Сединою до срока покрылись власы, Стан согнулся, а был, словно азимут, прям, Износились мои кружевные трусы, Что в признания знак подарил мне Хайям. – Ты, – сказал, он – предмет этот с честью носи, Этой мой тебе, брат, поэтический дар, В кружевах там сокрыта загадка фарси, Что доныне сумел разгадать лишь Омар. Мне они и сейчас, те трусы, в самый раз, Хоть и тянут порою, признаюсь, в шагу. В них прошел я Тебриз, Исфахан и Шираз, Ночевал с ненаглядной певуньей в стогу. Кстати, мне их когда-то в минуту любви, Как ему нашептал озорник Купидон, Подарил незабвенный Реза Пехлеви, Перед тем как оставить наследственный трон. Подивись на изысканный их силуэт Как изящна, заметь, по краям бахрома. Их просил у меня мой кунак Грибоед, Комильфо, обладатель большого ума. И какой-то довольно смазливый урус, Сторговать их хотел для своей Шаганэ, И кричал, что я выжига, сволочь и трус, Хоть до этого лез обниматься ко мне. Скоро гурий прелестных предстанут красы Перед взором, что был ими с детства маним, А пока что примерь кружевные трусы, Как к лицу они чреслам упругим твоим. Не найдешь ты таких в вашей дикой Руси, Где замкнуты людские сердца на засов, Где шального бабла – хоть косою коси, Но не встретишь на ком-то приличных трусов. Или нитка торчит, или строчка крива, Или краска линяет в горячей воде. Были в Вологде, слышал, у вас кружева, Только Вологда, брат, она сам знаешь где.