутанта и сработала, когда поблизости оказалась блондинка.

— Блондинка-волшебница?

— Развелось их! — Люитен взмахнул руками. — В глухом лесу поставил, на тропе — так нет, Клайгель, оказывается, по реке ее обошел, а нам вместо него двух девиц подбросило. Но я не жалею.

— Я вижу.

— Оставь свои колкости при себе.

Ради торжества Люитен побрился и облачился в стальные и малиновые шелка. Светловолосый Фалк предпочел скромный смокинг, безукоризненно отутюженные брюки и лакированные туфли: Люитен заявил, что не потерпит на своем паркете грязных сапог.

— Рыженькая очень мила, — заметил Люитен.

— Архетип — «возлюбленная», — классифицировал Фалк. — Самостоятельного значения не имеет, существует только в связи с героем. Тебе не кажется, Люитен, что ты неравномерно делишь свое внимание? У нас ведь две гостьи.

— Меня интересует рыженькая, — упрямо повторил Люитен. — Ну и пусть «возлюбленная». Она красивая, веселая и обаятельная. Мне вторая не нравится.

— Твоя нелюбовь к сильным женщинам общеизвестна, — заметил Фалк.

— Блондинка-то — «героиня». Перед ней особенно не покрасуешься. Она вопросы задает. Собственное мнение имеет. Она еще, чего доброго, умнее окажется.

— Заткнись, — рявкнул Люитен. — А не то превращу во что-нибудь бессловесное. Что ты скажешь насчет такой большой, симпатичной, бородавчатой жабы?

— Не превратишь. С кем ты тогда будешь перебраниваться? С котом?

Последняя парфянская стрела Фалка не достигла цели, потому что на лестнице появились гостьи. Люитен взглянул на Сэсс с откровенным обожанием и поспешил навстречу. Не доходя нескольких ступенек, он поклонился и церемонно предложил ей руку. Сэсс оперлась на нее, и он повел ее вниз, искренне наслаждаясь ее изумлением по поводу изменившегося интерьера. Уж она-то была благодарной зрительницей. Выходка Джейн с одеждой не прошла для него незамеченной, и он мимоходом поджал губы, досадуя на ее упрямство. Восторг Сэсс, однако, все искупал. Фалк составил компанию волшебнице, и их пара оказалась дружественно настроенной.

Компания расселась за столом, блюда поплыли по воздуху, предлагая себя едокам, Фалк умело открыл шампанское, Люитен, не сводя глаз с прекрасной гостьи, оживленно, много и интересно говорил. После ужина Джейн взяла кота, который, кстати сказать, оказался ученым, и забралась в сад. Фалк сел за рояль и показал себя и то искусство, ради которого Люитен держал его возле себя. Из-под его неутомимых пальцев разлетались фокстроты и вальсы, блюзы и рэгтаймы, задумчивые композиции и синкопированные ритмы. Танцующая пара смеялась, Сэсс несла какой-то глубокомысленный вздор о райских садах и о том, как она себе их представляет. «Кокетка, — зло думала Джейн, — ох, какая же кокетка!» Усталость и нервная реакция давали себя знать, ей казалось, что она уже не сможет подняться с этого кресла. Пара в центре зала могла бы, наверное, протанцевать всю ночь напролет, но Фалк опустил крышку.

— Дамам пора отдыхать, — сообщил он в ответ на раздосадованный взгляд Люитена поверх плеча Сэсс. — Кое-кому не мешало бы позаботиться о комнатах для гостей.

Сэсс мило подавила зевок и признала правоту пианиста. Гостьи распрощались с хозяевами и отправились в свои комнаты, откуда уже вернулся Люитен. Хозяин не удержался от мелкой пакости и обставил спальню Джейн в благопристойном пуританском духе, совершенно безликом на фоне шика и уюта жемчужно-розового гнездышка Сэсс. Джейн всю ночь не смыкала глаз, готовая в случае, если Люитен вознамерится сунуться к ее спутнице, спустить его с лестницы, будь он хоть трижды бог. Но ночь прошла спокойно, медлительная и величавая, шелестело придуманное море, а в залитом лунным светом зале Фалк в обществе кота грезил смутными импровизациями.

— Такого невыгодного фрахта в моей жизни еще не было, — признала Джейн, глядя в окно. — И такого хлопотного груза тоже.

Фалк смотрел на нее улыбающимися глазами, в то время как его пальцы играли с клавишами рояля, придавая каждой минуте особое настроение. Утренний кофе остывал на столе, забросанном апельсиновыми шкурками и фантиками от конфет. Черный кот сладко, как это умеют только коты, спал в плетеном дачном кресле. Мелодии летели из-под пальцев Фалка, как быстрые радостные ручейки, перемывая камешки мгновений. «Интересно, можно ли испытывать теплые чувства к энергетическому полю?»

— Я, по крайней мере, — отозвался он, — получил с этого дела приличный инструмент. Последние две-три тысячи лет у нас тут царила депрессия. Люитен приводит окружающую среду в соответствие со своим настроением.

— Бр-р! — Джейн передернуло. — И давно ты живешь в его компании?

Аккорд упал, как камень, или как оборвавшееся сердце.

— Давно, — коротко ответил Фалк. — Я не помню, чтобы когда-то было по-другому.

— И тебя это устраивает?

Фалк с комичной тщательностью сыграл гамму.

— Нет, а что поделать?

— Бежать.

— Да он меня найдет. В одиночку здесь ему будет совсем паршиво. Он, в общем-то, раб идеи.

— Кошмар, — с чувством сказала Джейн. — Здесь же от тоски можно в петлю полезть.

Фалк усмехнулся.

— Да пробовал я, — признался он. — Но, право же, не представляю, как энергетическое поле может совершить самоубийство. А потом привык. В его обществе можно находить определенные светлые стороны.

— Это мазохизм.

— Возможно. Он талантлив, Джейн. А талант имеет право на придурь и скверный характер. Во всяком случае, когда он работает, он многого стоит. Иногда, под настроение, его можно заставить сделать что-то полезное. Я, наверное, привык довольствоваться немногим.

Джейн остановилась у окна, обхватив себя за локти. Оттуда доносился звонкий счастливый и чуточку кокетливый смех Сэсс. Муза создателя сидела на садовой скамеечке, выполненной в стиле, который позже и не здесь назовут викторианским, в белой античной тунике, окутанная струящимися по легкому ветерку рыжими неубранными кудрями, и самым непосредственным образом участвовала в акте творения.

Все прежние архитектурные изыскания Люитен распылил, и сейчас, следуя указаниям миссис Оксенфорд, разбивал на обширном освободившемся пространстве райские сады. Он проложил дорожки, посыпанные красным песком, насадил уйму пальм и ливанских кедров, изредка добавляя от себя что-нибудь экзотическое, о чем Сэсс не имела представления. Слой плодородной почвы скрыл лаву и пепел, среди зеленой травы распустились цветы всех пород сразу, на лианах закачались маленькие пушистые обезьянки. В полном и самозабвенном восторге Сэсс требовала павлинов. Люитен возражал: он терпеть не мог павлинов, да и кому, как не ему было знать, что он сочинил их в пьяном бреду; он этого страшно стыдился. После яростного спора оба сошлись на лирохвостах.

Когда общие очертания садов были намечены, Сэсс взялась за мелкие штрихи. Вот здесь, указывала она, необходима альпийская горка с выбивающимися из-под камней первоцветами, здесь — бассейн неправильной формы с втекающим и вытекающим ручейком, облицованный природным камнем, там — горбатый замшелый мостик или таинственный грот с прячущейся в нем статуей нимфы или фавна.

— Это будет называться английским классическим парком, — сказал Люитен.

— Почему?

— Потому что французский классический парк я уже делал, — с великолепной логикой ответил он.

Люитен немедленно выполнял все прихоти своей гостьи. По тихому пруду среди кувшинок поплыли черные лебеди, величавые, как восьмидесятипушечные фрегаты, под магнолиями бродили лани с удивленными глазами. Единодушно решили, что пресмыкающихся в райских садах не будет, и сделали исключение лишь для большой пятнистой лягушки ввиду ее исключительных способностей к пению. На ланч они в Цитадель не пошли, устроили на траве пикничок на двоих.

— Приручен, — констатировал Фалк. — С руки, можно сказать, ест.

— Дела! — вздохнула Джейн. — Ну кто бы мог подумать, что Творец самым пошлым образом будет волочиться за домохозяйкой из Бычьего Брода? Ума не приложу, как мне оторвать ее от всех этих увеселений и вручить мужу?

— Она замужем? — Фалк казался ошарашенным.

— Да, и они, кстати, очень любят друг друга.

— Это совсем некстати. Теперь ничего не выйдет, — прошептал Фалк и, повесив голову, вернулся к роялю. Две клавиши вздохнули под его рукой.

— Что не выйдет? — Джейн взглянула на него недоуменно. — Что ты затевал?

— Я рассчитывал под шумок получить свободу, — грустно объяснил Фалк. — Если бы она захотела остаться, я Люитену был бы уже не нужен. Она восторгается им куда искреннее, чем я, а ему так нужны похвала и лесть. Он любит, когда ему улыбаются, когда его просят, когда на него обращают внимание. Я кажусь ему занудой, да так оно, вероятно, и есть.

Джейн пристально посмотрела на него. На вид ему можно было дать лет тридцать, лицо казалось худым, уставшим и немного бесцветным, и ростом он превосходил ее саму разве что на дюйм, взъерошенные светлые волосы придавали ему невыспавшийся вид. Вот так, под боком, оказывается, жила трагедия. «А если он вновь вернется в состояние поля, он перестанет испытывать человеческие чувства?»

— Во всяком случае, — сказал Фалк, — я уже два дня не слышал от него жалоб на творческую импотенцию и угроз в адрес человечества.

— Угроз?

— Случается с ним, повторяет в пьяных слезах: сотру, мол, все в Хаос!.. Это так, от депрессии и безнадежности. Хочешь, я поиграю для тебя?

— Хочу, — сказала Джейн.

Люитен и Сэсс вернулись к полднику, страшно усталые и довольные. Миссис Оксенфорд тут же убежала переодеваться на вечер: где еще ей предоставилась бы возможность сменить за день столько платьев? Люитен отправился в свои комнаты и сел к палантиру, согнав с кресла перед ним кота, которого оставлял в качестве автоответчика: ведь бог не может лично выслушивать все претензии. Джейн вновь погрузилась в медитацию: для Люитена ее Путь Могущества был всего лишь ловушкой на волшебника, но она должна была извлечь из него свой урок. Прохождение этого Пути обязывает волшебника осознать свое место в мире. Благорасположением бога она явно не могла похвастать. Приходилось рассчитывать на себя.

Возмущенный, разгневанный вопль из комнаты, где сидел Люитен, подбросил их всех в воздух. Фалк опрокинул стул, из дверей спальни, запахивая халатик, выглянула Сэсс.

— Тридцать пять тысяч чертей и тапок в зубы! — ругался создатель. — Что позволяют себе эти мутанты? Их проклятая наглость переходит все границы!

Он шарахнул кулаком по клавиатуре.

— Я ему — виртуальный палантир, прямую, можно сказать, связь, а он его — р-раз! — и вдребезги! Я столько лет делал к нему звук! Я эту сеть мастерил пятьсот лет! Она, между прочим, к «Интернет» подключена. Ну… будет подключена. А он, даже не глядя…

— Непослушный оказался экспонат? — сострил Фалк. Он, похоже, знал, о чем речь. — Может, ты не вовремя?

— А когда? — ярость Люитена не имела пределов. По стенам Цитадели прошла легкая дрожь. Фалк на всякий случай уцепился за оконную решетку. — Ты знаешь, какая у него блокада? Я смог пробиться только тогда, когда его как следует шарахнуло по голове.

— И ты еще обижаешься?

— Не-ет, я этого так не оставлю… — руки Люитена забегали по клавиатуре. — Он у меня сам приползет. На брюхе! Что там у него? Жена, ребенок? Чем бы его шантажнуть? Ах, он город строит? Ну, так я ему сейчас устрою маленькое землетрясение с наводнением. Наглых нужно ломать.

— Погодите, — сказала Сэсс. — Вы о ком?

Ее вопрос Люитен не мог оставить без внимания.

— Есть один деятель по фамилии Клайгель, — хмуро сказал он. — Я, собственно, охотился именно за ним, когда мне выпало счастье принять вас. Он мне нужен. А он отказывается встретиться. Недосуг, мол, ему.

— Одну минуту, — Сэсс улыбнулась той из своих улыбок, что могла растопить лед в Гималаях, а не только сердце влюбленного бога, и поправила прическу. — Позвольте мне. Будьте любезны, покажите, на что нажимать.

Шар осветился, и в нем показалось хмурое лицо Санди с ссадиной во всю щеку.

— К царапине я не имею никакого отношения, — буркнул Люитен. — Пока.

— Он меня видит?

— Да.

Брови Санди в палантире изумленно вздыбились.

— Сэсс?..

— Здравствуй, Санди. Извини, что так немного неожиданно. Я присоединяюсь к предложению Люитена, и мы очень тебя ждем. Здесь собралась неплохая компания, и нам тебя очень не хватает. Прилетай, а?

— Ты заложница? — быстро спросил Санди.

— Боже упаси! Я в гостях, и мне ничто не угрожает. Ты будешь скоро?

— Уже вылетаю, — выражение лица Санди было далеко от радостного.

— Напомни только, сколько лет нашему сыну.

— Нашей дочери, — процедила сквозь зубы Сэсс, — скоро исполнится три, и я оставила ее в Бычьем Броде под присмотром Дигэ и Брика. А если ты вознамерился проверять, я ли это или мое привидение, то, может быть, ты Джейн поверишь больше?

— Темперамент точно твой, — согласился Санди. — Дай мне леди Джейн.

— Это в самом деле Сэсс, Санди, — виновато сказала Джейн, склоняясь к палантиру. — Я везла ее в Тримальхиар, но по дороге мы попали немного не туда. В самом деле, будет лучше, если ты приедешь.

— Буду, — сказал Санди. — Давайте координаты.

Люитен, все еще кипя от негодования, указал, как добраться до Облачной Цитадели. Палантир погас, и хозяин обернулся к гостьям.

— Что означает ваше участие в этом деле?

— Александр Клайгель — мой муж, — сообщила Сэсс.

Фалк засмеялся.

Реакция Люитена была неожиданной. Преодолев расстояние одним поистине тигриным прыжком, он вцепился пианисту в ворот и принялся неистово трясти его.

— Это твоих лап дело? — рычал он. — Я давно подозревал, что ты подобрал пароль и вмешиваешься в мои дела на свой вкус!

Фалк слабо отбивался, все еще продолжая хохотать.

— Не в этом случае, — задыхаясь, пояснил он. — Мне невыгодно…

Люитен выпустил его, вспомнив о сохранении лица. Фалк пригладил волосы… и подмигнул Джейн.

 

ГЛАВА 10

СЕРЫЕ ЛЕБЕДИ

Для официального приема Люитен заменил террасу длинной анфиладой, убранной с нарочитой монотонностью в стиле русского барокко с преобладанием золотистых и янтарных тонов. Фалк и Джейн уселись на диванчике с изысканно выгнутой спинкой, Сэсс убежала переодеваться, а Люитен, подумав, сотворил в противоположной от входа стороне приемного зала возвышение с троном.

— Клайгель не тот человек, — заметил Фалк, — чтобы брать его на показуху.

Белый рояль тут же растаял в воздухе — «как вещь громоздкая и неуместная». Фалк проводил его затравленным взглядом и замолчал, Джейн в утешение принесла ему коктейль. Зелень исчезла, сменившись грандиозной роскошью убранства. Люитен только-только приготовился распылить мраморную лестницу, ведущую к галерее, как на ней появилась Сэсс в умопомрачительном белом платье из кружев, с голыми плечами и в белых же перчатках выше локтя. Люитен прицелился взглядом, и ее шейку окружило бриллиантовое колье. Не подозревая, что секунду назад рисковала сломать себе шею, Сэсс лебедем спустилась вниз. Лестница осталась нетронутой, а Люитен предложил Сэсс занять трон. Она отказалась отчасти потому, что у Санди была тенденция сбегать, когда оказывалось, что его супруга намерена царствовать, а отчасти, как предположила Джейн, потому, что в этом платье невозможно было сидеть. Она замерла у его подножия — не женщина, а сплошной восхищенный «ах!». Джейн показалось, что она заметно нервничает. Люитен поднялся на трон, сцепил пальцы в замок, и все четверо погрузились в ожидание.

Ждать не пришлось долго. За отворенными окнами послышался резкий пронзительный свист, от которого у всей компании заложило уши. Воздух стремительно рассекало что-то большое. Джейн, которой не было нужды сохранять позу и складки платья, встала и подошла к окну в тот самый момент, когда дракон, в коем она узнала все того же бессменного Сверчка, брюхнулся на подъездную аллею, ведущую от райских садов к изысканной витой чугунной решетке Цитадели. Наездник с привычной легкостью соскочил с драконьей шеи, потрепал бархатистый розовый драконий нос полутора футов в диаметре и подошел к решетке, в тот же миг услужливо распахнувшейся перед ним.

— Идет, — сказала она, возвращаясь на свое место.

— Я слышу, — отозвался азартно прищурившийся Люитен.

И в самом деле, даже сама Джейн чувствовала движение своего друга по этой нескончаемой анфиладе похожих, как близнецы, комнат. Он шел легко и веско, пропечатывая каждый шаг и звеня от еле сдерживаемой ярости. О, она вполне могла понять эту ярость: их, волшебников, привыкших гордиться своей белизной и вовсе не праздных, хватали поперек важного дела и заставляли менять на ходу все планы. Джейн сжала кулачки. Какова бы ни была расстановка сил, она будет держать сторону Санди, даже если Фалк нарушит нейтралитет и присоединится к Люитену, хотя это была бы катастрофа. На Сэсс рассчитывать не приходилось.

— Не беспокойся, — шепнул Фалк. — Я контролирую.

— Почему ты решил, что я беспокоюсь больше, чем она?

— Она не беспокоится. Она полагает, что он безгранично милосерден, а я не знаю, до каких пределов он намерен потакать ее представлению о миропорядке.

— Справедливости нет, Фалк?

— Нет. Есть божье милосердие, но это не одно и то же. Оно, как ты понимаешь, избирательно.

Высокие двустворчатые двери, белые, отделанные золотом, открывались перед идущим принцем с методической очередностью. Наконец распахнулась последняя, и Санди остановился на пороге. Нет, это был уже не Санди. Это был Александр Клайгель, принц Белого трона по праву крови, явившийся с официальным визитом, и если бы Джейн не знала его природного дружелюбия ко всякого рода мелкой и средней нечисти, она подумала бы, что это другой человек: столько холодной надменности, дерзости и вызова было в этом хрупком молодом человеке. Она заметила, как расширились глаза Сэсс, как затрепетала ее грудь. Казалось, что она не сдержится и бросится к нему, но холодный, равнодушный, неузнающий взгляд приковал ее к месту. «Не приведи бог, — поежилась Джейн, — чтобы когда-нибудь так взглянули на меня». А вместо этого произнесла вслух:

— Вот что делает должность с человеком! Кто теперь скажет, что это не принц?

Сэсс тоже никогда не видела Санди таким. Раньше это было лицо, по которому взгляд скользил, не останавливаясь, и мало кто обращал на него внимание дважды. Сейчас же в нем высветилось внутреннее содержание, вполне способное заменить и саму красоту; и Джейн почувствовала гордость за своего друга и даже некоторое тщеславие перед Люитеном: смотри, мол, какими можем быть мы, люди. Он явно знал, к кому направлялся в гости: причесан — волосок к волоску, в сорочке, искрящейся тримальхиарской белизной, в узком камзоле черной тонкой шерсти — без рукавов, но со шнуровкой, в брюках, заправленных в зеркально начищенные сапоги, с серебряным кинжалом у пояса и мощной блокадой на Могуществе; на расстоянии нескольких десятков ярдов он мог показаться воплощенным архетипом юного принца Волшебной Страны. Но у юных принцев не бывает такой строгости в складке рта, такого осознания своего места. Мастер-Строитель Тримальхиара оставил позади свой юношеской возраст, за его спиной стояли теперь город, люди, их труд и сама жизнь. Его ошибки были бы теперь фатальны не только для него самого. Это был взрослый и мудрый человек. Джейн пришла в голову шалая мысль, что если бы на должность создателя был объявлен конкурс, Санди был бы куда более ответственным богом.

— Здравствуйте, Клайгель, — сухо сказал Люитен. — Рад вас видеть. Устали? Голодны? Прошу вас… — он встал и кивнул на видимый в проеме арки стол, накрытый а-ля фуршет. — Наша беседа может оказаться трудной… для вас.

— Благодарю, — еще суше прозвучало в ответ. — Не устал и не голоден. Чем могу быть полезен, Люитен?

Люитен спустился с возвышения, но даже и так он был на полголовы выше своего гостя.

— Тогда прошу вас для переговоров, — он сделал приглашающий жест в сторону лестницы, ведущей прочь из зала. — Дамы нас, надеюсь, простят.

Джейн залилась краской. Впервые в жизни ее так дискриминировали. Она была Джейн, а не салонная пустышка в кружевах, и не считала, что где-то в мире есть тема не по ее мозгам.

— Я буду секундантом, — шепнул ей Фалк и последовал за ушедшими.

Сэсс, растерянная, сжала веер, которым до сих пор во внезапном приступе застенчивости прикрывала декольте.

— Что происходит? — спросила она. — Почему он со мною так?..

— Подумай, — отозвалась Джейн, ощутившая потребность вскочить с места и расхаживать по залу. — Ты же поставила его в идиотское положение. Люитен не тот человек… не то существо, с которым приятно встречаться нашему брату.

Они сели за небольшой столик друг напротив друга в крохотной комнатке на самом верху башни, откуда открывался роскошный вид поверх райских садов на все ту же выжженную пустошь. Фалк опустился на маленький диванчик в стороне и даже не пытался сделать вид, будто происходящее его не интересует.

— Ты знаешь, кто я? — спросил Люитен.

— Шантажист, первым делом, — немедленно отозвался Санди.

Люитен хмыкнул. Разговор грозил получиться острым.

— Ко мне неприменимы обычные человеческие мерки.

— Человеческие мерки достаточно высоки, чтобы применять из ко всему на свете.

— Так не пойдет, — сказал хозяин. — Расслабься.

— Не могу. Я всю жизнь считал, что тебя либо нет, либо вас много. Признаться, до сих пор я прекрасно без тебя обходился.

— Типичные издержки высшего образования, — фыркнул Люитен. — А ведь не болел, не нуждался, даже не был как следует бит. Я есть, и ты ничего с этим поделать не можешь. Неужели тебе не о чем меня спросить? Не упускай шанс, другие ученые могли бы только мечтать о такой возможности.

— Почему вымерли динозавры? — наобум брякнул Санди.

— Потому что у них были ограниченные возможности для развития, и я их распылил. А какое тебе дело до динозавров? Или ничего серьезного в голову не приходит?

— А Иисус Христос на самом деле был твоим сыном?

— Все вы в некотором роде мои дети, — осторожно ответил Люитен.

Санди задумался.

— Берешь ли ты на себя ответственность за все, что происходит в мире?

Люитен поднял брови.

— Другая крайность, парень. Никоим образом! Я художник. Я создаю образы и выпускаю их в мир. Жизнеспособные укрепляются. Я ж дал вам свободу воли, иначе чем бы я отличался от ваших ремесленников! Так что не надо сваливать на меня ответственность за вашу отсебятину. Разумеется, я во что-то вмешиваюсь, когда мне кажется, что сюжет развивается нелепо. Я могу добавить два-три ярких пятна. Я намечаю правила игры, принципы развития, выбираю персонажей — и позволяю им импровизировать. И делаю я это из соображений эстетики. Кто сказал, что меня интересует фон? Всякая мелочевка явно преувеличивает свое значение, если полагает, что я возьму на себя труд возиться с их жалкими судьбишками.

— Но ты все-таки вмешиваешься?

— Да, но только когда это мне самому интересно.

— Почему ты создал Зло?

— Вот так, по-крупному, — пробормотал Фалк.

— Для развития сюжета, — немедленно отозвался Люитен. Разговор становился увлекательным.

— В чем секрет его силы? Его все ненавидят, так почему же оно процветает?

— Зло привлекательно, — ответил Люитен. — Оно обаятельно, остро, щекочет нервы. Добро проще, у него более дешевая упаковка. За весь период моей деятельности я не создал ничего лучше Зла. Вот разве что моих серых лебедей…

Санди встал и подошел к окну, скрестив на груди руки. Мягкий серый свет будил в нем непонятную тоску.

— Мне кажется, — будто не вслух сказал он, — я когда-то был в этих местах. Или мне это снилось? Люитен, почему большинство волшебных тварей бессмертны, а люди — нет?

— Так задумано. Закон сохранения энергии. Смертность есть плата за способность вырабатывать энергию.

— А почему умершего нельзя воскресить?

— Да почему нельзя? Тебя же воскресили. Другое дело… ну, нельзя один и тот же шедевр повторить дважды. Да и неинтересно, поэтому я и не пытаюсь. За редким исключением. Никогда не получалось, чтобы человек встал и пошел прежним. Неужели по себе не заметил?

— Да, — сказал Санди. — Я стал… уязвимее. Я пролетал тогда над этими местами, верно?

— Верно, — ответил Люитен. — Вы все летите сюда, когда кончаете земной путь. Тогда тебе пришлось вернуться, но я понял достаточно, чтобы распознать тебя.

Фалк сделал вид, будто рассматривает ногти.

— И что же ты насчет меня понял? — довольно равнодушно спросил Санди. Этот пронзительный хмурый день непонятно растревожил его.

— Ты — один из них. Один из стаи.

— Нельзя ли выражаться понятнее?

— Я придумал стаю серых лебедей. Время от времени я посылаю в мир кого-то из них с приказом совершить что-то. Они идут и делают то, что велю я.

— Какие это, должно быть, уставшие и задерганные создания, эти твои ангелы, — пробормотал Санди. — На самом деле я что-то слыхал о них. Белые и черные лебеди-птицы, серые же — ангелы господни. И что, ты посылаешь их на подвиг для развития сюжета?

— Не обязательно на подвиг, — обиделся Люитен. — Как ты стараешься меня низвести! Иногда нужно подать совет, поддержать, помочь там, где Добро дает слабину. Они близнецы, все семеро, у них нет имен, и даже я не могу различить их. Когда кончается их земное существование, они возвращаются сюда, отдыхают и ждут нового задания. Они не знают друг друга и никогда не собирались все вместе. А если они невзначай соберутся, я, пожалуй, устрою конец света.

— Отряд особого назначения, — пробормотал Фалк.

— Они играют за команду Добра?

— Да, потому что Зло и так цельно и технически совершенно.

— Допустим, что все это-правда. Какова же цель твоей откровенности?

— Моя прихоть — достаточная причина.

— А не может быть так, что ты теряешь контроль над своими ангелами?

— Я потерял не контроль, а связь. Ты единственный, кого мне удалось засечь за последние столетья. Возможно, один из вас лучше сумел бы отыскать и вернуть остальных.

— А ты не думаешь, что я захочу немедленно расторгнуть этот контракт?

— Это было бы неумно с твоей стороны, и я не вижу для этого причин.

— Причины для этого две: неравноправие сторон и личные планы. Мне недосуг, Люитен, предаваться твоим изысканиям. За мною город и люди. Я человек, хотя бы только в этой жизни, а не бесплотный дух, у меня есть собственная, весьма короткая жизнь, и я собираюсь прожить ее по-своему, а не по указке начальника с палкой. Этот контракт не по мне.

— А кто сказал, что ты ее проживешь? — насмешливо спросил Люитен. — А даже если бы и так, кто оценит твои труды? Люди? Ты построишь им город, а они загадят его, они будут склочничать, воровать, лгать, мошенничать, убивать и желать друг другу зла. Они будут льстить тебе в лицо и издеваться за твоей спиной. Разве это — благородное племя? Ты готов умереть за них, а кто из них отдаст за тебя свою никчемную мелкую жизнешку? Это был один из самых интересных моих опытов, но, боюсь, совершенно неудачный. Их поступки не выдерживают никакой критики с точки зрения эстетики. Я всерьез подумываю о том, чтобы стереть все это в Хаос. У меня есть прелестный экземпляр, вокруг которого я мог бы построить все заново и гораздо лучше. Что ты имел от этого человечества, кроме детского страха, что тебя сожгут? Копошащееся, мелочное, лживое, жадное, злобное, себялюбивое…

— Я — человек, — вполголоса напомнил Санди.

— Да? А вот несколько других лебедей предпочли форму мечей. Ты, может, слыхал когда-нибудь о волшебных мечах?

— А Черный — это тоже лебедь?

— Нет. Это Зло.

— Забавно. Выходит, я родной брат брикова меча? Не потому ли Чайка позволила мне выиграть ее в карты? Что ж, они не прогадали, в таком обличье дольше век. Но, извини, Люитен, я не хотел бы быть штукой, хотя бы и беззаветно служащей Добру.

— В первый раз встречаю лебедя, который оказался таким паршивым эгоистом! — вспылил Люитен. — Ты должен!

— Мы поговорим о моем долге, когда я вернусь сюда на бесплотных серых крыльях. А сейчас у меня иные долги.

— Парень, — проникновенно сказал бог. — Ты заблуждаешься относительно своей самостоятельности.

— А ты?

— То есть?

— Ты существуешь в Волшебной Стране, — сказал Санди, на минутку надевая личину профессора Оксенфорда. — Предположим, что ты, к моему глубокому прискорбию, являешься хозяином моей сказки, и еще некоторого их числа. Но я не вижу доказательств того, что сам ты не создан чьим-то воображением. Причем, судя по моим впечатлениям, придумывал тебя кто-то… хм… с ограниченным представлением о высшем промысле и путях Провидения. Самодурствующий феодал средней руки. Если бы я взялся сочинять Бога, я придумал бы что-нибудь покруче. Уж не то ли самое темное и нелюбимое тобою человечество приложило здесь руку? Уж очень близок ты, Господи, к их образу и подобию.

Люитен, не отрываясь, смотрел на Санди, и глаза его были льдом.

— Может быть, — процедил он. — Может быть, и я чей-то, но ты — мой, и я тебе это докажу.

И он набычился, погружая взгляд в упрямые серые глаза напротив. Вмиг защитные барьеры Санди были атакованы и взломаны, и что-то ледяное проникло в него, оставляя за собою обмороженный след. Будто холодная рука шарила в его теряющем чувствительность сознании, нашла что-то наощупь, сгребла в кулак и потянула наружу. Изо всех сил стараясь не поддаться панике, Санди вцепился в то, что принадлежало ему. Завязалась ожесточенная молчаливая борьба.

Кресло с грохотом опрокинулось набок. Люитен с проклятьем вскочил на ноги, а Фалк во вратарском броске на пол успел подхватить невесть откуда выпавший хрустальный шарик величиной с мячик от пинг-понга, в котором среди игольчато взблескивающих искр металась какая-то неясная серая тень.

— Люитен, — сказал Фалк с гневной дрожью в голосе, — ты зашел слишком далеко!

— Черт! — Люитен наклонился над лежащим на полу телом.

Полуприкрытые глаза Санди с невыразимой надменностью смотрели куда-то мимо него. — Неудобно как-то получилось. Ну до чего несовершенный и хрупкий материал! Сперва ведет себя так, будто он тебе по меньшей мере ровня, а стоит нажать и — бац… сломался.

— На кой дьявол ты это сделал?

— Он вывел меня из себя. Я же не знал, что жизнь сломается раньше, чем воля. И что теперь делать?

— Оживляй! — сухо сказал Фалк, протягивая шарик на раскрытой ладони.

— Что, опять? — Люитен опасливо оглянулся на дверь. — А может… разбей шарик, выпусти лебедя, и начнем все с начала. Этот был очень хлопотный.

Фалк зло рассмеялся.

— А что ты скажешь его жене? Поцапались, мол, и ты его ненароком укокошил? Нечего сказать, в гости пригласил.

— А я ее себе оставлю.

Фалк сокрушенно покачал головой.

— Ты сам не захочешь, чтобы она оставалась здесь такая, какой станет, если узнает, что произошло. Я же тебе говорил: ее архетип «возлюбленная». Это блондинка могла бы оклематься, а твоя муза попросту сойдет с ума. Оживляй!

Люитен безропотно принял на ладонь шарик, встал на одно колено возле распростертого тела и приложил хрустальную безделушку ко лбу Санди. Под нажимом его пальцев шарик вошел в тело, и судорожный вдох и последовавший за ним кашель сообщили им, что гость ожил. Люитен сразу вскочил и отодвинулся, Фалк занял его место и помог Санди сесть.

— Что это было? — хрипло поинтересовался Санди.

— Люитен сгоряча слегка переборщил, — пояснил Фалк. — Он сожалеет. Не так ли?

— Сожалею, — не оборачиваясь, буркнул от окна Люитен. — Гордыня, между прочим, смертный грех.

— А как насчет «не убий»? — поинтересовался Санди, ощупывая лоб.

— В этих заповедях вы столько отсебятины наворотили, что я уже начал сомневаться в своем первоначальном авторстве, — заметил Люитен. — Ну, «не убий», это понятно, терпеть не могу, когда шутя ломают то, что я делал, старался. А вот откуда «не прелюбодействуй» взялось, так я до сих пор понять не могу…

— Сэсс, ты поставила меня в глупое положение, — это было сказано устало и так, будто уже не имело значения.

— А ты мне наврал!

Семейная сцена имела место быть в спальных апартаментах Сэсс, среди белой мебели, зеркал и розового атласа.

— Да, я сказал тебе неправду, но только потому, что ты и слышать не хотела о Волшебной Стране, а я не мог оставить Тримальхиар в руинах.

— Санди, — сказала Сэсс, — я должна была поехать за тобой хотя бы для того, чтобы спросить: нужна ли я тебе вообще, или ты предпочитаешь эту высокомерную зануду Джейн?

Санди против воли улыбнулся разгневанной красавице в невероятном платье.

— Я ведь и сам не что иное, как высокомерный зануда. А если и я начну ревновать? — спросил он. — Наверняка у меня не меньше оснований. Такой одинокий, изголодавшийся по дамскому обществу бог… И ты в бриллиантах, как рождественская елка.

— Ах, если бы ты хотя бы ревновал, я, наверное, была бы счастливее. Ну почему ты не хочешь быть со мною столь же откровенным, как с Джейн?

— А я тебе нужен? — спросил Санди. — Не такой, каким я должен быть, чтобы семья жила счастливо, а такой, какой есть? Я же не виноват, Сэсс, что у меня есть обязанности, которые я просто должен выполнять, потому что они составляют смысл моего существования.

— А смысл моего существования — ты, — шепнула она почти беззвучно, но он понял.

— А как же все это? — он обвел глазами комнату. — Со мною у тебя никогда не будет таких игрушек.

Сэсс потупилась.

— Вот поэтому ты и не должен упрекать меня за то, что я немного ими позабавилась, а Люитену это ничего не стоило. Смотри… — она, подхватив подол, подбежала к кровати и схватила с нее узкую дощечку с кнопками. — Ты какое небо предпочитаешь?

Р-раз! Потолок исчез, и спальню накрыло ночное небо с яркими, по-осеннему крупными звездами. Два! Восток понемногу стал выцветать и слегка порозовел. Хмуря брови и закусив от волнения губу, Сэсс затолкала солнце обратно за восточный горизонт и подняла его на западе, но уже в закатных тонах, исчерченное черными тенями облаков.

— Здорово, правда? А еще я могу наполнить ванну, не выходя из комнаты.

— Что это за штука? — спросил Санди.

— Панель… какого-то управления. Короче, «лентяйка». Какое небо ты хочешь?

— Никакое. Верни потолок. И, пожалуйста, сделай стены непрозрачными. Знаешь, я насмотрелся в Тримальхиаре домов без стен и крыш.

Сэсс надула губы, бросила «лентяйку» на кровать и, сложив руки, застыла посреди комнаты.

— Тебе что, совсем ничего здесь не интересно?

— Я битых два часа пытаюсь понять, — признался Санди, — как держится это платье? У него же нет лямок, и по всем законам физики…

— Ну… — Сэсс была разочарована. — Это-то как раз сущий пустяк. Два шва, пяток булавок и полдюжины заклинаний. Я это и без Люитена могу.

Санди уронил голову на руки и начал беззвучно смеяться. Сэсс с опаской подошла к нему.

— Мир? — спросила она. — Хочешь, я разомну тебе плечи?

Это был давний приемчик, с помощью которого она в Бычьем Броде подлизывалась к нему, когда он возвращался из Университета уставший и раздраженный.

— В этом платье?

Сэсс бросила на себя взгляд в ближайшее зеркало.

— Ты прав, — призналась она. — В нем ничего путного не сделаешь, и даже ходить приходится с опаской. Чур, рассыпься!

— Духи земли и неба! — пробормотал Санди, искоса взглянув в зеркало. Сэсс с великолепным безразличием вышагнула из платья, словно из сугроба, и занялась шнурками его камзола.

— Снимай сорочку, — велела она, — и носом — в подушку.

Санди безмолвно подчинился, и горячие сильные ручки вцепились в его плечи.

— Ты похудел, — услышал он над своим ухом. — И загорел. И жилы у тебя на руках набухли. Неужели нельзя было обойтись одним Могуществом, а надо было еще и надрываться? Тебе приятно?

Он промычал в подушку что-то невнятное, но с утвердительной интонацией, а когда спустя некоторое время Сэсс выпустила его и в изнеможении растянулась рядом, заметил с ехидцей:

— Как ты можешь здесь спать? Это же не кровать, а какое-то облако.

— Будешь исследовать, из чего она сделана, — лукаво спросила Сэсс, или наконец займемся любовью?

— Любо-овью? — протянул Санди с интонацией опытного змея. — Здесь? В раю? А ты знаешь, что за это бывает?

Ожидающая улыбка ее полураскрытых губ яснее слов говорила, что она знать этого не хочет. Но когда он ласково и уверенно провел рукой вдоль ее нежного тела, она вскрикнула и перехватила его запястье.

— Что с твоими руками? О… господи. Ты же в жизни не держал ничего, тяжелее пера!

— Тебе неприятно? — он чуть заметно отстранился.

— Нет… нет! — она покрыла жаркими поцелуями его смозоленную ободранную ладонь. — Но, Санди, мне так жаль нашу прежнюю жизнь.

— Не пойду в ангелы, — пробормотал Санди.

Завтрак состоялся довольно поздно, и Люитен к нему не вышел. Фалк заменил его и весьма успешно справился с созданием атмосферы непринужденности. Его заслуги были тем более высоки, учитывая, что Сэсс помалкивала и старалась держаться поближе к Санди, а Джейн явно чувствовала себя не в своей тарелке. Между волшебником из Тримальхиара и пианистом Господа явно намечалось что-то вроде дружбы. Фалку это делало честь, ведь существование Санди развеяло в прах его сокровенные надежды.

— Я не хочу задерживаться, — сказал Санди Фалку. — Мне не очень-то хочется, чтобы повторилось что-нибудь вроде вчерашнего. Женщин я заберу.

Фалк согласно кивнул, но тут дверь распахнулась, и в столовую размашистым шагом ворвался Люитен, взъерошенный, со следами бессонной ночи и отчаяния на лице.

— На два слова, Клайгель, — бросил он. Санди и Фалк переглянулись и последовали за ним. Люитен недовольно оглянулся на своего компаньона.

— Тебя не приглашали!

— Я все же останусь, — тихим голосом сказал тот.

— Бунт?

— Да называй, как хочешь, — всплеснул руками Фалк и опустился на скамеечку во вновь возрожденном зимнем саду. Над райскими садами за окном крупными хлопьями валил придуманный снег.

— Я тебя отпускаю, — резко сказал Люитен Санди. — Пока. Потом ты все равно вернешься сюда… И не надейся, что это будет нескоро. В следующей жизни я постараюсь найти для тебя применение поинтереснее.

— Я буду весьма признателен, если мы с Сэсс и Джейн отправимся сию минуту.

— Нет, — сказал Люитен. — Забирай блондинку, если хочешь. Я хочу, чтобы Сэсс осталась. Она мне нужна.

— Ты хочешь отнять у меня не только свободу, но и женщину? — тихо спросил Санди. — Но я не отдам ее, даже если ты снова примешься вытряхивать из меня душу. Без нее в моем Тримальхиаре не будет радости.

— Не глупи, — так же тихо и внушительно прошипел Люитен. — Куда ты ее поведешь? На солому? Видел я твою конуру. А ты видел, как она тут живет у меня? Все эти безделушки доставляют ей уйму удовольствия. Я придумаю для нее столько забав, что она очень скоро тебя забудет.

— У нее слишком короткий век, чтобы его хватило хотя бы на долю твоих выдумок.

— Кто говорит о коротком веке? — громко удивился Люитен. — Разумеется, я дам ей бессмертие.

Санди сделал шаг назад, и его глаза потухли.

— Тут я пас, — глухо сказал он. — Что бы я ни предложил в этом торге со своей стороны, бессмертия мне не перебить. Даже любовь…

— А я думаю наоборот, — раздвигая плющ, заявила Сэсс, и спорящие разом сообразили, что уже несколько минут Фалка не было на прежнем месте. Он, должно быть, и позвал ее. — Санди, я знаю, что ты постоянно норовишь устроить мою судьбу в обход заинтересованной стороны. Люитен… ну, как не стыдно?

— А если я не отпущу тебя? — с мольбой в глазах и голосе спросил Люитен. — Вспомни, что здесь было до тебя! Ты-то самое совершенство, к которому я стремился с тех пор, пока существует мир. Ведь ты не такая глупенькая, чтобы отказываться от бессмертия?

— Да ведь для меня две недели без него — кошмар, — опустив глаза и настойчиво взяв Санди под руку, — призналась Сэсс. — Что уж там говорить о вечности! А если ты меня не отпустишь… Прости, Люитен, но тогда я возненавижу тебя.

Он отступил на шаг.

— Тогда улетай, — сдавленно сказал он… и не удержался, окинул придирчивым взглядом ее плохо сидящий костюм для путешествий. — Позволь мне хотя бы подарить тебе дюжину платьев!

Сэсс оглянулась на Санди.

— Говорят, — застенчиво объяснила она, — там негде их носить. Мне бы не хотелось истрепать их попусту.

— Да они же не снашиваются и не выходят из моды.

Санди отвернулся, чтобы не видеть на ее лице мук внутренней борьбы.

— А я могу отдать их дочке? — спросила Сэсс. — Когда Солли вырастет, Тримальхиар, наверное, будет большим и цветущим. Пусть щеголяет, а?

— Ну, — Люитен засмеялся, — если она рыженькая…

Сэсс закивала, Создатель уставился в окно и через десять секунд сообщил:

— Сундучок уже на шее у дракона. А сады я оставлю на память о тебе. Хотя надо кое-что подправить. Для классического английского парка там многовато пальм и обезьян.

— А то прилетайте в гости, — предложил Фалк. — Под это дело я из него синтезатор музыки выбью…

Смутная листва зимнего сада нависала над белым роялем, и ленивая музыка плыла в сумерках над Облачной Цитаделью. Люитен, скрестив руки, стоял у зарешеченного окна.

— Вот мы и снова там, откуда начали, — сам себе сообщил он. — Было? Или не было? Ах, как мимолетное виденье…

— Займись чем-нибудь, — посоветовал из-за рояля суховатый, чуточку насмешливый голос невидимого в темноте собеседника. — Ну вот хоть звездами, например. Запылились они у нас.

— В Хаос старье, — отозвался Люитен. — Я новые зажгу. Сыграй мне… ну… «падэм», что ли.

Фалк кивнул и бросил руки в белозубую пасть рояля, закружив Цитадель в смерче страстного повторяющегося рефрена. Люитен зажег робкий лохматый огонек в ладонях, немного обкатал его и, размахнувшись, зашвырнул в ночь. Потом еще и еще, и улыбка воспоминания окрасила его лицо, словно небо-рассвет.

Конец I части