Горячий аккорд (сборник)

Ирбe Саша

X. Больше нет…

 

 

Я не знаю

Я не знаю, с кем ты теперь и где и в какие земли теперь спешишь. Умываясь – вижу тебя в воде, улыбаюсь – чувствую, ты грустишь. Мне сулят Нью-Йорк…     И сулят Париж… Уезжать не хочется никуда! Потому что знаю, что ты грустишь, и на кухне помнит тебя вода, помнит лес за городом,     помнит сон (он под вечер в сердце моё стучит). И из всех дверей,     и из всех имён проступает образ твой и молчит. Я хочу уехать –     сбежать хочу, потому что с сердцем моим беда! Как тебя увижу – всегда молчу. Не увижу больше я никогда.

 

«Что делать?.. Меня не обманешь…»

Что делать?.. Меня не обманешь, уже не оставишь меня, мой тайный и светлый товарищ, хранитель вчерашнего дня. Глядишь в мои губы устало, пытаешься быть бодрячком!.. Что делать?.. Такое настало, что хочется в землю ничком. Что делать?.. Устлали заботы тугие колдобины лба… А ты мне опять про работу – про бренные наши дела. А ты мне опять про измены… Кого – мне скажи – и кому?.. Измены – то мест перемены, то радость больному уму. Попытка хоть как-то укрыться от мыслей, что время не спит, что жизни чудной колесница по небу всё жёстче летит. Не спрячешься, не остановишь, в любимых людей – не уйдёшь… Ты взгляд мой нечаянно ловишь, ты рядом, как Понтий, бредёшь. Прости мне!.. Отчаянно руку на руку твою положу. Пройдя по порочному кругу, я больше с тобой не дружу. Не верю я в тихое счастье и сплетен твоих хоровод. Родной, я разбилась на части, и счастье меня не спасёт.

 

«Сегодня ночью сделались чужими…»

Сегодня ночью сделались чужими. На кухне долго серый таял свет. Как хорошо когда-то мы дружили. Теперь ни дружбы – ни печали нет. Совсем одна – с утра поставлю чайник, совсем одна – в холодный мир войду, где всё до неисправности случайно, всё явственно, а будто бы в бреду. Сегодня ночью сделались чужими. И горек мне     встревоженный рассвет, невольно утверждающий: дружили… ещё вчера… сегодня – больше нет…

 

«Это – я…»

Это – я, сегодня гордая, закрываю дверь. Беспокойною и подлою сделалась теперь, вековечною и смелою (в окнах, как струна). Непонятно, что я сделала, но опять одна. Закурить?.. Ещё подумаю!.. Мне ли привыкать?.. Из себя я корчу умную, ветреную б… Угодили все затрещины в нутриё моё. А ещё – осталась женщиной, призраком её. Я от горести отчаянной больше не напьюсь: знаю, что потом нечаянно в нового влюблюсь. До рассвета руки скрещены, но настанет день – и опять любимой женщиной (дико, что не лень) побреду по сонной улице, преступая боль, чьей-то дурочки и умницы отыграю роль. Белый свет из окон стелется – плещется вода. Дай нам бог, с тобой не встретиться больше никогда.

 

Отречение

 

«Спаси нас Бог!.. Живёт непониманье…»

Спаси нас Бог!.. Живёт непониманье во мне – как червь, в тебе – как изумленье. Другим дарю заботу и вниманье, с другими вместе славлю воскресенье. Окружена толпой ненужных истин, тревожных слов, восторженных объятий, но всё к тебе меня уносят мысли, душа кричит, орать готова: «Хватит!». Уже привыкла, что всегда не с ними, не с теми, с кем мечтаю и люблю бродить с утра     бульварами шальными (быть может, позже встретимся в раю). И там, в раю, ещё, быть может, вспомним весь этот сонный и ненужный бред: холодный свет почти озябших комнат и до безумья розовый рассвет. И снова в тех очутимся объятьях, в которых, точно в лодке по волнам, готовы плыть, назло любым проклятьям, к любым, невзгодам     и любым ветрам.

 

«Попробуем пожертвовать собой!..»

Попробуем пожертвовать собой! Своим удобством, волей, равнодушьем… (Напоминает чёрное удушье моё теперь гуляние с тобой.) Суров – как ветер, ровен – как стена, не выдаешь симпатии и взглядом. И я боюсь сказать, как сильно надо мне знать, что я по-прежнему нужна. Но горек мир любовных баррикад без всяких – даже мелких – просветлений: мы ходим, а ласкаются лишь тени, неугомонно, вволю, наугад. И точно спавшей с берега волной, я ухожу, уже не понимая: зачем же, даже нежности не зная, ты всё ещё встречаешься со мной?!