Удара не последовало, но мир вокруг слился в сплошные мелькающие полосы. Либо я мчался куда-то с невероятной скоростью, либо… Оказалось — либо. Немного очухавшись, я обнаружил себя с боязливо поджатыми ногами на вращающемся стуле, помалу замедлявшем движение. Восстановив дыхание, я опустил ноги на пол и осмелился оглядеться.

На этот раз я угодил в помещение, и был этому рад. На улице становилось неуютно. Окружающая обстановка одновременно и успокоила меня своей обыденностью… и насторожила по той же самой причине. До сих пор все было очень экзотично, и такой резкий возврат к реальности вновь выбил меня из укатанной колеи. Это было чревато очередной сменой линии поведения. Вытянув шею, я огляделся.

Я находился в просторной комнате без окон, залитой искусственным белым светом, не дававшим теней. Стены отделаны светлым огнеупорным пластиком, кругом — черная офисная мебель, на столике с выдвижной полочкой под клавиатуру — «Pentium».

Тут я немного съежился, обнаружив, что не один я здесь любопытничаю. Почти невидимый из-за монитора, на меня с ни о чем не говорящей улыбкой глазел тип неопределенных возраста и наружности. Более всего, надобно сказать, походил он на белую мышь, тощую, но исполненную сознания собственной исключительности. Он был маленький, белесый, и помаргивал из-под бесцветных бровей круглыми глазками без ресниц. А нижняя часть лица у него жила своей жизнью: неожиданно большой тонкогубый рот играл выразительной улыбкой, обнажая крупные, тесно посаженые зубы. Вид у него был ехидный и себе на уме. В отличие от прочих духов, очевидной доброжелательности он не проявлял. Подвижные пальцы, привыкшие бегать по клавиатуре, ни на секунду не оставались в покое, поглаживая то клавиши, то колонки 15-дюймового ViewSonic'а. Не самый крутой комп, но… хор-роший! Но вот чего никак и никогда не подозревал, так это того, что Ноябрь обретается в облике старомодного бухгалтера. Он был в мешковатом деловом костюме, в черной водолазке под ним, и в сатиновых нарукавниках едва не до самых плеч, и выглядел сущим змеем.

— Добрался-таки? — спросил «змей». — Ну, давай знакомиться. Я Манфред.

— Дмитрий… — заикнулся я.

— Это я знаю. — Он вновь положил худые белые лапки на клавиатуру. — Вы у меня здесь целиком.

— Ну уж! — фыркнул я ему в лицо.

— Сомневаетесь вы совершенно напрасно, — заявил он со своей взбесившей меня донельзя улыбочкой. — Все должно быть учтено, зафиксировано, передано в соответствующие инстанции, где и подвергнуто соответствующей статистической и аналитической обработке.

— Цыплят по осени считают?

— Вроде того. А вы ждали мойру с золотым пером, и парочку других — с прялкой и ножницами?

Он не глядя вставил в дисковод тефлоновый флоппи-диск на 3, 5 дюйма, проделал парочку стандартных манипуляций и вновь одарил меня ухмылкой. Я себе так черта представляю.

— Вам разве привыкать? — чисто риторически поинтересовался он.

Я мотнул головой. В самом деле, бывшему советскому гражданину, которого долго просвещали насчет ужасов «мрачной эпохи», внимание разного рода спецслужб к его скромной персоне кажется по меньшей мере рядовым и не заслуживающим особого упоминания явлением.

— А какой смысл? — в свою очередь спросил его я. — Выдернули меня из родной реальности, запустили в действие новый причинно-следственный ряд, еще, пожалуй, и энергию потратили. А зачем? Я не спасал миров… и вообще, в сущности, ничего не делал. Никаких глобальных уроков для себя не вынес. Так, картинки посмотрел.

Бес ноября извлек дискету из щели и поставил локти на стол.

— Зачем, говорите? А представляете ли вы, насколько скользок этот вопрос, и насколько ни к чему не обязывающий ответ вы на него получите? Простой, но емкий пример. Зачем человек пишет книгу? Оставляя в стороне меркантильные соображения.

— Затем, что ему, наверное, хочется с кем-то поговорить.

— А зачем?

— У него есть какая-то мысль, и он желал бы ее упорядочить и поделиться ею.

— Но зачем?!

— Затем, что он не сможет без этого жить.

— А зачем, если уж на то пошло?

— То есть — жить зачем?

— Ну да.

Я старательно наморщил лоб: очень уж не хотелось в грязь лицом.

— Ну, не касаясь этики и теологии, лишь провоцирующих очередное циничное «зачем», хотя бы из элементарного закона сохранения энергии. Жизнь дана! Искорку в тебе зажгли, так пользуйся, грейся, свети…

— Да кому он нужен, этот ваш закон сохранения энергии! Все сущее получилось экспериментальным путем при реализации определенной, в принципе вариабельной модели, и уже постфактум, чтобы как-то оправдаться и подвести теоретическую базу, были придуманы якобы непреложные основополагающие законы.

— Господина Роберта Шекли на досуге не почитываете?

— Знаком, — охотно согласился мой хозяин. — И нахожу исключительно интересным. При прочих очевидных достоинствах редкостное сочетание занимательности и качества. Мне было с ним хорошо. На полутора тысячах страниц никого не изнасиловали. Видите ли, утешает только собственный цинизм. Чужой — раздражает.

— Пожалуй, — легко согласился я, где-то краем сознания чувствуя, что начинаю входить в образ. Бесы получаются из битых жизнью романтиков.

Видимо, чем-то я таки заслужил его расположение, потому что спустя минуту молчания он полусерьезно добавил:

— Я все же не советовал бы вам задаваться этим вопросом. Я имею в виду «зачем?» Иначе вас накроет такой волной, с какой вы вряд ли справитесь. Надеюсь, я достаточно наглядно продемонстрировал вам, насколько коротка логическая цепочка до полной бессмысленности любого существования и любой сколько-нибудь созидательной деятельности, включая космогонию. В том, чтобы сунуть голову в газовую духовку, тоже нет ни малейшего смысла.

— А что же делать?

— Наплевать и забыть, — хладнокровно посоветовал он. — Заняться чем-нибудь, чтоб не сойти с ума. Беллетристику пишите. Если человек с этим связывается, он уж как минимум рассчитывает изменить мир. Хотя, в принципе… зачем?

— Итак, Лахезис, фиксирующая мои деяния — пошутил я, — если я правильно понял вашу позцию, не имеет смысла доискиваться причин, когда приходится что есть духу выпутываться из причиненого ею следствия?

— Примерно так. Но, будем надеяться, финал вашей истории близок. Вас встретит Ее Всемогущество Норна, и у нее вы сможете выяснить все интересующие вас аспекты.

— А зачем?

Мы обменялись ухмылками. Философия сегодняшнего дня. Волну не остановишь, сказал бы Имант, но можно на ней прокатиться. И, не мешкая, подал бы пример. Есть обстоятельства, и люди… и боги, которые сильнее нас. Но кто сказал, что мы не сможем обернуть их к своей выгоде? Я протянул руку и взял с его стола то единственное, что в данной ситуации могло послужить Ключом.

— Я не ошибся?

— Ни в коем случае, — ответил Манфред, вежливо поднимаясь на ноги. Вот уж чего я совсем от него не ждал. — Разумеется, этот отчет я записал для Леди Декабря. Сама электронная информация послужит вам Ключом в последний этап.

— Перегрин! — вдруг вспомнил я. — Лорд Марта! Он не просил напомнить, но сожалел, что вы о нем забыли. Ребенку нужен виртуальный мир. Он хочет в Интернет.

— Его только пусти, — беззлобно сказал Манфред. — За ним потом не приберешь. Не во зло будь сказано, этот читающий без разбору бог знаком со всеми социальными и асоциальными теориями со дня творения. Самое меньшее, на что способен наш хакерствующий Робин Гуд, так это перераспределить «всем поровну» банковские фонды. Пусть уж лучше читает, покуда человечество писать не разучилось: должен же кто-то из наших своим вниманием поощрять сию благородную страсть. Итак, вы готовы проследовать дальше?

— Если на то будет ваше позволение. Куда?

— Сюда, пожалуйста, — он уступил мне свое место. — Кнопки нажимать учить не надо?

— Да я уж мышкой, — отозвался я, глядя на стандартное оформление рабочего стола Window's 95 и пытаясь подавить острейший приступ мандража.

— Диск — в дисковод, обратно. Нет, пожалуйста, сами. Мне туда не надо, и не я туда записан. Сейчас мы пошлем ваш интерфейс в интерспейс.

Я еще слышал его голос и привычно хихикал над этой распространенной шуткой, когда меня подхватило и потащило куда-то в пульсирующий алюминиевый коридор, в лучших традициях «Виртуальной реальности». Какое-то время, показавшееся мне бесконечно долгим, я летел, повторяя его причудливые изгибы и выписывая замысловатые петли. Мой интерфейс тошнило самым физиологическим образом. Потом так же внезапно все кончилось, и я очнулся в полной темноте… на мокрой соломе. Поднявшись на трясущиеся ноги, я кое-как ощупал стены, оказавшиеся каменными и имевшие неправильную форму. Где-то поблизости блеяли. Пахло навозом.

Ничего себе — апофеоз!