Танки в Зимней войне

Иринчеев Баир Климентьевич

Глава 9. Первый штурм линии Маннергейма

 

 

Бригада Лелюшенко на реке Бурной

6 декабря 1939 года советские части форсировали реку Тайпале и ценой высоких потерь закрепились на противоположном берегу. На плацдарм сразу началась переброска артиллерии и танков.

Уже к 8 декабря 1939 года на плацдарм был переброшен и принял участие в боях 204-й отдельный танковый батальон. Огнеметные танки атаковали финские огневые точки совместно с машинами 391-го и 442-го отдельных танковых батальонов. В атаке 9 декабря 1-я рота в составе девяти экипажей действовала в составе 212-го стрелкового полка и потеряла три танка; два из них остались на поле боя. 2-я рота батальона в составе двенадцати машин атаковала финские позиции в Коуккуниеми-северное в составе 674-го стрелкового полка и потеряла пять машин. Два танка получили попадание в резервуар с огнесмесью и сгорели.

Сгоревший ХТ-26 на поле боя (АСКМ).

10 декабря огнеметчики понесли самые тяжелые потери: во 2-й роте сгорело два танка вместе с экипажами (в том числе командир роты, командир взвода, два механика-водителя и два химика), два танка были подбиты, но вернулись с поля боя. 3-я рота потеряла четыре танка, из них один сгорел, еще два остались на поле боя.

К 13 декабря 1939 года части 150-й и 49-й стрелковых дивизий прочно овладели плацдармом на мысу Коуккуниеми и начали подготовку к прорыву основной финской линии обороны. В тот же день Мерецков отдал приказ на наступление Правой группе. Общее наступление было назначено на 15 декабря.

Дивизии, наступавшие с плацдарма, были достаточно полнокровными: в 49-й дивизии насчитывалось 13 882 человека личного состава, а в 150-й стрелковой дивизии — 14 764 человека. Действия стрелковых частей были готовы поддержать танки 39-й легкотанковой бригады полковника Лелюшенко и 204-й отдельный танковый батальон с огнеметными танками.

Советский Т-26 с лозунгом на броне.

Советское командование осознавало, что начинается штурм основной финской оборонительной линии, и приказало организовать наступление силами штурмовых групп, состоящих из танков, саперов и стрелковых частей.

В наступление шли все силы, сосредоточенные на плацдарме, — шесть стрелковых полков. Их поддерживали 59 машин 39-й легкотанковой бригады и оставшиеся в строю огнеметные танки 204-го химического батальона, поротно приданные стрелковым полкам.

В бой пошли следующие роты бригады:

• Рота 85-го отдельного танкового батальона в составе 9 танков под командованием лейтенанта Джиоева (придана 212 сп 49 сд)

• Рота 85-го отдельного танкового батальона в составе 9 танков под командованием лейтенанта Прошина (придана 19 сп 49 сд)

• Рота 232-го отдельного разведбата в составе 10 танков под командованием старшего лейтенанта Волкова (придана 222 сп 49 сд), 7 огнеметных танков

• Рота 232-го отдельного разведбата в составе 16 танков под командованием воентехника 2-го ранга Руфова (придана 674 сп 150 сд), 6 огнеметных танков

• Взвод танков 232-го отдельного разведбата в составе 5 танков под командованием комроты лейтенанта Гудзенко (придан 756 сп 150 сд)

Стрелковые части и танки выдвинулись на исходные позиции в 11.00–11.20. Артподготовка длилась около трех часов, и после нее вся масса войск двинулась в наступление. Финны действовали точно по уставу и обрушили на наступающие стрелковые цепи огонь пулеметов, минометов и артиллерии. Красноармейцы были прижаты к земле и оторвались от танков. Танкистам приходилось не раз возвращаться к пехоте и метр за метром вести ее за собой. Таким образом, как констатировали танкисты, штурмовые группы развалились в самом начале атаки.

Финские противотанкисты в полной мере использовали задержки советских танков на поле боя. Огонь финские противотанковые пушки вели с фланга, стреляя с короткой дистанции и после этого сразу меняя позицию.

Зачастую советские танковые экипажи даже не успевали заметить, откуда по ним был открыт огонь.

Танкисты 39-й легкотанковой бригады:

15 и 16 декабря противник ружейно-пулеметным и артиллерийским огнем несколько раз приземлял нашу пехоту, отделяя ее от танков. Танки оторвались от пехоты, прошли через ров и при возвращении к своей пехоте были расстреляны огнем противотанковых пушек с коротких дистанций (100–150 метров).

Встреченные стеной огня, советские стрелковые части сумели продвинуться буквально на несколько сотен метров — до финского противотанкового рва, который проходил в северной части полуострова Коуккуниеми. Большая часть пехоты осталась во рву, там же застряла часть танков.

Те танкисты, которые сумели пройти ров, вырвались вперед и в одиночку вступили в бой с финскими пулеметчиками и противотанкистами, сметая проволочные заграждения. Среди них были танки роты старшего лейтенанта Прошина и лейтенантов Джиоева, Волкова и Мельникова.

К 17.00 наступление остановилось. На сборный пункт 39-й легкотанковой бригады вернулось к этому времени только четыре Т-26. Всю ночь шла напряженная и опасная работа по эвакуации подбитых машин, и к 06.00 16.12.1939 на сборный пункт прибыл и был эвакуирован 31 танк.

В тот черный день 15 декабря 1939 года бригада понесла самые тяжелые потери в личном составе за всю войну — 25 убитых, 27 раненых, 6 человек пропавших без вести. Потери в танках были тоже крайне высокими: в бой вышло 59 танков, вернулось боеспособными 16, подбитых артогнем 15, а всего осталось на поле боя 28 танков. Среди погибших были воентехник 2-го ранга Руфов, политрук роты Плотников, командир взвода лейтенант Булкин, младший лейтенант Домогацкий. Среди раненых был и командир роты лейтенант Джиоев.

Механик-водитель 39-й легкотанковой бригады Д. Затулавитер:

Сначала мы ехали колонной за машиной нашего командира взвода. На опушке леса он высунул из башни желтый флажок и помахал им направо и налево. Это была команда развернуться. Мы приняли боевой порядок углом вперед. Вырвались на открытое место и пошли в атаку. У нас была задача — поддержать пехоту, помочь ей выбить белофиннов, которые засели в укреплениях в лесу за рекой Тайпален-йоки.

Едва мы вышли из леса, как сразу же застучали по броне пулеметные очереди.

Я был совсем еще молодой водитель и в бой шел в первый раз. Было непривычно вести машину с закрытым люком. Через узкую смотровую щель все, что проходило мимо, было видно какими-то кусочками. Далеко впереди за оврагом темнел лес и перед ним какие-то сараи. Это и была первая цель нашей атаки. Говорили, что там прячутся финские пулеметчики.

Так дошли мы до проволочного заграждения и легко поломали его. Машина даже не тряхнулась. Прошли поляну, заваленную камнями… Наконец, подошли к овражку. Здесь машины развернулись, кто вправо, кто влево, чтобы найти проход. Командир приказывает взять влево. Конечно, он не говорит: в танке трудно докричаться, чтобы тебя услышали, а просто носком толкает в левое плечо. Это и значит — поворачивай.

Когда мы пошли вдоль оврага, я увидел впереди покосившийся сгоревший танк, подбитый белофиннами еще накануне. Я нет-нет да и поглядывал на него. А лучше было не глядеть. Был он весь искореженный, черный. Катки сгорели, гусеницы рассыпались, а пулеметный ствол торчал перекрученный, как простая железка.

Наконец, я нашел проход через овраг. И только сунулся в него, командир застучал носком по спине часто и быстро. Это значит — проезжай скорей, место опасное. Может быть, белофинны нарочно оставили этот проход, а где-нибудь неподалеку поставили противотанковое орудие. Я вспомнил сгоревший танк, и понеслась моя машина, как шальная, подскакивая на кочках.

Проскочили, вышли в ложбину. Сараи были теперь совсем близко. Я подошел к ним с правой стороны и сбавил скорость для точного прицела. Командир дал один выстрел и снова подтолкнул меня вперед. Подъехали ко второму сараю, прошли дальше через лесок и попали на открытое место. Здесь бой был в самом разгаре. Откуда-то справа появились наши танки. На опушке лежали красноармейцы в маскировочных халатах. Очень сильный огонь был на этой полянке, и пули стали стучать по броне, как дождь по стеклу. И увидел я, как один боец приподнялся, крикнул что-то, оглянувшись на наш танк, и показал рукой вперед. А впереди, метров за четыреста, стояла еще какая-то большая постройка. Я понял, что оттуда белофинны ведут огонь и что надо эту постройку уничтожить.

И хоть плохая была местность, попадались камни, бугры и воронки от снарядов, но дал я машине третью скорость и понесся вперед.

Метров сто оставалось до сарая, и уже примечал я, как бы удобнее к нему подойти, когда вдруг нестерпимый гул раздался в ушах, и танк загремел так, как будто его броню вспарывали по швам. Я успел только выключить мотор, нажать тормоз… И вдруг увидел, что у меня под ногами, рядом с педалью акселератора, маленький раскаленный предмет… Дрожь прохватила меня, когда я понял, что это бронебойный снаряд. «Вот, значит, и конец, — подумал я, — сейчас он разорвется, тут и смерть моя будет…»

Но снаряд не рвался. И я сидел, не двигаясь, и смотрел на него, пока не пришел в себя. Затем откинул его носком в сторону. Снаряд опять подкатился ко мне. Тогда я осмелел — прижал его ногой, и от сырого валенка пошел пар.

Обернулся назад, хотел посмотреть на командира, узнать, что с ним, и показать, какой со мной случай произошел. Повернулся к башенному:

— Где командир?

— Контужен. Нам башню снарядом пробило.

— Да снаряд вот он, в ногах у меня валяется.

И вдруг снова удар. Второй снаряд. Машина заглохла, и башенный закричал:

— Ранили…

Посмотрел назад — в танке огонь. Снаряд пробил резервуар, башенного обрызгало, и огонь по ватнику змейками ползет. Вытащили командира, вывалились сами из горящего танка…

Много раз я слушал рассказы о том, какие бывают на войне страшные случаи. Только недавно смотрел я на сожженный танк, и было мне не по себе. А когда случилась такая же беда со мной, как будто и страху не стало. Очень много сразу забот появилось. И огонь надо на ватнике загасить, и за командиром уследить — где он, жив ли, и товарищу плечо перевязать — его осколком немного ранило.

А когда сделал все это да увидел, что командира соседний танк забрал, новая забота появилась: жалко стало пулемет оставлять в танке. Да и плохо среди боя без оружия оставаться. Подполз я к переднему люку, попробовал сунуться в машину, но ничего не вышло. Успел только взять наган, который за сиденье зацепился, а сам едва не задохнулся. В машине горело все — краска, резина, одежда, масло, бензин… Залез я снова под танк, но чувствую, что долго там не усидеть. Жарко становится, и снег начинает таять. Башенный толкает меня:

— Давай побежим к своим…

— Обожди. Не торопись. Давай оглядимся.

Огляделся. До нашей пехоты метров триста-четыреста. Место открытое, все под огнем. А неподалеку от танка бугор и густой кустарник. До него метров двадцать. Пополз я туда и башенному скомандовал — за мной.

Легли мы в кустах и смотрим, что дальше будет. Над нашим танком целая туча поднялась. И дом видим, до которого не доехали. Так мы лежим за бугром и посматриваем, а в кустарник все время пули залетают. Как будто кто-то невидимкой пробегает мимо и ножиком прутья скашивает. И опять башенный толкает меня:

— Пошли к своим. Поймают здесь нас…

— Обожди, — говорю. — Куда ты торопишься. У нас еще наган есть. Даром не дадимся.

А к нам еще танкист подползает, из той машины, которая обстреливала дом.

— Ты кто такой? — спрашиваю.

— Водитель Назаренко.

— Ну, здравствуй. Я тоже водитель. А командир твой где?

— Убили. И танк загорелся.

— Ну, — говорю, — ложись с нами. А башенного не слушай. Сейчас пойдешь дальше — зря убьют. Он все торопится, а надо подождать до ночи.

А башенный все-таки пополз дальше, и больше мы его не встречали. И остались мы вдвоем — водители с подбитых машин. Забрались с ним в кусты поглубже и вдруг увидели небольшой колодец. На дне его было еще немного воды, она даже не успела замерзнуть.

— Вот нам и квартира. Сырая немного, обидно валенки мочить, а все лучше, чем под пулями.

Так и засели мы с ним в эту яму. Нет-нет да высунемся и поглядим на танки. Мой танк горит до конца, и патроны в дисках уже рвутся. А его только дымится, как трубка. И интересно мне поглядеть, что же с ним такое…

Долго сидели мы в колодце. Я даже прикорнул немного, дремота меня взяла.

И почудилось мне, будто я у себя в колхозе взял лошадь, чтобы ехать куда-то, а обратно хватился — лошадь увели. И никак мне нельзя без нее возвращаться… Это все танк у меня в голове вертелся. Очнулся я — сосед меня в бок толкает:

— Ну, вот и темно стало. Стреляют меньше. Пошли.

— Обожди, — говорю. — Приехали мы сюда на машинах, а обратно, что же, пешком?

— Мне самому обидно пешком. А что же, по-твоему, делать?

— Давай посмотрим. Моя машина пропащая. А твою надо поглядеть. Может, еще и живая.

— А вдруг подстрелят нас, когда шуметь начнем. Ночь-то светлая, заметят…

— Чего же бояться. Начнут стрелять, снова в кусты спрячемся.

Мы, согнувшись, подбежали к машине и обошли ее кругом. Как будто все в порядке.

— Ну, — говорю, — залезай. Посмотри, отчего там дым идет. Он сунул голову в люк, и тут же обратно, а в руках обгоревшая куртка. Снова сунулся и вытащил ватники, которые еще дымились. Мы открыли все люки, выпустили дым, закидали снегом остатки огня. Оказалось, что снаряд пробил в машине маленький бензобак. Бензин вспыхнул, загорелись ватники, а дальше огонь не пошел… Ну, значит, машина в порядке, теперь надо заводить.

Он к стартеру — стартер отказал. Я взялся за рукоятку, стал крутить, а машина захолодела, масло остыло, и не расшевелишь. А тут еще стрелять начали. То и дело свистят пули, щелкают по танку. До того крутил — мочи больше нет. Залез я под машину отдохнуть, и даже слезу у меня прошибло от досады. Отдохнул, вылез и говорю:

— Давай сначала.

И стали крутить сначала. И вдруг пошел мотор. Заработал. Застучал. Сначала на двух свечах, потом на трех…

— Ну, — говорю, — залезай в башню. Будь за командира. А машину я сам поведу. До того она мне дорога стала — никому не отдам…

Включил сцепление. Загрохотала машина, качнулась и пошла. А когда отъехали мы немного, стали нам попадаться раненые — и танкисты, и пехотинцы. Мы их брали на заднюю броню, потому что она над мотором и там лежать тепло и удобно. А потом стали класть и на переднюю. Одного раненого взяли с собой, был он сильно контужен и идти не мог. И вел я машину между камнями и кочками осторожно, чтобы раненых не потревожить. А когда вышли на дорогу, перевел ее на третью скорость, а потом и на четвертую, и понеслась она во всю мочь, как живая.

— Ну, думаю, прощайте пока, белофинны. Только мы к вам еще вернемся и посчитаемся за этот день.

И возвращался я к ним еще много раз. Много раз наши танки ходили в атаку на белофинские доты. И научились мы распознавать повадки врагов, уходить от их пушек. Научились налетать на доты, корпусом закрывать амбразуры и выбивать врагов из укрытий.

А машину, которую увел я у белофиннов, отремонтировали и снова пустили в бой. И хотя ходил я на других танках, но не раз еще встречался с этой машиной и узнавал ее по маленькой заплатке, которую наши ремонтники поставили на ее броне так чисто и аккуратно, как будто привесили ей боевую медаль.

Захваченные и отремонтированные финнами танки Т-26. Бело-сине-белая полоса на башне — опознавательный знак финской бронетехники в Зимнюю войну.

15 декабря 1939 года III Армейский корпус финнов доложил о 14 подбитых танках противника. Более того, по финским данным, экипажи 4 советских танков, оставшихся в глубине финских позиций, сдались в плен.

16 и 17 декабря 39-я бригада снова поддерживала наступление стрелковых полков на плацдарме у реки Тайпале, но уже значительно меньшими силами.

16 декабря 1939 года в бой пошли:

• Взвод танков в составе 5 машин 85-го отдельного танкового батальона (комроты лейтенант Прошин) — придан 19 сп 49 сд

• Взвод танков в составе 6 машин 85-го отдельного танкового батальона (комвзвода лейтенант Ерошин) — придан 212 сп 49 сд

• Взвод танков в составе 4 машин 232-го отдельного разведбата (комвзвода лейтенант Локтин) — придан 674 сп 150 сд.

Два танка из 85-го отдельного танкового батальона участвовали в разведке местности района оставленных на поле боя танков.

Результаты боя 16 декабря были незначительными — пехота сумела продвинуться только на 100–150 метров. За 16 декабря 1939 года бригада потеряла 7 человек убитыми (в том числе погибли младший политрук Петров, младшие лейтенанты Васечкин и Бабченко), ранено 7 человек. Вышло в бой 17 танков, вернулось боеспособными семь. Три танка требовали ремонта, осталось на поле боя семь.

17 декабря 1939 года в бой пошла только сводная рота 85-го и 232-го отдельных танковых батальонов в составе 10 танков под командованием старшего лейтенанта Волкова. Потери: 2 убитых, ранен командир роты Волков. С поля боя не вернулось 5 боевых машин.

Танкисты бригады, не участвовавшие в боях, занялись эвакуацией подбитых танков с поля боя и их ремонтом. Неудача наступления 15–17 декабря 1939 года заставила советское командование взять паузу на неделю для более тщательной подготовки к прорыву финской обороны.

Следующее советское наступление на плацдарме Тайпале началось 24 декабря 1939 года, одновременно с ударом по финским частям на северном берегу озера Суванто. На тонком льду озера танки использовать было невозможно.

24 декабря в бой пошли рота лейтенанта Прошина (9 машин из 85-го отдельного танкового батальона) и рота лейтенанта Мокрова (7 машин из 232-го отдельного разведбата). Задачей танкистов было сделать проходы в проволочных заграждениях и поддержать огнем атаку пехоты.

Рота Прошина выполнила боевую задачу — в бою 24 декабря она сделала пять проходов в заборе из колючей проволоки, уничтожила противотанковую пушку и шесть пулеметов. В бою рота потеряла 2 человек убитыми, 3 пропавшими без вести. На сборный пункт после атаки вернулось 5 машин, из них одна была пробита снарядом.

Рота Мокрова попала под сосредоточенный огонь уже на подходе к заграждениям и была почти полностью выведена из строя. Рота потеряла 2 человек убитыми и 4 ранеными (в том числе ранен был и командир роты лейтенант Мокров). На сборный пункт вернулось только 2 машины, 3 остались на поле боя (два Т-26 подбито, один сгорел), 2 машины, очевидно, пропали без вести.

После провала второго наступления на Тайпале танкисты бригады начали эвакуацию и ремонт подбитых танков. Более того, в бригаде были организованы курсы обучения танкистов для замены выбывших из строя товарищей. Добровольцами в танковые экипажи записывались пекари, парикмахеры, повара, сапожники и другие бойцы из тыловых подразделений.

Эвакуация танков 39-й ЛТБР с поля боя в декабре 1939 года

В эвакуации подбитых танков участвовали все танкисты бригады, причем лейтенант Моисеев из 232-го отдельного разведбата даже объявил конкурс на самое быстрое вытаскивание танка с поля боя.

15 января 1940 года в действующей Красной Армии прошли первые награждения за Советско-финскую войну. В 39-й легкотанковой бригаде ордером Ленина был награжден воентехник 2-го ранга Руфов Григорий Семенович (посмертно). 38 танкистов были награждены орденом Красного Знамени, 10 танкистов — орденом Красной Звезды. 8 танкистов наградили медалью «За боевые заслуги», причем в их числе была и военфельдшер бригады Зотова Евдокия Поликарповна.

До февраля 39-я легкотанковая бригада готовилась к новым боям на плацдарме Тайпале. 8 февраля 1940 года по решению командования она была переброшена в центр Карельского перешейка для поддержки действий 8-й и 136-й стрелковых дивизий.

Панорама поля боя у ручья Ахвеноя. Видны два подбитых Т-28 из взвода Груздева.

 

20-я тяжелая танковая бригада имени Кирова: таран РККА

 

20-я танковая бригада на Финской войне была единственной, на вооружении которой состояли танки Т-28, и именно на нее возлагались задачи по прорыву долговременной финской обороны. Бригада все время находилась на направлении главного удара.

Командующий 20-й танковой бригадой комбриг С.В. Борзилов. Погиб в бою 27.9.1941 года.

 

Три Т-28 на берегу Финского залива

И финское, и советское командование считали запад Карельского перешейка второстепенным направлением. С финской стороны широкий фронт от Кархула (Дятлово) до берега залива обороняла тремя пехотными полками 4-я пехотная дивизия с приданными частями. С советской стороны по Приморскому шоссе наступал отряд полковника Лазаренко, состоящий из нескольких артиллерийско-пулеметных батальонов — гарнизонов ДОТ Карельского укрепленного района. Сами батальоны в силу своей специфики имели крайне немногочисленный боевой состав, и весь отряд Лазаренко был не больше стрелкового полка. Это вызывало беспокойство не только у Лазаренко, но и у представителей особого отдела НКВД, которые указывали командованию Л ВО на опасную слабость отряда КаУРа и предсказывали ему катастрофу в случае финского контрнаступления.

Помимо немногочисленности, у отряда Лазаренко была еще одна крупная проблема — полное отсутствие артиллерии и танков. В боях с малочисленными финскими заслонами это еще не так сильно давало о себе знать, но с выходом к линии Маннергейма полковник Лазаренко был вынужден приостановить наступление. Не желая посылать своих бойцов с винтовками на ДОТ, он начал бомбардировать штаб 7-й Армии радиограммами с требованием выделить ему артиллерию и танки. В результате 20-я танковая бригада выслала в распоряжение полковника Лазаренко взвод танков Т-28 под командованием лейтенанта В.Г. Груздева.

План наступления Лазаренко не отличался оригинальностью. Ни обхода финских ДОТ по льду залива, ни прорыва вдоль грунтовой дороги в центре финского укрепрайона мимо ДОТ Ink5 не предполагалось. Три танка Т-28 и поддерживающие их стрелки КаУРа должны были ударить в лоб по двум финским ДОТ Ink6 и Ink7 на Приморском шоссе.

Местность для танков была крайне неблагоприятной: справа от шоссе шла крутая песчаная гряда, поросшая сосновым лесом. Слева от шоссе тоже практически сразу начинался лес. Обочины были заминированы мощными фугасами, сделанными из морских мин. Эти мины времен Первой мировой войны в большом количестве прибивались к побережью и были пущены в дело предприимчивыми финскими саперами.

Западнее шоссе у моста на южном берегу ручья находился небольшой дачный участок с садом и огородом. Дачный дом уже был сожжен отступающими финнами.

Перед финскими ДОТ и траншеями протекал ручей Ахвеноя (Окуневый), берега которого финны эскарпировали. Таким образом, глубина этого полу-природного, полурукотворного противотанкового рва увеличилась до трех метров, ширина — до пяти. Мост через ручей был заминирован. Берега ручья были опутаны колючей проволокой и усеяны минами и фугасами. На северном берегу ручья финны установили надолбы в шесть рядов. В 100 метрах от моста у шоссе в добротном орудийном окопе была установлена 37-мм противотанковая пушка «Бофорс».

На северном берегу ручья находились два финских ДОТ: капонир на два пулемета Ink7 и мощный бронированный ДОТ Ink6 с тремя пулеметами и подземной казармой.

Финскую оборону поддерживал огнем один дивизион полевой артиллерии и восемь 152-мм орудий берегового форта Хумалъоки (Ермилово).

Утром 13 декабря отряд Лазаренко и взвод танков Т-28 перешли в наступление. Интересно, что в финских источниках говорится о шести танках, а не о трех. Танки были вынуждены вытянуться в колонну на шоссе. Когда первый танк был всего в 10 метрах от моста, у финских саперов не выдержали нервы, и мост взлетел на воздух. И в тот же момент по остановившемуся танку открыла огонь противотанковая пушка. Финские противотанкисты выпустили по танку пять снарядов один за другим, и экипаж сразу был выведен из строя. Танк не успел сделать ни единого выстрела и замер перед мостом.

Второй танк попытался пройти левее и также попал под огонь противотанковой пушки. Он тоже был подбит. Третий Т-28 взял еще левее и попытался форсировать ручей в 100 метрах от моста, поехав через дачный участок. Здесь он наехал на финский фугас. Взрыв фугаса привел к детонации боекомплекта в танке. Огромной силы удар разорвал машину. Главная башня танка отлетела от корпуса на 100 метров. Хозяева участка нашли ее на краю своего сада в 1942 году.

Из памятного альбома 20-й танковой бригады. Танкисты, награжденные званием Героя Советского Союза за бой 13 декабря 1939 года.

Огнем из ДОТ и траншей финская пехота отбила наступление отряда Лазаренко. Сильный огневой бой длился до сумерек, причем финны вызвали огонь артиллерии и сумели подавить советские пулеметы. Уцелевшие советские танкисты сняли с подбитых танков пулеметы и присоединились к бою. Под покровом темноты советские стрелки и танкисты были вынуждены отступить. Поле боя осталось за финнами, которые вообще не понесли потерь.

На поле боя они нашли около 15 погибших красноармейцев, причем многие погибли от подрывов на минах. С двух не сгоревших танков финны сняли пулеметы с боекомплектом, вытащили из боеукладок 46 снарядов для пушек.

Это были первые серьезные потери в 20-й танковой бригаде. Хуже всего было то, что танки остались стоять в зоне огня финнов, буквально в сотне метров от их первой траншеи. Это вызвало серьезную обеспокоенность командования бригады. Вечером того же дня Борзилов радировал в штаб 7-й Армии об оставшихся на поле боя танках, и радиограмма была перехвачена финнами. Между полковником Лазаренко и комбригом Борзиловым последовала переписка о судьбе танков:

Командиру 20 ТБР.

13.12.39 во время боя из приданного нам взвода танков, 2 танка были взорваны противником, а один танк подбит остался без команды на территории противника (неразборчиво) к танку, чтобы отбить его от противника за отсутствием артиллерии и танков при наличии только пулеметов ввиду превосходства огня противника не представляется возможным. Прошу Вас выслать мне роту танков с таким расчетом, чтобы можно было бы освободить его от противника и не дать противнику использовать его против наших частей. Прошу дать срочный ответ.

13.12.39 18:45.

Комендант КаУРа полковник Лазаренко.

За военкома ст. политрук Титов.

Ответные сообщения комбрига Борзилова:

Начальнику отряда КаУР.

Примите все /героические/ меры к сохранению оставшегося танка Т—28 в своих руках — противнику не отдать.

В случае невозможности сохранения танка в расположении отряда необходимо танк подорвать дабы не дать возможности взять его противником.

Командир 20 ТБР комбриг Борзилов.

Военкомбриг 20 ТБР полковой комиссар Кулик.

Начштаба 20 ТБР полковник Сенченко.

14.12.39. Хюттиля.

И далее:

Полковнику Лазаренко.

1. Просьбу Вашу в данный момент выполнить не могу.

2. Прошу принять все возможные меры, чтобы пр-к не мог использовать танк

Нужно его прикрыть своим огнем или в крайнем случае взорвать.

Командир 20 ТБР комбриг Борзилов.

Военкомбриг 20 ТБР полковой комиссар Кулик.

14.12.39. Хюттиля.

После боя финские солдаты и офицеры вышли на южный берег ручья, чтобы осмотреть подбитые советские танки, стоявшие в каких-то 100 метрах от их окопов. Из главной башни подбитого Т-28 на шоссе доносились слабые стоны и русская речь. Финский солдат, понимающий по-русски, сказал: «Он просит помощи». Из башни танка достали тяжелораненого младшего командира Бориса Петровича Волка, командира первой башни. Верный присяге, Волк сообщил финнам свое имя, фамилию и отчество, что он родом из Ленинграда. Более ничего финны из него вытянуть не сумели. Младший командир Волк умер от ран в финском госпитале двумя неделями позже.

Там же, около подбитых танков, финны захоронили в братской могиле остальных погибших танкистов.

Вечером 13 декабря 1939 года с берегового форта Хумалъоки прибыл целый грузовик «туристов». Узнав по телефону об отбитой советской атаке, любопытные артиллеристы решили посмотреть на подбитые танки. Они облазили Т-28 на шоссе и обнаружили, что его пушка не повреждена. Артиллеристы сумели демонтировать пушку и увезли ее к себе в форт в качестве сувенира, прихватив к ней около 40 снарядов. Но радость их была недолгой — из Выборга приехала трофейная комиссия II Армейского корпуса и потребовала пушку сдать ей.

Т-28 из взвода Груздева, наехавший на фугас и уничтоженный взрывом.

15 января 1940 года в советской прессе был опубликован первый указ о награждении бойцов и командиров Красной Армии, отличившихся в боях с белофиннами. Среди награжденных высшей наградой страны были и семеро танкистов, участвовавших в бою 13 декабря 1939 года в укрепрайоне Инкиля.

В 1960-е годы на Карельском перешейке начались перезахоронение погибших и установка памятников. История танкистов из погибшего взвода Т-28 получила свое продолжение. Произошла большая путаница. Сотрудники военкомата перепутали финский хутор Кангаспелто на берегу Финского залива с деревней Кангаспелто на Средневыборгском шоссе. В результате имена Героев Советского Союза Волка, Лобастева и Груздева высечены на памятнике на берегу озера Глубокое, в 50 километрах от места их гибели.

В начале декабря, за несколько дней до рокового боя Василий Груздев говорил своему другу младшему лейтенанту Чернышеву:

— Многому нас с вами, товарищ командир взвода, научит это утро. Вождение, тактика, огневое дело — все тут. Приедем домой, будет чем гордиться!..

Увы, вернуться домой лейтенанту Груздеву было не суждено, а место его захоронения остается на момент написания этой книги неизвестным.

Танкисты 20-й бригады. «Давайте перекурим эту обстановку». Слева направо: Кукуладзе К. С., Гаврилов, Назаров, Богданов, Евдокименко, Семкин, Кузнецов и Кряжев.

 

На острие удара: штурм линии Маннергейма в Ляхде

Итак, к 9 декабря 1939 года, после срыва переправы у Кивиниеми, Мерецков разочаровался в перспективах удара на Кякисалми (несмотря на то, что удачное форсирование Вуокси 588-м стрелковым полком уже почти состоялось). При этом постоянная дезинформация, отправляемая в Москву Мерецковым, и неудачи первой недели войны привели к дисциплинарным взысканиям. Командующий 7-й Армией Яковлев был снят с занимаемой должности, а Мерецков — с поста командующего Ленинградским военным округом и назначен командовать 7-й Армией на Карельском перешейке.

Началась переброска ударной группировки с востока на запад Карельского перешейка. По узким, частично разрушенным и минированным дорогам двигалась огромная масса войск — 90-я стрелковая дивизия, 35-я легкотанковая бригада, тяжелые артиллерийские полки. Марш был организован из рук вон плохо, что привело к задержкам, причем речь шла не о часах, а о сутках. Подготовка к штурму самых мощных финских укреплений была сорвана.

Тем временем к 12 декабря 20-я танковая бригада сосредоточилась в Бобошино (ныне Каменка). При этом отмечалась очень низкая скорость танков на марше — средняя скорость движения колонны из Райволы не превышала 4 км/ч.

В те же дни командование бригады обратило внимание на 3—4-кратный перерасход топлива в бригаде в связи с холодами и с тем, что, стоя в пробках на дорогах, водители не глушили моторы. Для того чтобы танковые двигатели заводились на холоде, экипажи оставляли моторы работать на холостом ходу круглые сутки. В связи с этим комбриг Борзилов издал приказ об обустройстве специальных обогревателей под танками на время стоянок и строго запретил расходовать моторесурс и топливо понапрасну. Прогрев танковых двигателей разрешался по 10–15 минут, раз в 4 часа, а под танками на время стоянки должны быть оборудованы устройства для подогрева двигателя. Во избежание перегрузки аккумуляторов при старте остывшего мотора предписывалось сначала разогреть двигатель танковым обогревателем. Использование баллонов со сжатым воздухом для пуска двигателей было разрешено только в боевой обстановке.

13 декабря танки бригады были выкрашены в белый цвет, и в тот же день комбриг Борзилов отдал приказ на штурм финских укреплений, текст которого попал к финнам (правда, уже после штурма, в одном из подбитых танков). Вкратце приказ гласил следующее:

Запрещается заезжать в болото. Резиновые коврики из танков убрать. Открывать пулеметный огонь в направлении своих танков запрещается после достижения отметки 95.

С бригадой в наступление идут 5 заправщиков, 2 полевые кухни, 5 минных тральщиков, ремонтные машины. Батальоны самостоятельно организуют переброску резервов. Штаб бригады — северная оконечность Бобошино. Связь — по обходной дороге. 10 танков для прорыва фронта. Передвигаться только с пехотой. Приказ на открытие огня «Уничтожить ДОТ». Запрещается открывать люки танков. Запрещается оставлять экипажи и танки на поле боя.

16 декабря в бригаде была произведена сборка минных тральщиков и проведены практические занятия на тему «Действия танкового взвода в бою» и «Действия экипажа танка в аварийной ситуации».

91-й танковый батальон должен был поддержать наступление 123-й стрелковой дивизии полковника Стеньшинского на финский укрепрайон Суммаярви — Ляхде. 91-му танковому батальону была также придана 1-я рота 217-го отдельного танкового батальона, имевшая на вооружении телетанки.

БТ из 1-й или 13-й легкотанковой бригады идет вперед.

Помимо тяжелых танков Т-28 и телетанков, в атаку шли также две танковые роты на Т-26 (112-й отдельный танковый батальон, 35-я легкотанковая бригада) и огнеметные танки БХМ-3 из 37-й роты боевого обеспечения той же бригады.

Построение танков в бою было следующее: в первом эшелоне танки Т-28, за ними Т-26 и огнеметные танки, за ними — стрелковые части.

В тылу 123-й стрелковой дивизии готовилась ко входу в прорыв 13-я легкотанковая бригада полковника Баранова на танках БТ. В 00.30 17 декабря бригада получила приказ штаба 10-го танкового корпуса: развивать успех 123-й стрелковой дивизии, войти в прорыв и наступать в направлении Ляхде, Кямяря, Хепонотко, выбросить сильный разведывательный отряд для захвата станции Тали и узла дорог южнее Репола в 1,5 км. При выходе на рубеж Вяярякоски, Хепонотко совместно с 1-й легкотанковой бригадой атаковать резервы противника в районе Юля-Сяйние и в дальнейшем овладеть переправами на Сайменском канале.

На основании этого полковник Баранов отдал приказ бригаде выйти на исходные позиции и быть готов ко входу в прорыв: в первом эшелоне 205-й разведбат, перед ним разведывательный отряд — танковая рота, три огнеметных танка, стрелковый взвод и два артиллерийских танка (задача — овладеть станцией Тали). За ним — 9-й отдельный танковый батальон с тремя огнеметными танками с задачей взять станцию Кямяря и наступать дальше на Хепонотко. 13-й отдельный танковый батальон должен был вступить в бой за 9-м батальоном и овладеть развилкой дорог южнее озера Кямярянъярви. 6-й отдельный танковый батальон должен был быть готов развить прорыв на Юля-Сяйние.

Противостоял всей этой махине 1-й батальон 15-го пехотного полка под командованием егерь-капитана Ауно Куири.

Ойва Поррас, офицер из 1-го батальона 15-го пехотного полка:

Опорные пункты взводов Харккила и Кёлли располагались на песчаном поле, поросшем вереском, на самой танкодоступной местности. Поэтому перед этими опорными пунктами было сооружено противотанковое препятствие из камней. Для противотанковой обороны всего этого участка было достаточно только одной противотанковой пушки, которая стояла за стеной Миллионного и держала под прицелом всю эту местность. Местность перед другими опорными пунктами была труднопроходимой, частично болотистой.

Мы постоянно наблюдали за местностью перед нашими позициями. Было еще так темно, что заграждения перед нашими позициями были еще плохо видны.

То тут, то там мы освещали местность осветительными ракетами. Вдали были видны всполохи огня вражеской артиллерии. Обстрел наших позиций усилился. Повсюду распространился сладко-горький запах разрывов. Снег вокруг наших позиций и в тылу был перемолот в грязную массу. Только в стороне противника снег остался белым.

Я встретился с Харккила в его опорном пункте. Он доложил, что со стороны противника всю ночь был слышен шум работающих танковых моторов и лязг гусениц. Очевидно, они всю ночь прогревали моторы, готовясь к этому утру.

Я продолжил обход позиций вместе с моим связным — по траншеям мы пришли в опорный пункт взвода фенрика Кёлли. Я наткнулся на него в траншее, когда он с горьким выражением лица смотрел на на столбы дыма, поднимающиеся из-за леса от пылающих домов деревни Сумма.

«Сегодня у нас будет тяжелый день,» — предсказал он. Я был согласен с его мнением. Наши позиции сегодня будут давить массы танков противника — его козырная карта. Даже если нам будет сопутствовать удача, мы не сможем остановить масштабной танковой атаки одной противотанковой пушкой. Остановить танки противотанковыми гранатами и бутылками с зажигательной смесью на открытой местности в светлое время суток тоже сложно. Наша единственная возможность остановить противника — это отсечь пехоту противника от танков и заставить ее повернуть обратно. Без поддержки пехоты танки не смогут удержать захваченный район.

Как только окончательно рассвело, началось наступление. Из леса, расположенного перед нами, выползли два первых тяжелых танка противника. За ними в ряд выползли еще три, и еще, и еще — они выстраивались рядом друг с другом на открытой местности. Они начали приближаться на малой скорости, ревя моторами и лязгая гусеницами. Полтора десятка танков шли на опорный пункт взвода Харккила, ведя огонь из пушек на ходу. Под защитой танков шла пехота. Пехота шла по всему фронту нашей видимости. Цепью и группами, часто одна за другой, пехота противника шла на нас по колено в снегу. Среди стрелков были видны расчеты пулеметов и подносчики, несущие коробки с патронами. За пехотой шли еще танки.

У меня промелькнула мысль, что все решится в течение ближайшего часа и что многие из нас больше не увидят белого света.

Танки противника, шедшие на острие удара, и пехота, следовавшая вплотную за ними, достигли линии надолбов. Танки легко перевалили через надолбы. Они плотным строем прошли через заграждение из колючей проволоки. Многие танки перевалили через наши траншеи и направились в тыл. И тут русские преподнесли нам сюрприз. Два танка развернулись вдоль наших окопов и начали поливать опорный пункт взвода Харккила из огнеметов. Они обрушили ливень огня и густого дыма на солдат, находившихся в окопах. Я отправился на позицию противотанкового орудия младшего сержанта Рин тал а и уже на позиции понял, что огнеметные танки с нее не подбить. Танки, прошедшие надолбы, начинали входить в наш сектор обстрела.

Орудие произвело выстрел. Попадание снаряда в башню одного из танков было четко видно. Танк свернул влево и остановился. Заряд, прицел, огонь! Попадание во второй танк, он остановился. Через секунду после попадания башенный люк на танке открылся, оттуда показались руки и голова в кожаном шлеме. В тот же самый момент танк охватило пламя, сдетонировал боезапас и танк сгорел.

Огнеметные танки продолжали вести бой. Один из них шел вдоль хода сообщения и подъехал к блиндажу Харккила, второй уже штурмовал опорный пункт Кёлли. Иногда горючая смесь, которую метал танк, не загоралась, и цель танка оставалась просто залитой мазутом. Через какое-то мгновение этот танк направился через наши траншеи к блиндажам. В это же самое время наше противотанковое орудие уничтожило еще два танка перед опорным пунктом Кёлли.

ОТ-130 производит огнеметание по финским траншеям (АС КМ).

Огнеметные танки, которые произвели столь сильное впечатление на финнов, были из взвода химических танков 37-й отдельной роты боевого обеспечения 35-й легкотанковой бригады. Один огнеметный танк начал зачистку траншей, второй направился в тыл к блиндажам, заливая все огнем по пути. У блиндажа Харккила советские танкисты выскочили из танка с пистолетами и начали стрелять по двери блиндажа, призывая финнов сдаться. Найдя дымовую трубу блиндажа, младший командир Павлов забросал ее гранатами.

Рота 217-го отдельного танкового батальона запустила три телетанка под дистанционным управлением в 13.00, и один телетанк сразу застрял в надолбах. После этого танки управления вели огонь с места по финским огневым точкам, а к 17.00 отошли на выжидательные позиции.

Капрал Тойво Ахола, 3-я рота 15-го пехотного полка:

…Наступило воскресенье 17 декабря 1939 года. Уже в семь утра артиллерийский огонь противника возрос до невиданной ранее интенсивности… Наступление должно было начаться по обе стороны дороги от Каукярви по почти безлесому песчаному полю. Обзор поля боя с наших позиций был достаточно хорошим, по крайней мере на пятьсот метров. Перед нашими позициями были тогда еще достаточно целые заграждения из колючей проволоки и противотанковые надолбы. Это были самые слабые и скромные противотанковые заграждения, которые я когда-либо видел. Причиной их слабости было отсутствие природных камней в этом районе. Ко всему прочему, надолбы были сделаны из красноватого гранита, который рассыпался в крошку от одного попадания танковой пушки.

Артиллерийский обстрел наших позиций был перенесен в глубину (точно по уставу!), и на наши позиции обрушилась вся мощь вооруженных сил Советского Союза. Игры кончились, все было всерьез. Мы тоже были готовы оказать непрошенным гостям прием. Около пятидесяти танков шли на фронте в полкилометра, из них самые большие были восемь метров длиной, три шириной, и три высотой. Они достаточно быстро продвигались по ровному полю и вели беспрерывный огонь из пушек и пулеметов, несмотря на то, что их огонь на ходу был неточным. За танками в несколько эшелонов шло огромное количество пехоты. Хотя земля была уже покрыта снегом, у русских еще не было белых масхалатов. Для нас это было явным преимуществом, было очень хорошо видно, куда стрелять. Наша артиллерия сделала несколько залпов по наступающей на нас массе, но, чтобы добиться хоть какого-то эффекта, надо было выпустить в десять раз больше снарядов!

Наши противотанкисты сумели «усыпить» несколько танков на нейтральной полосе, какой-то танк подорвался на мине, но их и после потерь было достаточно. Самые храбрые танкисты перевалили через траншеи и направились к нам в тыл. Другие танки стали целенаправленно сравнивать с землей заграждения из колючей проволоки, третьи остановились и начали делать проходы в надолбах. Танки, которые ушли к нам в тыл, оказались в невыгодном положении, и на них сразу набросились наши охотники за танками. Из танка достаточно плохой ближний обзор, и храбрый солдат, спрятавшийся в воронке или ячейке с противотанковой гранатой или бутылкой с зажигательной смесью, — опасный противник для танка.

Большая часть советских танков сумела пройти к финнам в тыл, несмотря на фланговый огонь 37-мм противотанковой пушки от «Миллионнера», но пехота 255-го стрелкового полка дальше первой линии финских траншей не прошла. Советские танки удерживали позиции в финском тылу до наступления темноты, подавая сигналы ракетами и гудками, призывая пехоту продолжить наступление. Когда стало понятно, что пехота не собирается продолжать наступление, танки направились обратно на исходные позиции.

Подбитый Т-28 на высоте 65,5.

В сумерках финны подбили большую часть советских танков, прорвавшихся к ним в тыл. Всего финны оценивают советские танковые потери за 17 декабря в 22 или 23 танка из 35, что прорвались на финские позиции. Один Т-28 на обратном пути застрял в ходу сообщения в опорном пункте Кетола и был покинут экипажем. Очевидно, до этого танк подобрал экипаж другого подбитого танка: всего в танке было 9 человек. Один танкист был убит в люке башни, трое успели добежать до колючей проволоки, один был убит на крыше соседнего финского блиндажа и четверо танкистов были взяты в плен. В темноте финны не успели отобрать у пленных оружие, и один из танкистов предпочел смерть плену — по пути в финский блиндаж он застрелился. Оставленный экипажем танк Т-28, полностью исправный, финны к концу декабря отбуксировали в тыл.

В плен из танкистов 91-го отдельного танкового батальона попали по крайней мере помкомвзвода Солдатенко Алексей Дмитриевич, помкомвзвода Ларионов Сергей Иванович, помкомвзвода Кирьюхин Алексей Афанасьевич.

Финские противотанкисты подбили Т-28 командира 3-й роты лейтенанта Решетова, танк сразу загорелся. Лейтенант Решетов и его механик-водитель сумели выбраться из танка и выйти к своим. С сильными ожогами они были отправлены в госпиталь.

Воентехник 2-го ранга А. А. Саманцер 91-го батальона 17 декабря 1939 года:

Мы полезли в машины, и вот я заметил как по машине политрука Новикова ударил снаряд, клуб дыма обдал башню затем сквозь клубы дыма я увидел что у машины нет одной амбразуры, танк резко повернул кругом. Слева я заметил вспышки и передал командиру машины о том что слева противник ведет по машинам огонь. Он выпустил несколько снарядов по месту вспышек, а затем отдал мне распоряжение ехать на вспышку.

Я повернул танк и двинулся вперед. Метрах в 600 мы заметили наспех собирающуюся к отступлению батарею противника. Две пушки мне удалось раздавить, но вот по машине ударил снаряд противника. Помню только удар, и то что в это время было совершенно светло. Я был контужен и потерял сознание. Когда очнулся у меня страшно болела голова. Я снял шлем и провел рукой по голове. Крови не оказалось, левый глаз моментально запух. Затем потрогал руки и ноги. Убедившись, что все цело спросил куда ехать. Ответа не последовало. Мотор работал. Люк водителя был вырван и в машине было очень светло. Я повторил еще несколько раз куда ехать ответа не последовало. Я повернулся назад и посмотрел в центральную башню. На полу башни была целая свалка. Экипаж весь лежит без сознания. Затем я еще раз повторил куда ехать и услышал голос Окушина — едь куда-нибудь. Я сбился с пути, мы очень много колесили по высоте, и наконец я забрался в тыл к противнику километра на 3 с половиной. Я повернул машину влево и поехал. Едва успел отъехать метров 500 как по машине был открыт арт огонь, два снаряда упало с правой стороны. Я посчитал что противник дает поправку и на следующий раз разобьет машину — резко кинул машину вправо на этот раз снаряды ложились левее. Боясь того что противник разгадает мою тактику я снова резко привел машину в право и въехал в лощину где развернул машину и приходя к убеждению, что следую неверно решил не медля ехать обратно. Обратно гнал машину с зверской скоростью, как только я выехал из лощины, пор мне снова противник открыл огонь, снаряды ложились вокруг машины. Я буквально каждую секунду менял направление движения снаряды все падали не причиняя мне никаких бед. Вот я снова выехал на высоту 65,5. Поехал влево забрался в болото, дал задний ход и выбрался обратно. Около меня не было ни одной нашей машины. Я носился по высоте с зверской скоростью. Лес ломался как спички несколько частей и падал отвесно вниз.

Все было изъезжено и определить сторону расположения своих войск было почти не возможно. Но вот сломанное дерево упало на лобовую часть танка и закрыло люк, я остановил машину и попытался столкнуть его, но напрасно, даже очнувшийся Дубченко не мог мне помочь в этом, тогда я решил подъехать вплотную к следующему дереву и им сбросить дерево. Так и сделал — получилось очень хорошо.

Блуждая по высоте я встретил еще 2 наши машины ст. лейтенанта Решетова и лейтенанта Гладких. Я спросил у них куда ехать, они ответили что не знают, но вот у меня созрела мысль о нашем артиллерийском превосходстве и я решил послушать откуда стреляют больше пушки и туда и ехать там наша сторона.

Я попросил Решетова и Гладких заглушить свои машины они мне сказали что не могут этого сделать так как у Решетова разбиты аккумуляторы а у Гладких плохо заводится машина.

Тогда я принял новое решение отъехать вперед заглушить машину и послушать откуда больше стреляют пушки, а Решетова и Гладких предупредил, чтобы они следовали за мной.

Мне показалось, что артиллерия вела огонь с леса от нас, я развернул машину влево и двинулся вперед. Вот я достиг крупного дот, который я блокировал по пути следования туда. Крупный дот и железобетонная стенка подтвердили правильность моего решения. Едва я успел выехать вперед стенки как по моей машине был открыт огонь ПТО. Машина вздрогнула, попадание по вентилятору, я почувствовал биение вентилятора но пока показания приборов были нормальными продолжал движение на большой скорости. Впереди были железобетонные надолбы в проходе через которые стоял наш танк и пламя со всех сторон омывало его. Проход был закрыт. По наставлению и так как учили меня раньше эти надолбы преодолеть было невозможно. Но я пришел к выводу что если я не буду брать надолбы, то погибнет весь экипаж и машина я решил брать надолбы. Здесь мне пригодилась теория вождения — «с увеличением скорости увеличивается и тяговая сила».

Я дал мотору максимальные обороты на 4-й передаче. Помня то что у меня у машине моей находятся раненные люди и им необходима медицинская помощь, я решил, что лучше будет эвакуировать людей из машины в момент когда машина будет сидеть на железобетонных надолбах. Я никогда не думал что машина преодолеет надолбы. Вопреки моим предположениям машина взяла первые надолбы, я подъехал к траншее буквально в 10 метрах навстречу машине выбежало 2 фина с бутылками. Я немедленно пустил в ход имеющийся у меня запас гранат. Выбросил 3 гранаты и опасность была ликвидирована. Это все делал на ходу. Дистанция до последней линии надолб уменьшалась. Мне следовало дать разгон. С разгона взял и последнюю линию надолб. По выходе из надолб налево был обрыв — который я заметил и резко повернул машину вправо в этот момент противник из центрального ДОТ открыл огонь по машине. Машина получила пробоину в правый борт был пробит радиатор. Аэротермометр очень быстро показывал изменение температуры к 0 а масляной термометр показывал температуру страшно высокую. Это указало мне о том, что с системой охлаждения не все в порядке.

Артиллерийская панорама высоты 65,5. Виден ДОТ Sj4 «Поппиус» (советское обозначение — ДОТ № 006), надолбы и подбитые Т-28, изображенные весьма условно.

За второй линией был кустарник в ночь с 16 на 17 декабря шел снег и кустарник обильно был покрыт снегом. Я уже говорил что ехал на большой скорости люка водителя не было, а мне приходилось каждую секунду протирать глаза так как было ничего не видно. И вот тут то я попал в самое неприятное положение. Я стал протирать глаза, только протер глаза как впереди метрах в трех я заметил стоящий лобовой частью ко мне легкий танк, я притормозил правый фрикцион машина развернулась но недостаточно и левая гусеница нашла на лоб часть танка а затем на башню. Только случайным чудом машина не опрокинулась. Под правой гусеницей оказалась груда камней которая помогла выровнять боковой крен.

Машина с неимоверной силой ударилась о землю. Мне пришла мысль в голову что на этом все кончено — машина дальше не пойдет. Я выжал сцепление и выключил передачу затем снова выжал сцепление и включил передачу. Я неоднократно приходил к выводу, что все окончено — машина больше не пойдет. Процесс… мне показался настолько длинным, что у меня неоднократно появлялась мысль эвакуации танка. Но вот вопреки моему предположению машина начала трогаться. Я убедившись в этом с места включил третью передачу и двинулся вперед.

Температура масла дошла до 160 градусов и наконец стрелка впилась в ограничитель, а я все ехал у я оценил что люди ценнее, чем машина и их нужно эвакуировать их.

Подбитые Т-28 на высоте 65,5.

Когда я приехал на пункт сосредоточения машину невозможно было заглушить. Для этого потребовалось перекрыть бензокраны.

Когда я заглушил машину с машины вышел командир машины и убежал в неизвестном направлении. Я вместе с младшим воентехником Дубченко оказали помощь раненым эвакуировали их из танка. И отправили в полевой госпиталь. Особенно тяжело мне было расстаться с Федотовым, Кравчуком, Шишкиным и Грома. По эвакуации людей я отправился на розыски командира машины лейтенанта Окушина. Его я нашел метрах в 400 от нашего расположения. Он прятался за легкими танками. Я спросил у него что с ним. Он мне ответил что ранен. Тогда я вместе с парторгом Дубченко раздели его. На его теле не оказалось ни одного шрама. После этого я предложил ему отдыхать на моторном люке, он от этого отказался и зашел в землянку. Я же возвратился обратно к машине и начал осматривать машину. Но этот раз в машине было 5 попаданий ПТО и одно попадание 152 мм снаряда. Машина была разбита. Центральная башня имела одну пробоину 152 мм снарядом, от чего она раскололась. Левая башня вовсе сбита. Мотор вышел из строя. После осмотра я вышел из машины. К машине в это время подошел полковой комиссар Кулик. Он спросил у меня как дела. Я ему ответил у что плохо у и плохо потому, что из строя вышли экипаж и машина.

Всю ночь ежился один на моторном люке.

Капитан Яковлев, принявший на себя командование 91-м танковым батальоном, так доложил комбригу Борзилову о результатах боя 17 декабря:

«…после боя 17 декабря батальон небоеспособен. Убито 7 человек, ранено 22, в том числе и командир батальона майор Дроздов, пропало без вести 16, в том числе и комиссар батальона Дубровский. Из 21 машин, прибывших на сборный пункт, 5 машин по вашему приказу выслано в атаку, 2 машины отправлено на СПАМ (сборный пункт аварийных машин). Остальная матчасть требует ремонта, что и производится.

4 машины сгорели на поле боя, 1 машина в ловушке, одна неизвестно где, (это как раз та машина, которая была оставлена экипажем вечером 17 декабря и досталась финнам в качестве трофея — прим. автора). Прибывшая на сборный пункт матчасть дозаправлена горючим и боеприпасами. При атаке уничтожены противотанковые орудия противника в количестве пяти штук, выведены из строя ДОТ до трех штук и уничтожено много пулеметных гнезд. Было продвижение южнее до отметки 63,4 в 1 километр. Но в виду того, что пехота прекратила продвижение за надолбами, что в 500 метрах севернее высоты 65,5, этот район нашими частями не занят.

В дальнейшем жду вашего распоряжения. За командира батальона командование на себя взял я, за комиссара временно секретарь парткомиссии Алексеев. Вызывается из ТЗПа Удодов.

Командир 91-го отб капитан Яковлев.

Комиссар 91-го отб в/т I ранга Алексеев».

Подбитые Т-28 около ДОТ Sj4 «Поппиус» на высоте 65,5 после штурма. Справа виден подорванный каземат ДОТ (АСКМ).

Еще более драматичное донесение отправил комиссару 20-й танковой бригады воентехник 1-го ран га Алексеев, секретарь партийной комиссии бригады:

Комиссару 20—й танковой бригады

полковому комиссару товарищу Кулику.

краткое донесение от воентехника первого ранга

секретаря ВПК (бригадной партийной комиссии) Алексеева.

Доношу, что в результате атаки и всего боя 17 декабря 1939 года в 91 отб, батальон имеет: машин вернулось в район исходных позиций северный берег безымянной реки 27 из них 25 Т-28 и 2 ВТ.

1. Две машины Т-28 подбиты, взорваны и сожжены на поле боя. Из экипажей этих машин отправлен на пункт санитарной помощи командир роты Решетов и его водитель Ефимов, и один….(неразборчиво), об остальных сведений нет.

2. о двух экипажах и машинах сведений точных нет, они по всей вероятности остались на поле боя, подбитые снарядами, для эвакуации их с поля боя выделен один взвод боевых машин под руководством воентехника первого ранга Дудко, который знает их расположение.

3. одна машина опрокинулась в противотанковый ров вверх гусеницами, эвакуировать ее с поля боя в связи с сильным пулеметным огнем не удалось, экипаж, снаряжение и оружие эвакуированы полностью.

4. Из числа экипажей, прибывших на сборный пункт, убитых 6 человек, из них политрук 1 роты Новиков, три воентехника Резанов, Орлов, Лысов, младшие командиры Мантуров и Горкунов. Ранено 12 человек из них большинство тяжело в числе их командир части майор Дроздов в руку и шею, воентехник I ранга Кравчук, который ранен в голову, и другие. Всем раненым оказана первая помощь и они отправлены в госпиталь, до сего времени нет никаких сведений о комиссаре части Дубровском и политруке 3 роты Бородине, которые не вернулись с поля боя.

5. Машин вполне исправных не более 5. Требующих легкого ремонта машин 10–12, и машин около 10 не могут быть отремонтированы силами экипажа (снарядные пробоины и крупные поломки), не считая машин, оставленых на поле боя.

Сейчас происходит дозаправка машин горючим и боеприпасами. Сам я легко ранен в голову, сейчас сильно удивляюсь как мне каким-то чудом остался в живых. С поля боя уходил последним, привел на сборный пункт два танка и три экипажа.

Сейчас временно принял на себя обязанности комиссара батальона. Провел краткое совещание коммунистов, и краткое собрание батальона, мобилизовал людей на приведение материальной части в боеготовность. Назначил в ротах заместителей политруков, которые будут работать за выбывших из строя. Назначены заместители командира 1 и 3 роты.

В общей сложности батальон не боеспособен, и требует пополнения машинами и личным составом. У людей настроение бодрое, при приведении в порядок матчасти в бой готовы.

Отличившиеся в бою пока полностью не уточнены, но я сам был свидетелем того, как люди 91 отб вели себя подлинными героями, например воентехник I ранга Дудко, радист Потапов и другие.

Подробное и более точное донесение из 91 отб будет прислано позднее.

Секретарь партийной комиссии 20 тбр воентехник I ранга Алексеев, воентехник I ранга Алексеев.

2.30 18 декабря 1939 года

Дополнительно.

По приказанию комбрига выделено в распоряжение 10 мехкорпуса 5 машин Т—28 с экипажами, больше боеспособных на это время не оказалось.

Подбитые Т-28 на высоте 65,5 (АСКМ).

Подбитые Т-26 из 35-й легкотанковой бригады (АСКМ).

В 14.00 17 декабря 35-я легкотанковая бригада потеряла своего командира, ветерана Гражданской войны полковника Кашуба — он был тяжело ранен в ногу при попытке наладить взаимодействие между пехотой и танкистами.

Командир 35-й легкотанковой бригады полковник Кашуба:

…Бой был особенно свирепый — наши танки впервые наткнулись на железобетонные укрепления. Это был артиллерийский и танковый бой. Описать его очень трудно. В гражданскую войну я видел огневые налеты, но такой красочной картины, как бой танков с огневыми укрепленными точками, не видал. Это в высшей степени эффектное зрелище: мощь огня, канонада, залпы пушек и танков. Похоже, что танки по команде бьют залпом и огневые точки отвечают так же. Все дышит, все в огне. Отблеск огня светлокрасного цвета. Вперемежку с артиллерийской стрельбой работают пулеметы, издавая свой характерный звук «тэ-тэ-тэ…»

И когда смотришь со стороны, то видишь, что все танки стоят перед каменными надолбами, и как бы огрызаются.

Вылез я из танка и приказал командиру танковой роты растаскивать надолбы цепями. Командир этот был старший лейтенант Кулабухов, ныне Герой Советского Союза. Отойдя от него, я пошел просить помощи у пехоты. А бой идет. Работают вражеские минометы. Разрыв за разрывом. Подошел я к пехоте, прошу помочь. А в это время смотрю — наши два танка уже на той стороне. Кричу пехоте: «Вперед! За Родину! За Сталина!». Сам бросился вперед, пехота за мной.

И вдруг меня что-то ударило. Чувствую резкий толчок, подбросило меня, и я упал.

Сознания, однако, не потерял. Видел, что бой продолжается. Видел, как подошел еще один танк и наши вклинились в линию укреплений противника, а несколько танков даже проскочили — за линию укреплений. Тогда я собой занялся. Наложил себе жгут и стал кричать. Подбежал пехотинец. В этот момент я увидел один из своих танков. Попросил пехотинца позвать его, чтобы он подъехал ко мне. Танк подъехал. Вылез техник первого ранга Разин и, увидев меня в таком состоянии, чуть не заплакал. Вылез и механик-водитель. Стали они меня поднимать, а поднять не могут, потому что во мне было тогда весу сто килограммов. Я сам ребятам помог, за гусеницу ухватился и взобрался на танк.

Стали мы отходить, а в это время все бьют. В укрепрайоне каждая сосна имеет свой ориентир. Я чувствую, что если мы замешкаемся, то нас подобьют, тороплю:

— Давай скорей.

Но ничего, проскочили. Вывез меня Разин. Впоследствии наши называли это место «Опушкой смерти», потому что все точки там были пристреляны. Укрепленный район виден здесь только тогда, когда близко подойдешь, а противник видит тебя на расстоянии пяти-шести километров. Он лесочек подчистит и видит все, а у тебя такое впечатление получается ложное, будто бы ты на опушке леса укрылся.

Но стоит тебе появиться на этой опушке, как тебя начинают буквально гвоздить.

Донесение о наличии танков в 91-м отдельном танковом батальоне на 18 декабря 1939 года:

состояние батальона на 18.12.1939 по сравнению с 17.12.1939 выглядит следующим образом. Танков боеспособных и готовых идти в бой 12 штук к утру 19.12.1939 силами экипажа, и РВБ, которая развернула свою работу, будет восстановлено 8 танков таким образом, боеспособных танков будет 21 (плюс танк делегата связи). Из 8 танков, оставленных на поле боя, 18.12.1939 не удалось эвакуировать ни одного, два танка требуют капитального ремонта.

В личном составе изменений по данному донесению от 17.12.1939 нет. Связь с командиром 123 сд установлена, последний заявил, что приводите матчасть в порядок.

Личный состав принимал горячую пищу два раза. Машины горючим и боеприпасами заправлены полностью. Батальон в бою не участвовал так как противник своим огнем сорвал общую атаку.

Командир 91-го отб капитан Яковлев.

Комиссар 91-го отб в/т I ранга Алексеев.

Начштаба батальона ст. лейтенант (неразборчиво).

Танкисты 112-го отдельного танкового батальона потеряли 4 Т-26 подбитыми и 2 сгоревшими. 4 БХМ-3 из 37-й роты боевого обеспечения были подбиты.

Что же в это время происходило с танкистами полковника Баранова, готовыми войти в прорыв? Уже в 13.00 17 декабря на исходные позиции 9-го отдельного танкового батальона прибыл командующий 10-м танковым корпусом комдив Романенко и приказал немедленно двигаться в прорыв. По его данным, 1-я легкотанковая бригада уже входила в прорыв, сделанный 123-й стрелковой дивизией.

В 15.00 9-й отдельный танковый батальон двинулся вперед. Прорыва не оказалось. Батальон дошел до первой линии надолбов, преодолеть их не смог и остановился. Здесь от прямого попадания сгорел огнеметный танк из 8-й роты боевого обеспечения. Механик-водитель погиб. При возвращении из атаки танков Т-28 один из них наехал на БТ-7 из 205-го разведывательного батальона и вывел его из строя (судя по всему, это был Т-28 воентехника А. А. Саманцера, чьи воспоминания мы приводили выше).

18 декабря танки 13-й легкотанковой бригады полковника Баранова все еще стояли на исходных позициях — советское командование все же надеялось на прорыв финской обороны и ввод в бой подвижных частей. Однако танки выстроились в боевой порядок слишком близко к линии обороны и оказались на виду у артиллерийских разведчиков. В результате финны открыли по танкам ураганный артиллерийский огонь, и те понесли потери уже на исходных позициях. По советским данным, сгорело 2 и было подбито 8 танков, по финским данным, им удалось вывести из строя 12 танков из 68. Было убито 6 танкистов, ранено 12.

Подбитые Т-26 35-й легкотанковой бригады (АСКМ).

Воентехник 2-го ранга Саманцер:

11. 00 начало атаки. Противник по какому то случаю узнал о времени нашего наступления и ровно в 11.00 открыл сильный арт огонь по пункту нашего сосредоточения. Атака была сорвана. Легкие танки стоящие впереди нас повернули обратно мы попытались их остановить, но напрасно легкие танки ушли обратно.

В 12.00 мы получили разрешение отойти в тыл.

После этого в атаку ходили только небольшие группы танков — в их задачу входило блокирование амбразур ДОТ № 4 «Поппиус» и обстрел амбразур прямой наводкой.

19 декабря 1939 года в качестве подкрепления в 112-й отдельный танковый батальон прибыло 9 танков Т-26 из разведроты 25-й бригады, всего в батальоне стало 34 боеготовых Т-26. В 12.30 Т-28 и Т-26 снова пошли в наступление. За надолбы сумели прорваться 10 Т-26 капитана Архипова. В бою подбито 6 танков Т-26, еще 5 Т-26 сгорело. Атака танкистов и стрелков 123-й стрелковой дивизии 20 декабря также не увенчалась успехом.

 

На острие удара: штурм линии Маннергейма в укрепрайоне Сумманкюля

Укрепления в деревне Сумманкюля на Выборгском шоссе штурмовала 138-я стрелковая дивизия с приданными танковыми батальонами. Боевой приказ № 10 по дивизии от 16 декабря 1939 года ставил частям следующие задачи:

— 768-й стрелковый полк со 2-й и 3-й ротой 108-го танкового батальона, 1-й ротой 179-го отдельного саперного батальона и двумя взводами саперов из 45-го инженерного батальона должен был атаковать финскую оборону на фронте от озера Сумма-ярви до Выборгского шоссе, с задачей овладеть районом северо-западнее озера и продолжать наступление на высоту с отметкой 52,5. Поддерживать наступление полка огнем должны были третий дивизион 295-го артполка и первый дивизион 24-го корпусного артполка;

— 650-й стрелковый полк с 1-й ротой 108-го танкового батальона, двумя взводами 210-го танкового батальона, 2-й ротой 45-го инженерного батальона и двумя взводами 179-го отдельного саперного батальона — наступать на фронте Сепянмяки, Турта — отметка 14,5 и продолжать наступление в направлении Выборгского шоссе. Поддерживали полк огнем 1-й дивизион 295-го артполка и 3-й дивизион 302-го гаубично-артиллерийского полка;

— 544-й стрелковый полк (без 2-го батальона) с 436-м танковым батальоном должен был наступать во втором эшелоне за 768-м стрелковым полком;

— Артподготовку дивизия планировала провести с 09.00 до 11.00 по московскому времени.

На момент начала наступления часть артиллерии дивизии все еще находилась на марше. К 09.00 утра 17 декабря вести огонь по противнику были готовы 136-й гаубично-артиллерийский полк 138-й стрелковой дивизии и 1-й и 3-й дивизионы 295-го артполка, но они встали на огневые позиции в сумерках 16 декабря и не успели подготовить данных для стрельбы. Разведка боем, проведенная за день до этого, выявила только противотанковые надолбы, разветвленную сеть заграждений из колючей проволоки и противотанковый ров. Финские огневые точки, полевые укрепления и тем более долговременные укрепления разведаны не были. Штаб дивизии знал, что в районе шоссе у финнов имелось шесть ДОТ, но их точное местоположение было неизвестно.

Интересно, что участие 20-й танковой бригады в наступлении 17 декабря 1939 года в приказе не упоминается вообще, хотя есть данные, что 90-й танковый батальон бригады был придан 138-й стрелковой дивизии уже 17 декабря и участвовал в наступлении. Возможно, батальон был придан дивизии в последний момент перед наступлением.

Позже командир 90-го танкового батальона бригады дал интервью в плену военным наблюдателям британской армии о неразберихе и хаосе, царивших утром 17 декабря 1939 года.

Т-28 перед началом наступления (АСКМ).

Капитан Янов, командир 90-го танкового батальона бригады:

В 06.00 утра 17 декабря началось выдвижение частей на исходные позиции в район хутора Восси. Это было очень трудно, так как шоссе было забито различными частями. Я буквально пробился в район хутора Восси… По прибытию на исходные я обнаружил мрачную ситуацию. На мои исходные встал еще один танковый батальон, а чуть позже подошел еще один танковый батальон. Все три батальона перемешались и было абсолютно невозможно понять как, в каком порядке и каким образом батальоны пойдут выполнять боевую задачу. Полковая и дивизионная артиллерия (90-й и 142-й артиллерийские полки) тоже начали прибывать в этот район, с опозданием на несколько часов, а напирал второй эшелон стрелковых полков. На самом деле, творился невообразимый хаос. Времени было уже 12.00, наступление должно было начаться через 30 минут, но ничего не было сделано для организации взаимодействия между разными родами войск. Я решил связаться с командиром 650-го стрелкового полка. Он заявил: «Я Вас не знаю. Меня поддерживает 95-й танковый батальон». Я объяснил ему, что я его тоже поддерживаю, только во втором эшелоне. Он попытался придумать приказ, но у него не получилось, и без всяких объяснений направил меня к начальнику штаба полка, который тоже ничего путного мне не смог сказать. Он бросил мне пачку приказов, которые написал, по всей видимости не подумав, в спешке. Я предложил установить связь с артиллеристами, но ничего не получилось, так как начальник связи полка был… неграмотным.

Командиры всех приданных полку подразделений столпились вокруг начальника штаба, и спрашивали указаний. Все делалось в страшной спешке, так как до начала наступления оставалось полчаса. Из-за спешки начальник штаба запутался и выдал нам не те радиочастоты для связи. Частота, которую он выдал нам, была вообще неверной, у нас рации были другого типа. Я решил махнуть на все рукой, повести батальон в бой и действовать по обстановке.

Экспериментальный тяжелый танк Т-100 из состава Отдельной спецроты 20-й танковой бригады идет вперед. Кадр из кинохроники.

Неудивительно, что наступление 138-й стрелковой дивизии на укрепрайон Сумманкюля 17 декабря 1939 года было финнами отбито безо всякого труда.

После декабрьского штурма в районе деревни Сумма осталось большое количество подбитых танков. В одном из них финны нашли дневник неизвестного танкового инструктора, прибывшего в 90-й танковый батальон из Москвы. Его рассказ о событиях 17 декабря подтверждает слова Янова:

Неизвестный танковый инструктор:

18.12.1939 На исходных позициях в Восси. Вчера нас постигло большое разочарование. Неправильные данные. Маршем шли из Томмила в район высоты 48,4 четыре часа (16 км)у такая у нас получается маршевая скорость. Но это было еще хорошо по сравнению с маршем из Райволы в Рисни (?). Командир стрелкового полка, который мы должны были поддерживать, сообщил, что у него все готово к штурму. Но таблиц позывных и таблицы частот у него не было. Срочно начали их составлять. До начала наступления оставалось всего полчаса. Артиллерийская подготовка слабенькая. Стреляют три — четыре батареи от силы. (Вести огонь должны были шесть артиллерийских полков). Вскоре все стало ясно: приехал Синенко (начальник штаба 20-й бригады — примечание автора) и сообщил, что артподготовка и танковая атака отменены, так как противник отступил и наша пехота заняла Хоттинен и Турта — цель наступления нашего батальона. Поскольку путь был открыт, предполагалось пустить вперед 10-й танковый корпус напрямую на Выборг. Но 10-й танковый корпус запоздал и нам был отдан приказ выдвигаться. Куда и зачем, непонятно. Начало уже смеркаться. Впереди шел 95-й танковый батальон…

В первом штурме линии Маннергейма в укрепрайоне Сумманкюля приняли участие и телетанки 217-го отдельного танкового батальона. Таким образом, состоялось первое в мире боевое применение танков-роботов с дистанционным управлением.

Однако дебют телетанков оказался провальным — в боевой ситуации машины, шедшие в бой на дистанционном управлении, застряли в надолбах или были подбиты противотанковыми пушками. Из танков управления операторы не могли вести танки с ювелирной точностью, что требовалось для преодоления четырех рядов гранитных камней.

Потери 217-го отдельного танкового батальона на 21 декабря 1939 года приведены в таблице ниже.

Подбитый Т-28 в лесу.

Финны позируют на подбитом Т-28 в районе Сумманкюля. Солдат, сидящий на пулеметной башне, носит традиционные охотничьи сапоги — пьексы.

Майор Кушелев, командир 217-го отдельного танкового батальона:

В 217-м отдельном танковом батальоне за период боя остались на надолбах 4 машины Т. Т. (телетанка) шедших под спецуправлением. Машины находятся под огнем. Инициативой помпотеха 2 роты младшего воентехника т. Гусева одна машина снята (пятится).

17 декабря для разведки минных полей в деревне Сумманкюля впереди наступающих частей пошли под спецуправлением пять телетанков из 2-й и 3-й рот 217-го отдельного танкового батальона. Кроме того, комбриг Борзилов приказал всем оставшимся трем танкам батальона пойти в бой на рычагах.

В бой в машинах пошли командир и начальник штаба 217-го батальона. При подходе к надолбам танки попали под артиллерийский огонь финнов и были вынуждены отойти. Все пять телетанков на дистанционном управлении застряли в надолбах. Один танк управления получил две пробоины.

В ночь с 17 на 18 декабря удалось при помощи Т-28 эвакуировать два телетанка.

18 декабря наступление повторилось, но нормальное управление все еще не удавалось наладить.

Капитан Янов рассказал британским офицерам:

Мой батальон снова послали в бой в 10.00 поддерживать пехоту, чтобы прорвать оборону противника на 5 километров в глубину. Наступление начиналось без артиллерийской подготовки. Слева нас поддерживал еще один танковый батальон с пехотой. В 10.30 батальон пошел в атаку, а в 11.30 мне был отдан приказ отойти, так как через 10 минут должна была начаться интенсивная артиллерийская подготовка. С великим трудом я отвел батальон. В 12.00 поступил приказ снова атаковать. Я прошел вторую линию заграждений и вышел в район бетонных огневых точек. Пехота за танками не пошла, так как ее отсекли артиллерийским огнем и фланкирующим пулеметным огнем из леса.

На обратном пути под моим танком дважды взорвались фугасы, и нам повредило коробку передач. Танк, идущий перед нами, загорелся, объехать его я не мог, и задний ход тоже дать не мог. В этот момент у нас заглох мотор, танк перед нами взорвался, оба экипажа выпрыгнули из танков и убежали в лес. Я остался в танке.

Вечером оставшиеся в живых командиры-танкисты отправили в штаб 20-й бригады неутешительное донесение о результатах боя:

18.12.1939. 90-й отб.

Доношу, что сегодня во время боя под Восси в 16.45 батальон понес следующие потери в матчасти: выбыло из строя 1 машина — два попадания в бензобак, машина сгорела, остальные машины подбиты.

Одна машина — пробито ребро крышки центральной башни, вторая — четыре попадания по правой стороне брони у ходовой части, третья — пробит бок у ведущего колеса 37 мм снарядом, снаряд попал в ключ, потом в сидение правой башни, и далее к водителю, экипаж цел.

1 рота, лейтенант Баранов Михаил, ранен тяжело.

Командир 1-й башни Баранов.

Радист красноармеец Мурлейкин Федор Сергеевич

2 рота, инженер Ершов убит осколком снаряда у машины.

Старший механик-водитель Кугин М. убит

3 рота потерь нет.

Расход боекомплекта

1 рота 75%

2 рота 60%

3 рота 70%

Снаряды пополнены, машины заправлены, личный состав принимал сегодня горячую пищу два раза.

Подбитый телетанк из 217-го отдельного танкового батальона. Обратите внимание на двухцветный камуфляж (АСКМ).

Следующее донесение:

Начальнику штаба 20 тбр.

Доношу, что сегодня 18.12.1939 в 16.30 90 отб получил боевой приказ атаковать деревню Хотинен, Турта и выступил в бой. успешно выдвинувшись в район Хотинен, батальон в лесу 1,5 км севернее Турта был обстрелян артиллерийским огнем из ДОТов и минометов из глубины оборонительной полосы противника, а передние машины 2 роты окружены пехотой противника и забросаны бутылками с быстро воспламеняющимся веществом. Батальон при отходе из леса понес большие потери.

3 рота сгорела машина, командир машины Дремлюк (?)

Осталась подорвана в лесу в районе ДОТов машина лейтенанта Логинова.

2 рота сгорела машина командир танка Бугаев.

Машина Котова осталась в лесу подорванная.

В результате отхода осталась в районе противника машина командира части капитана Янова, и сгорела. О машине командира взвода второй роты ст. лейтенанта Тарарушкина (?) сведений не имеется.

Вторично посланная в бой группа боевых машин в количестве 4 танков под командованием командира 2 роты для оказания поддержки оставленным машинам вернулась, не разыскав части батальона, так как был ночью обстреляна ДОТами и потеряла одну машину (машина командира 2 роты лейтенанта Черных). За ночь 18–19.12.1939 потеряно 7 машин.

Сведения о потерях предоставлены отдельно.

ПНШ-1. Подпись неразборчива.

Подбитые Т-28 на Выборгском шоссе севернее деревни Сумманкюля. Обратите внимание на снятые пулеметы, У финнов не было тяжелых тягачей, способных вытащить Т-28, но все оборудование и вооружение с танков было снято.

Начальнику штаба 20 тбр.

Доношу, что днем 18 декабря батальон имея задачу поддержать блокирующую группу вел бой в районе первого ряда надолб, батальон вышел за противотанковый ров и у второго ряда надолб вел обстрел двух ДОТ, противник вел обстрел минами, артбатареями, огнем из ДОТов. В результате того, что пехота не продвинулась, батальон понес следующие потери 1 машина командир машины мл. лейтенант Семенов сгорела 1 машина 3 роты командир машины лейтенант Бармашов сгорела

1 машина командир машины Афанасьев подорвана.

2 машины оставлены.

Потери за 18.12 в районе деревни Восси во время артобстрела района выдвижения убиты: инженер Ершов, старший механик-водитель Кугин М. В.

19.12.1939 04.00 ПНШ-1 ст. л.

Подпись неразборчива.

Сведения о потерях 90 отб за 19.12.1939

1. личный состав.

а) Убито:

среднего комсостава 1, младшего комсостава 2, рядовых 2.

б) Ранено:

среднего комсостава 2, среднего начсостава 3, младшего комсостава 3, рядовых 6.

в) Пропало без вести:

старшего комсостава 1, среднего комсостава 4, среднего начсостава 4, младшего комсостава 14, рядовых 6.

Всего потери 49 человек.

2. Матчасть.

Сгорело 2 танка Т-28, не вернулось 2 танка Т-28.

Подорвано 12 танков Т-28, из них 7 вернулись на ГЭП на ремонт, 5 остались на поле боя.

Капитан Янов, как посчитали тогда командиры и политработники батальона, погиб в бою, сгорев заживо в своем танке. На самом деле Янов покинул танк и сдался финнам в плен. Протокол его допроса приводится в конце книги в качестве приложения.

Самыми малыми потерями обошелся 95-й танковый батальон бригады, который должен был развить успех 90-го танкового батальона и войти в прорыв:

20.12.1939

Начштаба ст. лейтенант.

помначштаба лейтенант.

18.12.1939 95 отб в бою участия не принимал. Имел задачу на левом фланге развить успех 90 отб. Боевых машин 29.

Сведения о потерях личного состава 95 отб за 19.12.1939

Убито:

Среднего комсостава 1, младшего комсостава 2, рядовых 0.

Ранено:

Среднего комсостава 4, младшего комсостава 1, рядовых 1.

18 декабря телетанки получили приказ командира 20-й танковой бригады комбрига Борзилова: 2-я и 3-я роты придаются 1-му стрелковому батальону 650-го стрелкового полка для действия на рычагах и обеспечения продвижения стрелкового батальона вперед. Всего вышло в бой семь групп с задачей проделать проходы в проволочном заграждении. Однако проволочного заграждения танки не нашли, а телетанки, дойдя до надолбов, все на них застряли.

Тем временем на рубеж, где стояли танки управления, вышли танки 20-й и 35-й бригад, а также огнеметные танки, и начали атаку:

С началом атаки на небольшом открытом пространстве сосредоточилось до 50 танков различных марок, которые открыли беспорядочный, бесприцельный огонь во всех направлениях, нанося поражение своей пехоте и танкам. Прямым попаданием сзади в башню 45 мм снарядом были убиты: лейтенант Виничек и механик-водитель младший командир Шалашов.

К вечеру 18 декабря командование 217-го отдельного батальона получило приказ: собрать все танки, выйти за первый ряд надолбов и организовать охранение 1-го стрелкового батальона 650-го стрелкового полка на открытом поле рядом с надолбами. 2-я рота батальона к 17.00 прошла за первый ряд надолбов. Ночью командование батальона тщетно пыталось донести до комбрига Борзилова, что батальон со столь ценными специальными боевыми машинами оставлять на открытом месте под финским огнем нельзя, но комбриг Борзилов не обратил на эти замечания никакого внимания.

Подбитый телетанк 217-го отдельного танкового батальона (АСКМ).

К 02.00 утра 19 декабря за первую линию надолбов прошла 3-я рота 217-го танкового батальона. В 04.00 2-я рота пустила один телетанк вперед для проделывания прохода в проволочном заграждении, но танк запутался в проволоке и застрял.

С восходом солнца финская артиллерия открыла огонь по неподвижным танкам 217-го батальона, и танкисты начали отход. Отошли они недостаточно далеко и попали под огонь. Были контужены командир и начальник штаба батальона, легко ранен комиссар батальона. В результате танки были вынуждены отойти по дороге еще дальше в тыл.

2-я рота 210-го отдельного танкового батальона, принявшая участие в наступлении 18 декабря, потеряла от огня финской артиллерии два танка.

Несмотря на полный провал операции, 19 декабря наступление продолжилось. Танки Т-28 опять прошли финскую оборону и направились в тыл финских позиций. На этот раз вместе с Т-28 в бой были брошены танки СМК, Т-100 и КВ из Отдельной спецроты бригады. За ними в бой шли огнеметные танки 210-го отдельного танкового батальона с задачей выжечь отдельные огневые точки в финских траншеях. В бою 19 декабря огнеметчики потеряли три линейных Т-26 и четыре XT-130. Огнеметные танки были оставлены на поле боя.

В этот день советские танки уничтожили все финские противотанковые орудия и прорвали основную линию финской обороны. Т-28 и тяжелые экспериментальные танки устремились на Выборг по шоссе. Комбриг Борзилов был столь уверен в успехе при прорыве линии Маннергейма, что уже 18 декабря запросил у 50-го корпуса перебросить боеприпасы и горючее для танков в Хуумола, в 10 километрах севернее линии Маннергейма:

20-я танковая бригада — 50-му корпусу

18.12.1939 в 13.18.

По Вашему приказу прошу Вас немедленно отправить горючее, боеприпасы и питание по Выборгскому шоссе в район Хуумола.

Командующий 20-й танковой бригадой Борзилов

Однако пехота 138-й стрелковой дивизии за танками опять не пошла. Танкисты остались одни в лесу в финском тылу, быстро начало смеркаться. В ночь с 19 на 20 декабря 1939 года финны сумели уничтожить большую часть прорвавшихся к ним в тыл танков силами небольших отрядов пехоты, вооруженных противотанковыми гранатами и бутылками с зажигательной смесью.

Захваченный и отремонтированный финнами ОТ-130 в Варкаусе.

В тылу у финнов остался и сверхсекретный танк СМК — около командного пункта 2-го батальона 15-го пехотного полка он подорвался на мине (по другим данным — сломался), и, несмотря на все усилия экипажа, починить и эвакуировать танк не удалось. В бою в Отдельной спецроте было ранено три танкиста: Белов Ф. К., Колдин И. И., Шишков П. И.

В 04.00 20 декабря 1939 года по личному приказу комкора Павлова из состава 1-й легкотанковой бригады был выделен отряд для спасения секретного танка. В отряд вошла рота 167-го мотострелкового батальона, 37-я саперная рота, усиленная взводом мотострелков 167-го мотострелкового батальона, две «сорокапятки» и пулемет. Мотострелки и саперы поступили в распоряжение капитана Николенко из 20-й танковой бригады, который имел для выполнения этого задания 7 танков Т-28. Отряд прошел за надолбы 100–150 метров и попал под сильный артиллерийский, минометный и пулеметный огонь. По утверждению командиров мотострелков старших лейтенантов Пузанова и Елисеева, а также капитана Григорьева, в этот момент капитан Николенко приказал танкам отойти, оставив мотострелков без поддержки. В результате 167-й мотострелковый батальон потерял 37 человек ранеными и двух убитыми, в 37-й саперной роте семь бойцов было ранено. Раненых пришлось эвакуировать на бронемашинах и танках 1-й легкотанковой бригады.

Подбитый (или сломавшийся) СМК и Т-28 (едва виден слева) у командного пункта № 16 укрепрайона Сумманкюля.

СМК так и простоял в тылу у финнов до марта 1940 года, когда был вывезен на Кировский завод и переплавлен. Данные о новом советском танке были переданы немцам, и в карманном справочнике финского и немецкого солдата в 1941 году СМК был обозначен как модификация танка Т-35.

В бою 19 декабря, после того как его танк был подбит, в плен сдался пулеметчик третьей башни танка Т-28 Ряднов Павел Иванович из 2-й роты батальона. На допросе он рассказал, что его взвод потерял все три танка, а из 11 танков 2-й роты осталось всего 3.

Все батальоны, участвовавшие в боях, понесли высокие потери в технике и личном составе. Единственным успехом было уничтожение в бою 19 декабря пушечной роты 15-го пехотного полка (4 противотанковых пушки) и повреждение ДОТ № 5. Танки обнаружили ДОТ и в упор расстреляли его амбразуру, разбив пулемет и убив пулеметчика.

После тяжелых декабрьских боев 20-я бригада прекратила активные боевые действия и занялась эвакуацией и ремонтом боевых машин и подготовкой к новому штурму линии Маннергейма.

Всего к концу 1939 года на фронте в 20-й тяжелой танковой бригаде было в наличии следующее количество боевых машин:

Этот неповрежденный Т-28 финны захватили в декабрьских боях в Сумманкюля или Ляхде. Танк едет по улицам города Варкауса, где находился завод по ремонту трофейных танков. В Зимней войне трофейные танки принять участия не успели.

В 35-й легкотанковой бригаде в результате тяжелых декабрьских боев оставалось всего 56 боеспособных танков: 9 машин в 105-м отдельном танковом батальоне, 31 — в 108-м отдельном танковом батальоне и 16 машин — в 112-м отдельном танковом батальоне.

Подбитый Т-28 в лесу на Выборгском шоссе. 1 января 1940 года.

 

40-я танковая бригада — поддержка пехоты в болотах и лесах

В начале декабря 1939 года 40-я легкотанковая бригада поддерживала действия 24-й (157-й отдельный танковый батальон) и 43-й стрелковых дивизий (161-й отдельный танковый батальон) в центре Карельского перешейка. Здесь действовал также 210-й отдельный танковый батальон в составе 7 танков Т-26 и 28 танков ЛXT-130.

3 танка Т-26 и 15 ЛХТ-130 (в их числе и машина командира батальона капитана Мурашова) были приданы 168-му стрелковому полку 24-й стрелковой дивизии, а 4 танка Т-26 и 13 ЛХТ -130 — 274-му стрелковому полку той же дивизии. В их числе была машина Т-26 начальника химических войск Л ВО полковника Ляшенко и Т-26 комиссара батальона старшего политрука Шарандина.

24-я стрелковая дивизия атаковала финские позиции на широком фронте у железной дороги Ленинград — Выборг, а 43-я стрелковая дивизия — между озерами Муолаанъярви (озеро Глубокое) и Кирккоярви (озеро Правдинское).

Постоянной проблемой было отставание пехоты от танков и отсутствие разведки финской обороны. В результате танки оставались на поле боя одни и несли тяжелые потери от огня замаскированных финских противотанковых пушек или финских охотников за танками.

7 декабря 1939 года в 17.00 1-я рота 210-го отдельного танкового батальона получила приказ 7-го стрелкового полка уничтожить финские пулеметные точки в районе хутора Вяйсянен. Танки вышли в атаку одни, без разведки и артиллерийской подготовки. Около надолбов они подверглись интенсивному и продолжительному артиллерийскому обстрелу со стороны финнов. В результате семь танков было подбито, пять из них остались на поле боя. Погиб один младший командир и ранен политрук.

Ааке Каарнамаа, командир 1-го взвода 3-й роты 31-го пехотного полка:

…Осторожно выглядываю из амбразуры, проделанной в каменной кладбищенской ограде. Вижу длинную колонну танков, приближающихся по дороге. Я их считаю: 15 танков. А в противотанковых надолбах только что их саперы сделали проход для танков. Именно туда, похоже, они и направляются…

…Бой разгорается. Танки стреляют из пушек и пулеметов, все время двигаются перед нашими позициями. Лязгают гусеницы, ревут моторы. Но с нашей стороны — ни единого выстрела. Целей-mo нет. Русская пехота не пошла за танками.

Мы не видим ни единого солдата противника. По танкам стрелять бесполезно.

Начинает смеркаться. К нам приближается следующая волна танков. В сумерках мы различаем, что на танках сидит пехота противника, винтовки с примкнутыми штыками. Они идут левее, на позиции взвода Лехтонена. Мы видим, что можем обстрелять с фланга танковый десант противника и тем самым помочь Лехтонену. Из-за темноты результатов стрельбы мы не видим. Но поскольку до них всего несколько десятков метров, наверное, все же попали в кого-то. В темноте нам кажется, что танки оставляют пехоту на холме и уходят, чтобы привезти ее еще. Часть танков остается, чтобы охранять оставшуюся пехоту.

Вечер сменился ночью. Похоже, атака противника выдохлась. Новых сил противника не появилось, в районе наших позиций только те стрелки, которые прибыли на танках. Бой закончился. О потерях противника в живой силе данных нет, но танков на поле боя он оставил восемь штук. Большинство из них застряли в надолбах и в складках местности, потеряли ход и были оставлены экипажами.

Ночью прибыли саперы и подорвали все танки противника, оставшиеся на поле боя.

В бою 11 декабря 1940 года под Кирка-Муолаа финнам в плен сдался механик-водитель 161-го танкового батальона Сидоров Михаил Андреевич. До войны он был сначала повышен до помкомвзвода, а затем разжалован в красноармейцы за систематическое пьянство. Отношения с военным комиссаром батальона Лумпестовым у Сидорова были, как можно себе представить, натянутыми. С начала Финской войны Сидоров не ходил в бой, а был «безлошадным» танкистом. 11 декабря перед атакой Лумпестов приказал Сидорову занять место механика-водителя в танке. Сидоров попытался отказаться. Комиссар пригрозил расстрелом, и строптивый танкист был вынужден подчиниться. В бою он специально завел танк в канаву, где его Т-26 застрял. Тем не менее командир танка и башенный стрелок открыли огонь по финнам из пушки и пулемета. Неподвижный танк почти сразу получил попадание снаряда, и оба танкиста в башне были тяжело ранены. Сидоров же остался невредим. Увидев, что из танка им не выбраться, командир танка и башенный стрелок застрелились.

Танкисты получают подарки от рабочих Ленинграда (АСКМ).

Сидоров решил выбраться из танка и сдаться финнам. Как только он открыл люк и начал выбираться из танка, на него обрушился град пуль финской пехоты. Сидоров был тяжело ранен и в таком состоянии попал в плен.

Всего 11 декабря 1939 года 40-я легкотанковая бригада потеряла восемь танков, подбитых финскими противотанковыми пушками.

В подбитых танках 40-й легкотанковой бригады в районе Кирка-Муолаа 11.12.1939 года финские разведчики обнаружили таблицу позывных всех подразделений 40-й легкотанковой бригады и карты с обозначением расположения 24-й стрелковой дивизии, 40-й легкотанковой бригады и 210-го отдельного танкового батальона.

11 декабря танки 157-го батальона и остатки 1-й роты 210-го отдельного батальона снова атаковали хутор Вяйсянен.

Экипаж Т-26 перед боем (АСКМ).

Под сильным огнем финской артиллерии танкисты 157-го батальона внезапно повернули назад, и шесть танков огнеметчиков остались перед надолбами одни. Своими силами они попытались растащить надолбы и сделать проходы, но после того как финны подбили четыре машины и погибли оба командира взводов, решили все же прекратить атаку. К 12 декабря в 1-й роте остался только один командир роты, два XT-130 и три Т-26. Комбат капитан Мурашов расформировал 1-ю роту и направил уцелевшие танки во 2-ю роту.

12 декабря 2-я танковая рота 157-го танкового батальона совместно с 7-м стрелковым полком атаковала линию Маннергейма в районе хутора Вяйсянен, но уже без огнеметчиков. Танки попали под перекрестный огонь финских противотанковых пушек и отошли на исходные позиции. Один танк был подбит и оставлен на поле боя. Погиб один средний и один младший командир.

1-я и 2-я танковые роты 161-го танкового батальона продолжили штурм Кирке-Муолаа. Танки ходили в атаку пять раз и поднимались на церковный холм, но не были поддержаны пехотой 43-й стрелковой дивизии и были вынуждены отойти на исходные позиции. Четыре танка были подбиты и остались на поле боя, пять танков получили от пяти до восьми пробоин, но остались в строю. Один танк ушел за церковный холм в тыл финских позиций и пропал без вести.

Финский егерь-капитан Лааксо (сидит на танке), командир 3-го батальона 13-го пехотного полка и его подчиненные позируют на подбитом Т-26, Меркки. Хорошо видно пробитие брони на подбашенной коробке танка.

13 декабря 1939 года 157-й танковый батальон бригады продолжил штурм финских позиций у железной дороги совместно с полками 24-й стрелковой дивизии. В этот день в бою у взорванного железнодорожного моста у реки Косенъоки 3-я рота батальона потеряла три танка: один танк был подбит финской противотанковой пушкой, второй попытался объехать опасное место, свалился в обрыв реки и тоже был подбит, третий танк попал в волчью яму, наполненную водой, и перевернулся вниз башней. Экипаж не успел покинуть машину и погиб в полном составе.

160-й батальон бригады атаковал финские позиции в районе Меркки. При подавлении финских пулеметных гнезд по танкам внезапно открыла огонь финская противотанковая пушка и расстреляла 4 танка с дистанции 50–60 метров. Эти танки остались на поле боя. Два танка сумели прорваться за финские траншеи и пропали без вести.

Несмотря на прибытие 90-й стрелковой дивизии в район железной дороги 15 декабря 1939 года, прорвать финскую оборону советским частям не удавалось. Каждый день повторялась одна и та же картина — пехота залегала под сильным пулеметным и минометным огнем противника, а танки несли потери от невидимых финских противотанковых пушек.

16 декабря 210-й отдельный танковый батальон был выведен в резерв 50-го стрелкового корпуса и был переброшен в полосу наступления 138-й стрелковой дивизии.

17 декабря 1939 года 2-я рота 157-го танкового батальона, действуя с 7-м стрелковым полком, снова атаковала хутор Вяйсянен. Танки не сумели преодолеть надолбы. Один танк был подбит и оставлен на поле боя, один танк получил повреждение пушки и пробоины, но остался на ходу и сумел выйти из боя. Погибло два младших командира — один был убит осколком снаряда, один погиб от пули снайпера. Один младший командир получил ожоги лица и рук при тушении пожара в своем Т-26.

Танковые роты на Т-26 из 160-го танкового батальона бригады совместно с 173-м и 588-м стрелковыми полками 90-й стрелковой дивизии атаковали финскую оборону в Меркки. На участке 173-го полка танки даже не смогли тронуться с места, так как саперы не сделали проходы в завалах, но один танк был подбит на исходных позициях. 3 танка подорвалось на минах, 2 танка застряли в болоте, 2 танка прошли в тыл к финнам и пропали без вести. Экипажи покинули танки. Погиб политрук Рубцов Петр Харитонович, башенный стрелок Жуков и механик-водитель пропали без вести.

Действия 588-го полка поддерживала также рота Т-26 399-го отдельного танкового батальона 90-й стрелковой дивизии. В результате боя 17.12.1939 года три танка было подбито. Тяжелые ранения получили механик-водитель Калмыков, умер от ран по пути в госпиталь радиотелеграфист Ермак, был тяжело ранен механик-водитель Богданов и легко ранен механик-водитель Семин. Командир машины Васильев был контужен. По решению начальника штаба 90-й стрелковой дивизии остатки роты Т-26 были отведены в район КП 588-го полка.

19 декабря 1939 года в бой в районе хутора Вяйсянен силами 1-й и 3-й танковых рот пошел 155-й отдельный танковый батальон. Результатом боя было 6 подбитых танков. Из них 4 осталось на поле боя, один из них сгорел. Потери батальона в личном составе в тот день были 5 убитых и 6 раненых.

22 декабря 1939 года 588-й стрелковый полк вновь безуспешно атаковал финскую оборону при поддержке роты Т-26 339-го отдельного танкового батальона. В роте на тот момент оставалось только 2 пушечных и 4 пулеметных Т-26. Пехота залегла перед финской обороной и в атаку не шла. Политрук роты Т-26 и один командир взвода были ранены, когда вышли из танков и попытались поднять пехоту за собой. У двух танков свалились гусеницы. При попытке надеть гусеницы было ранено 2 и контужено 2 танкиста.

23 декабря 1939 года танкисты 40-й танковой бригады приняли участие в отражении финского наступления и сыграли роль «пожарной команды».

2-я рота 160-го танкового батальона совместно с 173-м стрелковым полком получила задачу окружить и уничтожить финскую боевую группу, прорвавшуюся в тылы полка. В результате перестрелки 8—10 финнов было убито, 3 финна было взято в плен. 157-й танковый батальон получил задачу уничтожить противника, прорвавшегося в район штаба 24-й стрелковой дивизии в Ластенкоти. Танк № 408 наскочил на целую роту финнов. Огнем из пушки танк уничтожил несколько пулеметных расчетов противника и рассеял роту по лесу. Финны, не имея с собой тяжелого противотанкового вооружения, были вынуждены отступать при первой же встрече с советскими танками.

28 декабря 1939 года 1-я рота 160-го танкового батальона бригады совместно со 2-м стрелковым батальоном 268-го стрелкового полка в последний раз пошла в атаку на финские позиции в районе Меркки. В ходе боя по машинам был открыт огонь, шесть танков было подбито, эвакуировать удалось только один из них. Остальные пять танков сгорели.

Танкисты читают свежую прессу на фронте. На заднем плане Т-26 с грубо нанесенным тактическим номером «13» (АСКМ).

В конце декабря комбриг Вершинин, начальник бронетанковых войск 7-й Армии, направил в штаб Армии следующий документ:

В дополнение к оперсводкам.

Совершенно секретно.

…Во всех произведенных атаках танки успеха не имели. Это объясняется тем, что во всех случаях танки шли впереди пехоты, имея перед собой неразведанную местность, поэтому танки несли большие потери от огня ПТО и из ДОТ и возвращались на исходное положение.

Подбитые на поле боя танки противник держит под непрерывным пулеметным и артиллерийским огнем, то есть не дает возможности подойти к ним, а со своей стороны оставляет проход, давая тем самым возможность белофиннами подойти к танкам и поджигать их. Из подбитых артогнем танков (или застрявших во время боя) противник не дает экипажам машины выходить из танков, расстреливая экипажи с деревьев метким снайперским огнем.

Расход боеприпасов (снарядов и патрон) танковые батальоны имеют незначительный, то есть за время боевых действий не израсходовали одного боекомплекта. Это объясняется тем, что противник при атаках не обнаруживается и определить, откуда ведется огонь, танкам очень трудно.

Обходы вне дороги танки делать не могут, из-за лесисто-болотистой местности, это вынуждает их действовать по узким проселочным дорогам.

ВЫВОД:

1. При наличии неуничтоженных пулеметных ДОТ, каменных надолб и минных полей саперами и пехотой, танки применять нецелесообразно.

2. Применение танков в УР пехоте пользы не приносит, так как танки, двигаясь по лесным дорогам, попадают на мины, надолбы и пушечный огонь из ДОТ, не имеют возможности развернуться, несут большие потери и морально действуют на пехоту отрицательно, пехота впереди танков не идет.

3. Танки возможно применять только по уничтожении надолб и минных полей саперами и подавлении пушечных ДОТ артогнем.

4. Огонь бронебойных снарядов танков по амбразурам ДОТ результатов не дает — снаряды отлетают.

Потери и отсутствие успеха сказывались на боевом духе танкистов.

В письмах родным начали появляться негативные высказывания.

Лейтенант Устинов, 339-й отдельный танковый батальон:

Дорогие родители. Сейчас у нас в батальоне больше половины людей погибло, в том числе и командиры, боевые машины потонули, половина — кому ноги оторвало, кому что. Танков у нас сейчас мало, а также и людей. Наша артиллерия бьет и днем и ночью и никак не может разбить их укрепления.

После безуспешных попыток прорвать хорошо подготовленную оборону финнов, в последние дни декабря 1939 года советские части перешли к обороне и начали готовиться к новому, решающему штурму линии Маннергейма.