Когда паланкин коснулся земли, Регент Амальрик раздернул занавески и соскочил на землю. Эльфы его свиты, выстроившиеся у носилок в предписанном этикетом порядке, краем глаза пытались разглядеть красоты легендарного Хайпура, таинственного города Белого трона, запретного для всех, кроме членов Светлого Совета, его традиционной штаб-квартиры, ставки, откуда шло руководство Силами Света в их извечном противостоянии с Тьмой. Амальрик прекрасно их понимал: впервые оказавшись здесь, он тоже все никак не мог налюбоваться его прелестью, доверенной столь немногим, а потом если не привык, — привыкнуть было невозможно, — то как-то уравновесился сердцем. Как-никак за его плечами — полторы тысячи лет, тысячу из которых он вхож в Хайпур в качестве главного из его хозяев, а до того состоял в свите прежнего Регента.

Всего лишь около сотни эльфов по всей Волшебной Стране хотя бы приблизительно знали, где находится заветное сердце Белого трона, где собирается Светлый Совет, и все они дали страшную клятву ни под какой пыткой не выдавать доверенного им секрета. Все-таки в проклятии, вынуждавшем эльфов говорить только правду, были и свои удобные стороны. Ни одно самое чудовищное истязание никому из посвященных не смогло развязать языка. А прочие народы знали о Хайпуре и того меньше.

Амальрик огляделся. Хайпур создан так, чтобы навеки затмить в сердце увидевшего его все иные привязанности. В этом смысле он весь представлял из себя своего рода магический артефакт, и тот, кого приводили сюда, был уже обречен на служение Белому трону.

Масса юной свежей зелени нависала над белыми стенами зданий, выстроенных, главным образом, в виде ступенчатых пирамид, самою формой своей символизировавших устойчивость и стремление к совершенству. Здесь не было улиц в их обычном понимании: лишь тропинки, выложенные белыми плитами, с пробивавшимся меж ними мхом. Хайпур допускал только пешее передвижение. Только естественные звуки ласкали здесь слух: птичий щебет, шорох листвы, журчание струй многочисленных фонтанов, украшенных скульптурными группами, или же, напротив, совсем простых, в виде родника, переполняющего мраморную чашу. Это был во всех отношениях необычный город. Здесь не было постоянного населения, здесь не слышались громкие голоса, его не оскверняли жители и их суетливая деятельность, и если Амальрику и его спутникам кто-то попадался на дороге, он был уверен, что это посвященные, прибывшие сюда для медитаций и поисков дальнейших путей к совершенству. Тримальхиар Клайгелей тоже был Белым, но в нем было слишком много суеты, слишком много жизни, он строился слишком для насущных нужд. Он был слишком светским, слишком известным и доступным агрессии. Так что не в нем, а именно в прохладном священном Хайпуре располагалась постоянная резиденция Совета, собранного на этот раз по инициативе Амальрика в своем минимальном составе. То есть, сюда явился лишь он сам как представитель свободного народа эльфов, чье участие, собственно, и делало Совет Светлым, и Джейн, правящая принцесса Белого трона, его официальная глава.

Большинство пирамид ничем не отличались одна от другой, и лишь руководствуясь Могуществом, как это делали волшебники, или же тысячелетним опытом, как привык он сам, можно было выбрать среди густо занавешенных зеленью, чуть просвечивающих мраморной белизной в высокой траве тропинок нужную, ведущую к нужному месту.

Свита осталась на пороге пирамиды, рассевшись на специально расставленных здесь скамьях, готовая воспрепятствовать любому, кто, не будучи членом Совета, тем не менее дерзнет вмешаться в его ход.

Амальрик спустился вниз по узкой, несколько раз круто поворачивающей лесенке. Пирамида внутри была полой, и весь ее многоступенчатый короб представлял собою лишь свод огромного подземного зала, где его уже ждала леди Джейн.

Здесь было достаточно света благодаря тому, что в ступени пирамиды, в их обращенную к небу, а потому невидимую с земли грань были вмонтированы окна. Спускаясь в зал, Амальрик сделал привычный ритуальный жест, коснувшись двумя сомкнутыми перстами своего лба, губ и сердца, и завершив всю эту серию прикосновением к исполинскому хрустальному шару, мимо которого лежал его путь, символизировавшему победу объединенного Могущества Белого трона над самой прежде неукротимой природой. Там, внутри шара, бесновались свирепые плененные метели, изысканные ледяные узоры покрывали его внутреннюю поверхность, а в Волшебной Стране стояло вечное лето.

Принцесса Белого трона сидела за большим круглым столом, рассчитанным на двенадцать персон — именно таково было точное число членов Совета, и поднялась навстречу эльфу. Длинная мантия из белого льна, расшитая золотыми цветами, была наброшена на ее плечи, ниспадая до пят и с шелестом скользя вслед за ней по плитам, устилавшим пол. Амальрик молча смотрел на нее некоторое время и не испытывал при этом никаких чувств: за полторы тысячи лет он пережил свои эмоции, все, кроме, пожалуй, тревоги. Когда-то он очень хотел, чтобы именно Джейн заняла трон. По разным причинам. Не годилось оставлять Совет без главы, а из тех людей, что в силу белизны могли на этот пост претендовать, Клайгель был в том, другом своем мире, а леди Риз, мать Джейн, не желала обременять себя общественными обязанностями. К тому же оба эти кандидата были крайне неудобны и хотели тратить Могущество лишь по своему личному усмотрению. Леди Джейн, которой тогда исполнилось лишь двадцать, представлялась ему куда более сговорчивой или, по крайней мере, пластичной, но должности распределились вопреки его приоритетам. Клайгель вернулся, и хотя в победе Светлых и установлении долгожданного благодатного мира была его непосредственная заслуга, Амальрик все-таки считал, что, заперевшись у себя в Тримальхиаре и ни разу за семь лет не появившись в Хайпуре, он непростительно пренебрег титулом и налагаемыми им обязанностями, которые лично сам он, Амальрик, в мирное время считал чисто номинальными.

И до чего же все-таки жалка эта смертная порода! Стоило называться принцем, чтобы быть им фактически какие-то глупые семь лет! После чего Клайгель попросту умер, — даже по приблизительным подсчетам Амальрика, путавшегося в продолжительностях жизней различного рода смертных, сделал он это непростительно рано, — а трон заняла Джейн. Но, честно говоря, это была совсем не та Джейн, какую он хотел бы здесь видеть. Он смотрел в лицо женщины тридцати с небольшим лет, очень похожее на лицо ее матери. Не тонкостью черт и красотой, которыми не отличалась Риз, и которые она, по всей видимости, унаследовала от отца, Рамсея, но выражением спокойной уверенности в своих силах и в собственной белизне, которая, как он помнил, была досадной чертой всех встретившихся ему за долгую жизнь Белых. Интересно, недоумевал он, как можно быть хоть в чем-то уверенным столь непоколебимо, прожив на свете каких-то тридцать лет?

Он поклонился ей с горделивостью значительной персоны, прочитав в ответ на ее, казалось бы, неподвижном лице уважение и неприязнь. Он привык и к тому, и к другому. Прочие члены Совета неоднократно высказывали ему более или менее обоснованные претензии, и он, разумеется, понимал, чем они раздражены: тем, что присутствие в Совете эльфа — а тем более одного и того же эльфа — священно и неколебимо. На том держится Совет. Он находил утешение в том, что все, что им делается, делается на благо эльфов. Но Джейн не упрекала его никогда, она никогда не спешила высказать все, что имеется у нее на уме, и потому он считал ее почти равной себе и опасался.

— Ты встревожен, — сказала она утвердительно, хотя он знал, что его лицо бесстрастно, словно алебастровая маска. — Твоя тревога касается нас всех?

— Пока не знаю, — отвечал Амальрик, садясь на свое место, на высокое кресло, устроенное с таким расчетом, чтобы его глаза оказались на одном уровне с глазами высокорослой принцессы.

— Но если моя тревога обоснована, то все мы рискуем в самое ближайшее время обнаружить себя сидящими в одной большой вонючей луже.

Его собеседница позволила себе мелькнувшую в углу рта усмешку, ничуть не смягчившую неприязненное выражение ее глаз.

— Как часто ты проверяешь Черный Замок? — спросил Регент, щелкнув ногтем по хрустальной поверхности палантира, миниатюрной копии Шара Зимы, стоявшего посреди стола.

— Я всегда полагала, что эта территория — место твоих жизненных интересов.

— Мне бы твое Могущество, — медленно сказал он. — Так — насколько часто?

— В лес я заглядываю где-то раз в месяц, — ответила принцесса. — Там тихо. А сам Замок опутан такой тьмой охранных и блокирующих заклятий, что через палантир туда не пробиться. Это все равно что блуждать наощупь в черном тумане. Даже если там нет никого, само место весьма успешно противостоит наблюдению. Сказать по-правде, попытавшись прорваться пару раз, я бросила это безнадежное дело.

— Ты ничего не могла там РАЗГЛЯДЕТЬ, — задумчиво сказал Амальрик, — но ты могла бы ПОЧУВСТВОВАТЬ, если бы там что-нибудь изменилось?

— Почти наверняка, — согласилась Джейн. — Но что произошло, и почему именно сейчас и с такой секретностью от прочих?

— Потому что я не уверен. Произошло событие, которому я не могу подыскать объяснения. Мне не хотелось бы раньше времени поднимать шум, тем более, что это может повредить как моей личной репутации, так и имиджу руководимого мною народа.

Ее заинтересованность была пока еще очень легкой. Она знала о том, что ему известно о ее неприязни, и уважала его за то, что он никак не реагировал на нее. В сущности, она была уверена, что для него она — очередная однодневка, по злой прихоти одаренная Могуществом, имея которое сам он мог бы достичь высот, не снившихся ни одному честолюбцу. Но этот эльф не знал ни зависти, ни обиды, ни привязанностей. Интересно, подумала она, а доступен ли он страху?

— У меня пропали эльфы, — сказал Амальрик.

Тонкие брови Джейн шевельнулись.

— Ваш народ никогда не сидел на месте. Мало ли куда поманили их мечты и звездный свет.

Амальрик покачал головой.

— Они не были частными лицами. Пропала караульная группа, несшая дозоры на одном из участков границы с землями, ранее контролировавшимися Черным Замком. Эти эльфы не могли покинуть пост под влиянием мимолетного настроения. Их пропажу обнаружил смежный пост, но по меньшей мере двое суток граница оставалась открытой. Мы не смогли даже выяснить направления их движения: как ты знаешь, эльфы не оставляют следов.

— Когда что-либо или кто-либо пропадает таким образом, у людей принято говорить: «Эльфы унесли», — хмыкнула Джейн.

— Шутки здесь неуместны, — отpубил эльф. — Разумеется, была снаряжена поисковая группа.

— В каком направлении?

— В том, что считалось самым опасным. И вот что я скажу тебе, принцесса. Они тоже не вернулись.

— В таком случае, я полагаю, направление было выбрано верно.

— Я потерял семьдесят эльфов! В мирное-то время. Ты должна понимать, что даже если мой народ не упрекает меня, то за него это делает моя совесть.

Джейн подумала о том, что никогда не была уверена, есть ли она у него вообще, а если есть, то действует весьма избирательно, а также о том, что если за свои полторы тысячи лет этот пройдоха, вращаясь в высших сферах политики и магии, и не научился читать мысли, то уж выражения глаз и лиц не представляют для него тайны.

— И каковы были твои дальнейшие шаги? — поинтересовалась она.

— Я утроил охрану границы, объявив в том районе чрезвычайное положение, и поспешил известить тебя. Что, если эта гадина вновь поднимает голову?

— Искренне надеюсь, что тревога — ложная, — сказала Джейн. — Все-таки Александр Клайгель послал их в хороший нокаут, а ты, практически, добил лежачих.

— Я не думаю, что ты ставишь мне это в вину, — усмехнулся эльф. — И все же Черный Замок есть то, что он есть. Я хотел бы просить тебя о помощи.

— Ты лучше настроен на своих эльфов, — возразила Джейн, кивая на палантир.

— Ты одолжишь мне энергию?

— Разумеется.

Она сняла блокаду, и Амальрик зажмурился от почти чувственного удовольствия, заколыхавшись в теплых волнах идущей от нее эманации Могущества. Он мог принимать еще и еще, впитывая его каждой своей клеткой, купаясь в его благодатном потоке… если бы знал, что с ним делятся охотно.

— Благодарю, — коротко сказал он, и блокада была водворена на место. Джейн подвинула к нему хрустальный шар, Амальрик коснулся его подушечками пальцев, которые покалывало бурлившей в нем Силой. И шар отозвался, засветившись растущей в глубине его искрой, брызнувшей через минуту безумным зеленоватым сиянием. Смотря сквозь полусомкнутые ресницы, он вплел свою волю в питавшее палантир Могущество, и там возникла картина осеннего леса. Джейн склонилась над плечом Регента, тоже весьма заинтригованная, куда могли бесследно пропасть семьдесят эльфов.

Магия — коварная штука. Одно из основных условий техники ее безопасности — ставить вопросы корректно. И Джейн не сомневалась, что сейчас они видят то место, что непосредственно связано с исчезновением караула или поисковой группы.

Они не исчезли, оказывается, так уж бесследно. Более того, следами была испещрена и взрыта вся прогалина, покрытая толстым слоем палой листвы. Но, духи земли и неба, что это были за следы! Бросив взгляд на Амальрика, она увидела, как сразу осунулось его белое лицо, не имевшее иных признаков возраста, кроме темных бездн полуторатысячелетних глаз.

Он сместил фокус, и в палантир вплыл чудовищный, дочиста обглоданный скелет с ребрами, подобными шпангоутам крупной ладьи. Кое-где свисавшие с костей свежие сухожилия свидетельствовали о том, что смерть настигла его относительно недавно.

— Мои эльфы, разумеется, защищались, — пробормотал Амальрик. — Им удалось прикончить вот этого, обглоданного своими же. Но ты же видишь, принцесса, сколько их тут было!

Джейн мельком оглядела поляну, отметив еще несколько своеобразной формы черепов.

— Эльфийских останков я здесь не вижу, — сказала она.

Амальрик дернул худыми плечами.

— У нас слишком тонкая кость. Нас не обгладывают, а пожирают прямо так, живьем раздирая на куски. Какая это, должно быть, была жуткая ночь!

И он был прав. Даже человеческий глаз Джейн различил на роскошном осеннем ковре более темные пятна, такие, какие оставляет только теплая кровь антропоморфных. И там было тихо-тихо.

— Неужели ты выморил их не всех?

Амальрик усилием воли удержал себя от того, чтобы шарахнуть кулаком по белой столешнице.

— Ах как бы я хотел, чтобы палантир обладал способностью показывать не только настоящее, но и прошлое! Какой негодяй разворошил это осиное гнездо?! О, если бы мне его увидеть, я бы знал, кого назвать своим врагом на все оставленные мне Создателем годы!

Джейн всем телом вздрогнула, отодвинулась от Амальрика, села и положила руки перед собой, сплетя пальцы в замок. Палантир погас. Эльф обернулся к ней, увидев, что ей есть что сказать.

— Сколько лет прошло после того, как ты пытался убить… — она осеклась, не стоило сейчас цапаться с союзником, — как вы обрели новую Королеву?

— Десять по пересчету на триста шестьдесят пять дней, — незамедлительно отозвался тот, не упустив, однако, ее оговорку.

— Тогда сейчас ему двадцать три? Неужели Санди вернул его?

Амальрик, я могу ошибаться, но, кажется, я знаю, кто взял под свою руку Цитадель Зла. Твоего врага зовут Рэй.

— Не знаю я никакого Рэя! — в сердцах вскричал Регент.

— Знакомься. Были времена, когда ты и Бертрана не знал. Ты имеешь дело с единственной ошибкой Александра Клайгеля. Этого волчонка не следовало оставлять в живых. И уж во всяком случае ему нельзя было позволить вернуться!

— Кто такой этот Рэй?

— Это молодой мужчина, четырнадцать лет назад произнесший в твой адрес те же слова, что ты только что произнес в его. Это твой личный враг.

Амальрик кивнул.

— Выкормыш Черного трона и к тому же, как я понял, объявивший себя его принцем? Во всяком случае таковым считаешь его ты. Что переводит его в разряд общих врагов Совета. Я не прав?

— Прав.

— Так что же, десять лет назад вы держали его жизнь в своих руках… и не предприняли ничего?

Джейн отвела глаза.

— Это все Санди, — сказала она. — Ты же его знал. Это же была воплощенная ходячая совесть. Как ты думаешь, его приятно было иметь врагом?

— Ты его любила, — сказал Амальрик. — Ты замужем за другим мужчиной, но ты никогда не любила его так, никогда не отдавала ему того, что могла бы отдать Клайгелю. Надо же, всех прочих тебе удалось обмануть. Даже его самого?

— Это не лежит в сфере жизненных интересов эльфов, — огрызнулась Джейн. — Санди способен был догадаться очень о многом. Но, так или иначе, я рада, что на моей совести нет смерти ребенка, даже этого маленького чудовища.

— Ваше безумие заразно, — фыркнул эльф. — Я знаю, что значит быть хорошим эльфом: не поступать во вред собственному народу. А что значит — быть хорошим человеком?

— Мы слишком многое основываем на предположениях. Рэй еще не заявил о себе. Может быть, он тут и ни при чем.

Амальрик долго и выразительно посмотрел на нее.

— А как насчет преступной халатности?

— Знаешь, кого мы должны предупредить в первую очередь? — ее точеный профиль белел в полумраке зала. — Тримальхиар. Я сама туда поеду. Рэй может возникнуть там. Он мстителен, и все-таки именно Саския Клайгель настояла на том, чтобы он покинул Белый город.

— Ты… о ней беспокоишься?

— И о ней тоже, — ответила принцесса, борясь с желанием высказать этой твари, полной ядовитого сарказма, все, что она о нем думает. — Но в первую очередь — о своем наследнике. Артур Клайгель — следующий в очереди на трон.

— У тебя нет своих детей, — бесстрастно сказал Амальрик. — И потому ты любишь его сына, даже если мать — другая.

— На твоем месте, господин Регент, — парировала Джейн, и улыбка удовольствия окрасила ее порозовевшее лицо, — я больше была бы озабочена тем, что из всех жителей Волшебной Страны самые дружеские отношения с этим исчадием ада — у твоей Королевы.

* * *

Она простилась с Амальриком и на следующий же день покинула благословенный Хайпур. Путь ее лежал в Тримальхиар. Одетая, как и в былые времена, в мужское платье, с волосами, убранными под широкополую шляпу, она скакала верхом через светлые чистые леса, сопровождаемая взглядами остававшихся невидимыми для нее эльфийских патрулей, всегда готовых прийти ей на помощь, буде та понадобится, и тревожными оглядками полудикой местной нечисти, которую побеспокоил стук копыт. Они никак себя не проявили, и все вокруг было тихо. Слишком тихо, чтобы эта тишина успокаивала. Джейн была склонна к обостренному восприятию, и покой леса казался ей зловещим, предгрозовым. Но путь ее был недолог. Доскакав до ближайшего порта на Дайре, она воспользовалась услугами одного из принадлежавших ей торговых судов и через три дня спокойного плавания вниз по течению высадилась в порту Тримальхиара.

* * *

Сэсс сидела напротив нее, как недавно — Амальрик, и обе женщины не сводили друг с друга настороженных испытующих взглядов. Почти ровесницы, подругами они не были никогда. Может, Джейн и удалось оставить в заблуждении относительно своих чувств Александра Клайгеля, но уж никак не его жену.

Все такая же стройная, такая же свежая, как десять лет назад, с каскадом рыжих кудрей, стекавшим по ее плечам и спине, убранных только со лба и прихваченных на затылке золотой шпилькой, истинная Королева эльфов, которой, казалось, само время не указ, она пренебрегла течением прошедших десяти лет. Вот только улыбки не было ни на губах ее, ни в летнего, зеленого цвета глазах. Одета леди Тримальхиара была в свободный черный шелк и не носила украшений. И желание нравиться, столь присущее ей в юности, уже не сквозило в каждом ее движении. Траур души. Верность почти лебединая. Лишь существование сына удержало ее здесь. Джейн хорошо знала, что после отлета Александра Могущественные любого толка стали нежеланными гостями в Тримальхиаре, хотя никто не посмел бы сказать, что леди обошлась с кем-то неучтиво или, того более, причинила кому-то вред.

— Я подозреваю, — сказала Джейн, — что Рэй вернулся.

— Это не новость, — тут же равнодушно откликнулась Сэсс. — Я видела его. Санди позвал его три года назад… тогда… и надо отдать ему должное, он ни дня не помешкал.

Ну вот, они-то гадали, а домашняя клуша, которой все безразлично, держала эту тайну в руках и не знала, на что ее употребить.

— Что ты о нем скажешь?

— Красавец, — усмехнулась леди Тримальхиара. — Куда до него Райану.

— Ты говорила с ним? Как он настроен? Куда он собирался и насколько он могуществен?

— Давай раз и навсегда объяснимся, Джейн, — устало сказала ей Сэсс. — Увольте меня от ваших игр. Меня и Тримальхиар. Я — в стороне. Я не Могущественная и не принадлежу ни к одному из враждующих лагерей. Разве не достаточно Совету того, что вы отнимали время моего мужа, которое иначе он проводил бы со мной?

— Ты не Могущественная, — согласилась Джейн. — Но ты была женой Могущественного, и ты — мать Могущественного. Это к чему-то обязывает. Ты не сможешь спрятать Артура от жизни, и уж тем более ты не спрячешь его от самого себя. Если Рэй овладел Черным Замком, то близится война, и какую же сторону тебе, леди Тримальхиара, вдове одного принца Белого трона и матери другого, придется принять?

В широко распахнутые окна Замка Клайгель дышал май, его вторая половина. Джейн всегда было в этом городе очень хорошо. Очень спокойно. Лучше, чем в Хайпуре.

— Какую сторону, говоришь? — прошептала Саския Клайгель. — Твой коллега Амальрик пытался убить меня из «высших» интересов, а ненавистный тебе Рэй спас мне жизнь… Хотя я предпочла бы не платить столь высокую цену. Может быть, я и не смогу уберечь Артура, но я, во всяком случае, попытаюсь. Мой муж положил жизнь на то, чтобы поднять этот город из праха, так неужели же я позволю, чтобы спустя всего три года после его смерти вы снова привели сюда войну? Чтобы вы снова опрокинули все это? Ты была самым преданным другом Санди, я это признаю, ты была его вторым «я», и он доверял тебе как никому. Но если ты еще раз заведешь со мной разговоры относительно войн, Могущества, сторон, я попрошу тебя больше никогда сюда не приезжать. Если же ты станешь настаивать, я вместе с Артуром покину Волшебную Страну.

Она взглянула на ошеломленную ее страстью Джейн и более спокойно добавила:

— Утешься тем, принцесса, что и Рэй получил бы такой же ответ. Разумеется, насколько это будет во власти моего влияния, в Тримальхиар я его не пущу.