Нет, не в есенинском стогу, Не в шалаше, как В. И. Ленин, На левантийском берегу Лежу, исполнен праздной лени. На свете лучше места нет, Спокойно, сухо и тепло там, Не зря Сусанин сорок лет Водил евреев по болотам В сопровожденьи чад и жен, Пока не молвил горделиво: «Здесь будет город заложен И примет имя Тель-Авива! И пронесет его в веках Через преграды и невзгоды На гордо поднятых руках, Пугая прочие народы. Не я ль от самой Костромы, Надеждой ваши души грея, Через библейские холмы Довел до цели вас, евреи? Когда бы жизнь я за царя Отдал, что прописал мне Глинка, Ее прожил, наверно б, зря, Как в поле жалкая былинка. Но я не Глинка, я другой, Еще неведомый мужчина, И мне царевым быть слугой, Признаться, как-то не по чину. Пусть даже этот царь – Давид, Особой разницы тут нету, Мне неприятен власти вид, И дух мой чужд сему предмету. Мне тяга к странствиям мила И к перемене мест охота, Она сюда и привела Меня из отчего болота. А дивный град я заложил Не под проценты ломовые, Но чтоб народ здесь вольно жил, И не сгибал жестокой выи, Читал бы день и ночь Тору, И пил не воду из-под крана, А только водку поутру. И помнил русского Ивана».