— Санди, ты мужчина или кошка?

Санди поднял глаза от сапога на Брика, валяющегося на постели в полном обмундировании.

— Посмотри на свои сапоги, мужчина! У них такой вид, будто ты ежедневно, гуляя по проселочным дорогам, попадаешь в дождь.

Брик лениво посмотрел на свои ноги.

— Ну и что? Я почему-то не замечаю… м-м… И не такие уж они грязные.

Санди пожал плечами и вернулся к сапогу, который перед тем начищал. Брик с отвращением покосился на белоснежный воротничок его сорочки. Ну, ни пятнышка не липло к этому парню.

— Я просто не понимаю, как можно ежедневно тратить столько сил на сапоги и столько денег на прачечную.

— Ты каждый день бреешься?

Брик самодовольно ухмыльнулся.

— Санди, малыш, щетина колючая, и прекрасные дамы могут выразить недовольство по этому поводу. Но, прошу отметить, только по этому!

Санди натянул сапоги.

— Во всем, видишь ли, важна система. Стоит ли требовать от неряхи точности и аккуратности в речах и мыслях? Я чувствую себя увереннее, если знаю, что у меня всё в порядке.

— У меня тоже всё в порядке! — ощерился Брик.

Его друг улыбнулся так, будто был на двадцать лет старше, чем окончательно взбесил Брика. Брик вообще с утра чувствовал себя гнусновато и к Санди-то цеплялся именно поэтому. Ему было скучно. По прибытии в Койру Санди как-то очень быстро заполнил свою жизнь, а Брик чуть ли не целыми днями маялся в гостинице или слонялся по городу.

— Неужели в этом твоем Бычьем Броде тебя учили хуже, чем здесь? — спросил он. — Стоило тащиться за тридевять земель, чтобы заниматься тем же! И кто-то твердил о приключениях!

Санди кивнул.

— Твердил, и когда-нибудь дело до них дойдет. А пока… Брик, но это же так интересно!

Брик нахмурился. Санди был как будто из другого мира. Этот невозможный человек поднимался на заре, распахивал окно и впускал в комнату солнце, звонившие заутреню колокола и рассветный мороз. Он, может быть, и получал от этого заряд бодрости и хорошего настроения на весь день, а вот Брик ежился под тоненьким гостиничным одеялом и в полусне норовил спрятать голову под подушку. Он напряженно ждал, пока Санди оденется — черт бы побрал его страсть к свежим сорочкам! — и уйдет в Университет, в надежде выспаться после его ухода. Как правило, заснуть уже не получалось, и, провалявшись часов до десяти, он хмуро поднимался, завтракал и отправлялся бродить. Часам к четырем он возвращался в гостиницу, куда к этому же времени возвращался и Санди, и они, пообедав, снова шли гулять.

Вообще, шляться по улицам Койры вместе с Санди было здорово. Он знал невероятное множество историй, связанных с этим знаменитым городом, и Брик ничуть не удивился, когда восхищенный и растерянный приятель сообщил, что ему — восемнадцатилетнему! — доверили читать факультативный спецкурс по истории архитектуры столицы. Вот он и отрабатывал свои будущие лекции на покорном слушателе. Брик узнавал, что в этом здании ратуши тогда-то был подписан такой-то мирный договор, а королевский замок был построен тогда-то и тем-то заезжим архитектором, исповедовавшим такой-то архитектурный стиль, а вон то притулившееся на балюстраде собора мифологическое чудовище есть скульптурное воплощение такой-то философской идеи, и господин, живший вон в том доме, всю свою отнюдь не коротенькую жизнь посвятил раскрытию сего образа в его многоликом разнобразии. «Безобразии» — хотелось вставить Брику. А в этом особняке при таинственных обстоятельствах произошла кровавая драма, надолго взбудоражившая умы столичных жителей. Имена и даты вылетали из головы Брика если не сразу, то через пять минут точно, но оставалось непередаваемое очарование узнавания города, постепенно становившегося ему родным.

Речь Санди скользила по событиям дней давно минувших, как будто все эти умершие люди были его близкими знакомыми. Познания же Брика в истории ограничивались деяниями его предков, и оба приятеля бывали весьма довольны, когда их сведения пересекались.

Когда темнело, они вновь расставались: Брик спешил на очередное свидание, а Санди возвращался в гостиницу и усаживался за книги. Когда Брик возвращался, — а обычно это случалось далеко за полночь, — Санди уже спал, как младенец.

— Ну, а какой прок? — спросил однажды Брик. — Что ты имеешь от всего этого практически? Чем всё это образование помогает тебе в жизни, кроме того, что оседает пылью на мозгах?

— Хорошо, хоть есть куда пыли осесть, — пошутил Санди, а Брик задумался, не обидеться ли ему, но Санди продолжил: — Во всяком случае, это доставляет мне удовольствие.

— А-а, — протянул Брик, — удовольствие — это святое. Хотя, если ты объяснишь мне, как твое образование помогло тебе сообразить про свечки, я пас. Я признаю, что много потерял в жизни.

— Какие свечки?

— Тогда, в «Хромых цыплятах», в драке, ты им коробку свечек под ноги высыпал. Не помнишь?

— Честно говоря, нет. Хотя… точно, что-то такое было.

— Как ты догадался?

— А, это очень просто. Свечи там были сальные. А сало, Брик, оно какое?

— Вкусное! — брякнул тот и смутился. Санди хихикнул.

— В данном случае для нас имело особенно важное значение другое неотъемлемое свойство этого ценного питательного продукта, а именно то, что сало — скользкое, а свечка, если уж на то пошло, круглая. Так что, наступая на них на бегу, они по всем законам физики обязаны были скользить и падать. И вообще, умение представить объект во всей многоликости его свойств есть суть философского взгляда на…

Брик двинул его локтем в бок, и Санди поперхнулся.

— Ты меня убедил, — пояснил Брик. — Так что давай не будем делать из меня круглого идиота.

Вот так они прожили уже три недели: Санди — в полное свое удовольствие, и Брик — помаленьку. Похоже было на то, что и ему стало необходимым срочно отыскать в столице свой интерес. Брик был слишком щепетилен в денежных делах, чтобы жить на средства приятеля.

А Койра готовилась к ежегодному карнавалу. Все торговые гильдии, все более или менее знатные дома, и даже, скорее, менее, поскольку им это было нужнее, снаряжали праздничные колонны, украшали отведенные им кварталы и готовились поразить видавшую виды Койру богатством, роскошью и весельем. В парке проводил предпраздничные репетиции взвод королевских барабанщиц, и с некоторыми из них Брику удалось свести довольно близкое знакомство. Это были хорошенькие девушки из приюта, находившегося под высочайшим покровительством. Их форма, за исключением коротких юбочек, напоминала гусарскую: изящные сапожки на прелестных ножках, облегающие ментики и высокие кивера. Брику были симпатичны даже их окованные медью барабаны. У всех у них были миленькие мордашки, и иной раз ему приходилось долго вспоминать, с кем же из них у него сегодня назначено свидание? Чем они были особенно хороши, так это тем, что удовлетворяли его взгляд на самого себя, а вообще он считал их очаровательно глупенькими.

Сегодня с утра его, однако, одолевали мрачные мысли. Он вяло поднялся, скорее по привычке побрился, и вместо того, чтобы пойти завтракать, уселся за стол, сдвинул в сторону книги и задумался. Ему необходимо было зарабатывать деньги с помощью того, что он умел делать. А умел он только драться. Он напряженно размышлял в этом направлении, и, как ему показалось, впереди забрезжил свет догадки. Еще немного, и он ухватил бы ее! Но тут за дверью послышались легкие шаги, дверь распахнулась, и влетел Санди с сияющим лицом.

— Новость номер один! — воскликнул он. — В связи с карнавалом занятия в Университете прекращаются на три дня, потому что студенты все равно на лекции не явятся.

— Не вижу траура по этому поводу, — поддел его Брик. — А еще что?

Санди бросил в него кошельком.

— Зарплата. Я сегодня угощаю.

— Да здравствует история архитектуры, — отозвался Брик.

— У тебя есть планы на вечер?

— М-м… Кажется, Ди… А, нет, Ди была позавчера. Черт! Ладно, придет в следующий раз. Что ты хотел предложить?

— Ничего особенного. Если у тебя свидание…

— К черту девок!

— Так, побродить. Сегодня в полночь фейерверком начнется праздник, что будет длиться три дня. Да я могу пойти и один…

— Я сказал — обойдется! Все равно не могу вспомнить ее имя. Получится чертовски неловко. И потом, должен же я помочь тебе потратить денежки!

День разгорался, и, разумеется, они не стали дожидаться вечера. Все утро они слонялись по окрестностям, с восторгом рассматривая наряжающийся город.

К каждому из множества каштанов Главного Проспекта была приставлена лесенка, и в каждой кроне кто-нибудь да копошился, развешивая на ветвях бумажные фонарики с укрепленными в них крошечными свечками для вечерней иллюминации.

На то, чтобы пройти Главный Проспект из конца в конец, достаточно полутора часов быстрого шага. Но Брик с Санди по Койре быстрым шагом ходили редко, а тут приятели и вовсе цеплялись за каждый угол. Постоянные просьбы подержать лесенку, подать коробку с фонариками, поймать вывалившуюся из своего гнезда и катящуюся по мостовой свечку — изрядно удлинили их путь, но они не сожалели о том. Они ведь и вышли из дома, чтобы насладиться острым, головокружительным чувством наступающего праздника. А потому Брик, держа лесенку, с удовольствием разглядывал мелькающие в сетке зеленой листвы стройные девичьи ножки, и Санди, позабыв на время о профессорском достоинстве, носился за упущенными свечками с упоением и восторгом сеттера, и оба приятеля были чрезвычайно щедры на полезные советы. Благодарно перемазанные помадой, они очень медленно продвигались по Главному Проспекту. За ухом у Брика торчала белая гвоздика, которую он вместе с поцелуем слупил с хорошенькой цветочницы — приятели перетащили ей корзины на более выгодное место. Она и Санди была бы непрочь поцеловать, но тот оказался бескорыстен и невероятно застенчив.

Рабочие тянули канаты с крыши на крышу, и на канатах гроздьями, на радость майскому ветру, повисали яркие знамена и вымпелы, хлопающие над головами прохожих, как паруса: всех геральдических цветов, украшенные невероятными фантастическими чудовищами, гербами и сплетениями трав, в прямую и косую полоску, с кистями и без… Уж что-что, а праздновать Койра умела.

Когда они наконец добрались до Ратушной площади, где кончался Главный Проспект, давно минул полдень. Однако Триумфальная Арка из расписанной под мрамор фанеры, увитая плющом и лаврами, всё еще не была готова. Она должна была стать венцом карнавального шествия: оно, сквозь Арку вливаясь на площадь, расплещется и смешается, потеряв остатки какой бы то ни было организации, и тогда уже начнется полная вакханалия. Строители Арки находились в совершенно отчаянном положении. Брик с Санди переглянулись, сняли куртки и присоединились к ним.

Тут их и застала веселая ватага приятелей Санди — таких же, как он, вагантов. Увидев их с вершины Арки, Санди залихватски свистнул и рекрутировал всю компанию на общественно полезные работы. Брика поразил авторитет друга у этих развязных весельчаков, каждый из которых был старше Санди, а добрая треть имела перед ним в возрасте не менее чем десятилетнее преимущество. И однако его, невозмутимого и немногословного, они уважительно называли Кэп — капитан, и его слово было законом.

А в общем они оказались славными ребятами, и Брик, вгоняя в Арку очередной гвоздь, с восторгом подтягивал грянувшей над площадью песенке о славных деяниях короля Георгина, бывшего, видимо, вагантом и душою, и телом, любившем выпивку и девушек, изрядно на своем веку набедокурившем и между делом, как утверждалось в песенке, с большого похмелья основавшем Университет славного града Койры. Песенка содержала по меньшей мере пятьсот куплетов, и когда Санди, сидевший, свесив ноги, на самой верхотуре, под торжествующие крики заколотил последний гвоздь, король все еще пребывал в добром здравии.

Украсив Арку зеленью, ваганты не забыли и о себе. В лавровых венках набекрень, с плющом на шляпах, у кого они были, компания около часа шумно отдыхала в уличном кафе, укрывшемся от солнца под полосатой льняной маркизой. Брик решил, что они — славные ребята.

У парадных дверей хозяйки мелом начищали медные ручки и входные колокольчики. Примостившиеся в люльке рабочие домывали стекла Ратуши. День угасал, но до полуночного фейерверка было еще далеко. Компания потихоньку распалась, ваганты разбежались по пивным и свиданиям.

Брик и Санди еще немного повалялись на травянистом бережку широкой дремотной Висы. Брик, лежа на животе, пытался восстановить в памяти давешнюю песенку, Санди без большой охоты подсказывал ему слова. Темнело. Мир терял яркие краски, крупные звезды загорались в чистом, безупречно синем небе.

— Завтра бы, на карнавале, такой же денек! — помечтал Брик.

— Такой и будет, — отозвался Санди. — Я чувствую.

Он лежал на спине, закинув руки за голову и глядя в небо. Взгляд его блуждал по созвездиям, и он вполголоса называл их. Брик поймал себя на мысли, что совсем не завидует знаниям и спокойной уверенности друга. Просто Санди совсем другой, особенный. И сам он, Брик, тоже особенный, только этого пока никто не видит.

— Не жалеешь, что не пошел на свидание?

Брик помотал головой. Этого добра, как он думал, ждало его в жизни еще предостаточно.

— Санди, — сказал он, — я знаю, чем хочу заниматься.

И он рассказал другу о том, что забрезжило во мраке сегодня утром, а сейчас приняло, наконец, определенную форму.

— Что тебе нужно для этого? — спросил Санди.

— Меч, — вздохнул Брик. — Хорошее оружие высокого качества, подходящее по руке и стилю.

— Если бы мой меч оказался таким, я был бы рад одолжить его тебе. Видишь сам, мне он не нужен.

— Спасибо, — Брик понадеялся, что благодарность прозвучала достаточно веско. — Спасибо, Санди, но мне не подойдет твой меч. Я сильнее тебя, и руки у меня длиннее. Я не говорю, что он плох. Просто в таком деле, где твоя рука — лишь рычаг, а тело — только противовес, каждая унция имеет значение, несоизмеримое с ее весом. Ты не можешь изменить свое тело, а стало быть, должен найти свой меч.

— Я не очень разбираюсь в оружии, — извиняющимся тоном отозвался Санди.

— Для ваганта ты достаточно в нем разбираешься, — успокоил его Брик. — Ну а я только в нем и разбираюсь. Меня всю жизнь учили с ним обращаться. У каждого хорошего меча — свой дух. Когда рыцарь выбирает меч, он не только взвешивает клинок, машет им во все стороны, проверяет на излом. То есть, все это он обязан сделать, но если он не полный дурак, то он должен взяться за рукоять и просто, молча, в тишине, подержать его и послушать. И если меч откликается — это его меч. Ведь выбираешь друга, с которым у вас в бою и победе равный вклад. Говорят… — тут он пожал плечами, — меч — это как женщина. Какая-то и на дух тебе не нужна. Какую-то ты можешь взять, потому что никого более подходящего рядом нет, а тебе кто-то нужен. А какая-то вдруг, непонятно отчего, становится единственной. Легенды говорят, что из-за хорошего меча убивали, как из-за женской любви. Но, опять же, если, убив хозяина, ты завладеешь его верным мечом, он отомстит. Он станет коварен и лжив, он затаится и будет ждать, когда настанет удобный момент для предательства. Вот такая это штука.

Санди покачал головой. Чего у него было не отнять, так это умения слушать.

— Мы всерьез подумаем о том, как добыть тебе достойный меч, — сказал он. — Ты настоящий рыцарь, Брик, и меч тебе необходим. Посвящение, шпоры, герб — это, знаешь ли, формальности, это всё придет само. Слава еще будет гоняться за тобой по пятам. Ты храбр и добр — настоящий сказочный герой. И если тебе нужен меч, ты его получишь.

Брик вскинул на Санди изумленные глаза, и тут как будто бы одновременно ударили десять молний. Юношей словно подбросило в воздух, а над Висой встали золотые столбы.

— Началось, бежим! — заорал Брик, позабыв все важные разговоры, но Санди стоял, окаменев, как Лотова жена, и изумленными глазами уставившись в небо, превратившееся в огненный шатер, подпираемый колоннами из пламени. Они уходили вверх и, отражаясь в черной воде Висы, вглубь, до самого, казалось, ее илистого дна. А в небе и — копией — в воде неслись, крестя огненное небо, пылающие колеса и кометы, ракеты, петарды, шутихи, хлопушки — все палили кто во что горазд.

— Да что с тобой! — тормошил Брик приятеля, прижавшего ладони ко лбу. Санди с усилием поднял на него глаза.

— Одно воспоминание, — сказал он. — Если можно назвать воспоминанием досознательное впечатление. Вокруг огонь, понимаешь, и огненные зигзаги, как пляшущие, постоянно меняющие форму молнии. Так выглядит ореол свечи, если смотреть на него, прищурившись, сквозь слезы. Это в крови, это очень ярко, хотя ничего другого из того, что было со мной тогда, я не помню. А помню себя, как нормальный человек, лет с двух-трех.

— В младенчестве, наверное, тебя держали на ручках и показывали такой же карнавал, — догадался Брик. — Да пойдем же, было бы о чем говорить.

Приятели протискивались сквозь праздничную толпу и сквозь метель конфетти, и Брик тащил Санди за руку, опасаясь, что тот где-нибудь отстанет и потеряется. Сказать по правде, его обеспокоила эта детская растерянность от внезапной и буйной красоты. Брик решил выругать друга за непраздничное поведение завтра, а сегодня, так уж и быть, не спускать с него бдительных глаз.

Когда фейерверк отгремел, возбужденные толпы горожан еще долго бродили по городу. Работали все ресторанчики и кафе, и приятели немного посидели в одном недорогом баре, а потом потихоньку двинулись в свою гостиницу.

— Если мы не выспимся, — рассудил Брик, — завтра, во время шествия, будем бродить, как ошалелые лунатики, и не получим никакого удовольствия. Пошли домой.

В общем зале гостиницы шел большой покер. По-своему развлекались гости столицы. За круглым столом под низко спущенной лампой сидели парочка рыцарей, шулер — у Брика на эту публику глаз был наметанный — и какой-то чиновник, видимо, при деньгах, чего никак нельзя было сказать о дворянах. Судя по довольству на физиономии, шулер чистил чиновника. Брик ухмыльнулся и направился к лестнице на второй этаж, но тут его взгляд скользнул по деревянному креслу, где, выпрямившись, как дышло, сидел один из рыцарей. Перед игрой он снял с себя портупею с мечом и кинжалом и повесил ее на спинку кресла — чтоб не мешала пить вино, и чтобы ножны не цеплялись за мебель.

Не то, чтобы он особенно верил во всё то, что наговорил Санди на берегу Висы. Но сейчас явно что-то происходило. Этот меч был узким, длинным и увесистым. Ножны были ему чуточку коротковаты, и сталь клинка, выглядывавшая из них, синевато поблескивала. Гарда образовывалась раскинутыми крыльями чайки, вцепившейся когтями в резную рукоять, и Брик представил, как славно легла бы эта рукоять в его ладонь. Меч был старый — так тщательно их теперь не делали. Старше, чем его теперешний владелец, и, наверное, старше, чем его прадед. За ним грезились поколения славы. Брик зажмурился, пытаясь отогнать это невероятное наваждение. Меч говорил с ним. Он умолял забрать его. Он жаждал горделивой, честолюбивой юности, звона схваток, подвигов и приключений. Ему нужен был Брик. Ему не нужен был этот чопорный старик с вислыми усами, воспаленными глазами следящий за игрой. Ему нужен был тот, кому он не будет тяжестью на поясе и помехой в ногах. Брик сглотнул и отвернулся.

— Что-то в этом роде? — робко спросил Санди, стоявший за его плечом.

Брик кивнул.

— Да, что-то такое, — хрипло, пытаясь напускной небрежностью скрыть волнение, сказал он.

Санди посмотрел на него внимательно и долго, как не смотрел никогда, разве что в первый раз, при знакомстве, и Брик почувствовал себя неуютно, будто Санди видел его до самого донышка, насквозь. Опять тревога пронзила его: в чем все-таки непростота этого парня?

— Пойдем спать, Брик, — посоветовал Санди так неожиданно буднично, что Брик едва не рассмеялся, махнул рукой и пошел наверх. Он привык к несбывающимся мечтам.

Брика разбудили пляшущие по комнате солнечные зайчики. По привычке он помычал, натягивая одеяло на голову, а потом вдруг вынырнул из-под него, сообразив, что уже далеко не раннее утро.

Следующее, что он увидел, был меч. Он лежал на столе, без ножен, во всей своей первозданной чистоте и строгости, такой, каким ему предназначил быть кузнец. Чайка на гарде косила в его сторону золотым глазом. Санди, отвернувшись, стоял у окна. Постель его была не смята.

— Санди, — сказал Брик. — Что это?

— Это твой меч, — отозвался вагант, не оборачиваясь.

— Но, черт возьми… откуда?

— Догадайся.

— Санди, такой мечуга стоит фермы три.

— Я этого не знал.

Санди, наконец, повернулся, и Брик заметил на его лице какую-то легкую тень. Похоже было на то, что эта ночь оказалась для Санди бессонной.

— Считай, что я его украл.

Брик, испытующе глядя в глаза приятелю, покачал головой.

— Не убеждай меня в том, что ты способен отнять игрушку у младенца.

— Хорошо. Я его выиграл.

— Что?! В покер?!

— В покер.

— Санди, — проникновенно сказал Брик. — Ты уверен, что знаешь, с какой стороны у карты рубашка?

— Я знаю.

— Этим твои познания в азартных играх и ограничиваются. Я видел того жлоба, что сидел за столом. Санди, новичкам везет, но не настолько. Или ты говоришь мне правду, или я не прикоснусь к этому мечу.

Санди вскинул на него полные отчаяния глаза.

— Ты уверен, что очень хочешь это узнать?

— Да, — сказал Брик. — И учти, мой двоюродный прапрадедушка, Фергюс Готорн, был Великим Инквизитором.

— Ладно, получай. Я действительно выиграл его в карты.

Лицо Брика артистически изобразило презрение к этой лжи. Санди вздохнул.

— Я считаю это моим личным проклятием. Я хронический счастливчик. Я никогда и ничего не могу потерять. У меня бутерброд падает всегда маслом кверху! Об этом кошмаре знали только два человека: я и мой старый профессор в Бычьем Броде… он умер… Ненавижу в этом признаваться. Это же ненормально — у каждого человека должен соблюдаться какой-то процент неудач. Если мне сейчас приспичит вывалиться из окна, под окном проедет телега с сеном… Так что я знал, что выиграю.

Физиономия Брика неудержимо расплывалась в восторженной улыбке.

— Санди, солнышко, мы с тобой никогда с голоду не умрем! В крайнем случае тебя можно показывать на ярмарках.

На Санди было жалко смотреть.

— Это плохая шутка, Брик. Это ужасно. За всё на свете приходится платить. Чем больше дано — тем дороже. Я боюсь момента расплаты. И я не знаю, понимаешь, не знаю, что я такое.

— Так делай всё наоборот, и очень быстро свернешь себе шею! Знаешь, что эта карта крупнее, так бери другую, если тебя это утешит. Лично я бы не отказался от твоего везения.

— Ты полагаешь, я делаю это сознательно? Я понятия не имею, какого достоинства эта карта. В результате получается большой шлем, каре и тому подобное безобразие.

— Вот я и говорю, мне бы подобное безобразие — сколько карманов бы я обчистил! Санди, у меня нет слов!

— У меня тоже, — мрачно отозвался тот. — Поэтому будь человеком и возьми меч.

— Я возьму, — сказал Брик. — Санди, я ценю, что ради меня ты сделал то, что было тебе неприятно. Прости мне эту глупую шутку про ярмарку.

Санди бледно улыбнулся.

— Чего там! Только не говори никому. Сожгут еще.

Брик кивнул.

— Могут. С них станется. Но, знаешь… я не могу понять…

— Я тоже. И давай не будем больше об этом. Считай, пожалуйста, что я тебе ничего не говорил. Не хочу, чтобы ты смотрел на меня, как на ненормального.

— Санди, ладно. Конечно. Но разве, если честно, это так уж неприятно? Эта штука никогда тебя не выручала?

— В том-то и дело! — вздохнул Санди. — Выручает всегда. Из-за нее я сам себя не уважаю.

Брови Брика полезли вверх.

— Пойдем, — сказал он. — Закончим на этом. Ты мне ничего не говорил, я ничего не слышал. И вообще, если мы задержимся еще на десять минут, шествие начнется без нас.