1

СТРЕЛА

Машина, таившая в себе угрозу, от которой даже воздух вокруг нее казался отравленным, медленно вращалась над полуразрушенной башней Каркарон. Рульк, возвышавшийся над своим изобретением, одной рукой небрежно держался за рычаги. Другую руку он простер к восходящей луне, темный лик которой, испещренный красными и багрово-черными пятнами, как раз показался над горизонтом. Это было ужасное знамение. Вот уже 1830 лет в хайт — день середины зимы — не было полнолуния. Предсказание Рулька начало сбываться.

«Когда наступит хайт и темная луна будет полной, я вернусь. Я расколю Непреодолимую Преграду и открою путь между мирами. Никто не в силах меня остановить. Три мира навеки будут принадлежать каронам».

Рядом с Рульком стояла Карана — бледная тень с белым, как мел, лицом на фоне огненно-рыжих волос. Лиан исходил слезами, страдая от того, что был не в силах освободить любимую. Теперь никто не станет ему помогать. Его считали парией и обвиняли в том, что именно он предал Карану Рульку, чьим шпионом, по общему мнению, Лиан и был. Ничто не смогло бы убедить собравшихся в обратном. На кого бы юноша ни посмотрел, ему отвечали мрачными взглядами — особенно арким Баситор, который винил его в падении Шазмака. Баситор убил бы Лиана, если бы ему представилась хоть малейшая возможность сделать это.

У Лиана остался всего один друг — маленькая Лилиса. Но чем она могла ему помочь? Здесь собрались самые влиятельные люди Сантенара, но ни у одного из них — ни у Мендарка, ни у Иггура, ни у искалеченного Тензора — не было достаточно мужества, чтобы нанести удар Рульку.

Машина громыхнула. Башню зашатало. Стражники-гаршарды заняли свои посты. Ослепительный красный свет, исходивший изнутри механизма, вспыхивал и затухал, вспыхивал и затухал.

Лиан внимательно рассматривал машину. Он уже видел эту машину в Ночной Стране. Это было совершенно невероятное сооружение из металла настолько темного, что его цвет выделялся даже на фоне ночного неба. Машину не с чем было сравнить на Сантенаре. Чтобы привести ее в движение, не требовалось животных, у нее не было колес — и тем не менее она плавно скользила по небу. Она висела в воздухе, словно воздушный шар, а ведь Лиан знал, что она безумно тяжелая. Ее причудливые формы не походили ни на что виденное юношей прежде. Дно машины было сделано из рифленого железа. Сверху было что-то вроде кабины, внутри которой Лиан заметил множество ручек, колесиков и рычагов, а за ними — небольшую площадку, где можно было стоять, и высокое сиденье из резного серпентина. Рульк явно предпочитал находиться именно здесь, наверху, где он мог покрасоваться перед всеми.

— Карана! — горестно воскликнул Лиан. По амфитеатру прокатилось эхо, вторившее юноше словно в насмешку.

Должно быть, Карана увидела его — девушка напряглась и замерла. В этот момент машина Рулька накренилась, и Карана взмахнула руками. Лиан испугался, что она упадет, но ее удержал Рульк. Девушка подняла на Рулька глаза и что-то сказала. Ее голоса не было слышно.

Иггур поправил очки с толстыми стеклами. Когда Рульк появился впервые, Иггур был исполнен решимости взглянуть своим страхам в лицо и умереть, если понадобится, но не дать им себя снова поработить. Теперь эта решимость сильно ослабела.

— Взгляните-ка на них, — сказал он, скрипнув зубами. — Рульк овладел ее разумом. Я это чувствую — вот так же он долгое время владел мною.

— Надеюсь, что ты прав, — ледяным тоном ответил Мендарк. Он выглядел еще более измученным, обессиленным и желчным, чем обычно. — Карана нас предала, и возмездие не заставило себя ждать.

«То, что они говорят, ужасно!» — подумал Лиан, охваченный мукой, словно в его сердце вонзились иголки. Юноша задыхался, ему не хватало воздуха. Все поплыло перед глазами, и он ощутил слабость.

У Иггура задергалась щека, и одну сторону лица свело судорогой. Вспомнив, что когда-то Иггур был охвачен безумием, Лиан засомневался: уж не помрачился ли его рассудок снова?

Тем временем Иггур схватил Малиену за руку и спросил у нее:

— Кто у тебя лучший лучник?

— Баситор сильнее всех натягивает тетиву. Но на такое расстояние точнее всех стреляет Ксара. Ксара!

По приказу девушка выступила вперед. Для аркимки у нее был маленький рост — она была чуть выше Караны. Волосы горчичного цвета, лицо усыпано веснушками. Она выглядела намного моложе остальных.

— Ты лучшая среди своих? — спросил Иггур, и кулаки его сжались, а костяшки пальцев побелели.

Глядя себе под ноги, на снег, Ксара дотронулась до браслета на своем запястье. Она знала, что у нее попросят. Потом взгляд ее обратился к машине Рулька: она прикидывала расстояние. Сейчас была видна лишь голова Караны.

— Пожалуй что так, — ответила Ксара. — Отсюда я могу поразить любую цель на Каркароне.

— И на машине?

— Труднее, но я сумею.

Иггур проследил за ее взглядом. У него снова свело судорогой лицо, и он безуспешно пытался справиться с этим.

— Тогда пусти стрелу в глаз Каране, ради Бога! Ради нее и ради нас.

Ксара не шевельнулась.

— Сделай это немедленно! — закричал он, и в уголках его рта показалась пена. У Иггура был такой вид, словно он только что проиграл в грандиозной битве самому себе. Сейчас он пошел бы на все, лишь бы не попасть во власть Рулька вновь.

Ксара задрожала. Она взглянула на Малиену, и ее черные глаза, в которых отражались красные отсветы, были лишены всякого выражения.

Малиена протянула к ней руку:

— Остановись, Ксара!

Мендарк с задумчивым видом произнес:

— Рульк неверно рассудил. Если бы мы ее нейтрализовали, это искалечило бы и его.

Лиан бродил между ними пошатываясь. Кандалы, покрытые коркой льда, впивались ему в ноги. Раны начали кровоточить. Однако он не обращал внимания на боль: она была ничтожна по сравнению с той, которая терзала его душу.

— Нет! — воскликнул Лиан, бросившись на Мендарка, однако тот оттолкнул его.

— Не вмешивайся, летописец!

— Но Карана… — заплакал Лиан.

— Мы должны выбирать между ее жизнью и нашим миром, Лиан! — Несмотря на свою решимость, Мендарк все еще пристально смотрел на машину, не отдавая приказа.

Старый библиотекарь Надирил, стоявший опершись на свою трость, выглядел еще более хрупким, чем обычно. Под руку его поддерживал Шанд, который был на голову ниже, чем Надирил. Лилиса, находившаяся рядом, перепрыгивала с ноги на ногу. Она с плачем обратилась к библиотекарю:

— Останови их, Надирил!

— Это деяние вернется к тебе, Иггур, и будет тебя преследовать, — сказал Надирил. — Она…

— Ну же! — заорал Иггур на Ксару.

— Я больше не намерена творить зло, — тихо произнесла Малиена, — даже если результатом его явится величайшее благо. Ксара, опусти лук.

Тензор опустил ноги с носилок и с большим трудом поднялся. Теперь он был тощий, как скелет, от него остались кожа да кости. Он так и не оправился от удара, который Рульк нанес ему прошлым летом в Катадзе.

— Это наш шанс, — скрипучим голосом сказал Тензор. — Шанс, посланный за мои мучения! Какое же зло совершили мои предки, что я должен так страдать? Ты отдашь приказ, Малиена?

— Нет! — прошептала она, и на ее щеки упало две слезинки, которые тут же замерзли и засверкали, как хрусталь.

— Ты всегда была верной, — сказал Тензор, ухватившись за нее. С трудом удерживаясь на ногах, он сделал шаг по направлению к Ксаре, потом еще один. Он двигался, размахивая руками, как угрюмый жнец.

Ксара смотрела на него с ужасом. В одной руке, повисшей вдоль тела, у нее был длинный лук, а в другой — стрела с красным оперением. В последний момент девушка попыталась спрятать руки за спину, но взгляд Тензора парализовал ее.

Тензор выхватил у нее лук и стрелу. Затем, приложив стрелу, натянул тетиву. Лиан хотел было помешать ему, но в этот миг огромная нога Баситора ударила его в спину, пригвоздив к земле. Руки и ноги Лиана били по снегу, как будто он плыл, но сапог Баситора удерживал его на месте.

— Прости, Карана, — очень мягко вымолвил Тензор.

— Стреляй же, черт тебя побери! — закричал Иггур. Его била дрожь, и у него сильно тряслась голова.

Рыжие волосы Караны, освещенные сиянием из башни, вспыхнули огнем. Ее лицо на их фоне казалось белой мишенью, Лиан не сомневался, что Тензор с такого расстояния сможет попасть ей в глаз. Тензор еще не выпустил стрелу, а Лиан уже видел, как она летит прямо к красивому лицу Караны, пронзает ее череп, и девушка падает вниз, вниз, на камни на дне ущелья.

— Нет! — завопил Лиан всем своим существом, посылая свою любовь и ужас через горы и долины, пытаясь найти контакт, который Карана закрыла всего лишь несколько дней тому назад, чтобы передать девушке мысли.

Этот леденящий вопль прозвучал так громко, что собравшиеся заткнули уши. Извернувшись, Лиан впился зубами в икру Баситора. Тот с криком отскочил назад. Тензор даже не вздрогнул. Он выпрямился и, прицелившись, выпустил стрелу.

В это мгновение машина вновь неожиданно накренилась. Затрепетав в воздухе, она камнем полетела вниз. Рульк проделывал какие-то движения руками. Машина резко остановилась, описала круг и направилась обратно к Каркарону, кренясь, как яхта, которая тонет. Караны на ней видно не было.

Рульку почти удалось взять механизм под контроль, но тут машина снова задрожала и заскользила вниз, прямо к скалистому утесу.

Лиан затаил дыхание.

Рульк отчаянно боролся, и ему удалось справиться с управлением всего за какой-нибудь миг до столкновения со скалой. Машина начала медленно набирать высоту.

— Мы добились своего! — воскликнул Иггур. — Рульк ослабел! Ну что, теперь ты отважишься использовать против него силу? — насмешливо обратился он к Мендарку.

Мендарк заколебался, потом произнес:

— Да, да! Вместе!

Они вытянули руки. Вспыхнул красный и синий огонь, разноцветными лентами змеясь по ночному небу. Аркимы выстрелили одновременно. Дюжина стрел понеслась к цели, но вокруг машины Рулька мгновенно образовался опаловый сфероид. Огненные удары вернулись к аркимам обратно, угрожая теперь им самим и превращая тающий снег в кусочки стекла. Стрелы ударялись об опаловый барьер и, не причинив механизму Рулька вреда, отскакивали от него.

— Вот и поделом! — ликовал Тензор. — В следующий раз не будет таким смелым!

Мендарк соображал быстрее.

— Ты дурак, Тензор, — сказал он уныло. — Рульк использует против нас нашу же силу. Его машина защищена от любого воздействия, которое мы можем на нее оказать, а я был еще большим дураком, когда полагал, что это не так.

Машина выровнялась и повисла в воздухе над разрушенным выступом башни. Протянув руку, Рульк поднял в воздух Карану и показал своим врагам. Она все еще была жива! Он вызывающе расхохотался, и машина скользнула в башню, как черное яйцо — в свое гнездо. Когда она опускалась, стены башни выгнулись наружу, как будто это удав заглатывал цыпленка. Вновь появилось призрачное красное сияние.

— Что это было? — спросила Таллия.

— Запугивание, — ответил Иггур. — Возможно, он не готов.

— Он готов! — возразил Шанд.

Темная луна поднялась выше, и теперь неровный лунный свет заливал сцену внизу. Союзники стояли на вершине утеса, имевшего форму чаши. Прямо перед ним был небольшой амфитеатр, высеченный в скале. Его нижний край представлял собой крутую лестницу, которая сужалась книзу, переходя в тропинку, петлявшую вдоль острого гребня утеса. Склоны утеса были очень крутыми, а местами — отвесными. На этой тропинке двое едва ли могли встать рядом, и во время ветра и дождя она была не менее опасна, чем когда ее покрывал лед, поскольку под ней с обеих сторон открывалась огромная пропасть. Извилистая тропинка шла вниз, потом возвращалась наверх и там уже расширялась и заканчивалась длинной узкой лестницей, которая вела к площадке перед медными и железными воротами самого Каркарона.

Когда-то Каркарон был уродливой башней, которая приютилась на самой недоступной части утеса. Рядом с ней был устроен и огорожен каменной стеной большой двор. Башня была построена из серовато-фиолетового габбро, гладкого, как стекло. Ее стены покрывало множество металлических стержней, крюков, стекловидных шаров и опаловых выступов — словом, башня походила на морского ежа. Крыша когда-то представляла собой остроконечный шлем из меди и зеленого сланца, однако сейчас сланцевые плиты валялись на склонах утеса, а остатки медных пластин свисали с башни, как металлические лепестки. Башня и раньше не радовала глаз гармонией и изяществом пропорций, но сейчас, с полуразрушенной крышей, деформированными стенами, которые, казалось, начали плавиться, она выглядела чудовищно.

Красный свет сменился жутковатым свечением. Подул холодный ветер, и все перешли под укрытие арены. Лиан остался лежать на снегу. Если бы его ярость могла превратиться в оружие, оно было бы направлено против Иггура и Тензора. У Лиана нестерпимо болели ноги, но он не обращал на боль внимания. Карана жива! Он должен вызволить ее. Лиан знал, что она бы для него сделала то же самое.

— Лилиса! — прошептал он.

Лилиса поспешно приблизилась. Ее худенькое личико заледенело. Девочка дрожала. Она коснулась холодным носом замерзшей щеки Лиана.

— Что ты хочешь? — спросила она.

— Мне нужно пробраться внутрь. Ты мне поможешь? — Лилиса взяла себя в руки: ведь она теперь не какая-то уличная девчонка, а ученица великого библиотекаря Надирила. Ее голос прозвучал спокойнее, когда она спросила:

— Что я должна сделать?

— Попробуй снять с меня кандалы.

— О! — произнесла она, наклонившись над ним. — У тебя вся нога в крови. И эта тоже.

Лиан остался безразличен к ее словам.

— Лед оцарапал кожу. Ничего серьезного. — Пальцы Лилисы возились с железными кандалами.

— Они заперты, — констатировала девочка. — Ты знаешь, у кого ключ?

— У Мендарка. Я не думаю… Нет, я не могу просить так много.

Тихонько застонав, девочка выпрямилась.

— Бедный Лиан, — выговорила Лилиса, глядя ему в лицо. При свете, исходящем из Каркарона, ее глаза казались огромными. — Конечно, я пойду. Ради тебя я готова ограбить самого Мендарка. Правда, мне очень страшно.

— Мне стыдно просить тебя об этом, милая Лилиса, — Лиан обнял ее худенькое тельце, — но мне нужно попасть внутрь.

Его слова еще не успели затихнуть, а девочка уже подкрадывалась к Мендарку. Лиану и впрямь было очень стыдно, и неспроста: он хотел воспользоваться девочкой для прикрытия, чтобы отвлечь от себя внимание. Лилиса попадется, как только попытается ограбить Мендарка, но юноше нужно каким-то образом выиграть время. Лиан решил не дожидаться того, что должно было произойти.

Все остальные, пытаясь укрыться от порывов ветра, сбились в группу несколько в стороне у скалы. Казалось, за Лианом никто не наблюдает. Он стал пробираться между каменными скамьями, покрытыми снегом. Сейчас он уже находился над ступенями и тропинкой, ведущей в Каркарон.

Вдруг раздался крик. Лилиса попалась! Лиан съехал по ступеням, приземлившись как раз на краю ущелья. Затем заковылял по опасной тропинке так быстро, насколько ему позволяли оковы.

— Что это ты делаешь, маленькая воровка? — услышал Лиан возглас Мендарка, затем до него донесся испуганный шепот Лилисы, но ее слов юноша разобрать не смог. А потом снова крик Мендарка:

— Он сбежал! За ним!

Лиан удвоил скорость. Он был в ужасе от того, что его могут поймать прежде, чем он найдет Карану, и этот ужас затмил собой страх юноши перед Рульком и мучительную боль в ногах.

Лиан добрался до ступенек, которые веером поднимались к парадному входу в Каркарон. Одолев около пятидесяти ступеней, юноша был вынужден передохнуть. Лиан рухнул на каменные перила, каждая балясина которых была украшена кошмарными горгульями, эти злобные существа скалились и издевались над Лианом. Сознание его воспалилось, и юноше мерещилось, что перила шевелятся у него под рукой, словно горгульи пытаются схватить его. Отдернув руку, Лиан взглянул вверх, и его взору представилось еще более ужасное зрелище.

Там, вдали, ступени лестницы плавно изгибались, примыкая к боковой стороне башни Каркарон. Между перилами и стеной образовалась открытая площадка, и на ней стояло огромное существо из легенд — получеловек, полузверь. У него были короткие массивные лапы и мощная грудь, крылья летучей мыши отбрасывали тень на голову с гребнем и клыкастую пасть. Лапы-руки были величиной с голову Лиана, на них красовались длинные когти. Перепонки крыльев и костистый гребень на голове были утыканы шипами. В одной лапе эта тварь сжимала цеп, и на конце каждого ремня был шар, усыпанный шипами, а в другой было что-то вроде волшебной палочки мага.

Лиан отшатнулся было назад, но тут же сообразил, что это всего лишь статуя, хоть и блестяще сделанная и потому напоминавшая живое существо. Статуя была изготовлена из меди, нечувствительной к воздействию времени и климата. По другую сторону площадки стояла еще одна статуя, державшая в одной руке копье, а в другой — клещи. У этого создания было два крыла, а огромные, как дыни, груди облегала броня.

Между статуями виднелись большие ворота из кованого железа, украшенные фигурками горгулий. Ворота были приоткрыты, и за ними виднелась массивная дверь с декоративными металлическими пластинками. Здесь, среди отлитых из металла статуй, Лиан словно застыл, не в силах пошевелиться, — до такой степени они воплощали мифические ужасы, под знаком которых прошло его детство. Оглянувшись, он увидел, что преследователи вынырнули из тени у скалистого амфитеатра. Через минуту они будут возле него. Впереди бежал Баситор.

Издав пронзительный крик, Лиан потащился вверх по лестнице, как хромой краб. Один, два, три, четыре, пять. Осталось еще пять ступенек! Он видел лицо Баситора, искаженное яростью, слышал его рычание. Пощады ждать нечего! Баситор размозжит ему голову о ступеньки или сбросит его вниз, ни минуты не раздумывая.

Лиан одолел последнюю высокую ступеньку, но тут же застрял, зацепившись оковами о сломанный камень, с огромным усилием он освободился и, пробежав через площадку, распахнул ворота, врезавшись при этом головой в стоявшую за ними массивную дверь. Послышалось лязганье. Изнутри донесся глухой гул, и ему снова и снова вторило эхо. Лиан колотил кулаками в дверь, пока руки не начали кровоточить. Было слишком поздно! Баситор уже добежал до основания лестницы. Он мчался вверх, перепрыгивая через четыре ступеньки.

— Попался, ты, предатель, свинья! — задыхаясь, выкрикнул Баситор и нанес Лиану удар в живот, от которого тот согнулся пополам. — Мне бы следовало это сделать год тому назад.

Схватив Лиана за шиворот, он тряс его до тех пор, пока у юноши не закружилась голова. Лиан пытался брыкаться, но в случае с огромным и очень сильным Баситором результатов это не дало. Остальные были еще слишком далеко, так что не смогли бы защитить его от разъяренного Баситора, даже если бы захотели.

— Ты покойник! — взревел Баситор, держа Лиана над пропастью и не прекращая трясти его. — Помнишь Хинтиса? Он умер из-за тебя! А Селиалу, Шалу, Теля? — Он продолжал этот скорбный список, словно ставил Лиану в вину смерти всех погибших после падения Шазмака аркимов, — большинство имен не было знакомо Лиану. — Ты помнишь, как тепло тебя встретили мои собратья в Шазмаке, предатель дзаинянин? Помнишь Раэля? Все они умерли из-за тебя. Из-за тебя наш возлюбленный Шазмак лежит в руинах! И самое малое, что я могу для них сделать, — это убить тебя.

Лиан посмотрел вниз. Ущелье было озарено зловещим сиянием мрачной луны. Юноша четко, как при дневном свете, различил острые скалы под собой. Баситор тряс Лиана до тех пор, пока у того перед глазами снова все не поплыло, потом отвел руку от пропасти.

При этом Лиан ударился об один из многочисленных металлических штырей, торчавших из стен башни. Схватившись за него, как утопающий за соломинку, Лиан подтянулся, и изо всех оставшихся сил оттолкнул от себя своего мучителя. Баситор налетел на стену, на секунду разжав руку, в которой держал Лиана. Вырвавшись, тот начал карабкаться вверх по стене, используя штыри и крюки вместо лестницы. Его страх высоты был сущим пустяком по сравнению с ужасом перед Баситором. В какой-то момент, зацепившись оковами за крюк, Лиан чуть не упал. Освободившись, он дотянулся до амбразуры, а затем нырнул внутрь башни.

Наконец голова перестала кружиться, и прояснилось зрение. Он очутился в той комнате, где неделю назад состязался с Рульком, рассказывая предания. На полу валялись обломки брусьев, плитки с крыши, металлические детали, однако вокруг машины Рулька было чисто. Казалось, мусор от нее отскакивает. Даже снежинки, проникавшие в башню сквозь пролом в крыше, словно не смея опускаться на черную поверхность этого механизма, падали рядом.

Лиан лежал на полу, не в силах встать. Слишком много пришлось вынести его телу за последние две недели, слишком сильно оно пострадало. Юноша приподнял голову. Рульк, сидевший на возвышении своей машины, был погружен в глубокие раздумья. Приглядевшись, Лиан заметил, что вся комната покрыта призрачной паутиной из света, походившей на рыболовную есть. Волокна этой сети стали мерцать ярче, свет начал распространяться, и вот уже сеть превратилась в мерцающую стену, в барьер, переливавшийся танцующими огнями. По его поверхности пробегала легкая рябь.

Это была Стена Непреодолимой Преграды, ставшая видимой. Изгибаясь сквозь десять измерений пространства и времени, она в равной степени соприкасалась со всеми частями Сантенара, с тремя мирами и даже с Ночной Страной, в то же время отделяя их от кошмаров бездны. Предание, рассказанное Рульком неделю тому назад, поведало Лиану обо всем, что ему хотелось узнать о неистовых созданиях, населявших бездну, а также о том, что они сделают с Сантенаром, если вырвутся оттуда.

Где же Карана? Взглянув в другую сторону, Лиан обнаружил, что она сидит на подоконнике скрестив ноги. Перед ней светилась жаровня. Хотя глаза Караны были закрыты, она бодрствовала, и вид у нее был очень сосредоточенный.

— Карана! — воскликнул Лиан.

Ее глаза мгновенно открылись. Световая сеть исчезла.

— Лиан! — прошептала она, и на ее лице отразились стыд и мука. — Что ты тут делаешь? Возвращайся!

— Я уйду только с тобой. — Лиан попытался встать на ноги, но ему удалось лишь приподняться на колени.

Рульк вернулся к реальности. С минуту он глядел на все непонимающим взглядом, словно переход из одного измерения в другое был сродни попытке мыслить на незнакомом языке.

— Ты же знаешь, я плачу за свой выбор, — сказала Карана.

— Цена слишком высока, — заметил Лиан, истосковавшийся по Каране. Он был совершенно беспомощен, израненные ноги болели так, что он не мог пошевелиться. — Пойдем со мной. — Он ощущал стыд оттого, что Карана купила его свободу ценой собственной.

— Слишком поздно, — тихо произнесла она. — Все зашло слишком далеко, и ничего уже нельзя изменить. Пожалуйста, уходи, иначе то, что я сделала, окажется напрасным.

— Она права, летописец, — вмешался Рульк, который быстро пришел в себя. — Не знаю, какой дурак тебя впустил, но ты ничего не добьешься. Если она мне откажет, я заберу тебя обратно.

— Я не уйду! Карана, не делай этого.

— У меня нет выбора, — ответила она, и в голосе ее звучала мука. — Уходи, Лиан!

Лиану нестерпимо хотелось заключить ее в объятия, и он знал, что Карана, вопреки всем ее словам, душой стремится к нему. Она слабела.

Рульк погрозил кулаком стражникам, наблюдавшим за этой сценой.

— Я не могу так работать! — взревел он. — Избавьтесь от него!

Вперед выступили двое: Идлис, на лице которого красовался шрам (это именно он когда-то долго преследовал Карану), и Йетча. Они впали в немилость, когда неделю тому назад проголосовали за предание Лиана: их понизили в званиях. Подхватив Лиана под руки, они потащили его по винтовой лестнице, мимо статуй, не менее страшных, чем те, которые он видел за воротами. Не успели они выйти из комнаты, как в ней вновь стала видна Стена Непреодолимой Преграды.

Парадная дверь Каркарона распахнулась, и внутрь со свистом ворвался ветер. Идлис толкнул Лиана в спину, и тот вылетел наружу.

Лиану хотелось умереть. Он вытер глаза, залепленные снегом, и взглянул на мрачные лица собравшихся. Никто не произнес ни слова. Баситор схватил юношу за шиворот и зашагал вниз по лестнице, волоча за собой Лиана. Остальные последовали за ними.

 

2

ПУТЬ

Предыдущую ночь Карана провела, скрючившись в своем спальном мешке и так и не сомкнув глаз: ее замучила бессонница. Завтра будет хайт, в этот день она предаст свой народ и свой мир. Ради спасения Лиана она согласилась отыскать для Рулька Путь между тремя мирами. Но каковы будут последствия? Выживет ли она после этого? И вообще, уцелеет ли кто-нибудь на Сантенаре? В любом случае, чего стоит слово Рулька, Великого Предателя?

Прошла неделя с состязания преданий, после которого Рульк использовал свою машину, чтобы вышвырнуть Лиана из Каркарона. С тех пор Рульк заставлял Карану трудиться день и ночь, предлагая ее уму сложнейшие задачи, которые она едва понимала. Она занималась очень упорно, словно ее жизнь зависела от того, усвоит ли она уроки Рулька. Впрочем, она знала, что так оно и есть. Бездна была страшным местом, а задача Караны — смертельно опасной. Она понимала, что, если она откажется, Рульк будет мучить Лиана, и иного стимула ей не требовалось.

Карана обнаружила, что ей трудно сосредоточиться. Она делала множество ошибок, но Рульк никогда не ругал ее. Он оказался хорошим педагогом и терпеливо объяснял непонятное ей снова и снова. Однако Карана была уверена, что он считает ее глупой и неспособной.

Девушка ворочалась в своем спальном мешке, но никак не могла согреться. А поскольку Карана была чувствительницей, она ощущала присутствие эмоций, бушевавших здесь некогда. Камни были пропитаны агонией сотен рабочих, умерших во время строительства Каркарона, а также безумием и коварством Базунеца, предка Караны. Веяло от камней и странными, древними страстями, которые она не могла отделить от запаха скалистой породы.

Карана ненавидела Каркарон. Семнадцать лет тому назад здесь был убит ее обожаемый отец — бессмысленное и жестокое преступление. Она и теперь все еще тосковала по отцу. Мысли о Галлиаде вызывали в памяти картины ее детства. Она не чувствовала здесь присутствия отца, но ей очень хотелось этого.

Вконец измучившись, она вылезла из мешка и, натянув носки, прокралась к тому месту, где спал Рульк. Очевидно, он не ощущал холода: он лежал на полу, завернувшись в одно одеяло, и при этом его могучая грудь была обнажена.

— Мне нужно кое-что узнать, — сказала Карана.

Рульк мгновенно проснулся:

— Что именно?

— Для меня это вопрос исключительной важности.

— Так задай его, — предложил он, садясь. По его мускулам пробежала дрожь, и Карана отвела глаза.

— Здесь убили моего отца. Известно ли тебе, почему?

— Я ничего не знаю о твоем отце — только то, что в нем текла кровь древней человеческой расы и аркимов. А что с ним случилось?

— В детстве он был для меня всем, — печально произнесла Карана. — Он должен был вернуться домой из Шазмака, но мы так его и не дождались. В конце концов его нашли здесь — его забили насмерть из-за нескольких монеток. Никто так и не понял, почему это произошло.

— А зачем он забрел сюда, ведь Каркарон стоит далеко от тропинки, ведущей из Шазмака?

— Его завораживало это место, а безумный Базунец…

— Безумный?! — воскликнул Рульк. — Вряд ли он был безумен, как о нем пишут в преданиях.

— Почему ты так думаешь?

— Бронзовые статуи слишком совершенны. Он что-то здесь нашел, но, видимо, ему пришлось заглянуть в бездну, чтобы обнаружить это нечто. Вот чем привлек меня к себе Каркарон в первую очередь.

— Прошлым летом?

Рульк улыбнулся ее наивности:

— Карана! Ты все еще считаешь, что все события последнего года произошли случайно, благодаря простому капризу судьбы?

— Что ты имеешь в виду? — Девушка вдруг разволновалась, ее затрясло от страха. — Что было не случайно?

— Даже из Ночной Страны я чувствовал, как здесь работает Базунец. Именно его порочные эксперименты истончили стену между Сантенаром, моей тюрьмой и бездной. Если бы они увенчались успехом, ваша древняя человеческая раса, вероятно, уже прекратила бы свое существование. К счастью, Базунец потерпел неудачу. Однако с тех пор я наблюдаю за этим местом. Вот уже шестьсот лет! Я даже заметил тебя.

Карана вздрогнула, представив себе, как Рульк наблюдает за ней.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что заметил меня?

— Я имею в виду, что чувствовал тебя. Это место — одно из самых подходящих на всем Сантенаре, чтобы заниматься Тайным Искусством. Вот почему Базунец и построил здесь Каркарон. То, что он здесь делал, позволило мне обнаружить его, а потом и тебя. Я чувствовал, что он проводит опасные эксперименты, представляющие для меня большой интерес, однако я не мог выяснить, в чем они заключались. Не так давно я снова почувствовал здесь что-то — а ведь здесь веками ничего не происходило. Это было нечто странное и уникальное… это была ты!

Карану затрясло.

— Значит ли это, что другие люди могут обнаружить, что я… троекровница? — Ее происхождение уже причинило ей достаточно неприятностей.

— Я так не думаю. Даже я не могу почувствовать тебя, находясь на Сантенаре. Ночная Страна — другое дело, в ней уровень ощущений более высокий.

— Когда ты обнаружил мое существование? — Вопрос был излишним: она очень хорошо знала ответ на него.

— В Ночной Стране у времени свои причуды. Возможно, это было десять лет тому назад, а быть может, тридцать.

— Я прибыла сюда вместе с моим отцом, незадолго до его смерти. Тогда мне было восемь. И подумать только, что ты за нами шпионил! — Голос ее задрожал от обиды.

— Не шпионил. Я понятия не имел, старая ты или молодая, мужчина или девушка. Я только и знал, что в Каркароне появился уникальный талант. Это меня взволновало. Насколько я понимал, с подобным талантом могло быть связано много опасных секретов.

— Но у меня нет никакой силы вовсе, — сказала Карана. — Тензор позаботился об этом, когда я была ребенком. Я не владею Тайным Искусством. Я могу лишь чувствовать, посылать мысли на расстояние и устанавливать мысленную связь, да и то не всегда.

— С помощью правильного рычага можно перевернуть мир. Во всяком случае, как только ты покинула Каркарон, я тебя потерял и, как ни старался, не мог найти вновь. Только когда ты похитила Зеркало в Фиц-Горго, я снова тебя обнаружил, поскольку Зеркало было связано с Иггуром, а он — со мной: в давние времена я завладел его разумом.

Значит, даже когда она была ребенком, за ней уже пристально наблюдали. Карана вдруг ощутила, что ее судьба никогда не была в ее собственных руках.

— Все началось с Зеркала, — продолжал Рульк. — Я все еще не знал, кто ты, но иногда мне удавалось проникнуть в твои сны и легонько подтолкнуть тебя в нужном мне направлении. И вот теперь я здесь, — сказал он с довольным видом. — Не будь тебя, я бы еще находился в Ночной Стране без малейшей надежды когда-нибудь выбраться оттуда. Я перед тобой в долгу, Карана.

— Ты можешь отдать мне долг, отпустив меня! — Он громко расхохотался.

Взгляд Караны стал отсутствующим, она пыталась сосредоточиться на том, что поведал ей Рульк. Без нее ничего этого не случилось бы. Она всегда подозревала нечто подобное, но понятия не имела, что это как-то связано с ее предками. Ничто не выходит из ничего. Таким образом становился понятен проявленный к ней Магретой интерес, беспокойство Феламоры и отношение к ней Тензора. Они все использовали ее!

— А узнал ли ты что-нибудь о работе Базунеца? — спросила она.

— Немного, — ответил Рульк. — Я попытался заставить говорить его тень, но его секреты ушли вместе с ним.

Карана посмотрела в окно, размышляя, сказал ли он правду.

— Мне совершенно безразлично, что нашел здесь Базунец, — прошептала она. — Но я бы очень хотела узнать, кто убил моего отца и почему. Видимо, его убийство как-то связано с этим местом.

Рульк потер подбородок.

— Ну что же, нам еще целый день ждать восхода луны. Если я смогу тебя успокоить, это пойдет на пользу делу. Следуй за мной.

Когда они оказались во дворе, было еще темно, но исходивший из окна свет помогал им найти во мраке дорогу.

Рульк приподнял крышку люка и посветил фонарем на металлическую лесенку.

— Спускайся!

Сам он последовал за Караной и, потушив фонарь, вызвал тень Базунеца. В темноте девушка не видела, как именно Рульк это сделал.

Вначале на стене появились лишь черно-белые очертания. Вскоре эти очертания приобрели форму человеческой фигуры, затем призрак начал отделяться от стены: появился ястребиный нос, шевельнулись тонкие губы и послышался скрипучий голос.

— Почему ты снова меня вызываешь? — осведомился он ворчливым тоном. — Оставь меня в покое.

— Ты не будешь знать покоя, пока твои грехи остаются безнаказанными! Вот твой потомок, между вами более двадцати поколений. Это Карана Элинора Мелузельда Ферн. — Рульк подтолкнул девушку вперед.

Карана сопротивлялась: ей было страшно. Тень Базунеца плюнула ей под ноги. Фосфоресцирующая слюна испарилась, растворившись в воздухе.

— Мерзкая девчонка, — прошипел призрак.

— Она хочет знать, что случилось с ее отцом, Галлиадом, он умер в Каркароне.

Базунец в волнении замахал руками.

— Никогда о нем не слышал, — пробормотал он, тщетно пытаясь просочиться обратно в камень и слиться со стеной.

— Лжец! — закричала Карана. — Он часто сюда приходил. И всегда рассказывал мне перед сном истории про духов Каркарона. — Истории о Базунеце пугали ее больше всего.

Вновь отделившись от стены, Базунец заколыхался перед Рульком и Караной в воздухе. Его худое бородатое лицо выражало ярость, ноздри раздулись. Нос с горбинкой, черные глаза — никакого сходства с Караной. Призрак орал прямо ей в лицо, махая своим плащом. Карана в ужасе подпрыгнула и попятилась, наткнувшись на лестницу.

— Прекрати! — закричал Рульк.

Когда Карана пришла в себя, Базунец уже снова слился со стеной, и видны были лишь его глаза и крючковатый нос.

— Интересно… — начал Рульк.

— Что?

— Ты говоришь, Галлиада забили насмерть из-за пригоршни монет. Какой вор стал бы сидеть здесь в засаде, здесь, где много лет никто не ходил? Интересно, не слишком ли Галлиад докучал духу Базунеца?

— Мой отец не боялся духов.

— Давай-ка начистоту, тень, — сказал Рульк и сделал что-то в темноте, отчего призрак засветился, как докрасна раскаленная кочерга. — Что ты сделал с ее отцом?

— Противный, дурацкий человечишка! — зарычал Базунец, снова вырвавшись из стены. — Всегда совал во все свой нос и пытался выведать мои секреты. Ха! Я сжег свои бумаги, превратив их в пепел, перед тем как умер. Никто не сможет воспользоваться плодами моих трудов, даже ты, Рульк! В любом случае я дам отпор! Но Галлиад выбрал легкий путь — он извлек мои кости из склепа и осмелился вызвать мой дух. И не думай, что я был первым! — с насмешкой бросил он Каране. — Он хорошо овладел грязным искусством некромагии. — Призрак снова слился со стеной, почти растаяв.

— Не уходи, — бархатным голосом произнес Рульк. — Почему он умер?

— Галлиад был не так хитер, как я! — Глаза Базунеца блеснули, как у крысы. — Я затеял с ним игривый танец, и мы весело вскарабкались на самую верхушку башни. Он продолжал мне докучать, и я, разозлившись, налетел на него. Он упал и разбился.

— Ты убил его! — воскликнула Карана. — Ты убил моего отца! — Она попыталась ударить своими кулачками призрак, но в результате лишь до крови изранила костяшки пальцев.

— Смерть за жизнь, — с мрачной иронией сказал дух Базунеца. — Он оживил мои мертвые кости, а это гораздо большее преступление, нежели отнять у живого жалкую жизнь.

— Убийца! — завопила Карана, неистово колотя воздух. Рульк удерживал ее за руки.

— Дарующий жизнь! — сплюнул Базунец. — Я умер шестьсот лет тому назад и все еще не могу спокойно лежать в своей могиле. Отошли меня обратно!

— Довольно! — заявил Рульк.

Его фонарь ярко вспыхнул, и Базунец растаял в воздухе, хотя все еще были слышны его крики: «Отошли меня обратно! Отошли меня обратно!» Тогда Карана поспешно поднялась по лестнице, и Рульк закрыл люк подвала.

Когда они вернулись в башню, он усадил Карану на скамью и поднес к ее губам чашку с водой. Девушку трясло. Она взяла чашку и, держа ее обеими руками, время от времени отпивала из нее, уставившись в пол. Так продолжалось долго. Наконец она сильно вздрогнула и взглянула на Рулька. Ее зеленые, как малахит, глаза мерцали при свете.

— Он вовсе не был убит, не так ли? Это всего лишь нелепый несчастный случай, который ничего не значит.

— Именно, предумышленный несчастный случай, не более, — сказал он. — Духи не могут убивать. Тебе теперь лучше, когда ты все знаешь?

— Что мой любимый отец занимался черной магией и некромагией? Нет! Только восьмилетний ребенок мог думать, что он совершенен. Я должна была знать правду.

Она продолжала нервно расхаживать взад и вперед по комнате, пребывая в таком же волнении, как и там, внизу. Рульк сделал какое-то движение руками за спиной у Караны, и вдруг у нее отяжелела голова.

— О, я так устала.

— Поспи, — прошептал он, водя пальцами по ее лицу. — Уже почти рассвет, а будущей ночью ни один из нас не сможет отдохнуть.

Глаза Караны закрылись, она опустилась на пол, и Рульк положил ее в спальный мешок.

— Итак, — произнес Рульк как раз перед восходом луны в тот вечер, — ты готова?

— Почти! — Она все еще размышляла о том, к какой цели стремился ее отец. — Однако перед тем, как мы начнем, я должна знать, что случилось с Лианом.

— Еще одно условие! Он там, со всеми остальными. — Рульк махнул рукой в сторону амбразуры, из которой открывался вид на восток, на образованный скалами амфитеатр.

— Я должна быть уверена, что он в безопасности. — Рульк сдержал свое нетерпение:

— Хорошо. Поднимайся!

— Что?

— Поднимайся, и я тебе покажу. Я в любом случае хотел продемонстрировать тебе свое изобретение в действии.

Она не без волнения подошла к машине. Один из гаршардов, с серыми бородавками по всему лицу, подбросил ее, а Рульк поймал и усадил рядом с собой.

— Держись покрепче за поручень, — посоветовал он, манипулируя рычагами, кнопками и колесиками, — чувствовалось, что он хорошо в этом напрактиковался.

Конструкция засветилась, вокруг них соткался сферический щит, очертания комнаты скрыл туман, и машина с грохотом взмыла вверх. Карана ощутила дурноту, ее затошнило. Потом машина начала набирать скорость, и вот они уже поднялись в небо через пролом в крыше башни. Щит, окружавший их, вспыхнул, напоминая с земли маленькое солнце. Машина плыла в воздухе. Рульк испустил ликующий вопль, глядя на врагов.

Посмотрев вниз, Карана заметила всю компанию преследователей Рулька — они походили на семейство муравьев, собравшееся в дальнем конце амфитеатра. Потом она увидела Лиана, в отчаянии взиравшего на нее, и ощутила его боль. Она стыдилась того, что ей предстояло совершить, и боялась его презрения, но другого выхода у нее не было.

Рульк простер руку, указывая куда-то поверх голов. Всходила луна — огромная, темная и полная. Темная луна в хайт являлась свидетельством того, что должно сбыться нечто ужасное. Карана схватилась за живот. Когда луна дважды в месяц прибывала и показывалась ее темная сторона, у Караны всегда начинались сильные боли, но сейчас, в день середины зимы, предзнаменование было невообразимо зловещим.

Рульк поигрывал рычагами машины, заставляя механизм то парить, то внезапно падать в пропасть, демонстрируя его возможности и дразня собравшихся внизу. Карана стояла рядом с Рульком, застыв, как статуя. Возможно, сегодня наступит конец ее мира. Затем ясно, словно смотрела в бинокль Рулька, она увидела, как Тензор, шатаясь, поднялся на ноги, взял у Ксары лук и стрелу с красным оперением и натянул тетиву.

Карана знала, что стрела нацелена в нее, что Тензор может ее убить, но девушку словно парализовало. Похоже, кто-то воздействовал на нее таким образом. Карана была не в силах пошевелиться. Рульк ничего не замечал — он смотрел куда-то в сторону. И тут до нее докатилась волна любви и ужаса, когда Лиан крикнул: «Нет!» Карана словно бы очнулась.

Она бросилась на пол, и в ту же секунду стрела вонзилась там, где только что находилась голова девушки. Полетели искры. Рульк вскинул руки, как только отчаянный призыв Караны, передавшей ему мысли, вошел в его сознание. Машина нырнула вниз и стремительно понеслась на скалы, Рульк прилагал бешеные усилия, чтобы удержать ее под контролем. В последнюю секунду он заставил машину повиноваться.

— С меня довольно! — резко проговорил он, когда они вернулись к башне.

У Рулька был потрясенный вид. Он осторожно завел машину внутрь башни. Приземлившись, он взял Карану за плечи. Его глаза горели, как огни маяка.

— Ну вот, Лиан в безопасности, и он знает, что ты тоже в безопасности. И они убедились в моем могуществе. А теперь ты выполнишь свое обещание?

Карана кивнула.

— Ты готова?

— Почти, — ответила она, задрожав.

— Тогда успокойся.

— Почему ты выбрал меня? — Она задала этот вопрос, чтобы немного потянуть время. — Есть ведь и другие чувствительники.

— Но нет троекровников! Ты когда-нибудь чувствовала хоть одного?

— Нет. Пару раз я ощущала присутствие других чувствительников рядом, но никогда их не обнаруживала.

— Должно быть, тебе очень одиноко, — проницательно заметил Рульк. — Ведь рядом нет подобных тебе.

Карана не собиралась позволять ему так хитро манипулировать собой.

— Нечего рассуждать о подобных мне! — заявила она. — Я довольна своей жизнью.

Рульк не стал продолжать эту тему.

— Да и какая разница, есть они или нет? — сказал он примиряющим тоном. — Ты здесь, и у меня нет никого другого. Впрочем, даже если бы у меня был большой выбор, я бы, возможно, все равно остановился на тебе. Когда-то я знал Путь к Аркану, но за это время многое сильно изменилось, и я больше не способен отыскать его. Давай начинать.

Карана напряглась.

— Не смотри на меня так тревожно. Мы будем делать следующее. Прежде всего я с помощью своего изобретения пробью в Непреодолимой Преграде дырочку. Она должна быть совсем крошечной, чтобы через нее не пробралось ни одно создание, — ты даже представить себе не можешь, какие опасности таятся в бездне. Потом ты пытаешься передать мысли через эту брешь и найти Путь между мирами, как я тебя уже учил. Мы вместе будем искать путь к Аркану. Для этого потребуется вся моя сила и ум. — Рульк умалчивал о том, что он собирается делать на Аркане. — Но сначала я должен подрегулировать машину: она перестала подчиняться моей воле, ее стало трудно контролировать.

Карана вела тяжелую борьбу со своей совестью. Ее прежние действия имели ужасные последствия — пробуждение гаршардов, падение Шазмака, освобождение Рулька, — и поэтому она поклялась больше не участвовать в мирских делах.

Однако сейчас она участвовала в гораздо худшем преступлении, участвовала из эгоистических соображений: ради того, чтобы исправить зло, причиненное Лиану, ради любви к нему. И тем не менее это преступление. Будут ли следующие поколения, стеная в цепях рабства, проклинать ее имя? И не станет ли даже Лиан ненавидеть ее?

К тому же она не могла отрицать, что на этот шаг ее толкало еще и собственное любопытство по поводу своей природы троекровницы, а также любопытство относительно Каркарона. Что именно искали ее отец и старый Базунец? Этому искушению противиться было невозможно.

И кроме того, вероятно, так было предначертано. Кто знает, вдруг именно Рульк наконец освободит Сантенар от ничтожных раздоров? Кто может это знать? Как же сделать выбор?.. Итак, ей остается выполнить долг перед Лианом и сдержать слово, данное Рульку.

 

3

БЕЗДНА

Рульк очень гордился своей чудесной машиной, но Карана обнаружила, что само присутствие этого устройства лишало ее способности видеть и искать. Они с Рульком сделали несколько попыток, но тщетно: металлическая махина подавляла ее внутреннее видение. Каране нужно было находиться как можно дальше от машины.

Девушка зашла за угол и очутилась в небольшом алькове. Это было то само место, где неделей раньше, перед великим состязанием, Лиан появился через скрытую каменную панель и где ее схватили после того, как Лиан ответил своим преданием на предание Рулька. На очень большой высоте здесь была амбразура, в которую было вставлено такое старое стекло, что оно имело пурпурный оттенок.

У окна было холодно. Так что Карана устроилась на груде ковров, завернувшись в одеяло. Она смотрела сквозь пузыристое стекло. Окно выходило на северо-запад, и луна должна была появиться в нем немного позже, перед тем как скрыться за высокой неровной грядой гор на западе.

— Я готов, — сказал Рульк.

— Я тоже.

Карана сидела тихо, поджидая, пока он начнет. Погас свет, в комнате стало темно, на стенах и потолке образовались призрачные паутинки, превратившиеся в световые сети. Она прикрыла глаза.

Но прежде чем девушка смогла качать, в окно влетел какой-то тряпичный узел.

— Карана! — закричал Лиан.

Она взглянула на его измученное лицо, боль пронзила ее тело, сердце затрепетало, как бабочка на булавке. Каране хотелось умереть от стыда: ведь Лиан увидит ее в момент предательства. Какое мучительное усилие над собой она сделала, отсылая его прочь! Когда с этим было покончено, она разрыдалась.

Рульк обнаружил световые сети, стены Непреодолимой Преграды, до появления Лиана, но сейчас он со вздохом позволил им погаснуть.

— Не работает, — сказал он вслух. — Возможно, она не в состоянии помочь мне. Вот в чем проблема с чувствительниками. Ну что же, лучше выяснить теперь, чем потом.

Знаком приказав гаршардам удалиться из комнаты, Рульк соскочил с машины и уселся рядом с Караной.

— Поговори со мной.

У Караны опухли от слез глаза.

— Ты его видел? — причитала она. — Какой у него презрительный вид! Какое отвращение я ему, должно быть, внушаю!

Рульк обнял девушку за плечи.

— Я видел, что он страдает; что он ужасно боится за тебя.

— Я ненавижу себя, — сказала Карана. — Я хочу домой.

— Не будь ребенком, — проговорил Рульк. — Ненавидь меня, если ты должна кого-нибудь ненавидеть. Я знаю, какие чувства вы питаете друг к другу. Я следил за вами, когда вы были вместе, помнишь?

— Я действительно тебя ненавижу! — заорала она, отталкивая Рулька. — Ты самый порочный и мерзкий представитель всех трех миров. Ты говоришь все это лишь для того, чтобы заставить меня сделать то, что тебе нужно.

— Да, ты права, — ответил он и засмеялся. — Что ж, у меня есть предложение. Уходи! Я освобождаю тебя от долга передо мной. Уходи из Каркарона, прямо сейчас.

Это предложение было настолько неожиданным, что Карана даже не испытала искушения его принять.

— Зачем ты меня дразнишь? — холодно осведомилась она. — Я знаю, что ты никогда меня не отпустишь.

— Если ты не захочешь выполнить то, что мы собираемся сделать, у нас ничего не получится. Если мы не будем доверять друг другу, нам никогда не найти Путь. Я лучше поищу другого чувствительника, даже если мне потребуется на это много лет.

Карана встала.

— Ты Великий Предатель, проклятие двух миров. Я никогда не смогу доверять тебе.

— Конечно. Но ты доверяешь?!

Она снова села:

— Это удивительно, но я тебе верю.

— Тогда уходи. Твой долг прощен. — Карана даже шевельнулась:

— Ты не можешь его простить! Я дала тебе свое обещание в обмен на свободу Лиана. Я не могу нарушить своего слова.

Рульк улыбнулся, но девушка почувствовала облегчение.

— Ты знал это все время, не так ли! — резко произнесла она, поняв, что ею ловко манипулируют.

— Я знаю твой характер. Но, с другой стороны, ты вольна делать, что хочешь. Ну что, начнем?

— Да, чем скорее мы с этим покончим, тем лучше.

— Установи со мной контакт.

Карана позволила Рульку проникнуть в заблокированный участок сознания, которым последний раз пользовалась у Нарна, более чем год назад. Затем она инстинктивно отпрянула, оробев, как девственница: она ожидала, что испытает ужас или отвращение. Но ничего подобного не произошло: прикосновение Рулька к ее сознанию было очень деликатным.

Это удивило Карану. Он был слишком умен для нее, этот Великий Предатель. Она позволила ему продолжать, и через контакт почувствовала его стремление идти к цели; жажду доминировать и обладать; желание сокрушить врагов и никогда не сдаваться. Кароны были правителями Аркана, но в то же время и пленниками, окруженными многочисленными аркимами; кароны были неспособны увеличить численность своего рода, и угроза вымирания нависла над ними. И тем не менее Карана не уловила даже малейшего намека на развращенность и порочность сознания Рулька, то, чего она больше всего боялась и что было ей столь омерзительно во время мысленного контакта с Эммантом.

«Возможно, я совершаю ужасное, гнусное преступление, — подумала Карана, — и никто никогда не сможет мне его простить. Но по крайней мере я имею дело с не окончательно павшим человеком». Она ни за что не смогла бы сотрудничать с Эммантом.

— С тобой все в порядке?

— Да, — прошептала она.

Рульк занялся машиной. Карана ощутила дурноту, и тут же через контакт к ней стала поступать поддержка.

— А теперь подошел черед самой важной стадии — нужно найти правильный способ проникновения через Непреодолимую Преграду. Это следует сделать осторожно, чтобы не встревожить создания, обитающие в бездне.

— Ты собираешься доставить свою машину на Аркан?

— Если бы я только мог! — вздохнул он. — Но теперь все изменилось. Большее, что я могу, — это найти с твоей помощью путь туда и, использовав твои чувства, связанные со мной, попытаться поговорить с моим народом.

Карана скрючилась под одеялом. Ей было холодно. Вытянувшись, она потерла замерзшие пальцы и подождала. Некоторое время ничего не происходило, и мысли ее унеслись далеко-далеко, по знакомым тропинкам, к ней вернулись прежние желания, но теперь тоска стала сильнее, потому что, по-видимому, этим мечтам и надеждам не суждено было осуществиться.

Она страстно желала вернуться в Готрим, свое маленькое скромное поместье, пострадавшее во время войны. Вероятно, его не удастся восстановить, потому что война и засуха оставили в нем очень заметный след, а Карана была совсем без средств. Через несколько месяцев, где-то по весне, к ней пожалует сборщик налогов Иггура. И если она не сможет ему заплатить, у нее, несомненно, отнимут Готрим. Ничего подобного не случилось бы в прежние времена, но теперь Баннадор больше не был свободным. Он был под ярмом Иггура, а Карана знала, каким безжалостным мог быть этот человек.

Она скучала по своим домочадцам, особенно по преданному старому Рахису, который служил у нее управляющим почти двадцать лет. Он был ее главной опорой в Готриме. Рахис всегда был таким стойким! Правда, теперь ему бы следовало наслаждаться покоем, сидя в кресле-качалке у камина, а не трудиться день и ночь, пытаясь спасти Готрим от гибели.

Карана скучала по своим садам, которые только начала разбивать, ей хотелось ощутить скудную землю Готрима в своих ладонях. Но больше всего Карана тосковала по Лиану — по его объятиям, его шуткам и сказаниям, она мечтала снова оказаться с ним в постели. Как давно все это было: Рульк встал между ними на обратном пути из Катадзы, а милый, заблуждавшийся Шанд настроил ее против Лиана, так что последние месяцы были невыносимыми для них обоих.

Вместе с этими мечтами пробудилась еще одна, которая с каждой минутой становилась все настойчивее, — о наследнике для Готрима. Карана не чувствовала себя готовой к рождению ребенка, но женщины из ее семьи могли производить потомство очень непродолжительный период, и Карана знала, что ее время близится к концу. Если она не родит наследника, в один прекрасный день ее любимый дом попадет в руки чужого человека — какого-нибудь дальнего родственника, который, возможно, будет совершенно безразличен к его Преданиям и его обитателям.

Внезапно снова появились световые сети, слившиеся в Стену Непреодолимой Преграды. И сразу же мир, окружающий Карану — стены башни, окно, — затуманился и померк, она обнаружила, что находится снаружи (а возможно, и внутри) полупрозрачной поверхности, которая, изгибаясь, тянулась в разных направлениях, причем она была настолько далеко от девушки, что та не могла пощупать эту поверхность, немного походившую на то вещество, из которого состояла Ночная Страна. Слабым светом мерцали складки, извивы и витки. Стена пребывала в постоянном движении — порой волновалась, порой сотрясалась, но всегда в разных местах. Иногда Стена двигалась в нескольких направлениях одновременно, и разум Караны был не в силах постичь этого движения. Каркарон был очень странным местом, и Тайное Искусство проявлялось здесь весьма непредсказуемо.

Карана прикрыла глаза и попыталась преодолеть головокружение, но это не помогло. Иногда по стене пробегала волна, иногда возникала зыбь, словно от камня, брошенного в пруд; иногда же она беззвучно звонила, как огромный гонг, или бешено сотрясалась.

В основном стена была молочно-полупрозрачной, но порой в ней переливались радуги, у которых были приглушенные, пастельные цвета, местами она темнела, становясь непрозрачной, или на миг ярко вспыхивала.

Карана начала привыкать к этому зрелищу. Хотя Стена беспрерывно менялась и завораживала, нужно было приступать к работе. Звук, который издавала машина Рулька, стал более пронзительным. Цветовые волны пульсировали на полупрозрачной поверхности, как на теле испуганной каракатицы. Реальность снова изменилась: стены Каркарона начали искривляться и удаляться от творения Рулька. Карана не могла этого видеть: она чувствовала. Казалось, под ней прогибается пол. Карана с трудом удерживалась, чтобы не скатиться вниз, к машине.

Звук перешел в рев, и стена стала твердой. Теперь Карана наблюдала, как сверху падают капли, словно она лежала накрытая водным одеялом. Сами капли были невидимы, но они образовывали пузырьки. Капли падали все быстрее и быстрее, и рябь усилилась. Теперь капли отскакивали от водной глади и возникали вновь, а иногда крошечный воздушный шарик отрывался от образовавшейся группы и уплывал — один из них поплыл прямо к носу Караны, и ей казалось, что сейчас он лопнет, как мыльный пузырь, но он лишь коснулся ее и поплыл дальше, и девушка ничего не ощутила.

Пузырьки, по-видимому, образовывались и по другую сторону. Возможно, именно этого и пытался добиться Рульк.

— Она истончается! — закричал он. — Ты это чувствуешь? — Рев сделался еще пронзительнее, и вся Непреодолимая Преграда содрогнулась. Внезапно вверх взмыла масса пузырьков, и прямо перед Караной появилось крошечное отверстие в Стене. Рульк ликовал.

— Вот оно! Теперь твоя очередь, Карана! Найди Путь между мирами.

Она заколебалась, размышляя о том, что случится, если дырочка закроется, в то время как ее чувства будут с той стороны. Наверно, Рульк знал, о чем она думает, потому что спокойно произнес:

— Не бойся! Я тебя не подведу. Но ты должна действовать быстро. У меня уже ушло очень много сил.

Великий Предатель! Однако, как ни странно, Карана чувствовала себя защищенной.

— Я готова.

— Я введу тебя в транс, иначе твои глаза и уши будут отвлекать тебя.

Карана подчинилась воле Рулька. Ее неподвижное тело находилось в Каркароне, но глаза ничего не видели. Она начала поиск Пути, как ее учил Рульк; сознание не работало, действовали только чувства. Вокруг нее простиралась бездна. Она представляла себе бездну в виде пустоты, но это было не так. Сейчас Карана увидела, что это лабиринт пространств, вечно меняющихся, как сама Непреодолимая Преграда. Структуру бездны невозможно было постичь, но через нее проходил Путь — возможно, много Путей.

Карана проплыла мимо какого-то сгустка, который внезапно бросился на барьер, отделявший его от Караны, и приник к нему, как черный паук. Его щетинистые лапки скребли по барьеру, пытаясь добраться до девушки. Это вывело Карану из безмятежного спокойствия. Бездна кишела разными существами, в ней бурлила жизнь. Карана ощущала ее повсюду. Она знала, что существа эти тоже почуяли ее.

Ее духу, отделенному от телесной оболочки, не угрожала опасность, но обитатели бездны скоро обнаружат, что в Непреодолимой Преграде пробита брешь. Свобода! Выход открыт! Они легко найдут его, потому что для них Пути между мирами — проторенные тропинки. А ее беспомощное тело лежит прямо перед входом в Каркарон, как бы приглашая этих тварей на пир.

На какую-то минуту Карана отвлеклась, не в силах сосредоточиться. Но Рульк был на посту, он помогал ей через контакт. «Я очень боюсь», — передала ему Карана мысленное сообщение.

«Так и должно быть. Эти существа могут растерзать нас в мгновение ока, если я не справлюсь. Но я защищаю себя». Рульк помог ей справиться с собой. Карана продолжала работу и наконец нашла путь. Она знала, что это путь к Аркану. «Я нашла!» — закричала она, передавая это сообщение Рульку.

Рульк в Каркароне пришел в восторг. Он сидел на своем месте на машине, и его воля была целиком направлена на решение этой задачи. Путь, трудноуловимый и все время меняющийся, ускользал от Караны. Едва ли умея пользоваться, она устремила по пути свои чувства троекровницы, подготавливая его для Рулька, как он учил. Напряжение, требуемое на удержание Пути, было ужасным, и Карана чувствовала, как вместе с ней за Путь сражается и Рульк.

«Мне больно!» — закричала она.

Карана вновь ощутила чужое прикосновение: кто-то скребется в границы Пути. Затем появился другой! Они начали передвигаться — сначала ручеек, а потом целый поток существ. Карана съежилась от страха, но они проплыли мимо, не почувствовав ее жизненную силу.

Теперь Путь был почти полностью очерчен. Впереди Карана ощутила холодный темный шар, Аркан. Благодаря контакту с Рульком она знала, что позади нее, возле отверстия в Стене, скопились обитатели бездны. Как они неистово скреблись, пытаясь проникнуть в Каркарон!

Карана почувствовала у себя за спиной удар: это первое создание бездны столкнулось с волей Рулька. Через контакт до нее донеслись его невольные мысли: «Оно сильное. Гораздо сильнее, чем я ожидал! Мы слишком давно не бывали в бездне. Я забыл, какие они неистовые!» Незаметно его контроль над отверстием в Стене начал ослабевать.

Карана продолжала очерчивать Путь, но теперь она ощутила, как все тело Рулька дрожит от напряжения, как побелели костяшки пальцев, вцепившихся в рычаги его конструкции, как он смотрит пристальным взглядом, ничего не видя. «Я не в силах справиться!» Она почувствовала, как Рулька обожгла боль, словно его привязали к двум лошадям, которые тянут в разные стороны. «А-а-а-а! — вскрикнул он вслух, сам того не сознавая. — Я не могу! Не могу!» А потом — ничего.

Карана немедленно остановилась, пораженная тем, как быстро его одолели. Что же ей делать? Она заколебалась, и тут связь восстановилась. Рульк вернулся.

Она ощутила боль, когда он снова взял все под контроль. «Теперь уже немного осталось. Как только я туда попаду, они не смогут меня тронуть. Она справилась лучше, чем я мог надеяться. Карана, где ты?»

«Я здесь». Карана оставалась на месте, боясь прокладывать путь дальше: она опасалась обитателей бездны и того, что Рульк снова не справится.

«Аркан! — ликовал он. — Я знаю путь отсюда!» Рульк погрузил свое тело в транс, а чувства послал через брешь в Стене — он следовал по Пути за Караной, используя контакт. Поглощенный своим триумфом, он проскочил мимо Караны, предоставив ей следовать за ним. Но кто же теперь охраняет их тела? Эта мысль так сильно отвлекла Карану от ее задачи, что она забыла Путь.

Карана слышала, как Рульк обращался к каронам, к тем, с кем не говорил тысячи лет. «Ялкара! Ванс! Грендор! Теперь у нас есть шанс выжить в другом мире!» Плетясь за Рульком, Карана различила голоса каронов, отозвавшихся на призыв. Но Рульк так быстро исчез, оставив за собой хаос и мешая ей видеть, что девушка не могла больше идти за ним. Вдруг голоса резко замолкли. Она потеряла Рулька, потеряла контакт — все. Ее тело в Каркароне не было защищено.

Маленькая неосязаемая часть ее, та, которая искала Путь, плавала теперь в безграничной бездне, одинокая и насмерть перепуганная. Она была одна, а вокруг все было черным, полным угрозы, чужим.

Вдали вспыхнул быстро перемещавшийся огонек, озарив бездну, — комета, оставившая светящийся след. Несколько стихотворных строчек внезапно пришли Каране на ум, когда она поплыла на свет.

Откуда она знает эти стихи? Может быть, ей читал их отец? Как бы там ни было, эти стихи точно передавали впечатление от бездны в ту минуту.

Как раз в этот момент невидимая ниточка, ведущая назад, к ее беспомощному телу, натянулась, словно за него дернули. Карана не могла определить, что это такое. Рульк исчез; где его искать, она не знала. Ее мысленные послания, в которых все нарастала паника, оставались без ответа. Он покинул ее — она больше была ему не нужна.

Послышался неприятный всасывающий звук. Ее бесплотные чувства поискали в бездне. Ниточка снова завибрировала, и Карана поняла, что это такое. Какое-то существо начало подтягиваться по ниточке к дыре в Стене. Чувства Караны отчаянно боролись, чтобы найти дорогу домой, но это существо блокировало ей дорогу. Девушка закричала, представив себе, как ее тело сейчас проглотят. Будет ли она об этом знать или просто исчезнет без следа? С помощью одного из своих талантов троекровницы, которые развил в ней Рульк, Карана невероятным усилием вывела себя из транса, чтобы взглянуть, что происходит в Каркароне.

Стена вокруг отверстия сделалась прозрачной, и Карана смогла увидеть, как что-то приближается. Оно приникло к дырке со звуком, похожим на всплеск. По форме это создание походило на каплю, и у него были щупальца. Оно влажно поблескивало.

Рульк говорил Каране, что она в безопасности, что он защищает Стену и сквозь нее ничто не сможет проникнуть. Но существо, похожее на слизня, явно не знало этого: оно начало проталкивать в отверстие блестящую псевдоножку. Она удлинялась, пока не растянулось на полкомнаты, в то время, как туловище по другую сторону Стены становилось все меньше и меньше, и наконец существо целиком пролезло сквозь дырку. Затем оно приняло свою прежнюю форму капли.

Карана попыталась пошевелить руками и ногами, дергаясь, как жук, угодивший в паутину к пауку, но ей не удалось окончательно выйти из транса. И она не могла увернуться от «слизня», потому что тот намертво прикрепился к ее нити жизни. Теперь эта пиявка бездны — или чем там она была — скользила к Каране, с хлюпаньем передвигаясь по полу.

Карана вскрикнула, когда «слизень» коснулся ее лица, а его щупальца начали шарить по ее телу. Девушка замотала головой, ощутив боль в ухе: существо пыталось проникнуть ей в череп. Карана чуть не лишилась рассудка от ужаса и омерзения.

 

4

ЗАМОРОЖЕННАЯ ПИЩА

Карана почувствовала, что ее предали: Рульк обещал защитить ее, но его слова оказались ложью. Он покинул ее, бросил на произвол судьбы. Значит, ему нельзя было верить ни в чем.

Пиявка из бездны обхватила голову Караны своими мясистыми псевдоножками, готовясь просверлить ей глаза и уши и высосать мозг. А девушка все еще никак не могла справиться с трансом. Она едва могла шевельнуть пальцем.

Боль в ухе усиливалась. Карана ничего не видела, потому что существо забралось ей на лицо. Грубый щуп начал пробираться ей в нос, ища путь в череп. Другой прижался к глазному яблоку — это было отвратительно. Щуп, который вначале был мягким, начал твердеть, готовый пронзить глаз насквозь.

Карана швырнула в пиявку из бездны послание, содержавшее ярость, ненависть и голод, стараясь показаться ей крысой или гиеной — кем-то, питающимся подобными существами. Пиявка отпрянула, и ее прозрачная мантия затрепетала — очевидно, от волнения. Воспользовавшись возможностью, Карана закричала, мысленно передавая свой ужас от предательства прямо в бездну. В то же мгновение Каркарон и ее тело исчезли. Она снова была сознанием, плавающим в бездне. Теперь перед ней мерцал путь Рулька. Она пронеслась по Пути, следуя в Аркан, в зал заседаний Совета каронов.

«Кто зовет Вызывающего?» — услышала она громовой голос.

«Это я…»

Карана яростно посылала в сознание говорящих ужасный образ пиявки из бездны.

«Предатель! — вопила она. — Посмотрите, так-то он сдержал свое обещание. Он вас тоже предаст!»

Она почувствовала, как кароны отпряли, словно у них в руках оказалась гадюка.

«Кто ты? — закричали они. — Что ты от нас хочешь?»

Они не могли увидеть ни ее, ни Рулька и, наверно, испугались, решив, что это начало войны. Карана еще раз послала в сознание каронов образ пиявки: ее тело, похожее на каплю, пульсировало, она снова начала устраиваться у Караны на голове.

«Карана!» — воскликнул Рульк. Она почувствовала, что он унижен оттого, что не защитил ее. Унижение Рулька быстро сменилось сожалением по поводу того, что ему приходится покидать Аркан.

«Ты бросил меня!» — передала она ему мысленное послание, затем заблокировала контакт и сбежала в извивы бездны.

«Ты дура! — крикнул Рульк. — Позволь мне помочь тебе. Я не могу самостоятельно найти Путь обратно. Мы оба умрем!»

Пребывая в этом шизофреническом кошмаре — тело в Каркароне, сознание в пучинах бездны, — Карана вновь ощутила в носу мерзкий щуп. Что бы ни задумал Рульк, это не могло быть хуже того, что с ней происходило сейчас. Она позволила Рульку найти себя, и вместе они ясно различили Путь на Сантенар. Они помчались назад, через лабиринты и коридоры. А за ними к отверстию в Стене — выходу из бездны — стремительно несся поток обитателей этой самой бездны.

Им с Рульком оставалось пройти еще часть пути, когда Карана почувствовала ужасающую боль в ухе. Пиявка из бездны полностью накрыла ее лицо. Карана выгнула спину и заколотила пятками по полу. Ее руки рвали мантию мерзкого создания на кусочки, но она тут же восстанавливалась. Погруженная в транс, Карана не могла сбросить с себя пиявку.

Карана с Рульком ринулись по последнему мерцающему туннелю Пути, перепрыгнули через последний барьер. Перед ними появилась Стена. Они прорвались сквозь Стену; их чувства вернулись в тела. Каране показалось, что ее барабанная перепонка повреждена. Она взвыла, и это снова потревожило пиявку; та уже занялась глазным яблоком девушки. «Рульк! — в отчаянии воззвал ее разум к Рульку. — Рульк, помоги мне!»

Рульк лежал неподвижно, он еще не сумел выйти из транса. Так что Каране нужно было действовать самой. Она собрала воедино все самые мучительные и ужасные эмоции, какие ей доводилось испытывать, смешала их с отвращением и ужасом перед аморфным существом, вновь забравшимся ей на лицо, и начала гонять их взад и вперед между зеркалами своего сознания, усиливая при каждом повороте, пока сильные и яростные эмоции, которым никто не смог бы противиться, не вырвались из ее разума, разлетевшись во всех направлениях.

Рульк дернулся, словно дотронулся до электрического угря, и свалился с машины. При падении он так сильно ударился головой, что Карана была уверена: Рульк расколол себе череп. Однако Рульк перевернулся и встал на четвереньки.

— Карана? — произнес он изумленно.

«Помоги!» — закричала девушка, используя контакт между сознаниями, поскольку рот у нее был забит пиявкой.

Рульк очень медленно подполз к Каране и, оторвав от ее лица пиявку из бездны, швырнул мерзкую тварь о Стену. Пиявка превратилась в желе, сползла вниз и приняла прежнюю форму, готовясь к новой атаке. Взобравшись на машину, Рульк повернул колесико, которое соприкоснулось с красной кнопкой, включив мощный луч света, в котором пиявка сварилась, превратившись в густой пар со сладким запахом.

Она прожгла в Стене кратер. Сеть Непреодолимой Преграды вспучилась в одном месте, потом в другом. В дыру просунулась рука, а затем из дыры прыгнуло самое кошмарное существо, какое Каране приходилось видеть когда-либо. Девушка ощутила в сознании Рулька шок, он вспомнил о том, что было давным-давно: «Транкс!» Создание ринулось на них, задев огромным плечом машину Рулька, и массивный механизм задребезжал, как детская игрушка.

Карана еле шевелилась. Казалось, ее мозг утратил способность управлять телом. Попытавшись ползти, она одновременно подняла руку и ногу и опрокинулась набок, как младенец. К тому же у нее болел живот и кружилась голова.

Транкс устремился к Рульку, все еще сидевшему на своей машине. Взмахнув крыльями, похожими на крылья летучей мыши, существо из бездны, оторвавшись от пола, атаковало Рулька. Тот увернулся, машина покачнулась, и Рульк второй раз упал вниз. Транкс ринулся за ним вниз, приземлившись так тяжело, что зашаталась башня, он снова нацелился на Рулька, желая разорвать его своими длинными желтыми когтями. Рульк отпрянул и, изловчившись, запрыгнул в свое сиденье, располагавшееся наверху машины, прямо с пола. Он еще раз включил световой луч, который опалил бедро транкса и расплавил часть Стены.

От боли транкс взвился так высоко, что его крылья коснулись полуразрушенной крыши. Он не издал ни звука, но у него сморщилось лицо и сжались кулаки. На мгновение Карана ощутила его муку, его отчаянное стремление вырваться из бездны и найти безопасное место, чтобы свить себе гнездо. Эмоции этого ужасного создания вспыхнули и тут же погасли. Карана была озадачена: его страхи и желания очень походили на ее собственные.

Луч света снова коснулся бедра крылатого обитателя бездны, проведя огненную линию в паху. Транкс издал звук, похожий на крик обваренного кота, протиснулся в амбразуру, которая была для него слишком узка, и исчез, сопровождаемый грохотом падающих камней. Часть башенной стены обрушилась, и в проломе завыл ветер. Обессилевшая вконец Карана с трудом залезла на груду щебенки, а в это время другие обитатели бездны все сильнее и сильнее бились о тонкую стену Непреодолимой Преграды.

Темная луна светила прямо через разрушенную крышу башни — была полночь. Рульк сражался с каким-то ужасным зверем со множеством когтей и клыков, явившимся ниоткуда. Внезапно зверь оставил Рулька и двинулся на Карану.

— Карана, держи! — крикнул Рульк, кидая ей нож, который он отобрал у девушки неделю назад.

Она поймала нож и забралась на тонкий брус, но существо вскочило на другой конец, и ее подбросило в воздух. Карана сильно ударилась о стену. Нож упал на щебенку, и его было не достать. Девушка лежала, с ужасом наблюдая за существом, кравшимся к ней.

На шум схватки прибежали гаршарды.

— Ко мне! — заорал Рульк, и они ринулись ему на помощь, размахивая мечами и копьями. Общими усилиями они затолкали зверя, капавшего на Карану, через дыру в Стене, обратно в бездну.

Карана поднялась с пола и стала проверять, не сломаны ли у нее ребра. Теперь только Рульк мог сдержать обитателей бездны, царапавшихся в Стену. «Если они его одолеют, то наводнят собой весь Сантенар. Это будет настоящее несчастье, и способствовала ему я», — думала Карана.

Через брешь в Стене ворвались еще какие-то звери, мельче транкса, но, по-видимому, такие же коварные. Они были немного похожи на людей, хотя все их тело покрывали густые волосы. Существа разделились: один, размахивая неестественно длинными руками, напал на Рулька, второй прыгнул на машину, а третий увлек за собой гаршардов в другой конец комнаты.

— Лорски! — сказал Рульк. — А у меня уже не осталось сил.

Эти существа оказались сообразительными. Тот, который взобрался на место Рулька наверху машины, плюхнулся на сиденье и весьма уверенно ухватился за рычаги лапами-ногами, более походившими на огромные руки с когтями. Он усмехнулся, глядя на Рулька, и в его большом рту сверкнуло множество желтых зубов.

Рульк швырнул в первого лорска большую палку с заостренным концом, которая угодила тому в ногу, и он рухнул на груду щебенки. Лорск поднялся шатаясь, из раны в бедре текла кровь. Он ринулся к Рульку и повалил того на пол. Завязалась яростная схватка, они катались по полу, издавая нечленораздельные звуки и стоны. Карана нашла полено и стукнула им лорска по голове, но тот даже не заметил.

Другой зверь нажал на рычаги. Машина застонала, затем начала оседать, вскоре она оказалась ниже уровня пола. Создавалось впечатление, что камень размягчается под конструкцией. Лорск что-то прочирикал и рванул рычаги в обратную сторону. Машина задрожала, пытаясь перестроить атомы, из которых состояла. На поверхности машины появилась щель, и из нее, разбрызгиваясь по полу, вырвалась расплавленная желтая струя. Это было золото.

Прежде Карана не понимала, какой защитой им служит Непреодолимая Преграда. В мозгу пронеслись обрывки преданий, мифы и сказки из далекого прошлого. Все это было ужасно! Она танцевала, как дервиш, вокруг боровшейся пары, и, улучив возможность, саданула лорска заостренным концом палки. Тот взвыл.

Воспользовавшись шансом, Рульк опрокинул противника на спину. Он начал быстро-быстро двигать пальцами, и от этого его машина задрожала еще сильнее. Второй лорск все еще не отпускал рычаги. И вот машина резко взмыла вверх, на этот раз лорск не смог удержаться на сиденье. Он рухнул на пол, приземлившись на волосатый зад прямо в лужу расплавленного золота, и так пронзительно завопил, что Каране пришлось заткнуть уши. По комнате распространился ужасный смрад: пахло палеными волосами и горелым мясом. Лорск двинулся к окну, ягодицы его кровоточили. Он выпал из башни через амбразуру.

Тем временем пришедший в себя лорск повалил Рулька на спину, надавил коленом ему на живот и попытался укусить за горло. Карана с громким криком воткнула ему палку в ухо. Сделав нечеловеческое усилие, Рульк отшвырнул лорска на груду камней, затем шатаясь поднялся на ноги. Он отодрал длинную балку, свисавшую с потолка, и попытался проткнуть лорска. Тот издал вопль, покатился кувырком к окну и вылетел через амбразуру головой вперед.

Карана огляделась. Два гаршарда и один лорск лежали на полу — они были мертвы. Три гаршарда из числа выживших потащили тело лорска к окну, чтобы выкинуть его из башни, а остальные в это время поддерживали крышу, чтобы она окончательно не рухнула.

Рульк был настолько измотанный, что даже не мог подняться. «Я свободна, — подумала Карана. — Дурнота скоро пройдет».

Отсутствующий взгляд Рулька остановился на ней.

— Слишком… тяжело, — вздохнул он. — Я не был достаточно силен.

— Ты просчитался и обманул мое доверие, — сказала Карана.

— Не намеренно…

Карана вдруг поняла, что почти не слышит левым ухом. Потрогав ухо, она взглянула на руку — пальцы были в крови.

— Я с тобой покончила! Я уплатила свой долг.

— Нет, пока я сам не скажу. — Рульк с трудом поднял руку, но она тут же упала и повисла как плеть. — Дурнота огнем жжет мой мозг, — пробормотал он и отключился.

Крыша, разрушенная во время схватки с существами из бездны еще больше, затрещала и опустилась еще ниже, нависнув над самой головой Рулька. Гаршарды напрягались изо всех сил, пытаясь подсунуть под нее подпорку. Стена Непреодолимой Преграды почти совсем угасла. Помимо дыры, Карана заметила в ней кое-что еще.

— Вам бы лучше поскорей ее запечатать! — обратилась она к гаршардам.

Прихватив рюкзак и плащ — без них ей не выжить, — Карана помчалась вниз по лестнице.

Спустившись, она увидела, что одна стена башни полностью разрушена. Лестница держалась каким-то чудом. В стене была большая брешь. Сквозь нее свет падал на снег. Внизу чернела огромная яма — тут приземлился транкс, а у стены появился какой-то холмик.

Карана уже собралась было туда спрыгнуть, но вовремя осознала, что этот холмик — из камней, а значит, так можно и ноги себе сломать. Внутри башни бушевал ледяной ветер, прижимая Карану к стене. Она с трудом завернулась в плащ и продолжила путь вниз. На первом этаже она устремилась к двери, но остановилась как вкопанная. На пороге она увидела транкса. Дальше, в холле, маячили еще какие-то существа. Девушка бросилась в другую сторону, увидела еще фигуры, взвизгнула от ужаса и лишь тут поняла, что это всего лишь бронзовые статуи.

Когда она осторожно пробиралась мимо них, едва ли не опасаясь, что статуи внезапно оживут, ее скрутил приступ дурноты. «Не сейчас!» — мысленно взмолилась она, хватаясь за медную задвижку на двери. Рука примерзла к холодному металлу. Отодрав пальцы, Карана торопливо натянула перчатки и снова взялась за запор.

Порыв ветра распахнул дверь, и девушку ослепил снег. Она выбежала на широкую площадку и огляделась, надеясь увидеть преследователей Рулька. Но поблизости никого не было. Они сбежали. Ей их не догнать. В таком состоянии ей не добраться даже до амфитеатра в скалах. Куда же пойти?

Сверху донесся вопль, и Карана поняла, что этот звук издало какое-то существо из бездны. Ни один человек не способен так закричать. Должно быть, они все еще продолжают проникать через брешь в Стене!

Башня сотрясалась словно от ударов, металлические ворота дребезжали. Возможно, одно из этих чудовищ ударяет другое о стену. Вопль повторился.

— Ко мне! — откуда-то сверху послышался слабый голос — это Рульк призывал оставшихся в живых гаршардов.

Карана начала спускаться по ступеням, потом остановилась, почуяв кровь. Перед ней было растерзанное, наполовину съеденное тело. Лиан? Нет, это был какой-то высокий солдат.

— Лиан, — закричала она, — где ты?

Одна лишь мысль, что юноша где-то здесь, вызвала у нее боль. Она совсем не чувствовала его. Карана попыталась установить с Лианом контакт, но тотчас же ощутила присутствие Рулька в своем сознании.

Когда она начала осторожно спускаться от Каркарона, в амфитеатре вспышка осветила летящую тень, очертаниями похожую на транкса. Девушку оставило мужество. Карана повернула назад, и в тот же миг свет кровавой луны упал на несколько существ, отделявших ее от дверей Каркарона.

Карана простояла целую минуту, пока не поняла, из-за их неестественной неподвижности, что это тоже статуи. Раздался ужасающий вопль, и эхо прокатилось по лощине. Возможно, это кричит раненый лорск. Карана вбежала в башню и задвинула засов.

Куда же ей направиться? Снаружи очень холодно — так же, как в ту ночь, когда прошлой зимой они с Лианом чуть не замерзли насмерть по пути в Шазмак. Карана знала, как выжить в горах, но ей нужно подготовиться. Она должна исчезнуть. Но куда? На горной тропе спрятаться негде. На лестнице послышались шаги. Она нырнула в темную комнату рядом с кухней. Там пахло, как в кладовой. Теперь остается лишь один путь — в гору!

В темноте девушке удалось нащупать что-то длинное и костлявое, с запахом копченой рыбы. Запах был не очень приятный, но лучше такая еда, чем никакой. Карана взяла с собой несколько штук, а еще сыр в форме батона, связку лука, еще одну связку чего-то похожего на огромный редис и сушеные фрукты. Бросив все это в рюкзак, она собралась уходить.

Наверху снова закричали, потом послышался яростный вопль и разговор на незнакомом языке. Похоже, Рульк приходит в себя. Мимо протопали сапоги. Хлопнула дверь, ведущая во двор. Карана прижалась к стене кладовки и увидела несколько гаршардов, направившихся к лестнице.

Карана выбежала во двор, натягивая перчатки. Было так холодно! Снаружи Каркарона бушевал ветер, а снежная буря слепила глаза. Куда же идти? Девушка попыталась вспомнить, как выглядит двор, — она много раз видела его сверху, из окна.

Взобраться на стену можно было в разных местах. Например, туда вела крутая лесенка возле сарая. Карана осторожно нащупывала путь, вспомнив, что где-то здесь находится бочка с водой, и если она в нее свалится, то проломит лед и в считанные секунды умрет.

Карана продвигалась в темноте очень медленно. За спиной у нее раздался грохот, башня Каркарона осветилась, амбразуры вспыхнули желтым пламенем. Карана подпрыгнула и ударилась коленом о камень. Вытянув руки вперед, она наткнулась на бочку. Должно быть, лестница справа.

Ее не могли увидеть при таком сильном снегопаде, но девушка была напугана и плохо себя чувствовала. Обходя бочку, он споткнулась обо что-то в темноте. Девушка упала, и сразу же у нее заболело запястье, сломанное в прошлом году. Кроме того, из рюкзака высыпалась еда: Карана забыла его завязать. Она шарила по снегу, запихивая обратно в рюкзак то, что нащупывала, — правда, это могли быть и камни. У нее за спиной послышался крик, с другой стороны ответили. Гаршарды обыскивали двор.

Бог с ней, с едой! Даже при такой погоде здесь невозможно спрятаться. Рульк всегда сможет ее почувствовать — ведь их сознания соприкоснулись так близко. Огни фонарей двигались по направлению к бочке. Девушка стала на ощупь, позабыв про боль в колене и запястье, пробираться к стене.

Карана отыскала лестницу, и в тот же момент услышала топот ног, бегущих по стене, — его не заглушал даже рев ветра. Теперь крики доносились с разных сторон, но кто-то остановился прямо над ней. Шаги замерли. Карана выругалась. Они перекрывают выходы со двора. Подобрав с земли камень, Карана поднялась до середины лестницы и швырнула его направо. Камень с шумом ударился о стену сарая. Она услышала, как переговариваются гаршарды, но не могла определить, где они.

Карана поднялась по лесенке со всей быстротой, на которую была способна в темноте, да еще и при обледенелых ступенях. Добравшись до верха, она решила притаиться и немного подождать. До нее донесся голос Рулька, тот что-то сердито кричал. Теперь быстрые шаги направились обратно, а через минуту зазвучали совсем близко — ее вот-вот обнаружат. Девушка скатилась со стены, и стражник, зацепившийся ногой за ее бедро, растянулся; металл зазвенел о камень. Женский голос выругался от боли. Карана продолжала катиться и вдруг поняла, что внизу, под ней, ничего нет. Она бесшумно падала в темноту.

Девушка очень долго летела вниз и наконец приземлилась в глубокий снежный сугроб недалеко от Каркарона. Снег обрушился ей на голову. Первое впечатление было, что тут гораздо теплее, чем она ожидала. Второе — что под снегом очень легко задохнуться. Карана смахнула снег с носа и рта и проделала в сугробе дырку, чтобы можно было дышать. Потом она несколько минут лежала, отдыхая.

Сверху доносились приглушенные возгласы, тускло светили факелы, но они удалялись. В темноте, да еще на таком расстоянии, разглядеть углубление в сугробе, которое образовалось при ее падении, было невозможно, к тому же его почти занесло снегом. Поиски переместились во двор, но Карана понимала, что счастье ее не будет длиться вечно.

Выползти было тяжело, а идти по сугробам еще труднее. Карана, бродившая по этим горам с тех пор, как научилась ходить, очень хорошо это знала. Она находилась над самым крутым склоном долины Каркарона. На соседней горе вился восточный путь, в конце концов приводивший в Шазмак. По этому пути ее отец спустился накануне своей смерти. Карана еще помнила тот день, когда принесли его тело.

Довольно об этом! Ей нужно уйти довольно далеко, прежде чем искать, где спрятаться. Единственный разумный вариант — это спускаться вниз, но тогда она рискует упасть на дно скалистого ущелья. Рульк ожидает, что она направится на восток, вниз по гребню — туда, где затвердевший снег, где тропинка, ведущая в Готримский лес.

Возможно, его гаршарды уже рыщут там. И, несомненно, они будут там утром и легко найдут ее, как только утихнет буря. Карана повернула в другую сторону и двинулась вдоль горного гребня.

Теперь у нее не было никакой защиты от буйного и порывистого ветра. У стен Каркарона намело высокие сугробы, однако на самом краю пропасти снега почти не было. Карана осторожно пробиралась вдоль обрыва. Она вспомнила, что стена, которая идет на запад вверх по гребню, делает петлю вниз с другой стороны. Дальше, за стеной, гора становится все круче и круче.

Взобравшись туда, она сможет заранее увидеть приближающихся гаршардов. Карана ползла по голой скале на четвереньках, и вдруг она ясно представила себе местность. Теперь она точно знала, где находится. Впереди скалистый овраг, не намного больше канавы, а за ним — зубчатый утес. Чуть левее от Караны он резко переходил в узкую площадку, висящую над пропастью. Тут Каране нужно быть очень осторожной.

Она поползла вперед. Руки онемели, колено и ухо болели. К тому времени, как Карана добралась до горной вершины, начало светать. Еще немного — и враги смогут ее увидеть: ведь она совсем рядом с Каркароном, так что может перебросить камешек через западную стену.

Ветер смел снег с крутого склона над Караной — осталась лишь твердая заледеневшая корка. Несколько часов спустя она была уже высоко над Каркароном. Еще выше скала была испещрена валунами. Карана решила устроить себе убежище из снега под защитой одного из них.

После долгих поисков она нашла подходящее место с большим сугробом. Она устроила себе убежище, похожее на те, что раньше делал ее отец: вырыла ямку в снегу и укрепила стены и крышу. Получилась крошечная пещера, прилепившаяся к камню. Тут было достаточно места, чтобы сидеть или спать, свернувшись калачиком на плаще. Дверью служил снежный шар, который можно было катать взад-вперед. Ее могли обнаружить, только если бы прошли у самого сугроба, а это был один шанс на тысячу.

Теперь к Каране вернулись тревожные мысли. Ее сотрудничество с Рульком было самым страшным из всех совершенных ею преступлений. Когда транкс чуть не разрушил машину Рулька одним прикосновением плеча, а затем прошел сквозь башенную стену, словно она была сложена из детских кубиков, Карана по-настоящему напугалась. Ценой жизни Лиана могла стать смерть всех, кого она любила. И самого Лиана тоже! А внизу на пути транкса лежит Готрим.

Начался сильный снегопад, и это обрадовало Карану. Вытряхнув содержимое рюкзака, она принялась его разбирать. Тут было два копченых угря, которые замерзли так сильно, что о них можно было сломать зубы, сыр, связка красных луковиц, сушеные фрукты и полбуханки черного хлеба, который она захватила с собой из Готрима. Остальные продукты потерялись в снегу. Еды было немного, но с ней можно было продержаться несколько дней. Хуже всего то, что у Караны не было ножа. Как ей не хватало ее маленького ножа, верного спутника в дороге!

Она засунула рыбу под куртку, чтобы согреть ее, и откусила кусочек хлеба. Он зачерствел еще до того, как девушка покинула Готрим, и вкус у него сейчас был, как у опилок. Карана зубами содрала кожуру с луковицы и принялась за еду. От голода все казалось вкусным.

Сушеные фрукты цвета ржавчины снаружи и малинового изнутри были ей неведомы. Карана вспомнила, что видела, как пару раз их ели гаршарды. Она попробовала кусочек. Фрукт был жесткий, как сушеный абрикос, и у него был странный вкус.

Губы начало покалывать, по телу растеклось тепло. На лбу выступили маленькие капельки пота. Сердце бешено заколотилось, и Каране вдруг стало жарко. Даже пальцы рук и ног покалывало от тепла. Во рту еще долго оставался странный вкус фрукта. Карана убрала остатки еды в рюкзак.

Должно быть, снегопад прекратился, поскольку стало светлее. Карана откатила от входа снежный шар и выглянула.

Снег все еще шел, но уже не так сильно. Внизу, на расстоянии в пол-лиги, находился Каркарон — его стены и башня были сейчас отчетливо видны. За день выпало много снега, и он скрыл следы Караны. Из-за низких, стремительно уносившихся вдаль облаков вдруг выглянуло солнце.

Карана оглядела склон. Ничего, кроме льда, снега и камня. В Каркароне тоже не было признаков жизни. Девушка вернулась в свое убежище, в котором теперь все сильнее пахло рыбой: угорь начал оттаивать.

Ее ленч состоял из жирного копченого угря, сухого хлеба, твердого сыра и остатка луковицы.

Свернувшись в спальном мешке, Карана вскоре уснула, но ей снились кошмары. Во сне ее преследовал окровавленный лорск. Она очнулась вся в поту, ей было невыносимо жарко. Конечно, погода сильно переменилась, подумала она, снимая куртку. Высунув голову наружу, она увидела, что снежная буря не утихла и дует сильный ветер.

Карана ощутила волчий голод. Ее припасы выглядели еще менее аппетитно, чем прежде. Ей захотелось чего-нибудь сладкого, и, пошарив в рюкзаке, она нашла сушеный фрукт гаршардов и сунула его в рот. В то же мгновение ее охватил приятный трепет, кровь побежала по жилам, как расплавленный металл. Все было ей теперь по силам — она могла бы бросить вызов самому Рульку с его машиной.

— Да! — вскричала она и подпрыгнула.

Она снесла головой половину крыши своей пещеры. Снег остудил ее пылавшие щеки, попал за воротник. Огромный снежный ком упал ей на голову, придавив к полу. Девушка задыхалась от холода, который был тем сильнее, что до этого ей было очень жарко. Подавившись, она выплюнула кусок сушеного фрукта.

К тому моменту, когда Карана выбралась из снега и починила крышу, ее эйфория прошла. Теперь ей было ужасно холодно, и она не могла согреться, даже забравшись в спальный мешок. У нее начиналась мигрень. Наконец она вновь погрузилась в беспокойный сон.

Когда Карана проснулась, уже давно стемнело. Снег продолжал падать. Девушка увидела огни Каркарона, но тут повалил такой густой снег, что скрыл башню из виду. Снег, которым ей с таким трудом удалось набить фляжку, растаял, и набралось меньше чашки ледяной воды. Выпив ее, Карана вновь наполнила снегом фляжку и свернулась в спальном мешке.

Она сразу же задремала, но спала недолго: ее мучили сны на одну и ту же тему — как за ней гнались вельмы Иггура год тому назад. Всегда в бегах, всегда без сил. Больше никогда! Она бодрствовала, трясясь от холода, и ярость ее все возрастала, пока она не ощутила неистовое желание нанести удар. Ей захотелось установить контакт и передать Рульку смертельно разящий импульс.

С минуту Карана тешилась этой безумной мыслью, этой волнующей силой, но затем вмешалась реальность. Если она осмелится установить контакт на таком близком расстоянии, Рульк сразу же доберется до нее. Да и кто она такая, чтобы думать о подобных вещах?

Нет, она будет сидеть тихо, ничего не предпринимая. Гаршарды не могут знать, где она. Через пару дней она сможет свободно уйти. Она снова задремала.

— Скелаарр!

Карана проснулась от резкого гортанного крика — он прозвучал где-то поблизости. Гаршарды! Она приоткрыла вход своей пещеры, высунула голову и в ужасе отпрянула. Слабое солнце освещало белый снег, а на нем — темные фигуры пяти гаршардов, карабкавшихся вверх по склону, по направлению к Каране. Понаблюдав за ними с минуту, она убедилась, что это именно так. Гаршарды направлялись прямо к ней, словно по линии, прочерченной на снегу.

Хотя Карана была более проворной и ловкой, чем гаршарды, сейчас ей бы это не помогло: они растянулись цепочкой, загнав ее в ловушку!

Несколько минут Карана сидела, парализованная от страха, как кролик в норе. Потом сложила вещи в рюкзак и с чувством безнадежности устремилась вверх по склону.

 

5

ТРАНКС

Они несколько часов прождали у амфитеатра в скалах, глядя на Каркарон. Больше им делать было нечего. Кто-то поддерживал в костре огонь. Пламя было совсем слабое и могло в любую секунду погаснуть. Оно их почти не согревало и не подбадривало.

Лиан окинул взглядом собравшуюся компанию. Тут было около дюжины стражников Иггура — ветеранов, закаленных в боях, которые никогда не расслаблялись. Позади них маячила тощая фигура вельмихи Вартилы. Большинство вельмов покинуло Иггура почти год назад, вернувшись к своему прежнему имени — гаршарды — и прежнему хозяину — Рульку. Но некоторые вельмы, будучи не в силах узнать своего хозяина, остались верны Иггуру. «Я слепа перед моим господином», — плакала Вартила, когда Рульк впервые появился в Сантенаре. Судя по выражению ее продолговатого с острыми чертами лица, верность Вартилы подвергалась сейчас тяжкому испытанию.

Иггур беседовал с Ванхом у костра. Это был коренастый человек с головой в форме пули. Маршал Ванх когда-то возглавлял Первую армию, но после битвы в Баннадоре и исчезновения Магреты Иггур разжаловал Ванха в солдаты.

Адъютант Иггура, Долодха, нервная молодая женщина, носившая всегда плохо сидящую одежду, стремительно расхаживала взад-вперед. Ее повышение — прежде Долодха была служанкой — было столь же стремительным, и она жила в постоянном страхе оскорбить Иггура, который, как известно, обладал переменчивым нравом. Не было более щедрого господина, когда дела шли хорошо. Однако при неудачах он становился капризен и опасен, в мгновение ока превращаясь в жестокого тирана, а иногда он был просто безумным, хоть это был всего лишь отзвук того безумия, от которого Иггур страдал, когда Рульк был заточен в Ночной Стране. Никто не мог предсказать, в каком настроении Иггур будет через час.

Мендарк, с каждым днем все больше походивший на хищную птицу, угнездился на бревне, глядя на огонь. Его стражники, Оссейон и Торгстед, играли в кости на большом камне. Лиан увидел, как Торгстед вскинул голову и захохотал. Свет костра озарил его широкое, красивое лицо и копну темных волос. Оссейон, который был почти в два раза больше своего друга, хлопнул Торгстеда по плечу и бросил кости на камень.

По другую сторону костра сидел Надирил из Великой Библиотеки, с Лилисой, ее отцом Джеви и Таллией. Шанд тоже был где-то поблизости, но его не было видно. Вероятно, шпионит возле Каркарона, уныло подумал Лиан.

Аркимы составляли третью группу. Их было человек двенадцать, включая рыжеволосую Малиену, молчаливого Тензора и Дарлиша, старейшего из аркимов, прежде Лиан его не встречал. У Дарлиша были тонкие руки и ноги, но круглое брюшко — редкость среди аркимов, — большие волосатые уши и острый подбородок.

— Чего мы ждем? — спросила Лилиса.

— Конца света, — страшным голосом ответил Тензор.

— Что он замышляет на этот раз? — произнес старый Дарлиш с сильным восточным акцентом.

— Кто может это предугадать? — вступил в беседу Надирил.

Непредсказуемые возможности созданной Рульком машины внушали им большие опасения. Этому суждено случиться, пророчествовала темная луна.

От Лиана почти все отвернулись. Его вина была очевидна. Таллия подошла к Лиану, лежавшему на снегу, лишь затем, чтобы проверить оковы. На правом боку у нее был короткий меч. Прежде Лиан не замечал, что она носит оружие.

— Таллия… — начал было он, но тут же умолк.

Какой смысл? При тусклом свете темной луны шоколадная кожа Таллии казалась бесцветной. Ее красивое лицо было лишено всякого выражения. Волосы были чернее ночи. Лиан давно заметил, какая она привлекательная женщина. Однако, что касается его, ему было все равно. Мысли Лиана вернулись к башне.

Не сразу он понял, что Таллия что-то говорит ему.

— Я спрашиваю, не слишком туго? — повторила она.

— Какая разница?

— Я не знаю, виновен ты или нет. Это решит суд, если мы уцелеем. Но мне бы не хотелось, чтобы ты лишился рук или ног, а в такую ночь это легко может произойти.

Лиан потрогал оковы. Тугие, но не слишком. Таллия было отошла, но тут Лиан не сдержался и издал стон. Таллия вернулась и посмотрела ему в глаза.

— Значит, теперь тебе стало жаль себя! Или это угрызения совести?

— Я ужасно боюсь за Карану.

По-видимому, его тон удивил Таллию. Повернув Лиана за плечо, так что свет луны падал прямо юноше на лицо, она снова внимательно всмотрелась в его черты, словно пытаясь что-то прочесть по ним.

— Тебя это удивляет? Вы все считаете, что я ее предал.

— Об этом говорят улики, — заметила Таллия. — Что ты можешь сказать в свое оправдание?

— Ничего! — яростно воскликнул Лиан. — Слова ничего не значат!

Теперь ему было безразлично, что она о нем думает. Что же собирается Рульк сделать с Караной? Это был единственный волнующий его вопрос. Карана — чувствительница, она обладает редкими способностями, и Рульк никогда ее не отпустит.

Лиан посмотрел на сгорбленные спины сидевших у костра, на их обреченные лица. Тут он не дождется помощи. Таллия открыла рот, но не успела ничего произнести, так как к ним приблизился Мендарк.

Исполнение пророчества явилось для Мендарка сокрушительным ударом. Он был унижен, и всякий раз, когда другие начинали тихую беседу, его лицо мрачнело, ибо он подозревал, что они злословят либо смеются над ним. Репутация была для Мендарка всем, и он пошел бы на что угодно, чтобы защитить свое доброе имя и место, уготованное ему в Сказаниях. Он не мог вынести, чтобы его столь долгое правление в роли Магистра завершилось так бесславно.

Туман вокруг луны рассеялся, и она засияла, кроваво-красная с черным, еще ярче, чем прежде. В свете луны Лиан взглянул на застывшего на снегу Мендарка. Он так изменился, что юноша не узнавал в нем того человека, которого знал. Происшествие в Хависсарде едва не убило Мендарка, и он, попав там в ловушку в зарослях ежевики, был вынужден обновить свое тело, а этого делать не следовало.

Сейчас Мендарк походил на хищную птицу — нос превратился в клюв, руки напоминали птичьи лапки, узкие плечи сгорбились. Волосы и борода поседели, лицо прорезали глубокие морщины.

Прыгая по снегу, как кондор, кружащий у трупа, Мендарк тоже проверил оковы Лиана.

— Что ты теперь скажешь, летописец?

— Только то, что я невиновен.

Мендарк нагнулся, чтобы проверить его вторую ногу, но так медленно и с таким мучительным усилием, что Лиан почувствовал к нему жалость. Мендарк выпрямился с еще большим усилием.

— Может быть, Лиан, но твои действия говорят об обратном.

— Если бы я умер в темнице Иггура в Туркаде, ты все равно ничего бы не предпринял, чтобы спасти меня! Нет, ты бы выжидал, что еще взбредет в голову Рульку!

— Гм-м, — произнес Мендарк и неуклюже поплелся назад к костру.

Ночь становилась все холоднее. В Каркароне все было тихо. Аркимы спустились с утеса туда, где у них был запас хвороста, и вернулись спустя несколько часов с огромными вязанками на спине. Они разожгли еще один костер в самом защищенном месте скалистого амфитеатра, и все собрались вокруг.

Через какое-то время Иггур принес Лиану кружку супа, к удивлению последнего. Возможно, Иггур чувствовал угрызения совести за свой приступ безумия. Лиану хотелось выплеснуть суп ему в лицо, но это не помогло бы Каране. Сняв перчатки, юноша грел руки о кружку. Суп был очень горячий. Подняв глаза, Лиан увидел, что Иггур наблюдает за ним.

— Месяц тому назад ты хотел, чтобы меня казнили без суда, — сказал Лиан. — У тебя изменилось обо мне мнение или тебе что-то нужно?

— Рульк не предпринял попытки овладеть моим разумом, — ответил Иггур. — Возможно, я ошибался насчет тебя.

— Почему же тогда ты не займешься им? Ты был смелым, когда за спиной у тебя была твоя армия и когда ты разрушил половину Мельдорина. — Обучаясь в Школе Преданий, Лиан превосходно овладел «очарованием» сказителей, с помощью которого мог вызвать у слушателей почти любую желаемую эмоцию. Последнее время юноше редко приходилось пользоваться своим «очарованием». Сможет ли он подвигнуть этих трусов на какие-то действия, которые помогут Каране? — Считается, что ты великий маг. Почему же ты опустил руки?

Иггур улыбнулся:

— Тебе не удастся так легко манипулировать мной, летописец, хотя я теперь и не тот, что прежде. Это удивительная вещь — быть великим, а потом низко пасть. И снова сделать усилие и вновь подняться. То, что когда-то было важно, кажется теперь тривиальным. А то, что касается Рулька, то я бессилен против него — я его слишком боюсь. Да, я признаю это. Одна мысль о том, что он может подчинить меня своей воле, вызывает у меня дрожь…

В этот миг из макушки башни Каркарона, имевшей форму кратера, вырвался белый свет. Иггур побежал к нижней части амфитеатра. Он не отрываясь смотрел на башню, прикрыв глаза ладонью от слепящего света. Выругавшись, он помчался по ступеням вниз, остальные последовали за ним.

Лиан ощутил головокружение. Начинается! Карана находилась там, внутри, из-за него, а он был не в силах помочь. Юноша захромал вслед за всеми, очень медленно, поскольку ему мешали оковы, которые теперь к тому же заледенели. Вскоре ноги у него были в крови, но догнать кого-либо Лиан так и не смог: он остался один.

В темноте он поплелся вниз по лестнице, затем по извилистой тропинке, а потом вверх по крутой дорожке. Остальные уже были на ступенях у ворот Каркарона, но свет, привлекший их, погас. И вновь все погрузилось в кромешную тьму, так как луна снова скрылась. Лиан держался поодаль, чтобы его не заметили. Он неважно себя чувствовал. Стоило ему закрыть глаза, как в сознании тотчас возникали странные сцены, например, картина, изображавшая загадочный мир Аркана, похожий на тот, что он видел на настенных росписях в Шазмаке, только более странный, более нереальный.

Лиан знал, что это такое, — впервые он почувствовал это всего неделю тому назад. Так работала машина Рулька. Теперь Рульк не просто летал на ней, он начал использовать ее. Подобное ощущение, когда дрожит каждая клеточка, Лиан уже испытал, когда летел с Рульком из Катадзы. Но сейчас оно было гораздо сильнее. Значит, пора!

Сильный ветер разогнал облака. Была морозная ночь. Холодным светом сияли звезды.

Вся компания преследователей Рулька осталась стоять на ступенях под присмотром горгулий. Казалось, крылатые статуи на лестничной площадке расправляют крылья, чтобы взмыть вверх. Долгое время ничего не происходило, разве что становилось еще холоднее. И вдруг ночь взорвалась.

С горы с ревом обрушился ветер, по сравнению с которым те, что дули прежде, казались легкими бризами. Стоящим у ворот Каркарона пришлось цепляться друг за друга, чтобы их не сдуло со ступенек. С башни сорвало большой кусок крыши, который, пролетев у них над головами, обрушился на дорожку под лестницей, прямо перед носом у Лиана. Юноша распластался, ожидая, что его сметет, словно металлической метлой. Но, покачавшись перед ним немного, этот опасный обломок рухнул в пропасть. Вихрь покружился над собравшимися и улетел, несясь по склонам и с корнем вырывая деревья на опушке леса.

Луна выглянула из-за туч, как разбойник с большой дороги. В Каркароне вспыхнул красный свет, такой яркий, что башня казалась прозрачной. Была полная тишина.

С башни принесло волну горячего воздуха. Небо вновь затянулось тучами, и хлынул дождь, который лил всего несколько минут. Дождь в горах зимой? Вода мгновенно превращалась в лед: на перилах лестницы и на воротах повис целый занавес из сосулек.

Теперь зазвучала музыка. Послышалось ритмичное пощелкивание и потрескивание, как будто запело множество цикад, и их пение сопровождалось подземным гулом, словно били в огромный металлический барабан. С этими звуками смешивались без конца повторявшиеся скорбные ноты — создавалось впечатление, что где-то оплакивают покойника. Шум был то оглушительным, от него болели барабанные перепонки, то таким тихим и ужасным, что у Лиана волосы вставали дыбом. Свет начал пульсировать в одном ритме со звуками, затем и свет, и звук стали более приглушенными, но не исчезли совсем.

Теперь луна была почти в зените. Пошел снег — с ясного неба падали огромные хлопья; снегопад становился все сильнее, пока наконец нельзя было разглядеть ничего, кроме блеклого красного света и тусклой луны.

Вдруг яркая вспышка осветила башню изнутри. Ее стены задрожали, с крыши слетели последние плитки и упали на лестничную площадку у ног стоявших у ворот Каркарона. Они услышали вопли, грохот падающих камней. Кто-то со злобным рычанием прошел сквозь стену Каркарона, подобно молнии, увлекая за собой лавину выломанных камней. Существо приземлилось на узкой площадке, окружавшей башню; во все стороны полетели снег и лед. И вот это существо неслось прямо на людей у ворот. Они не могли его как следует разглядеть, лишь заметили, что оно крупнее человека. Что это? Кажется, создание взмахнуло крыльями.

— Транкс! — вскрикнул Шанд. — Рульк открыл путь в бездну. Бегите со всех ног!

Аркимы стояли на самых верхних ступенях. Двое из них подхватили носилки с Тензором и пустились бежать. Они сделали всего несколько шагов, когда транкс, перелетев через перила, приземлился на лестничную площадку, перевернув при этом носилки, — Тензор упал под них, на снег. Это его и спасло. Один из аркимов был растерзан в мгновение ока. Лиан пополз к лестнице. Оковы царапали ноги, но от ужаса он этого даже не чувствовал. Что случилось с Караной? Если это чудовище сбежало, то что же там, внутри? Добравшись до сугроба, на который падала тень, Лиан нырнул в него. Мимо, не заметив его, промчались аркимы, Иггур и Мендарк со слугами, они бежали к амфитеатру.

Транкс выпрямился и, издав еще один злобный звук, взмыл в воздух. Пролетев над самой головой Лиана, он настиг беглецов на дорожке, ведущей в амфитеатр, и, разорвав на куски одного из стражников Иггура, размозжил голову другому. Очертания чудовища неясно вырисовывались в сумерках, единственное, что было понятно, — это хищное и ужасное создание. Послышался женский крик, ужасающий крик боли.

— Свет! — завопила Таллия, и в конце поднятой вверх дубинки Иггура вспыхнул ослепительный синий свет. Транкс замер, его поза выражала угрозу. Лиан заметил, что существо удивительно похоже на статую, стоявшую перед воротами Каркарона. Воцарилась тишина, и стало слышно, как тихо падает снег.

За спиной у Лиана кто-то тоненько хныкал — видимо, это была Лилиса. Лиан не знал, что делать. Руки у него все еще были связаны. Он не мог защитить Лилису, не мог пойти к Каране.

Транкс вприпрыжку несся по дорожке. Один из стражников Тензора вонзил в ужасное существо копье, но для того это было равносильно укусу пчелы. И судя по отчаянному воплю, полумрак не помог стражнику укрыться от транкса.

При ярком свете, исходящем от дубинки Иггура, Лиан увидел, что спасающиеся бегством почти добрались до амфитеатра — они мчались, как безумные. Транкс — за ними, при каждом прыжке крылья приподнимали его над землей. На некотором расстоянии от синего луча зажегся красный. Транкс взмыл в воздух, потом стал снижаться, вытянув когтистые ноги, как охотящийся орел. И тут красный свет обратил ночь в день. Чудовище стало тенью, парящей в воздухе, силуэтом с длинными когтями. Оно издало пронзительный вопль, забилось в воздухе, пронеслось над головой Мендарка и растворилось в темноте.

— Назад! — услышал Лиан крик Иггура, когда через пролом в стене выпрыгнуло еще одно создание. Оно было меньше, более походило на человека, но от него тоже исходила угроза. Беглецы подхватили своих раненых и помчались дальше в поисках надежного убежища.

Лиан вжался в снег. Создание приближалось скачками, не замечая юноши. Когда Лиан наконец осмелился приподнять голову, он уже был один. В Каркароне свет почти угас, странные звуки были едва слышны. Лиан огляделся: в стене башни зиял пролом, сделанный транксом; оба ужасные существа исчезли. На ступенях, чуть выше, кто-то лежал — это были останки одной из жертв транкса.

Лиан прополз мимо, сердце его бешено колотилось.

— Карана! — воскликнул он слабым голосом. — Карана!

Движения его становились все медленнее и медленнее.

Он ударился лбом о следующую ступеньку и упал на снег. Рульк открыл путь в бездну.

Бездна! Даже летописцы мало о ней знали — было известно, что это мрачное, темное место, где рождается только два стремления: выжить и сбежать. Транкс! О нем также не было никаких сведений, кроме того, что он сильнее, коварнее и опаснее всех обитателей бездны.

Как болят ноги! Лиан с трудом поднялся, но сразу же снова рухнул на снег. Карана в двух шагах от него, но он слишком слаб, чтобы доползти до нее. Что бы с ней ни случилось, он совершенно не в силах ей помочь.

Впервые Лиану пришла в голову мысль о собственной безопасности, о том, что какое-то кошмарное чудовище может его растерзать. Воспаленный мозг выдал информацию, что на Сантенаре существуют «Сказания о Бездне», но Лиан мало их читал, поскольку у него были другие интересы. Он всегда думал, что в их основе лежит чистый вымысел.

Лиан напряженно вспоминал. К тому времени, как он стал мастером-летописцем, он великолепно помнил все, что прочел дважды. Такова была выучка. Но «Сказания о Бездне» он держал в руках гораздо раньше, еще будучи учеником.

Шанд узнал транкса. У Лиана до сих пор звучал в ушах голос старика, полный ужаса, он видел его вскинутые руки и лицо, на которое падал красный свет Каркарона. Откуда Шанду известно это создание?

Повалил густой снег, который скрыл все окружающее из виду. Окровавленные ноги Лиана превратились в ледышки, отчего утихла боль. Юношу трясло от холода. Он заставил себя встать на колени, но снова упал. У него осталось довольно здравого смысла, чтобы понять, что ему больше нечего беспокоиться о транксе: ведь через час он, Лиан, уже будет мертв.

 

6

ЛОРСК

Лилиса стояла вместе с Надирилом и Джеви на ступеньках Каркарона, когда транкс прошел сквозь стену. Джеви, маленький жилистый человек с длинными волосами такого же платинового цвета, как у Лилисы, толкнул Надирила вниз и сам повалился на ступени, прикрыв собой Лилису.

— Тише! — прошипел он ей в ухо. — Не двигайся, не кричи.

— Я и не собиралась, — пробормотала она. Во рту у нее было полно снега. Хотя девочка всей душой любила Джеви, она так давно привыкла сама о себе заботиться, что иногда ее утомляли его заботы.

Они лежали неподвижно, в то время как транкс жадно пожирал свою добычу, подскакивал высоко в воздух и набрасывался на следующую жертву. Они пошевелились только, когда крики спасающихся бегством и рычание транкса удалились.

— Теперь скорее, — сказал Джеви. — Осторожно на тропинке, Лилиса.

Надирил не шевельнулся. Лилиса наклонилась над ним, воскликнув:

— С тобой все в порядке?

— Жить буду. Я ударился головой, дитя. Помоги мне встать! — Но когда они подняли старика, он пошатнулся и едва смог сделать пару шагов. — Оставьте меня, — с усилием произнес он. — Уходите в лес. Возможно, их больше.

— Мы тебя не оставим. Джеви, пожалуйста, сделай что-нибудь, — умоляла Лилиса в отчаянии.

Джеви взвалил Надирила на плечо и пошел вперед, Лилиса следовала за ним по пятам. В темноте они прошли мимо Лиана, не заметив его.

Через какое-то время Джеви остановился передохнуть.

— Что там такое? — прошептала Лилиса.

Вспышка из башни осветила какое-то существо, которое неслось вниз по лестнице. Оно было размером с человека и походило на бескрылого транкса.

— Это лорск, дитя, — ответил Надирил. — Нам не справиться с этим порождением бездны, даже если бы у нас было оружие.

Джеви вытащил короткий нож. Ни у Лилисы, ни у Надирила не было оружия.

— Где наши друзья? — в испуге закричала девочка. — Таллия! Помоги! Помоги! — Ее тоненький голосок заглушал ветер.

Таллия находилась неподалеку. Она помогала раненым укрыться в скалистом амфитеатре, когда до нее донесся слабый крик Лилисы.

— Я возвращаюсь! — сказала она Шанду.

Тот не ответил. Вместе с Малиеной он пытался оказать первую помощь Ксаре, у которой транкс когтями разодрал весь бок, от плеча до бедра. Из раны торчали кишки. Шанд с Малиеной перевязали девушку. Ей нужна была операция, но в данных условиях больше ничего нельзя было сделать.

— Таллия, скорее! — крикнула Лилиса, когда та показалась на верхних ступенях лестницы.

Джеви защищал самую узкую часть дорожки, ловко орудуя ножом, но он был слишком коротким, чтобы справиться с лорском: у того были длинные когтистые лапы. Одно резкое движение — и нож выбит из рук Джеви. Он стал отступать, шаг за шагом, увертываясь и пританцовывая, но Таллия чувствовала, что он непременно упадет.

Таллия ощутила непривычную острую боль в сердце. Она бросилась вниз по обледенелым ступенькам, едва не растянувшись между Надирилом и Лилисой. Таллия атаковала лорска, используя свой короткий меч. Тот попытался отбить его и порезал лапу. Обитатель бездны отступал шаг за шагом, а Таллия, наоборот, продолжала наступать, бок о бок с Джеви.

Лилиса, присев на корточки на нижней ступеньке, принялась лепить снежки и бросать их в лорска — правда, безрезультатно.

— Попробуй этот, — сказал Надирил.

Девочка бросила снежок, и он угодил лорску прямо в глаз.

— Получай! — яростно закричала она. — Надеюсь, тебе больно.

Наверно, так и было, поскольку одной лапой лорск схватился за глаз, слабо отбиваясь второй.

— Это был волшебный снежок? — спросила Лилиса задыхаясь. — Сделай мне еще один!

— Внутри него был не-такой-уж-волшебный камень, — мрачно хихикнул Надирил. — На, бери еще.

Испустив дикий крик, лорск перепрыгнул через голову Джеви и напал на Лилису. Она попыталась швырнуть в него снежок, но, упав с лестницы, беззвучно исчезла за краем обрыва.

Лорск приблизился к Надирилу, готовясь выпустить старику кишки, но тот спокойно произнес:

— Тугга гоэ маддархан! Банк!

Создание замерло на месте, щурясь и напряженно всматриваясь в темноту.

— Маддархан? — спросил лорск, и в этот миг Таллия нанесла ему удар по ребрам. Подпрыгнув высоко в воздух, лорск скрылся из виду.

— Я не знала, что тебе известны заклинания, — заметила Таллия. — Что ты сказал?

— Слова не менее сильны, чем заклинания. Я сказал на одном из языков бездны: «Остановись! Я твой отец!» Простительный обман при данных обстоятельствах. Я даже не могу вспомнить, где прочитал эту фразу.

— Где Лилиса? — закричал Джеви, который носился с безумным видом в поисках дочери.

Надирил огляделся.

— Она стояла вон там, — сказал он.

Они посмотрели вниз, на склон, рядом с которым, по словам Надирила, находилась Лилиса, но склон был в тени, на него не падал свет луны. Им ничего не удалось разглядеть.

— Я спущусь туда, — заявил Джеви.

— Возможно, она жива? — спросила Таллия.

— Возможно, — ответил Надирил. — Она могла за что-нибудь зацепиться.

— Нам нужен свет, — пробормотала Таллия. — Джеви, принеси головешку из костра.

Джеви умчался прочь.

— Почему ты его отослала? — осведомился Надирил.

Таллия достала осветительный шар. Его свет был достаточно ярок, чтобы они увидели крутой склон, покрытый снегом и усеянный круглыми валунами.

— Он спас меня от чакалота. А после был таким нежным и добрым и ничего не ждал взамен. Я не могу допустить, чтобы он туда спустился, Лилиса его обожает…

— И ты тоже, — заметил Надирил.

— Быть может, она жива, — поспешно произнесла Таллия. — А там, внизу, голодный лорск. Думаю, я смогу ей помочь.

Она перелезла через край обрыва, нащупывая опору сапогом. Таллия сознавала, что совершает безумную глупость. Она бы никогда не решилась на такое и при дневном свете. Уперевшись одной ногой в какой-то выступ, Таллия двинулась вниз. Камни вырвались у нее из-под ног, и она несколько метров пролетела вниз, прежде чем ей удалось остановиться. Она продолжила свой путь еще осторожнее, но снова начала скользить и наконец зацепилась за валун, покрытый льдом. Сердце бешено колотилось.

— Лилиса! — позвала она.

Вместо ответа Таллия увидела вспышку в небе над Каркароном.

— Что случилось? — прокричала она.

— Я не вижу! — заорал в ответ Надирил. — Слишком густой снег. Но теперь освещен весь Каркарон. Что-то происходит! С тобой все в порядке?

— Нет! Мне нужно возвращаться.

В этот миг ее сапог соскользнул с валуна, и Таллия снова полетела вниз. Осветительный шар выскользнул из рук и стал падать, все еще излучая свет, пока не исчез в кружащемся снежном вихре.

— Таллия?

Теперь она не видела и Надирила.

— Я не могу забраться обратно. — «Зачем я сделала такую глупость?» — Лилиса! — завопила она.

Ничего не было слышно из-за завываний ветра. Таллия прижалась к скользкому склону, не осмеливаясь шевельнуться. Тело ее сковал холод. Она продолжала звать, но Лилиса не откликалась. Должно быть, она упала на дно ущелья.

Спустя некоторое время над головой у Таллии появился свет.

— Таллия, где ты? — Никогда еще она так не радовалась голосу Джеви.

— Прямо под тобой. Не спускайся, тут слишком скользко.

— Ты ее нашла? — В голосе его звучала мучительная тревога.

— Нет!

— Ты застряла?

— Да! — прокричала она.

— Не двигайся!

Таллию внезапно охватил страх. Ей не хотелось, чтобы Джеви рисковал ради нее жизнью. Она попыталась подтянуться на руках и снова заскользила по склону, а потом полетела вниз. Наконец она остановилась, ударившись спиной и головой о ледяную глыбу. «Скоро и я буду на дне ущелья!» Таллия приготовилась к смерти.

— Таллия, Лилиса! Таллия, Лилиса!

Факел Джеви передвигался наверху, как он был далеко от нее! На минуту снег перестал идти, и сквозь просветы между тучами Таллия увидела звезды, которые ярко сияли на небе. Если бы не ветер, было бы совсем тихо. Пару раз мимо пролетели камешки. Она звала Лилису, пока не охрипла, но ответа не было. У нее заболела голова, и боль становилась все сильнее. Перед глазами начали кружиться звезды — это кружилась голова. Таллия прикрыла глаза, но так было еще хуже.

И вдруг она услышала потрескивание факела у своего лица, и рука Джеви взяла ее за подбородок.

— Таллия? Ты поранилась?

— Все кости целы, — тихо ответила она.

— Ты слышала Лилису?

— Нет. Как ты спустился?

— Я моряк, не забыла? За свою жизнь я вскарабкался не на одну обледеневшую мачту ночью, в бурю. И никуда не хожу без длиннющей веревки.

— О! — удивленно произнесла она. — Где же твоя веревка?

— Ее немного не хватило. Держись за мою руку.

«Какой мужественный!» У Таллии защемило сердце. Джеви высоко держал факел, указывая Таллии, куда ступать. Взбираться наверх было легче, так как она могла проверить опору для ног, прежде чем ступить на нее. Не раз поскользнувшись и съехав вниз, они наконец нашли болтающийся конец веревки.

— Ты сможешь по ней залезть?

— Нет! — ответила Таллия, у которой сильно кружилась голова.

Обвязав веревку вокруг ее пояса, Джеви принялся взбираться, подталкивая Таллию в спину. Наконец над краем обрыва показалось лицо Надирила. Он протянул ей руку.

— Позаботься о ней, — сказал Джеви. — Она ударилась головой.

И он снова стал спускаться в пропасть.

Таллия очень волновалась за Джеви. Это был маленький, жилистый, некрасивый человек. И тут она вдруг осознала, что он ей нравится, как никто другой. Нравится с тех самых пор, как она его увидела.

Бедный Джеви. Он любит Лилису больше жизни. Ему никогда ее не найти. Факел снова начал двигаться вверх, медленно и устало. Через целую вечность Джеви появился один.

Надирил помог ему подняться. На лице у Джеви застыли слезы.

— Где стояла Лилиса? — хрипло спросил он.

— Вон там! — Надирил указал на лестницу, у самого края. Хромая, Джеви двинулся к ступенькам.

— Где именно?

— Чуть левее. Ты должен отступиться, Джеви, — мягко произнес Надирил. — Она не могла остаться в живых.

— Нет! — закричал Джеви. — Я не отступлюсь, ни за что на свете! Что случилось потом?

— Я не видел! Она просто исчезла.

Джеви смахнул замерзшие слезы. Таллия поняла, что он собирается сделать какую-то глупость.

— Не спускайся туда больше! — умоляла она.

— Я должен, — отрезал Джеви и шагнул вниз. Таллия издала вопль отчаяния. Надирил с мрачным видом сыпал проклятиями.

— Я иду за помощью. Наверно, у аркимов найдется веревка. Оставайся здесь. Не спускайся.

Таллия истерически расхохоталась:

— Не буду.

Ей казалось, что она превратилась в льдину. Двое людей, которых она любила больше всех на свете, там, внизу, и, вероятно, мертвы.

Таллия сидела на краю обрыва. У нее сильно болели голова и сердце, и она потеряла счет времени. Внутри Каркарона вспыхнули и засияли желтые огни. Вновь появился Надирил, с ним было несколько аркимов, Баситор и Иггур. Все происходившее казалось ночным кошмаром.

Баситор привязал к веревке Джеви еще одну, а конец обмотал вокруг своей груди. Аркимы начали медленно спускать его в пропасть, куда упали Лилиса и Джеви.

За спиной у Таллии раздался испуганный шепот.

— Кто-то появился у ворот! — прошипел Надирил. — Что нам теперь делать?

— Нам придется защищать тропинку. — Теперь она не сомневалась, что все они умрут.

— Дай знак Баситору, — сказал Иггур. — Он должен подняться сейчас же!

Таллия, Иггур и Старый Дарлиш отправились в самый конец тропинки и, выхватив оружие, затаились в тени. В воротах Каркарона вспыхнул и погас свет. По ступенькам кто-то спускался. Когда неведомое существо добралось до тропинки, из тени выступил Иггур.

— Не ходи дальше, гаршард! — приказал он. Стражник замер на месте, внимательно разглядывая Иггура. «Интересно, хорошо ли он видит в темноте?» — подумалось Таллии.

— Лучше вам уйти, пока мы не вернулись, — мрачно усмехнувшись, проскрипел он немного погодя, а затем развернулся и направился в Каркарон.

Таллия с Иггуром снова поднялись на лестницу.

— Ну давайте же! — рявкнул Иггур. — В чем дело?

— Он что-то нашел, — пояснил арким, державший веревку.

— Ну так дай ему знак поторопиться, иначе мы его бросим. — Арким три раза дернул за веревку, в ответ ее тоже дернули три раза, и они начали подтягивать веревку наверх.

— Быстрее! — зарычал Иггур, не сводя глаз с башни. — Кажется, кто-то идет.

Показался Баситор. За плечами у него был Джеви, которого он привязал к себе веревкой. Голова с длинными волосами платинового цвета безвольно свисала. Острая боль пронзила сердце Таллии. Схватившись за веревку, она помогла вытянуть их наверх. Баситор устало отвязал Джеви и положил его на тропинку.

— Джеви! — закричала Таллия, бросившись к нему. Джеви был весь в кровоподтеках и совсем замерзший.

— Осторожно! — тяжело дыша, предупредил Баситор. — Он жив, но у него сломаны какие-то кости.

— А Лилиса?.. — спросила она.

Остаток веревки все еще висел над пропастью. Баситор потянул за нее. Вдруг веревка, которая была натянута, повисла: от нее оторвался груз. Таллия вскрикнула.

— Они были вместе, — сказал Баситор.

— Таллия! — раздался возглас снизу.

Произошло чудо. Таллия увидела внизу Лилису, преодолевавшую последние метры.

— Молодец, Баситор! — похвалил Надирил.

Лицо Лилисы было расцарапано, запеклась кровь, но она была жива! Таллия заключила девочку в объятия.

— Они были ужасно далеко, в маленьком овраге, полном снега, прямо над пропастью, — рассказывал Баситор. — Я думал, они упали вниз. Мне бы никогда не найти девочку, если бы Джеви не приземлился совсем рядом с ней, и до меня не донесся ее всхлип. — Он потрепал Лилису по голове.

— Я слышала, как ты меня звала, Таллия, — осипшим голосом произнесла Лилиса. — Я кричала, пока совсем не охрипла. Но я знала, что ты меня найдешь, — с детской верой заключила она.

Таллия склонилась над Джеви, который со стоном открыл глаза. Он улыбнулся ей и Лилисе.

— Это была самая большая глупость, какую я когда-либо видела, — заявила Таллия.

— Но ведь я ее нашел, не так ли?

Таллия обняла его, и он застонал. У него была сломана правая рука и множество ребер.

— А если бы она свалилась в пропасть? — спросила Таллия.

— Я бы все равно хотел быть с нею, — ответил Джеви, на том дело и закончилось.

 

7

ОПЕРАЦИОННАЯ

— Где Лиан? — спросила Лилиса, после того как они присоединились к остальным в амфитеатре.

— Когда на нас напал транкс, он был у той дорожки, — ответил Тензор, указывая в сторону Каркарона.

— Бедный Лиан! — воскликнула Лилиса. — Я совсем о нем забыла. Должно быть, он еще там! Давайте…

— Мы не можем туда вернуться! — грубо оборвал ее Мендарк.

Лилиса бросила на него сердитый взгляд:

— Лиан мой друг! Я пойду одна, если все вы, трусите!

— Пойду взгляну, — вздохнул Шанд. — Ну что же, идем, Лилиса!

В Каркароне то и дело вспыхивали огни, высвечивая фигуры стражников. Лилиса с Шандом, пересиливая страх, прокрались по тропинке, а затем по широким ступеням поднялись к парадным воротам. Лиана нигде не было видно. Лилиса с превеликой осторожностью заглянула за статуи. В это время в башне раздался такой сильный грохот, что врата зашатались. Испустив тихий стон, Лилиса отскочила.

— Возвращаемся, — сказал Шанд, схватив ее за руку. — Его здесь нет. Больше мы ничего сделать не можем.

Они поспешили вниз по лестнице. Вдруг в темноте Лилиса на что-то наступила. Она разгребла снег и обнаружила под ним тело. Лиан лежал совершенно неподвижно.

— Он мертв, — рыдала Лилиса, касаясь его холодной щеки.

— Нет-нет, он еще живой, — пробормотал Шанд. — Это моя вина: я его бросил.

Подхватив Лиана на руки, он заковылял по опасной тропинке. На полпути появилась Таллия.

— По-моему, я видела, как что-то движется по склону горы, — сказала она.

— Лорск, — предположил Шанд.

— Ноги… — прошептал Лиан. — Мои ноги… — Он был бледен как мертвец.

Закатав штанины Лиана, Шанд охнул. Оковы стерли икры до мяса. Вокруг лодыжек была заледеневшая корка из крови, мяса.

Лиан задрожал.

— Как ты узнал, что это за тварь? — спросил он в бреду.

— Какая разница! Если мы не доставим его в убежище, он умрет, — обратился Шанд к Таллии. — В любом случае он может лишиться ног. Как я мог так поступить?

Он отвернулся, распекая себя на чем свет стоит. Потом донес Лиана до костра в амфитеатре и подбросил в огонь оставшиеся дрова.

— Карауль его, Таллия! А ты беги за помощью, Лилиса!

Тем временем Шанд завернул обмороженные ноги Лиана в одеяла и, засунув в спальный мешок специально для этого нагретые камни, положил туда Лиана. Он поил Лиана супом, когда прибежал Баситор.

— У ворот снова кто-то есть! — закричала Таллия. — Нам надо уходить, Шанд!

— Могу я доверить тебе нести Лиана, Баситор? — спросил Шанд. — Я совершенно выдохся.

Глаза Баситора вспыхнули злым огоньком.

— Да, я могу нести его, — резко ответил он.

— И ты не бросишь его в пропасть?

— Нет! — прошептала Лилиса. После того как Баситор спас Джеви и ее саму, их связали дружеские отношения, но она знала, что арким ненавидит Лиана. — Понеси его ты, Шанд.

Баситор наклонился и приблизил к Лилисе свое свирепое лицо. Она и глазом не моргнула.

— Твоя преданность — чудесный и благородный дар, дитя. Но мое слово для меня тоже много значит. Я не причиню вреда твоему другу, хотя мне бы этого хотелось!

Они поспешили за остальными. Когда они нагнали тех, кто покинул их лагерь раньше, Лиана трясло в лихорадке, а транкс, Карана и Рульк слились в кроваво-красный, пронизанный болью клубок сознаний.

Малиена и Аспер осмотрели раны.

— Нам нужен огонь и горячая вода, иначе мы не спасем ни его, ни Ксару, — сказала Малиена.

Отряд решил спуститься за необходимым вниз, хотя людей и терзал страх: что, если внезапно вновь появится транкс или за ними погонятся гаршарды? Прежде чем они добрались до леса, занялся рассвет. Это было сумрачное зимнее утро; снова пошел снег, крошечные снежинки танцевали на ветру. Отряд укрылся в каменном павильоне у замерзшего Черного Озера. Чтобы защититься от ветра, аркимы разбили палатки, а стражники Иггура развели в павильоне три огромных костра. В центре павильона целители устроили операционную, чтобы заняться Ксарой и Лианом, а также сломанными костями Джеви. Стражники парами патрулировали лес.

Лилиса так устала, что не могла заснуть. Она пошла к озеру, где Оссейон, капитан стражи Мендарка, при помощи топора делал прорубь во льду. Девочка постояла рядом с ним, восхищаясь его ловкими ударами.

— Ой! — вскрикнула она, схватившись за нос: отлетевшая острая льдинка больно ужалила ее.

— Отойди-ка подальше, — посоветовал Оссейон, повернувшись так, чтобы защитить ее своим массивным телом. Ударив топором еще несколько раз, он вынул квадратный кусок льда. Лилиса принялась набирать черпаком воду в кожаные ведра.

— Это напоминает мне наше первое путешествие, когда мы вместе вычерпывали воду, — сказал Оссейон.

— Ты был так добр ко мне. — Лилиса улыбнулась при этих воспоминаниях. — Даже после того, как я помогла отхватить тебе палец.

Оссейон поднял руку. На том месте, где был пораженный гангреной палец, зияла пустота.

— Это нужно было сделать, — заявил он, — хотя в тот момент мне этого не хотелось.

Он взял по ведру в каждую руку, и вместе с Лилисой они направились к кострам, болтая по дороге о своих путешествиях.

Все были в подавленном настроении. Тень транкса нависла над ними.

— Сотня таких созданий способна опустошить Мельдорин, — сказал Шанд, затачивая свой нож.

— А тысяча — возможно, и весь Сантенар, — мрачно согласился Мендарк. — И тогда работа всей моей жизни останется незавершенной.

— Как он? — спросила Таллия, когда они разрезали окровавленные, обтрепанные штанины Лиана и увидели сильно пораненные металлом икры. На обеих голенях обнажились кости. Лилисе стало дурно от этого зрелища.

— Очень плох, но, надеюсь, выживет.

Малиена осторожно смывала грязь с голеней и икр Лиана, в то время как Шанд с Аспером зашивали раны Ксары длинной иглой. Ксара наблюдала за их работой, не проронив ни одного слова, ни одной жалобы.

— Она молодец! — с восхищением заметил Шанд, после того как они наложили последние швы ей на живот.

Лиан очнулся, когда Малиена почти закончила свое дело. Он застонал: ноги нестерпимо болели.

— Он приходит в себя, — услышал Лиан голос Шанда. — Не давайте ему подняться.

Лиан открыл глаза. Малиена вытерла пот с его лба.

— Кажется, я провела полжизни, штопая тебя, летописец, — сказала она нарочито бодрым тоном.

— Плохо дело? — спросил Лиан и скрипнул зубами, попытавшись приподняться.

— Думаю, мы можем спасти твои ноги.

Лиан откинулся назад. Лихорадка, терзавшая его прошлой ночью, как бы «вымерзла». Его беспомощность и так была слишком ярко продемонстрирована. Что же он будет делать без ног?

— Некоторое время ноги поболят, но я же знаю, какое у тебя философское отношение к жизни. — Малиена издала смешок. Аркимы, которые могли вытерпеть очень сильную боль, считали Лиана слабаком.

— Я смогу ходить?

— Давненько я не слышала таких душераздирающих стонов. Думаю, сможешь — правда, несколько месяцев будешь прихрамывать.

— Я замерзаю! — У Лиана застучали зубы.

— Суп почти готов, — объявила Лилиса, помешивая в котелке, стоявшем на огне. Ее покрасневшие глаза слезились от дыма.

Лиана закутали и накормили супом. Он снова впал в полудрему, и сквозь сон до него доносились обрывки чьих-то разговоров. Раза два, мучаясь от своей беспомощности и неудачи, он простонал имя Караны.

— Нам нельзя здесь оставаться, — услышал он слова Иггура. — Гаршарды там, на горе.

— А как насчет транкса? — уныло пробормотал Тензор.

— Никаких следов ни его, ни того, другого, существа.

— Мы должны помочь Каране, — пробурчал Лиан, ворочаясь на носилках.

— Мы ничего не сможем сделать, — возразила Малиена. — А сейчас попытайся заснуть.

Один из дозорных прибежал с докладом, что на склоне холма над лесом собрались гаршарды.

— Нам бы лучше спуститься, — сказал Иггур. — Не нравится мне это место — мы тут слишком уязвимы.

— Через несколько часов стемнеет. Позови стражников, чтобы они находились поближе.

Отряд провел в павильоне тревожную ночь. Правда, гаршарды, по-видимому, довольствовались тем, что охраняли тропинку, ведущую в Каркарон. При первом проблеске рассвета, подхватив носилки с ранеными, все они направились лесом к гранитному утесу.

Шанд вооружился дубинкой, сделанной из твердого черного дерева. Он изготовлял ее с большим удовольствием.

— Это напоминает мне о тех временах, когда я странствовал. Я чувствую, что с ней смогу защититься от чего угодно, — сказал Шанд, поглаживая бороду.

— Это полный бред, — холодно заметил Мендарк.

— Значит, это весьма утешительный бред, — усмехнулся Шанд. Ему нравилось дразнить Мендарка.

Отряд добрался до края плато. Здесь тропинка, выйдя из леса, извивалась между кустарниками, а еще дальше — между массивными валунами из розового гранита, поросшими лишайником и покрытыми снегом.

— Теперь мы будем идти на виду у всех, — пробормотал Шанд.

Тензор, лежавший на носилках, приподнял голову, принюхался и задрожал.

— Вперед! — воскликнул Мендарк прерывающимся голосом.

Они начали пробираться с носилками между валунами и дошли до узкой обледеневшей тропинки на вершине утеса. Порывы ветра швыряли в лица путникам снег. И все же с большой осторожностью они стали спускаться по тропинке.

— После этих мест Готрим покажется раем, — сказала Таллия Шанду. Они замыкали шествие.

— А Туллин — небесами. Хотелось бы мне, чтобы я никогда его не покидал.

Таллия и Джеви со сломанной рукой на перевязи следовали за носилками Лиана. Они не переговаривались, но их руки соприкасались. Баситора, возглавлявшего процессию, можно было отличить от других высокорослых аркимов по забинтованной голове. Внезапно он так резко остановился, что Иггур натолкнулся на него.

— Смотрите…

Прямо перед ними на тропинке, словно дьявол, вышедший на свет из глубин бездны, стоял транкс. Его поднятые вверх крылья образовали над головой чудовища нечто вроде капюшона. Его кожа была кроваво-красного, угрожающего цвета, а брюхо раздулось от обильной пищи. Когти на ногах, длинные как ножи, крушили лед и камень. На бедре алела рана.

Иггура как будто парализовало — вот так же он стоял, когда появилась машина Рулька. Сейчас одной рукой он пытался схватиться за рукоятку своего меча, но никак не мог ее нащупать. Челюсть у него отвисла.

Выхватив свой длинный меч, Баситор преградил Иггуру путь.

— Спрячься за меня, слепец! — произнес он презрительно.

Баситор помахал мечом в воздухе, и он издал гудящий звук.

Транкс оскалился. Казалось, во рту у него было зубов сто, коричневого цвета, с блеском, и он запросто мог бы откусить руку Баситора до самого плеча.

— Скуннгг! — промурлыкал он.

— Думаю, он имеет в виду «завтрак»! — сказал Надирил и кашлянул.

Лиану, сидевшему на носилках, события представлялись нереальными: улыбающийся транкс, Баситор, очерчивающий мечом круги в воздухе, словно подогревая себя.

— Он становится берсеркером, — тихо заметил Лиан, — так он делал в Катадзе.

Лилиса схватила Лиана за руку.

Баситор сгорбил свои могучие плечи, неистово проорал вызов и бросился на транкса. Тот продолжал ему улыбаться, но в последнюю минуту взмахнул левой лапой, в которой держал цеп с маленькими ошипованными шариками на конце — в точности как у статуи у дверей Каркарона.

Ремни хлестнули Баситора по груди, шипы на шариках впились в его тело со звуком, похожим на звук, появляющийся при отбивании мяса деревянной колотушкой. Баситор вскрикнул. Меч выпал у него из рук. От удара цепа он взлетел в воздух и, завертевшись, как волчок, исчез за краем утеса.

Транкс, все еще усмехаясь, щелкнул цепом в сторону Иггура. Лиан, находившийся прямо за ним, увидел, как больное колено Иггура подогнулось. Пальцы вцепились в рукоятку меча, но, казалось, у Иггура нет сил, чтобы его выхватить. Кончено, на этот раз Иггур сойдет с ума, и все они умрут.

 

8

В ГОТРИМЕ

За спиной у Лиана кто-то закричал. Юноша не сразу понял, что это Лилиса.

— Ты сможешь это сделать, Иггур! — воскликнул Надирил.

— Отойди в сторону! — крикнул Иггур транксу, тщетно пытаясь обуздать свой страх. Он выхватил меч. Но колено хромой ноги вновь подкосилось, и Иггур повалился на бок. — Отступайте! — бросил он через плечо.

Транкс размахивал цепом у Иггура над головой. Тот не отошел ни на шаг, хотя свистящие шарики касались его волос. Транкс начал приближаться к Иггуру, и только тут Лиан осознал, какое это огромное существо. Иггур был высоким человеком, но транкс был намного выше, к тому же над головой у него возвышались крылья. Транкс поднял цеп. Иггур не шевельнулся. «Как он может стоять вот так? — подумал Лиан. — Транкс же превратит его в фарш. Наверно, Иггура парализовало от ужаса».

Иггур прищурился сквозь толстые стекла очков на ту лапу транкса, в которой был цеп. Она судорожно дернулась, и в ту же секунду транкс выбросил вперед вторую лапу, державшую какой-то серый жезл с черным наконечником. Из него вырвался луч черного света, направленный транксом прямо в глаза соперника.

Иггур рубанул воздух левой рукой. Луч света пополз по тропинке, как паста, выжатая из тюбика, он врезался в скалу, и в воздух взметнулось целое облако гранитных обломков, которые засыпали транкса по колено. Лишь по тому, как у этого странного существа дернулась щека, было видно, что ему больно.

Транкс нанес Иггуру удар цепом. Тот взмахнул мечом, и четыре ремня из пяти вместе с шариками скатились по лезвию. Пятый шарик угодил Иггуру в плечо. Усмехнувшись, транкс дернул цеп к себе, вырвав из плеча Иггура кусок мяса, — брызнула кровь. Иггур пошатнулся и, опустившись на колено, выронил меч. Обитатель бездны засунул цеп за пояс и, наполовину высвободив ногу из обломков, угрожающе зарычал, готовясь сожрать свою жертву.

Из плеча Иггура хлестала кровь. «С ним все кончено! — подумал Лиан. А мы — следующие!» Судя по крикам, раздававшимся у него за спиной, остальные считали так же.

В руке у Иггура сверкнул нож, и он сделал выпад. Транкс пытался высвободить ноги, и в это время Иггур нанес удар в незащищенный пах. Транкс пронзительно взвизгнул, и его покрытое броней колено угодило Иггуру в живот. Иггура отбросило к скале. Транкс отступил, сделав два неуклюжих прыжка, он свернул с тропинки, оставляя за собой кровавый след. Он замахал крыльями и исчез из виду.

Таллия и Шанд протолкнулись мимо Лиана, и его носилки опасно закачались у самого края пропасти. Все опасались худшего, но Иггур был жив. На голове у него был огромный кровоподтек, на плече — рваная рана.

— Как ты отважен! — восхитился Шанд. — Сказители будут тысячу лет описывать твой подвиг в Преданиях.

— Невероятное мужество! — вторил ему Мендарк, стоявший позади. — Хотя ты — мой враг, я отдаю тебе должное. Надеюсь выказать не меньшую храбрость, если мне выпадет подобное испытание.

— Не было времени раздумывать, — ответил Иггур. Его грудь тяжело вздымалась. — Порой мы сами себя удивляем. Но с транксом еще не покончено. Давайте спустимся, пока вам не пришлось нести еще и меня.

Лилиса безутешно рыдала.

— Бедный Баситор! Что с нами будет? — Шанд обнял ее за плечи.

— Он разбился насмерть, дитя. Его страдания закончились в один миг.

Аспер перебинтовал плечо Иггуру, и они поспешили вперед. На полпути они сделали краткую передышку, остановившись на открытой площадке, на которой едва-едва уместились. Отсюда начинался такой крутой спуск вниз, что маневрировать с носилками было опасно. Тензор немного прошел самостоятельно, но он так неуверенно держался на ногах, что мог в любую минуту упасть и разбиться. К тому же из-за начавшегося густого снега в нескольких шагах ничего не было видно, а земля под ногами стала еще более скользкой. Поэтому Лиана и раненого аркима решили все-таки нести на носилках.

В Готриме пришлось объяснять все по новой. Рахис и все остальные домочадцы смотрели на Лиана крайне неприветливо. Гостиная Караны была превращена в госпиталь. Надирил слег с пневмонией. В ужасную рану Ксары попала инфекция, и девушка металась в лихорадке. Целители собрались вокруг ее кровати: они опасались, что Ксара не переживет ночь.

В Касим, где у Иггура был маленький гарнизон, был послан гонец. Также гонцы были разосланы по всей долине Райма, чтобы предупредить соседние графства об опасности. Жалкие средства обороны, которые находились в распоряжении поместья, были наготове.

Утром два аркима отправились поискать тело Баситора, но вернулись ни с чем.

— Мы обнаружили, где он упал, — уныло сказал Старый Дарлиш, — но там не осталось ничего, кроме кровавого пятна на снегу. Транкс побывал на этом месте раньше нас — мы видели его следы.

— Какой ужасный день! — воскликнула Малиена. — Нам всегда так горько, когда мы не можем похоронить своих покойных родичей.

Лиан знал, что аркимы постоянно оглядываются назад и каждая смерть заставляет их плакать о потерянном Аркане, куда никому из них никогда не вернуться. Они все еще считали Аркан своим домом, хотя почти все родились на Сантенаре. Но им было трудно вынести, что приходится хоронить своих мертвых в чужой земле.

— Что нам делать с Лианом? — спросил Мендарк в тот вечер. — Мне не терпится отправиться обратно в Туркад.

— Его тоже надо туда забрать. Ему нужны лекарства, которых тут нет, — заметил Надирил со своей кровати. Он начинал выздоравливать, но был еще слаб. Больше он не смог говорить: у него начался приступ кашля.

— Решено, — поспешно вмешался Шанд, прежде чем Мендарку удалось вставить слово. — Тогда перейдем к другому вопросу: что нам делать с Рульком и Караной.

— Некоторое время тому назад мы говорили о том, чтобы постараться найти достаточно золота для воссоздания золотой флейты — оружия против Рулька, — сказал Мендарк. — Флейта — это способ изготовить собственные врата.

— У нас нет золота, — ответил Иггур. — Я собираюсь отдалиться от вас и идти собственным путем. Наше партнерство ничего не дало.

— Понятно! — холодно произнес Мендарк. — Ты был рад быть нашим союзником, когда был слаб. Теперь мы больше для тебя ничего не значим!

— Мы никогда не притворялись друзьями, — ответил Иггур. Он упивался своей победой. — Я не вижу в твоем плане ничего хорошего. И всегда возражал против него, если ты помнишь.

Мендарк вскочил со стула:

— Ты хочешь завладеть машиной Рулька?

— Нет, не хочу. Моя жизнь преобразилась. Я теперь не боюсь Рулька и не собираюсь помогать тебе в твоих планах.

— Пожалуйста, успокойтесь! — воскликнул Надирил. — Ссорясь, мы играем на руку Рульку. Вспомните Катадзу! Когда мы объединяемся, то можем сопротивляться ему, но порознь мы — ничто. Пусть наш союз продержится хотя бы до тех пор, пока мы не вернемся в Туркад. — Ну что, Иггур? — резко спросил он, поскольку никто не вымолвил ни слова. — Как насчет тебя, Мендарк?

Оба согласились с его предложением с крайне недовольным видом.

— Думаю, появление транкса потрясло Рулька не меньше, чем нас, — предположила Малиена. — Нам нужно выяснить, что там произошло.

— Кто теперь осмелится вернуться в Каркарон? — спросил Иггур.

— А откуда вообще взялся транкс? — поинтересовалась Лилиса.

Девочка сидела на полу у очага, расчесывая свои длинные волосы. Джеви разместился в углу и не сводил глаз с дочери. Рядом с ним, вытянув длинные ноги, примостилась Таллия.

— О бездне ходят разные слухи, — начал Надирил, — но точно о ней ничего не известно. Это темное пространство между мирами, откуда еще до времен Золотой флейты при малейшей возможности разные существа попадали на Сантенар.

— Какие существа? — спросила Лилиса.

— Порой дикие звери или монстры. А иногда — умные и коварные создания, которых можно было бы принять за людей, если бы они не были совершенно безжалостными. Такие, как лорск, например. Но все это закончилось с возникновением Великой Преграды, потому что она закрыла все пути между мирами. Все, что мы помним с тех времен, — это слухи о чем-то ужасном да пара названий — одно из них «транкс». Может быть, Лиан расскажет тебе какое-нибудь из этих преданий, когда ему будет лучше.

Но любопытство Лилисы еще не было удовлетворено.

— Как же может транкс летать? Ведь он же не птица и не летучая мышь. Как могут крылья выдержать такое большое тело?

— Ну, дитя, не так уж он хорошо летает — в основном взлетает и парит. Но даже для этого требуется превосходное владение Тайным Искусством: ведь его крылья не предназначены для нашего мира. Думаю, ему понадобится долго отдыхать после этих нескольких дней.

— Да, и потому у нас есть надежда относительно сражения, которое нам предстоит рано или поздно, — вмешался Иггур.

— И все-таки кто-то действительно должен вернуться в Каркарон, — сказала Таллия. — Я пойду…

— Ты нужна мне в Туркаде, — возразил Мендарк.

— Я отслужила свои десять с лишним лет, — взорвалась Таллия, чего раньше почти не бывало. — Мой договор закончился.

— Но ты все еще моя доверенная, пока не уйдешь в отставку! — возмутился Мендарк, сверкая глазами. Затем он вдруг передумал.

— А впрочем, это хорошая идея. Отправляйся утром. Выясни все, что сможешь, о его планах и о его машине!

— Я пойду с тобой, Таллия, — предложил Шанд. — Я предпочитаю ту компанию.

На следующую ночь весь дом, кроме Лиана, которого уложили в старой башне над парадным входом, спал. Готрим был наводнен беженцами, и Лиан был последним в списке претендующих на хорошую кровать. Что сделали Карана и Рульк? И что случилось в Каркароне после появления транкса?

Он лежал, глядя в потолок, то грезя, то пробуждаясь. Шли часы. И вдруг Лиан заметил какое-то движение. В дверь, ведущую из западного крыла в его башню, проскользнула тень.

Лиан без всякого любопытства наблюдал, как кто-то бесшумно передвигался по его комнате. В поместье полно людей, и неудивительно, что кто-то, мучаясь от бессонницы, отправился на ночную прогулку.

Но кто бы это ни был, казалось, он что-то ищет. Лиан прикрыл глаза, когда фигура приблизилась и склонилась над ним. Все это происходило при призрачном свете, который появился на кончиках пальцев неизвестного. Затем свет исчез. Через какое-то время Лиан открыл глаза и увидел, что тень так же неслышно поднимается по ступенькам к спальне Караны. Вскоре незваный гость — тень, окруженная ореолом слабого света, — вновь появился. На кончиках пальцев снова вспыхнул свет, который на сей раз ослепил Лиана, и потому он увидел лишь чью-то руку с золотистой кожей и голубыми венами. Его потрясли за плечо, и измененный голос прошипел:

— Где она, летописец?

Лиан даже не мог бы сказать, принадлежит ли этот голос мужчине или женщине.

— Я не…

Ногти вонзились ему в плечо, царапая кожу.

— Где Карана?

Значит, это не Рульк — разве что Каране каким-то образом удалось сбежать из Каркарона, что было маловероятно.

— В Каркароне! — задыхаясь, прошипел Лиан. — Она у Рулька. Если только он не отправился с ней в Шазмак или в путешествие по мирам.

В ухе у него опять раздалось шипение, ногти впились в кожу, затем свет погас. К тому моменту, когда Лиан стал снова видеть в темноте, незваный гость исчез.

Юноша все ворочался на соломенном матрасе, горюя о Каране. Должно быть, уже за полночь. Внезапно что-то ударилось в дверь, ведущую в башню Лиана. Удар был несильный, но напугал его. За первым последовал еще один удар, затем кто-то негромко закричал — слов было не разобрать. Может быть, это неожиданно вернулись Таллия и Шанд.

Кто-то поскребся в дверь, повторился крик. Похоже, что это ребенок. Лиан зажег свечу и пополз по холодному полу — это было легче, чем идти. Ему было не дотянуться до дверной ручки. Три раза он пытался подняться, подстегиваемый этими жалобными криками, и тут же со стоном валился на пол.

— Помогите! О, пожалуйста, помогите! — снова послышался детский голосок.

Лиану наконец-то удалось ухватиться за ручку и отодвинуть засов. Дверь распахнулась, и кто-то упал прямо на пол. Это был мальчик лет двенадцати в грязных лохмотьях. Что он делает на улице в такую ночь? И тут Лиан разглядел, что на ребенке не лохмотья, а хорошая зимняя одежда, и на ней не грязь, а пятна крови.

Поставив свечу, Лиан помог мальчику подняться. Из ран на груди у ребенка сочилась кровь. Одна рука повисла, как плеть. Мальчик открыл глаза полные ужаса.

— Оно свалилось с неба, — с плачем произнес он.

 

9

РОДЫ

Вопли Лиана подняли на ноги весь дом. Кое-кто знал мальчика: тот жил на ферме, находившейся на полпути между поместьем и деревней.

Иггур смотрел на раненого ребенка, и мускулы лица у него сводило судорогой.

— Если мы немедленно не займемся транксом, люди по всему Сантенару будут гибнуть снова и снова.

— А если сюда проберутся и другие, — мрачно заметил Мендарк, — и дадут потомство…

— Давайте организуем отряд для охоты на них! — предложил Иггур и начал раздавать приказы своим стражникам.

Через несколько минут Мендарк, Иггур, стражники Иггура и вельмиха Вартила, Оссейон и Торгстед покинули поместье. С ними пошли и все аркимы, которые не пострадали при Каркароне, — остались только Малиена и Аспер, чтобы ухаживать за ранеными.

Некоторое время спустя Лиана разбудил оглушительный шум: казалось, кто-то пытается пробить крышу. Над головой у него заскрипели балки, затем кто-то с грохотом скатился вниз по каменным ступенькам и, промчавшись по комнате, врезался в стену между Лианом и дверью. От этого удара зашаталась вся башня и погасла свечка.

Лиан еще не успел зажечь ее, как прибежала Малиена с фонарем.

— Что это было? — закричала она. На полу лежал огромный камень.

— Должно быть, это часть стены.

— Не думаю, — возразила Малиена. — На нем с одной стороны земля. Этот камень выворочен из почвы. Его швырнули, чтобы проникнуть в дом.

Лиан похолодел.

— Тебе лучше бы посмотреть, — прошептал он. Малиена ступила на лестницу, но тут же остановилась: путь наверх был заблокирован сломанными балками.

— Это напоминает мне то, как кароны отняли у нас наш мир. Они тоже пришли из бездны.

Лиан был сильно напуган. Он на ощупь пробрался вдоль стены к Малиене, каждый шаг давался ему с трудом: ужасно болели израненные ноги. Но он не мог просто лежать и ждать. Вместе с Малиеной они начали пробираться вверх по лестнице между сломанными балками. Лиан остановился. С него лил холодный пот.

— Дай мне руку! — попросил он Малиену, тяжело дыша. Они добрались до третьего этажа, где вся лестничная площадка была завалена обломками черепицы. Направо находилась спальня Караны. Выше был чердак, пол которого был проломлен. На чердаке завывал ветер. В крыше зияла огромная дыра, сквозь которую могла пройти лошадь с повозкой.

На фоне звездного неба вырисовывался силуэт крыла, которое нельзя было спутать ни с чем. Широко расставив ноги, на полуразрушенной крыше стоял транкс. Просунув голову в дверь, он издал радостное шипение.

Лиан почувствовал, как напряглась Малиена.

— И почему это из всех мест в долине его принесло именно к нам? — сказал Лиан.

— Возможно, он наблюдал за тем, как из поместья ушли наши охотники.

— А возможно, ему нравится наш запах. Что же нам делать?

— У тебя есть нож? — спросила Малиена.

— Ты думаешь, они бы позволили мне оставить у себя нож? — с горечью произнес Лиан.

— Скорее, посмотри у Караны. — Малиена вскинула руки и что-то прокричала транксу на языке аркимов.

Лиан проскользнул в дверь комнаты Караны. У него был фонарь Малиены, который слабо осветил огромную кровать, стоявшую в центре. Окинув взглядом комнату, Лиан увидел сундуки, комоды, лампу на столике, но ничего такого, что можно было бы использовать в качестве оружия.

Повернувшись, чтобы выйти, он вдруг вспомнил о той далекой ночи, когда спас Карану из старого дома в Нарне. Тогда он разбил фонарь в холле перед самым носом у Вартилы, и к потолку с ревом взвилась завеса из пламени. С этой мыслью Лиан вернулся на лестницу к Малиене.

Она стояла в той же позе, с поднятыми руками, как он ее и оставил. Транкс внимательно смотрел на Малиену, явно гадая, обладает ли она такой же силой, как мужчина, который ранее нанес ему удар.

Лиан запустил фонарем в груду сломанных деревянных балок, и он погас. Малиена завизжала и схватилась за голову. Издав ликующий вопль, транкс спрыгнул вниз, на чердак.

— Зачем ты это сделал? — спросила Малиена в ярости.

— Я думал, если дерево загорится, он не сможет до нас добраться.

— Это же не дикое животное, Лиан! Он не боится огня. А вот теперь я первая сломалась, и он меня больше не боится.

Малиена сделала маленький шажок назад. В полумраке им были видны блестевшие зубы транкса.

— А чего вообще боится транкс?

— Думаю, почти ничего, если голоден, — ответила Малиена.

— Этот вряд ли голоден. Он сожрал троих из нашего отряда, и кто знает, сколько еще людей стало его обедом. Посмотри, какой у него большой живот. — Живот у транкса и вправду сильно раздулся. В нем был Баситор. Хотя арким был врагом Лиана, юноша до сих пор с ужасом вспоминал происшедшее с ним. — Что ему нужно?

— Не знаю. Может быть, просто место, где он мог бы поспать.

Внезапно транкс провалился сквозь пол чердака. Он сильно ударился о доски лестничной площадки. Крылья захлопали, когти стали скрести пол. Лиан отпрянул и свалился с верхней ступеньки, но его подхватил ткач Гальги. Остальные обитатели поместья столпились у подножия лестницы, молча наблюдая за происходящим.

Транкс начал наступать, вытаскивая цеп из мешочка на поясе. Малиена не отступила ни на шаг. Она сделала какое-то движение левой рукой. В воздухе появился блестящий пузырек. Транкс оскалился и уничтожил пузырек яркой алой вспышкой. Затем он внезапно прыгнул.

Транкс злобно взмахнул цепом прямо перед лицом Малиены. Она увернулась, и в воздухе появился еще один пузырек, который, казалось, прошел прямо через ее пальцы. Он вспыхнул зеленым огнем и угодил транксу в живот.

Транкс вскрикнул и приготовился к новому прыжку.

— Быстрее, Малиена! — воскликнул Лиан.

Малиена ринулась вниз по лестнице. При этом с ее пальцев соскользнул третий пузырек, который взорвался в середине груды обрушенных транксом балок и досок. Языки пламени лизнули каменную стену. Вскоре горящие балки стали пылающей перегородкой между башней и холлом Готрима.

— Уходите! — пронзительно крикнула Малиена, бросив взгляд через плечо.

Транкс поднялся в воздух и завис над пламенем. На винтовой лестнице началась свалка. Лиан услышал голос Малиены:

— Уходим из башни! Баррикадируйте дверь!

Лиан упал с последних трех ступенек и ударился обо что-то раненой ногой. От боли он стал совершенно беспомощным. Потом, когда она чуть утихла, юноша пополз куда-то в темноте, не сознавая, что движется в неверном направлении. Он ударился головой о стену.

— Заприте дверь! — кричала Малиена. — Погодите — а где Лиан?

Крылатой тенью спустившись с лестницы, транкс сам захлопнул дверь у них перед лицами. Потом придвинул к ней сундуки и рухнувшие балки.

Прислонившись к стенке, Лиан ждал. Ноги у него вновь начали кровоточить. Он не мог шевельнуться даже ради спасения своей жизни.

Отступив от двери, транкс стоял, склонив голову набок. Явно довольный, он повернулся к Лиану, сделал шаг и остановился. Вдруг у него судорогой свело живот, и транкс схватился за него лапой. Затем стал осторожно продвигаться вперед, не сводя с Лиана глаз.

Лиан не шевелился. За последние полтора года он пережил столько опасностей, преодолел столько немыслимых препятствий, что теперь, когда его судьба была окончательно решена, Лиан совершенно успокоился.

Транкс закрыл окна ставнями. Схватив Лиана за шиворот, он поднял его высоко в воздух. Балки уже догорали, и свет от них тускнел. Транкс вытащил серый жезл, которым сражался с Иггуром на вершине утеса, и луч темного света упал на Лиана. Затем, к изумлению последнего, транкс швырнул юношу на матрац.

Транкс явно был сыт. Но почему он не убил Лиана?

Снаружи начали стучать в дверь, в комнату доносились слабые крики, приглушенные толстыми бревнами. По-видимому, люди за дверью пытались определить, не съеден ли еще Лиан. Но у того не было сил ответить.

Транкс сложил крылья и, прислонившись к стене, схватился за живот. По-видимому, он страдал от боли. Существо издало приглушенный стон. И в то же мгновение его голова резко повернулась в сторону Лиана. В бездне боль была слабостью, а слабость — смертью. Но Лиан не шелохнулся. Он сидел, наблюдая за транксом. По привычке подмечал каждую деталь, которую можно было использовать в своем предании, — гримасы, согнутые ноги, стоны, которые становились все громче. Вдруг издав крик, исполненный муки, транкс начал корчиться и тяжело дышать. Только теперь Лиан догадался, что происходит. Транкс собирался рожать. Все это время он просто искал укромное место. В таком случае почему он оставил Лиана в живых? Ответ был очевиден. Потому что после родов ему нужно будет поесть или, что еще хуже, он собирался скормить его детям.

Транкс громогласно застонал, потом стал задыхаться, между ног у него хлынула розовая вода. Лиан заворожено наблюдал это зрелище, одновременно испытывая отвращение. Он никогда не видел роды, даже у животных на ферме. Транкс испустил ужасный вопль. Внезапно у него открылась рана на ноге, из нее потекла кровь. Схватив свой жезл, транкс направил черный свет на пораженный участок. Рана начала светиться, и кровь остановилась. Транкс снова напрягся, застонал, и между ног показалась головка детеныша.

И тут, несмотря на усилия и вопли транкса, от которых дрожали стены башни, что-то пошло не так. На его губах появилась розовая пена, бледно-зеленые капельки пота покрыли лицо в грудь. Детеныш застрял.

Это длилось больше часа. Транкс слабел на глазах. «Интересно, что думают те, кто снаружи», — пришло в голову Лиану. Несомненно, они считают, что транкс растерзал его и теперь пожирает.

Сквозь ставни начал пробиваться свет. Должно быть, скоро встанет солнце. От слабости и бессонной ночи у Лиана закружилась голова. Несмотря на грозившую ему опасность и сознание того, что он в конце концов будет съеден, Лиана растрогали муки этого странного существа.

Юноша поднялся, транкс резко повернул к нему голову, обнажив блестящие коричневые зубы. Лиан замер, потом сделал шаг. Лапа транкса вяло шевельнулась, и жезл нацелился прямо в сердце Лиана. Тот снова уселся на пол.

В дверь вновь стукнули, затем последовала тишина. Потом послышались приглушенные голоса. По-видимому, вернулись Мендарк и Иггур с отрядом, накануне ушедшие в Тольрим.

Транкс издал стон, дернулся, и внезапно детеныш вылетел из утробы и упал на пол. Лицо матери исказила гримаса боли, она истекала кровью. Перерезав пуповину, транкс взяла младенца в лапы.

У малыша была огромная голова с гребнем, как у матери. Передние и задние лапы повисли неподвижно. Мать шлепнула его по грудке, младенец слабо шевельнулся и тоненько захныкал.

Транкс поднес согнутые руки к груди, потом развел их в стороны, одновременно расправив плечи. Непробиваемая кожа разошлась, и у транкса появились две груди розоватого цвета. Младенец сразу же начал извиваться у матери в лапах и принюхиваться к воздуху. Транкс поднес детеныша к груди.

Воцарилась мирная тишина. Младенец шумно сосал материнское молоко, уютно устроившись у транкса в лапах. Лиан не сводил глаз с этой пары. Веки матери были прикрыты, но стоило Лиану пошевелиться, как он ловил на себе угрожающий взгляд.

Малыш начал сосать вторую грудь. Теперь он выглядел гораздо более сильным. Он сучил мускулистыми ножками и лениво шевелил лапкой. Вдруг малыш поднял голову, снова понюхал воздух и посмотрел прямо на Лиана. Мать издала одобрительное шипение.

Лиан представил себе, как транкс будет использовать его в качестве игрушки, давая своему детенышу урок анатомии: аккуратно вспорет ему живот и покажет малышу лакомые кусочки — печень, почки и сердце, которое все еще бьется. Юноша вообразил, какая это должно быть мука — быть съеденным заживо. Сколько времени потребуется, чтобы умереть?

Он практически калека и способен лишь с трудом ползти. Ему не убежать от этого новорожденного, уже теперь столь энергичного и опасного. Таким и надо быть младенцем, чтобы выжить в бездне. Что же касается его матери, в башне не было такого места, где бы Лиан мог от нее спрятаться.

Внезапно транкс вскочил, оторвав от груди младенца. Тот заплакал и принялся царапать мать. Транкс сделал движение плечами, и его груди исчезли под пластинами из непробиваемой кожи. Он быстро прикрепил ребенка к люльке, которую перекинул за плечи. Большие крылья изогнулись над младенцем.

Лиан вжался в стену, но транкс прошел мимо него к двери и проверил баррикаду. Он двигался с трудом — очевидно, от родов у него были разрывы. Лиан снова заметил на ногах транкса кровь.

Когда транкс подошел к двери, что-то ударилось в нее и сломался замок. Однако засов был цел. Транкс прижался к двери плечом. Таран снова ударился о дверь, раскалывая дерево. Транкса опрокинуло на бок, и он с трудом поднялся. Вид у него был совсем больной. Отойдя от двери, он направился к Лиану.

Тот отпрянул, споткнулся о матрац и упал на спину. Перевернувшись на живот, Лиан понял, что не в состоянии встать на ноги. Он попытался отползти, но внезапно в воздухе щелкнул цеп, затем один из ремней обвился вокруг ноги юноши, и шарик с шипами зацепился за шов его штанов. Транкс поднял Лиана, как пойманную на удочку рыбу.

Малыш выглянул из-за плеча матери и несколько раз пискнул. Мать и ребенок обнажили зубы.

В этот миг в дверь снова ударил таран, на этот раз сломав ее. Тех, кто им орудовал, внесло в башню, и они не сразу смогли остановиться. Отпустив Лиана, транкс предстал перед ворвавшимися в башню, как ангел мщения. Бросив таран, люди кинулись врассыпную.

Транкс резко повернулся, схватил Лиана и стал пробиваться вверх по лестнице, пыхтя под своей ношей. Лиан, болтавшийся в лапах транкса вниз головой, увидел, как в дверях появились Мендарк и Иггур.

Один из солдат Иггура метнул в транкса копье. Не то Мендарк, не то Иггур направил в него вспышку красного света, и она опалила кончик его крыла. Лиан чувствовал, что транкс несет его с трудом: должно быть, тяжелые роды ослабили это могучее существо.

Транкс еще сильнее захлопал крыльями, на минуту неподвижно повис в воздухе, затем начал подниматься по винтовой лестнице к разрушенной крыше. В этот миг Лиан увидел Малиену, Иггура и Мендарка, вбегающих вверх по лестнице.

Малиена выпустила из пальцев блестящий пузырек, и он последовал за транксом, раздуваясь по пути. Коснувшись ноги Лиана, пузырек окутал его тело, еще больше увеличившись.

Малиена шепнула какое-то слово, и ледяные иголочки коснулись шара, который сразу же затвердел. Лиан почувствовал, как этот шар застрял в проломанной в крыше дыре.

Транкс, который уже выбрался наружу, недовольно вскрикнул. Его мощные крылья били по воздуху. Он посылал вспышку за вспышкой из своего жезла. Младенец тоже заорал, но пузырь с Лианом оставался невредимым.

Наконец транкс сдался и, выпустив добычу, медленно поднялся в небо. Крылатая тень обозначилась на фоне светлеющего неба и затем исчезла. Блестящий шар плавно опустился вниз и распался на куски, которые тут же обратились в дым. Лиан лежал на полу, и ноги его вновь кровоточили.

— Я не знал, что ты умеешь пользоваться Тайным Искусством, — обратился он к Малиене.

— Когда-то я была мастером, но Тензор излечил меня от этого. — Малиена склонилась над его израненными ногами. — Мне не нравится, как они выглядят. Ты готов к еще одной операции, летописец?

— Нет! — слабым голосом ответил Лиан.

Малиена помогла ему подняться на ноги и, к удивлению Лиана, обняла его.

— Ну и ночка у тебя выдалась, Лиан! — сказала она. Юноша ощутил резкую боль в плече. И только тут вспомнил ночного гостя и понял, кто это был.

— Феламора! — выдохнул он.

— Что? — воскликнула Малиена, отпустив его. Ей тут же пришлось подхватить юношу снова, так как Лиан начал падать.

— До появления транкса ко мне кто-то приходил. — Лиан обнажил плечо, показывая отметины ногтей на бледной коже, на которой красовались кровоподтеки. — Она хотела узнать, где Карана. Думаю, это была Феламора.

Малиена осмотрела царапины и синяки.

— Может быть! Размер руки очень похож на ее. Уж без этой проблемы мы бы вполне могли обойтись.

— Ей нужна машина Рулька! — заявил Мендарк. — Нам нужно опередить Феламору.

 

10

БЛЕДНЫЕ ПРИЗРАКИ

Было чудесное безветренное зимнее утро, когда Таллия и Шанд вышли из Готрима. Пригревало солнце. Однако продвигались они медленно, так как выпало много снега, а горная тропинка за ночь еще больше обледенела.

— Осторожно, тут может быть засада, — предупредил Шанд. На вершине горы они заметили следы пребывания там гаршардов: истоптанный снег и кострище. Но они не увидели ни одного гаршарда. Уже почти стемнело, когда Шанд с Таллией добрались до каменного павильона у Черного Озера. Луна еще не взошла.

Они провели разведку, все было спокойно. К тому времени, как Шанд с Таллией вернулись в свой лагерь, уже совсем стемнело, в небе ярко светила луна. Сейчас к Сантенару была обращена ее светлая сторона. Заканчивался четвертый день хайта, а скоро закончится и неделя в середине зимы. Опасаясь разжечь костер, они пообедали холодным мясом, хлебом и фруктами, отхлебнули из фляжки Шанда, чтобы согреться, и быстро забрались в спальные мешки.

Незадолго до рассвета Таллия проснулась оттого, что Шанд положил ей руку на плечо. Он протягивал ей кусок черного хлеба и кружку ледяной воды.

Было около полудня, когда они добрались до крутого подъема к башне Каркарон. Тут не было никаких следов — поверх них лежало покрывало снега, выпавшего ночью. День был тихий, ярко светило солнце. Прямо перед ними возвышался Каркарон. При дневном свете было видно, что часть башни обрушилась.

Каркарон выглядел как-то странно: казалось, он деформировался под собственной тяжестью.

— Надо быть осторожными, — сказала Таллия. — Башня может вот-вот рухнуть.

— Видимо, в ней никого нет, — заметил Шанд.

На стенах не было стражников — прежде там повсюду несли караул гаршарды. Тем не менее Шанд и Таллия пересекли арену с большой осторожностью. Наконец, бросив взгляд на петляющую между камней тропинку, которая вела к воротам, они собрали все свое мужество и побежали.

— Какое ужасное заброшенное место, — сказала Таллия, когда они взбирались по ступеням. — Неудивительно, что Базунец сошел с ума.

— Он был сумасшедшим уже тогда, когда решил построить тут башню, — заметил Шанд.

Таллия взглянула на бронзовые статуи у входа и обомлела:

— Это транксы! Как это Базунец сумел их так точно изобразить?

— Я бы сказал, что его исследования были успешнее, чем полагали, — тяжело дыша, ответил Шанд.

Они обнаружили, что ворота заперты, но под проломом в стене была груда обломков, по которой легко можно взобраться. Вскарабкавшись на груду, двое разведчиков заглянули в башню на уровне первого этажа. Там ничего не было видно, кроме мусора и снежных сугробов. Тогда они двинулись дальше.

Внутри атмосфера была еще более странной. Лестница казалась иной каждый раз, как Таллия бросала на нее взгляд. Иногда чудилось, что она ведет вниз, а не наверх, а иногда — и вверх, и вниз одновременно, хотя это и представляется невероятным. А пару раз уголком глаза Таллия увидела Стену-мираж, которая, изгибаясь, шла через здание.

Винтовая лестница в основном уцелела, хотя ряд ступенек обрушился. Тут и там на стенах виднелась резьба, прекрасно выполненная, но совершенно непонятная. Должно быть, это сделали гаршарды: резьба была свежая. Таллия и Шанд остановились на лестнице и выглянули в амбразуру. Им открылся вид на крутые склоны скалы, обледеневшие до самого дна пропасти, на краю которой стоял Каркарон.

— Не нравится мне это место, — сказала Таллия. — Я чувствую, как здесь стонут сами камни.

— Ну что же, немудрено — после всего того, чему они стали свидетелями. Но место тут было странное еще до строительства Каркарона, и таким оно останется после исчезновения самой памяти о Базунеце и его творении. Это одно из мощнейших магических мест на Сантенаре, где фокусируются энергетические токи, идущие из сердцевины мира. Отец Караны был заворожен Каркароном.

— Каким он был?

— Галлиад? В некоторых отношениях странный человек. Он был блистателен, но тем не менее пария. Видишь ли, Галлиад был аркимом только наполовину, так что он не ладил ни с сантенарийцами, ни с аркимами. Он всюду был чужаком.

В комнате на самом верху башни они обнаружили полную разруху. Добрая треть восточной стены обрушилась и осыпалась наружу, покореженный остов крыши прогнулся до самого пола. Стены были опалены, и кое-где камень расплавился. В полу была огромная вмятина. Она была гладкая, как стекло, а диковинные изгибы по форме напоминали контуры машины Рулька. Комната была совершенно пустой — лишь на полу валялись остатки еды и разбитая тарелка. Каркарон покинули.

Воздух в комнате неторопливо двигался, и в нем то и дело вспыхивали огненные точки, даже когда солнце скрывалось за облаками. Голоса Таллии и Шанда все время звучали по-разному; иногда им вторило эхо, а порой казалось, что их, наоборот, кто-то пытается приглушить, в такие моменты, Таллии и Шанду даже приходилось кричать, чтобы быть услышанными.

Шанд сидел на полуразрушенной крыше, постукивая каблуками о балку.

— В чем дело, Шанд? У тебя совершенно убитый вид.

— Я слишком стар. Мне не для чего больше жить.

— Как насчет того, чтобы найти Карану?

— Он забрал ее с собой. Тут я абсолютно бессилен.

Таллия оставила его сидеть, а сама, спустившись по лестнице, обыскала весь дом: каждую кладовку, каждый шкаф, двор и все сараи и пристройки. Она заглянула в погреба и даже в бочку с водой, покрывшуюся толстым слоем льда. Таллия ходила вокруг стен, высматривая, не сбросили ли туда что-нибудь или кого-нибудь, но нашла лишь мусор, аккуратно сложенный в помойное ведро: кости, объедки и сломанные вещи.

Снова взобравшись наверх, Таллия увидела, что Шанд сидит все так же неподвижно, глядя на пол.

— Ничего не осталось, — сказала она. — Что бы они ни приносили с собой, они все забрали. И никаких следов Караны.

Шанд вздохнул:

— Давай попытаемся разгадать, что случилось. Мы знаем, что машина сработала безотказно и путь в бездну был найден, поскольку транкс мог явиться только оттуда.

— Почему ты так уверен в этом? Откуда такие вещи известны тебе? — поинтересовалась Таллия. — Даже Мендарк не знал названия этой твари.

— Как-нибудь в другой раз, — отмахнулся Шанд.

— Ты думаешь, Рульк отправился туда?

— Никто по доброй воле не отправляется в бездну. Это место, из которого бегут, через которое в случае крайней необходимости переправляются, чтобы попасть из одного мира в другой. Создания же, которые там обитают, были слишком поглощены тем, чтобы удрать из бездны самим, так что едва ли они утащили Рулька к себе. Нет, он либо отбыл на Аркан, либо все еще находится здесь.

— Здесь? — удивилась Таллия.

— Я имею в виду на Сантенаре — по-видимому, в Шазмаке, со своими гаршардами. Тут их было полно. Полагаю, понадобилось слетать не раз, чтобы переправить их всех в Шазмак.

— И Карану тоже. Интересно, что пошло не так? Должно быть, на него напал транкс. Посмотри сюда. — И она указала на замерзшую алую лужу — это было похоже на кровь. — Должно быть, Рульк ранил его или лорска, который потом напал на Надирила. А эта вмятина в полу — я не могу даже представить себе, откуда она взялась.

— А я могу, — ответил Шанд. — Похоже, машина завалилась набок, и в полу образовалось углубление соответствующей формы. Что-то разладилось.

Шанд выглядел еще более постаревшим и подавленным. Он вынул из-за пазухи фляжку и, сделав большой глоток, предложил Таллии. Она отрицательно покачала головой.

— Мне нужно что-нибудь горячее. Я собираюсь разжечь костер.

Шанд молчал. Таллия спустилась вниз по лестнице, но вернулась удрученная.

— Нет дров! — сказала она.

Шанд, не произнося ни слова, указал на прогнувшуюся крышу. Они собрали щепки и обломки балок и разложили костер на другом конце комнаты, подальше от кровавой лужи и вмятины в полу.

— Посмотри, — обратилась Таллия к Шанду, вернувшись еще раз с дровами. — Разве это не нож Караны?

Таллия вытащила его из-под мусора. Вместе с Шандом они разгребли груду деревянных обломков на случай, если за ними обнаружится тело Караны, но ничего не нашли.

Таллия варила в горшке суп. Шанд сидел, прислонившись к стене и прикрыв глаза, время от времени он отхлебывал из своей чашки. Его губы шевелились, но Таллия не пыталась выяснить, разговаривает ли он сам с собой или шепчет молитву.

— Я так устал от мира, — вдруг произнес он. — Пришло время уходить. Да, уже почти пора.

Таллия знала, как ему помочь. Она принялась еще тщательнее обыскивать Каркарон, чем прежде, но эта попытка была столь же бесплодна, как и первая. Что же делать? До Шазмака можно было добраться всего за несколько дней, если бы им благоприятствовала погода, но этот город мог выдержать одновременный натиск всех армий Иггура. Таллия взглянула на обледеневшие горы.

День близился к концу. Начало холодать. Пора пойти к костру и поесть. Судя по всему, Шанд так и не сдвинулся с места. Огонь потух, но суп еще был горячим. Таллия налила щедрую порцию в металлическую кружку Шанда и помахала ею у него под носом. Он встрепенулся.

Шанд так набросился на суп, словно не ел неделю.

— Ну вот, уже гораздо лучше!

Таллия ела не так жадно, но тоже с удовольствием. Они разделили между собой то, что осталось в горшке, а затем она почистила горшок снегом и набрала в него льда с подоконника, чтобы вскипятить чай.

— Что теперь? — спросила Таллия. — Шазмак?

— Нет! Я очень люблю Карану, но Шазмак и Рульк нам не под силу. Гаршарды заметят наше приближение за несколько лиг. Мы ничего не можем для нее сделать. Пойдем. Не хотелось бы мне провести ночь в таком месте, как Каркарон.

— Но уже темно!

— Действительно! — удивился Шанд. — Наверно, я вздремнул.

Пошел снег. В проломах стен и крыши ветер завывал. Шанд с Таллией перетащили дрова в нижнюю комнату, которая осталась целой, и разожгли огонь в настоящем камине. Однако даже когда пламя разгорелось и начало потрескивать, в комнате не стало тепло.

Таллия пролежала допоздна, не сомкнув глаз. Она мысленно перебирала все события последних дней. Около полуночи ее разбудил тоненький крик, донесшийся откуда-то издалека. Сердце ее тревожно забилось. Уж не Карана ли это?

Выглянув в окно, Таллия увидела, как что-то двигалось в тени скалистого амфитеатра. Оно серебрилось, словно в лучах луны, но в тот момент луна зашла за тучу.

— Шанд! — позвала Таллия.

Старик проснулся и подошел к ней. Чем бы ни было то, что они видели, оно взлетело, как огромная птица, и устремилось вниз.

— Что бы это могло быть? — спросила Таллия. — Уж не транкс ли вернулся?

— Конечно нет, — усмехнулся Шанд. — Давай пойдем и посмотрим.

Он смело вышел наружу. Таллия пыталась подражать его уверенности, но у нее ничего не выходило. Когда они добрались до нижнего края амфитеатра, Шанд сказал:

— Смотри!

Там, где когда-то была сцена, они увидели призрак высокого стройного мужчины в длинном плаще. Он размахивал руками и кричал, и от его движений плащ развевался, иногда поднимая мужчину в воздух, и тогда он парил над амфитеатром.

— Это Базунец?

— Да. Я как-то раз встретил его, давным-давно. Думаю, он призывает своих каменщиков работать усерднее и быстрее. Взгляни на них.

Таллия увидела на арене сотни маленьких бледных призраков мужчин и женщин. Они болтали друг с другом, играли в кости, боролись и даже занимались призрачной любовью в тени. Время от времени крики Базунеца доносились до Таллии — она узнала тот заунывный крик, который и разбудил ее. Однако ни один из призраков не обращал на Базунеца ни малейшего внимания.

Таллия попыталась сосчитать их, но это было невозможно.

— Должно быть, умерли сотни, строя эту башню!

— Сотни, — согласился Шанд. — Наверно, потому-то отец Караны так часто сюда и приходил — он пытался выведать секреты Базунеца.

— Ты думаешь, ему это удалось?

— Нет! — поспешно ответил Шанд, вздрогнув. — Призраки не выдают свои секреты, потому что не могут ничего получить взамен. Пошли!

Они вернулись в комнату, забрались в свои спальные мешки, но Таллии все еще не удавалось заснуть. В проломах завывал ветер, а призраки Базунеца и его каменщиков танцевали на стенах. У Таллии всю ночь по спине бегали мурашки. Эти тени были ей чужими. У нее дома, в Каркароне, фамильные призраки были желанными гостями. Все были рады их видеть, потому что их появление предсказывало удачу.

На рассвете они пустились в путь, а ближе к полудню вернулись к Черному Озеру. На этот раз они разожгли большой костер, в котором весело потрескивали дрова, но ни один из них не был в бодром настроении.

— У меня такое чувство, будто я оставила Карану в беде, — сказала Таллия. Это превратилось у нее в навязчивую идею. Они сидели у костра, пили чай из чарда и грели о чашки руки.

Шанд понимающе кивнул. У него было такое же чувство.

— Я позволил втянуть себя в эту историю, постепенно, понемножу, полагая, что все быстро закончится. И вот я здесь, в самом центре событий. Ну что же, нет смысла в бесполезных сожалениях.

— Ты как будто чувствуешь себя получше?

— Не то чтобы… но я жив, и вполне готов вернуться туда, где смогу быть полезен.

— Туркад — это то место, где мне меньше всего хотелось бы сейчас оказаться.

— Я нарочно избегал спрашивать тебя прежде… — начал Шанд.

— И я ценю это. Но теперь спрашивай, мой друг.

— Ты и Мендарк когда-то были… близки.

— Мы совсем недолго были любовниками, когда я была робкой ученицей, а он — одним из самых могущественных людей на Сантенаре. Это вскоре закончилось. Мендарк слишком привык, чтобы все было, как он хочет. Пожалуй, не такая уж плохая черта для магистра, но она мешала нашим отношениям. Хотя он дал мне самое лучшее образование, не думаю, что он действительно хотел, чтобы я стала мастером. Мои успехи злили его гораздо больше, чем успехи других его доверенных. После Хависсарда он сильно изменился. Стал подлым и расчетливым. Сейчас он так же одержим идеей покончить с Рульком, как когда-то ею был одержим Тензор. И в последнее время Мендарк довольно беззаботно применяет свою силу. Когда-то он не был таким.

Шанд нахмурился, вспомнив давно забытое.

— Он всегда был таким, когда его прижимало. Беды просто высветили его характер, да и твой. И мой тоже! И все же Мендарк совершил для мира великие дела, и давай не будем забывать об этом.

— Когда-то у меня было почти все, чего я желала, — задумчиво произнесла Таллия. — Я была его доверенной и его другом. Но после Хависсарда…

— Возможно, ты удивишься, услышав мои слова, Таллия, поскольку мы с Мендарком постоянно враждуем, но вообще-то в душе он добрый. Сейчас у него на глазах распадается все, ради чего он трудился.

— Мне бы хотелось отправиться домой, в Крандор, хотя это означало бы бегство. А теперь у меня еще одно осложнение.

— Джеви!

— Да. Он чудесный человек, и я нежно люблю Лилису. Джеви нравится мне, как ни один мужчина в жизни, но…

— Что такое, Таллия? Не думал, что увижу тебя в такой растерянности.

— Он смелый, добрый, внимательный. Но по отношению ко мне он проявляет себя как прекрасный друг — и все.

— А этого недостаточно?

— Я хочу быть с ним, Шанд. С той самой минуты, как он полез в пропасть за Лилисой, я это знала. Но я боюсь. А что, если ему это не нужно?

— Я уверен, что нужно.

— Тогда почему он так и не скажет? — пылко воскликнула Таллия.

— Тебе действительно необходимо, чтобы я ответил на этот вопрос?

— Я не очень-то много знаю о мужчинах — лишь то, что узнала от Мендарка.

— Вряд ли это пригодится в данной ситуации! — фыркнул Шанд. — Сказать тебе, в чем заключается проблема?

— Пожалуйста, — прошептала она.

— Ты богата, красива, могущественна и знатна. А у него ничего нет. К тому же не забывай о годах, проведенных им в рабстве. Это оказывает на человека ужасное воздействие. Как же он может заговорить с тобой о своих желаниях и чувствах?

— Мне наплевать на богатство, красоту и могущество…

— Да, но у тебя все это есть. А ему не все равно.

— Что же мне делать? — вскричала она, расхаживая взад и вперед.

— Тебе придется преодолеть различия между вами самой. Но не спеши.

— Я так и поступлю. Полагаю, что задержусь здесь на некоторое время. Мне нужно со многим разобраться.

Шанд в изумлении взглянул на нее.

— Может быть, мне тоже следует остаться.

— Нет! Ты этого не хочешь, а я не хочу, чтобы ты делал что-либо только ради того, чтобы составить мне компанию. Возвращайся к остальным, а я немного порыскаю здесь и на дороге в Шазмак. В конце концов, когда Рульк снова появится, он, вероятно, изберет этот путь, и кто-то должен нести вахту. И коли на то пошло, транкс может объявиться здесь, как и в любом другом месте. Не пытайся меня отговаривать. Мне необходимо побыть в одиночестве.

— Я и не стану тебя отговаривать. Я хорошо понимаю потребность в одиночестве. Только будь осторожна.

 

11

КУСАЧЕЕ ДЕРЕВО

После того как Феламора отбыла в Каркарон, Магрета осталась сидеть на своем месте и еще долго сидела так, размышляя над словами своей госпожи.

«Таллалам, Таллалам, твоя судьба зависит от того, кого три».

Означают ли слова «тот, кого три» троекровницу — Карану? Магрета возобновила свою работу с вратами. Хотя теперь ей было легко изготовить врата, ей никак не удавалось научиться их использовать, поскольку у нее был один недостаток, который не удавалось преодолеть. Магрета не могла мысленно представить себе те места, куда собирались отправиться с помощью своих врат.

Магрета занялась другой работой — подготовкой к приходу феллемов. Ей казалось, что в своей потаенной долине она находится в безопасности, но спустя несколько дней после ее прибытия сюда Магрета пошла на реку, чтобы окунуться и, уже выходя из воды, у самого берега увидела отпечатавшийся на сыром песке след сапога.

Выскочив из воды, она поспешно натянула на мокрое тело одежду и решила немного осмотреться. С обеих сторон реку окаймляли скалы из красного песчаника. На небольшом расстоянии от берега начинался лес, на опушке которого трава покрывала землю мягким ковром. Гигантские деревья в этом лесу не знали ни топора, ни пилы. И хотя Магрета никого не заметила, она хорошо понимала, что за этими деревьями могла бы спрятаться целая армия.

След был очень длинный и узкий. Магрета узнала узор из гвоздей на подошве и каблуке. Гаршарды! Ее охватила паника — отзвук той прошлой жизни, когда она жила в подчинении у других. Магрета быстро совладала с собой. Теперь она сама управляет своей жизнью. Но что же ей делать?

Судя по отпечатку, кто-то был тут всего несколько часов тому назад. Поблизости виднелись и другие следы. Кто-то прошел у самой кромки воды, направляясь вверх по течению. Должно быть, они выследили Феламору в долине. Обнаружил ли шпион их лагерь? В целях безопасности Магрета раз в неделю меняла месторасположение лагеря. Сейчас лагерь был разбит рядом с утесом.

Девушка прошла по собственным следам до леса, заметая их за собой. Она не увидела никаких признаков незваных гостей возле лагеря, но была уверена, если поискать получше, они, несомненно, обнаружатся.

Магрета быстро выдернула колья, сложила палатку и сняла гамак. Вскарабкалась до поросшей мхом и папоротником расщелины в скале и спрятала туда свои пожитки. В эту минуту до нее донесся чей-то незнакомый крик, эхом раскатившийся между утесами. Заметили ли ее гаршарды? Затолкав остаток вещей в походный мешок, Магрета стала ползком отходить от лагеря. Но она успела уйти очень недалеко, когда совсем рядом раздался чей-то свист. Она забралась на дерево и принялась ждать.

Больше незваные гости себя никак не проявляли. Шли часы. Сидеть на дереве было неудобно, жесткая кора царапалась. Магрета счистила немного коры ножом, и в этом месте начал выделяться желтый сок. Ее рука, двинувшись дальше по ветке, наткнулась на лист, и кожу начало покалывать, а затем она начала гореть. Магрета залезла на гигантское кусачее дерево, большие листья которого, раздражая, обжигали кожу, и казалось, что дерево кусается.

Магрета уже собиралась было слезть, когда что-то перелетело с дерева на дерево. Это была птица-колокольчик. Одно крыло у нее волочилось, как будто оно было сломано. Проведя в лесу много месяцев, Магрета была знакома с этой уловкой, целью которой было увести врага от гнезда. Что же спугнуло птицу?

Магрета переменила позу на ветке. Она долго и терпеливо всматривалась в лес и все-таки выяснила, в чем дело. Кто-то еще наблюдал за лесом, укрывшись на скале.

И сколько их еще? Гаршарды часто работали группами по шесть и более человек. Магрета как раз подумывала слезть с дерева, когда заметила еще одного наблюдателя, который находился у реки. Она была загнана в ловушку. План Феламоры останется невыполненным.

Солнце село. Наблюдатели оставались на своих местах. Кроме того, откуда-то появилось еще двое гаршардов, за ними — еще. Они прочесывали всю долину. Они обязательно найдут Магрету. Если же ей удастся сбежать, они будут преследовать ее; а Магрете было известно, как упорно они идут по следу.

Кроме того, она обещала дождаться здесь прихода феллемов. К тому времени гаршарды наверняка уйдут. И самое главное — она не могла позволить, чтобы они нашли ее запасы в пещерах — она сложила там консервированную пищу, — или следы врат.

У реки, возле того места, где Магрета купалась, разожгли костер. Она поела, достав из рюкзака еду, и приготовилась ждать. Была темная ночь. Пламя жутковато мерцало в ночи. Известно ли им, что она здесь? Несомненно, они должны были что-то почувствовать, раз разбили лагерь именно на этом месте. И все же Магрета решила слезть с дерева, но тут прямо под ней прошел стражник с горящими ветками в руках. Женщина остановилась, посмотрела вверх, но не заметила Магрету, прислонилась к стволу.

Проклиная ее, Магрета заняла прежнюю позицию. Наконец женщина-стражник удалилась. Магрета нащупала в рюкзаке печеные на углях орехи и начала счищать с них кожицу ножом. От их запаха у нее потекли слюнки. Внутри каждый орех представлял собой четыре желтых шарика, сросшихся вместе. Она расчленила их и прислонилась к стволу, собираясь насладиться этой вкуснятиной. Ее рука скользнула по ветке, на которой выступил липкий сок. Потеряв равновесие, Магрета уронила нож, и он со стуком упал на камни.

Кто-то у костра издал крик. Магрета вытерла руку о рубашку, проклиная себя за неловкость, и укрылась на другой стороне дерева. Внезапно по всему лесу засветились огоньки — это гаршарды взяли в руки горящие ветки.

Отблеск факелов сфокусировался на дереве, на котором сидела Магрета. Она ощутила жжение в руке и увидела, что пальцы распухли, — они походили на морщинистые губки. Грудь и живот тоже начало покалывать. Это сок проклятого кусачего дерева!

Рука у Магреты то горела, то немела, и девушке потребовалось призвать на помощь все самообладание, чтобы не вскрикнуть. Она почувствовала слабость. Обхватив ногами ветку, Магрета сорвала с себя рубашку и, вывернув, вытерла ею грудь и живот. Вытащив из рюкзака другую рубашку, она сунула руки в рукава. Однако не успела она застегнуться, как руки потеряли всякую чувствительность.

Боль была такая сильная, что Магрета могла лишь цепляться за свою ветку, в то время как огоньки окружили дерево и к ней наверх лезли два гаршарда.

Вскоре они стащили Магрету вниз и унесли к костру возле реки. Их было шестеро, и все они были похожи друг на друга, высокие и очень худые. Правда, у одного из них были бесцветные волосы и бледная кожа, а когда он нагнулся над Магретой, пламя костра отразилось в его розовых глазах.

— В чем дело? — спросила старуха с морщинистыми щеками, приблизившись к пленнице. Как ни странно, но, казалось, ей было не безразлично, что с Магретой.

— Сок кусачего дерева! — с трудом выдавила девушка.

— Передай мою сумку, Реббан, — попросила старуха.

Альбинос выполнил ее просьбу, и она промыла кожу поврежденной руки Магреты жидкостью, похожей на молоко, вытерла ее, а потом смазала зеленой мазью, пахнувшей мятой. Острая боль немного утихла. Женщина проделала все это очень осторожно.

— Мое имя Квиссана, — сказала она.

— Почему ты мне помогла? — спросила Магрета.

— Рульк приказал нам обращаться с тобой со всей учтивостью, — ответила Квиссана.

Примерно через час отек начал спадать, но кожу еще жгло. Магрету накормили, а потом учинили допрос. Особенно гаршардов интересовала Феламора, ее планы и местонахождение. Магрета в основном отвечала на вопросы правдиво, так как не умела лгать. К тому же она так мало знала о замыслах Феламоры, что рассказанное ею гаршардам не могло той навредить. Единственное, что Магрета скрыла, — это то, что Феламора изготовила врата и что она сама, Магрета, тоже овладела этим искусством. Несомненно, им бы хотелось это узнать.

Магрета лежала под куском брезента, натянутым между четырьмя кольями, и прислушивалась к разговору, который велся шепотом у костра. Гаршарды ее боялись и не могли поверить в свою удачу — ведь им так легко удалось поймать Магрету!

А девушка не могла поверить в собственную глупость. Она представила, как будет рассказывать о случившемся Феламоре, и заранее переживала унижение и презрение в глазах госпожи. «Не намного я продвинулась в своей новой жизни, — подумала она, — если при одной мысли о гневе Феламоры так оробела».

Альбинос Реббан сидел неподалеку от импровизированной палатки Магреты, и взгляд его розовых глаз был прикован к ее лицу. По-видимому, у него был редкостный дар чувствительника, и от него не укрылась бы любая попытка к бегству.

Что же ей делать? За какую слабость гаршардов ухватиться? Гаршарды становились чувствительниками, когда объединяли свои сознания в квадрате. В этом состоянии их ум становился могучим, но тела, соответственно, ослаблялись. Даст ли ей это возможность атаковать их?

Итак, прежде всего гаршардов нужно так напугать, чтобы они образовали квадрат ради своей защиты. Они обязательно это сделают! Ведь потерять сейчас Магрету означало бы для них позорное поражение. Во-вторых, нужно нанести удар прежде, чем они будут к нему готовы. Их основной слабостью, насколько было известно Магрете, была повышенная чувствительность к солнечному свету. Он вредил их глазам и обжигал их нежную кожу — ведь это были существа с далекого холодного юга, покрытого вечными льдами.

Магрета ощущала свою беспомощность. Она была связана, к тому же боль в груди и руках не проходила, что мешало ей думать. Каким же образом использовать слабость гаршардов, чтобы одолеть их?

Костер, в который подбросили много дров, ярко пылал. Огонь и свет! А нельзя ли их как-то использовать? Магрета внедрила свою мысль в душу огня, этого алчного и бездушного создания. Пожирать! Пожирать! Вот и все, чего желает огонь: перепрыгивать с ветки на ветку, с полена на полено и жадно пожирать их в синем и желтом огне, пылающем над погребальным костром. И ему всегда мало, он ненасытен. Огню всегда нужно больше — больше дров, больше воздуха.

«С помощью Тайного Искусства, хотя это и трудно, можно попробовать передвинуть воздух». Магрета смотрела на сложенные дрова, сосредоточившись на воздухе. Закружись, ветер! Воздух начал неприметно закручиваться в вихрь. Для Магреты это была тяжелая работа. Сильнее! Быстрее! Воздух уже образовывал потоки, которые ерошили сухую траву вокруг костра.

У Магреты начала болеть голова. Воздух пытался возобновить свое беспорядочное движение, и она с усилием возвращала частицы обратно в поток.

Огонь запылал еще ярче, пламя поднялось еще выше, втягивая в свои легкие воздух. Закручивайся быстрее! Быстрее! Гори сильнее и жарче!

Теперь огонь разгорался сам. Один из гаршардов вскочил на ноги, прикрыв рукой глаза. Гори! Сожги все в пепел! Пламя стало таким ярким, что даже у Магреты заболели глаза.

— Что она делает? — крикнул этот гаршард. Он пошатнулся, пытаясь защитить лицо, из глаз текли слезы.

— Квадрат, быстро! — заорала Квиссана.

— Сожги их до костей! — воскликнула Магрета, поднимаясь и вытягивая свои связанные руки. В ответ последовала вспышка пламени, подобная молнии, и листья дерева, находившегося неподалеку от костра, сморщились.

Гаршарды с воплями прикрывали глаза, становясь в позицию вокруг Магреты. Квиссана что-то раздала им, и они, проглотив это, соединили руки. Магрета ощущала, как растет сила квадрата. Она оставила в покое костер. Он больше не нуждался в ее Тайном Искусстве: огненный вихрь с ревом набрасывался на листья, кору и ветки близстоящих деревьев. Магрета приготовилась, чтобы нанести по гаршардам удар, прежде чем они ее одолеют.

Квадрат был образован. Гаршарды надвигались на нее со всех сторон, протягивая костлявые руки. Сила их была слишком велика для нее. Магрета ощутила приступ дурноты, и ее концентрация ослабела. С яростным криком она послала в их ставшее общим сознание мысленную вспышку, но сила этой вспышки оказалась недостаточной. Гаршарды столпились вокруг Магреты, теперь они полностью контролировали ее и чувствовали, что она пыталась от них скрыть.

— А теперь скажи правду, что ты тут делала, — приказала молодая женщина с фанатичным взглядом и обритой головой. — Что замышляет Феламора?

Магрета сопротивлялась.

— Держи ее, Кьюлисса! — завопила Квиссана — та самая старуха, которая лечила Магрету.

Давление было невыносимым. Квадрат был слишком силен для Магреты. В мозгу у нее появились врата, и Магрета вытолкнула их обратно. Квадрат, чувствуя близкую победу, нажал еще мощнее. Вскрикнув, Магрета свернулась в комочек на земле. При этом в ее сознание просочилась аура врат, а также образ пещеры, где Магрета спрятала свои вещи. Девушка снова отсекла их, но недостаточно быстро. На лицах гаршардов появилось ликующее выражение. Магрета покатилась по земле, пытаясь убежать. У нее безумно болела голова, но сознание своей грубой ошибки мучило еще сильнее.

Вдруг Магрета ощутила под рукой рубашку, выпачканную соком кусачего дерева, и у нее зародился план. Обтерев этой рубашкой руки, она позволила гаршардам себя поймать.

Они собрались все вместе, возбужденно толкуя о вратах и почестях, которые их ожидают, когда они доставят Магрету к Рульку и поведают о ее секрете. Внезапно Магрета начала кричать, и ее запястья задергались. Она не притворялась: вторая доза сока причинила адские мучения. Магрета села на колени, протягивая руки.

При виде кровавых пузырей, вздувшихся у нее на руках, кто-то развязал веревки. Два гаршарда держали ее, чтобы она не убежала. Магрета выпустила еще одну вспышку из своего сознания. Она была так слаба, что никому не причинила вреда, но гаршарды были в шоке, так что ей удалось высвободиться. Она побежала вверх по течению, по направлению к камням своих врат.

Гаршарды перекрикивались, и их грубые голоса звенели, отдаваясь эхом между скалами. Магрете пришлось заставить себя успокоиться, чтобы не отпугнуть их.

Пошатываясь на ходу, Магрета свернула в сторону от реки — к камням врат и к пещере. Пусть они думают, что она пытается сбежать с помощью врат. К пещере вела едва приметная тропинка. Поднимаясь на холм, Магрета выудила из кармана каменное яйцо, состоящее из четырех частей. Это был ключ к вратам. Она согрела его в своих обожженных соком дерева руках.

Гаршарды мчались за ней, двигаясь попарно. Когда они были уже близко, Магрета встала между железными столбами, качнула между камнями яйцо и позвала врата. Внезапно они ожили. «Еще рано!» — подумала Магрета. Ей трудно было мысленно увидеть место назначения, но одно место в этом мире навсегда запечатлелось у нее в мозгу. Она вызвала в памяти подвальное помещение в Фиц-Горго, где Вартила мучила ее после того, как Карана сбежала с Зеркалом.

Эта комната вспыхнула в ее сознании. Магрета выскочила по другую сторону столбов, удостоверившись, что враги следуют за ней. Затем, как раз в то мгновение, когда гаршарды пробегали между камнями, она зафиксировала изображение подвальной комнаты и распахнула врата. Послышался рев, заклубился целый ураган пыли, и гаршарды исчезли — один, два, три, четыре, пять. Но где же шестой? Кьюлисса, молодая женщина с бритой головой, немного отстала. Она стояла, пристально глядя в пространство, заподозрив, что это врата.

Кьюлисса осторожно двинулась вперед, затем остановилась — как раз перед двумя столбами. Она вытягивала длинную шею, не собираясь входить во врата. Если она этого не сделает, все впустую. Сердце Магреты бешено колотилось, когда она, обойдя камень с другой стороны, подкралась к женщине сзади. Врата начинали таять. Магрета толкнула Кьюлиссу в спину. Та покачнулась и, обернувшись, схватила Магрету за волосы.

Магрета яростно боролась. За спиной Кьюлиссы она видела во вратах лица Реббана и Квиссаны. Гаршарды пытались вернуться. Кьюлисса подтащила к себе Магрету, но та, изловчившись, сильно боднула Кьюлиссу головой в челюсть.

Кьюлисса отшатнулась в сторону ворот, и Магрета изо всех сил толкнула противницу в грудь. Женщина упала на Реббана и Квиссану. И в этот миг Магрета захлопнула врата.

Тяжело дыша, она упала на землю между камнями. Все чуть не сорвалось, но она это сделала! Зимой выбираться из Фиц-Горго нужно не меньше двух месяцев. А этого, конечно, вполне достаточно! Однако бредя к реке, чтобы окунуть в холодную воду ноющие руки, она невольно задумалась, для чего нужна Рульку. Сердце Магреты учащенно забилось при мысли о возможной встрече с ним. Но она должна произойти на ее собственных условиях.

 

12

ФЕЛЛЕМЫ

Несколько дней спустя Магрета сидела у реки и чинила корзину, наслаждаясь редким зимним солнцем, которое грело ей спину, и музыкой реки, журчавшей между камней. И вдруг она ощутила чье-то присутствие у себя за спиной. Она медленно обернулась, не чувствуя никакой опасности, и увидела троих людей, стоявших возле ее лагеря. Это были две женщины и один мужчина, которые были не молоды и не стары.

Женщины были меньше Магреты, а мужчина — с нее ростом. Несмотря на различия в телосложении, цвет волос и внешности, видно было, что все они — феллемы. У всех была кожа цвета розового дерева и старческие глаза. Женщин Магрета знала.

Она резко поднялась с земли. Прошли десятилетия с тех пор, как она видела феллемов — за исключением Феламоры, — и она ощущала перед ними такое же благоговение, какое испытывала в детстве. Однако Магрета ни за что не позволила бы им это заметить.

Феллемы, казалось, пришли в замешательство при виде молодой женщины с блестящими каштановыми волосами, развевающимися на ветру, которая уверенно шагала к ним, — ведь они ожидали встретить здесь Феламору. Они знали Магрету, но теперь это был уже не тот робкий, тихий ребенок, каким она была прежде.

У феллемов не было обычая пожимать руки. Однако сейчас первая женщина протянула Магрете руку.

— Приветствую тебя, Магрета. Я Элламия. Ты знаешь мою сестру Халлалу и кузена Гэтрена.

Магрета легонько пожала протянутую руку, потом обняла каждого из прибывших так, как это было принято у феллемов: обхватывала их за плечи и прикасалась щекой к их щекам. Взяв у них рюкзаки, Магрета предложила им перебродивший нектар в деревянных кружках. Они подняли кружки в ее честь и похвалили напиток, соблюдая все правила хорошего тона. И только тогда Халлала, которая была повыше сестры, произнесла слова, которых ожидала Магрета.

— Где Феламора? Мы приказали ей оставаться здесь. — Тонкие губы Халлалы плотно сжались, и она бросила яростный взгляд на остальных феллемов.

— Она направилась в Каркарон шпионить за Рульком, — ответила Магрета.

С тех пор как она последний раз общалась с Феламорой через связующее звено, с тех пор как Феламора рассказала ей о своем визите в Хависсард, куда она попала с помощью врат, а также о страшной книге, найденной ею там, и о том, как эта книга попала к Мендарку, прошло несколько месяцев. Сейчас, отвечая на вопросы, Магрета невольно вздрогнула.

— Зачем? — сдавленным голосом выговорила Халлала, не владевшая собой от ярости. — Почему она ослушалась феллемов?

— Рульк в Каркароне. Она опасалась, что он затевает что-то недоброе. И отчаянно стремилась вернуть книгу…

— Довольно! — прервал ее Гэтрен. Затем более любезным тоном продолжил: — Ты можешь рассказать нам эту историю позже — всю историю по порядку. Но сначала мы должны поесть.

— Прибудет ли еще кто-нибудь из феллемов? — Трое обменялись тревожными взглядами.

— Почти половина наших — несколько сотен. Они сильно отстали. Мы торопились, чтобы подготовить для них место. Мы совершили переход из Мирриладеля — а это чуть не триста лиг, — не останавливаясь передохнуть ни на один день.

Мирриладель был обширным краем, который на юге граничил с Великими Горами, тянувшимися через половину континента Лауралин; на севере его омывали моря Милмилламель и Таллаламель. Мирриладель был краем бесконечных лесов, бесчисленных озер и болот и каменистых холмов, лишенных почвы. Зимой там был жестокий холод, а летом — невыносимая жара, да к тому же множество кусачих насекомых. Феллемы обитали там со времен возникновения Непреодолимой Преграды. Магрета, которая жила там в детстве, не могла вспомнить о Мирриладеле почти ничего приятного. На востоке Мирриладель сливался с Тарраладелем, который был его точной копией, разве что еще мрачнее.

У Халлалы был измотанный вид. Откидывая со лба темные волосы, она провела по лицу крошечной рукой с пухлыми пальчиками, затем взглянула на сестру. Элламия покачала головой.

Магрету удивило отсутствие сходства у сестер. У младшей, Элламии, волосы были бесцветные, почти прозрачные, глаза не карие, а серые. Элламия была более крепкого сложения, чем сестра. Когда она не была ничем озабочена, у нее на лице появлялось проказливое выражение, в то время как у Халлалы был усталый и встревоженный вид. Гэтрен тоже отличался от своих родственниц: у него были блестящие темно-каштановые волосы, удивительные темные брови и ресницы и глубокие золотистые глаза, на лбу — морщины.

Обе сестры подали ему глазами какой-то знак, и Гэтрен ответил на их безмолвный вопрос. Голос у него был мелодичный и очень тихий.

— Мы ничего не знаем! Давайте сначала выслушаем ее рассказ!

Магрета оробела. Феламора часто казалась неуравновешенной, слепо преследуя свою цель, невзирая на последствия. А эти три феллема были не такие. Это были сливки древней мудрой расы, и они не стали бы ничего делать, не взвесив предварительно все варианты. Им была присуща врожденная надменность. Они привыкли командовать и ждали от других только повиновения. Магрета попыталась оттянуть время.

— Может быть, вы хотели бы вымыться или передохнуть, пока я приготовлю для вас еду?

Халлала щелкнула пальцами, что означало «Нет!».

— То, что мы находимся здесь, уже и так отдых. Мы сами приготовим обед.

Вот так Магрета была лишена положения хозяйки в собственном лагере. Она неловко уселась, чувствуя себя гостьей, в то время как феллемы распаковывали свои объемистые рюкзаки. Вскоре она уже ела их вкусную еду, которую не пробовала много лет.

Кухня феллемов в основном была вегетарианской. Не то чтобы они совсем не ели мясо, рыбу и птицу — они использовали в пищу различные сорта мяса, но только крошечными дозами, в качестве приправы. Обычно они ели свежие овощи, красиво поданные и изысканно приправленные, причем часто употребляли их в пищу сырыми или чуть-чуть проваривали. Однако в пути им приходилось есть консервированную пищу.

Приготовленные феллемами блюда приправлялись сотнями, если не тысячами трав и специй, большинство которых были неведомы другим народам. Они сдабривали свою еду сотнями пород дерева: втыкали в овощи палочки, бросали в рагу стружки, перед подачей на стол посыпали пищу на тарелке опилками, пропитав их уксусом или маслом.

За едой они говорили лишь о тривиальных предметах — красоте этого места, выбранного Феламорой, тяжком переходе через горные кряжи, который они совершили в последние дни, о качестве света в этой местности. А когда они пили из маленьких чашечек вино соломенного цвета, которое приправили щепочками розового дерева, то обсуждали цвет, вкус и букет вина. Конечно, это не было их собственное вино — они купили его на прошлой неделе; и тем не менее Магрета не пробовала более отменного напитка с тех пор, как была в Туркаде.

Вино убрали, чашки и тарелки вымыли и перед каждым поставили чашу с йелтом, над которым поднимался пар. Феламора не любила йелт — она вообще не получала удовольствия от еды и питья и могла месяцами питаться одним и тем же. Соответственно и Магрета приспособилась к однообразному меню. Она помнила йелт, но ей казалось, что это был напиток из другого мира, из другой жизни. Она облизала губы. Йелт был и напитком, и десертом: он был густой и сладкий и походил на шоколадный мусс, но с горьковатым привкусом кофе.

Прихлебывая йелт, Магрета бросила взгляд на Гэтрена. Его старческие глаза смотрели на нее — все трое не отрывали от нее глаз. Девушка вздрогнула. Феллемы заметили это, но не отвели глаз.

— А теперь ты поведаешь нам историю Феламоры, — сказал Гэтрен своим мелодичным голосом.

Магрета попала в неловкое положение.

— У меня д-долг перед Феламорой, — запинаясь, произнесла она. — Вся моя жизнь — долг. Это был первый урок, который она мне дала, и частенько вбивала его в меня. Она приказала мне не говорить больше того, что я вам уже рассказала.

— У Феламоры долг перед феллемами, поскольку она боролась за честь возглавить нас и поклялась не забывать о своем долге, тогда как у тебя нет перед ней никакого долга. И не может быть! Ты не принадлежишь к нашему народу. Само твое существование — великий грех!

— Что ты говоришь? — прошептала Магрета.

— Ты не рождена с чувством долга, как представители нашей расы. Ты обязана Феламоре лишь образованием и воспитанием, а этот долг ты уже давно выплатила. К тому же ты не давала клятвы добровольно. Феламора внушила тебе эту мысль о долге и принудила тебя исполнять его, но на самом деле он не является твоим подлинным долгом.

Магрета в замешательстве переводила взгляд с одного на другого.

Элламия состроила гримасу. Ее лицо отражало больше, чем у остальных феллемов.

— Это Феламора не выполняет свой долг перед феллемами, — сказала она, и после Гэтрена ее голос прозвучал резко. — Долг быть одной из феллемов. Она всегда была заносчивой. Она причинила много вреда, и не в последнюю очередь — тебе. Поведай нам ее историю. Всю целиком, ничего не опуская.

— Она сказала, что феллемы подобны улею: она — пчелиная матка, а вы — рабочие пчелы, выполняющие ее волю и не имеющие своей.

Элламия сбросила свою чашу с йелтом со стола.

— Феламора зарвалась, давно пора указать ей ее место. — Взгляд Элламии пронзил Магрету, словно иголками. — Что же, по ее мнению, мы делали сотни лет — с тех пор как выгнали ее за подлость?

— Почему вы ее выгнали? — осторожно осведомилась Магрета. Ее часто интересовал этот вопрос. Она думала, что тут дело в великом преступлении, совершенном ее безвестными родителями. Этот секрет Феламора отказывалась раскрыть. Вопрос о ее собственном происхождении преследовал Магрету всю жизнь, но она так и не смогла узнать, кто она такая и откуда родом.

— Мы вышвырнули ее из нашей общины из-за греха твоей матери и твоего отца. С тех пор мы прекрасно обходились без пчелиной матки. Рассказывай, пожалуйста!

Магрета поведала им всю историю, начав с того, как примерно полтора года тому назад Феламора послала ее украсть Арканское Зеркало у Иггура и как она, Магрета, заставила Карану пойти с ней. Магрета отхлебывала во время рассказа йелт, а когда чаша опустела, перед ней поставили другую. Так прошел день. Поздно вечером она умолкла, поскольку окончательно охрипла, и Гэтрен приготовил ужин. Элламия с Халлалой пошли вдвоем прогуляться у реки. Одна из них указала на небо: на нем появилась Туманность Скорпиона и почти полная темная луна. До хайта оставалось всего несколько дней. Скорпион напомнил Магрете о Рульке. Она затрепетала.

Сестры вернулись, и Магрета продолжила свой рассказ. На рассвете поднялся ветер и пошел снег. Халлала и Элламия встали со своих мест как одна и отправились за большими поленьями для костра.

Светало. Магрета едва могла говорить, глаза у нее покраснели. Рассказ был почти окончен. Она поведала им о вратах Феламоры.

— Безобразие! — воскликнул Гэтрен.

Не утаила от них Магрета и визита в Хависсард. Феллемы расспросили ее о золоте и книге, но Магрета не знала, почему Феламора искала первое, и была не особенно осведомлена о книге.

— Это было золото Аркана, ты говоришь? — спросила Элламия.

— Так мне кажется. Оно было неприятным на ощупь, но Феламора ликовала, когда нашла его.

— Должно быть, это драгоценности, принадлежащие Ялкаре, — предположил Гэтрен. — Она потеряла их, когда отправилась через врата на Аркан. Значит, она не захватила их с собой!

— Могущественный артефакт, — с придыханием произнесла Элламия.

— И опасный! — заметил осторожный Гэтрен. — Слишком опасный для нас. Где золото теперь?

— Не знаю, — ответила Магрета. — Возможно, в одной из пещер, где хранятся наши припасы. Я не видела его с того дня, как мы вернулись.

— Отведи нас туда немедленно! — приказала Халлала. — Его надо разделить на части и разбросать по всему миру, чтобы золото Аркана нельзя было больше никогда использовать.

Вместе с Магретой феллемы поспешили в пещеры. Они обыскали их, используя искусство феллемов, помогающее находить спрятанные предметы. Однако не нашли и следов золота.

— Не нравится мне это, — сказала Элламия. — Боюсь, она наделает с ним бед.

— Завтра мы обыщем всю долину, — заявила Халлала, когда они направились обратно к лагерю. — Оно должно быть найдено.

Гэтрен испек блины, полил их сиропом и подал вместе с другим напитком — на этот раз это был удивительно ароматный кофе.

Магрета завершила свой рассказ.

— Рульк теперь в Каркароне, а Феламора отправилась туда выяснить, зачем он там. Она очень испугана.

— Мы тоже, — произнес Гэтрен. — В этом году все изменится, так или иначе. Ничто не останется прежним.

После своего рассказа-исповеди Магрета совсем обессилела. Она поела, выпила кофе и сидела теперь в ожидании. Феллемы взглядом разрешили ей удалиться, а в глазах Элламии отразилось что-то похожее на жалость. Взяв Магрету за руку, она повела ее к палатке. Элламия даже опустилась на колени, чтобы снять с Магреты сапоги, и укрыла ее одеялами.

Магрета лежала, прислушиваясь к голосам феллемов: тихий, мелодичный у Гэтрена, более грубый — у Элламии, спокойный и властный — у Халлалы. Последняя в давние времена соперничала с Феламорой за право возглавить феллемов, и, возможно, ее и следовало избрать. Магрета уловила в тоне Халлалы затаенную обиду.

Девушка не могла разобрать, что они говорят, — лишь порой до нее доносились обрывки фраз Элламии или слова Халлалы. Что до Гэтрена, то ей не удалось уловить ни слова. Наконец Магрета заснула.

Позднее она очнулась — возможно, ее разбудил громкий спор. Шел густой снег. Широкие поля фетровых шляп феллемов прогнулись под тяжестью снега, на плечах сидевших у костра снег белел, словно эполеты.

— Я опасаюсь того, что она замышляет, — сказала Халлала. — Она сделала врата! Как мы можем следовать за тем, кто совершает такие преступления?

— Мы должны свергнуть ее! — пылко воскликнула Элламия.

— Мне страшно, — признался Гэтрен. — Это погубит нас. Мы порываем с ней и возвращаемся в Мирриладель.

 

13

КРОВАВЫЙ СЛЕД

Каране хотелось визжать, вопить, пинать снег, колотить кулаками по камням — словом, закатить детскую истерику и разрядиться. Она не могла вынести мысль, что ее снова будут преследовать гаршарды.

Но ничего не поделаешь, приходилось смириться с этим. Девушка что есть мочи стала подниматься по крутому склону. Рюкзак бился о спину, сердце готово было вырваться из груди. Слезы ужаса замерзли на ресницах, в боку кололо, на губах выступила пена.

И вдруг Карана увидела кровавый след на льду. Она не останавливалась ни на секунду, но след так четко отпечатался в памяти, что позже она смогла бы его нарисовать. От страха Карана покрылась гусиной кожей.

Это был не человеческий след, более всего он походил на отпечаток лапы какого-то крупного животного. Огромная квадратная ладонь, костлявые пальцы и длинные когти. Карана знала, что это такое: это был след одного из лорсков, который напал на Рулька. На бегу она внимательно смотрела на снег, но не заметила больше никаких признаков лорска.

«Лорск! Волосатое человекообразное существо, опасное и коварное. И достаточно умное, чтобы привести в действие машину Рулька, впервые ее увидев. Даже раненый лорск был в состоянии одолеть десятерых таких, как я. Интересно, который это из двоих, — подумала Карана. — Оба ранены — у одного рассечено бедро, другой угодил задом в лужу расплавленного металла. Закончить свои дни в брюхе у какого-то зверя, который даже не из этого мира, — какая ужасная участь! И нечем защищаться». Она бежала все вперед и вперед.

Оглянувшись, Карана заметила, что гаршарды, при всей своей медлительности, нагоняют ее. Рюкзак тянул Карану назад, но без него она пропадет. У нее болели ноги, ныли ребра и спина. Девушка прибавила скорости, но дорога здесь была более крутой и обледенелой и никуда не вела. Карана взглянула наверх. Скала уходила ввысь, и спрятаться было негде. А ведь скоро гаршарды вымотают ее. Их костлявые фигуры двигались, как машины. Они казались совершенно неутомимыми.

Те гаршарды, которые находились к Каране ближе всех, были от нее уже на расстоянии выстрела из лука. Правда, они не носили с собой лук. Вообще у них не было при себе никакого оружия. Впрочем, оно им и не было нужно. Со своими врагами они сражались при помощи собственного разума. Вот и сейчас они уже проникли в сознание Караны, и в ее голове раздавался шепот, внушающий ужас и отчаяние.

Зловещая фигура, возглавлявшая гаршардов, была хорошо знакома Каране. Казалось, Идлис, а это был именно он, гонится за ней вечно — он стал ее роком. Карана уже чувствовала у себя на горле прикосновение его холодных, словно резиновых пальцев, подобное прикосновению трупа. От отчаяния у нее начали убывать силы.

И вот перед ней предстало ущелье, стены которого были почти вертикальны. Хотя наверху оно сужалось, перепрыгнуть через него было невозможно: до того места, где скала, на которой стояла Карана, соединялась с соседней, было слишком далеко. Кое-где ветром намело снег, который порой образовывал ледяную арку — мост, переброшенный через пропасть, который казался прочным, как сталь.

Но Карана не обманывалась ни минуты. Такие предательские мосты из снега и льда были здесь обычным явлением. Она хорошо это знала, поскольку в детстве гуляла по горам Баннадора вместе с отцом.

Карана поймала себя на мысли, что уж лучше броситься в пропасть или пробежать по одному из этих мостов, нежели быть пойманной. Пробежать по мосту… Ущелье в этом месте было совсем узким — каких-нибудь несколько шагов. «Это почти что возможно», — сказала она себе, глядя на одну из арок из льда и снега, которая была как раз над ней.

«Никогда, никогда, никогда не доверяй снежным мостам», — услышала она голос отца. Он говорил ей это много раз, а уж он-то знал горы. «Их делают горные эльфы, чтобы заманить в ловушку неосторожных путников. Ступи на такой мост — и ты полетишь вниз и разобьешься о скалы, а эльфы целый месяц будут питаться кусочками твоего тела».

Карана давно уже не верила в горных эльфов, но она знала, что Галлиад прав. Она бросила взгляд через плечо. Гаршарды растянулись в линию по всему утесу. Никаких шансов! Рульк полон решимости захватить ее.

Она взглянула наверх, оценивая свои шансы. Тоже полная безнадега! Горный хребет и ущелье тянулись бесконечно. Карана остановилась над еще одним ледяным мостом. Он выглядел прочным, но она знала, что этот мостик хрупок, как первый ледок на пруду, — он не выдержит даже веса ребенка. К тому же он такой скользкий, что на нем не удержаться.

Карана собрала последние силы, но после краткого отдыха ноги совсем не хотели идти. Колени ее подогнулись, и она упала лицом в снег. Когда она с трудом поднялась, то увидела, что Идлис уже близко.

— Я не могу вернуться, — задыхаясь, произнесла Карана.

— О нет! — воскликнул Идлис. — У Господина новый план. — Он улыбнулся, и это было нелепое зрелище.

— Я скорее умру! — крикнула Карана.

— Мы тебе не позволим, — возразил Идлис, широко раскинув руки и двигаясь к ней на негнущихся ногах.

Нет смысла бежать. Резко обернувшись, Карана бросилась прямо на Идлиса. Тот рассмеялся, но, подскочив к нему, Карана метнулась в сторону и, юркнув между ним и следующим гаршардом, помчалась под гору. Другие бросились ей наперерез.

Карана с ужасом сознавала, что ей не прорваться.

— Вам никогда меня не поймать! — завопила она. Краем глаза Карана заметила неподалеку ледяную арку, и в голову ей пришла безумная идея. «Я прокачусь по мосту на другую сторону. Это единственный выход. А если мне не повезет — ну что же, это не страшнее, чем вернуться к Рульку».

Катание с гор без санок было опасным спортом, в котором Карана достигла редких высот еще ребенком. Она занималась им до тех пор, пока один из ее друзей не расколол себе череп и разъяренная мать Караны не запретила ей съезжать с гор подобным образом.

Хорошенько разбежавшись, Карана нырнула вниз, приземлилась на живот и затем, все сильнее разгоняясь, покатилась к ледяному мосту. «Слишком быстро!» — пронеслось у нее в голове, и она попыталась притормозить. Главное — не отклониться при этом в сторону, ибо любое отклонение грозит немедленным падением в пропасть. Карана спускалась на животе по снегу, нанесенному ветром, пытаясь рулить руками. И все же она мчалась не под тем углом.

Сейчас я рухну в пропасть! Эта мысль была как вопль ужаса. И тут прямо перед Караной возник небольшой бугорок. Оттолкнувшись от него рукой, девушка выровняла свое направление и вылетела прямо на мост. Она ударилась подбородком о лед и тут же ощутила, что он треснул под ней. Карана неслась вперед, ее слегка подбрасывало, в то время как мост начал под ней прогибаться. Вдруг снова послышался треск. Еще немного, и она будет в безопасности. Карана изо всех сил оттолкнулась и взлетела вверх, и как раз в тот момент, когда мост рухнул в пропасть, она врезалась в глыбу из снега и камня по ту сторону ущелья. Открыв глаза, она обнаружила, что застряла между черными камнями. Она пошевелила руками и ногами. Кажется, ничего не сломано, хотя все тело невыносимо ныло. На снегу Карана заметила кровь — она ободрала подбородок о лед.

Девушка села. Гаршарды молча стояли по другую сторону ущелья, у обрушившегося моста.

— Я салютую тебе! — проскрипел Идлис. — Но я все равно тебя поймаю.

Гаршарды повернулись, как машины, и начали взбираться вверх по склону. Карана взглянула в том направлении. У них уйдет несколько часов на то, чтобы добраться до места, где соединяются два утеса. Однако это вовсе не означало, что она в полной безопасности. Если они смогут связаться с Каркароном, Рульк доберется до нее прежде, чем она укроется в лесу.

«Тебе никогда не получить меня!» — вздохнула Карана и шатаясь побрела прочь. Она шла без остановок целый час. Затем передохнула всего несколько минут и снова продолжила свой путь. Когда стемнело, Карана добралась до знакомой тропы, ведущей в Шазмак.

И тут ее ждал новый сюрприз: на снегу она увидела следы гаршардов. Их прошло трое или четверо. Она нервно огляделась, но было темно и шел снег, так что ничего не удалось разглядеть. Присев на корточки, Карана принялась изучать следы. Они слегка отличались от их обычных следов. Вероятно, гаршарды направлялись в Шазмак и несли с собой тяжелый груз.

Что бы это могло значить? Рульк исчез? Или его машина так сильно повреждена, что ее пришлось нести, разобрав на части? Или это вообще ничего не значит? На эти вопросы невозможно было ответить.

Карана пробиралась в темноте, в ужасе оттого, что каждую минуту может на них нарваться, и в не меньшем ужасе оттого, что если она остановится передохнуть, то отряд Идлиса обязательно ее догонит. Когда стало светать, она почувствовала, что склон стал не такой крутой. От горного подвесного моста, к которому она сейчас направлялась, ее отделяло всего пол-лиги открытой местности. Когда она минует мост и попадет в лес, ей останется лишь спуститься по горной тропе к Готриму, и она сможет наконец отдохнуть. Карана обнаружила удобный пункт наблюдения, откуда ей был виден мост. Приподняв голову, она прищурилась и взглянула вдаль. Три тощие фигуры приближались к мосту с другой стороны.

Заметили ли они ее? Карана в этом сомневалась: у гаршардов было неважное зрение. Склон ущелья был здесь менее крутой, и она спустилась вниз, к замерзшей реке. Карана перебралась через нее без всяких приключений и, поднявшись в гору по тропинке, петлявшей среди валунов, исчезла за вершиной. Карана старалась идти там, где не было предательского снега, хотя если бы кто-то все же задался целью выследить ее, то смог бы это сделать без труда. Наконец она пустилась бегом и не останавливалась до тех пор, пока не добралась до великолепного убежища — собственного Готримского леса.

В предыдущую ночь одно очень несчастное существо вылезло из своей снежной пещеры на утесе над Каркароном и стояло, принюхиваясь к воздуху. Это был тот лорск, который свалился в лужу расплавленного металла, он испытывал сильнейшие муки. Одна ягодица у него была обожжена очень сильно, и теперь она покрылась огромными черными струпьями, которые кровоточили при каждом движении.

Лорск едва мог шевелиться из-за боли. Его лапы заледенели, от голода подводило живот. Лорск поднял голову, и ветер донес до него запах теплой плоти.

Он вычислил след этого существа и проследил до снежной пещеры, подобной его собственной. Он узнал запах: это была маленькая рыжеволосая женщина, которая находилась в башне, когда лорск вырвался из бездны. Ее хватило бы всего на две трапезы, но это будет вкусное, нежное мясо. Лорск начал догонять Карану, взбираясь вверх по склону горы.

Вскоре он наткнулся на другой след: тут прошло много людей. И двигались все они к обрушенному ледяному мосту. Лорск долго сидел на корточках на краю пропасти, недалеко от этого моста, прикидывая расстояние. Если бы он был здоров, то попытался бы перепрыгнуть через ущелье. Впрочем, в этом нет необходимости, решил он: отсюда не так уж далеко до того места, где соединяются две скалы. Лорск заспешил по следу гаршардов и вскоре перебрался на соседний утес. Здесь, несмотря на недавно выпавший снег, он учуял запах множества путников. Он нашел путь в Шазмак, и неподалеку его ждет свежее мясо.

«Все будет великолепно, когда мы вернемся домой», — думала Карана. Даже в своем нынешнем положении она не могла не строить планы на будущее для себя и Лиана (если он когда-нибудь сможет ее простить), а также для Готрима. Размышляла, как его перестроить и освободить от груза долгов и налогов, висевшего над ним.

Но она боялась. Боялась идти по горной тропе — это был единственный путь вниз, и его, несомненно, охраняли; боялась оставаться здесь; боялась, что, если ей каким-то образом удастся попасть домой, за ней явится Рульк. Однако прятаться в горах не имело смысла, так что после легкого завтрака она со всяческими предосторожностями прошла лесом до вершины утеса. Приближаясь туда, она почувствовала какие-то шизофренические вспышки: «Искать! Искать!» и поняла, что гаршарды где-то совсем рядом.

Карана, используя свои сноровку и хитрость, подобралась поближе к интересующей ее горной тропе, затем залезла на вечнозеленое дерево у опушки леса. Ей не пришлось забираться высоко: вскоре она увидела, что тропинка охраняется по крайней мере четырьмя гаршардами. Путь вниз был перекрыт.

Она сидела на дереве, размышляя, что же делать. Ей хотелось установить контакт с Лианом, чтобы удостовериться, что он в безопасности. Однако она бы не осмелилась сделать это, когда Рульк так близко.

Был только один вариант — спрятаться в лесу и переждать, пока гаршарды не снимут свое оцепление или пока у самой Караны не закончится еда. Девушка снова повернула к лесу. Тут было тихо и красиво после снегопада. Она впитывала запахи леса, дотрагивалась до стволов деревьев, наслаждалась покоем и одиночеством. Но даже здесь она не могла избавиться от сомнений: что она сделала в Каркароне и что подумает о ней после этого Лиан?

У северной опушки Готримского леса находилась старая каменная хижина. Иногда ею пользовались охотники, — правда, зимой они редко останавливались здесь. От Черного Озера, где она находилась сейчас, до хижины было три-четыре лиги. При такой погоде туда можно было дойти за пару дней. Никто никогда не узнает, что она там, если ее следы занесет снегом. Никому и в голову не придет искать ее там.

Когда стемнело, Каране оставался еще целый день пути до хижины. Она продолжала идти, поскольку знала, что скоро на небе появится луна. За последние дни она привыкла передвигаться в горах в темноте. Карана шла по менее опасной, чем другие, старой лесной тропинке, по которой почти никто не ходил — разве что звери. Однако пройдя в темноте около часа, девушка сбилась с пути. Теперь Карана пробиралась через овраги и пригорки. Она совершенно не представляла себе, где находится. Пока девушка барахталась в снегу, край оврага обвалился под ней, и она упала на каменистое дно. Сломанная ветка оцарапала Каране губу, и она ощутила во рту вкус крови.

Она стала пробираться через рощицу молодых деревьев, и вдруг ее понесло по скользкому склону вниз. Под ногами что-то треснуло — пробив лед, она очутилась в воде. В сапоги сразу набралась обжигающе холодная вода. Ухватившись за корни дерева, свисавшие в воду, Карана выбралась на берег. Усевшись на корень, она вылила воду из сапог. Карана рассердилась на себя. Теперь придется разбивать лагерь и разжигать костер, причем чертовски быстро — иначе она обморозится. Другие опасности отошли сейчас на второй план.

Собрав немного сухих веток, она подложила под них несколько небольших коряг, чтобы ветки не соприкасались со снегом.

К тому времени ноги у нее совсем онемели. Карана сняла сапоги и, чтобы просушить их, вывернула голенища наружу. Едва она успела стянуть мокрые носки, как они заледенели, став словно деревянные. У нее были запасные носки, но лишь одна пара сапог. Она насухо вытерла ноги и надела носки — единственное, что она могла сделать.

В рюкзаке у Караны был трут — она всегда носила его на всякий случай. Сначала пламя было совсем слабенькое, но и оно согрело Каране руки и сердце. Правда, ноги, к сожалению, так и остались холодными. Нужно было срочно отыскать побольше дров. При свете это будет легче сделать.

Вскоре костер уже весело пылал, и у Караны было достаточно топлива на всю ночь. А теперь нужно побольше горячего питья. В одних носках Карана дошла до ручья, в который накануне соскользнула, набрала из него воды и, пока та закипала, протянула свои бедные ноги к огню, и они наконец-то начали оживать.

У нее был чард, но чай нечем было подсластить. А несладкий чард был очень невкусным. Карана выудила из рюкзака сушеные фрукты и, разорвав один из них на мелкие кусочки зубами, бросила его в чай. Губы начало покалывать.

Карана поджарила кусок хлеба и, положив луковицу на угли, сделала над костром подставку и поместила на нее большой кусок угря. Затем она залпом выпила чард. Он обжег ей нутро. Покончив с рыбой и хлебом, Карана налила себе еще одну кружку чардового чая и уселась поудобнее, чувствуя себя лучше. Взяв кусочек фрукта гаршардов (как она мысленно его называла), она принялась его медленно жевать. Правда, какое-то странное послевкусие заставило ее выплюнуть его. Один сапог начал дымиться, и Карана быстро перевернула оба. Изнутри сапоги все еще были мокрыми.

Вдруг произошло нечто весьма удивительное. Внезапно Карана ощутила головокружение и дурноту. Деревья повисли вниз кронами. Привстав, она тут же повалилась обратно. В голове было тепло — какое-то щекочущее, жгущее ощущение. И вдруг все исчезло — деревья, костер, весь мир и ее собственная личность.

Что случилось? Где она? Почва уходила у нее из-под ног. Это уже не земля, а пол. Но как же тут мог очутиться пол? И где снег? Затылок начало покалывать, словно у нее за спиной кто-то стоял. Карана попыталась обернуться, но тело не слушалось ее. Покалывание усилилось — сзади определенно кто-то есть — нет, этот кто-то не сзади, он внутри нее!

Карана была не одна. Она — они — шли вместе, и другой человек был в таком же смятении, как и она сама. За спиной у Караны раздались чей-то вопль и завывания — это был очень знакомый звук.

Открыв глаза, она сразу же поняла, где находится. Звук этот был завыванием ветра, с шумом кружившего вокруг стройных башен. На стенах гравюры и резьба — это стены огромного пустого города. Карана шла по длинному коридору в зал заседаний. Она была в Шазмаке. По крайней мере, там было ее сознание.

Она чувствовала, как в ней что-то поднимается — словно кто-то пытался выбраться на поверхность темного пруда. Что-то сжимало ее, стремясь утащить вниз, подмять под себя и вскарабкаться по телу Караны к воздуху, жизни и свободе. Что-то смертельно напуганное и внушающее ужас. Карана с дрожью осознавала, что именно произошло: случилось нечто обратное тому, ночному происшествию в лагере у Нарна. Ее мысленное послание, вся ее душа перепрыгнули через пространство и перенеслись в сознание одного из гаршардов — и ему это понравилось ничуть не больше, чем ей тогда. Она думала о гаршардах как о чем-то непонятном, полузверях-полулюдях, и тем не менее разум, с которым она соединилась сейчас, оказался человеческим, как у нее. Это был жестокий и ужасный и даже благородный в своем роде разум. Его обладатель ничего не понимал и был в панике (или, возможно, понимал слишком хорошо). Несомненно одно — он был напуган не меньше Караны.

Этот разум был очень странный. Казалось, он мыслит обрывками фраз, смешанных с изображениями, — это было похоже на чтение книги, где много слов заменено картинками, которые искажены и почти неузнаваемы.

Затем разум начал понимать, что все происходящее — это несчастный случай. Что Карана понятия не имеет, что именно она сделала. Что она не обучена управлять другими и даже не представляет себе, с чего начать. Тот, другой, разум больше не боялся. Он определил линию своего дальнейшего поведения и с яростной настойчивостью принялся отстаивать собственные права.

Перед Караной появились другие гаршарды, как-то странно на нее смотревшие. Она слышала слова, которые невольно срывались с ее уст: «Флиокс вурнгх хвоэ!» Однако язык был ей незнаком. Карана отчаянно боролась за то, чтобы удержать свою личность.

Внезапно комната завертелась, все поплыло перед глазами, и следующее, что она осознала, — что смотрит на потолок. Гаршарды помогли ей подняться. Теперь они говорили с ней, подбадривая, и тот гаршард, который пытался попасть обратно в ее сознание, начал медленно теснить ее, отрезав путь к бегству. Затем голоса гаршардов затихли, и перед ней появилось лицо Рулька.

Он громко расхохотался.

«Мой маленький друг, наверно, ты очень сильно проголодалась, если тебе пришлось есть хракс. Прошлой ночью я предположил, что это была ты, но тогда ничего не случилось. Видимо, тебе не понравился вкус. Неважно — ты уже начинаешь к нему привыкать. Сколько ты съела на этот раз? Осторожнее, моя дорогая Карана. Слишком большая доза может тебя убить. Думаю, от одного целого фрукта ты скончаешься. Ты ведь такая крошка! Даже от небольшого кусочка у тебя будут дурные сны. Половина хракса — и ты не сможешь обходиться без него. Ты придешь ко мне за следующей дозой, и кончится тем, что тебе не захочется никуда уходить.

Не смотри на меня с таким упреком. Я тут ни при чем. Это работа гаршардов, к тому же никто не заставлял тебя есть этот фрукт. И никто не принудит есть еще. Это будет зависеть от твоего желания. Видишь, я тебя предупреждаю».

Карана была в ужасе. Что же она с собой сделала! Гаршард, в сознание которого она вошла, снова стал приближаться. Она больше не могла ему противиться. Карана чувствовала, как он втискивает ее в тесное пространство ее разума. Она теряет свою личность и вскоре станет существом, полностью управляемым гаршардами.

«Лиан! — закричала она. — Лиан, помоги мне!» Ответа не было, да и не могло быть, потому что она не устанавливала контакт, а всего лишь передавала мысленное послание. Однако даже мысль о Лиане придала ей силы, а быть может, заканчивалось действие небольшого кусочка хракса, который она съела.

Карана начала брыкаться изо всех сил, и гаршард, сознание и тело которого она занимала, отбивался с такой же яростью. Она ощутила ужасную боль, когда он сломал пальцы на ногах о каменную стену. И вдруг Карана поняла, что снова находится в лесу. Она кричала благим матом, пиная костер и разбрасывая дрова и угольки. На большом пальце ноги была рваная рана, из которой на снег лилась кровь.

Трясясь от ужаса, Карана выплеснула чай из котелка и кружки. Затем тщательно промыла их чистой водой. Снова разожгла костер, собрала много веток и разложила поблизости еще один костер. Она сожгла остаток хракса и обыскала свой рюкзак.

Кусочек хракса попал в боковой шов у самого дна. Карана вытащила его и поднесла к губам, лишь в последнюю секунду осознав, что делает. И даже потом ей трудно было удержаться, чтобы не съесть его, и чем дольше она держала хракс в руках, тем сильнее становилось желание. Наконец, призвав на помощь всю свою волю, она швырнула хракс в костер и смотрела, как последний кусочек этого фрукта сморщился и сгорел дотла.

Карана перевязала кровоточащий палец на ноге и заварила свежего чая из чарда — простого, горького, доброго чарда. Она сидела между двумя кострами, смакуя неприятный вкус, пока во рту не осталось и слабого привкуса хракса.

«Я не приду! — сказала она себе. — Ты меня недооцениваешь, Рульк. Я буду бороться до конца».

И вдруг он снова оказался в ее сознании, он был так близко, словно шептал ей что-то на ухо. По-видимому, Рулька все это чрезвычайно забавляло. «Ты умна, малышка Карана, и я уважаю тебя за это. Наслаждайся своим триумфом, пока можешь. Однажды мне уже не надо будет прятаться в Шазмаке, и тогда я снова тебя призову. Ничто меня не остановит».

— Убирайся! — заорала Карана вслух. — Убирайся из моего разума. Ты никогда меня не найдешь.

«Мне и не придется этого делать, — хихикнул он. — Ты вернешься по доброй воле, когда наступит время». Затем Рульк исчез.

Карана упала у костра на колени, благодаря судьбу за то, что большая часть хракса рассыпалась по снегу в Каркароне и потерялась, а также за то, что ей не понравился его вкус. Иначе она была бы сейчас в Шазмаке или на пути туда — пленница и наркоманка. Или умерла бы от него. Однако она все же узнала кое-что ценное. Рульк сбежал со своей машиной в Шазмак. Лиан в данный момент находится в безопасности — быть может, они оба. Теперь она будет лучше спать. Если только Рульк не лжет. Если только он сейчас не охотится за нею.

Начался сильный снегопад, и теперь снега было достаточно, чтобы замести ее следы. Карана забралась в спальный мешок и сидела, прихлебывая чай из чарда. Наконец она погрузилась в сон, и ее мучили кошмары, еще более странные, чем в прошлый раз.

 

14

ПИР В ЛЕСУ

Утром Карана снова отправилась в путь. Еще несколько раз она почувствовала эти странные, оборванные фразы, в которых слова перемежались с картинками, и поняла, что гаршарды продолжают ее искать. Наконец к вечеру она добралась до охотничьей хижины. Снова шел снег, но ветер переменился, тучи начали рассеиваться. Все обещало хорошую погоду, — правда, ей это было не на руку.

Карана бывала в этой хижине ребенком, и тогда маленькой девочке она казалась больше. Теперь Карана увидела, что домик совсем крохотный и нуждается в ремонте. В нем была всего одна комната, и построен он был из камней, собранных поблизости, грубо обработанных и скрепленных обожженной известью. Крыша, нависшая над двумя окошками, была крыта зеленой черепицей, поросшей лишайником.

К востоку лес становился более редким. Карана видела сквозь деревья траву и вереск. Не очень далеко, на западе, вздымались крутые горы.

Карана занесла рюкзак внутрь. На земляном полу там, где протекала крыша, были ямки. В комнате Карана увидела грубую скамью и табуретку, у очага было сложено немного сухих дров. Еды она тут, конечно, не нашла, а ее собственные припасы подошли к концу.

Через минуту после того, как Карана развела в очаге огонь, из него повалил дым — казалось, в трубу ничего не попадает. Наверно, дымоход забит. «Как раз то, что мне нужно», — устало подумала Карана.

Она залезла на крышу и заглянула в трубу. Дымоход был забит старыми птичьими гнездами и листьями. Каране пришлось слезть на землю и заняться поисками длинной палки, чтобы протолкнуть весь мусор из дымохода в очаг. Не успела она найти что-нибудь подходящее, как послышался яростный рев, и из трубы вырвались языки пламени: это загорелся мусор.

Карана ничего не могла поделать. Ей уже приходилось сталкиваться с пожаром в дымоходе, и она знала, что это не опасно, если труба правильно изготовлена. Правда, ей ни к чему были клубы дыма, поскольку они бы ее непременно выдали, если бы кто-нибудь стал искать ее в этих местах.

Она поставила кипятиться воду и, мрачно созерцая огонь, принялась жевать кусок сыра, медленно согреваясь. Утром придется отправиться на поиски пищи. Правда, в такое время года тут мало что можно было найти.

После чая Карана занялась заготовкой хвороста, который складывала на крошечной веранде. Набрала его столько, чтобы хватило на неделю: в горах никогда не знаешь, когда будет непогода. Затем привязав к палке стебли сухого тростника, девушка подмела этим импровизированным веником земляной пол и сняла со стен паутину. Принесла воды из ручейка, протекавшего в овраге поблизости, и наполнила котел, стоящий на огне. К этому времени совсем стемнело. Завтра она починит крышу, если будет хорошая погода.

Карана уселась у очага. Она позаботилась обо всем, и дела, занимавшие ее мысли, закончились. Ей не хотелось ни есть, ни спать. Единственное, о чем она могла думать, — это о том, что она совершила в Каркароне, а также о том, каковы будут последствия.

Карана задремала, и через некоторое время ее разбудил сильный треск. Карана подпрыгнула, не понимая, откуда доносится шум. Треск исходил из трубы, и вдруг прямо на глазах у Караны обвалился целый угол дымохода, в результате чего в стене хижины образовалась большая дыра. Должно быть, из-за пожара в каменной кладке ослабла известь.

В дыре завывал ветер, искры, пепел и дым залетали в комнату. Карана выскочила наружу посмотреть, нельзя ли заткнуть отверстие, однако камни были такие горячие, что до них невозможно было дотронуться. Вернувшись в комнату, она собрала пепел, плававший на поверхности воды в котле, и заварила чай из чарда. Он отдавал сажей. Теперь в хижине было холодно. Свернувшись в спальном мешке в самом защищенном от ветра углу, Карана прикрыла глаза.

Но ей не спалось. Осталась ли Непреодолимая Преграда прежней, после того как Рульк проделал в ней дыру? И что случилось с созданиями, сбежавшими из бездны? И какие еще трагедии последуют в результате ее действий?

Из щели у очага вылезла маленькая мышка с коротким хвостом. Ее острая мордочка вопросительно поворачивалась из стороны в сторону. Сев на задние лапки, она принялась водить носом. Умные глазки смотрели на Карану.

Карана бросила ей кусочек сыра. Мышь нырнула обратно в нору, вильнув белым хвостиком. Несколько раз выглянув из щели, она выскочила, схватила кусочек передними лапками и, сев на задние, аккуратно начала есть сыр. Карана бросила ей еще кусочек и снова погрузилась в свои думы.

То, что ей стало известно об отце, сильно ее озадачило. Обнаружил ли Базунец в Каркароне какой-нибудь великий секрет? Несомненно, Галлиад именно так и считал и лишился жизни, пытаясь это выяснить. Карану не покидало ощущение, что за всем этим что-то кроется — и что каким-то образом все события прошлого и настоящего взаимосвязаны, и ей, троекровнице, отведена в них важная роль.

Карана проснулась на рассвете от голода. День был чудесный; однако, проведя в поисках пищи много часов, она так ничего и не нашла. После ленча, состоявшего из угря и лука, она попыталась починить дымоход. После того как очаг остыл, отвалился еще приличный кусок, и теперь там зияла дыра величиной с дверь.

Дело продвигалось невероятно медленно, и когда из-за наступления сумерек пришлось прервать работу, пальцы у Караны покраснели и покрылись цыпками. Она не сделала и половины.

Следующий день прошел точно так же. Снова поиски съестного не увенчались успехом. Каране кое-как удалось заделать дыру. Теперь можно было поддерживать в очаге огонь, но тепла он не давал — разве что когда Карана сидела перед ним на корточках.

На следующий день вопрос пропитания встал очень остро. Ни на одном дереве, находившемся поблизости, не росли орехи, и она не обнаружила на снегу никаких звериных следов. Карана боялась далеко отходить от хижины: каждый ее след на снегу был указателем для ее врагов.

Ночью ее тревожили дурные сны — несомненно, это все еще действовал хракс. В них появлялся Рульк, всегда добродушный; он звал ее к себе, обратно. И несмотря на то что она пыталась сопротивляться, Карана всегда шла к нему.

Еда у нее практически закончилась. Теперь она сердилась на мышь: та стащила у нее остаток копченого угря. Карана была постоянно голодна. Завтра ей придется уходить, независимо от того, ищет ее кто-нибудь или нет. Кроме Готрима, идти ей некуда. Она тосковала по дому, но в то же время боялась туда вернуться — ведь на ней было бремя вины.

Карана вышла за дровами и яростно набросилась на маленькое высохшее дерево. Рубить было тяжело, так как ее топорик затупился, а поточить его было нечем. Наконец дерево упало па землю, и его ствол раскололся. Оказалось, что внутри дерево сильно изъедено жирными белыми личинками.

«Ты можешь есть древесных личинок, если очень голодна». Карана как будто услышала голос отца, и ей вспомнилось, как они уходили в горы и разбивали там лагерь. Он всегда учил ее таким вещам — где найти воду, или мед, или птичьи гнезда, что можно есть, а чего не следует.

Карана посмотрела на личинок. Каждая была величиной с ее большой палец. У них были пухлые туловища, с пурпурными брюшками, крошечные коричневые ножки и коричневые рты на слепых головах. Карана не могла себе представить, как их можно есть. Но, несомненно, уж лучше съесть личинок, чем умереть от голода.

Набрав личинок в куртку, Карана поспешила к хижине. Там она положила добычу на скамью и принялась рассматривать эти существа.

Некоторые начали извиваться, неохотно пробуждаясь от зимней спячки. Взяв одну, Карана поднесла ее ко рту, потом положила обратно. Она сидела и раскладывала личинок рядами, в кружок, потом выложила из них свое имя, затем имя Лиана.

В животе заныло от голода. Ей необходимо было что-то съесть! Прикрыв глаза, она снова поднесла личинку ко рту, но тут глаза Караны невольно открылись. Бело-пурпурное туловище отвратительно извивалось. Снова закрыв глаза, она засунула личинку в рот. Ее чуть не стошнило. И тут Карана ощутила острую боль: несчастная тварь укусила ее за язык. Она попыталась выплюнуть личинку, но ничего не вышло. Карана случайно раскусила ее.

Личинка лопнула, как виноградина, затопив ее рот чем-то вроде горького желе. Это было омерзительно! Карана выплюнула ее в огонь и прополоскала рот холодным чардом.

Она уже собралась было выбросить личинки за дверь, как вдруг ей пришло в голову, что их можно приготовить.

Она высушила котелок из-под чая, бросила туда личинки и поставила на край очага печься. Вскоре они были готовы. Вытащив одну, Карана увидела, что личинка сморщилась, в три раза уменьшившись в размере, и стала коричневой. От личинки пахло едой.

У Караны потекли слюнки. Она попробовала готовую личинку. Вкус был довольно приятный и напоминал орех. Карана как раз сунула в рот целую пригоршню, как вдруг краешком глаза увидела чью-то высокую фигуру. Человек проходил мимо окошка. Она схватила полусгнившее полено — свое единственное оружие. Как же этот незваный гость подобрался так близко, а талант чувствительницы не предупредил ее?

Дверь распахнулась, издав скрипучий стон. Карана подняла полено над головой.

— Карана, это ты?

— Гм-м! — произнесла она с полным ртом. И быстро проглотила личинок. — Таллия!

Бросив свое оружие, Карана обняла Таллию, как вновь обретенную сестру.

— Как ты меня нашла?

— Что ты здесь делаешь?

— Прячусь! За мной гонятся гаршарды. — Карана передвинула котелок, чтобы Таллия не увидела, что в нем.

— Думаю, они отступились. Я уже пару дней не вижу их следов.

— Ты хочешь сказать, что я могу идти домой?

— Да, только с утра! — бодрым тоном подтвердила Таллия.

— Ну, угощайся чардом и рассказывай… С Лианом все в порядке?

— Да, хотя мы еще не пришли в себя после ужасов Каркарона.

«И это моих рук дело», — подумала Карана, скова помрачнев.

— Что случилось? — спросила она.

— Была такая свалка! — ответила Таллия.

— О! — воскликнула Карана.

— Зачем ты пошла в Каркарон, Карана?

— Лиан, конечно, рассказал тебе?

— Да, но мне бы хотелось услышать твою версию.

У Караны зародилось предчувствие, что у Лиана все не так хорошо, как она надеялась.

— Чтобы заключить ради него сделку с Рульком. Это было единственным способом освободить Лиана. И что самое странное — Лиан вовсе не был нужен Рульку. Все вы заблуждались на этот счет. Рульк охотился за мной.

— Для чего, Карана? Почему ты была так ему нужна?

Каране не хотелось об этом говорить, но Таллия пожирала ее глазами, а сама она знала, что не сможет больше хранить свой секрет.

— Я троекровница! — прошептала девушка, ожидая, что Таллия отпрянет от нее в ужасе и отвращении.

Таллия не смогла сдержать изумления.

— Троекровница! — Она начала расхаживать по комнате, то и дело бросая взгляды на Карану. — Это объясняет… многое. Мендарк и я часто размышляли о тебе. И что же случилось в Каркароне?

— Как только Лиан был освобожден, мне пришлось выполнить свою роль в этой сделке. Я помогла Рульку найти Путь между мирами, но все пошло не так, как надо.

— Значит, это Лиан уговорил тебя пойти в Каркарон?

— Не будь такой глупой! Это была моя идея! Я ушла из дому, никому ничего не сказав, а он меня поймал и отказался отпустить одну. Лиан был великолепен! — Глаза Караны сияли. — Ты бы только его видела! Это был самый смелый его поступок — он встретился лицом к лицу с Рульком! Конечно, в конце концов это ничего не дало. А где теперь Лиан? Он в безопасности?

— Был, когда я оставила его в Готриме, — осторожно ответила Таллия. Она присела на скамью.

Вспомнив о личинках, Карана схватила котелок.

— Чаю? — небрежным тоном спросила она.

— Что ты ешь? — осведомилась Таллия. — Можно мне попробовать?

— Разве у тебя нет еды? — Карана отставила котелок подальше, смущенная тем, что едва не попалась.

— Полно! — сказала Таллия. — Я просто поинтересовалась… — Карана небрежно выбросила личинок в огонь, вымыла котелок и наполнила водой. Они пили чай из деревянных кружек грубой работы — очевидно, их вырезал предыдущий обитатель хижины.

— Как ты меня нашла?

Таллия объяснила, что она делает в этих местах:

— Честно говоря, я наслаждаюсь свободой.

— Ты говоришь, Каркарон покинули?

— Да, когда мы с Шандом туда пришли, там было пусто. Это было на четвертый день после хайта, три дня тому назад. Сегодня утром я наткнулась на маленький след на снегу, примерно в лиге отсюда. Он был совсем свежий. Кто же, кроме тебя, это мог быть?

— Это не я, — возразила Карана. — С тех пор как я добралась до этой хижины по лесу, прошел снег.

— Любопытно, — заметила Таллия, отхлебнув чаю. — Я не знала, где искать, и совершенно случайно наткнулась на эту хижину.

— След небольшой ноги? — воскликнула Таллия. — Значит это не Рульк и не гаршарды. В Готриме никто не пропал? Ребенок или молодая девушка?

— Нет. Во всяком случае, когда я уходила. Все старались держаться вблизи имения, поскольку транкс разгуливал где-то рядом. Я проголодалась. Давай-ка посмотрим, что у нас тут.

В рюкзаке у Таллии было много всякой всячины: целая буханка хлеба, завернутая в вощеную бумагу и довольно свежая; сушеное мясо двух сортов — обычное и со специями: Таллия как северянка любила пряную пищу. Был тут и очень острый сыр, и соленая рыба, а также большой кусок копченой.

— Копченая рыба! — воскликнула Карана. — Я украла копченого угря из Каркарона и теперь не могу его видеть!

— Нечего было воровать у них еду! Однако зря ты так легкомысленно отказываешься от моей! Бамунди — самая лучшая из рыб. Это еда принцесс.

— Копченая бамунди? — сказала Карана. — Ну не знаю…

Таллия притворилась огорченной:

— Ну, как хочешь. Вообще-то у меня есть сильное подозрение, что Шанд стащил ее из запасов Мендарка.

— Бамунди Мендарка! Это же совсем другое дело! Пожалуй, я попробую ее.

Улыбнувшись, Таллия продолжила вынимать еду из рюкзака: коробка печенья с начинкой из орехов с медом. Карана особенно любила сласти. Были тут и сушеные фрукты и овощи.

— Вообще-то у нас есть все необходимое для пира, за исключением лука. Совершенно невозможно есть копченую бамунди, украденную из кладовой Магистра, без лука.

Карана, все больше расстраивавшаяся, несмотря на ее восторг при виде стольких яств, что не может выполнить долг гостеприимной хозяйки, при последних словах Таллии радостно улыбнулась.

— У меня есть две луковицы, — бодро сообщила она. — По одной на брата.

— Превосходно! А теперь посмотри, что я нашла в Каркароне.

И Таллия протянула Каране ее нож. Девушка расчувствовалась и снова бросилась Таллии на шею.

— Это подарок Малиены. Я без него как без рук. У тебя есть еще сюрпризы?

— Ну, я бы не назвала это сюрпризом, но без этого пир будет неполным. — Таллия выудила со дна рюкзака металлическую фляжку, и Карана сразу узнала ее.

— Да, это фляжка Шанда. Он столько выпил, пока мы были в Каркароне, что вряд ли будет на меня в претензии.

Карана смаковала кофе с печеньем, отпивая крошечными глотками волшебный ликер Шанда. Бросала кусочки еды мышке, с которой уже успела подружиться. И все это время чувствовала себя ужасно виноватой и не знала, с чего начать разговор.

Вдруг она протянула через стол руки.

— Таллия, я осознаю, что поступила дурно. Ты имеешь полное право осуждать меня.

Таллия оттолкнула ее руки.

— Не мое дело — судить. Просто расскажи мне, что там было.

— Лиан значит для меня больше, чем кто-либо на свете. Но сейчас я боюсь. Сколько людей умерло из-за транкса? И сколько еще умрет, пока с ним не покончат? Каким образом изменится мир?

Таллия приложила свой палец к губам Караны.

— Что там случилось? — спросила она.

Отпив немного кофе и ликера, Карана начала свой рассказ. Он оказался очень длинным, поскольку, чтобы объяснить Таллии произошедшее в Каркароне, девушке пришлось поведать ей и о своем детстве, и об отце, который был наполовину аркимом, и о Тензоре. Она коснулась также в рассказе и Ночной Страны, и того, что открыл ей Тензор в ту ночь в Сухом Море, а также поведала о своей несчастной безумной матери. Но особенно много было сказано о Лиане и ее любви к нему, которая была сильнее всего на свете. Глаза Караны сияли, когда она вспомнила, как Лиан отличился на состязании с Рульком в Каркароне.

— В конце концов, как я могла не сделать для него всего, что было в моих силах?

Заварив свежий чай, Карана передала Таллии фляжку Шанда. Они сделали по большому глотку ликера.

— Если бы у нас все вышло, — продолжала Карана, — то это был бы один из тех подвигов, которые воспевают в Преданиях. Но мы проиграли.

— И тем не менее он будет воспет, — возразила Таллия.

— Вероятно. Аркимы даже больше восхищаются благородным поражением, чем непобедимыми героями. Возможно, именно поэтому я питаю некоторое почтение к Тензору, несмотря на его многочисленные безумства. В любом случае все кончено. Я отправляюсь домой, где собираюсь запереться и больше не иметь ничего общего с миром. Все, что я хочу, — это возделывать свою землю и свой сад, а также начать восстанавливать то, что пострадало во время войны. А больше всего…

— Ты не можешь, — прервала ее Таллия. — Ты теперь одна из великих. Мир не позволит тебе запереться в четырех стенах.

Карана нервно засмеялась:

— Чепуха! Я всего лишь бедная фермерша, которая не может заплатить налоги. И я…

— Великих делают подвиги! Люди надеются на тебя, и я одна из них. Твой долг — помочь своей стране и своему миру. Да, прости, что ты хотела сказать?

— Это вряд ли имеет значение, — тихо прошептала Карана. — Среди всех бед и неразберихи, когда ничего еще не кончено. Неподходящее время! Что будет с Готримом после моей смерти? Я так хочу ребенка.

— Но троекровницы бесплодны! — невольно вырвалось у Таллии.

Карана сидела неподвижно, как статуя; кровь отхлынула от ее лица, и теперь оно походило на мраморную маску.

— Ты только что отобрала у меня будущее.

Таллия готова была откусить себе язык. Она вскочила на ноги, но Карана остановила ее движением руки. Они долго сидели, не меняя поз, затем Карана издала тяжелый вздох и вытерла слезы.

— Спасибо за то, что сказала, — еле слышно произнесла она. Теперь ей было понятно, почему Рульк так отреагировал на ее слова.

Таллия безмолвствовала. Обе они сидели молча, отхлебывая ликер и глядя на пламя. Снаружи поднялся ветер, он начал стучать дверью. Карана подперла ее поленом, подложила в очаг дров, взяла еще одно медовое печенье и уселась на свое место.

— Как Лиан? — Она сделала над собой усилие, чтобы эмоции не прорывались в ее голосе.

— Учитывая все произошедшее, неплохо. — Последовала еще одна долгая пауза.

— А не было ли… проблем после того, как он… вернулся без меня?

— Это выглядело нехорошо — он вернулся, а ты нет. — Таллия не стала продолжать.

Карана ходила по комнате взад и вперед. Наконец она присела на корточки прямо перед Таллией.

— Ты мне что-то недоговариваешь. С ним хорошо обращались? Ты сказала, его нашел Мендарк?

У Таллии был смущенный и пристыженный вид.

— Когда вырвался транкс и напал на нас, Лиан отстал от нашего отряда и чуть не замерз насмерть, а его ноги сильно пострадали от оков.

— Его бросили — одного, в цепях — в такую ужасную ночь? — прошептала Карана. — О Таллия, неужели всем было безразлично, что с ним будет? — Карана прикрыла лицо руками, переживая все, что пришлось пережить Лиану, с такой остротой, как могут только чувствительники.

— Я не стану оправдываться. Когда появился транкс, воцарился хаос.

— Продолжай!

— Затем нас атаковал лорск. Карана, у меня ушло бы полночи, чтобы рассказать о всем, что случилось до того, как мы наконец добрались до Готрима. Но Лиан уже шел на поправку, когда мы с Шандом отправились в путь.

— И ты оставила его на попечении Иггура и Мендарка? Его врагов?

— Многое переменилось.

— Не очень! — холодно возразила Карана. — Учти, Таллия: тот, кто причинит вред Лиану, — мой враг. Я уйду на рассвете, какой бы ни была погода. Счастливо оставаться!

 

15

РЕАЛЬНОСТЬ И ИЛЛЮЗИЯ

Карана замкнулась, размышляя о страданиях Лиана. Она отвечала на вопросы Таллии лишь междометиями и кивками. Через некоторое время Таллия отступилась, и они шли в напряженном молчании часами.

Погода была прескверная. Солнце ненадолго выглянуло на рассвете, но потом ветер переменил направление, и с запада принесло дождь со снегом.

Всю ночь мело, и теперь в лесу свежевыпавшего снега было по колено, он пушистым одеялом скрыл кочки, поваленные деревья и овраги. И хотя Карана с Таллией шли быстрым шагом, казалось, они совсем не продвинулись. Они очень устали. Но проверить, как далеко им еще до Готрима, не представлялось возможным: куда бы они ни посмотрели, все выглядело одинаковым.

— Мы заблудились, — сказала Карана, выйдя из своей задумчивости.

Теперь они продвигались очень медленно, утопая в мягком снегу, и вдруг Таллия налетела на валун, ободрав себе ногу.

— Ой! — вскрикнула она, закатывая штанину и рассматривая порез. — Какой странный камень! — Таллия счистила снег, и под ним обнаружился каменный шестиугольник.

Стряхнув в него снег, они поняли, что это была колонна, походившая на обелиск с плоским верхом. На каждой стороне виднелись надписи — имена и даты.

Карана начала читать надписи вслух: «Здесь пали Тартим и Тартам, Хьюлия и Далан, Мелусинта и Бирн. Да будет проклято имя Базунеца и его деяния вплоть до седьмой вечности».

— Мелусинта! — повторила Таллия. — Это похоже на твое второе имя — Мелузельда. Она не?..

— Она была одной из семерых внуков Базунеца, — с дрожью в голосе сказала Карана. — Они все — его внуки. Как-то все вместе они пошли сюда в лес на пикник. Старшему было всего семнадцать. Шестеро из семерых здесь погибли — их растерзала горная кошка. Так гласят семейные предания.

— Тогда почему же здесь проклинают Базунеца?

— Понятия не имею. Это было давно. Когда я изучала предания моей семьи, об этой очередной трагедии нашей семьи мало что было известно. По крайней мере, теперь я знаю, где мы находимся. Пошли!

Но когда они снова двинулись вперед, мысли Караны вернулись к детям, устроившим пикник в лесу. Она хотела понять, что же случилось с ними на самом деле. Карана чуть ли не слышала их крики о помощи, ощущала их ужас. Горные кошки здесь почти не водились, и они никогда не нападали столь яростно и без повода. Вспомнив статуи, увиденные в Каркароне, Карана почувствовала, как мороз пробежал у нее по коже. Что выпустил Базунец?

Еще через несколько часов они заметили, что дорога стала идти под уклон. Земля была изъедена оврагами. Пошел сильный снег.

Наконец Карана резко остановилась:

— Это безумие! Я хорошо знаю этот лес, но я понятия не имею, где мы находимся.

Таллия указала на восток:

— Если мы будем спускаться под уклон, то рано или поздно выйдем на опушку.

Однако чем дольше они шли в выбранном направлении, тем гуже становился лес. Теперь им уже приходилось протискиваться между стволами.

Склон стал круче.

— Тут, несомненно, должна быть опушка! — раздраженно воскликнула Карана. — В этом месте весь лес имеет в ширину пол-лиги. Мы могли бы пройти его насквозь за час-другой.

— Посмотри! — указала пальцем Таллия. — Открытое место. Наверно, мы почти пришли.

— Я не помню это место! — Карана, которой не терпелось оказаться дома, пролезла мимо нее.

— Я чувствую себя полной дурой, — сказала Таллия. — Я здесь проходила только вчера.

— Это очень старый лес. Не думаю, чтобы тут срубили хоть бы одно дерево со времен Базунеца. Это всегда казалось мне странным. Мой отец часто об этом говорил. — И Карана прибавила шагу.

Протиснувшись между последними стволами — для чего ей пришлось снять с плеч рюкзак, — она оказалась в небольшой лощине, имевшей форму чаши. Снег был белый и гладкий, и на нем не было ни одного следа. Ручеек, вдоль которого они двигались, в центре лощины впадал в овальное озерцо и, минуя его, бежал дальше. И ручеек, и озерцо замерзли и походили на чашку с ложкой.

— Как странно, — заметила Карана, настолько заинтересовавшись этой картиной, что даже не обратила внимание на то, что по другую сторону лощины стволы стояли еще теснее.

Она обернулась к Таллии, шедшей позади.

— Это странно… — начала она, но Таллии нигде не было видно. Карана оглянулась — следы Таллии выходили из леса. Мурашки забегали по спине Караны.

— Таллия! — позвала она.

Никакого ответа. Бросив рюкзак на снег, Карана прошла по следам Таллии обратно к лесу. Однако деревья сблизились еще теснее, и теперь Карана даже не могла просунуть между стволами голову. И тем не менее там отчетливо были видны следы!

— Таллия!

Карана сделала несколько шагов вправо — туда, где роща казалась пореже, однако здесь так же невозможно было пройти, как и всюду. Карана побежала обратно. И того хуже!

— Таллия! — в отчаянии крикнула она.

Деревья приглушали ее голос. Карана вопила изо всех сил, но выходил лишь испуганный писк. Черные тучи закрыли свет, поляна стала серой и зловещей. Высоко наверху тонкие ветки разрезали небо на тускло-коричневые треугольники.

Карана уселась на свой рюкзак, пытаясь думать. «Такие вещи не случаются сами по себе. За этим кто-то стоит. Но кто?» Она резко обернулась, словно кто-то шепчется у нее за спиной. Однако там никого не было.

«Все это иллюзия, — внезапно пришла ей в голову мысль. — Я знаю, как справиться с иллюзией. В них нужно не верить, и тогда они исчезнут».

Она, уверенно ступая по своим следам, вернулась обратно на то место, где вышла из леса. Карана направилась прямо к двум деревьям, но что-то очень сильно стало давить ей на плечи, грудь и голову, у нее зазвенело в ушах. Частокол из стволов деревьев напоминал решетку в камере. У Караны было полное ощущение, что она заточена в темницу.

«Рульк!» — подумала она в тоске. — После той ночи с храксом он знает, где я». Это он преследует ее. Как же могло быть иначе? Она нужна ему.

Присев у замерзшего озерца, Карана вдруг поняла, что ошиблась. Иллюзия — это не его метод. Рульк действовал бы напрямую. У нее начало покалывать затылок. Карана обернулась, и кровь застыла у нее в жилах. Перед ней предстал еще более опасный враг, хотя за последние полгода она почти забыла о нем. Та, которая желала ей смерти в Катадзе, а еще раньше — в Туркаде. Феламора!

Таллия шла следом за Караной, но, приближаясь к лощине, ощутила острую боль в подъеме ноги, как будто кто-то ее укусил. Это было странно: в такое время года не бывает насекомых. Стащив сапог, она обнаружила на коже ноги маленький красный прыщик. Она потерла его, и зуд стал еще сильнее.

Надев сапог, Таллия продолжила путь, но вскоре столкнулась с той же проблемой, что и Карана: хотя следы виднелись впереди, роща была непроходима. Она больше не видела поляны. Все вокруг помрачнело.

Один раз до Таллии донесся крик, словно кто-то издали позвал ее по имени, однако он прозвучал тихо, как шепот. В другой раз что-то мелькнуло — похоже было на рыжие волосы Караны. Потом еще больше стемнело, и Таллия больше не могла определить, где лощина. Стоило Таллии моргнуть, как она еще больше удалялась от лощины.

Но Таллия не утратила присутствия духа. Поскольку она сама владела Тайным Искусством, то поняла, что это иллюзия. Ее очень умно разлучили с Караной. Вспомнив след маленькой ноги, она была почти уверена, что оставила его Феламора. Иллюзия была формой Тайного Искусства, которой многие занимались, но очень мало кто владел. Судя по безукоризненной работе, эту иллюзию создал великий мастер.

Таллия не могла разрушить иллюзию, но знала, что делать, чтобы уменьшить воздействие чар. Карана где-то рядом. Заметив направление ее следов, Таллия сделала собственные отметки. Феламора могла скрыть лишь то, о существовании чего знала.

Не надеясь разрушить иллюзию Феламоры, Таллия все же предприняла попытку, употребив все приемы, которые узнала во время своего ученичества в далеком Крандоре, а также те, которым научилась у Мендарка. Однако все осталось по-прежнему.

— Феламора! — прошептала Карана, понимая, что беззащитна. Ее нож был на самом дне рюкзака. Девушка мельком взглянула на свой рюкзак.

— Бесполезно! — предупредила Феламора — маленькая женщина с глазами глубокими, как ночное небо.

— Чего ты хочешь? — Голос Караны дрогнул, хотя она старалась не проявлять слабости.

— Поговорить.

— Поговорить! В Катадзе ты хотела, чтобы я умерла.

— Все меняется. Возможно, я отпущу тебя, если ты расскажешь мне то, что я хочу услышать.

— Я понятия не имею, что ты хочешь услышать, — ответила Карана.

— Не играй со мной — ты ничто!

— Но это ничто убежало от Рулька.

— Смелые слова в устах лгуньи, обманщицы и убийцы. — Речь Феламоры напоминала Каране о другом случае, когда против нее выдвинули такие же обвинения.

— Ты обвиняешь меня в том, в чем виновата сама, причем твоя вина в сто раз хуже. Это ты предала Шазмак! Твоим преступлениям нет числа.

— Аркимы — не наша раса, — равнодушно возразила Феламора. — Что бы ты ни сделал представителям другой расы, это не является преступлением. Иначе все мясники и рыбаки на Сантенаре сидели бы в темнице.

— Аркимы — такие же люди, как ты или я! И я кое-что поняла, когда покидала Каркарон, — продолжала Карана.

— Что же? — заинтересовалась Феламора.

— Я поняла, что по отношению к Рульку была допущена несправедливость. Ему присуще чувство чести. — Со стороны Караны эта была всего лишь уловка, но Феламора попалась на ее крючок. — Кароны борются за свое существование.

— И мы тоже боремся за существование нашего мира и нашей расы, — холодно ответила Феламора. — Что ты узнала о каронах?

— Я увидела потрясающую силу Рулька, — ответила Карана. — В мгновение ока он может сокрушить тебя и твои хилые иллюзии. Он пробил дыру в Непреодолимой Преграде. Даже транкс в ужасе бежал, увидев машину Рулька в действии.

Стены из деревьев, окаймлявшие поляну, содрогнулись: кто-то тряс стволы. Феламора снова все восстановила мановением руки, и у Караны закружилась от этого голова.

— Что такое? — воскликнула Феламора. — Кто еще там находится?

— Таллия, — тяжело дыша, ответила Карана: у нее не было сил лгать.

— Она сильна, — признала Феламора. Затем шевельнула пальцами, и деревья вокруг лощины превратились в непроницаемую стену.

Карана сильно испугалась.

— Чего ты от меня хочешь? — выдохнула она.

До сих пор Феламора развлекалась, играла, и только теперь она показала все свое могущество. В Катадзе Феламора хотела, чтобы Карана умерла, и девушка до сих пор не знала почему.

Феламора приблизилась к ней. Карана предпочла бы снова иметь дело с Рульком. По крайней мере его мотивы были понятны, и он умел смеяться. Но этот враг был другой: лицо как бесстрастная маска, холодный, безжалостный взгляд. Имела ли для Феламоры значение любовь? Боль?

— Что на самом деле произошло в Каркароне? — спросила Феламора.

— Рульк использовал машину, — ответила Карана, не в силах противиться, — чтобы открыть Стену Непреодолимой Преграды.

— Это я знаю! Что еще он сделал? Для чего ты была ему нужна? — В тихом голосе звучала угроза, давление становилось все сильнее. Карана рухнула на снег и посмотрела на Феламору. Глаза Караны бегали.

— Он хотел, чтобы я нашла для него Путь между мирами, дорогу в Аркан.

— Вот как! — сказала Феламора, и в голосе ее послышалось ликование. — Значит, он не может найти ее сам, несмотря на свою чудесную машину. Я никогда не верила, что он сможет. Очень интересная новость! И ты нашла Путь?

Карана снова ощутила дурноту, на этот раз ей было еще хуже. Несмотря на то что сделал Рульк, Каране казалось, что Феламора была гораздо хуже Рулька. Нет, она не даст Феламоре оружие против него или кого-либо еще. Сможет ли она замаскировать небольшую ложь? И сыграть ту Карану, какой ее считает Феламора?

— Он попытался меня заставить, — сказала Карана. — Он целыми днями меня обучал. Это было очень трудно! Мой разум не мог удержать то, что Рульк от меня хотел. Да и никто бы не смог! — заныла она. — Я думала, что все поняла, и он так думал, и нам почти удалось. — Карана мечтательно вздохнула. — Какой ум! Какой мужчина! Тебе не понять, что значит работать с ним.

Феламора взглянула на нее с презрением.

— Ты похожа на всех женщин на этой несчастной планете. Наверно, Рульк смеялся, когда ты поддалась его чарам — самым слабым из его чар. Все, что ему нужно сделать, — это улыбнуться и посмотреть им в глаза, и эти идиотки сразу падают в обморок. Ты тоже разделила с ним ложе? — Она наклонилась над Караной. — Мерзкая бледная поганка! Нет, конечно, он бы не пал так низко!

— А потом я увидела эти ужасные создания в бездне, — продолжала Карана, подражая хныканью маленькой девочки. — Они прижимались к Стене, пуская слюни и царапаясь! Мне было так страшно! Как они смотрели на меня! А один прорвался сквозь Стену! Мне пришлось уйти. Рульку не следовало подвергать меня такой опасности. — Она чуть не стала сюсюкать. «Не переигрывай», — сказала она себе. — Это не моя вина. Ему надо было лучше меня защищать. Я просила его, но он ни на что не обращал внимания. И, когда Рульк был на пути к Аркану, я прервала контакт. Откуда мне было знать, что случится?

Презрение Феламоры был безмерным.

— Как же Рульк оставил тебя в живых после того, как ты проявила такое малодушие? — Схватив Карану за ворот куртки, она подняла ее. — Что случилось потом?

— Я едва помню. Рульк изо всех сил пытался помешать Непреодолимой Преграде раскрыться. — Карана изображала глупенького ребенка. — Там были монстры, всякие ужасные существа. Я услышала, как он выкрикнул: «Транкс!» — и огромный крылатый человек-зверь накинулся на него. Они боролись, и Рульк с помощью машины нанес ему удар. Транкс сбежал, но пришли другие. Рульк назвал их «лорски», и пока он сражался с ними, я сбежала.

— Я была права насчет тебя, — сказала Феламора. — Маленькая ноющая предательница! Я чуть ли не сочувствую Рульку, думая о том, что ему пришлось иметь с тобой дело. Однако я многое от тебя узнала. Он сделал попытку и потерпел неудачу. Наверно, его уверенность поколеблена. Он слаб! Прежде он не испугался бы даже транкса! Рульк слабее, чем я смела надеяться, и теперь ему придется искать новую чувствительницу. Итак, что же мне сделать с тобой? Если бы не предостережение о троекровнице, я могла бы тебя отпустить. Такая предательница, как ты, принесла бы больше неприятностей моим врагам, чем мне.

Карана сидела на снегу, вяло вытирая рот о рукав своей куртки. Взгляд у нее был безучастный.

— Пожалуй, лучше подстраховаться, — решила Феламора и согнула пальцы.

Таллия все еще пыталась найти путь, чтобы выбраться из иллюзии. Теперь Таллия знала, какого та типа, и это немного помогало. Иногда ей даже удавалось увидеть Карану и Феламору, когда они двигались. «Интересно, как именно воплощена эта иллюзия», — подумала Таллия. Она определенно казалась твердой на ощупь, но не могла быть твердой. Работа с твердым веществом была совершенно особой отраслью Тайного Искусства, и даже самые могущественные мастера редко ею владели.

Если бы у Таллии был топор, она бы могла попробовать прорубить просеку и выбраться к лощине, но она сомневалась, что ей это удалось бы. Она припоминала все известные ей способы развеять такие чары, но ни один не сработал бы против самого великого иллюзиониста на Сантенаре.

И вдруг Таллию осенило. Ведь иллюзия сделана с учетом того, что было известно Феламоре о Таллии и Каране. Чтобы иллюзия была неуязвимой, нужно было предусмотреть любые попытки разрушить ее и застраховать от них иллюзию. Но если Карану Феламора, может быть, и знала, то о Таллии, у которой был совсем другой разум и обучение, ей ничего не было известно.

Какой высоты иллюзия? Таллия набила карманы куртки шишками. Не очень-то мощные метательные снаряды, но под рукой не было ничего получше. Выбрав одно из самых крепких деревьев и сняв сапоги и носки, Таллия начала взбираться по стволу. Это было нелегко: другие деревья все время мешали ей, цепляясь за одежду. Иногда ствол выбранного ею дерева сталкивался с ветками и стволами других деревьев, и тогда Таллия обдирала руки и ноги об их грубую кору. Она едва не вскрикнула, когда это случилось в первый раз. Пытаясь увернуться, она содрала на голени кожу, и на снег под деревом начала капать кровь.

Во второй раз она уже была готова к нападению, и ей лишь придавило большой палец ноги. Чем выше она поднималась, тем тоньше становились стволы, тем мягче кора, так что больше у Таллии подобных проблем не было.

Когда она оказалась на высоте примерно семь-восемь саженей, то обнаружила, что иллюзия стала слабее, — по-видимому, Феламора считала, что наверху можно обойтись без нее. Таллия увидела сквозь ветки поляну. Она перебралась с одного дерева на другое, подвергаясь смертельной опасности: ведь одно неверное движение — и она упала бы. Наконец она очутилась почти у самой поляны — до нее оставалось всего несколько деревьев. Раздвинув ветки, Таллия посмотрела вниз.

Иллюзия мерцала в воздухе, подобно миражу, но она разглядела Феламору и Карану. Феламора стояла к Таллии спиной, а Карана — лицом. У последней был ошеломленный вид, и она несколько раз упала.

Таллия вытащила из кармана шишку, взвесила ее в руке. Да, неважное оружие. К тому же очень густые ветки мешали хорошенько прицелиться.

Карана снова упала и на этот раз не поднялась. Таллия торопливо перелезала с дерева на дерево, цепляясь за ветки пальцами рук и ног. Добравшись до поляны, она хотела было бросить шишку, но неожиданно дерево закачалось. К ее ужасу, дерево стало под ней прогибаться, и вокруг больше не было деревьев, которые могли бы поддержать ствол со стороны поляны. Вес Таллии придал дереву ускорение. Снег стремительно надвигался на нее. При приземлении она наверняка расшиблась бы. Не дожидаясь этого, Таллия оттолкнулась от ствола, как при прыжке с шестом. Дерево резко выпрямилось, а Таллия описала дугу в воздухе и, когда Феламора обернулась на шум, ударила феллемку коленями в грудь, вложив всю силу в этот удар.

Феламора рухнула лицом в снег как подкошенная. Таллия связала ей руки за спиной.

— Карана, с тобой все в порядке? Быстрее, она в любую секунду может очнуться.

Карана села. У нее был изумленный вид. Голова кружилась, но тошнота прошла. Деревья больше не стояли сплошной стеной — иллюзия исчезла. Теперь Таллия и Карана могли идти в любом направлении.

— Что нам с ней делать?

— Я знаю, что мы должны сделать, — ответила Карана.

Таллия молча подала ей нож.

— Я сказала «должны сделать», но не «сделаем». Я не могу убить беззащитного человека — даже ее.

Они перевернули Феламору на спину. Та была без сознания, но дышала.

— Тогда давай оставим ее здесь, — предложила Таллия. — Заткнем ей рот и завяжем глаза. Это обуздает ее силу.

Так они и поступили, а когда закончили, Феламора начала приходить в себя.

— Пошли! — закричала Таллия.

Они пробежали через поляну, подобрали рюкзак Караны и нырнули в лес. Здесь они остановились и оглянулись. Феламора шевелила руками и ногами — по-видимому, проверяла веревки, которыми была связана.

Карана помогла Таллии поднять с земли рюкзак. Только сейчас Карана заметила, что ноги у Таллии сильно поранены. При каждом ее шаге на снегу оставалась кровь.

— Твои бедные ноги!.. — воскликнула Карана.

— Ужасно болят.

Таллия надела носки и натянула сапоги. Когда она была готова, они пустились бежать. Не успели они уйти далеко, как за спиной раздался крик. Карана похолодела. Феламора беспомощна, и она умирает одна, в мучениях. Карана ощутила смятение, ей стало не по себе. Она остановилась, ей хотелось вернуться.

— Нет! — сказала ей Таллия, сжав запястье Караны железной хваткой.

— Но ей больно. Она ужасно мучается. Я не могу бросить ее умирать в одиночестве.

— Не смеши меня! — Таллия сплюнула и потащила Карану за собой. — Это она тебя зовет. С помощью голоса Феламора создает иллюзии, не менее сильные, чем зрительные. Как только мы окажемся за пределами слышимости, она не сможет причинить тебе вреда.

У Караны был расстроенный вид: она была уверена, что не ответила на отчаянную, искреннюю мольбу о помощи. Но они с Таллией все бежали и бежали, и наконец до них перестали доноситься крики. Но и после этого Карана ощущала своим нутром чувствительницы жалобные призывы. И вдруг все прекратилось. Они были в безопасности.

То и дело увязая, Карана с Таллией шли по заснеженной вересковой пустоши, пока не добрались до утеса, — эту веху ни с чем нельзя было спутать. Они шли по изрезанному оврагами краю весь день, и следующий тоже. Когда они увидели перед собой горную тропинку, уже стемнело. Однако Карана продолжала идти вперед. Беспокоясь за Лиана, она рысью спускалась по опасной тропе.

— Подожди! — крикнула Таллия. — Это безумие! Ты же разобьешься.

— Я нужна Лиану.

— Но не в разбитом виде, дурочка!

Карана остановилась и подождала. Грудь ее тяжело вздымалась. Таллия догнала Карану, и они пошли помедленнее. Добравшись до подножия утеса, Карана снова понеслась опрометью, а Таллия тащилась за ней без единой жалобы, хотя ноги у нее ужасно болели. Около полуночи они были в Готриме.

В поместье светилось лишь одно окно — слабый свет пробивался сквозь ставни в кабинете Караны, где старый Рахис вел записи в бухгалтерском гроссбухе. Двери были заперты, так что Карана постучала дважды, потом еще раз, а затем — трижды — она всегда так стучала в дверь.

Ставень приоткрылся.

— Карана! — прохрипел старик. — Это действительно ты?

— Это я, — ответила она. — Целая и невредимая. — Она вскочила на подоконник и легко спрыгнула на пол. — И Таллия тоже вернулась.

Рахис проковылял к своему креслу и снова плюхнулся в него.

— Это просто сон, — сказал он. — После хайта и новостей из Каркарона…

— Новости были неверными. Как хорошо быть дома! — Она помогла Таллии влезть в окно, после чего та со стонами упала на пол.

— О Таллия, — виновато произнесла Карана, — я совсем забыла о твоих бедных ногах. — Наклонившись, она стала расшнуровывать ей сапоги. — У нас есть горячая вода, Рахис?

— В кухне на огне стоит котел, — ответил Рахис и вышел. Носки Таллии присохли к ее окровавленным ногам, и их пришлось отмачивать. Раны были неглубокие, но болезненные. Карана хихикнула, когда накладывала на раны мазь и перевязывала ноги Таллии.

— Не вижу тут ничего смешного, — мрачно заметила Таллия.

— Я сейчас снова лежала в снегу в лощине. Взглянула вверх и увидела падающее дерево и тебя, в ужасе цепляющуюся за него.

— Галлюцинация, — кисло сказала Таллия, — связанная с иллюзией Феламоры.

— Дерево прогнулось, — усмехнулась Карана, — ты висела на нем с широко раскрытым от ужаса ртом.

— Ничего подобного, — возразила Таллия. Карана снова хихикнула, и Рахис улыбнулся.

— Самое потрясающее зрелище, какое мне приходилось видеть, — продолжала Карана. — Мне показалось, что ты пытаешься отвлечь Феламору, летя головой вперед в снег, предоставив мне спасать нас обеих. Но в последнюю минуту она очутилась прямо под тобой. Как я тобой восхищалась! Если бы ты захлопала крыльями, то наверняка взлетела бы.

— Кто-то же должен выручать тебя из неприятностей, в которые ты постоянно влипаешь, — заметила Таллия. — Так что тебе нечего подтрунивать надо мной.

Карана громко расхохоталась.

— Не могу дождаться, чтобы рассказать Лиану. Где он? — Карана жаждала упасть в его объятия и не могла больше думать ни о чем.

— Лиана забрали в Туркад, — ответил Рахис.

— Забрали? Что ты имеешь в виду?

— За то, что он выдал тебя Рульку.

 

16

НЕОБЫЧНАЯ ФОРМА ЛЕЧЕНИЯ

Поездка в Туркад была мучительной, и не в последнюю очередь оттого, что Лиан знал: он подвел Карану и, вероятно, никогда ее больше не увидит. И все же надежда не покидала его. Каждое утро он просыпался, ожидая, что уж сегодня Таллия и Шанд появятся вместе с Караной или хотя бы с новостью, что она жива. И каждую ночь он засыпал в отчаянии оттого, что этого не произошло.

Лиана везли в повозке, запряженной лошадьми, и любая выбоина на дороге мучительной болью отдавалась в его ногах. Правила лошадьми Лилиса, а Джеви сидел рядом, докучая дочери советами, в которых не было необходимости. Чуть позади верхом ехала сопровождавшая повозку Малиена. Иггур, Мендарк, Надирил и их люди отбыли в Туркад накануне. Другие аркимы остались в Готриме с Ксарой, состояние здоровья которой не позволяло ей путешествовать.

— А какова твоя позиция в этом деле, Малиена?

Этот вопрос давно интересовал Лиана, поскольку вот уже несколько месяцев Малиена не принимала никакого участия в борьбе с Рульком. Она стала почти совсем незаметной, с тех пор как провалилась попытка заточить Рулька в Ночной Стране, предпринятая прошлым летом.

Малиена подъехала к повозке.

— После безумств Тензора и наших бед в башне над пропастью я была в растерянности и не знала, что делать. И потому решила подождать, пока не пойму, что к чему.

— Теперь уже все ясно, — заметил Лиан.

— Но я не могу сражаться с машиной Рулька.

— В таком случае что же ты намерена делать, если намерена вообще?

— Прошлой осенью я послала скита с депешей на восток — я просила всех аркимов собраться на Совет. После того как мы прибудем в Туркад, я отправлюсь за море, на встречу с ними. А как насчет тебя, летописец? Что будешь делать ты? Где твое место?

— Рядом с Караной, конечно!

Малиена, взявшись за подбородок Лиана, повернула его лицо к себе и пристально посмотрела ему в глаза. Наконец она его отпустила со словами:

— Я верю, что ты говоришь правду.

— Разумеется! — вмешалась Лилиса. — Лиан не стал бы лгать, когда речь идет о ней!

— Помолчи, Лилиса, — посоветовал ей Джеви. — Это не наше дело.

— Все, что происходит с моими друзьями, — мое дело! — яростно возразила девочка.

Малиена отъехала от повозки, и они продолжили путь в молчании.

— Осторожно, впереди большой камень! — внезапно закричал Джеви.

Поджав губы, Лилиса спокойно объехала препятствие.

— Мне уже не пять лет, Джеви, — с легким раздражением заметила она.

— Мы уже во владениях Мендарка? — спросил Лиан у Малиены.

— Не думаю, летописец. А почему ты спрашиваешь?

— Ни в одном другом государстве не тратится так много денег на правителя и так мало — на дороги. — И Лиан издал душераздирающий стон.

— Пожалуйста, сделай остановку, — попросила Малиена Лилису.

Девочка свернула повозку с дороги и остановила ее под деревом, с которого уже опала вся листва. Лиан повалился на бок.

— В чем дело? — спросила Малиена.

— При каждом толчке мне словно стеклом режет ноги. — Закатав штанины, Малиена начала разбинтовывать ноги Лиана. Левая нога уже выглядела лучше, тогда как правая ужасно распухла и покраснела.

— Что ты об этом думаешь, Джеви? Полагаю, в свое время ты повидал немало ран.

— Сотни! Мне не нравится его нога: в рану попала инфекция. Лилиса, пожалуйста, разожги костер и вскипяти воду. И будь осторожна…

Глаза Лилисы сверкнули, но она послушно начала собирать хворост. Они промыли рану и смазали ее медом, смешанным с толченым чесноком и остатками красного вина из фляжки.

— У нас кончилось вино, — сказала Малиена. — Надо бы купить в следующем городе. Как ты думаешь, ты сможешь помочь нам его выпить, летописец? Чтобы мы могли вылить остатки на твои раны! — Она засмеялась: пристрастие Лиана к крепким и не очень напиткам любого сорта было хорошо известно.

— Это моя единственная радость в жизни! — огрызнулся Лиан.

Вскоре повозка снова тронулась, и мучения Лиана возобновились. Так прошел этот день и следующий; каждые несколько часов они останавливались, чтобы промыть и обработать раны юноши. Остановки становились все чаще, Малиена с Джеви все дольше совещались, качая головами. Лиан пытался читать свои записи, но внутренний жар мешал ему сосредоточиться.

На третий день во время ленча Малиена и Лилиса снова разбинтовали больную ногу, и Лилиса издала сдавленный крик. Малиена замерла, пристально глядя на ногу Лиана.

— Что там такое? — спросил Лиан, пытаясь сесть. Затем ветерок донес до него отвратительный запах, и он понял. Это был запах гниющего мяса. У него гангрена, и Малиене придется ампутировать ему ногу. Правда, не исключено, что и в этом случае он умрет.

Малиена и Джеви снова устроили тайное совещание. Лилисе явно было не по себе, но она подошла и взяла Лиана за руку.

— Я уверена, что ты скоро поправишься, Лиан. — Девочка знала, что это далеко не так, знал это и Лиан, но оба они продолжали притворяться.

— Полагаю, ты права, Лилиса. Ты не поверишь, как часто Малиена меня чинила.

Вскоре к ним подошла Малиена. Обычно подшучивавшая над ранами Лиана, в этот раз она была чрезвычайно серьезна.

— Плохо дело, Лиан, и я не знаю, что предпринять. Гангрену нельзя вылечить с помощью лекарств. Но пока что не сдавайся. Иногда все проходит само, так что мы проедем еще несколько часов и посмотрим…

— А если не станет лучше? — в отчаянии спросил Лиан.

— Дольше мы не сможем оставить ногу в таком виде.

— Ты собираешься ее отрезать?

— Не всю, — слабым голосом ответила Малиена.

К следующей остановке пораженный участок заметно расширился. Малиена покачала головой:

— Бесполезно, Лиан. Мне придется ампутировать ногу!

— Как… как ты собираешься это сделать? — в ужасе пролепетал он.

— Тебе действительно хочется это знать?

— Да!

— Я разрежу мясо на ноге до кости вот здесь, под коленом, и зашью кровеносные сосуды. Потом отпилю кость.

Лиан смотрел на свою ногу. Через несколько минут он простится о ней навсегда, и ее бросят в костер, как мусор. Он не мог с этим смириться.

Малиена беседовала с Джеви. Кивнув, он с трудом забрался на ее лошадь (рука у него была на перевязи) и ускакал.

— Он поехал искать пилу, — пояснила Малиена. Они прождали Джеви целую вечность.

— Можно жить даже с одной ногой, — сказала Малиена Лиану.

— А сколько их у тебя? — с горечью спросил он.

На дороге показался Джеви. К спине его была привязана двуручная пила. Малиена помогла ему спешиться.

— Это все, что мне удалось найти, — сказал Джеви. Редкие зубы пилы больше подходили для того, чтобы валить деревья, а не пилить кости.

— Придется использовать ее, — нахмурилась Малиена.

Они снова устроили с Джеви совещание, украдкой поглядывая на Лиана. Юноша предположил, что они решают, кто будет его держать, а кто — пилить. Наконец они подошли к повозке.

— У Джеви появилась одна идея, — сказала Малиена. — Возможно, тебе захочется ее рассмотреть, хотя… Я не уверена, предпочла бы я такое решение сама… — Она легонько вздрогнула.

Джеви молчал, время от времени бросая взгляды на Лиана и снова отводя глаза.

— О чем вы? — спросил Лиан.

— Это… Тебе может показаться отвратительным… — смущенно начал Джеви, — но я видел, как это сработало, когда мы потерпели кораблекрушения возле острова Бэнти. Это… личинки мясной мухи!

— И что же они?

— Они едят мертвую плоть — объедают пораженные участки настолько чисто, что нам с Малиеной едва ли удалось бы так же отрезать.

Идея была положительно тошнотворной, однако потерять ногу было бы еще хуже.

— Они действительно едят гнилое мясо?

— Обожают! — И Джеви причмокнул.

— И я смогу спасти ногу?

— Шанс есть.

— Я бы попробовал что угодно, лишь бы сохранить ногу, — сказал Лиан. — Может быть, ты найдешь этих личинок?

— Вообще-то я уже нашел, — ответил Джеви, развязывая кожаный мешок, притороченный к седлу. — Там, на дороге, лежала мертвая собака… Мертвая собака! — Лиана чуть не вырвало.

— Приступай!

Лиан не стал смотреть, как Джеви кладет на рану горстку белых извивающихся личинок и обвязывает ногу влажной тряпкой.

— Что теперь? — спросил Лиан.

Малиена, которой явно стало плохо от этого зрелища, достала из повозки огромную флягу с красным вином.

— А теперь подождем! Где твоя кружка, Лиан?

— Я выпью прямо из фляжки, — ответил он и хорошенько приложился к ней.

— Что ты чувствуешь, Лиан? — спросила Лилиса.

— Чуть щекотно!

Лилиса ушла помочь Малиене разбить лагерь. Джеви сел в повозку напротив Лиана, явно полагая, что тому нужно общество. Правда, Джеви не произносил ни слова.

— Как твоя рука? — поинтересовался Лиан, пытаясь завязать беседу.

— Не так уж плохо, — ответил Джеви. Никто никогда не слышал от него ни единой жалобы, да и вообще Джеви молчал всю дорогу — разве что обращался к Лилисе.

Последовало долгое молчание. Лиан пил вино, от души желая, чтобы Джеви либо что-нибудь сказал, либо удалился.

— Интересно, как там Таллия и Шанд в Каркароне? — заметил Лиан, лишь бы что-нибудь сказать.

В глазах Джеви отразился ужас, но он быстро овладел собой. Как интересно, подумал Лиан. Он в нее влюблен. Как это я раньше не заметил?

— Надеюсь, Таллия в безопасности, — продолжал Лиан. — Она чудесная женщина.

Джеви пробурчал что-то нечленораздельное. Вино начало делать свое дело. Лиан, ощутив бесшабашное веселье, решил разговорить Джеви во что бы то ни стало.

— Ты знаешь, — небрежным тоном произнес он, — мне кажется, Таллия в тебя влюблена.

— Не говори глупости! Как она может любить меня? Она такая… — почти зло выкрикивал он. — Занимайся собственными делами, Лиан! — И, спрыгнув с повозки, Джеви заковылял прочь.

— Лиан, проснись!

Лилиса трясла его за плечо. Солнце стояло высоко в небе.

— Что случилось?

— Пора завтракать.

Юноша ел, не замечая, что ему подали. Затем Джеви начал снимать с его ноги бинты. Руки у Джеви были очень осторожные. Лиан задержал дыхание, боясь снова ощутить омерзительный запах гниющего мяса. Джеви и Малиена склонились над раной.

— Ну, что там? — с робкой надеждой осведомился Лиан. Малиена покачала головой:

— Я бы никогда не поверила!

— Что?

— Гангрена исчезла.

Джеви поднял одну личинку, усмехаясь во весь рот.

— Вот прожорливые толстые мерзавцы, а?

Лиан что-то тихо пробормотал.

— Что… что такое? — всполошилась Малиена. — С тобой все в порядке, Лиан?

Лиан громко расхохотался. У него было тяжелое похмелье, но как же мало это значило для него в такой чудесный день!

— Я подумал, что надо бы сложить — разложить, ха-ха! — «Оду личинкам мясной мухи» по пути в Туркад. Поехали!

 

17

ПИСЕЦ-УЧЕНИК

В ту ночь, когда Лиан вернулся в Туркад, в доме Надирила состоялось заседание. Оно проходило в великолепной старой вилле, находившейся неподалеку от крепости. Путешествие вымотало старого Надарила, к тому же он еще был нездоров. Тень транкса нависла над всеми.

На этом заседании присутствовали Мендарк, Иггур, Малиена и Лилиса. Иггур был чисто выбрит и, вопреки обыкновению, одет не в черное, а в новый синий наряд. Казалось, он страстно желает как можно скорее начать новую жизнь. В руках он держал кружку с ларсом, слабым алкогольным напитком желтого цвета, изготовленным из сладкого сока сардовых деревьев. Над кружкой вился пар. Иггур явно расслабился, и Мендарк никогда еще не видел его таким уверенным в себе. После победы над транксом он снова стал тем благородным Иггуром, каким был до войны. Изменение, происшедшее с ним, было поразительным, впрочем, Мендарк сомневался, что оно может задержаться надолго.

Мендарк стоял у камина, смакуя геллению в маленькой рюмочке. Это был очень сладкий, ароматный ликер, который Шанд изготовлял из спелых плодов геллона. Наклонившись, он поставил рюмку поближе к огню, чтобы напиток подогрелся. Аромат, напоминавший персик и манго, наполнил комнату.

У Малиены тоже была маленькая стеклянная рюмка, но аркимка не пила. Она сидела, откинувшись на спинку кресла, и любовалась напитком, золотистый цвет которого при свете пламени становился то красным, то оранжевым, то пурпурным.

— Как мало отделяет нас от бездны, — заметил Надирил, ворочаясь в кровати. Подушки упали на пол, Лилиса поспешно подобрала их и положила старику за спину.

— Спасибо, дитя мое, — сказал он. Надирил поднял свою тонкую руку, и она упала на покрывало. — Как легко нас можно захватить и опустошить нашу страну!

— Я хочу поговорить о Лиане, — сказала Малиена.

— Наконец-то Малиена выходит из своей раковины, — ворчливо произнес Мендарк.

— Я чувствую себя виноватой, — продолжала Малиена. — Возможно, Лиан — великий летописец, но в реальном мире он беспомощен. Я бросила его в Каркароне.

— Ба! — воскликнул Мендарк. — Он был не таким уж беспомощным, когда повел Карану к Рульку и та предала нас.

— Я знаю Лиана, Мендарк. Я заглянула ему в душу, и я заявляю, что он невиновен.

— Если бы ты видела его в Готриме, то думала бы иначе, — отрезал Мендарк. Он чувствовал, что все присутствующие в комнате настроены против него.

— Я тоже больше не убежден в виновности Лиана, — сказал Иггур. — Ты так долго искажал правду, что уже не знаешь, что это такое.

— А ты — несчастный неудачник, Иггур!

— Транкс придерживается иного мнения, — вмешался Надирил. — Да, Мендарк, мы теперь иначе смотрим на Лиана.

— Сначала я должен выслушать Карану, — стоял на своем Мендарк. — Зачем ей понадобилось сдаваться Рульку?

— Потому что так уж она устроена! Зная Карану… в общем, ею не так легко управлять. — Малиена отпила из своей рюмки.

— Значит, решено, — заключил Надирил. — Суд закончен, и Лиана нужно освободить.

— Очень хорошо, — согласился Мендарк. — Делайте как хотите, но его нужно держать под домашним арестом до возвращения Караны.

— Я поставлю оставшихся у меня вельмов караулить его, — предложил Иггур. — Вартила будет у них главной. Не сомневайся, Малиена, ему не причинят никакого вреда.

Мендарк улыбнулся деланной улыбкой. Власть опять выскальзывала у него из рук. Он чувствовал себя неуверенно, с тех пор как возродился Иггур. После Хависсарда все пошло не так, и Мендарк не знал, как исправить дело.

— Давайте перейдем к главному вопросу, — предложил Иггур. — Рульк!

— От его машины у меня кровь в жилах стынет! — признался Мендарк. — Рульк нас уничтожит. У нас нет против него оружия.

— Так давайте изобретем его! — воскликнул Иггур. — Ему нанесли удар в Каркароне. Возможно, он не так уж и велик.

— А как насчет плана Шанда, — напомнила Малиена, — заново изготовить Золотую флейту?

— Если бы у нас была флейта, — сказал Мендарк, — мы бы могли застать Рулька врасплох. Рискнуть всем, чтобы получить все — машину!

— Флейта не равноценна машине, — возразил Иггур. — Все, что она может, — это открывать врата из одного места в другое. Машина же — это и оружие, и защита. К тому же, чтобы сделать флейту, нам нужно красное золото Аркана, а у нас его недостаточно.

— Зато его много у Феламоры! — заметил Мендарк с горечью.

— Можешь и дальше забавляться со своими фантазиями, Мендарк, — презрительно бросил Иггур, направляясь к дверям. Он больше не хромал. — В реальном мире мне нужно управлять империей и подавлять восстания. Я не говорю уж о транксе. Его видели не так уж далеко — в Фейдонском лесу. Я отправляюсь на поиски транкса завтра утром.

Мендарк вернулся в свою комнату. Он знал, что прав. Флейту нужно обязательно изготовить. Другого пути нет.

Но нет и золота!

Даже когда он лежал на спине, суставы у него сильно болели. За последний месяц он очень состарился. Поездка в Туркад была для него мучительной. Мендарк, прихрамывая, прошел в ванную комнату почистить зубы. При виде своего отражения ему захотелось разбить зеркало кулаком. Жизнь проносится так быстро, а нужно еще столько сделать! Он сдает такими темпами, что через несколько месяцев, быть может, будет прикован к кровати, а через год умрет.

Ему захотелось запереться и больше никогда не выходить из комнаты. Его приводила в отчаяние не скорая смерть — для человека, прожившего долгую жизнь длиною не в одно столетие, она была даже желанной.

Однако ему предстояло сделать, возможно, самое главное в жизни. Мендарк страстно любил свой город и свой мир и не мог умереть, когда над тем, что он любил, нависла угроза, исходящая от Рулька.

Он позвонил в колокольчик и, когда явился слуга, велел позвать личных целителей и чародеев. Пока те трудились над его хрупкими костями, творя чудеса, у Мендарка начал формироваться план. Золото Аркана, которое должно принадлежать ему, Мендарку, сейчас находится у Феламоры. Она — сильный противник. Так что ему понадобится поддержка, и лишь один человек может ее оказать.

У Иггура есть шпионы и войска. Нужно так направить его, чтобы он выяснил, где спрятано золото Феламоры, а потом совершить набег на этот тайник и захватить золото. И тогда можно будет изготовить Золотую флейту. И наконец, Мендарк нанесет самый дерзкий удар: сделает врата и, попав с их помощью в Шазмак, заберет машину, созданную Рульком. Возможно, план провалится, но если он удастся, то упрочит репутацию Мендарка. С помощью машины Рулька он навсегда избавит мир от ее создателя и Феламоры. А также и от Иггура, если тот осмелится встать у него на пути.

— Хватит! — закричал Мендарк, и все тотчас же молча вышли. Мендарк платил достаточно, чтобы требовать немедленного исполнения своих приказов.

Когда он соскользнул со стола, то почувствовал себя так хорошо, как не бывало за последние месяцы. Конечно, эффект будет длиться недолго, но за это время нужно многое успеть.

Мендарк пролежал всю ночь без сна. Ради Сантенара он совершал подвиги, но они не были должным образом признаны, да, наверное, и не будут. А ведь стать частью Сказаний, когда твои деяния вплетены в общее полотно Истории, было величайшей честью, какую можно было пожелать себе на Сантенаре. И Мендарку не было безразлично, попадет ли он в Предания или нет.

Мендарк стремился, чтобы его роль в истории Сантенара была увековечена в Сказаниях, которые заучивают наизусть ученики в любой школе. И наконец, эта цель была достигнута. Но даже это больше не удовлетворяло его. Теперь Мендарк мечтал попасть в Великие Сказания. После заточения Рулька в Ночной Стране имя Мендарка наконец-то зазвучало в Великом Сказании о пленении Рулька, но теперь и этого было мало.

Ему захотелось, чтобы о нем было сложено отдельное Великое Сказание, в котором были бы изложены все его деяния и подвиги, совершенные на благо страны.

«Ну что же, быть непризнанным — такова участь всех реформаторов. Я смогу это перенести, — подумал Мендарк. — Но мне невыносимо осознавать, что после моей смерти другие присвоят себе мою славу, а мне припишут все ошибки и глупости, содеянные Советом.

У меня непременно будет собственное Великое Сказание! Никто не заслуживает этого так, как я. И у меня под рукой есть Лиан! У него передо мной долг: ведь это я поддерживал его в годы учебы в Школе Преданий! Он-то и напишет Великое Сказание, причем не «Сказание о Зеркале», а «Сказание о Мендарке»!» С этими приятными мыслями Мендарк наконец уснул.

Лиана держали на первом этаже крепости, в маленькой чистой комнате с зарешеченным окном. За окном виднелся двор, обнесенный стеной, и одно-единственное дерево — старое, без листвы, с искривленными ветвями, похожими на ревматические пальцы.

Едва забрезжил рассвет, Мендарк появился на пороге у Лиана.

— Твое время пришло, летописец!

— Что ты имеешь в виду? — осторожно осведомился Лиан.

— Я хочу, чтобы ты сложил сказание обо мне. Мир должен знать, как я жертвовал собою ради него.

Этого еще недоставало!

— В данный момент я занят «Сказанием о Зеркале», — ответил Лиан.

— Хорошо. Но ты можешь изменить название на «Сказание о Мендарке» — ведь по сути это сказание о моей жизни.

Лиан был поражен его самонадеянностью.

— Школа Преданий никогда этого не допустит. Лучше найми платного сказителя.

— Ах ты, неблагодарный мерзавец! — загремел Мендарк. — Это мое сказание, и ты мне должен!

Лиану хотелось дать Магистру хорошую затрещину, но вместо этого он, хромая, доплелся до окна. Он стоял, глядя в окно и пытаясь обуздать свою ярость. Вдруг ему пришло в голову, что таким образом он сможет узнать, что на самом деле произошло во времена Непреодолимой Преграды, а также при пленении Рулька. Возможно, ему удастся сыграть на слабости Мендарка и получить доступ к документам, которых никто не видел. Однако ему нужно быть осторожным.

— Я прекрасно сознаю собственный долг, — начал Лиан. — Пришли свои записи, и я их изучу. Возможно, я соглашусь, но тебе хорошо известно, что каждый факт должен быть подтвержден, и мастера-летописцы лично будут проверять все доказательства. Кроме того, запомни, что ты должен будешь предоставить те документы, которые я попрошу. Иначе даже величайшее из всех существующих сказаний не будет признано Великим Сказанием.

Мендарк бросил на Лиана яростный взгляд, но не успел он ответить, как в дверях показался Иггур. Поспешно сказав «Конечно!», Мендарк фальшиво улыбнулся.

— Мир распадается на куски прямо вокруг нас, а все, о чем ты можешь думать, — это твоя слава, — презрительно отчеканил Иггур. — Просто невероятно! И неважно, что будет делать Рульк, в то время как вы вдвоем сочиняете свои сказочки? — И, плюнув на пол и чуть не попав на сапог Мендарка, он вышел, хлопнув дверью.

На следующий день, сидя у окна, Лиан начал сортировать первый ящик с бумагами Мендарка, но никак не мог сосредоточиться: мысли о Каране не давали ему покоя. В дверь робко постучали.

— Входите! — крикнул Лиан, не вставая со стула. Ноги у него заживали, но каждый шаг все еще давался с большим трудом.

Лилиса просунула голову в дверь:

— Можно мне посидеть с тобой, Лиан?

— Конечно. Как сегодня чувствует себя Надирил?

— Он еще спит.

— А твой отец? — Джеви избегал Лиана после их разговора в повозке.

— Уплыл с Пендером в Ганпорт.

— И оставил тебя совсем одну?

— Ему нужно делать свою работу, — сдержанно ответила девочка.

— Даже со сломанными костями?

— Он много чего умеет.

— А тебе нечем заняться, да?

— Да! Мне одиноко. Я скучаю по Джеви и Таллии. — Лиану было любопытно кое-что выяснить.

— Скажи мне, Лилиса, а что думает Джеви о Таллии? — На лице девочки отразились разные эмоции.

— Он считает, что она самая чудесная женщина в мире.

— А ты?

— Я люблю Таллию всем сердцем.

— А Джеви собирается что-нибудь предпринять в ее отношении?

— Он боится. О Лиан, это как в сказке! Он считает, что бедный моряк никогда не сможет…

— Не думаю, чтобы это имело какое-то значение для Таллии, — заметил Лиан.

— Конечно, для Таллии это не имеет никакого значения, — заявила Лилиса. — Но он-то этого не знает. Джеви совсем не понимает женщин.

— Быть может, ему нужна твоя помощь, — предположил Лиан.

— Да, нужна! Как же все сложно! — Лилиса вздохнула и сменила тему. — Мне бы хотелось вновь оказаться в Великой Библиотеке. Там так хорошо! — Лилиса воодушевилась, худое личико раскраснелось.

— У меня есть неплохая идея! — с улыбкой сказал Лиан. — Почему бы тебе не помочь мне в моей работе?

— О! — с восторгом выдохнула Лилиса. — Но ты такой умный! Чем же я могу тебе помочь?

— В основном моя работа самая обычная: нужно проверять документы, приводить в порядок бумаги, находить книги в архивах, переписывать. И только когда складываешь все вместе, получается нечто умное. Посмотри! — Лиан указал на беспорядочную кипу документов, которые прислал ему Мендарк. — Все эти бумаги нужно разобрать и составить каталог.

— Пожалуйста, позволь мне сделать это для тебя! Мне нужно многому научиться, но, с тех пор как мы покинули библиотеку, мы… — Она замолчала, чувствуя, что по отношению к Надирилу нехорошо так говорить. — Надирил был занят важной работой, а сейчас он болен.

— Не все из того, что необходимо знать, можно найти в книгах, — заметил Лиан. Он и сам никак не мог усвоить эту истину. — Конечно, ты можешь поработать вместе со мной. Вообще-то мне очень нужна твоя помощь. Иди сюда, я покажу тебе, что делать.

Следующие несколько дней прошли очень приятно, и присутствие Лилисы подбадривало Лиана. Скоро все документы были приведены в такой идеальный порядок, что стоило Лиану подумать о чем-то, и Лилиса тотчас же подавала ему нужную бумагу. Правда, через какое-то время его стало отвлекать, что Лилиса постоянно суетится рядом.

— Лилиса, — позвал он ее как-то. Девочка мгновенно оказалась рядом.

— Лилиса, прости, но я никак не могу сосредоточиться, когда ты на меня смотришь.

У Лилисы вытянулось лицо.

— Ты хочешь, чтобы я ушла? Хорошо, я уйду, — произнесла она, пытаясь сохранить достойный вид, но ей это плохо удавалось.

— Ну конечно, я этого не хочу. Чем бы тебе заняться? — Лилиса замерла, держась за ручку двери.

— Я сделаю все, о чем ты попросишь, — произнесла она с обиженным видом.

— Есть одна работа, которую необходимо выполнить, но выполнить безупречно. Ты умеешь переписывать?

— Это первое, чему научил меня Надирил, — гордо ответила Лилиса.

— Ты можешь переписать набело вот это? — Лиан передал ей лист бумаги, исписанный собственным прекрасным почерком. Однако в тексте было много исправлений, сделанных чернилами разных цветов. — Но помни, ошибок быть не должно. Если чего-то не поймешь, ты должна спросить.

Лилиса очинила новое перо и склонилась над работой. Очень скоро она вновь оказалась возле Лиана.

— Тебе что-то неясно? — спросил он.

— Я закончила!

— Так быстро? — Лиан взял бумагу. Почерк был красивый и замысловатый, в стиле Надирила. Так писали в былые времена, сейчас этот почерк казался несколько старомодным, но он идеально подходил для данного текста. Лиан проверил каждую букву, сверяясь с оригиналом, и наконец просиял: — Почти идеально.

Лилиса бросилась ему на шею и расцеловала.

— Это все? — спросила она.

Лиан засмеялся:

— Это еще даже не начало! У маня тут пропасть работы! Взгляни!

На полу возле письменного стола лежало три тома в кожаных переплетах разных цветов. Два были потрепанные, а третий относительно новый.

— Это мое «Сказание о Зеркале».

— Ты хочешь, чтобы я переписала твое сказание? Но это же работа для мастера-писца! Это слишком большая честь для меня.

— Честь, за которую великие писцы содрали бы с меня большие деньги, а я сейчас совсем обнищал. Но если это слишком трудно или ты не хочешь…

Схватив все три тома, Лилиса прижала их к груди.

— Конечно, хочу! — пылко возразила она. — Я ничего на свете так не хочу, и никто не сможет работать упорнее меня. Я буду стараться изо всех сил, чтобы вышло идеально. Где у тебя чистая бумага?

— Бумага! — повторил Лиан. — Я об этом не подумал. У меня не хватит денег даже на маленькую тетрадь. Попробую что-нибудь выклянчить у Мендарка. Отложи пока эти тома. Может быть, мы сможем начать после обеда.

Лиану удалось раздобыть маленькую тетрадь в кожаном переплете, куда не поместилось бы ни одно из его сказаний даже гораздо меньшего объема. Прошло много времени, прежде чем Лилиса появилась вновь. На плече у нее висела большая сумка.

— Что это — твой обед? — пошутил Лиан.

Открыв сумку, девочка вытащила из нее четыре толстые пачки бумаги, шелковистой на ощупь.

— Но… это же шелковая бумага — самого высокого качества! — воскликнул Лиан. — Где ты ее взяла?

— Я скопила денег на поиски моего отца, но они не понадобились. Вот я и решила купить для тебя бумагу.

Впервые за всю свою жизнь Лиан лишился слов. Шелковая бумага стоила целое состояние — по крайней мере по два золотых тара за пачку, а Лилиса купила целые четыре. А ведь на один тар Лиан мог бы прожить пару лет.

— Я… я не готов принять, — бормотал Лиан, чувствуя слабость в коленях. — Я никогда не смогу вернуть тебе такую сумму.

— Я теперь не бедная, Лиан, — сказала Лилиса. — После того как началась война, я вывела Совет из Большого Зала в безопасное место. Некоторые из членов Совета были богаты. Таллия взяла с них за это плату и отдала все деньги мне. А потом Мендарк щедро вознаградил меня за помощь по пути в Зиль.

— Но такая сумма! — продолжая настаивать Лиан, который только раз в жизни держал в руках целый тар.

— Великое Сказание заслуживает самого лучшего, — просто сказала Лилиса.

«Это сказание стали бы читать, даже если бы оно было записано на самой никудышной бумаге», — не очень-то скромно подумалось Лиану.

— К тому же, — продолжала девочка, — бумага обошлась не так уж и дорого, как ты думаешь. Продавец хорошо меня знает: я пообещала поговорить с Надирилом о контракте на поставку бумаги для Великой Библиотеки, и обязательно поговорю. За это продавец сделал мне очень приличную скидку.

Лиан вернулся к своему стулу. До сих пор он считал Лилису ребенком! А она уже почти совсем взрослая! И немудрено: ведь она выросла на улице, и столько пережила. Во многом она старше и мудрее, чем он.

Лиан задумался и не сразу понял, что Лилиса все еще что-то говорит.

— Я спросила, нет ли у тебя какой-нибудь еще бумаги для переписывания. Я хочу попрактиковаться, прежде чем приняться за твое сказание.

— Я раздобыл только эту маленькую тетрадь.

— Что мне переписывать? — спросила девочка.

— Сейчас что-нибудь найдем.

 

18

ПРЕДСКАЗАНИЯ И ПРОРОЧЕСТВА

Оссейон открыл дверь в комнату Лиана.

— Тебя вызывают на Совет, — сказал он, — и Мендарк требует, чтобы ты надел эти браслеты. «Первый урок!» — велел он передать тебе. — В руках у Оссейона была длинная цепь, прикрепленная к паре наручников.

Лилиса пришла в ужас.

— Оссейон! — воскликнула она. — Что ты делаешь?

— Не бойся, малышка, — успокоил ее солдат. — Лиану не грозит опасность.

— Мендарк хочет напомнить мне о моем долге, — пояснил Лиан, беря свои костыли. Он был спокоен. Что такое может с ним сделать Мендарк, чего бы он не пережил за последние месяцы? Лиан протянул руки, и Оссейон защелкнул наручники.

Лиана провели в роскошные апартаменты Магистра в крепости. Эти комнаты с барочной экстравагантностью были украшены всем лучшим, что только мог предложить Сантенар: гобелены, вытканные золотыми и серебряными нитями, ковры из самого дорогого шелка, мебель из черного дерева и других ценных пород с инкрустацией из жемчуга и нефрита. На Совете присутствовали Иггур, только что вернувшийся с охоты на транкса, Тензор, Шанд, недавно пришедший из Каркарона, и Малиена. Надирил, которому нездоровилось, не явился.

— Мы выследили транкса по разрушениям, которые он за собой оставлял, — сказал Иггур. Вид у него был еще более уверенный и внушительный, чем прежде. — Он прятался в Фейдонском лесу. Надирил был прав: он не умеет летать, так что в конце концов мы загнали его в ловушку и убили, хотя и понесли большие потери.

— А его детеныш? — спросил Лиан, вспомнив роды, кровь и младенца с яростными глазами.

— Его тоже. Это был дикий маленький зверь!

Лиан представил, как это маленькое существо борется за свою жизнь.

— Я услышал рассказ о твоей победе у городских ворот, — заметил Шанд. — Говорят, именно ты, Иггур, нанес транксу самые сокрушительные удары и прикончил его.

— Я там был, — ответил Иггур. — Но чтобы сразить транкса, потребовались усилия многих, и у нас немало жертв. Мне повезло: я не пострадал.

— Как всегда, скромен! — язвительно вставил Мендарк.

— В отличие от тебя, я не люблю, когда мне расточают похвалы за то, чего я не совершил! Какие новости из Каркарона, Шанд?

— В настоящее время Рульк его покинул.

— Нам предоставляется шанс, — сказала Мендарк. — Давайте начнем работу над флейтой.

— У нас недостаточно золота, — резко возразил Иггур.

— Оно есть у Феламоры, — не сдавался Мендарк.

— И у нее, наверно, далеко идущие планы: видели, как феллемы движутся с юго-востока, — вмешалась в разговор Малиена.

— Думаю, она прячется в Эллюдорском лесу, — предположил Иггур.

— А что, если… — начал Мендарк. — Нет, это не сработает.

— Если у тебя есть идея, выкладывай! — сердито произнес Иггур.

— Я собирался предложить набег на Эллюдор, чтобы захватить золото.

Иггур вскочил и начал мерить шагами комнату.

— Боюсь, что Феламора натворит дел с этим золотом, — не унимался Мендарк. — Но… она стоит лучших солдат, каких мне приходилось видеть.

— Возможно, в конце концов флейта — это выход, — сказал Иггур. — Но все нужно безукоризненно спланировать.

Мендарк улыбнулся, но только Лиан заметил его улыбку.

— У нас есть предсказание на этот счет, — задумчиво произнесла Малиена.

— Насчет Феламоры?

— Нет, ответ на предсказание Рулька. Помните, что он сказал, когда мы сражались с ним в Катадзе? «Когда темная луна будет полной в день середины зимы, я вернусь. Я расколю Непреодолимую Преграду и открою путь между мирами. Никто не в силах меня остановить. Три мира навеки будут принадлежать каронам».

— А что ты сказал ему на это, Шанд? — спросил Иггур.

Шанд ответил:

— Детский лепет! — насмешливо проговорил Мендарк.

— Рульк не в первый раз произнес тогда свое предсказание, — сказала Малиена, погруженная в глубокие раздумья. — Я слышала о нем в детстве, и тогда упоминали другой ответ, но я не могу его вспомнить.

— Это единственное, что могло бы нас спасти, а ты не помнишь! — усмехнулся Мендарк саркастически. — Хороши же «Аркимские сказания»!

— Оставь их, Малиена, — вмешался Тензор. — Пошли — прилив не станет ждать.

— Куда вы отправляетесь?

— За море, — ответила Малиена. — На совет аркимов. Нас не будет по меньшей мере месяц.

— Тебе что-нибудь известно об этом аркимском предсказании? — спросил Мендарк Лиана после обеда.

Лиан окинул мысленным взором то, что знал.

— Гм-м, в «Аркимских сказаниях» что-то такое было, — сказал он через минуту.

— Что?

— Это было в книге аркимских преданий, которую я читал в Шазмаке. Что-то поразило меня в ней уже тогда.

— Что именно?

— Я не помню. Книга была на незнакомом мне языке. Пришлось расшифровывать ее шаг за шагом, и…

— И ты оставил ее в Шазмаке.

— А почему это столь важно?

— В ней может быть ключ к нашей дилемме, — уклончиво ответил Мендарк.

Рассмеявшись, Лиан побренчал перед ним наручниками с цепью:

— Изменится ли что-нибудь теперь, когда я тебе нужен? — И выдержал небольшую паузу. Казалось, Мендарк готов взорваться. — Ты забываешь, что я был мастером-летописцем. Я прочел ту книгу дважды, каждое слово, и я никогда ее не забуду. Так нас обучали. Любой из выпускников Школы Преданий смог бы сделать то же самое.

— Но ты же сказал… — Мендарк помассировал распухшие суставы. — Говори, черт тебя побери!

— В данном случае все не так просто. Я запомнил книгу на том языке, на котором она написана, а этот язык я знаю очень неважно. Придется рассказывать ее себе, попутно переводя для тебя. На это уйдет вся ночь.

— У нас есть вся ночь и весь завтрашний день, если понадобится. Если в ней содержится ответ, мы должны его найти.

Лиан отыскал в памяти начало книги. Он словно вновь очутился в библиотеке Шазмака, где читал «Аркимские сказания» больше года назад, под завывания ветра.

— Помни, я почти не владею этим древним языком аркимов. Я немного выучил его у Тензора в Катадзе, но не скажу, чтобы хорошо знал его.

— Начинай! — нетерпеливо перебил его Мендарк. — Можешь потом проверить правильность своего перевода у Тензора, если он когда-нибудь снова здесь появится.

Сказание развернулось в памяти Лиана. Аркимы были народом гордым и сильным, но они никогда не находились в безопасности; они были верными и благородными союзниками, но их слишком часто предавали; аркимы — народ художников и строителей — обладали величайшим мастерством, но они слишком часто оглядывались на свое аркимское прошлое и наконец избрали полную изоляцию. Их жажда мести Рульку, по вине которого аркимы попали на Сантенар, была неизбывна. Именно Рулька они считали причиной всех своих бед.

— Перестань грезить, летописец! — Возглас Мендарка ворвался в его мысли. — Продолжай!

Прошло полночи, прежде чем Лиан обнаружил то, что искал, — тот параграф, в котором говорилось о предсказании Рулька и о том, как ему противостоять.

«Появится „инструмент“, — точное выражение «хаш-зик-макатза», — и если будет найден способ, как его применить, Сантенар может быть… — полагаю, это слово означает «спасен». Но в конце концов инструмент будет потерян». — Я думаю, «хаш-зик-макатза» означает «три-и-один», но это может быть и «тридцать один». Я не уверен. Язык мертвый… Тебе нужно будет спросить у Тензора.

— Я понял! — воскликнул Мендарк. — «Три» означает флейту, потому что при ее изготовлении были задействованы три составляющие: золото Аркана, драгоценное черное дерево Таллалама и, наконец, гений Шутдара, который придумал ее и сделал. А «один» — это чувствительник, который использует флейту, чтобы распороть Непреодолимую Преграду и восстановить равновесие между тремя мирами. «Но в конце концов этот инструмент будет потерян». «Потерян» или «разрушен»? Повтори это место еще раз, Лиан. — Лиан повторил весь параграф, содержащий пророчество.

— Возможно, существует способ предотвратить это пророчество Рулька. Зеркало, Шанд. Быстро!

— Мне нужен будет Тензор, чтобы проверить мой перевод, — сказал Лиан. — Я недостаточно хорошо знаю этот язык.

— Вечно отговорки! — съязвил Мендарк. — Сделай перевод еще раз. Аркимы за морем.

Лиан выполнил его приказание.

— Что же еще, если не флейта, может быть этим «три-и-один»? — взволнованно произнес Мендарк, когда Лиан закончил. — Это знак, которого я ждал. В конце концов, я оказался прав насчет флейты. Шанд, теперь ты не можешь отказаться дать нам Зеркало. Посмотрим — а вдруг оно покажет нам больше, чем в последний раз.

Шанд боялся этого момента. Уж лучше бы ему вовсе было не покидать Туллин! Но выбор сделан, и теперь ему не свернуть с пути.

Однако Шанд с превеликой неохотой вытащил Арканское Зеркало из футляра и развернул его. Оно раскрылось у него в руках — черное, красивое, с надписью по краю, сделанной серебряными иероглифами, в одном углу был изображен какой-то символ в виде луны; в зеркальной глади отразилось старое лицо Шанда, изборожденное морщинами. Все присутствующие смотрели на Зеркало — кто алчно, кто с изумлением. Шанда охватило чувство негодования. Только посмотрите на них! Неужели они забыли, что это Кривое Зеркало?!

Взгляните на Лиана, который застыл перед Зеркалом с открытым ртом. Он полагает, что Зеркало поведает ему утраченные предания прошлых лет. Сейчас он похож не на мастера-летописца, а на свинопаса, который подсматривает из кустов за деревенскими девушками, купающимися в речке, мечтая, что они бросятся ему на шею, стоит ему показаться. Но они просто со смехом разбегутся. Вот так и Зеркало.

А Мендарк! Он воображает, что Зеркало вернет ему прошлое величие и сделает так, что его имя будут повторять грядущие поколения. Но Зеркало предаст Магистра.

А что Иггур! Невозможно понять, что у него на уме. Однако же глаза его блестят, и если на лице ничего не написано, то выдает его поза. Успокойся, Иггур! Ни тебе, ни мне и никому из остальных тут ничего не светит.

Шанд погладил раму Зеркала, ощутив под пальцами иероглифы, нанесенные когда-то очень давно Ялкарой. Это было последнее, что она сделала на Сантенаре, и потому наверняка было важно. Хотелось бы ему знать зачем. И какие воспоминания хранит Зеркало. Вдруг Шанда поглотила грусть, и старик спешно передал Зеркало Мендарку.

Мендарк тут же дотронулся пальцем до рамы с иероглифами.

— Наконец-то! — возликовал он. Затем коснулся символа в углу. Появилась картина, которую он уже видел в Зеркале более года тому назад, когда Карана передала его Магистру в Туркаде. Остальные столпились вокруг посмотреть.

Это был унылый пейзаж. Высокие горы на заднем плане. На переднем плане равнина с ледяной расщелиной, темной и глубокой. Железная башня, стоявшая на холме, сильно накренилась. Время от времени из-за несущихся куда-то грозовых туч выглядывало маленькое красное солнце. Нигде не было видно ни одного живого существа.

Мендарк сказал: «Диргаш!», — и картинка исчезла. Он произносил одно слово за другим — в Зеркале появлялись новые картинки — все это были виды Аркана. Однако о главном Зеркало молчало. Шанд увидел мир огромных гор, покрытых зеленовато-желтым снегом и извергающейся алой лавой. Край каньонов и бурных рек, болот с маслянистой поверхностью и черно-синих светящихся цветов. В горах виднелись плато, поросшие серой травой, и руины древних городов. В небе висела огромная оранжевая луна, осеняющая все своим угрюмым светом.

Мендарк не прекращал разговаривать с Зеркалом ни на минуту: он произносил слова и словосочетания, пел какие-то песни. В Зеркале появлялись все новые изображения. Порой это были люди, которых он знал: Тензор, безрезультатно пытавшийся направить свои врата в Ночную Страну с помощью Кривого Зеркала; Феламора, в отчаянии смотревшая в Зеркало в Катадзе, — в нем отразилась внутренняя сторона платинового купола врат, изготовленных Тензором; потом промелькнула Карана, с безумными глазами на испачканном грязью лице и растрепанными волосами, — она глядела куда-то вниз. Вдруг девушка вскинула голову, и Зеркало погасло.

— Только не говорите мне, что этот маленький заморыш видела больше меня! — закричал Мендарк, хлопнув ладонью по столу.

— Наверно, это как раз перед тем, как я поймал их с Магретой в Фиц-Горго, — предположил Иггур. — Давайте посмотрим, нет ли там чего-нибудь еще.

Мендарк снова взял в руки Зеркало, но теперь оно упрямо отказывалось показывать что бы то ни было.

— Какое оно капризное! — воскликнул Мендарк раздраженно. — Ночью мне надо будет с ним поработать.

— Оно останется здесь! — твердо заявил Шанд.

— Слишком уж ты нетерпелив, Мендарк, — сказал Иггур. — И слишком сердит. Пусть попробует кто-нибудь еще. — И, взяв у него из рук Зеркало, Иггур передал его Лиану.

— Я не могу, — возразил Лиан. — Я уже смотрел раньше. — Однако он попытался, повторяя различные фразы, вычитанные в книгах. Ничего не произошло.

— Если бы здесь была Таллия… — начал Иггур.

— Ну так ее здесь нет! — злобно перебил его Мендарк. — Перестань притворяться и используй Зеркало, ты ведь этого очень хочешь.

Иггур бросил на Мендарка мрачный взгляд.

— Все мы ошибались, считая Зеркало сформировавшейся, неизменной вещью. Но это не так. Оно динамично и при каждом использовании становится более сложным и капризным. И опасным!

— Ну, давай же! — вскричал Мендарк. Ему показалось, что Иггур над ним подтрунивает.

Иггур взял Зеркало у Лиана, как-то по-особенному дотронулся до символа, и мгновенно на зеркальной поверхности появились картинки, стремительно сменявшие друг друга. Врата Тензора, его изуродованное лицо, туман, мелькание каких-то лиц и пейзажей.

Иггур положил Зеркало на стол.

— Это все, что я могу найти, — устало произнес он, — я в этом уверен.

— Ты даже не пытался, — обвинил его Мендарк, раздосадованный тем, что Иггуру удалось больше, чем ему, и что тот так небрежно отложил Зеркало. — У тебя какой-то свой тайный план!

— Ничего подобного, — возразил Иггур. — Но я не стану петь Зеркалу бессмысленные слова, как деревенский шаман, надеясь открыть его. У меня нет ключа, и я это знаю. Не забывай, что Зеркало находилось у меня двадцать лет. Пусть оно вернется к своему хранителю.

И он с поклоном передал Зеркало Шанду. Тот взял его, ощущая чувство вины за собственную радость, когда никому не удалось заставить Зеркало раскрыться. Однако не успел Шанд вернуть его в футляр, как к нему внезапно обратился Лиан:

— Попробуй ты, Шанд!

— Нет! Я был всего лишь хранителем. Я никогда его не использовал и не стану этого делать впредь!

Иггур задумчиво взглянул на него.

— Лиан прав. Пришло время снять маску, Шанд. Возможно, там что-то осталось для хранителя.

Шанд сильно побледнел.

— Нет, — прошептал он. — Оно не было для меня предназначено. Я поклялся…

— Пора перестать прятаться за своей клятвой. Посмотри на Зеркало, Шанд. Если оно ничего не покажет, тебе от этого не будет никакого вреда.

— Ты не понимаешь, — тихо произнес Шанд, глядя на холодную неподвижную поверхность. — Тебе никогда не понять…

 

19

КОЛЬЦО

Мендарк подпрыгнул на стуле.

— Подождите! — воскликнул он. — Я кое-что вспомнил! — Он ринулся к дверям и вскоре вернулся со свитком, продетым в серебряное кольцо, и с каким-то пакетом.

— Я нашел все это в Хависсарде, — сказал Мендарк, кладя свою добычу на стол. Развернув пакет, он достал маленькую книжечку в кожаном переплете. — Феламора уронила ее на пол в библиотеке. Я рассказывал вам об этом после того, как вернулся с востока, помните?

Он передал книжку Лиану.

— Посмотри, не сможешь ли ты расшифровать, что тут написано, когда у тебя будет свободное время. Попытайся узнать, зачем она была нужна Феламоре.

Мендарк взглянул на Шанда, беря в руки и вручая Шанду свиток с кольцом.

— До сих пор я думал, что моя находка представляет интерес только для летописца. А теперь мне пришла мысль: а не знает ли чего-нибудь о ней хранитель Зеркала? Итак, Шанд?

Шанд с изумленным видом рассматривал кольцо.

— Знакомая работа, — заметил он и, положив кольцо на стол, развернул свиток.

— «Мой дорогой Джиллиас…» — прочел Шанд и вдруг вскрикнул, словно бумага обожгла его. У Лиана забегали мурашки по спине.

Шанд смотрел на письмо, не видя его, погруженный в прошлое. Заглянув ему через плечо. Лиан прочел вслух:

«Мой дорогой Джиллиас!

Ялкара».

Мне бы хотелось сказать это тебе лично, но ты еще не вернулся, а я больше не могу ждать. Феламора снова напала на меня, и на этот раз она была очень сильна. Она нанесла мне рану, которая может оказаться смертельной. Мой единственный шанс выжить — сбежать обратно на Аркан через врата. Опасайся Феламоры!

Увы, моя работа не закончена. Боюсь, теперь она никогда не будет завершена. Но я прошу тебя, возьми Зеркало и хорошенько охраняй его, чтобы кто-нибудь не восстановил равновесие, нарушенное Рульком с помощью флейты. Я заперла Зеркало. Его секреты спрятаны от всех, кроме Одного — Хозяина ключа.

Возьми кольцо. Я сделала его своими руками из руды, которую добыла и очистила здесь, в Хависсарде, — это соединение золота, серебра и платины. Кольцо — ключ к Хависсарду и форма защиты от моего врага, а также подарок на память, который придаст тебе мужества во мраке и напомнит тебе о моей вечной любви.

Меня печалит, что придется исчезнуть вот так, но мне нужно уходить.

Прощай навсегда.

Шанд держал Зеркало в руке, нежно поглаживая выгравированный символ. Внезапно оно начало испускать яркий свет, при котором стала видна каждая морщинка на лице Шанда, каждый волосок в бороде. Он уронил Зеркало на стол, словно оно было раскалено докрасна. И все увидели в нем изображение.

Это было изображение красивой женщины. Ярко-красные глаза, лицо с правильными чертами обрамляли длинные темные волосы, тронутые сединой. Казалось, она посмотрела на Шанда и печально улыбнулась. Это было то самое лицо, которое Карана увидела в Зеркале в библиотеке Иггура в Фиц-Горго.

— Магрета! — вскричал Иггур. — Магрета, что с тобой случилось? Ты так постарела! — Потом его взгляд выразил изумление. — Магрета?!

— Нет, — спокойно поправил Шанд. — Это Ялкара! О Ялкара, моя возлюбленная, как я тоскую по тебе!

Двое мужчин пристально смотрели друг на друга.

— Это Ялкара, — повторил Шанд, снова взглянув на Зеркало. В его старых глазах блестели слезы. — Мы были любовниками целую вечность. Вот такой я видел ее в последний раз — когда она меня покинула.

— Думаю, ты не можешь больше скрывать свой секрет, Шанд, — с удивительной мягкостью произнес Иггур.

— Не могу, — согласился Шанд. — Это хуже, чем поделиться им. — Он вытер слезы. — Ну что же, я расскажу вам свою историю. Я — Джиллиас, по крайней мере был им.

Мендарк уставился на него, от изумления приоткрыв рот.

— Так это ты — великий Джиллиас? — Ничего не ответив, Шанд продолжал:

— Ялкара и Феламора были извечными соперницами, но силы у них были равные, и потому ни одна не могла окончательно победить. Лет триста тому назад Ялкара нашла в Непреодолимой Преграде какую-то лазейку, через которую можно было сбежать с Сантенара. Феламоре отчаянно хотелось узнать этот секрет. Их последняя битва началась на руинах Тар Гаарна, возле Хависсарда — могучей твердыни Ялкары. Для Ялкары эта битва была нежелательна по многим причинам. Наиболее же важная причина заключалась в том, что Ялкара была беременна и в скором времени ей предстояло родить. Никто не подозревал, что она беременна, и меньше всех — Феламора. Ее бы такая новость вдохновила.

И все же Ялкара победила Феламору. В той ужасной битве Ялкара сильно пострадала. Почувствовав приближение родов, она призвала меня, и я примчался издалека. К несчастью, роды были преждевременными. В своей крепости, так и не дождавшись меня, Ялкара родила красивую девочку. Она плакала о ребенке и о нас, поскольку не могла оставаться на Сантенаре, но не могла и пронести девочку через врата. На приготовление у нее ушло несколько дней. Она все надеялась, что я вот-вот вернусь, но я задержался в пути на целую неделю.

Когда я прибыл, Ялкара уже ждала возле врат. Я подбежал, чтобы обнять ее, но она сказала: «Прости, Джиллиас». — «В чем дело?» — воскликнул я. «Я очень сильно ранена, и никто в этом мире не сможет мне помочь. Я нежно люблю тебя, но еще больше я люблю свой народ. Я не могу умереть здесь, так далеко от моих сородичей, и не могу взять тебя с собой на Аркан. Увы, мы должны расстаться навеки. Но у меня есть для тебя подарок. Самый большой подарок, какой только может сделать женщина любимому мужчине».

Все ее тело сковали судороги. Она согнулась пополам, прикрыв лицо руками. Когда Ялкара выпрямилась, у нее был измученный вид. Она достала из корзины маленький сверток, обернутый в меха, и протянула мне. Я был так потрясен, что стоял молча, не сводя с нее глаз. Наконец я взглянул на врученный мне сверток и откинул покрывало. Под ним я увидел личико крошечного младенца. Это была красивая девочка, мой единственный ребенок, и у нее были глаза матери.

«Это наша дочь, — сказала Ялкара. — Ее имя Элиора. Заботься и береги ее, а когда она вырастет, дай ей Зеркало и научи, как им пользоваться. Я оставила в нем послание для нее. Оно утешит нашу дочь и будет руководить ею, поскольку у нее есть предназначение в жизни, но прежде должно сбыться одно предсказание. Возьми для нее этот подарок — мое золото. Отдай его Элиоре, когда она повзрослеет, и попроси его носить».

С этими словами Ялкара сняла с себя ожерелье из красного золота, диадему, браслет и вложила в мою руку. «Я также дам тебе меру моей силы и моей жизни. Надеюсь, это не будет слишком тяжким бременем в будущем».

Ялкара обхватила мой лоб руками (они были холодными и сильными, все в ужасных шрамах). Она задрожала, и что-то перешло от нее ко мне. Затем Ялкара поцеловала меня, осторожно коснувшись обеих щек и лба. «Не забывай: всегда охраняй Элиору, а когда она подрастет, дай ей право первородства. Но до тех пор оставайся здесь, в Хависсарде. Я устроила так, что здесь вы оба будете защищены. У меня для тебя маленький подарок — кольцо, которое позволит тебе приходить и уходить. Куда я его положила?» Она искала подарок — это кольцо, Мендарк, и письмо, — но не могла вспомнить, где их оставила. А я в тот миг вообще больше не мог ни о чем думать.

Я поклялся беречь и охранять Элиору, с удивлением глядя на крохотное существо у меня на руках.

Никогда прежде я не видел Ялкару плачущей, но теперь слезы катились у нее по щекам. Она заключила меня в объятия, коснулась пальцами моего лица, и я почувствовал, что она дрожит. Только тогда я понял, как она слаба и как близка к смерти. Ялкара улыбнулась мне, поцеловала Элиору и снова вошла во врата. Как завывал ветер во вратах, которые отняли ее у меня! Прокричав какие-то слова, смысл которых я не уловил, она исчезла из моей жизни.

Я еще долго смотрел на врата, после того как они закрылись, но наконец заплакала Элиора, и я очнулся. Мне нужно было осваивать новое искусство.

В тот вечер я вышел с дочерью из пустынного, покинутого Хависсарда, потому что хотел показать ей закат над Тар Гаарном, аркимским городом, который даже в руинах был самым прекрасным местом на всем Сантенаре. Однако когда мы попытались вернуться, Хависсард был закрыт. Я вышел без подарка Ялкары — этого кольца, — и защита сработала, она не снята и по сей день.

Это была моя первая ошибка. Элиора и я оказались одни в большом мире. Но в то время это меня не беспокоило. Я был могуществен. Никто не смог бы причинить вреда мне!

Итак, мы жили и путешествовали вместе — Элиора и я. Я охранял ее, как бесценное сокровище, да она им и была. Я находил в ней утешение после потери своей любимой. Но в те времена я еще считал себя значительным — одним из тех, кто формирует Сантенар. Мне часто приходилось отправляться туда, куда небезопасно или неразумно было брать дочь. Я оставлял ее на попечение друзей, которым всецело доверял. Но однажды, когда я вернулся, исполненный гордости и сознания собственной значимости, я обнаружил, что мои друзья мертвы, а Элиора исчезла!

Прости, Лиан, — обратился Шанд к летописцу, бросив на того холодный взгляд, — но я всегда обвинял в этом преступлении дзаинян. На месте преступления оказались явные улики против них, у них к тому же был мотив. В те дни я считался одним из злейших врагов дзаинян. Из-за меня твой народ преследуют и по сей день.

Элиора была еще ребенком, когда я ее потерял. Дети каронов медленно взрослеют, и ее можно было принять за двенадцатилетнюю девочку, хотя она была гораздо старше. Элиора как две капли воды походила на Ялкару.

Итак, когда я вернулся, ее не было на месте. Ее хорошо охраняли, но не так, как это сделал бы я сам. Недостаточно хорошо!

Я долго, очень долго ее искал — месяцы, годы! Иногда мне удавалось ее почувствовать, а пару раз я чуть не дотянулся до нее в своих снах. Но что-то всегда препятствовало мне. Я десятилетиями искал ее, и вдруг однажды ночью услышал, как она зовет меня, — ее крики звенели в моих кошмарах. Ее ужас, ее муки были безмерны! А потом она исчезла навсегда.

Охраняйте своих детей ценой собственной жизни, — сказал Шанд, глядя на Лиана и остальных отсутствующим взглядом, исполненным горя.

Лиан отвернулся, занявшись записями для сказания. Шанд же продолжил свой горестный рассказ.

— Я поклялся защищать Элиору и сохранять для нее Зеркало, но мое легкомыслие все погубило. Я не сберег дочь. Итак, я навсегда отрекся от своей прежней жизни. Я спрятал Зеркало и золото Ялкары, принадлежавшие Элиоре. Отказался от Тайного Искусства и от своей силы и странствовал в горе и безвестности.

Он опустил голову на руки, и голос его зазвучал приглушенно.

— Мое горе было больше, чем если бы Ялкара, уйдя, ничего мне не оставила. И в конце концов у меня отобрали даже Зеркало. Оно оказалась у тебя, Иггур. Я не виню тебя, хотя предсказание о Рульке начинает сбываться. Элиоры нет с нами, чтобы она могла использовать свое право первородства, как на то надеялась Ялкара. Моя дочь исчезла, и я остался ни с чем. Ялкара отдала мне часть своей жизни, но теперь я так стар, что не хочу больше жить. Моя сила исчезла, а вместе с ней и ум. Я жажду смерти, но жизнь продолжает меня мучить.

Шанд замолчал. Он выглядел совершенно разбитым. Никто не произнес ни слова. Да и говорить, казалось, было нечего. И вдруг Шанд резко выпрямился.

— Иггур, ты назвал ее Магретой. Почему? Кто такая Магрета? Ученица Феламоры, о которой мы так много слышали?

— Нет, это не Магрета, — сказал Иггур, пристально рассматривая изображение в Зеркале. — Теперь я это вижу, хотя сходство поразительное! Тем не менее мне кажется, что я могу рассказать тебе остальную часть твоей истории, ту часть, которая тебе неизвестна, — продолжил он мягко. — Это печальная история. Впервые я услышал о ней, когда искал Зеркало, а двадцать лет спустя узнал кое-что еще. После моей встречи с Магретой я поручил своим шпионам разузнать о ней все возможное. И только теперь, выслушав тебя, я могу составить картину ее жизни в целом.

Ты был не прав, обвиняя дзаинян, Шанд. Они не имели к этому делу никакого отношения, хотя все было хитроумно подстроено именно таким образом, чтобы улики указывали на них. Это Феламора отняла у тебя Элиору.

— Феламора? — прошептал Шанд. — Ты уверен?

— Тут не может быть никаких сомнений. В последней битве с Ялкарой Феламора так сильно пострадала, что была вынуждена долгие месяцы провести в постели. Она горела ненавистью к Ялкаре, полагая, что именно Ялкара является причиной всех бед феллемов. Поправившись, Феламора каким-то образом разузнала об Элиоре, и у нее возник план, как отомстить Ялкаре, а если повезет, то и продвинуться к достижению собственной цели. Как тебе известно, Феламора мечтала о том, чтобы вернуть свой народ на Таллалам. Она разрушит Непреодолимую Преграду, и к черту последствия! Старое предсказание феллемов указало ей путь:

Таллалам, Таллалам,

Твоя судьба зависит от того, кого три.

Чтобы сломать Непреодолимую Преграду, требовалось особое устройство, приводимое в действие с помощью Тайного Искусства, — такое, как Золотая флейта или машина Рулька. Однако феллемам запрещено пользоваться подобными устройствами. Тогда Феламора придумала, как обойти этот запрет: создать подобное устройство на основе человеческого материала, создать троекровницу — «одну, которой три». В жизни троекровники встречаются крайне редко, и чаще всего они страдают безумием. Ими почти невозможно управлять. Единственное решение, найденное Феламорой, — это создать такое существо самой и обучать его с рождения. И тут она узнала об Элиоре. Феламоре было известно, что она дитя Аркана и Сантенара, то есть двоекровница, значит, в дальнейшем с ее помощью можно получить троекровницу и отомстить таким образом Ялкаре.

Феламора похитила Элиору и, как мне ни грустно говорить тебе это, Шанд, жестоко с ней обращалась. Когда девочка подросла, она насильно выдала ее замуж за феллема. Родился ребенок. Элиора назвала девочку Магретой и, как доложил мне мой шпион, нашла в ней радость и утешение. Однако Феламоре было невыгодно, чтобы ребенок привязался к матери, и она оторвала Магрету от материнской груди. Вне себя от горя и стыда, Элиора убила отца ребенка и покончила с собой.

— Я знал, что случилось что-то ужасное, когда мне приснилось, что она зовет меня, — со слезами вымолвил Шанд. — Элиора, Элиора!

Иггур что-то тихо сказал одному из стражников, и скоро слуги внесли кружки с ларсом.

Шанд залпом осушил свою, потом спросил Иггура:

— Что сделала Феламора с моей внучкой?

— Феламора сама занялась Магретой и стала готовить ее к великой цели. Но феллемы отвернулись от Феламоры.

Магрета долгое время прожила вместе с ней и была очень одинока. Будучи умнее и сильнее всех вокруг, она боялась применять свою силу или свою волю. Когда она это делала, то всегда перебарщивала и тем самым привлекала к себе всеобщее внимание.

Первая задача, которую Феламора поставила перед Магретой, — украсть Зеркало. Она была уверена, что в нем можно найти секрет бегства Ялкары на Аркан. Впервые я догадался о происхождении Магреты, когда держал ее пленницей в Фиц-Горго. Каронов выдают их удивительные глаза: они то темно-синие, то ярко-красные. Феламора снабдила Магрету средством, изменяющим цвет глаз, — оно называется «калаш», но мои вельмы отобрали его, и ее глаза приобрели свой естественный цвет. Тогда я и понял, что она — дитя каронов. Во времена Катаклизма за каронами охотились и почти поголовно истребили. Возможно, подумал я, ее где-то спрятали, и прошло не одно столетие, прежде чем ей велели украсть Зеркало.

— Наверно, — согласился Шанд. — Прошло триста девять лет с тех пор, как Ялкара прошла сквозь врата.

— Я не знал, что у нее был муж, — раздраженно заметил Мендарк.

— Это было нашим секретом. К тому же, как я сказал, тогда у меня было другое имя, — ответил Шанд. — Фактически несколько имен. На востоке я был известен как Джиллиас, а на западе — как Чезёт. Это мое настоящее имя, под которым меня знал Мендарк.

— Так ты, должно быть, и есть знаменитый Архивариус! — взволнованно воскликнул Лиан.

— Я был Архивариусом, — сказал Шанд.

— Остальную часть истории Магреты ты знаешь, — заключил Иггур.

— Магрета! — выдохнул Шанд. — Дочь моей дочери! А я ничего не знал. Карана часто о ней говорила. О, какой чудесный день! Если бы я смог ее увидеть, то умер бы счастливым.

— А Тензор догадался о ее происхождении, — вспомнил Мендарк. — Тогда, когда Магрета впервые появилась, — на Тайном Совете. Правда, он вряд ли знал, кто она такая.

— Не знал, — вступил в беседу Лиан.

Шанд тяжело вздохнул:

— Я был очень несправедлив, Лиан. С того ужасного дня похищения Элиоры я обвинял в этом дзаинян и всегда сомневался в тебе. Я настроил против тебя этих людей, и Карану в том числе. Проси у меня чего пожелаешь, и если это в моих силах, я непременно это выполню.

— Я хочу, чтобы вернулась Карана, — сказал Лиан, — но это не в твоей власти. И ни в чьей… — Он опустил голову на руки, и его оковы слабо звякнули.

Иггур крикнул стражникам:

— Принесите молоток и зубило! И немедленно снимите с него оковы!

Наблюдая вместе со всеми за этой операцией, Мендарк сердито нахмурился:

— И тем не менее ты не можешь покинуть крепость, пока мы не узнаем правду о Каране.

Лиан резко отмахнулся от него. Он ощущал такую легкость, что, казалось, смог бы сейчас взлететь под потолок.

— Так вот как ты узнал о транксе и о бездне, — обратился юноша к Шанду. — Я всегда чувствовал в тебе что-то необычное.

— Ялкара многому меня научила. Я никогда не переставал по ней тосковать — мечтал, чтобы она вернулась или чтобы я последовал за ней на Аркан. Это стало страстью всей моей жизни. — Глаза Шанда закрылись. Он долго молчал.

— Шанд! — резко позвал его Иггур.

Шанд вернулся в реальный мир из своих грез:

— Кто-нибудь знает, где сейчас Магрета?

 

20

ПРОГУЛКА ЗА ГОРОДОМ

— Ты сегодня удивительно хорошо выглядишь, Шанд, — заметил Иггур на следующий день. Они сидели вдвоем за обедом в кабинете Иггура. Комната была мрачная, но в камине весело потрескивал огонь.

— Я снова чувствую себя молодым. Нет, неправда. Я словно заново родился, но, к несчастью, родился стариком.

Иггур рассмеялся:

— Ну что же, в твоей новой жизни нужно многое сделать.

— Многое исправить! Каким же дураком я был! — Шанд произнес эти слова не с горечью, а как человек, у которого только что открылись глаза. — Мне нужно найти Магрету, и я знаю: у тебя есть идея, где она может быть.

— У меня множество идей, — сказал Иггур.

— Ты упомянул Эллюдор. Это огромный лес.

— Да, но Феламора уже не раз объявлялась. Ты знал, что она пробралась на наше первое собрание — после того, как мы прошлой осенью вернулись из Катадзы?

— Что?!

— Да! Она повела себя очень смело. Я не сразу понял, что она там. Возможно, тебе, как и мне, показалось странным, как шло собрание.

— Я хорошо его помню, — заметил Шанд. — Тогда я услышал много политического вздора. Я подумал, что вы с Мендарком играете в свои игры. И так разозлился, что немедленно покинул Туркад.

Последовала пауза. Наконец Иггур продолжил:

— Я знал, что ее убежище неподалеку. И подумал, что это Эллюдор, а несколько недель тому назад моя догадка подтвердилась. Три феллема переправились через море с юго-востока. Я послал проследить за ними.

— Возможно, мы никогда не найдем ее, — задумчиво произнес Шанд. — Даже если поведем туда целую армию.

— Особенно если поведем армию. Но я не это имел в виду.

— Что же такое могут сделать два старика, чего не может армия?

Иггур засмеялся.

— Думаю, очень много, — ответил он. — Завтра утром выходим. Не слишком ли скоро для тебя?

Шанд никогда еще не видел Иггура таким жизнерадостным.

— Полагаю, что смогу поднапрячься, — ответил он.

Они выскользнули из Туркада задолго до рассвета. Иггуру пришлось сильно замаскироваться, поскольку его очень легко можно было узнать. Шанд остался собой — он мог выглядеть либо неприметным, либо внушительным, в зависимости от настроения. Сегодня он ничем не отличался от любого другого старика, отправившегося в путь. Коричневая одежда выцвела, на ней были пятна. Борода, которую он начал отращивать, когда год тому назад покинул Туллин, была теперь длинной и седой. В руке он держал свою узловатую черную дубинку.

Иггур также был одет в темное. Он специально припудрил свои черные волосы, чтобы они казались седыми; у него тоже была борода, — правда, ее сделали накануне ночью, а с утра приклеили к лицу. Иггур завернулся в длинный плащ и нахлобучил на глаза коричневую шляпу с широкими полями.

Стражники у западных ворот выглядели заспанными. Не особенно тщательно проверив бумаги, они позволили путникам пройти.

— Когда мы вернемся, напомни мне послать их в наряд на болота на месяц. Они не должны были пропускать нас по этим документам. — Зубы Иггура сверкнули во мраке.

Шанд издал смешок, пуская лошадь рысью.

— Были времена, когда я приказал бы их выпороть, — сказал Иггур, и веселости его как не бывало. — В дни моих несчастий я был тверд, как камень.

— Тебя изменил транкс.

— Может быть. Я так долго жил в ужасе перед Рульком, что это окрасило все стороны моей жизни.

— А теперь все прошло?

— Думаю, да. В Каркароне я решил взглянуть в лицо своим страхам и умереть, но каким-то образом уцелел. Надеюсь, что я на самом деле изменился. — Он потер щеку кончиками пальцев. — От этой бороды так чешется кожа! И от нее воняет! Из чего ты ее сделал? — Шанд снова хихикнул:

— Конский волос и рыбий клей.

Ночью прошел дождь, и снег на дороге превратился в грязное месиво. С моря принесло утренний бриз. Над полями стелился туман. Выглянуло было солнце, но вскоре исчезло.

— У меня такое чувство, словно я сбросил тяжелое бремя, — сказал Иггур. — Неужели я в самом деле хочу провести все свои дни прикованным к Империи? Что-то планировать, ловчить, манипулировать, пытаясь перехитрить Мендарка и его приспешников? Я был счастливее в те годы, которые провел в пути, ничем не обремененный. Тогда у меня ничего не было.

— Расскажи мне о себе и о тех временах, — попросил Шанд.

— Я приходил в себя после применения Запрещенных Искусов. Ты же знаешь о них?

— Что-то слышал. Эти Искусы часто имели трагические последствия для всего Сантенара и потому их запретили?

— Никто не мог составить свод законов, управляющих этой отраслью Тайного Искусства. Не раз в результате Искусов возникала дыра, через которую на Сантенар прорывались обитатели бездны. Причем с ужасными последствиями. Тайный Совет, разумеется, этого не признавал. Народу говорили, что виной всему несчастливое расположение планет.

— Возможно, именно Запрещенными Искусами занимался в Каркароне Базунец, — предположил Шанд.

— Возможно, что так. Все эти эксперименты были запрещены несколько тысячелетий тому назад, еще до того, как Непреодолимая Преграда запечатала Сантенар. Правда, не все подчинялись этому эдикту.

— А почему же ты использовал Запрещенные Искусы?

— Совет, и в особенности Мендарк, горели желанием избавить мир от Рулька, — ответил Иггур. — Они считали, что Запрещенные Искусы — единственный способ поймать его в ловушку, а я — единственный, кто может контролировать Искусы. Нас спасло только то, что к тому времени Непреодолимая Преграда защищала нас: ничто не смогло бы проникнуть сквозь нее. Иначе в тот раз нам не избежать бы более тяжелых последствий.

Лошадь Иггура обошла огромную яму на дороге, наполненную грязью. Впрочем, это помогло лишь отчасти. Вскоре они вместе с лошадьми были с головы до ног забрызганы желтой грязью.

— Но ведь Искусы окончились неудачей, — заметил Шанд, сделав глоток из своей фляжки с водой.

— Мужество оставило Совет в самый критический момент, и Мендарк бросил меня, вместо того чтобы поддержать. Рульк завладел моим разумом и, хотя позже его заточили в Ночной Стране, всю вину за неудачный ход событий свалили на меня и оставили меня умирать в одиночестве.

— Но ты не умер!

— Нет. Но меня свели с ума. Я бы отдал что угодно, лишь бы узнать, что тогда произошло на самом деле, но абсолютно ничего не помню. Сто лет просто выпали из памяти! Однажды утром я вылез из меховых шкур, огляделся и словно прозрел. Утренний свет показал все уродство и убожество моего существования — сто лет скотской жизни. От шкур, необработанных, полных вшей и блох, омерзительно воняло, да и от меня пахло не лучше. В пещере валялись кости и кусочки меха. Последнее, что я помнил до этого ужаса, — это что я был молодым и сильным. Красивым и блистательным. Я мог получить все, чего бы ни пожелал.

Они продолжили путь в молчании и ехали так все утро. Каждый был погружен в свои воспоминания.

— Эта деревня называется Спинкт.

Голос Шанда не сразу оторвал Иггура от его размышлений. Последний рассматривал домики, крытые соломой, которые были беспорядочно разбросаны справа и слева от дороги. У них был ухоженный вид, и кое-где в садиках из-под снега уже весело выглядывали зимние крокусы, желтые, как масло.

Седовласая старушка, стоявшая на крылечке, улыбнулась путникам беззубой улыбкой. На плече у нее сидел красно-синий попугай.

— Посмотри на этого урода! Посмотри на этого урода! — проверещала птица, когда они проезжали мимо.

— Это он о тебе! — хором сказали Шанд и Иггур и расхохотались.

— Отсюда мы можем ехать двумя путями, — заметил Шанд, когда они добрались до перекрестка. — Эта дорога более прямая, но она проходит через несколько больших городов. А та, что ведет налево, длиннее, зато проходит только мимо деревушек.

— Давай поедем обходным путем. Так меньше шансов, что меня узнают. — Иггур снова погрузился в свои думы, но тут вспомнил, что не закончил рассказ.

— Мне бы хотелось услышать остальную часть твоей истории, если только ты не против.

— Почему бы и нет? Несомненно, в ней есть параллели и с твоей жизнью. — Иггур отвернулся. Некоторое время они ехали, не произнося ни слова. Наконец он вздохнул и заговорил: — Так на чем я остановился? Да… Я даже не знал, где нахожусь, понимал только, что это было далеко от Альцифера, где против Рулька в тот раз проводились Запрещенные Искусы. Должно быть, в своем безумии я бежал много месяцев. — И снова долгая пауза.

— Вообрази, как я себя чувствовал в то утро. Мне хотелось бегать и кричать, вновь ощутив в себе молодость, но на самом деле я был несчастным инвалидом. Было больно ходить и даже говорить, да и сейчас еще бывает. Я совсем не тот, что прежде.

Сбросив шкуры, я бросился в речку и смыл с себя грязь. Подстриг волосы, бороду и ногти. Надо было начинать новую жизнь. Я не собирался наниматься на работу, поскольку слишком привык к одиночеству. Мне хотелось странствовать, увидеть руины былых цивилизаций Сантенара и выяснить, кто я теперь.

Мне нужны были одежда, еда, деньги. Все это я мог бы получить немедленно — стоило только применить свою магическую силу — она уменьшилась, но не исчезла. Таким образом я мог бы даже разбогатеть. Однако мне этого не хотелось: ведь Тайное Искусство однажды уже подвело меня.

Теперь Иггур и Шанд взбирались по крутому склону холма, их лошади увязали в грязи, и они решили спешиться.

— Так что же ты сделал?

— Я стал бродячим лудильщиком. У меня всегда были хорошие руки. Я чинил горшки, стулья, окна, тележки — все, что приходилось. Честно зарабатывая на жизнь, я исходил весь Лауралин. Так я прожил несколько столетий — долголетие мага не было у меня отнято.

Дорога превратилась в узкую тропу. Добравшись до вершины холма, они увидели, что впереди тропинка петляет по лугу, покрытому жесткой серой травой, давно высохшей. Слева протекала речушка. Прямо перед ними, у дороги, стоял разрушенный домик, вернее то, что от него осталось: труба, угол из двух стен и разбросанные камни. За домом виднелось старое фруктовое дерево, скрюченное и почти сгнившее. Одна ветка торчала вверх, и на ней было несколько желтых листьев. С этой ветки свисали две веревки — все, что осталось от детских качелей.

— Какое печальное место, — сказал Шанд. Эти развалины напомнили ему его собственную жизнь.

Они снова вскочили на коней, но Иггур не стал продолжать свой рассказ. Он думал о том же, что и Шанд. Как все будет, когда они найдут Магрету? Как она встретит их? Иггур ощущал тревогу. Если бы она еще любила его, то, конечно, попыталась бы связаться с ним.

— Как ты нашел Зеркало, Иггур?

— Лет двадцать назад до меня стали доходить слухи о нем.

— Так что же положило конец твоей жизни лудильщика?

— Мне нравилось слушать странствующих сказителей и байки в тавернах — особенно о подвигах великих, — например, об исчезновении Ялкары. В ту пору я путешествовал в основном на востоке и на холодном юге. Но один раз я забрел на запад — к берегам Туркадского Моря, — и услышал там предание о некоем Магистре Туркада, великом герое, который в одиночку спас мир от Рулька, после того как мои безумства все погубили. Я не очень хорошо помнил прошлое, но все же достаточно хорошо, чтобы каждая моя ноющая кость и порванное сухожилие выкрикнули: «Ложь! Ложь!»

Шанд молча слушал. И хотя Иггур был ему симпатичен, он не мог не усомниться: кто же именно лгал? А что, если Иггур, совершив великое преступление с Запрещенными Искусами, придумал эту историю, чтобы скрыть свою вину и неудачу? За прошедший год стало ясно, насколько резко меняется настроение у Иггура. Когда он был весел, то не было собеседника приятнее; зато когда он был не в духе, никто не мог чувствовать себя в безопасности рядом с ним.

Между тем Иггур продолжал:

— Затем я узнал, что Мендарк жив-здоров. Он все еще был Магистром Туркада, как и восемьсот лет тому назад, когда началось мое падение. Он ничего не потерял за это время, и тем не менее ему хотелось возвеличить себя и погубить мое имя. — Иггур так сильно закрутил поводья вокруг руки, что на коже появились красные и белые полосы. — Именно в тот день, в ту минуту, в ту секунду я решил отомстить Мендарку за его ложь.

Но вскоре я обнаружил, что Мендарк сказочно богат, в то время как я был странствующим лудильщиком и все мое имущество умещалось в рюкзак у меня за спиной. За восемь столетий моя магическая сила обратилась почти в ничто; я позабыл Тайное Искусство, поскольку долго не использовал его. На то, чтобы отомстить, потребовалось бы очень много времени.

Мне нужно было место, где я мог бы не спеша восстановить свою силу. И оно не должно было ничего мне стоить, так как у меня ничего не было. Именно поэтому мой выбор пал на руины Фиц-Горго. Это место было таким отдаленным и глухим, что целое десятилетие никто не знал, что я там. Я заново отстроил часть крепости, сделав ее пригодной для жилья, затем записал все, что помнил из Тайного Искусства, и начал его практиковать. Наконец я овладел простейшими приемами, а это было уже что-то. Вскоре у меня появились средства на полное восстановление Фиц-Горго. А лет пятьдесят тому назад я обнаружил вельмов. Они вырождались, поскольку у них не было хозяина, а ведь их основное предназначение в жизни — служение, и тогда я заставил их присягнуть на верность мне.

— А ты знал, что когда-то они были гаршардами?

— Конечно! Именно поэтому я занялся их поисками. Будет забавно, думал я, если слуги Рулька будут теперь в моем подчинении. Правда, в конце концов все обратилось против меня. В историях, которые рассказывали в тавернах, часто упоминались магические кубки и перстни, мечи и колокольчики, заколдованные платки и тому подобное. Я составил их список и отправился на поиски. Я собрал массу этих старинных вещиц, надеясь, что они помогут мне достичь цели. Однако лишь немногие оказались стоящими.

— Включая Зеркало?

— Его не было в моем списке — я наткнулся на него случайно.

— В самом деле? — сказал Шанд. — Вот эта часть истории меня особенно интересует.

— Ну не совсем случайно: к тому времени у меня была целая сеть шпионов, которые докладывали мне о странных и необычных вещах. Однажды я получил сообщение, что в Мельдорине появилась некая гадалка, которая зарабатывала деньги при помощи Зеркала, предсказывая по нему судьбу всем желающим на деревенских ярмарках. Должно быть, у нее был небольшой талант: ей удавалось заставить Зеркало каждый раз показывать новую картинку, когда на него смотрел клиент, и она объясняла, что это значит.

Я никогда не слышал об Арканском Зеркале, но так заинтересовался, что сам пошел к гадалке. Как только я увидел Зеркало, сразу понял, какое оно ценное и старинное. Оно показало мне Аркан и Рулька. Я забрал Зеркало — щедро уплатив за него! — и вернулся в Фиц-Горго. Там я стал учиться пользоваться им. Как устройство для шпионажа Зеркало было далеко от совершенства, но тем не менее давало мне преимущества над соседями, так что скоро в их глазах я стал чрезвычайно могущественным.

К тому времени, как Иггур и Шанд добрались до ручья, наступил полдень. Они сделали привал и перекусили хлебом, сыром и луком, а потом выпили по две чашки чарда, чтобы согреться. Подул сильный южный ветер, и им не хотелось торопиться. Шанд снова повесил котелок над костром, чтобы заварить еще чарда.

Не успел Иггур поднести чашку к губам, как они услышали стук копыт. Вскоре на дороге показался его собственный патруль, солдаты скакали с запада. Они промчались мимо, но, вероятно, увидели дым и повернули. Это были солдаты из Первой армии, и Иггур знал сержанта — ветерана по имени Гриск.

Впервые в жизни Иггур был в нерешительности. Его маскировка ничего не даст, стоит ему открыть рот: солдаты сразу же узнают его голос. А ему это совсем не улыбалось: придется принимать извинения, обсуждать свои планы. К тому же, вне зависимости от его приказов, патруль будет втайне следить за ними. Его воины серьезно относились к своему долгу.

Шанд пришел ему на помощь.

— Сгорбись, прикинься больным. Если придется говорить, шепчи и кашляй.

Шанд поднялся навстречу сержанту.

— Документы! — приказал Гриск.

Шанд уже похлопывал себя по карманам с выражением тревоги, характерным для невиновных людей, когда они сталкиваются с властями. Нахмурившись, Гриск изучал бумаги, которые были в полном порядке, но измяты и запачканы. Затем он повернулся к Иггуру. Шанд опередил его и уже рылся в кармане Иггура. Вытащив документы, он передал их сержанту и снова повернулся к Иггуру.

— Мой кузен заболел, — сказал Шанд через плечо. — Я везу его к дочери, в Сэллитт, чтобы она за ним ухаживала.

Иггур нахохлился и начал кашлять. Он кашлял до тех пор, пока из глаз не полились слезы. Сделав паузу, он с трудом прошептал: «К вашим услугам, господин», — затем снова стал кашлять и чихать.

Гриск утратил к нему интерес. Вернув документы Шанду, он зашагал к патрульным, которые даже не спешились. И они вновь понеслись по дороге.

Шанд зашелся от смеха.

— Тебе хорошо смеяться! — с досадой сказал Иггур, срывая бороду, которая отклеилась из-за пролившегося на нее чарда. Но вообще-то… спасибо тебе!

На вторую ночь они оставили лошадей в деревушке у границы Эллюдора. Они направлялись в самую густую и старую часть леса.

— Теперь нам предстоит самое трудное, — заметил Иггур, остановившись под деревьями.

— Что мы найдем в Эллюдоре? — задумчиво произнес Шанд.

— Магрету, я надеюсь, — ответил Иггур. — Мне ужасно ее недостает, Шанд. Она так много для меня сделала. Теперь я никуда ее не отпущу.

Нахмурившись, Шанд сменил тему:

— Я раздумывал насчет золота Феламоры.

— Я тоже. Особенно поскольку оно так интересует Мендарка.

— А тебя нет?

— О, меня тоже. Хочется узнать, что это такое на самом деле и откуда взялось.

— Ты не веришь тому, что слышал о нем?

— Тут что-то не так. Я бы не стал делать из него Золотую флейту, даже если бы мы когда-нибудь нашли это золото. Но мне не нравится, что оно у Феламоры.

— Тогда давай смотреть в оба, — сказал Шанд, и, пройдя мимо Иггура, углубился в лес.

Они упорно шли весь день, держась юго-запада, и почти ни о чем не говорили. Днем тропинка начала подниматься в гору, деревья стали выше; на почве шоколадного цвета тут и там лежал, не тая, снег. В сумерках они добрались до вершины холма и увидели, что спускаться предстоит по крутому склону. Внизу была глубокая лощина, перерезавшая тропу. Было слишком темно, чтобы искать обходной путь, и они разбили лагерь прямо на склоне, возле крошечного ручейка.

— Ну, вот мы и на месте! — сказал Иггур после ужина. — Где начнем?

Развернув карту, он расстелил ее на земле. Лес, обозначенный изумрудными чернилами, выглядел огромным. Иггур измерил его пальцами.

— Двадцать лиг на пятнадцать. Он очень большой — мрачно заметил Иггур.

— Что сказали тебе твои шпионы? — спросил Шанд.

— Те, которые следили за феллемами? Они потеряли их в лесу на второй или на третий день. Известно только, что феллемы перебрались через реку и пошли на запад.

Шанд с Иггуром по этим скудным данным решили сузить район поисков до небольшого участка леса. Шанд вынул фляжку с ликером, и они немного выпили, продолжая рассматривать карту. Что-то зашуршало у них за спиной, в глубине леса.

— Когда-то я очень хорошо знал эти места, — сказал Шанд, наливая себе еще. — Мы обязательно найдем и Магрету, и феллемов.

— Я тоже еще выпью, если не возражаешь. — Иггур пододвинул свою кружку. Шанд налил в нее совсем немного. Иггур постучал кружкой о фляжку, и тогда Шанд, рассмеявшись, наполнил ее доверху.

— Ничего не могу с собой поделать, — криво усмехнулся он. — Первую наливаю спокойно, а вторую мне жаль. У меня в рюкзаке была еще одна фляжка, но она исчезла, когда я путешествовал с Таллией. Если бы это был кто-нибудь другой, я бы заподозрил, что фляжку украли, — но только не Таллия!

— Конечно нет! — расхохотался Иггур. — У тебя что-то на уме?

— Я думал о том, что в нашей зоне поисков есть места, идеальные для того, чтобы здесь прятаться. Глубокие долины легко защищать — они окружены горами. — Шанд задумчиво почесал голову. — Однажды я мыл золото в этой части Эллюдора. Тут его еще много. Интересно…

— О чем ты думаешь?

— Я когда-то занимался Тайным Искусством, знаешь ли. — В глазах Шанда появился блеск — яркий, как песчинки золота.

— Я догадался, — хихикнул Иггур. — И ты, наверно, задумал немного… поколдовать?

— Где же этим и заниматься, как не в таком древнем месте?!

Шанд поднялся на заре и расхаживал, соображая, что именно понадобится ему для дела.

— Вставай, лентяй! — обратился он к Иггуру, дотрагиваясь до его спального мешка носком сапога.

— Меня никогда еще так не называли! — проворчал Иггур, перекатываясь на другой бок. — Во всяком случае, никто из живых.

Шанд хмыкнул.

— Полезай туда, видишь? — Он указал на склон утеса. — Найди мне камень в форме чаши. Потом сделай маленькую лодочку вот из этого! — Шанд отрезал прядь от своей бороды. — Надеюсь, это поможет найти Магрету.

— Я еще не позавтракал, — проворчал Иггур.

— А ты еще и не заработал завтрак! Давай, время не ждет.

Взяв свою миску для еды, Шанд направился к реке.

— Меня не будет какое-то время, — бросил он через плечо. Часа два он брел по берегу, пока не нашел подходящее место. Войдя в холодную воду, он зачерпнул гальку с самого дна и затем стал промывать камешки в миске. Он не нашел там золота, как не нашел его и в еще нескольких местах поблизости. Однако за рекой Шанд все-таки набрал с полдюжины крупинок золота и один кусочек побольше, размером с чайный лист. Этого было достаточно, и старик отправился обратно.

В лагере уже шипели ветчина, лук и хлеб, поджаривавшиеся в жиру. Иггур показал Шанду камень, размером и формой напоминавший раковину умывальника, и изготовленную им из волос, соединенных при помощи смолы, крошечную лодочку.

— А еще я нашел вот это, — сказал Иггур, демонстрируя сверкающие желтые кристаллы на ладони.

— «Золото дурака!» Будем надеяться, что оно не сделает дураков из нас.

После завтрака Шанд наполнил камень-чашу, найденную Иггуром, водой, положил на один конец лодочки настоящее золото, а на другой — «золото дурака» и поместил ее в чашу. Затем он принялся сосредоточенно смотреть на воду, пытаясь представить себе лицо Ялкары — такое, как он видел в Зеркале. Таким образом он мог наиболее близко подобраться к Магрете.

Шанд напряг всю свою волю, и в какой-то момент ему показалось, что он видит в воде тень Ялкары. В это мгновение он отпустил лодочку, которую придерживал у края чаши. Лодочка проплыла до середины сосуда, и затем, дважды повернувшись вокруг собственной оси, медленно двинулась назад и остановилась. Конец, на котором было настоящее золото, указывал на юго-запад.

Шанд не стал сверяться с картой.

— Я знаю, где мы их найдем!

Несколько дней спустя Иггур с Шандом стояли на гребне горы, над пропастью, глядя вниз, на глубокую, густо поросшую деревьями долину.

— Это здесь, — заявил Шанд.

— Я боюсь, — пробормотал Иггур. — Я бы предпочел снова сразиться с транксом, лишь бы только избежать встречи с Феламорой. Но ради Магреты я готов…

— А я, наоборот, предвкушаю эту встречу, — с мрачной ухмылкой сказал Шанд. Он принялся вертеть на пальце кольцо Ялкары, сделанное из соединения золота, серебра и платины.

— Даже ты, Шанд… — с сомнением выговорил Иггур, — хотя ты и был когда-то велик…

— Я многое узнал о Феламоре от Ялкары. На моей стороне правда. И у меня есть это кольцо, правда я не уверен, что оно сохранило свою силу. Средство защиты от нашего врага, как говорится в письме. Но, Иггур, могу я сказать одну вещь, совершенно откровенно? Насчет Магреты?

Иггур нахмурился:

— Да, если ты не собираешься использовать против меня нашу дружбу!

— Не питай… несбыточных надежд…

— Все! Довольно! — отрезал Иггур.

 

21

ДЖИЛЛИАС

Из-за снегопада феллемы перебрались в другое убежище, и Магрета больше их не слышала. Остаток дня она провела, то проваливаясь в сон, то выплывая из него, и окончательно проснулась, когда уже стало смеркаться. Феллемы снова сидели у костра. Они беседовали о преданиях юга — это напомнило Магрете о давних временах. Она вышла к феллемам.

— Нам нужно найти лагерь получше, — сказал Гэтрен. — Даже если бы мы остались, здесь не разместить всех тех, кто прибудет сюда со дня на день.

— Там, подальше в долине, где скалы подходят к самой воде, есть пещеры, — ответила Магрета. — Они достаточно велики, чтобы в них разместилось несколько сотен человек, хотя и будет тесновато.

— Мы любим находиться вблизи друг от друга, — заметил Гэтрен. — Еда — вот проблема. Того, что ты запасла, не хватит нашим людям и на неделю.

— В лесу можно хорошо поохотиться.

— Тогда нам лучше сразу же приняться за работу.

Приближался к концу день середины зимы. Хайт прошел незамеченным, поскольку небо было покрыто тучами и уже неделю шел снег. Однако когда взошла луна и ее свет достиг земли, Магрета ощутила дурное предчувствие и всю ночь продрожала от страха.

Она редко видела феллемов: те все время были заняты. Охотились, ловили рыбу, коптили добычу, собирали в лесу орехи, подготавливали пещеры. Так прошло две недели.

Теперь феллемы стали уходить от лагеря дальше, и их походы за добычей длились неделю и более. Феллемы как раз вернулись из первого такого похода, усталые, с тяжелой поклажей, когда в лагерь приковыляла Феламора. Она передвигалась, словно древняя старуха, — результат нападения на нее Таллии.

Магрета, поднимавшаяся от ручья, куда спускалась за водой, услышала яростный спор трех феллемов и, судя по голосу, Феламоры.

— Только три сотни! — воскликнула Феламора. — А как насчет остальных феллемов?

— Они поклялись остаться здесь, на Сантенаре, — ответила Элламия, которую качнуло назад, как дерево в бурю. — Они не последуют за тобой. И шага не сделают.

— А что вы скажете? — Феламора окинула своих соплеменников таким взглядом, от которого могло бы расплавиться стекло, однако феллемы выдержали его.

— Магрета рассказала нам твою позорную историю, — начал Гэтрен. — Как только мы найдем книгу, которую ты потеряла, мы отправимся домой. В Мирриладель!

— Мирриладель не дом! — закричала Феламора. — Мы феллемы! Таллалам — наш единственный дом!

Трое феллемов отвернулись от нее как один и удалились. Феламора что-то орала им вслед, но они ее игнорировали.

— Магрета! — позвала она тогда.

Магрета поставила на землю деревянные ведра с водой. Девушка знала, что сейчас произойдет. Феламора будет ее унижать и непременно напомнит, насколько бесполезной ее считает.

Нет, на этот раз нет! Феллемы оказали ей большую услугу. Впервые после Хависсарда Магрета знала, что в ее жизни должно быть что-то еще, ради чего стоило бы жить. И она готовилась, наращивая силу и исследуя собственные слабости. Она была уже почти готова окончательно порвать связи с Феламорой.

— Да, Феламора? — спокойно осведомилась она, показываясь из-за дерева.

— Ты меня предала! Я приказала тебе ничего им не говорить!

— Они — твои соплеменники! — Магрета пыталась защищаться. — Почему же мне было не ответить, раз они меня спросили?

Золотисто-розовая кожа Феламоры сделалась цвета меди.

— У тебя долг передо мной! И только передо мной!

— Почему это перед тобой?

— Потому что я тебя кормила, одевала и дала лучшее образование, какое только получал кто-либо на Сантенаре. Я потратила на тебя сто лет своей жизни!

— Ты сделала это не ради меня, а ради своих злобных планов!

— Неважно, ради чего я это сделала.

— Феллемы сказали, что…

— Феллемы — овцы! — презрительно проронила Феламора.

И тут Магрета нашла более веский аргумент.

— Я не принадлежу к твоей расе. У меня не может быть перед тобой долга. Я отказываюсь тебе подчиняться.

Глаза Феламоры сверкнули.

— Ты… — начала было она, но тут же умолкла и поплелась, прихрамывая, к входу в пещеру. — Там кто-то есть, — прошептала она. Золотистые глаза Феламоры всматривались в бесконечность. — Я узнаю эту ауру, эту защиту. О, этого не может быть! Она не могла вернуться.

«Это возвращаются феллемы», — подумала Магрета, но все же ощутила легкое волнение. Снаружи было безветрие, белые хлопья снега тихо падали, покрывая скалы. Она наблюдала, как Феламора стала взбираться по склону над пещерой, а затем исчезла. Пожав плечами, Магрета поплотнее запахнула зимний плащ и уселась на бревно у входа в пещеру. Она любила греться тут под лучами солнца, когда оно ненадолго выглядывало.

Магрета вытащила серебряное перо, найденное в Хависсарде, рассеянно поиграла с ним. Затем вынула из кармана каменное яйцо. И вдруг ощутила, что этого яйца и входа в пещеру достаточно, чтобы сделать врата. И теперь она может вырваться на свободу! Почему бы и нет? Настала пора начать новую жизнь на новом месте. Феламора без конца твердила, что у Магреты сплошные недостатки и что она ни на что не годна. Ну что же, пусть теперь сама решает свои проблемы!

Стиснув яйцо в ладонях, Магрета набрала в легкие побольше воздуха и сосредоточилась на создании врат. И немедленно пейзаж вокруг пещеры поплыл, коричневые стволы деревьев и листья папоротников расплылись перед глазами, хотя она даже не успела подумать, куда отправится. И тут в лесу хрустнула ветка. Кто бы это мог быть? Феллемы? Времени закончить врата не оставалось, а ей не хотелось быть пойманной, так что пришлось пока отказаться от своей идеи.

Со склона горы спустилась Феламора. Она походила на ожившего мертвеца.

— Кто-то сюда пробрался! — сообщила она, задыхаясь. — То же самое я ощутила в Хависсарде. Должно быть, это Мендарк пришел за моим золотом.

Феламора вошла в пещеру, затем вновь появилась. Она пила воду из ковша. Она затихла, потом начала едва заметно покачиваться: таким образом она доводила себя до транса, чтобы успокоиться. Магрета стояла, наблюдая за Феламорой, и вдруг у нее за спиной раздался шорох. Медленно повернувшись, она увидела старика, стоявшего в нескольких шагах от нее. Его седая борода и широкополая шляпа были покрыты снегом. Зеленые глаза сияли. В одной руке у него была черная дубинка, но Магрета совсем не испугалась.

Она подалась вперед, и ей захотелось крикнуть: «Кто ты? Чего тебе здесь надо?», — но старик повел себя очень странно. Покачав головой, он приложил палец к губам.

За спиной Магреты, в пещере, с шумом упал на пол ковш. Феламора издала вопль. Но Магрета не обернулась — ей хотелось еще на минуту продлить этот странный сон.

Старик пристально следил за движениями Феламоры. Та застыла на месте. Это был не Мендарк — нет, она увидела давно забытое лицо.

И тут выражение лица старика изменилось: оно стало очень суровым, взгляд сделался холодным. Он сделал шаг вперед. Теперь Магрета могла бы до него дотронуться, и ей этого хотелось.

— Джиллиас! — вскричала Феламора. Человек кивнул.

— Когда-то меня так звали, — спокойно произнес он. — Но теперь мое имя Шанд. Я пришел за тем, что принадлежит мне.

Шанд! Магрета уже слышала это имя прежде. Шанд был другом Караны. Она окинула старика взглядом — загоревшее, обветренное лицо, крепкая фигура.

Феламора плюнула на пол.

— Ты никогда не мог со мной тягаться, даже в расцвете сил, — а это было очень давно. Даже при том даре долголетия, которым ты явно обладаешь, время тебя состарило и вымотало. Старый дурак! Чувствуешь, как у тебя дрожат коленки? Видишь, как туман застит твои глаза? — И она сделала какой-то жест.

В тот же миг колени Магреты подогнулись. Перед глазами все затуманилось. Ей так хотелось, чтобы этот милый старик, который смотрел на нее такими добрыми глазами, развернулся и ушел. Феламора имела в своем распоряжении ужасные силы. Ее иллюзии могли свести с ума кого угодно. А Магрета всем сердцем желала, чтобы Шанд не пострадал. И тем не менее она надеялась, что старик останется.

Шанд засмеялся, и иллюзия соскользнула на землю, как сброшенная ночная сорочка.

— Время игр прошло, Феламора! Я действительно стар. Стар, как старое, кряжистое дерево, и крепок, как его корни.

В ответ Феламора опять сделала какое-то движение руками, но оно далось ей с огромным трудом. Магрета упала на колени. Чувства ей изменили.

Шанд взмахнул рукой, и охранное кольцо Ялкары сверкнуло в луче внезапно выглянувшего солнца. Этот жест означал отказ поверить в иллюзию, и она тотчас же исчезла.

— Ты похитила и сгубила мою дочь, — сказал Шанд. — Ты отобрала самое ценное, что у меня было. Теперь я пришел за платой.

Феламора наполнила воздух миражами, от которых сошел бы с ума кто угодно. Но только не Шанд. Феламоре было не выстоять против его гнева.

Магрета видела, как тает мужество Феламоры: она потерпела поражение и знала это. Воспользовавшись чарами, Феламора исчезла. Когда она пробиралась мимо Шанда, старик протянул к ней руку, растопырив пальцы (на этот раз он использовал Тайное Искусство). На долю секунды воздух рядом с Шандом уплотнился; словно из ниоткуда появилось лицо Феламоры, и Магрета успела заметить на нем страшную муку. Феламора кричала, словно от боли. Зрелище было ужасным. Мгновение — и Феламора снова исчезла.

Шанд проследил глазами за ее невидимым уходом в лес.

— Некоторое время она не вернется, — тихо произнес он. Магрета была смущена, но в то же время ей хотелось петь. Это был самый великий день в ее жизни. Она медленно приблизилась к Шанду. Старик снял шляпу. Он был невысок ростом — с Магрету. Волосы на макушке поредели. Девушка почувствовала, что этот старик ей не безразличен.

— Почему ты пришел? — прошептала Магрета. — Кто ты, Шанд?

Он взглянул на нее с удивлением.

— Я твой дедушка. — Он протянул Магрете руку, и она взяла ее. — Элиора, твоя мать, была моей дочерью, моей и Ялкары. О Магрета! Внученька! — Шанд раскрыл объятия.

Магрета ощутила такое тепло и чувство родства, что слезы брызнули у нее из глаз. Они вместе спустились по склону и пошли вниз по течению, к тому месту у реки, где Магрета любила вздыхать и мечтать.

Это была небольшая площадка из серого камня, возвышавшаяся над берегом, поросшим короткой травой. За ней стояли высокие деревья — там был лес. Здесь в реке вода с веселым журчанием преодолевала крошечный порог и падала с него в небольшое озерцо. Его дно из разноцветных камушков было хорошо видно сквозь прозрачную воду.

Шанд и Магрета уселись на площадке. Девушка все еще держала старика за руку. Она повернула к нему лицо, влажное от слез.

— Я не плакала с тех пор, как была ребенком, — сказала она. — Феламора не позволяла.

Магрете не терпелось задать Шанду важные вопросы о собственной жизни: кто она и откуда?

— Расскажи мне об Элиоре, Шанд. А мой отец, кем он был? Расскажи мне все.

Но не успел старик начать, как она приложила палец к его губам.

— Подожди — я кое-что тебе покажу. Это самые ценные мои сокровища, хотя я и не знаю почему мне так кажется. — Магрета осторожно развернула небольшой сверток и показала Шанду серебряное перо и дощечку, теперь уже довольно испачканную, с единственным словом «Элиора» на ней.

Шанд с удивлением посмотрел на Магрету.

— Я дал это перо твоей бабушке. Это был мой первый подарок ей. Откуда оно у тебя?

— Мы с Феламорой проникли через врата в Хависсард. Она боялась находиться там, а я, попав туда, почувствовала себя счастливой.

Шанд с Магретой обнялись и поплакали, сидя у реки.

— Это перо воскрешает чудесные воспоминания, и ужасные тоже, — сказал Шанд. — Оно было самой ценной вещью Ялкары, но она не могла пронести перо через врата.

— Расскажи мне об Элиоре.

Шанд поведал ей о рождении и жизни ее матери, заключив эту ужасную историю словами:

— И Феламора похитила ее, а потом выдала замуж за феллема, чтобы получить троекровницу.

— Меня? — воскликнула Магрета.

— Да. Ты троекровница.

— Как Карана! — прошептала она. — Наверно, поэтому меня всегда тянуло к ней.

Шанд вздрогнул, но не стал расспрашивать.

— Карана! — задумчиво произнес он. — Это многое объясняет. Ты похожа на нее, но в то же время совсем другая. Какое совпадение! Весьма вероятно, что вы — единственные троекровницы и других не существует.

— Кем был мой отец, Шанд?

— Не знаю. Видимо, это известно только Феламоре.

Наконец-то Шанд вспомнил про Иггура, который терпеливо ждал все утро, не желая мешать только что обретшим друг друга родственникам.

— У меня для тебя есть еще один сюрприз, — сказал Шанд и, вскочив на ноги, крикнул: — Эй! — В долине раздалось эхо.

Прихрамывая, появился Иггур, не в силах скрыть свое волнение. Он выглядел постаревшим и усталым.

— Иггур! — воскликнула Магрета, бросаясь к нему. Лицо ее раскраснелось, волосы развевались. — О Иггур, как я о тебе беспокоилась! Феламора сказала мне, что ты умер в Катадзе.

— Я был близок к этому, — ответил Иггур, — но теперь уже все давно позади.

Магрета обняла Иггура — правда, скорее с облегчением, что с ним все в порядке, нежели со страстью. Прежде она никогда не проявляла свои эмоции при других. Даже Иггур уронил слезу при виде ее радости и протянул было руку, чтобы погладить красивые волосы Магреты, но так и не погладил. Магрета подвела Шанда и Иггура друг к другу, как будто они были незнакомы, а потом села между ними, и смеялась, и плакала, и напевала. Какой удивительный, какой прекрасный день!

Наконец Шанд поднялся.

— Нам нельзя здесь оставаться: чем больше времени мы дадим Феламоре, тем скорее она придумает, как нас атаковать. Что ты теперь будешь делать, Магрета?

Магрета понятия не имела.

— А чего ты от меня хочешь? — спросила она.

— Я? — переспросил Шанд. — С прежней жизнью навсегда покончено. Теперь важно, чего ты сама хочешь от жизни!

Магрета никак не могла привыкнуть к мысли, что она нужна кому-то и за это у нее никто ничего не просит взамен, — настолько укоренилось в ее сознании чувство долга. Свобода никогда не была частью ее существования.

— Я хочу узнать, кто я такая, хочу узнать все о моей семье. Я хочу быть вписанной в наши семейные Предания.

— Ты пойдешь вместе с нами? — неуверенно спросил Иггур. — По крайней мере, пока ты не найдешь себя.

— А почему ты так робко спрашиваешь? Как бы то ни было, мы же все еще друзья.

— Твоя жизнь сильно изменилась, и моя тоже, — тихо ответил Иггур. — Я был близок к смерти, хотя, — он криво усмехнулся, — явно не настолько близок, как тебе сказали. Я был низведен очень низко, и хотя сумел вновь подняться, сильно изменился.

— Ну что, пошли? — спросил Шанд. — В Туркад?

— Я с радостью присоединюсь к вам, — ответила Магрета. — Для меня все места одинаковы. Но мне бы хотелось увидеть Зеркало, если оно у вас с собой.

Шанд безмолвно подал ей Зеркало. Магрета подержала его в руке. Зеркало развернулось у нее на ладони, потом свернулось, и она отдала его обратно.

— Оно твое, — сказал Шанд.

— Мое? — в изумлении переспросила Магрета. — Не понимаю, как это может быть. Однако даже если это так, я не хочу получить его здесь. Не поздно будет передать его мне, и когда мы доберемся до места.

Шанд убрал Зеркало, и они тронулись в путь.

Вскоре стало очевидно: Магрета питает к Иггуру лишь дружеские чувства. Он был для нее другом, а не возлюбленным. Для Иггура это был сильный удар, поскольку рухнули все его надежды и мечты. Он не подал виду, но впоследствии стал каменным для всех остальных.

 

22

ВОССОЕДИНЕНИЕ

Покинув Готрим, Карана и Таллия упорно шли каждый день с рассвета до заката, но по талому снегу было так трудно идти, что они добрались до Туркада лишь через неделю, совершенно вымотавшись.

— Ты стала очень молчаливой последнее время, — заметила Карана, стоя на вершине невысокой горы, на которую они вскарабкались на седьмой день пути. С горы открывался вид на Туркад.

— Я думала о Лилисе… Как она там?

— И о Джеви?

— О нем тоже.

К полудню они дотащились до моста через реку Сабот. Мост все еще ремонтировался после прошлогодней осады. Тут, перед въездом в город, им пришлось долго ждать своей очереди, так как впереди было много повозок.

У Караны не было пропуска: она выбросила его уже давным-давно. Это вызвало задержку у городских ворот, и от нетерпения Карана едва не напустилась на стражников. Однако, увидев подошедшую к Каране Таллию, женщин пропустили в город.

Они зашагали по дороге к штаб-квартире Иггура — старой крепости, возвышавшейся на холме, у подножия которого расположилась крепость, где когда-то обитал Магистр. Там они узнали от стражников, что поутру Иггур исчез, не сказав никому ни слова. Вместе с ним испарился и Шанд.

— А Лиан здесь? — закричала Карана стражнику. Забрызганная с головы до ног грязью, она походила на беженку военной поры.

Парень вытянулся перед Таллией, адресуя свой ответ ей.

— Думаю, его держали в крепости Магистра, — холодно произнес он.

— Держали? — воскликнула Карана и пустилась рысью в сторону названной крепости.

— Карана, подожди! — завопила Таллия, но Карана не слышала. Таллия захромала следом за ней.

До крепости было недалеко, дорога шла под гору. Таллия и не надеялась догнать Карану. К тому времени, как она добралась до последнего поворота, Карана уже подбежала к воротам.

Железные крепостные ворота были открыты — знак того, что у Магистра Туркада город под контролем. Два великолепных стражника в роскошной форме, правда у одного из них на груди было пятно от яичного желтка, и начищенных до блеска сапогах со скучающим видом стояли по обе стороны ворот. Карана проскочила между ними и понеслась по двору к парадному входу.

— Он нам головы за это поотрывает! — вскричал стражник, поднимая копье.

— Стой! — завопила Таллия.

Стражник, повернул голову на знакомый голос, увидел бегущую Таллию и, подумав, что она тоже гонится за Караной, метнул копье.

Оно вонзилось в дверь у самого плеча Караны. Девушка оглянулась, и распахнувшаяся дверь сшибла ее с ног. Она лежала на плитах двора, поросших мхом, совершенно выбившись из сил. Второй стражник поднял копье, но Карана ничего не могла сделать. В этот момент Таллия ударила его кулаком, и стражник рухнул без чувств.

Вскочив на ноги и обежав вдоль стены крепости, Карана ворвалась внутрь с черного хода. Проскользнув мимо дремавшего стражника, она понеслась по коридорам. Впереди показалась лестница, которая вела и вверх, и вниз.

Карана начала спускаться, замедлив шаг, словно ничего не случилось. Однако ей не удалось бы никого обмануть: с нее градом катился пот, лицо пылало, волосы растрепались. Она знала, как пройти в темницы, находившиеся в подвалах крепости: в начале зимы она посетила там Лиана. Карана молилась, чтобы его не посадили снова в эту ужасную дыру, и потому решила начать поиск не с темниц. Она обежала все внутренние помещения, но тщетно. На первом этаже были службы крепости, а также кухни и погреба. Тут Лиана не должно быть. Больше искать было негде. Карана преисполнилась уверенности, что Лиана пытали, приговорили и казнили.

Она медленно побрела обратно, чувствуя себя совершенно несчастной.

— Эй, ты! — заорал ей с другого конца коридора огромный стражник. Его шагам вторило эхо, раскатившееся по всему холлу.

Карана метнулась за угол, и там она увидела еще один холл, куда выходили двери каких-то комнат. Заскочив в открытую дверь одной из них, Карана захлопнула ее и, попятившись, столкнулась с кем-то. Это был высокий, невероятно сильный человек с холодными пальцами и кожей, резиновой на ощупь. У девушки мурашки забегали по телу. Резко обернувшись, Карана увидела вельмиху Вартилу и едва не лишилась чувств. Та была потрясена не меньше. У двери стоял еще один вельм.

И тут, к удивлению Караны, Вартила отпустила ее. Крики стали громче, по коридору бежали.

Карана ворвалась в другую комнату. Колени у нее ослабели, и ей необходимо было сесть. Она огляделась, и только тогда, когда дверь распахнулась и на пороге появились стражники, потрясая оружием, девушка заметила ошеломленного Лиана. Он сидел за столом в другом конце комнаты, и перед ним были разложены книги и бумаги. Сердце чуть не вырвалось у Караны из груди. Изо всех сил пытаясь сохранить чувство собственного достоинства, она быстро подошла к Лиану и села рядом с ним на скамью.

— Не говори ничего, — попросила она. Их руки соединились под столом, и они высокомерно взглянули на стражей.

— Ни слова, — вторил ей Лиан, сжимая ее ладонь. Два вельма скрестили на груди руки и встали в дверях, никого не пуская внутрь. Прибежавший на крики Мендарк хмурился, и взгляд его стал еще более злобным, когда он увидел, из-за кого поднялся шум. Однако вельмы не пропустили даже Магистра. У них был приказ.

Карана обняла Лиана за шею и поцеловала в губы. Потом поднялась и повела юношу через комнату. Когда они проходили мимо Вартилы, Карана посмотрела на нее и приподняла бровь. Вельмиха кивнула, и Карана пошла дальше. Потом она остановилась перед Мендарком, и взгляд ее зеленых глаз встретился со взглядом Магистра. Все замерли. Даже Таллия, стоявшая за спиной у Мендарка, вздрогнула.

Но на этот раз обошлось без конфликта. Ироническая усмешка скривила губы Мендарка. Даже Вартила улыбнулась — зрелище, которого до той поры никто не видел.

— Суда не будет, — заявила Карана. — Лиан не сделал ничего дурного, и ты не можешь больше его удерживать.

— А Лиана никто и не собирается судить! — сказал Мендарк. — Таллия его оправдала. Но ты — совсем другое дело. Не покидай Туркад, Карана.

Магистр отступил в сторону, и Карана прошла мимо. За ней последовал Лиан, который совсем недавно отказался от костылей и пока еще сильно хромал. Вартила вместе со вторым стражником-вельмом несла за ними книги и бумаги Лиана.

Таллия подошла к Каране и Лиану и спросила:

— Теперь вы сможете позаботиться о себе сами? Я вам не нужна?

В голосе ее звучала тревога.

— Спасибо, Таллия, — ответил Лиан. — Я желаю тебе счастья с твоим возлюбленным.

Таллия стала пунцовой. Не вымолвив больше ни слова, она унеслась прочь.

— Куда мы идем? — поинтересовалась Карана.

— В крепость Господина, — проскрипела Вартила. — У меня приказ охранять Лиана ценой собственной жизни.

— А как насчет меня? — Голос Караны задрожал.

— У меня нет инструкций относительно тебя. И тем не менее я могу до некоторой степени предвидеть пожелания моего Господина. — Она издала безрадостный смешок — казалось, заскрипели ржавые шестеренки. — Тебя тоже будут охранять, вплоть до возвращения Иггура.

Больше Карана вопросов не задавала, а лишь крепко держала Лиана за руку, когда они поднимались на холм, следуя за Вартилой. Девушка знала, что за Каркарон ей предстоит расплата, и все же от слов Мендарка ей стало не по себе. Каране было невыносимо больно смотреть на Лиана, он ковылял с величайшим трудом. Ей хотелось взять его на руки и прижать к груди.

Они вошли в крепость Иггура с парадного хода. Здесь не было изнывающих от безделья и разряженных, как павлины, стражников. У солдат, одетых в темную форму, был бдительный вид. Вартила повела Карану с Лианом по широкому коридору. Стены из голого камня, ничем не украшенные, были тускло освещены, как в тюрьме.

— А у вас нет какого-нибудь места… поприятнее? — еле слышно спросила Карана.

Ее сжигало желание остаться наедине с Лианом, но она не хотела, чтобы их воссоединение произошло в камере. Вартила издала что-то вроде смешка.

Они миновали несколько лестничных пролетов и еще один унылый коридор. Отперев скрипучую дверь, вельмиха поманила Лиана с Караной жестом. Перед ними предстала просторная комната — правда, столь же мрачная, как и все в этой крепости. Ну что же, могло быть и хуже, подумала Карана.

Вартила раздернула занавеси. Комнату залил свет, и теперь влюбленные могли ее рассмотреть получше. Стены здесь были обшиты панелями из миртового дерева, блестевшего в лучах полуденного солнца, а над панелями были выкрашены в медовый цвет. На окнах висели портьеры из парчи винного цвета, а пол покрывал ковер такого же оттенка. В открытую дверь гостиной Карана увидела огромную кровать с балдахином на шести шестах, за ней виднелась ванная, облицованная травертином.

В центре ванной комнаты стояла большая квадратная ванна, а рядом — плита на пяти ножках, на ней — большой железный бак. Вартила наполнила бак, в котором было полно круглых камешков, водой и зажгла плиту.

— Когда вода закипит, поверни этот кран, — сказала она Каране. — Я пришлю вам обед. — И вельмиха вышла.

Карана и Лиан взглянули друг другу в глаза, и он раскрыл объятия.

— О, Карана! — воскликнул он. — Мне до сих пор не верится, что наконец-то ты со мной.

Карана с такой силой бросилась в его объятия, что сбила любимого с ног. Она покрыла лицо Лиана поцелуями, и они покатились по розовым плиткам из травертина, пока не уперлись в ванну.

— Что это за странный шум? — спросил Лиан спустя некоторое время.

Карана открыла глаза.

— Вода закипела! — Она повернула кран, и в ванну полилась обжигающе горячая вода, и в воздухе стал клубиться пар. — Вставь пробку. Быстро! А то вся вода выльется.

Тем временем сама Карана пустила холодную воду. Вскоре ванна наполнилась. И тогда девушка вздохнула:

— Горячая ванна! Сейчас уже даже не припомню, когда я в последний раз принимала ванну. Пожалуйста, отвернись, я хочу раздеться.

— Никогда не замечал, что ты такая скромница, — сказал Лиан и испугался: уж не изменились ли ее чувства к нему?

— Я ужасная скромница, но только не со своим любимым, — лукаво ответила она. Тут Карана рассмеялась, заметив удрученный вид Лиана, и чмокнула юношу в нос. — Лиан, я несколько недель не купалась. Я отвратительно грязная, и мне не хочется, чтобы ты видел меня такой. Когда я буду чистой, можешь смотреть на меня, сколько душе угодно. А сейчас, пожалуйста, отвернись.

Лиан усмехнулся и ушел в другую комнату, где на столе уже ждал поднос с обедом. Заперев дверь, ведущую в коридор, он отщипнул кусок хлеба, разложил на письменном столе свои бумаги и расстелил постель. И тут его позвала Карана:

— Теперь можешь войти.

Пар был такой густой, что Лиан едва разглядел ванну, в которой лежала Карана.

— Отвернись, пока я буду раздеваться, — поддразнил он ее.

— Вздор, — ответила она. Рыжие волосы Караны свисали мокрыми колечками, лицо раскраснелось. — Я намерена осмотреть тебя с головы до ног.

Лиан снял рубашку.

— Какой ты худенький! — огорчилась Карана. Лиан стянул с себя штаны.

— О! — воскликнула Карана, приняв сидячее положение. Над обеими лодыжками Лиана она увидела широкую красную полосу — там, где содрали кожу обледеневшие оковы. Девушка дотронулась до шрамов. — Больно?

Лиан не отвечал. Он был не в силах отвести взгляд от влажной кожи Караны жемчужного цвета. Наконец он сказал:

— Болит немного.

Взяв Лиана за руку, Карана потянула его к себе:

— Помнишь игру, в которую мы играли в Великой Башне Катадзы?

Он лукаво усмехнулся:

— Это которая же игра?

— «Кому больше досталось», считается, у кого больше шрамов и у кого они более впечатляющие. Я тогда тебя победила!

— Я помню, как ты издевалась над моими увечьями, изо всех сил похваляясь своими.

— Ты тогда очень уж возгордился, и нужно было щелкнуть тебя слегка по носу, чтобы ты не возносился так высоко. Что до игры…

— Да? Переходи к делу, тут снаружи холодно. — Карана дотронулась до его изувеченных ног.

— Игра окончена. Ты победил! — Его улыбка стала шире.

— С тех пор мне так досталось, что я упал очень низко. Тебе придется снова меня поднимать.

Взгляд Караны скользнул по его телу вверх, вниз и наконец остановился посредине.

— Я так не думаю, господин летописец! — сказала Карана и потянула Лиана за руку: — Залезай.

Лиан шагнул через борт ванны и, поскользнувшись на влажном кафеле, упал в объятия Караны.

Лиан спал, раскинувшись на простынях, и его рука обнимала талию Караны. Девушка никак не могла заснуть. Она теснее прижалась к Лиану, но он даже не шевельнулся. Это ее суженый, и другого ей не надо. Но их союзу не суждено стать полным: ведь троекровницы бесплодны. У любимого Готрима не будет наследника, и некому будет передать их с Лианом фамильные Предания. Как поступит Лиан, когда она ему скажет? Этого Карана не знала. Это было будущее, которое они никогда не обсуждали.

Им надо было так много друг другу рассказать. Однако в первый день они почти не разговаривали — так радовались они тому, что наконец-то вместе, и прикосновения заменяли им слова. Целый день они ничего не делали — только вместе прогуливались или лежали лицом к лицу, тихонько шепчась.

Но зато как много они поведали друг другу потом! Как жадно Лиан слушал рассказ Караны! И хотя она говорила бессвязно, перескакивая с одного события на другое, иногда противоречила себе, а иногда и вовсе не очень-то помнила, что именно произошло, это не имело значения. Единственное, что было важно для Лиана, — услышать ее историю.

Рассказ девушки, занявший почти целый день, прерывался выходами влюбленных на крышу крепости, откуда они смотрели на город, трапезами и восхитительным отдыхом: они лежали, прижавшись друг к другу; в камине потрескивал огонь, а за окном мягко падал снег. Лиан и Карана вновь открывали друг друга.

— Как же ты нашла в себе мужество сделать то, что ты совершила в Каркароне? — спросил Лиан.

— Я думала о тебе и о твоем мужестве, которое ты, весь израненный и измученный Мендарком и Рульком, да еще зная, что весь мир против тебя, даже твоя возлюбленная, проявил. Лиан, прости меня! Ты не сдался и не думал о себе! Ты бросил вызов Рульку, чтобы спасти меня. Я помню, как ты боялся, когда мы расставались в тот день, как тебя била дрожь. Но ты вышел на состязание! Ты победил, Лиан!

Как же мне было после этого не вести себя стойко? Мне пришлось выполнить требования Рулька. Однако мы с ним потерпели неудачу, и мне страшно, Лиан. Однажды он явится за мной — он так сказал. Как только он будет готов, все начнется снова, и каковы будут последствия на сей раз?! Я так виновата! Что бы я ни делала, это всегда приводит к несчастьям.

— Со мной то же самое, — сказал Лиан.

— И как ты с этим справляешься?

— Стараюсь сделать все, что в моих силах, а потом расстраиваюсь. — Немного помолчав, он продолжил: — Я много узнал о себе за последние месяцы. Я сам навлек на себя все свои беды.

— Какая чушь! — возмутилась Карана.

— Да, сам! Мне так хотелось узнать побольше для собственного сказания, что я не отдавал себе отчета в своих действиях. Вместо того чтобы просто следовать за историей, я в нее вмешивался, поскольку хотел посмотреть, что будет дальше. Я был так же алчен, как Мендарк или Тензор.

— А чем ты занимался последние недели, Лиан? — сменила тему Карана. — Кроме того, что тосковал по мне?

— Из-за этого оставалось не так уж много времени, — засмеялся он. — Тем же, что и прежде, Карана. Работал над своим сказанием. Теперь оно будет называться «Сказание Мендарка».

— Что? — воскликнула удивленно Карана. — После всего, что он с тобой сделал?

— Я обязан ему своим образованием, и он требует, чтобы я уплатил долг.

— И как подвигается дело? — спросила она.

— Ужасно медленно! Я чувствую, что позорю свою профессию. Даже такой великий летописец, как я, — произнося эти слова, Лиан улыбнулся своей чудесной улыбкой, — не может написать «Сказание Мендарка» так, чтобы не пострадала истина.

Он не стал посвящать Карану в свой план: повсюду были шпионы, и скорее всего в этой комнате были подслушивающие устройства.

— Тогда откажись. Что он может тебе сделать?

— Он может меня уничтожить. Он все еще очень могущественный человек. Одно слово Мендарка — и никто никогда не наймет меня в качестве летописца. Но не это меня останавливает… — Лиан умолк и сидел, не отрывая взгляда от огня. Карана взяла его за руку.

— Что такое? Лиан? Ты чего-то боишься?

— Нет. Просто то, что действительно случилось во времена Запрещенных Искусов, — это манит меня и мучит. У меня такое чувство, что я вот-вот открою что-то в самом деле интересное.

— Что?

— Не знаю! — вскричал он в тоске. — Вот почему я не могу отказаться.

Прошла неделя со дня прихода Караны в Туркад. Ей не терпелось вернуться в Готрим.

— Они не дадут тебе уйти, — сказал Лиан. — Стражникам у ворот велено не выпускать тебя.

— Мне нужно в Готрим! Я больше не могу быть вдали от дома. Ты со мной?

— Давай спустимся и посмотрим.

Упаковавшись, они отправились к западным воротам Туркада. Карана спрятала волосы под капюшон и низко надвинула его на глаза. На посту была всего одна стражница — старушка с добрым лицом и совершенно лысой головой. Она даже не спросила у Караны документы.

— Возвращайся, Карана из Баннадора. Я не хочу покрыть позором свою старую голову, пропустив тебя.

Карана повернула от ворот, сердитая и обескураженная.

— Давай пойдем в порт и купим места на корабле.

— На какие деньги? У меня всего две медные монеты. Сколько у тебя?

— Лишь один серебряный тар, — ответила Карана.

— Нет никакого смысла, Карана. Если мы отправимся домой, они будут знать, где нас искать, они явятся и заберут тебя. К тому же у нас нет денег, а как мы будем жить в Готриме без них?

— Почему, почему я не могу жить собственной жизнью? — заплакала Карана.

В тот день она решила, что единственное, что можно сделать в ее ситуации, — это поговорить напрямую с Магистром. К удивлению Караны, ее сразу же приняли. Мендарк сидел в своем кабинете за огромным столом из черного дерева.

— Что тебе надо от меня? — спросила Карана. — Почему я не могу пойти домой?

Тонкие губы Мендарка так плотно сжались, что Карана оробела.

— Потому что ты сотрудничала с Рульком, и этот вопрос еще не был рассмотрен. Когда Иггур с Шандом вернутся, возможно, тебя будут судить. Или… может быть, ты готова откупиться от суда, оказав мне небольшую услугу, троекровница!

Мендарк улыбнулся своими ужасными синими губами, но Карана похолодела. Как и прежде, все хотят ее использовать. Это проклятие троекровницы. Ей никогда не убежать от своего наследия.

 

23

ПАРАДОКС ЗЕРКАЛА

Лиан провел целую неделю в поисках записей, сделанных во времена пленения Рулька. Но на данный момент у него были лишь письма и дневники самого Мендарка, которые тот ему передал. В остальном поиски оказались бесплодными. Это было странно: Совет весьма аккуратно записывал Предания.

Лиан знал, что Иггур не помнит то событие. Однако другие члены Совета, несомненно, сохранили записи — ведь на Сантенаре буквально все одержимы Сказаниями. Он снова просмотрел свои списки. Многие члены Совета того времени давно умерли. Хотя они и были молоды, — все они, кроме Тензора, Иггура и Мендарка, умерли в течение года, с момента применения Запрещенных Искусов. Любопытно!

Лиан переговорил с главным архивариусом Мендарка, но она ничем не смогла ему помочь. Иггур все еще не вернулся. Сейчас в Туркаде был только один человек, который мог что-нибудь знать об интересующих Лиана событиях. Лиан направился к вилле Надирила — большому зданию с колоннадой. Широкий холл виллы был облицован красным мрамором.

Надирил еще не вполне оправился после воспаления легких. Старый библиотекарь полулежал на постели, безвольно опустив руки на алое стеганое одеяло. У него был сонный вид, но, стоило Лиану войти к нему в спальню, глаза старика тотчас же открылись.

— Как ты себя чувствуешь? — почтительно осведомился Лиан.

— Лучше, — с натугой проскрипел Надирил. — Возможно, сегодня я встану. С твоей стороны очень любезно было заглянуть ко мне, Лиан. Сейчас со мной очень скучно.

Лиан пробормотал какую-то вежливую фразу.

— Но ты же пришел сюда не потому, что беспокоишься о моем здоровье? Тебе что-то от меня нужно. Что же?

Лиан объяснил, что привело его к Надирилу.

— Ну конечно, они должны были записывать то, что происходило! — воскликнул Надирил. — Каждый член Совета записывал Сказания. Так мы делаем и по сей день.

— Да, но я нашел только одну запись — Мендарка! Больше ни одно имя членов Совета времен пленения Рулька даже не упоминается в каталогах.

— Гм-м! — Глаза Надирила сверкнули. — Вот это задача! Уверен, этому есть простое объяснение, но ты же не хочешь обращаться к Мендарку, а? Давай позавтракаем вместе, а потом посмотрим, как я себя чувствую.

До своего визита Лиан уже слегка позавтракал, но у него сохранились самые приятные воспоминания о гостеприимстве Надирила, и сейчас он тоже не был разочарован. После трапезы они поднялись в портшезе на холм, в крепость.

— Возьми меня под руку, — попросил Надирил, когда они вылезли у бокового входа. И он с трудом спустился в архив.

Архивариус не мог ему ни в чем отказать, поскольку Надирил был членом Совета. Однако вскоре старик был вынужден признать, что Лиан прав: они не обнаружили документов Совета времен Запрещенных Искусов.

— Когда-то ты сказал, что опасные документы хранятся в особом месте, — напомнил Надирилу Лиан.

Тот пристально взглянул на юношу:

— Так оно и есть — в подвале, где тебя когда-то поймал Иггур. Однако даже в тех документах не описаны Искусы. Тем не менее я проверю. Тебе со мной нельзя, — добавил он, когда Лиан поднялся со стула. — Ты пока что займись официальными бумагами того времени — судоходной документацией, переданными сообщениями и накладными. Проверь все.

Больше Лиан не видел Надирила в тот день. Проработав до вечера, он нашел кое-что, представлявшее для него интерес. На следующее утро юноша рассказал об этом Надирилу за завтраком. Библиотекарь плохо себя чувствовал и завтракал в постели, а Лилиса хлопотала вокруг него, бросая на Лиана укоризненные взгляды.

— Посмотри. Этот листок завалился за подшивку судовых документов, — сказал Лиан. — Это расписка, выданная женщине по имени Увана, о принятии от нее документов, которые она сдала Мендарку после смерти своей сестры, Ниваны.

— В то время Нивана была одним из семи членов Совета, — сообщил Надирил. Он прочел документ. — Тут есть список прилагаемых документов. Один из них озаглавлен «Мои сказания об Искусе и пленении Рулька». А внизу сделана приписка: «Документы были приняты на хранение в крепость».

— В том-то и дело! — воскликнул сильно раздосадованный Лиан. — Они нигде не упомянуты!

— И в тайных архивах — тоже, — заметил Надирил. — Странно! Однако за тысячу лет многое могло случиться, и пропасть эти документы могли по разным причинам. Я очень устал, Лиан. Лучше бы тебе прийти завтра.

Надирил прикрыл глаза, и Лилиса выставила Лиана за дверь. На пороге он взял девочку за руку.

— Как дела у Таллии и Джеви?

— Не очень хорошо. Когда вернулась Таллия, казалось, все шло чудесно. Джеви был так счастлив ее видеть! Но потом все стало плохо.

— Что же случилось?

— Не знаю, что она ему сказала, но он стал необычно молчалив. Я спросила его, в чем дело. Он не ответил. Я попыталась объяснить ему, что Таллия любит его, но он рассердился. Это было ужасно, Лиан. Джеви никогда в жизни на меня не сердился. Даже когда я была маленькой и скверной, он всегда был добрым и терпеливым. Сейчас он уехал с Пендером. Я не знаю, что делать. Бедная Таллия, она ужасно страдает.

— Я тоже не знаю, — признался Лиан. — Лучше предоставить разбираться в их отношениях им самим.

На следующий день Карана с Лианом шли рука об руку мимо крепости Иггура, собираясь позавтракать в дешевой закусочной, когда вдруг заметили его самого. Голова Иггура возвышалась над толпой.

— Интересно, где он был? — спросил Лиан.

— Какая разница? — Карана потянула его за руку. — Пойдем, я проголодалась.

— Давай послушаем, возможно, есть новости. Да там и Шанд, с ним какая-то женщина!

— Это Магрета! — радостно воскликнула Карана. Именно Магрета втянула ее во всю эту неразбериху вокруг Арканского Зеркала и Рулька. Но они поровну делили выпавшие на их долю опасности, и теперь они были связаны навсегда. А после того, как Магрета привела армию в Баннадор и освободила родину Караны ради нее, Карана могла простить ей что угодно.

— Магрета! — закричала Карана. — Шанд!

— Карана! — воскликнули Магрета и Шанд одновременно, обернувшись на крик. — Как ты сюда попала?

Рассказав в нескольких словах о своих приключениях, Карана, в свою очередь, спросила:

— А ты где была?

— После войны в Баннадоре Феламора заставила меня отправиться с ней в Эллюдорский лес. Все это время я была там и лишь два раза отлучилась в Хависсард через врата.

— Хависсард! — удивился Лиан. — Ты должна мне описать это место…

— Это Лиан, он пишет сказания, — прервала его Карана. Она старалась говорить небрежным тоном.

Магрета внимательно посмотрела на юношу.

— Я видела тебя прежде. Это было в Нарне, примерно год тому назад. Я рада, что ты нашел Карану. — Она пожала Лиану руку. — Карана, ты представить себе не можешь! Я начала жизнь заново. Шанд — мой дедушка. — Магрета выглядела счастливой, как ребенок.

— Да-да, я уже знаю это от Лиана, — ответила Карана. — А теперь скажи мне…

— Я вижу, вам нужно многое поведать друг другу, — заметил Иггур, уводя девушек, Лиана и Шанда с дороги, чтобы дать проехать тяжело груженной телеге. — Почему бы вам не позавтракать вместе за мой счет?

Он бросил золотую монету Каране, которая швырнула бы ее назад, но Лиан перехватил монету.

— Ты к нам не присоединишься? — спросил Шанд Иггура.

— Нет. Я слишком долго пренебрегал своими обязанностями. Завтра в девять у нас состоится Совет. Не опаздывайте! — В знак прощания Иггур приподнял шляпу, затем резко повернулся и зашагал в гору. Охрана, следовавшая за ним от ворот, сомкнулась вокруг него.

— Я сделала ему больно, — сказала Магрета, провожая Иггура взглядом.

На следующее утро они встретились в крепости Иггура, в маленькой комнате на первом этаже. В то время как апартаменты Мендарка поражали экстравагантностью в стиле барокко, покои Иггура были абсолютно спартанскими: дощатый пол, голые стены, выкрашенные в грязно-коричневый цвет; длинный стол окружали жесткие деревянные стулья. В комнате было сыро и холодно. Здесь собрались Иггур, Мендарк, Таллия, Шанд и Надирил, которого привезли в кресле на колесиках.

Карана и Лиан явились поздно, еще не отсмеявшись над какой-то шуткой. Иггур, уже поднявшийся со стула, бросил на них сердитый взгляд.

— Я созвал это совещание, — начал он, — чтобы рассмотреть и подытожить события, произошедшие после Каркарона, и подумать, не можем ли мы изыскать новые способы нападения на наших врагов. Сначала я предлагаю каждому высказаться — только кратко! А потом мы примем решение по этому вопросу.

— Захватить золото Феламоры и заново изготовить Золотую флейту, — отрывисто произнес Мендарк.

— Эта идея теперь мне даже меньше нравится, чем в последний раз, когда ты ее высказал, — ответил Иггур.

— Я согласен с Мендарком, — вмешался Шанд, задумчиво глядя на собравшихся.

Последней из всех поднялась Магрета. Иггур пристально, с тоской в глазах смотрел на нее, но Магрета ни разу не повернула головы в его сторону. Она бросила взгляд на Шанда, на Карану, на городские крыши. «Иггур изнывает по Магрете, — догадался Лиан, — но он ей не нужен».

— Мы все пытаемся разгадать тайну Зеркала, — сказал Иггур. — Парадокс же состоит в том, что «Арканское Зеркало может использовать лишь тот, кто знает, как это сделать, но сам способ заключен внутри Зеркала». Кто-нибудь понимает, что это значит?

Никто не ответил.

— Я все думаю: а не имеют ли к этому отношения иероглифы, начертанные по краю Зеркала? — неуверенно произнес Мендарк. — Нам известно, что их написала Ялкара как раз перед тем, как отправиться на Аркан.

Шанд подскочил.

— Что с тобой такое? — недовольно осведомился Мендарк.

— Ялкара что-то об этом говорила.

— Что? — вскричал Мендарк. — Что она говорила?

— Во вратах завывал ветер. Я плохо ее слышал.

— Постарайся вспомнить! — резко произнес Мендарк. — Возможно, ее слова — ключ к тайне Зеркала.

— Я очень давно размышляю над этим парадоксом, — вдруг произнес Лиан. — Вообще-то ответ очевиден. — С самым невинным видом он обвел взглядом комнату.

Все уставились на него. Первым не выдержал Мендарк.

— Говори же! — яростно выдохнул он.

Лиан улыбнулся и, выдержав эффектную паузу, сказал:

— «Зеркало знает!» Оно, несомненно, настроено так, чтобы узнать Элиору и показать ей, как им пользоваться.

— Элиора мертва, кретин ты этакий! — взорвался Мендарк.

— Да, но я полагаю, оно откроется Магрете…

— Я уверена, что Зеркало уже начало ее узнавать, когда Магрета впервые взглянула в него в Фиц-Горго, — перебила его Карана. — Тогда это показалось мне странным.

— У тебя есть что добавить или возразить, Шанд? — спросил Иггур.

Шанд, погруженный в воспоминания, долго не отвечал.

— Несведущие говорили достаточно долго. Пусть теперь скажет Магрета, если захочет.

— Да, Магрета, воспользуйся своим правом первородства! — повелительным тоном обратился к ней Мендарк, словно отдавал приказ рабу. — Найди то, что мы ищем в Зеркале! Время не ждет.

Магрета обожгла Мендарка презрительным взглядом, потом отвела глаза.

— Его высокомерие напоминает мне о Феламоре, — тихо сказала она Шанду. — Я не собираюсь возвращаться к прошлому.

Шанд сжал ее руку.

— Это должно было произойти двести пятьдесят лет тому назад, — обратился он ко всем. — Но после Элиоры… — Он вынул Зеркало из футляра. Дрожь пробежала по телу Шанда. Не глядя, он вложил тугую трубку из черного металла в руку Магреты.

— Впервые я дотронулась до Зеркала в Фиц-Горго, — сообщила Магрета. — Я ощутила острую тоску и такое томление, словно сейчас передо мной должен открыться весь потерянный мир. Возможно, так бы и было, если бы не появился Иггур. — Встретившись взглядом с Иггуром, она отвела глаза. — Тогда я чувствовала, как этот мир меня зовет. И вновь услышала этот зов в Хависсарде.

Магрета резким движением раскрыла ладонь, и трубка из черного металла развернулась в… Зеркало! В нем отразилось ее лицо.

— Лиан, — безапелляционным тоном произнес Мендарк, — скопируй иероглифы.

В молчании все смотрели, как Лиан переписывает иероглифы на бумагу. Дважды сверив скопированный текст с оригиналом, он вернул Зеркало.

— Странные знаки, — задумчиво произнес он. — Хотя…

— Что?

— Они удивительным образом похожи на… Да! — воскликнул он. — Это зеркальное отражение иероглифов из книги Ялкары.

— Интересно, что бы это значило? — спросил Шанд.

Магрета невидящим взглядом смотрела на Зеркало. Она думала о Ялкаре, своей бабушке. Часто ли та держала его в руках, используя для каких-то целей, неведомых никому на Сантенаре — возможно, даже Шанду? Думала ли Ялкара о том, какой будет ее дочь? Хотела ли она, чтобы Зеркало предсказало ей будущее Элиоры? Конечно, оно этого не сделало.

Магрете хотелось узнать так много! Феламора ничего не рассказывала ей о Ялкаре — своем злейшем враге. И даже Шанд во время путешествия в Туркад почти не говорил о Ялкаре. Возможно, у нее уйдет вся жизнь на то, чтобы разгадать прошлое.

— Как мне использовать Зеркало?

— Не знаю, — ответил Шанд.

Магрета повертела Зеркало в руках. Ей мешало присутствие этих незнакомцев, уставившихся на нее. Особенно ее смущал Иггур. Все, кроме Шанда, погруженного в раздумья, и Караны, прижавшейся щекой к плечу Лиана. Однако прошлый год не прошел для Магреты даром, и теперь она не позволит так легко командовать собой. Нет, она взглянет в Зеркало, посмотрит, что оно скажет, и примет собственное решение. Никогда больше никто не будет приказывать ей, что делать!

— Я не могу здесь сосредоточиться, — обратилась она к Шанду. — Все чего-то хотят от меня. Мне нужно уйти отсюда. Возможно, куда-нибудь к морю. Ты пойдешь со мной, дедушка?

После того как Магрета промучилась всю жизнь, ломая голову над тем, кто она такая, слово «дедушка» доставило ей удовольствие. У нее есть прошлое, а теперь и будущее. У нее есть семья, и ее любят.

— Таллия, не могла бы найти для нас такое место? — попросил Шанд.

Таллия вышла из комнаты, где проходил Совет, и вновь появилась, держа в руках клочок бумаги, на котором был написан адрес. Шанд взял его, и они с Магретой поспешили в восточную часть города.

Они свернули с дороги, ведущей к маяку, на петлявшую каменистую тропу. Тропинка, петлявшая между валунами и кустарниками, привела их к крошечной бухте. Они увидели каменистый пляж. Под деревьями, за пляжем, стоял домик, он был не больше лесной хижины Караны. Окна домика выходили на залив, из них открывался вид на деревья, воду и мелькавшие вдали паруса. Сбросив рюкзаки, Шанд и Магрета уселись на крыльце. Домик располагался довольно далеко от Туркада, и даже когда дул западный ветер, как сегодня, он не приносил сюда зловоние города.

— Я всегда хотела жить у моря, — вздохнула Магрета. — Помню, как совсем маленькой девочкой играла со старой раковиной. Она была больше, чем мой кулак. Кто-то сказал мне — уж конечно, не Феламора, — что шепот, который я слышу, прикладывая раковину к уху, — это шум далекого моря. И я верила, что так оно и есть. Иногда звук был совсем тихий, как будто легкие волны, пенясь, набегали на берег. А порой я слышала рев — это, конечно же, был дикий шторм, швырявший серые валы и зеленые водоросли (а быть может, и беспомощных русалок) о скалы. — Магрета издала нервный смешок. — Мне часто снилось, что я живу у моря, с папой и мамой, и их родителями, с сестрой и братом. Мы совершаем долгие прогулки по скалам, собираем выброшенные на берег водоросли и ракушки.

— Должно быть, ты была очень одинока, — заметил Шанд.

— Ужасно одинока. Я мечтала о том, что было у других детей — о родителях, сестрах, братьях, — и чего не было у меня. Уже в четыре года мне не разрешалось играть. Я училась весь день с утра до вечера. Сначала мы жили среди феллемов, но когда они узнали, какое ужасное преступление совершила Феламора, нас изгнали.

Магрета положила голову Шанду на плечо, но быстро отстранилась, словно боясь, что он станет возражать. Шанд притянул ее к себе. Магрета снова вздохнула.

— Тебя обучала Феламора?

— Не все время. Сначала со мной занималась главным образом Хэна. Она не была феллемкой. Наверно, я относилась к ней, как к матери, потому что она была добра ко мне. Я мечтала, что однажды ко мне придет отец, но это было запретной темой. И мне ничего о нем не известно.

— Мне тоже. — Поднявшись в волнении, Шанд устремил взгляд на бурное море и мыс, видневшийся вдали.

— Хэна понимала, каково мне: ведь Феламора и ее похитила. У себя на родине Хэна была учительницей. Когда Феламоры не было дома, Хэна водила меня гулять. Если бы не она, я превратилась бы в машину — а именно этого и хотелось Феламоре. Хэна подарила мне морскую раковину и слушала мои мечты о море.

Но когда мне было восемь лет, Хэна исчезла. Однажды Феламора наказала меня за то, что я не поняла урок, ночью Хэна пришла меня утешить. Она вытирала мне слезы и рассказывала забавные истории, пока мне не стало легче. Феламора увидела нас вместе. Не знаю, что она сделала, но Хэна побелела и схватилась за голову, словно боясь, что та сейчас расколется. Весь следующий день Хэна была совсем больной и несчастной. Феламора увела меня заниматься, и вернулись мы поздно вечером. Наутро, еще до рассвета, я прокралась в хижину Хэны, но женщина исчезла, и больше я ее никогда не видела.

Когда Феламора узнала о ее исчезновении, то от ярости лишилась дара речи. Наверно, Хэне было слишком многое известно. Феламора долго не прекращала своих поисков, и я очень боялась за свою учительницу. Однако Феламоре так и не удалось ее найти. Должно быть, это феллемы помогли Хэне сбежать. Как иначе она бы смогла удрать от Феламоры? Вскоре после этого феллемы нас изгнали. Мы много путешествовали по югу, нигде не задерживаясь подолгу. С тех пор у нас никогда не было дома. Никогда! А мне так хотелось, чтобы он был!

Я часто думала о Хэне. Наверно, она давно умерла. После ее исчезновения я лежала в постели и тихо плакала о моем потерянном друге, пока не заснула. Очнулась я посреди ночи. В окне сияла полная луна, снаружи было холодно и тихо; темные тени от деревьев лежали на снегу. Я достала свою раковину, но не услышала шума моря. Неужели Феламора заколдовала и ее?

Я водила пальцами по раковине. И вдруг нащупала бумажный шарик, засунутый в раковину. Это была записка от Хэны. Она и сейчас у меня, — добавила Магрета, снимая с цепочки, висящей на шее, что-то вроде золотистой бусинки. Она повертела бусинку, и та распалась на две половинки. Из нее выпал крошечный бумажный шарик. Бережно развернув его, Магрета передала бумажку Шанду. — Вельмы отняли ее у меня в Фиц-Горго, но Иггур отдал обратно.

Прекрасным почерком учительницы было написано: «МУЖЕСТВО». Глаза Шанда увлажнились при виде дара неизвестной женщины.

— Это спасало меня много раз, — сказала Магрета. — Я так часто отчаивалась, особенно когда начала взрослеть. Феламора так мучила меня! Я не знала почему. Наверно, это из-за того, что я напоминала ей ее врага.

— Да, ты просто копия Ялкары, — согласился Шанд.

— Иногда мне казалось, что единственный выход — это покончить с собой, — продолжала Магрета. — И только записка Хэны удерживала меня от рокового поступка. Но все это позади. — Аккуратно скатав клочок бумаги, Магрета снова вложила его в бусинку.

После первого приступа эйфории в Эллюдоре Магрета обнаружила, что ей не преодолеть сдержанность, к которой она привыкала годами. А требования собравшихся в крепости заставили ее уйти в себя. Но сейчас шум моря воскресил все воспоминания и ассоциации, и они хлынули из нее, словно вода, прорвавшая плотину.

— Я любила ту старую морскую раковину, — произнесла она, вздрогнув.

— Что с ней случилось?

— Как-то ночью Феламора увидела, что я сплю, зажав ее в ручонке, — так обычно поступают дети со своими сокровищами. Она вырвала у меня раковину, бросила на пол и растоптала.

— Даже Рульк не сделал бы всего того, что сделала Феламора! — с яростью произнес Шанд. — Она насквозь порочна… Ну что же, — сменил он тему, — я собираюсь привести тут все в порядок, а потом приготовить обед.

— Я хочу этим заняться вместе с тобой.

И они погрузились в хозяйственные дела, с удовольствием собирая хворост и складывая его за домом. Они постелили постели, стерли пыль и паутину, подмели пол, а когда в домике стало уютнее, развесили повсюду травы и ароматические растения. Затем начали готовить обед.

Опыт Магреты в области кулинарии не шел дальше примитивной стряпни у костра. Шанд же любил вкусную еду и получал удовольствие от ее приготовления. Замешивая тесто, взбивая яйца, маринуя мясо и смешивая сливки с сахаром и маслом, он подробно объяснял Магрете, что именно делает и для чего. И она заразилась от него энтузиазмом. Вообще Магрета сама себе напоминала слепого человека, который только что прозрел. Весь мир казался ей иным — ведь теперь она нашла в нем свое место.

Так они провели в домике у моря несколько дней, и Магрета ни разу не взглянула в Зеркало. Они с Шандом взбирались на скалу, и морской ветер развевал их волосы, а в лицо летели соленые брызги; прогуливались по каменистому пляжу, собирая ракушки. Иногда сидели на крыльце, закутавшись в плед, и смотрели на море, а порой коротали вечера у камина, и Магрета слушала рассказы Шанда под завывания ветра.

Вначале по нескольку раз в день приходили депеши от Мендарка и Иггура, но Шанд рвал их и отсылал гонцов прочь. Через некоторое время сообщения перестали поступать. И тогда однажды утром Магрета проснулась и поняла, что готова использовать Зеркало.

Ей ужасно хотелось вновь увидеть лицо своей бабушки и осмыслить новую жизнь, которую обещало ей Зеркало, когда она впервые взяла его в руки в Фиц-Горго. А может быть, оно покажет ей и Элиору. Этого Магрете хотелось больше всего.

Держа Зеркало перед собой, она долго вглядывалась в него. Но оно оставалось всего лишь красивым металлическим зеркалом, отражавшим только ее лицо. Она дотронулась пальцем до серебряных иероглифов, написанных по краю Зеркала, в надежде, что это своего рода ключ. Если это и было так, ей не удалось его применить. Магрета трясла Зеркало, проклинала его и, наконец, используя всю силу Тайного Искусства, имевшуюся в ее распоряжении, попыталась заставить его раскрыться и показать ей Ялкару. Зеркало отказалось. Оно высмеивало любую попытку Магреты.

 

24

ВОСПОМИНАНИЯ

В тот вечер, когда они снова сидели на крыльце, укрывшись от холода пледом и отпивая маленькими глоточками то ликер Шанда, то горячий кофе, смотрели на звезды и на Туманность Скорпиона, Магрета попросила Шанда рассказать о ее матери.

— Я этого боялся, — тихо сказал он. — Откроются старые раны. Бедная Элиора! Никто никогда не любил своего ребенка так, как я — мою дочь. Невозможно любить больше.

— Какая она была?

— Такая же, как и другие дети. Элиора была очень своенравным ребенком, умным и решительным. Она знала, чего хочет, и не успокаивалась, пока не добивалась своего. Но у нее было доброе и любящее сердце, а еще она была шаловливой. Карана чем-то напоминает ее.

Наверно, когда она выросла, то была похожа на тебя. У нее были точно такие же, как у тебя, глаза и черты лица. Волосы — темнее и волнистые, как когда-то у меня — в ту пору, когда они у меня еще были! Когда я потерял Элиору, на вид ей было лет тринадцать, хотя по меркам Сантенара она была намного старше. Она развивалась медленно, как все кароны. — Голос Шанда задрожал.

— Если хочешь, давай отложим разговор до другого раза. А теперь, поскольку люди надеются, что я добьюсь, чтобы Зеркало открылось, мне бы хотелось услышать о Ялкаре. И о тебе, дедушка, если это не будет чрезмерным испытанием для твоей скромности. — Последнюю фразу она произнесла с довольно нахальной усмешкой и сама удивилась: ведь она совсем не привыкла острить. Улыбка ее сделалась шире, и Шанд рассмеялся вместе с внучкой.

— Хорошо, я расскажу тебе о Ялкаре, что смогу. Мы были любовниками, но о многом в своей жизни она умалчивала. Возможно, после того как ты взглянешь в Зеркало, ты будешь знать о ней больше, чем я.

Мне очень мало известно о ее прежней жизни — до того, как она попала с Аркана на Сантенар. И также мало о том, почему она сюда прибыла и каковы были ее мотивы. За ней закрепилась дурная слава, о Ялкаре злословили больше, чем о ком бы то ни было. Ее называли демонической «Королевой Обмана». Быть великим — значит принимать решения, которые влияют на судьбы других, и она от этого никогда не уклонялась. Однако я не припомню, чтобы Ялкара совершила жестокий поступок сознательно. Правда, со своими врагами она могла быть твердой, как кремень.

— Как вы встретились?

— Я отчетливо помню тот миг, когда впервые увидел ее. — Прислонившись к стене, Шанд прикрыл глаза. Казалось, что он был где-то далеко-далеко.

Проходили минуты, шло время, а он все предавался воспоминаниям. Магрета смотрела на старика, думая о своем.

И вдруг она осознала, что Шанд так и не ответил на ее вопрос.

— Шанд? — тихо обратилась она к нему.

Он вышел из задумчивости и посмотрел на внучку невидящим взглядом, от которого Магрета невольно вздрогнула. Потом узнал ее и улыбнулся.

— Прости. Ты даже представить себе не можешь, о чем думает такой старик, как я. Так много воспоминаний сплетаются вместе, и часто кажется, что приятнее найти убежище в этих воспоминаниях, нежели оставаться в настоящем. Да они и реальнее. Возможно, однажды я уйду в прошлое и не отыщу пути назад. Я забуду, что существуют настоящее и будущее.

— Мне будет одиноко, — сказала Магрета. У нее был неуверенный и напуганный вид.

Шанд стиснул руку внучки.

— Итак, о чем мы говорили?

— Как ты встретил Ялкару, — напомнила она.

— Это было во времена Катаклизма. Ты что-нибудь знаешь о Катаклизме?

— Конечно.

Но Шанд все-таки принялся рассказывать:

— Катаклизм — это время войны между каронами и аркимами. Правда, говоря о каронах, я не имею в виду Ялкару. Она не принимала участия в этих войнах. Да у нее и не было армии — всего лишь маленькая гвардия. В основном сражались войска, возглавляемые Рульком, и легионы Питлиса. Питлис когда-то считался величайшим из аркимов. Он построил их славный город Тар Гаарн, а также спроектировал для Рулька Альцифер. Но Рульк обманул его и разрушил Тар Гаарн, и теперь Питлиса называют самым большим дураком, какой только жил на свете.

Это было ужасное время для Сантенара. Не думаю, что кто-то знает истинную причину начавшихся войн. Предания во всем обвиняют Рулька, — возможно, так оно и есть. Можешь спросить у Лиана.

Во всяком случае, я тогда был в самом расцвете своих сил. Исполненный гордыни, с большим самомнением, я был таким безрассудным и хвастливым, что сейчас мне стыдно об этом вспоминать. Однажды после ужасной, кровавой битвы неподалеку от Крандора мы собрались на поле боя, чтобы попытаться найти способ покончить с войной. Было бы гораздо лучше, если бы мы помогли раненым и умирающим, — с горечью произнес Шанд. — До нас доносились их крики и стоны, но мы предоставили заниматься этим другим. Важные люди должны выполнять важную работу!

Шанд сделал паузу, чтобы отхлебнуть остывшего кофе.

— Ты не замерзла? Может быть, пойдем к камину?

— После твоего рассказа, — ответила Магрета. Ей нравилось слушать Шанда, подрагивая от холодного воздуха, под звездами, отражавшимися в спокойном море.

— Наш совет проходил под огромным фиговым деревом. Мы вставали, один за другим, и произносили речи. Какими напыщенными они были — а моя по напыщенности превзошла все остальные!

Когда я закончил речь, то заметил, что на краю поля стоит какая-то женщина, пристально глядя на меня. В этом не было ничего странного: меня многие слушали и даже аплодировали.

Итак, какая-то темноволосая женщина смотрела на меня. Она была очень красива, и красота ее была царственной. Мне стало любопытно, кто она такая, но этого никто не знал. Когда я закончил расспросы, ее уже не было.

— Она исчезла? — спросила Магрета, глядя Шанду в глаза и пытаясь увидеть в них отражение Ялкары.

— Нет, просто ушла с поля кровавой битвы, удалившись в лес. Я побежал за ней, несомненно испортив свою репутацию перед своими союзниками. Однако это мне было безразлично. Должно быть, женщина услышала, как я мчусь за ней, — она стояла за поворотом тропинки и ждала.

На ней была свободная черная блуза из какой-то блестящей ткани, похожей на атлас, и штаны из того же материала. Волосы ниспадали на плечи, как черный шелк. На шее, лбу и запястьях — украшения из красного золота. Я заметил, что руки у нее в ужасных шрамах, словно от ожогов.

Я подбежал к этой женщине, заглянул в ее глаза, и с того момента вся моя жизнь изменилась. Я, который никогда не пожелал ни одну женщину, знал, что она станет единственной любовью моей жизни.

Женщина удивленно посмотрела на меня сверху вниз — она была на голову выше. Потом рассмеялась мелодичным смехом.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Я не называю свое имя незнакомцам, — ответила она и снова рассмеялась. — О чем ты хочешь со мной говорить?

От смущения я нес какую-то чушь. Она слушала меня вежливо, но со все возраставшим нетерпением. В отчаянии я умолк, чувствуя себя полным идиотом.

— Я знаю, что тебя беспокоит, Джиллиас, — сказала она, — но не в моей власти тебя излечить. Однако если это не пройдет, давай встретимся в Лоркисте (это маленькая деревушка в Крандоре, по ту сторону гор) через… один год и пятнадцать дней. Приходи в таверну на рыночной площади и жди меня после полудня за одним из столиков, стоящих на улице.

Кивнув, она зашагала прочь. Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась в золотистой тени. Меня отшили, хотя и очень вежливо. Год и пятнадцать дней!

Это был самый долгий год в моей жизни. Я думал о ней каждый день. Она стала наваждением, в моей жизни все изменилось. Мне приходилось делать над собой величайшее усилие, чтобы работать, ибо я постоянно грезил наяву.

Но наконец прошел отведенный ею срок, и, разумеется, задолго до назначенного времени я уже ждал ее в Лоркисте.

Магрета увидела в его глазах отблеск страсти, которая так и не угасла.

— Наступил полдень. Но ведь она сказала «после полудня» — а это значит, что она может появиться в любое время, вплоть до самой полуночи. Я все ждал и ждал ее, сидя на холоде, и наконец к моему столу приблизился слуга. Это был человек средних лет, и что-то в нем говорило, что он честен и надежен.

— Ты Джиллиас? — спросил он, и я ответил утвердительно.

— Тогда я должен с сожалением сообщить, что моя госпожа не сможет с тобой встретиться, поскольку ей пришлось уехать. Она просит тебя снова прийти сюда через четыре дня после эндра, если ты все еще этого хочешь.

Должно быть, разочарование было написано у меня на лице, так как он продолжил:

— Она просит прощения за причиненное неудобство.

Я поблагодарил слугу, и он ушел. Еще пару часов я просидел за столиком, наблюдая за луной. Эндр, неделя в середине зимы, будет через триста семьдесят дней — то есть нужно ждать еще целый год.

Я занялся делами, и на этот раз мне было легче, поскольку наваждение было уже не столь сильным. Наконец наступил эндр, и я снова ждал в Лоркисте за столиком.

И снова она не появилась в полдень. Было холодно, но я в одиночестве сидел снаружи. Наконец, когда наступили сумерки, явился слуга. На этот раз он очень извинялся. Его госпожа не смогла вернуться вовремя, и прислала скита с депешей, в которой просила меня о третьем свидании.

— Скажи мне, где она, — потребовал я, — и я пойду к ней.

— Это невозможно. Ее местонахождение окружено величайшей тайной. Даже я не знаю, где ее искать. — И он назначил новую дату, на этот раз не столь отдаленную — всего через сто пятьдесят дней.

— Я не смогу, — отрезал я, и у него сделался несколько удивленный вид. — У меня дела на востоке, в Туркаде и Зиле, и я не попаду в Крандор в ближайший год. Да и незачем мне возвращаться в Крандор, — добавил я со вполне понятным раздражением.

— На этот случай у меня нет инструкций, — сказал слуга, сделав паузу, — Мне придется послать депешу моей госпоже и подождать ее ответа.

— Как же ты можешь послать депешу, если не знаешь, где она находится? — с торжествующим видом поинтересовался я.

Он презрительно фыркнул по поводу моей неосведомленности.

— Зато это знает скит, — холодно произнес он. — Пожалуйста, возвращайся сюда через семь дней.

Через семь дней он встретился со мной в полдень.

— Госпожа тоже будет на востоке в следующем году, — сообщил слуга. — Она найдет тебя в Туркаде или Зиле.

Я отплыл в Туркад и снова погрузился в дела. Проходили месяцы, и я почти совсем не думал о той женщине.

Однажды я сидел за столиком в портовом кабачке, куда частенько заглядывал: я люблю смотреть на воду и думать. И вдруг почувствовал, что кто-то заслонил мне солнце. День был холодный, и я наслаждался теплыми солнечными лучами. Слегка раздосадованный, я поднял глаза. Передо мной стояла она.

Я не улыбнулся и не приветствовал ее, хотя сердце у меня чуть не выпрыгнуло из груди. Она уселась напротив.

— Я не люблю, когда мной играют, — заметил я.

— Я тоже. Впрочем, я и не играла — просто мне надо было много сделать с тех пор, как мы встретились. Но теперь я здесь. Так чего же ты хочешь? Говори прямо.

В горле у меня пересохло, и я с трудом осмелился произнести:

— Тебя, — пробормотал я. — Я хочу тебя!

Я ожидал, что меня с презрением отвергнут.

Слеза скатилась по щеке Магреты.

— Говори же скорей! — воскликнула она, сжимая руки Шанда.

— Она едва приметно улыбнулась и, взяв мою руку, поднесла к губам.

— Вот и хорошо, — сказала она, — потому что я хочу того же.

Она встала и подняла меня на ноги — она была очень сильной. С того дня мы стали неразлучны. Да, нам часто приходилось разлучаться, но мы были неразделимы. И я все еще тоскую по ней.

Магрета стерла слезу.

— Наверно, тебе очень ее недостает.

— Очень. Я бы сделал что угодно, лишь бы вернуть ее.

— А я бы сделала что угодно, чтобы тебе помочь.

— Помоги мне, Шанд, — попросила Магрета позднее. — Я совсем запуталась.

Рассказ Шанда заставил девушку осознать, насколько поверхностны были ее отношения с Иггуром. Ей нужно было гораздо большее.

Шанд оторвался от карты, которую рисовал, — это был план потайных мест в Эллюдоре. Он вообще много часов проводил над картами, часто просто глядя на них и переживая вновь давние путешествия.

— В чем же ты запуталась? — спросил он.

— Когда-то Иггур был для меня всем, но теперь я не могу понять: что я в нем нашла? Почему привязалась к нему и почему сейчас оттолкнула? Я сделала ему очень больно, хотя не желала этого. И есть еще одно…

— Что именно?

— Боюсь тебе сказать, вдруг ты подумаешь обо мне плохо. Прошлым летом, как раз после того, как его вышвырнули из Катадзы, я увидела Рулька. Не знаю, наяву это было или в моем воображении, но, стоило ему взглянуть на меня, я ощутила такое томление! А потом я снова увидела Рулька накануне хайта в Каркароне. И вновь мной овладело томление, а потом еще и ужас.

— Притяжение каронов — очень сильно, — сказал Шанд, — и я это знаю лучше, чем кто бы то ни было. Возможно, в тебе теперь заговорила натура карона, которую так долго пыталась скрывать Феламора.

— Я не знаю, что делать. Мне страшно.

— Мне нечего тебе посоветовать. Ты должна делать то, что следует, но ты должна быть уверена, что тебе действительно следует это делать. Ты знаешь, какова репутация Рулька. И все же, как я недавно узнал на собственном опыте, репутации могут быть неверными.

Магрета погрузилась в себя и больше не произнесла ни слова.

Магрета сидела у окна, держа на коленях Зеркало, и размышляла над тем, что рассказал ей Шанд о матери и бабушке. Взгляд девушки был устремлен на море, она грезила с открытыми глазами, воображая, как к ней идет ее бабушка. И вдруг, стоило ей только сомкнуть ресницы, Магрета ощутила давление света на веки и поняла, что Ялкара здесь. Зеркало открылось.

За спиной у Магреты Шанд сдавленно вздохнул, но она этого даже не заметила. Символ на Зеркале начал мерцать. Она смотрела на бабушку — свою копию, — а Ялкара смотрела на Магрету и улыбалась. Губы ее шевелились. Зеркало не могло передать звуки как таковые, но могло преобразовывать звуки в слова, яркие буквы которых появлялись на его зеркальной поверхности, сопровождая изображение.

«Элиора, вот ты и читаешь мое сообщение. В нем — предостережение и задача.

Элиора, ты — самое ценное, что было в моей жизни, но мне пришлось тебя покинуть. Это причинило мне огромную боль и, несомненно, причинит боль тебе. Но если бы я осталась, то умерла бы. А взять тебя с собой я просто не могла.

Элиора! Наверно, тебя интересует, зачем я прибыла на Сантенар — ведь обо мне наговорили много лжи. Я упросила Совет каронов позволить мне отправиться в ваш мир, как только мы узнали, что на Сантенар пробрались феллемы. Это меня очень беспокоило, хотя, казалось, силы их невелики по сравнению с нашими. Мне известны вещи, неведомые другим каронам, поскольку меня, самую младшую из нас, обучал самый старший — Джалмах. Он научил, как можно передать сведения о первых ужасных днях каронов в бездне, а также о временах до того.

Я записала все это в своей последней записной книжке в Хависсарде, так как мне некому было передать свои знания. Даже кароны не смогут прочесть этот шрифт, но Зеркало научит тебя, когда придет время.

Мне нужно было следить за феллемами. Однако Феламора мне мешала — казалось, она прибыла на Сантенар специально с этой целью. В конце концов она меня победила, хотя мне удалось заставить ее думать, что победа осталась за мной. Остерегайся Феламоры! Она — враг каронов и твоего мира.

Элиора! После смерти Шутдара я создала Непреодолимую Преграду — это была временная мера. Позже я обнаружила, что у меня нет средства уничтожить ее. Сейчас она медленно разрушается. В конце концов Непреодолимая Преграда падет, и любое применение магических устройств — врат, флейт, твоего права первородства, этого Зеркала и прочих — ускорит ее разрушение. Когда Преграда перестанет существовать, Сантенар будет открыт для существ из бездны и не сможет выжить. Твоя задача — разрушить Непреодолимую Преграду и в то же время сохранить равновесие между мирами, которое существовало до Золотой флейты.

Вот что ты должна…»

В этот миг изображение Ялкары медленно превратилось в мириады танцующих точек, и огненные буквы исчезли.

Магрета смотрела на Зеркало, и мерцающий свет играл на ее лице. Через некоторое время в Зеркале снова появилась Ялкара.

«…взгляни на Зеркало, и оно покажет, что ты должна сделать.

Элиора, до свидания. Возможно, когда-нибудь мы встретимся, если у тебя все получится».

Ялкара улыбнулась и растаяла.

— О, я так на это надеюсь! — воскликнула Магрета.

Что-то заставило ее взглянуть через плечо. Шанд не сводил глаз с Зеркала, словно пытаясь проникнуть взглядом на Аркан. Он дрожал. «Чего бы только я ни дала, чтобы снова соединить вас, — подумала Магрета. — Не оттого ли Шанд так жаждет сделать эту флейту?»

Озадаченная, она отложила Зеркало, затем снова взяла в руки. Магрета заставила его раскрыться, как прежде. Оно сказало ей то же, что и раньше, и выпустило те слова, которые уже опускало до того.

— Но что же это означает? Что мне делать с Зеркалом? — Шанд медленно выходил из задумчивости.

— Понятия не имею, — произнес он еле слышно.

— Возможно, оно повреждено, — предположила Магрета, осторожно осматривая Зеркало. — Или я недостаточно похожа на Элиору.

— Или Кривое Зеркало снова взялось за свои фокусы, — сказал Шанд. — Кто знает?

 

25

ТРИ ЗАДАЧИ

Феламора была сломлена. С тех пор как она нашла золото в Хависсарде, на нее валились одна беда за другой. Теперь ей нужно придумать, как справиться с восставшими феллемами. Феламора называла их овцами, но это лишь доказывало, как отдалилась она от них за эти минувшие века.

Феламора сидела у входа в пещеру, погруженная в глубины отчаяния, когда феллемы, нагруженные орехами, вернулись в лагерь.

— Я потерпела поражение, — сказала она. — Я позвала вас в этот никудышный мир напрасно. Магрета ушла, и все, за что я боролась три столетия, обратилось в прах. И я тоже. Теперь это бремя слишком тяжело для меня, чтобы нести его дальше.

Если это была мольба о сочувствии, то она не тронула феллемов.

— Тот позорный план, о котором нам рассказала Магрета, и заслуживает поражения, — произнес Гэтрен. — Каждая моя косточка ноет по Таллаламу, но должны же быть другие пути. А если нет, то я останусь на Сантенаре до самой смерти, и тогда уж мои кости перестанут ныть.

Феламора не отвечала. «Поражение, поражение, поражение! — думала она. — Ты напросилась на это задание, но напрасно похвалялась. Тебе доверили, а ты оказалась недостойна. И теперь феллемы на Сантенаре и те, что ждут нас на Таллаламе, будут ждать напрасно».

Халлала и Элламия появились за спиной у Гэтрена и с минуту стояли, наблюдая. Они аккуратно сложили припасы, вымыли руки и сели перед Феламорой. Пара маленьких коричневых птичек прыгала вокруг камней перед пещерой, подбирая семена и крошки.

— Вспомни, какое напутствие тебе дали перед тем, как мы покинули Таллалам и прибыли в этот несчастный мир, — сказала Халлала. — Ты — одна из феллемов, и когда перед тобой трудный выбор или ноша слишком тяжела, ты должна посоветоваться с нами. Как только выбор сделан, мы будем тебя поддерживать, невзирая ни на что, — но только не в том случае, если из-за своего высокомерия ты не посоветуешься с нами. Вот почему мы изгнали тебя, после того как нам стало известно о преступлении Магреты. Мы не взваливали на тебя нашу ношу — ты сама вызвалась ее нести.

— Давай, рассказывай! — приказал Гэтрен. — Мы должны знать, какая угроза над нами нависла из-за твоего безумства.

— Когда я заглянула в записную книжку Ялкары с этими странными, но знакомыми письменами, я пришла в ужас. Я чувствовала, как иероглифы извиваются, пытаясь соскользнуть со страниц и нанести мне удар. Это порочная книжка, в которой полно лживых рассказов о нашем народе.

— Итак, — ледяным тоном произнес Гэтрен, — победив злейшего врага феллемов, ты забрала ее дочь и создала посредством нее еще более страшного врага. — Его голос походил на щелканье бича. — Ты глупа, Феламора! Ты заслужила то, что с тобой случилось. Мы ничего тебе не должны. Пошли, Халлала, Элламия! Давайте свяжемся с феллемами и отошлем их обратно. Я больше не могу выносить зловоние этого места.

Халлала подняла руку.

— Постой! — сказала она. — Теперь нам известно, что на Сантенаре есть троекровница. А что, если Магрета станет союзницей Рулька? Вместе они будут представлять угрозу даже для Таллалама.

— Но это же безумие! — с презрением воскликнула Элламия. — Что же нам делать?

— Я не… — начала Феламора.

— Неужели ты не видишь опасности? — перебила ее Элламия. — Возможно, Магрета обладает не только силой каронов, но и нашей тоже. Она знает нас, понимает, а после того, что ты с ней сделала, как же она может не ненавидеть нас?

— Я предусмотрительно сломила ее дух, — возразила Феламора.

— Значит, он быстро восстанавливается, поскольку, как мы слышали, она привела армию в Баннадор, чтобы защитить свою подругу! Таллалам уязвим — вот почему мы пришли сюда. Нас мало, и мы слабы. Наши иллюзии, хоть они и хитроумны, — ничто по сравнению с грубой силой каронов или их мощными машинами — такими, как машина Рулька. Они могли бы вытеснить нас из нашего собственного мира.

— Я не вижу выхода, — безнадежно промолвил Гэтрен. — Меня пугает книжка Ялкары. Ее нужно найти и уничтожить.

— Но как? — спросила Элламия.

— Несомненно, она все еще у Мендарка, — ответила Халлала. — Кто-то должен отправиться в Туркад, забрать книжку, и мы сожжем ее. Это первая задача.

— Как насчет Рулька? — подал голос Гэтрен.

— Мы должны дать ему отпор, — сказала Элламия. — Несмотря на всю его силу. И все наши слабости!

— Тогда нам нужно магическое устройство, которое могло бы сравниться с его машиной, — заявила Феламора.

— Никогда! — хором вскричали три феллема. — Это величайший грех!

Феламора вскочила с земли — она снова выглядела как предводительница, смелая и гордая.

— Выслушайте меня! Уже более трех тысячелетий мы боремся здесь с каронами. И если вы помните, мы перепробовали все, что известно феллемам. Все! Но мы были бессильны, поскольку подчинялись этому запрету и отказывались увеличить нашу силу с помощью магических приспособлений. Сколько нас пало из-за этого? Магрета была моим способом обойти запрет — я создала магическое приспособление в виде человека, а не машины!

— Но Магрета вышла из-под твоего контроля, — напомнила Халлала. — Теперь мы оказались в еще более сложном положении.

— И отсюда вытекает вторая задача, — вмешался Гэтрен. — Магрета должна умереть!

Феламора застыла, в глазах у нее был ужас.

— Нет, — прошептала она. — Она для меня — все, хотя я и обращалась с ней плохо. Это все равно что отрезать у живого человека руку.

— Рука заражена, и ее должно отсечь, чтобы спасти все тело. Для тебя она важнее Таллалама?

— Нет, — ответила Феламора.

— Нам такое решение тоже не нравится, но это нужно сделать.

Все трое смотрели на Феламору. Разумом она понимала, что феллемы правы, но сердце отказывалось подчиниться.

— Я не могу, — сказала Феламора, до крови закусив губу. — Умоляю вас, не причиняйте ей вреда. Мы связаны, она и я.

— Ты подчинишься нашей воле, или мы отречемся от тебя навеки, — резко прозвучали слова Элламии.

Феламора испытывала адские муки.

— Нет, этого я не вынесу, — прошептала она. — Ах, Магрета! Я не могу согласиться, чтобы ей причинили боль. Вы же знаете, что она для меня значит.

— Тебе придется подчиниться, — холодно произнес Гэтрен. Феламора закрыла лицо руками и рухнула на землю, свернувшись в маленький комок.

Феллемы переглянулись.

— Мне всегда нравилась Магрета, — начала Элламия. — Но я сделаю это, если будет решено, что это нужно сделать.

— Это нужно сделать, — твердо сказала Халлала, и Гэтрен вторил ей. — Но будь милосердна — пусть это будет быстрая смерть.

— Это нужно сделать, — повторила Элламия, и голос ее прозвучал, как скрип каменной плиты, закрывающей гробницу. — Карана — тоже троекровница, и она также должна умереть. Ее смерть разрушит план Рулька. Мы договорились?

— Да, — сказали они хором. — Карана также должна умереть.

— Наша третья и самая важная задача, — продолжила Элламия, — сразиться с Рульком и его машиной. У тебя есть на этот счет идеи, Феламора?

Феламора не отвечала. Гэтрен поднял ее.

— Итак, Феламора? — снова обратилась к ней Элламия.

— Остался лишь один способ, — безжизненным шепотом прошелестела Феламора. — Мы должны нарушить запрет и создать собственное устройство. Мы должны использовать золото Ялкары.

— Никогда! — воскликнули все трое как один.

Она села прямо, и ужас на минуту вытеснил ее душевную муку.

— Послушайте меня! — прошипела Феламора. — Откуда взялся этот запрет? Может кто-нибудь из вас сказать мне это?

— Нет, — ответил Гэтрен. — История запрета столь давняя, что затерялась в глубинах времени. Запрет был всегда.

— Неправда! Не удивлюсь, если нам навязали его, чтобы погубить нас. Возможно, это сделали наши враги в далеком прошлом. Без подобного устройства у нас нет шансов победить Рулька, не так ли?

— Да, у нас нет шанса, — мрачно согласился Гэтрен.

— Так давайте же нарушим запрет и создадим для себя оружие не хуже, чем у Рулька. Это будет нелегко, и, возможно, у нас ничего не получится, но по крайней мере мы будем знать, что сделали все, что могли. Что скажете? — Ее глаза сверкали.

— Покажи нам золото Ялкары, — попросила Элламия.

Феламора принесла драгоценности, которые забрала из Хависсарда. Она выложила их на землю перед феллемами — тяжелую цепь, браслет и диадему. Все предметы были изготовлены из красного золота. Феламора дотронулась до них пальцем. Ощущение было весьма неприятное. Тогда она передала украшения Гэтрену, а тот пустил их по кругу.

— От металла покалывает кожу, — заметила Элламия. — О, мне совсем не нравится это ощущение. — Она бросила драгоценности Феламоре.

— Это из-за того, что их использовала Ялкара — наш враг. Золото Аркана — особое, — пояснила Феламора.

— И очень опасное, — добавил осторожный Гэтрен. — Зачем оно нам нужно?

— Мы не очень-то умеем делать устройства, — напомнила ему Феламора. — Если нам придется воспользоваться искусством наших врагов и создать магическое приспособление, тем больше причин сделать его из самого могущественного материала, какой только есть во всех трех мирах.

Феллемы ушли под деревья и принялись беседовать. Затем они вернулись.

— Мы даем разрешение, — сказал Гэтрен. — Но устройство должно быть выдержано в наших родных традициях. Никаких флейт! Никаких машин!

— Ты посоветовалась с нами как надлежит, — продолжила Халлала, — и мы выработали собственное решение. Теперь твой долг — решить, какую линию выбрать.

— Благодарю, — шепотом ответила Феламора. — Мне бы хотелось сделать этот выбор здесь, с вами. — Она долго сидела склонив голову и молчала, потом снова заговорила:

— Что бы я ни выбрала, три мира навеки изменятся. Возможно, Таллалам уже необратимо изменился. Даже наверняка — ведь нас так давно там не было. Но все меняется, и запрет должен быть снят.

— Я сделала свой выбор, — сказала Феламора, и голос ее отозвался в сердцах троих феллемов, как похоронный звон. — Это наша третья задача. Мы используем золото. Мы сделаем из него собственный инструмент. Мы изготовим наноллет — на нем умеет играть каждый ребенок феллемов. С его помощью мы разнесем Непреодолимую Преграду и машину Рулька, мы нанесем ему такой сокрушительный удар, после которого он никогда не сможет оправиться. И тогда, — произнесла она с сияющими глазами, — мы отправимся домой, на Таллалам, с сознанием того, что наш долг выполнен.

 

26

СОВСЕМ КАК ДОМИНО

Магрета и Шанд стояли в мрачном кабинете Иггура, вокруг них собрались остальные. Все они внимательно смотрели на слова, появлявшиеся в Зеркале.

«…Твоя задача — разрушить Непреодолимую Преграду и в то же время сохранить равновесие между мирами, которое существовало до Золотой флейты.

Вот что ты должна…»

— Следующая часть послания пропущена, — объяснила Магрета собравшимся. — Оно кончается вот так: «… взгляни на Зеркало, и оно покажет, что ты должна сделать».

— Эти два высказывания связаны, — воскликнул Мендарк. — Вспомните ответ на предсказание: «Появится „инструмент“ — „хаш-зик-макатза“, „три-и-один“ — и если будет найден способ, как его изменить, Сантенар может быть спасен. Но в конце концов инструмент будет потерян».

Мы знаем, как следует понимать «три»: золото Аркана, драгоценное черное дерево с Таллалама и искусство мастеров Сантенара, которые должны сделать из этих материалов Золотую флейту. А «один» — тот, который должен ее использовать, — может означать только то, что это ты, Магрета.

— Как же это может быть? — удивилась Магрета. — Ялкара предостерегает, что применение подобных устройств ускорит разрушение Непреодолимой Преграды. Как же она могла хотеть, чтобы Золотую флейту изготовили заново?

— Это же ясно любому дураку! — рассердился Мендарк. — Если флейту использовать правильно, она скорее раскроет Непреодолимую Преграду, нежели заставит ее рухнуть.

Ощутив давление Мендарка, Магрета впала в панику.

— Что значит «правильно»? Никто не знает, как использовали флейту прежде.

— Тогда я предлагаю тебе, — холодно произнес Мендарк, и по его тону было ясно, что его раздражает внешнее сходство Магреты с каронами, — заняться поисками недостающей части сообщения, а не критиковать тех, кто действительно пытается что-то сделать. У нас есть драгоценное черное дерево и искусные золотых дел мастера, способные работать по чертежам Тензора, — если мы убедим его принять участие. Все, что нам нужно для изготовления нашего оружия, — это золото Аркана. — Он бросил на стол несколько вещиц из золота: кольцо, которое Иггур показал им несколько месяцев тому назад, и несколько звеньев тонкой цепочки. — Этого недостаточно, — заключил он.

— Да, — согласился Иггур. — Нам нужно оказать сопротивление. Рульк демонстрирует свою силу на западе, испытывая нас. Гаршарды вновь выступили из Шазмака. Он становится сильнее с каждым часом. Мы должны сразиться с ним или погибнуть.

Магрета сидела молча, оробев от агрессивности Мендарка. Она не сомневалась, что он не прав. И вдруг ей пришла в голову мысль.

— Зеркало — это мое право первородства? — прошептала она на ухо Шанду.

Немного поразмыслив, он ответил:

— Нет, не твое, а Элиоры. Я всегда считал, что речь шла о Зеркале. Что же еще могла иметь в виду Ялкара?

Однако немного подумав, Шанд поднялся и сказал Магрете:

— Давай выйдем.

— Как всегда, ты удираешь, как только ты нужен, — ядовито заметил Мендарк.

Шанд бросил взгляд через плечо и усмехнулся, и они с Магретой исчезли за дверью.

Карана сидела, слушая разговоры о войне. Она знала, что война грядет: ее сны о Шазмаке и бездне возобновились неделю назад. Скоро она начнется. «Мне нужно домой, — в отчаянии думала Карана. — На сей раз я должна быть там».

— Это пустая трата времени, — горячился Иггур после нескольких часов бесплодных споров членов Совета.

— Да, — согласился Надирил. — У Феламоры золото Ялкары — это единственное, что не вызывает сомнений.

Иггур резко поднялся:

— Меня ждут более важные дела.

— Мы должны повести армию в Эллюдор и отнять у нее золото, — сказал Мендарк.

— У тебя нет армии, — осадил его Иггур.

— Да, Иггур, но если бы она у меня была, мне бы хватило мужества повести ее.

— Хватит твоих хитрых уловок, Мендарк. Я доказал свое мужество! — Порывшись в бумагах на своем столе, Иггур нашел свернутую рулоном карту. — Но в кои-то веки ты прав. Возможно, нам следует отправиться в Эллюдор и отобрать у Феламоры золото.

— Она спрячется, — возразила Карана. — Вам ее никогда не найти.

— У меня есть идея! — воскликнул Иггур. — Стража, очистите помещение!

После того как все ушли, Мендарк и Иггур продолжили обсуждение, словно близкие друзья, а не соперники.

— Ей от меня не спрятаться, — сказал Иггур, разворачивая карту. Это была та самая карта, которую рисовал Шанд в домике у моря, показывая Магрете долину Феламоры в Эллюдоре. — За один день я могу собрать целую толпу иллюзионистов. С их помощью мы можем загнать ее в угол, и ее безупречное убежище превратится в безупречную ловушку. Посмотри, отсюда лишь один выход.

Мендарк разглядывал карту:

— Да, Шанд определенно умеет подмечать детали! Расскажи, как ты собираешься действовать?

— Видишь, долина, выбранная Феламорой, окружена со всех сторон скалами, а вот эту тропу легко перекрыть. Можно спуститься с утесов — есть два варианта, — однако этот путь неудобен. Я бы пошел здесь, — указал он на карте, — хотя нам и нужна будет защита.

Мендарк перебил его:

— Если мы сумеем найти достаточно мастеров-иллюзионистов, и к тому же у нас будет чувствительница, чтобы соединить их, то мы получим возможность почувствовать любые чары Феламоры и разрушить их с помощью своих чар.

Иггур потер подбородок:

— Я знаю, что ты чувствительник, Мендарк. Но рискнешь ли ты своим разумом, а быть может, и своей жизнью ради такого непредсказуемого и… опасного предприятия?

— Я бы предпочел этого не делать, — ответил Мендарк. — Как ты правильно заметил, это предприятие рискованное, а у меня есть и другие обязательства.

— В таком случае есть ли у тебя какой-нибудь чувствительник на примете?

— Тут подойдет не всякий. Нужен такой, который может установить линию связи. Магрета это умеет.

— Но она же не чувствительница. К тому же Феламора ее слишком хорошо знает.

— Вообще-то я имел в виду одну особу — она перед нами в неоплатном долгу. Троекровница, но такая, которую можно держать под контролем. Это Карана. — Мендарк мрачно улыбнулся.

— Я тоже подумал о ней. Приведи ее! — приказал Иггур своему стражнику.

Карану привели, и Мендарк с Иггуром изложили ей суть дела. Она сидела перед двумя суровыми мужчинами, напуганная и оробевшая.

— Моя жизнь описала круг, вернувшись к началу. Все хотят меня использовать.

— Как это ни печально, такова уж участь чувствительников и двоекровников, и особенно троекровников, — заметил Иггур с сочувствием.

— Это твой долг, Карана! — сказал Мендарк. — Ты предала нас в Каркароне, и лишь благодаря слепой удаче мы уцелели. Как Магистр я заявляю, что у тебя нет выбора. В противном случае тебя ждет суд, а поскольку ты уже признала свою вину, тебя осудят по обвинению в предательстве. Но как обладательницу столь ценного дара, вероятно, тебя приговорят не к смертной казни, а к пожизненному рабству в качестве чувствительницы.

— И первое задание рабыни — участие в этом предприятии.

— Совершенно верно.

Карана опустила голову. «Каждый мой поступок неотвратимо вел к следующему, — подумала она. — Так было с самого начала. Какой смысл противиться судьбе?»

— Я буду вашей чувствительницей, — сказала она. — Когда мы начнем?

— Немедленно, — ответил Мендарк. — Собери своих иллюзионистов, Иггур, а я соберу своих.

— Так скоро! — в тревоге воскликнула Карана. — Мне нужно время на подготовку.

— Если мы замешкаемся, Феламору предупредят, и нам ее никогда не найти.

— Мне страшно, — тихо произнесла Карана, но они не обратили на ее слова ни малейшего внимания, и она умолкла.

Однако прошел чуть не целый день, пока все собрались: стражники Мендарка во главе с Оссейоном и его другом Торгстедом, армия из тысячи солдат, опытных альпинистов, возглавляемая Ванхом, недавно вновь произведенным в маршалы; а с ними — пятьдесят два иллюзиониста (из них половина — женщины). На мужчинах-иллюзионистах были черные одеяния с белым капюшоном, на женщинах — белые с черным капюшоном. Лиан участвовал в экспедиции в качестве летописца.

Никто не знал о месте назначения и цели — за исключением троих. Все вместе они добрались до опушки Эллюдорского леса верхом, а затем спешились и отправились к месту назначения форсированным маршем. Маленький отряд остался охранять выход из долины, чтобы препятствовать возможному бегству. Остальные взобрались на вершину горы и принялись ждать.

Хотя был второй день весны, холода еще были зимние. В полночь пятьдесят два иллюзиониста заняли свои места в затемненной палатке. Они встали в круг, напоминая домино: черное с белым, белое с черным, снова черное с белым, и так далее. Лиан, сидя в углу, молча наблюдал за этой сценой, чтобы потом описать ее в своем сказании. Он был и так расстроен, к тому же ему передавалось настроение Караны, ужас которой все усиливался.

Карана сидела в дальнем конце палатки, за пределами круга. Мендарк стоял напротив нее, и их разделял круг из иллюзионистов. В руках у Мендарка была короткая веточка, похожая на палочку дирижера. Лиан в смятении наблюдал за всем происходящим. Как может что-то получиться, если Карана в таком состоянии?

— Начнем, — сказал Мендарк. — Карана, свяжись с первым.

С отсутствующим взглядом, сразу успокоившись, Карана прикрыла глаза. Вскоре она установила мысленную связь с мастером-иллюзионистом.

— Теперь второй, Карана. — Театральным жестом Мендарк указал палочкой на следующего иллюзиониста.

Наморщив лоб, Карана вошла в контакт со вторым.

— Третий, Карана! — скомандовал Мендарк.

Так он шел по кругу, а Карана следовала за ним, пока каждый иллюзионист не оказался связан со следующим. И наконец, с сильным толчком, который чуть не сшиб Карану с ног, линия связи вернулась к ней, и круг замкнулся. Бледная как смерть, она пошатнулась и схватилась за шест палатки.

Мендарк обратился к главному иллюзионисту:

— Запомни, у вас только две задачи. Первая и самая важная — прикрыть завесой армию, чтобы она не была видна.

— Это сделано, — не очень отчетливо произнес иллюзионист.

— И вторая задача — следить за иллюзиями, которые может создать Феламора, чтобы скрыть от нас свой путь, и любой ценой уничтожить эти иллюзии.

— Мы уже чувствуем одну такую иллюзию, — загробным голосом ответил иллюзионист, — но она слабая — почти неощутимая!

— Осторожно! — предостерег Мендарк. — Вероятно, Феламора уже поставила в этом месте защиту, еще когда здесь побывали Шанд с Иггуром. Но если она вас почувствует, то защита станет такой сильной, что даже всем вам вместе будет трудно с ней справиться. Вы готовы? — спросил он. — А ты, — обратился Мендарк к Лиану, — не мешай Каране. Даже не дотрагивайся до нее, иначе повредишь линию связи.

Мастер-иллюзионист кивнул.

— Теперь пора! — сказал Мендарк адъютанту Иггура — маленькой потрепанной Долодхе, и она поспешила к гонцам. Те помчались к поджидавшей армии, которая должна была проследовать к горной тропе.

Мендарк поплелся туда, где в ожидании его стоял Иггур с Ванхом и лейтенанты самого Магистра.

— Как только я подам знак, ты, Таллия, поведешь первый отряд вниз. Будь осторожна, это опасная тропинка. Торгстед, — сказал Мендарк спокойно, — ты всегда мне верно служил. Ты спустишься с армией и будешь моими глазами и ушами в этом деле!

— Я… — заколебался Торгстед и взглянул на Оссейона.

— Мне нужен там кто-то, на кого я бы мог полностью положиться.

Рука Торгстеда задрожала.

— Я чувствую… что-то здесь не так, Магистр.

— Ты часом не чувствительник, Торгстед? — раздраженно спросил Мендарк.

— Нет, хотя у моей матери и было второе зрение… Но это неважно! Конечно, я пойду.

— Хорошо. Оссейон, возвращайся наверх, размести свое войско вокруг палатки и будь готов ко всему.

Оссейон пожал руку Торгстеду и отправился в путь. Шаги солдат еле слышно прошуршали по тропинке, и снова воцарилась тишина.

Лиан стоял у входа в палатку, наблюдая за Караной. Она не шевелилась и не произносила ни звука, но пару раз покачнулась на стуле. Иллюзионисты замерли на своих местах.

Вдруг главный иллюзионист выкрикнул:

— Она знает! Почувствуйте силу ее иллюзии! — Казалось, в комнату напустили туману. Кто-то застонал.

— Ах! — воскликнул главный иллюзионист. — Как тяжело! О! О! Держите! ДЕРЖИТЕ! — надрывался он. — Мы теряем путь!

Целую минуту длилась тишина, потом внезапно туман в палатке рассеялся.

— Мы это сделали, — прошептал мастер-иллюзионист. — Мы разрушили ее завесу, скрывавшую тропинку. Смотрите, вот она!

В течение нескольких секунд Лиан ясно видел черную тропинку, петлявшую по снегу между деревьями. Это было начало тропы, которую их разведчики отметили в то утро. Собранным иллюзионистам пришлось труднее, чем они ожидали, из-за тумана, но в конечном счете иллюзии Феламоры оказались не такими уж сильными.

Собравшись под деревьями, солдаты насмехались над врагом. Вскоре к Мендарку прибыл гонец, посланный главным иллюзионистом. Он объявил о победе.

— Феламора была хитрым противником, но мы ее победили. Нас очень много, и мы сильны. Путь свободен.

— Я всегда считал, что ей не справиться с многочисленным противником, — заявил Мендарк. — Правда, в битве один на один ей нет равных. Ты готова, Таллия?

— Да. Шестеро моих людей со мной.

— Ты знаешь, что тебе делать. Ты пойдешь первая и займешь позицию. Когда армия ее отвлечет, ты найдешь золото и вернешься с ним.

— Ванх? — тихо произнес Иггур. — Ты готов? — Приземистый маршал кивнул.

— Помни, что у тебя испытательный срок. Подведешь меня снова — и я навсегда разжалую тебя в простые солдаты!

Во взгляде Ванха отразилась боль. Повернувшись к своим офицерам, он начал раздавать приказы.

Таллия со своей группой спускалась по тропе. Туман сгустился. Ей понадобилась вся ее сноровка, чтобы придерживаться пути, по которому она прошла сегодня днем. И как будто этого было мало, она обнаружила, что, несмотря на похвальбу главного иллюзиониста, долина все еще защищена чарами, от которых у нее стоял туман в голове, и она начинала сомневаться в собственной памяти. Таллия резко остановилась. Куда идти? Направо или налево? Конечно, направо. И тем не менее она очень осторожно ступала по тропинке, опасаясь сделать неверный шаг. Добравшись до края пропасти, Таллия подождала, пока подойдет последний из шестерых.

— Теперь тропинка опускается по скале вниз, и любая ошибка означает смерть. Мы свяжемся одной веревкой, и каждый должен следовать за тем, кто впереди.

Они продолжили путь, и чары так сгустились, что даже Таллии трудно было с ними бороться.

— Что бы мы делали без защиты наших иллюзионистов? — обратилась Таллия к идущему за ней.

Наконец они спустились.

— Теперь подождем, — сказала Таллия. — Армия разделится на вершине, и они будут атаковать с обеих сторон, чтобы отвлечь внимание. А мы тем временем проникнем в пещеры Феламоры.

Однако она понимала, что едва ли это будет так уж просто сделать. Феламора никогда не оставила бы свои сокровища без присмотра. Даже если отряду Таллии удастся найти золото, им еще придется иметь дело с Феламорой и отыскивать обратный путь.

— Теперь уже скоро, — сказала Таллия: уже давно должен был прозвучать сигнал.

Но сигнал не звучал еще долго, и наконец сильно встревоженная Таллия заявила:

— Я не могу больше ждать. Я разведаю в пещерах. Караульте здесь, а если я закричу, немедленно удирайте.

Но она знала, что ее люди ни за что не бросят ее одну. Это были отборные солдаты, и они находились здесь, чтобы защищать своего командира. Однако они подчинились приказу и остались стоять на месте.

Едва Таллия скрылась из виду отряда, как до нее донесся слабый звук горна: трубили отбой. Что-то пошло не так. Наверно, обнаружили армию. Теперь к ней не придут на помощь.

Таллия колебалась. Она была у самой цели! После сражения Феламоры с иллюзионистами феллемка, вероятно, ослабела и испытывает дурноту. Таллия решительно пошла вперед.

Солдаты беспокойно переминались с ноги на ногу. Ванх и его лейтенанты уже прошли по этой сильно петлявшей тропинке днем, чтобы избежать сюрпризов. Он не мог позволить себе ошибки. Наконец солдаты тронулись, утаптывая снег на тропинке. Ванх на секунду задержался между двумя гигантскими деревьями. Его парализовало чувство огромной ответственности.

У него за спиной один из лейтенантов прошептал:

— Мы должны уложиться по времени, маршал!

Ванх резко обернулся. Они могли идти лишь одним путем — тропинкой, которая петляла, чернея на белом снегу. И все же он колебался.

— Маршал! — обратился к нему другой лейтенант.

Ванх двинулся вперед и, свернув налево, растаял в тумане. Солдаты последовали за ним. Они молча и горделиво маршировали — элита четырех армий, уверенная в своих командирах и в себе.

— А теперь будьте осторожны, — предупредил главный иллюзионист. — Феламора сильна и коварна — она может возобновить атаку в любой момент. Вот опять начинается! Удерживайте путь! Удерживайте от нее путь!

Как раз в этот момент Карану начало трясти. Потом дрожь прошла так же внезапно, как началась.

— Н-н-н! — попыталась она выговорить, но не смогла. — Н-н-н-н!

Лиан подбежал к ней, но побоялся дотронуться, помня предостережение Мендарка.

— Н-н-н-н! — Веки Караны трепетали, как крылья бабочки. Выкрикнув: — Нет! — она рухнула на пол.

Лиан попытался ее поднять, но она была в ступоре. Он в страхе взглянул на мастера-иллюзиониста:

— Как линия связи?

— Держится, — нараспев произнесла женщина. — Думаю, самое страшное уже позади. Основная часть армии успела спуститься.

И вдруг она вздохнула и упала ничком. Затем какой-то мастер-иллюзионист вскрикнул, Оссейон подбежал к нему и пощупал горло.

— Нет пульса! — доложил Оссейон Долодхе. — Пошли депешу Мендарку.

Едва закончив с первым, Оссейон заметил недалеко от себя второго иллюзиониста. Тот корчился на полу. Вдруг глаза его закатились, и он затих.

— По крайней мере он жив, — сказал Оссейон, когда Долодха снова вбежала в палатку. — Где Мендарк?

— С Иггуром.

— Ты послала ему депешу?

— Да, но так, чтобы не встревожить врага… — Она развела руками в знак беспомощности. — На это уйдет время.

Оставшиеся иллюзионисты все еще удерживали круг — черное на белом, белое на черном, — но они почти изнемогли от напряжения.

— Мне это не нравится, — сказал Оссейон.

Вскоре примчался гонец — молодая женщина с шапкой белокурых волос.

— В чем дело? — спросила она, задыхаясь, когда влетела в палатку.

— Карана без сознания, хотя и удерживает линию связи. Один мастер-иллюзионист мертв. А второй… — Долодха указала на пол. — Я чувствую недоброе…

Запыхавшийся гонец схватился за бок:

— Ужасно колет в боку! Так какая будет депеша? Они уже спустились вниз. Если я подам сигнал тревоги, все будет впустую.

Оссейон и Долодха обменялись взглядами.

— Ну что, отзываем их или нет?

— Протрубить отбой, когда они уже прошли полпути, — наверно, так будет даже хуже. Подождем еще минуту.

В этот миг женщина-иллюзионист начала хватать воздух ртом. Темная кровь хлынула у нее из носа, и женщина стала неподвижна, как кость домино. Вскинув руки над головой, другая женщина-иллюзионист медленно повалилась навзничь. Мужчина, стоявший за ней, тоже упал. Иллюзионисты валились один за другим — черное на белое, белое на черное — совсем как ряд домино, который падает, стоит только упасть одной кости из него. Вскоре никого не осталось на ногах.

Долодха и Оссейон в ужасе наблюдали за происходящим, потом дружно повернулись и вышли из палатки. Долодха, выбравшаяся первой, не стала дожидаться приказа. С криком «Назад! Назад!» она помчалась вниз по тропинке.

Оссейон кинулся к палатке командования, схватил горн и протрубил отбой, и звук этот эхом разнесся по всей долине.

Ответа не было. Ни воплей, ни возгласов. Он побежал вниз, по угольно-черной тропе, петлявшей по снегу, трубя отбой. За поворотом тропинки он остановился, не в силах решить, куда идти дальше, затем повернул налево. Он мчался по тропе, продираясь сквозь туман. Вдруг из тумана, загородив путь, вынырнула фигура.

— Слишком поздно, — горестно произнес Мендарк.

Туман начал рассеиваться, и Оссейон сказал удивленно:

— Но… это же не тот путь, который мы разведали. Как…

— Какими самонадеянными дураками мы были! — причитал Мендарк. У него за спиной на тропинке шевельнулась какая-то тень. Шлепая по грязи, они подошли к Иггуру.

— Все кончено, — загробным голосом оказал Иггур, стоявший на краю пропасти. — Все кончено.

— Что?.. — начал Оссейон.

— Они мертвы, мертвы, — ответил Иггур, качнувшись вперед, словно собирался последовать за погибшими в пропасть. Долодха схватила его за руку и оттащила от края. — Они промаршировали до пропасти и, в тумане, так ничего и не поняв, полетели с утеса вниз. Они разбились о камни на дне ущелья. Этот враг оказался нам не по плечу. Феламора полностью нас уничтожила.

Ветерок из ущелья донес до них запах крови.

— Я пойду наверх, — сказал Оссейон, которому хотелось оказаться где угодно, но только не здесь, где только что разбились насмерть тысяча отборных солдат Иггура, а с ними Торгстед, его самый дорогой и любимый друг. — Карана пыталась предостеречь… — с трудом выговорил он, — но, видимо, Феламора слишком сильна. Должно быть, она с самого начала знала, что мы здесь.

— Она все знала, — отозвался Иггур.

— Да, — согласился с ним Мендарк. — У нее все было под контролем. Она просто показала нам то, что мы хотели видеть, и в конце концов иллюзионисты подумали, что победили ее. И тогда она создала собственную иллюзию, и нам показалось, что тропинка сворачивает налево, тогда как она идет направо. Просто, красиво и смертоносно. Ах, Таллия, как мне будет недоставать тебя!

Таллия пробиралась по лесу. Указания Магреты запечатлелись у нее в мозгу. Туман начал рассеиваться. Она добралась до входа в пещеру никем не замеченная и увидела снаружи глиняную печь, в которой еще тлел древесный уголь. Вокруг разбросаны формы для литья и деревянные подносы, наполненные песком. Должно быть, тут работали, когда прозвучал сигнал тревоги. Наверно, золото где-то неподалеку.

Таллия провела рукой по подносам с песком. Один был еще горячий, но в нем ничего не было. Должно быть, золото в пещере. Она обернулась. Прямо перед ней стояла Феламора, смертельно бледная из-за дурноты, следовавшей за применением чар.

Феламора выдавила улыбку.

— А ты умнее, чем я думала. Умнее Мендарка. Однако недостаточно умна. Вам не удалось отвлечь меня, и я уже спрятала золото в надежное место. — Бочком Феламора стала отходить от пещеры в сторону.

«Тогда почему же ты пытаешься меня увести отсюда?» — подумала Таллия.

— Я не забыла, что ты со мной сделала в Готримском лесу, — продолжала Феламора, пятясь дальше, так что вскоре Таллии пришлось отвернуться от печи, чтобы не упускать врага из виду.

Таллия сделала отвлекающее движение правой рукой, а левой швырнула в глаза Феламоре песок с подноса. Воспользовавшись тем, что ненадолго Феламора стала беспомощной, Таллия опрокинула формы для литья, и на грязь шлепнулся золотой предмет странного вида. Схватив его, Таллия ринулась прочь и, добежав до деревьев, кликнула солдат.

— Прикройте меня! — приказала она на бегу. Иллюзии продолжали появляться, но они были лишены прежней силы и уже не вводили в заблуждение, казалось, их делали вполсилы.

На полпути Таллия со своим отрядом сделали короткую передышку. Кто-то зажег огонь, прикрыв его ладонями, и при тусклом свете Таллия разглядела золотой слиток. Она сразу же поняла, почему им так легко удалось удрать. Это была бронза!

— Я послал их на смерть! — Мендарк сел и, опустив голову на руки, расплакался.

Иггур расхаживал взад и вперед как заведенный. Он не мог плакать. Он застыл от горя и отчаяния.

— Почему я позволил тебе собой манипулировать? — бушевал он. — Это твоя вина, Мендарк!

Взглянув на Карану, которая словно приросла к стулу, он заорал на нее:

— Ты сделала это нарочно! — С пеной на губах Иггур еще долго кричал на девушку, затем подбежал к ней и начал хлестать ее по щекам. Карана подняла на него глаза, но даже не попыталась защититься.

— Перестань, дурак! — попытался остановить его Мендарк. Он с трудом доплелся до Караны и попробовал оттащить от нее Иггура. К Магистру присоединился Оссейон, и вместе они оторвали Иггура от Караны.

— Это твоих рук дело! — вопил Иггур. Он вырвался от Оссейона и снова набросился на девушку. Мендарк заслонил ее своим телом. — Я никогда тебя не прощу! Никогда!

Мендарк дал ему пощечину.

— Будь же мужчиной, Иггур! — произнес он с невыразимым презрением. — Это мы с тобой виноваты в том, что случилось, мы и Феламора, а Карана тут ни при чем.

Иггур рухнул на землю. Двое стражников унесли его в палатку и встали у входа на часах.

— Разве можно вернуть мертвых? — сказал Оссейон Мендарку. Сегодня Иггур потерял почти всех своих друзей. — Если бы я раньше подал сигнал тревоги, их можно было бы спасти.

Мендарк не отвечал. Тысяча солдат лежала на дне ущелья — по десять на каждого оставшегося в живых.

— Собирайтесь, — приказал Мендарк. — Мы возвращаемся в Туркад.

Они соорудили носилки для пострадавших — в том числе для Караны, — свернули лагерь и приготовились к отходу. И тут из тумана появился отряд из семерых смертельно уставших человек.

— Что случилось? — вскричала Таллия. — Мы были так близко!

Мендарк всплакнул от радости, выпавшей в эту самую черную из ночей.

— Мы были уверены, что вы больше не вернетесь.

— Где армия?

— Все погибли.

— Значит, все напрасно? — вздохнула Таллия и, рассказав о своей экспедиции, показала кусок бронзы. — Все впустую!

В печальном молчании их отряд пустился в обратный путь через Эллюдорский лес. Из одиннадцати сотен, пришедших сюда, в живых осталось всего сто человек.

Иггур чувствовал себя даже хуже, чем когда Рульк победил его в Катадзе.

Лиан никогда не видел Мендарка в таком прискорбном состоянии. Его репутации был нанесен удар, от которого было уже не оправиться. Все тело Магистра было в кровоподтеках, глаза покраснели и слезились. Он постоянно кашлял, а когда вытирал губы, на платке оставалась кровь.

Девять женщин и шесть мужчин-иллюзионистов смогли пережить столь сильное потрясение, но утратили свой дар.

Карана была похожа на собственную тень. Она все время молчала. Девушку переполняло чувство вины. Лиан шел рядом с ее носилками всю дорогу до Туркада.

— Я видела, как оно начинается, — повторяла она вновь и вновь. — Я видела, как оно начинается!

Во время путешествия девушка не различала дней и ночей, ее все время преследовал кошмар. Один за другим солдаты — цвет армии Иггура — сворачивали налево, когда им следовало повернуть направо, и падали со скалы в пропасть, разбиваясь насмерть. Картинка прокручивалась в сознании Караны снова и снова, и все это время девушка пыталась выкрикнуть предостережение, но какая-то сила не позволяла ей произнести слова вслух.

На второй день путешествия Мендарк опустился на землю рядом с Лианом.

— Ты ужасно выглядишь… — Лиан не закончил фразу, опасаясь, что Магистр накричит на него, как непременно сделал бы прежде. Но Мендарк не сделал этого.

— Я умираю, Лиан, — сказал он, — и это меня страшит.

— Я подумал… — начал Лиан. — Ты живешь так долго… Но, наверно, чем дольше живешь, тем больше хочется жить.

— Ты не так меня понял. Я не боюсь смерти. Но если я умру, кто защитит мир от Рулька?

Лиан инстинктивно бросил взгляд в сторону Иггура. Тот тащился, хромая, с опущенной головой, руки его болтались.

— Когда-то и я так думал, — тихо произнес Мендарк. — Особенно после того, как он одолел транкса. Однако Иггур никогда не оправится после своего нынешнего поражения.

— Но раньше же он находил в себе силы снова подняться, — возразил Лиан.

— Каждый раз, как он терпит поражение, он опускается все ниже. Посмотри, что он сделал со Второй армией. Никто не в силах предсказать, как он себя поведет в ближайший час, на него невозможно положиться.

— Ты сделал…

— Конечно, я делал ужасные вещи. Но всегда ради доли, за которую сражался. Я никогда не обрекал армию на смерть из-за того, что меня бросила любовница! — Мендарк сплюнул кровью на траву и умолк.

 

27

ГОРЯЩАЯ ГОРА

Покинув заседание, Шанд и Магрета медленно поднялись на самый верх крепости и смотрели теперь на город сквозь желтый туман ста тысяч дымоходных труб.

— У Ялкары было два дара для Элиоры, — сказал Шанд, удостоверившись, что никто не подслушивает. — Зеркало и ее драгоценности из золота: толстая золотая цепочка, замысловатый браслет и диадема. Она всегда их носила.

— А их хватит для того, чтобы сделать флейту? — осторожно поинтересовалась Магрета.

Шанд немного подумал.

— Полагаю, что да. Наверно, она и предназначала золото для этой цели.

— Но ведь право первородства в руках у Феламоры! — От этой мысли Магрете хотелось плакать.

— Нет! То золото — не право первородства. — Магрета резко обернулась:

— Я не понимаю. Что ты говоришь, Шанд?

— Я не знаю, откуда то золото, которое она взяла в Хависсарде. Но право первородства, переданное мне Ялкарой перед тем, как она прошла сквозь врата, было ее собственным золотом, захваченным ею с Аркана. Теперь оно твое.

— Где это золото сейчас?

— После того как у меня забрали Элиору, я выкопал в земле ямку и закопал его, не пометив это место, чтобы никто больше его не нашел. Это было очень давно. Правда, не очень-то далеко. Я спрятал его за Туркадским Морем, возле Горящей Горы — там мы жили вместе с Элиорой, пока ее не похитили.

— Мы можем туда отправиться?

— Конечно.

Магрета пришла в сильное волнение.

— Прямо сейчас? — спросила она.

— Сию минуту! Давай возьмем наши рюкзаки.

Не сказав никому ни слова, они пошли в порт и отыскали там Пендера, который отплывал днем. Они переправились через Туркадское Море в Нилькеранд. Из этого прибрежного городка открывался путь в засушливый край Альмадин.

Почти все путешествие Магрета простояла у поручней, глядя на волны. Ей много раз приходилось плыть по этому морю. Но тогда ее тяготило бремя долга и обязательств. Эта же поездка была настоящими каникулами, и девушка наслаждалась ею.

Из Нилькеранда они поплыли на быстроходном речном боте по широкой реке Альм.

— Это окольный путь, — пояснил Шанд, — но так быстрее: основную часть пути мы проделаем по воде.

Магрете было все равно, как долго они будут ехать: она радовалась каждой минуте.

Когда путешествие по Альму пришло к концу, они два дня шли пешком, пока не добрались до скалистых берегов огромного озера.

— Долгое Озеро, — сказал Шанд, когда они стояли на вершине утеса, глядя на темную воду. — Оно тянется отсюда на юго-запад, так что по воде мы доберемся до цели за несколько дней, вместо того чтобы совершать тяжелый переход, который отнял бы у нас недели.

Ухоженная дорога привела их с Магретой в процветающий город на берегу озера. Тут Шанд нанял рыбачью лодку, и они отправились на юг. Дул порывистый ветер, небеса были свинцового цвета, и ледяные брызги обжигали щеки Магреты. Ей было все равно. Все было просто чудесно!

Наконец они пристали к берегу в городе, окруженном лесом, и не спеша направились к Горящей Горе, черные склоны которой уже виднелись над деревьями. Вскоре они шли по местности, где почва была каменистой и бесплодной. Холм на их пути сменялся холмом. Казалось, дым на этих холмах поднимается из всех щелей между камнями. В воздухе стоял коричневый туман, и сильно пахло гарью.

— Странный запах для вулкана, — заметила Магрета, когда они с Шандом обедали в тени дерева.

— Когда-то давно по никому не известной причине здесь воспламенился пласт угля, — ответил Шанд. — Вероятно, сказалась близость вулкана. И вот холмы здесь горят уже пять тысяч лет. Сейчас огонь находится глубоко под землей, но есть места, где огонь выходит почти на поверхность, земля там такая горячая, что по ней невозможно ходить.

Спустя два дня, в один безлунный вечер, когда Туманность Скорпиона мерцала на холодном ясном небе, Шанд и Магрета увидели разрушенный каменный домик на лугу. За ним простирался темный лес. Это было место древних воспоминаний и великой печали. Путешественники сели на ступеньки крыльца. Взгляд их был устремлен на луг; вдалеке, за деревьями, дымилась Горящая Гора.

— Тысячу лет Горящая Гора была твердыней каронов, — сказал Шанд.

— Каких каронов?

— Кандора и Рулька.

— Почему?

— Это такое же магическое место, как Каркарон. Фактически именно здесь впервые открылся Путь между мирами. Шутдар прибыл сюда с Золотой флейтой, и Рульк последовал за ним. Здесь он построил большую крепость, которой Рульк пользовался как базой для охоты за флейтой. Тысяча двоекровников, в чьих жилах текла кровь каронов, жили в этих местах когда-то…

— Что же случилось?

— Бойня. Майан и его аркимы пришли сюда якобы для перемирия, а затем захватили крепость с помощью предательства. Они перебили почти всех двоекровников, когда те спали, а остальных сожгли заживо. Вся линия двоекровников, в жилах которых текла кровь каронов, была уничтожена. Неудивительно… — Шанд снова остановился.

— Что именно?

— Я начинаю понимать, почему Рульк так помешан на идее выживания. Аркимы попытались уничтожить всю его расу. После того истребления двоекровников он разработал «Дар Рулька», чтобы защитить себя от аркимов.

— Мне кажется, — после долгой паузы сказала Магрета, — что Великого Предателя тоже предали.

— Может быть, и так, — согласился Шанд. — Я могу понять обе стороны. Давай-ка разожжем костер.

Они сидели на крыльце, запивая обед желтым милом, отдававшим гвоздикой.

— Мы прожили здесь несколько лет — твоя мать и я. Тогда эти земли были необитаемы, как и сейчас. Элиора любила тут играть. Видишь вон то древнее дерево с раскидистыми ветвями? Она любила влезать на него и качаться на качелях, которые я для нее сделал. Уже тогда это дерево было старое.

Шанд резко поднялся, даже не вытерев слезы, и повел Магрету к скалистому выступу. Отмерив на глазок расстояние, он вынул из рюкзака лопату и принялся копать землю. Она была твердая, но Шанд упорно трудился. И хотя ему пришлось несколько раз передохнуть, он не позволил внучке помочь себе.

— Это моя задача — вручить тебе золото.

Когда он уже стоял в яме по пояс, лопата наткнулась на что-то твердое. Шанд достал медную шкатулку. Она не была заперта. Петли проржавели, но Шанд легко ее открыл, поддев крышку лезвием лопаты. Он извлек оттуда тяжелый мешочек. Развязал его и печально и церемонно преподнес Магрете право первородства, завещанное когда-то Элиоре, ее матери — толстую цепь, браслет и диадему из красного золота.

— Думаю, этого золота будет достаточно для флейты. Если таков будет твой выбор.

Руки Магреты тряслись, когда она принимала право первородства. Драгоценности в точности совпадали с теми, которые Феламора забрала из Хависсарда. Золото долго носили — оно было гладким, как шелк, в отличие от золота Феламоры: то было шероховатым, словно его ни разу не надели. Магрета осторожно положила драгоценности обратно в мешочек и вернулась на ступеньки. Она сидела на крыльце, размышляя, в то время как Шанд пошел к бухте за водой.

Два гарнитура из золота, почти идентичных. Один из них Ялкара давным-давно захватила с Аркана. Откуда же взялся второй? Как же это понимать?

Они направились в Туркад тем же путем, каким прибыли сюда. Когда они плыли по Долгому Озеру, Магрета попросила:

— Расскажи мне об этих местах.

— Ну что же, слушай. Мы сейчас совсем рядом с одним из самых известных мест в Преданиях — Башней Хьюлинга!

— Там была уничтожена Золотая флейта и образована Непреодолимая Преграда.

— И убита та несчастная девушка-калека, вызвавшая у Лиана любопытство ко всей этой истории. Интересно, что бы с нами было, если бы не Лиан?

Магрета повернулась лицом к побережью. Оно было окутано туманом, но сквозь него все же можно было разглядеть утесы, вздымавшиеся из воды почти вертикально.

— Мне бы хотелось там побывать, — сказала Магрета.

Она подумала, что, уж если ее задача — раскрыть Непреодолимую Преграду и восстановить равновесие между мирами, ей бы лучше своими глазами увидеть то место, где все началось.

Они проплыли еще полчаса. Поднялся ветер, и на воде стало очень холодно. Магрета обрадовалась, когда Шанд, вглядевшись в туман, объявил:

— Это здесь!

Он направил бот к берегу. Киль царапнул о камень, входя в бухту. Перешагнув через нос, Магрета подтянула лодку и привязала ее веревкой к колючему кустарнику, выросшему в расщелине. Она огляделась, недоумевая: как же им забраться вверх, по этим крутым утесам?

— В скале высечены ступени, — угадал ее мысли Шанд.

— Наверно, их высекли очень давно, — предположила Магрета, следуя за Шандом по зигзагообразной тропинке.

— Более трех тысячелетий! — усмехнулся Шанд. Наконец они добрались до плато, гладкого, как стол. Оно сплошь заросло вереском, который колыхался на ветру. Внизу волны с мрачным плеском бились о скалы.

— Это и есть Башня Хьюлинга, — сказал Шанд. — Все, что от нее осталось.

Впереди, на краю утеса, были каменные руины, окруженные бесплодной почвой, на которой не росло ничего, кроме лишайника.

Магрета заметила у тропинки какие-то кусты с серыми листьями и черными ягодами, потянулась, чтобы сорвать одну ягоду. Шанд схватил девушку за руку.

— Они несъедобны? — спросила Магрета.

— Этот куст называется «Молочай убийцы», — ответил Шанд. — И на то есть веские причины.

Они прошли под арку, которая уцелела с давних времен, хотя за ней обрушилась почти вся стена. Впереди была каменная лестница, заваленная обломками песчаника. Комнаты внизу почти не сохранились. Магрета начала взбираться по лестнице.

Она добралась до плоской крыши, обнесенной высоким ограждением. Правда, часть ограждения была разрушена. Через всю крышу проходила широкая трещина: здесь башня раскололась когда-то.

Магрета ощутила царившие в Башне Хьюлинга боль и ужас. Шанд залез на крышу вслед за Магретой и указал на раскрошившийся камень:

— Это то самое место, где стоял Шутдар, когда уничтожил флейту. Пойди сюда — отсюда открывается чудесный вид.

Магрета присоединилась к нему. Вид действительно был великолепный, но мрачный: серое озеро с белыми барашками пены, темные влажные скалы, угрюмый лес.

Шанд указал вниз:

— Вот туда упал Шутдар и умер.

Магрета вообразила, как она сама летит вниз, на скалы, и ей стало не по себе.

— Не нравится мне это место, — сказала Магрета и отвернулась.

— Мне тоже, и все же я возвращаюсь сюда вновь и вновь. То, что случилось здесь, создало Предания прошедших трех тысячелетий.

— И продолжает влиять на историю Сантенара до сих пор, — заметила Магрета. — Закончится ли это когда-нибудь? Мне бы хотелось положить этому конец.

— Возможно, ты это сделаешь. Как знать?

Магрета уже добралась до середины лестницы, как вдруг вскрикнула и отпрянула назад, словно кто-то вцепился ей когтями в ногу.

— В чем дело? — спросил Шанд.

Руки у Магреты тряслись, она стала белой как полотно.

— Мне показалось, что я наступила на что-то ужасное, порочное. — Гладкий, словно стекло, камень под ногами вспыхивал крошечными золотистыми искрами.

— Шутдар действительно был порочен. — Шанд усадил Магрету. — Попробуй вот это! — Он протянул ей фляжку.

Девушка глотнула обжигающую жидкость, как воду, потом слабо улыбнулась.

— Это было ужасное ощущение — как будто меня что-то укололо.

Шанд прошел на то место, где была Магрета, когда вскрикнула.

— Я ничего не чувствую. Но башня пропитана ядом всех тех страшных деяний, которые были сотворены здесь. Наверно, ты на нее настроена, а я — нет.

Магрета сжала золотую цепь на шее, и ей стало лучше.

— Время и пространство здесь очень тонкие, — прошептала она. — Я чувствую вокруг себя Стену Непреодолимой Преграды. И что-то еще. Это похоже на врата, готовые открыться в бездну. — Магрета ощутила смятение: тут были силы, с которыми она не смогла бы справиться. Она ничего не понимала.

— Мы не пойдем по той дороге! — воскликнул Шанд, помогая ей подняться на ноги. — Ты увидела достаточно?

— Мне хватит до конца дней.

Магрета очень медленно и осторожно спускалась с утеса, хотя все ступеньки были надежны. То, что она почувствовала наверху, потрясло ее. Весь мир будет в опасности, если не восстановить равновесие. И внезапно цель жизни Магреты стала гораздо более важной, хотя она все еще понятия не имела, с чего начать.

Их не было в Туркаде более трех недель, и когда они вернулись, то узнали о поспешной атаке в Эллюдоре и ее плачевных последствиях. Карана погрузилась в депрессию, из которой никто не мог ее вывести. Мендарк скорбел о своем безумном поступке — ведь никогда прежде он не совершил ни одного необдуманного шага и всегда все планировал, вплоть до мельчайших деталей. Иггур ушел в себя и озлобился против Караны и Мендарка. Его душевные силы иссякли, и никто не верил, что он сможет стать прежним и обрести былое величие. Дисциплина и боевой дух его армий были подорваны. Теперь его солдаты стали бы легкой добычей для гаршардов.

Только одно радостное событие случилось в результате трагедии в Эллюдоре: Джеви пребывал в ужасе во время отсутствия Таллии, и новости о несчастье сломили барьер внутри него. Таллия и Джеви вновь стали друзьями.

Магрета была даже рада, что Иггуру с Мендарком не удалось заполучить золото в Эллюдорском лесу: оно развратило бы их так же, как Феламору, но не решило бы проблему Сантенара.

Позже было много рассуждений о том, что надо «объединить силы», «сплотиться» (особенно старался Мендарк). Однако Магрета понимала, все дело в том, что у нее есть Зеркало и оно нужно Мендарку. Это ее возмутило: не для того она освободилась от одного тирана, чтобы попасть под ярмо другого. Она не сказала им ни слова о том, что найдено ее право первородства, и хорошенько припрятала золото.

 

28

УБИЙЦА

Спустя две ночи призрачная фигура проскользнула в крепость и пробралась в комнату, в которой работал Лиан. Элламия заранее все разведала и теперь хорошо ориентировалась на месте. Дверь в комнату была заперта, но Элламия легко справилась с замком.

Закрыв за собой дверь, она излучила из пальцев призрачный свет и принялась за поиски книги Ялкары. Элламия сразу же ее нашла: книга находилась на полке, на самом видном месте. Феламора точно описала ее: странные, полузнакомые, ненавистные иероглифы рвались со страницы, пытаясь добраться до Элламии.

Она резко захлопнула книжку, засунула в мешок и вышла. Одна треть ее работы выполнена — самая легкая. Если повезет, она все закончит сегодня ночью и еще до рассвета выберется из этого города, вонючего, как выгребная яма. Ей не хотелось выполнять принятое решение — ведь это было ужасающее предательство по отношению к Магрете, — но не оставалось другого способа спасти свой народ. Элламия намеревалась перерезать Каране горло в постели, а потом проделать то же самое с Магретой.

После того как она обнаружила записную книжку Ялкары, Элламия вошла в покои Караны и Лиана, пробравшись туда незамеченной: стражник-вельм был отозван несколько дней тому назад, а дверь даже не была заперта. С ножом в руке Элламия кралась по гостиной, но вдруг застыла на месте. В спальне горел свет. Выглянув из-за двери, она увидела, что Лиан читает в кровати. Где же Карана? В ванной? Там не было света, но на всякий случай она проверила. Комната была пуста. Через некоторое время Лиан задул свечу и опустил голову на подушку. Он был один.

Караны тут не было. Элламия злилась. Ей не удастся сегодня закончить работу. Она прокралась обратно в коридор и направилась к комнате Магреты.

Магрета беспокойно шевельнулась во сне. После возвращения с золотом ее ночи были так беспокойны, что утром она чувствовала себя невыспавшейся. Ей хотелось спасти Сантенар, но еще больше хотелось открыть врата в Аркан и соединить Шанда и Ялкару. Каждый раз, когда у ее деда появлялся тоскливый взгляд, ей не терпелось сделать это ради него.

Она просто обязана создать новую Золотую флейту! Таким образом она достигнет собственной цели, раскроет Непреодолимую Преграду и восстановит равновесие между мирами. Но если она так поступит, то тем самым неизбежно вступит в конфликт с Рульком и со своей наследственностью каронов. Эта неразрешимая дилемма мучила ее. Она все еще ощущала тоску и томление при мысли о Рульке. Нет, у этой задачи не было решения.

Магрета повернулась на бок, лицом к окну. Теперь она была идеальной мишенью для Элламии, вошедшей через открытую дверь. Элламия не стала применять иллюзию — Магрета могла бы ее распознать. Она стояла, замерев на месте и пристально глядя на свою жертву. Элламия пыталась определить, не бодрствует ли Магрета. Но та лежала тихо, дыхание было ровным. Элламия вытащила нож, попробовала его кончиком пальца. Лезвие было ужасающе острым.

Элламия начала красться к постели. Ей никогда еще не приходилось убивать. Еще четыре шага. Три. Два.

Магрета вздохнула и подложила под голову руку. Элламия остановилась. Вздох был такой детский, и это напомнило ей, что сделали с Магретой, когда та была ребенком. Она знала и любила эту женщину, которая лежала перед ней в кровати. С каждой секундой Элламии становилось все трудней ее убить.

«Просто сделай это! — сказала она себе. — От этого зависит судьба Таллалама. Ни о чем не думай. Сделай свое дело и уходи». Она приблизилась к Магрете еще на один шаг. Элламию била нервная дрожь. Она опрокинула чашку, которую Магрета оставила у постели.

Магрета резко села. Элламия бросилась к ней, замахиваясь ножом. Но она действовала недостаточно быстро. Магрета, скатившись с другой стороны кровати, швырнула в лицо Элламии покрывало и бросилась к дверям.

— Нет, Элламия! — закричала она.

Элламии стало стыдно, но она, выпутавшись из покрывала, одним прыжком оказалась у двери и снова попыталась нанести удар. И снова промахнулась: благодаря выучке реакция у Магреты была мгновенной. Она схватила Элламию за ногу, крутанула — и та почувствовала, как что-то порвалось у нее внутри. Она начала лягаться, потеряла равновесие и упала прямо на нож.

Нож пронзил ее насквозь. Элламия поднялась на ноги и выскочила из комнаты. Рукоятка ножа торчала у нее из живота.

В коридоре она выдернула нож и зажала рану пальцами. Боль была ужасной. Увидев, что за ней следует Магрета, Элламия применила чары и исчезла. Снаружи дождь смывал ее кровавый след с темных булыжников.

Элламия еле доплелась до своей гостиницы. У себя в комнате она сожгла книжку в камине, размешала пепел и послала Феламоре отчаянное мысленное сообщение. Она передала ей, что книжка уничтожена, но Карана и Магрета уцелели. Потом Элламия рухнула на пол и так лежала, истекая кровью, пока не умерла.

Карана все еще не оправилась после Эллюдора, да и после Каркарона. Каждую ночь ей снились кошмары: она видела армию, марширующую к своей гибели, и была не в силах предотвратить трагедию. Эти кошмары перемежались с прежними снами о Рульке, его машине и пиявке из бездны, пытавшейся просверлить ей ухо, чтобы высосать мозг. Временами ухо болело, и она слышала на него хуже. Однажды Каране приснился хракс — сушеный фрукт, с помощью которого гаршарды связывали свои сознания друг с другом, она проснулась вся в поту, и тело ее жаждало этого наркотика.

Карана совершенно не могла сосредоточиться. Она терзалась днем и ночью, и ей не приносили облегчения разговоры об этом с Лианом или с кем-нибудь еще. Она боялась что-то делать, поскольку в результате каждого ее решения случалась беда. Даже Лиан не мог ей помочь. Она чувствовала себя одинокой и беспомощной.

Утром того дня, когда было совершено нападение на Магрету, Карана вышла побродить по улицам Туркада. Она жаждала вернуться в Готрим. Карана каждый день писала Рахису, желая знать обо всем, что происходит в поместье.

Неудачная экспедиция в Эллюдор, наверно, освободила ее от обязательств: ни Мендарк, ни Иггур не пытались вновь использовать ее талант. Иггур был ужасно зол на Карану и обвинял в несчастье, случившемся в Эллюдоре. А Мендарк, мнение которого всегда было диаметрально противоположным точке зрения его врага, был к ней более дружелюбен, чем когда бы то ни было.

Через какое-то время Карана очутилась в порту — неподалеку от старых причалов. Она все еще не любила Туркад, но немного привыкла к нему. Даже портовый город, который так напугал Карану, когда она впервые побывала здесь ребенком, теперь был для нее всего лишь жалким, грязным и убогим местом.

Карана погуляла по порту, надеясь найти Пендера, но так и не увидела его бота, а люди, у которых она о нем расспрашивала, ничего не слышали о Пендере. Правда, она зашла не в ту часть порта: здесь разгружались большие суда, доставлявшие грузы из Крандора и других отдаленных мест. Пендер должен быть в другой части, куда заходили мелкие боты и речные баржи. Карана приблизительно представляла, где это. Она не решилась бы пойти так далеко, к тому же начался дождь.

Натянув поглубже шапку, Карана повернула назад. В такую погоду Пендер скорее всего сидит в таверне — их на побережье были сотни. Она заглянула в одну из них, но там было темно и отвратительно пахло, а посетители, плевавшие прямо на пол, сердито уставились на нее, недовольные тем, что женщина вторглась в их святая святых.

Остальные кабаки были не лучше. Обойдя несколько подобных заведений, Карана добрела до маленького рынка — с полсотни ларьков. Остановившись возле одного, она купила чай с лимонной цедрой. У другого — большой кусок медовых сот. Отломив маленький кусочек, она отправила его в рот. Воск размягчился, и рот наполнился восхитительным медом. Каране не хотелось возвращаться в свою комнату и в одиночестве пить чай: Лиан наверняка еще в архиве. И она решила пока погулять.

Удалившись от берега, она принялась бродить по узким улочкам. Одно из зданий показалось ей смутно знакомым. Именно здесь Шанд лечил ее после Тайного Совета. На Карану нахлынули воспоминания об ужасном времени. Да, вот на этом перекрестке их допрашивали стражники Иггура. А немного дальше — ступени, по которым они с Шандом удрали в портовый город.

Стоя на верхней ступеньке, она смотрела вниз, на зеленую пенистую воду. Ступени были не такие крутые, как ей тогда казалось, да не так уж много их и было. Начался отлив, и вода отхлынула, обнажив платформу, на которой Карана тогда чуть не утонула. Камни и бревна были покрыты зелеными и розовыми водорослями. Карана помнила каждый шаг того давнего путешествия, и даже свои тогдашние ощущения — внутренний холод, дурноту, одиночество. Сейчас ей было не намного лучше.

И вдруг девушка заметила, что за ней наблюдают два хлюна. Эти хозяева портового города замерли, пристально глядя на нее.

Раньше Карана их боялась. Но тогда, во время войны, само существование Шанда и Караны было под угрозой. С тех пор жизнь города вернулась в свое русло. И вот сейчас Карана приняла решение, неожиданное для нее.

Вытянув руки ладонями к верху, она медленно и отчетливо произнесла:

— Я пришла повидать тельтов! — Она имела в виду маленький робкий народ, который работал на хлюнов. Год назад, когда Каране грозила опасность, они дали ей убежище. Тельты проявили к ней доброту просто потому, что она была их гостьей, пусть и незваной. — Мое имя — Карана, — добавила она.

Хлюны тупо смотрели на нее. Карана понимала, что в портовом городе могут быть тысячи хлюнов, к тому же тогда ее волосы были выкрашены черной краской, и потому ее могли просто не узнать. Как же звали ту молодую женщину, которая была к ней особенно добра?

— Я пришла повидать Клафферу. Меня зовут Карана. Я была здесь с Шандом год тому назад.

По-видимому, эти имена ничего для хлюнов не значили. Приблизившись к Каране, они подхватили девушку под руки и привели ее в зал заседаний, где ее уже допрашивали когда-то. После долгого ожидания Карана предстала перед парой пожилых хлюнов, которые, как и тогда, восседали на стульях из красного кедра. На них были только набедренные повязки.

— Шанд — мой друг, — сказала Карана. — Я Карана Ферн из Баннадора.

На этот раз Карану узнали.

— Я пришла повидать тельтов, — объяснила Карана. — Год назад они укрыли меня.

Старейшины явно были удивлены. Возможно, тельтам никогда не наносили визиты.

— Тельты! — повторила Карана. — Я пришла повидать Клафферу.

Женщина улыбнулась и сделала жест хлюну, который привел сюда Карану. Ее провели по переходам из гниющего темного дерева в комнату, ничем не отличавшуюся от остальных комнат в портовом городе: коробка из сырого дерева, пол которой покрыт водой. На возвышении, находившемся над уровнем прилива, Карана увидела полдюжины бочек и груду медуз.

Сейчас тельты были заняты: они укладывали медуз в бочки. В комнате стояла вонь от испорченных медуз, к которой примешивался сильный запах, исходивший от волос тельтов, смазанных рыбьим жиром. Тельты повернулись и молча смотрели на Карану, не узнавая ее.

— Я Карана, — сказала она. Потом извлекла из кармана чай и медовые соты и протянула угощение тельтам.

Кто-то узнал голос Караны и улыбнулся ей. Это была Клаффера. Отложив инструменты, тельты выкупались в море и пожали руки Каране. Стройный молодой человек, волосы которого блестели от рыбьего жира — Карана вспомнила, что это возлюбленный Клафферы, — затопил плиту и поставил чайник.

Они были гораздо сдержаннее, чем прежде, и все время переглядывались друг с другом. Карана поняла, что тельтов смущает ее одежда: по их понятиям, она была одета очень богато. А когда они ее приютили, на ней была лишь набедренная повязка.

Карана сняла куртку, рубашку, сапоги и носки и, закатав штаны до колен, снова уселась на голые доски.

Тельты засмеялись и дружно зааплодировали.

А потом они пили ее ароматный чай, кружку за кружкой, пока не начало смеркаться. Зажгли пару крошечных лампочек, и Карана указала на бочонок с медузами, давая понять, что будет рада помочь им в работе. Эта идея показалась тельтам весьма забавной.

— Выходной! — объявила Клаффера с веселой улыбкой. Все вместе они уселись на помосте обедать. Еду подавали на единственном деревянном блюде — старом, в черных пятнах. Основой пиршества был пирог из медуз. К нему предлагались пряные и красные маринованные водоросли и моллюски под бобовым соусом. А под конец на столе появились какие-то маленькие коричневые стручки, которые лопались во рту, наполняя его очень сладким сиропом, отдававшим рыбой.

Приятно было посидеть в компании людей, которые ничего от нее не ожидали. Это была восхитительная трапеза, и Карана болтала со своими друзьями о разных вещах, серьезных и пустячных. Теперь ей было легче их понимать, чем когда-то. В конце обеда Каране передали блюдо как почетному гостю. Карана смутилась, не зная, что делать. Потом она поняла, что ей предоставили право вылизать блюдо. Когда она это сделала, тельты снова зааплодировали и отставили блюдо в сторону.

Один из тельтов убежал и вернулся с большой черной бутылкой, запечатанной воском. Карана предложила свой нож, которым они восхитились. Печать была удалена. Снова появились деревянные кружки для чая. В каждую налили немного густой жидкости молочного цвета.

Карана с сомнением смотрела в кружку. Она плохо переносила крепкие напитки, а этот выглядел очень крепким. Клаффера, сидевшая за столом напротив нее, подняла свою кружку. Другие сделали то же самое, выкрикнув что-то вроде «Каранда!», и осушили их содержимое.

— Каранда! — закричала она в ответ и выпила. Жидкость была ужасной — очень горькой, обжигающей и крепкой, и у нее защипало в носу, как от горчицы, и на глазах показались слезы. Все засмеялись.

За первой кружкой почти сразу же последовала вторая. Некоторые тельты достали дудки и другие музыкальные инструменты и принялись играть. В основном их песни были меланхоличными. Они пели о кораблекрушениях, потерявшихся детях, кровавых битвах и страшной мести. Правда, мелодии были красивые.

Карана размышляла о тельтах. Интересно, чего они хотят от жизни? Мечтают ли они жить на свободе, не в портовом городе? Но она не была уверена, что будет вежливо задать подобные вопросы.

— Каранда? — спросила Клаффера.

Карана с улыбкой помотала головой, и Клаффера без всякого видимого сожаления заткнула бутылку деревянной пробкой и убрала ее.

Тельты снова заварили принесенный девушкой чай, и Карана с удовольствием его выпила, поскольку замерзла. Было очень поздно. Тельты убрали блюдо, чайник, кружки и музыкальные инструменты. Взяв Карану за руку, Клаффера повела ее в опочивальню, где все готовились ко сну.

Карана заволновалась, вспомнив ночи, проведенные здесь, когда она отчаянно замерзала в одиночестве под влажными водорослями. Сняв набедренные повязки, тельты выстирали их в морской воде и повесили сушить. Карана сделала то же самое со своими мокрыми штанами. Один из тельтов указал ей на большую кипу одеял, сплетенных из водорослей, приглашая занять почетное место. Девушка заползла под водоросли, щекочущие кожу, и все последовали ее примеру. Последний задул лампочки.

Теперь она поняла, что они подразумевали под выражением «делить тепло»: в середине было тепло и уютно. Правда, трудно было привыкнуть к запаху рыбьего жира, исходившего от волос тельтов. Шум воды, плескавшейся у порога, убаюкал Карану, и она заснула.

Дважды за ночь Карана просыпалась от кошмаров: первый — про пиявку, высасывающую мозг, второй — про армию, маршировавшую к пропасти. Оба раза ее обнимала дюжина рук и принималась гладить, отгоняя страх, чувство вины и бессилия. И скоро Карана погрузилась в блаженный, беззаботный сон.

Утром она встала, чувствуя себя спокойной и отдохнувшей, чего не было уже несколько месяцев. Поблагодарив хозяев, она снова надела свою одежду. Перед ее уходом тельты пожелали преподнести гостье подарок. Они принесли свои лучшие резные работы и попросили ее выбрать. Карана выбрала крохотную вещицу — изображение смеющегося ребенка, играющего с крабом. Она совсем расчувствовалась и загрустила о том, чего у нее никогда не будет.

Карана знала, что нужен ответный подарок, а у нее была лишь одна вещь, равноценная дару тельтов, — любимый нож, который ей дала Малиена взамен потерянного в Катадзе. Это была красивая вещь, сделанная из прекрасной аркимской стали. Карана подарила тельтам нож, и они приняли его со смехом, объятиями и слезами. Затем девушка поспешила домой: только сейчас ей пришло в голову, что Лиан, должно быть, волнуется из-за нее.

Снова оказавшись в своей комнате, Карана поняла, что именно обрела у тельтов, всегда поддерживавших и утешавших друг друга. Девушка вспомнила, как они вступились за нее, когда хлюны хотели вышвырнуть Карану на улицу. Она не могла себе представить, чтобы тельты отказали ей в помощи из-за боязни последствий. Она должна поступать так же. Карана почувствовала огромное облегчение, наконец-то приняв такое решение. Все ее страхи исчезли, и кошмары больше не беспокоили Карану.

 

29

ВРЕМЯ ВЫБОРА

Вся крепость пришла в волнение после попытки совершить убийство и кражи из комнаты Лиана. На воротах была удвоена стража, и поскольку Карана выбросила свой пропуск несколько недель тому назад, ее не впускали.

К счастью, проходившая мимо Таллия помогла Каране попасть внутрь. Прибежав в рабочий кабинет Лиана, Карана обнаружила, что там полно народу. Мендарк бушевал из-за нарушения секретности, а еще больше — из-за утраты книги Ялкары. Он привел с собой архивариусов, и те, к негодованию Лиана, рылись в его бумагах. Иггур тоже был здесь. Нападение на Магрету отвлекло его от всепоглощающего отчаяния. Магрета стояла у окна, глядя во двор. Испытание, которому она подверглась, явно не оставило на ней следов — разве что у нее был усталый вид.

— Это сокрушительный удар! — повторял Мендарк. Прихрамывая, он расхаживал по комнате. — Сокрушительный удар! — Судя по всему, исчезновение книги огорчило его гораздо больше, чем покушение на Магрету.

«Как это похоже на него!» — подумала Карана. Вбежавший в комнату гонец что-то зашептал на ухо Мендарку. У того еще больше вытянулось лицо.

— Принеси мне весь пепел! — приказал он, и гонец убежал прочь. — Воровку обнаружили, — объявил Мендарк. — Но она мертва, и, к несчастью, книга сожжена. Это катастрофа!

— Ее звали Элламия, — сказала Магрета и опустила голову на руки — Я знала ее, еще когда была ребенком. Не могу поверить, что Элламия пыталась меня убить.

— Наверно, Феламора очень низкого о нас мнения. Она сделает новую попытку. Будьте начеку! — Мендарк покачал головой. — А я возлагал такие надежды на эту книгу!

— Однако, — сказал Лиан, очень спокойно воспринявший все происшедшее, — никто из нас не смог расшифровать ни единого иероглифа, и не думаю, чтобы это мне когда-нибудь удалось.

— Никчемный летописец! — взвился Мендарк и топнул ногой. Он удалился, и за ним последовали архивариусы, Иггур и Таллия. В комнате остались только Карана, Лиан и Магрета.

— Что это была за книга? — спросила Магрета, которая прибыла перед самым приходом Караны.

Лиан объяснил.

Магрета задохнулась от волнения.

— Но это же была моя книга! — вскричала она. — Ялкара упомянула о ней в сообщении, которое оставила в Зеркале.

— Какое сообщение? — полюбопытствовал Лиан.

— Я не сказала никому, кроме Шанда. В книжке были первые Сказания каронов — с того момента, как они оказались в бездне, и даже раньше. Она была бесценной. — В глазах у Магреты стояли слезы.

— Пошли, — поспешно предложил Лиан. — Я больше не могу тут находиться ни минуты.

Они направились в парк, где было пусто из-за плохой погоды. Теперь Лиан совсем не хромал, — правда, на ногах навсегда остались шрамы. Вытерев своим плащом каменную скамью, он уселся на нее.

Карана села рядом, наблюдая, как Магрета расхаживает по грязи взад-вперед.

— Что такое, Лиан? У тебя что-то на уме. Магрета, иди сюда!

Когда Магрета тоже села, Лиан рассмеялся.

— Эта книга у меня, — тихо произнес он. — Тут, в моей сумке.

— Что?.. — изумилась Магрета.

— Дело в том, — Лиан улыбнулся своей знаменитой улыбкой, — что как-то раз Лилисе нечем было заняться, и ей захотелось попрактиковаться в письме. И я отдал ей переписывать книгу Ялкары. Украдена копия: я всегда ношу оригинал с собой, вместе со своими записными книжками. Все они здесь.

Открыв сумку, которую носил на плече, Лиан передал Магрете тоненький томик.

— Никто не знает, что имеется копия, — за исключением Лилисы. Но они с Джеви сейчас в отъезде. А когда она вернется, я попрошу ее хранить это в тайне.

Магрета взяла книжку в руки, как самую большую ценность в мире. Она погладила обложку, прижала к щеке.

— Не знаю, как тебя благодарить, — сказала она Лиану. Открыв книгу, Магрета взглянула на иероглифы на первой странице. — Это зеркальное отражение тех иероглифов, которые выгравированы на Арканском Зеркале. Интересно, почему?

— Понятия не имею, — ответил Лиан.

— Может быть, мы сумеем поработать над этим вместе, если мне удастся найти ключ. — Магрета поднялась, сунула книжку в сумку и, улыбнувшись собственным мыслям, удалилась. Потом вернулась и неловко обняла Лиана. — Спасибо тебе, Лиан. Мне нужно срочно кое-что обдумать. До завтра.

«Взгляни на Зеркало, и оно покажет тебе, что ты должна сделать».

«Но что же я должна делать?» — мучилась Магрета, вернувшись к себе в комнату. Мендарк и Иггур считали, что она должна вести войну с Рульком, но, разумеется, это никогда не входило в планы Ялкары. С кем же ей по пути? С этими людьми, этим миром? С тремя мирами? С Рульком и каронами?

Было ли право первородства предназначено для того, чтобы его расплавили и создали устройство, с помощью которого можно изготовить врата? Нет, вряд ли Ялкара намеревалась это сделать. К тому же Золотая флейта может быть опасной. Как же ей восстановить равновесие между мирами? Магрета, которая привыкла, чтобы ей приказывали, что делать, сейчас растерялась: она не знала, что выбрать, воспитание Феламоры все еще сказывалось.

«Зеркало научит тебя, когда придет время».

Магрета взяла Зеркало, снова вызвала сообщение Ялкары для Элиоры и сидела, вновь и вновь перечитывая его. Почему отсутствует часть сообщения? Потерялось ли она за эти годы, или Зеркало что-то скрывает?

«Почему ты не хочешь мне сказать? — устало подумала она. — Как ты нужна мне, Ялкара! Все это так трудно». Опустив голову на руки, Магрета прижалась щекой к холодной поверхности Зеркала и задремала.

Сны ее были беспокойны. Она видела, как с ножом в руке к ней крадется Элламия. Сама Магрета вновь была ребенком и, лежа в кровати, могла лишь беспомощно наблюдать, как над ней заносят нож.

Это сновидение повторилось раз двадцать, пока Магрета не погрузилась в мирный сон. Внезапно она проснулась от слепящего света. Магрета подняла голову, пытаясь понять, в чем дело.

Ее взгляд упал на Зеркало, освещенное ярким светом: в нем сияло солнце. Потом сияние померкло и появилось изображение золотисто-зеленого края. Лес и озеро, гора и сочные луга казались настоящим раем. Затем озеро приблизилось, и появился павильон из белого мрамора, стоявший на берегу. У воды сидела женщина, прислонившись спиной к колонне. Она была высокой, черные волосы скрывали лицо. Поза была томной, и Магрета заметила, что женщина в Зеркале погружена в меланхолию. Женщина задумчиво опустила пальцы в воду.

Озеро было спокойным. Однако под взглядом Магреты на его поверхности появилась рябь.

Женщина поднялась, не отрывая взгляда от воды. Вдруг Магрета увидела, как на поверхности озера всплыл большой воздушный пузырь с темными стенками и что кто-то внутри борется, пытаясь выбраться наружу. Девушка затаила дыхание. В пузыре был заточен молодой человек — красивый, широкоплечий, с кудрявыми темными волосами.

Он отчаянно колотил в стены тюрьмы, рот его широко раскрылся в крике. Женщина наблюдала за ним с берега, не в силах помочь. Она что-то ему кричала, но слов не было слышно. Она озиралась, лихорадочно пытаясь найти что-нибудь, чтобы разрушить пузырь. И тут Магрета увидела, что это Ялкара в расцвете своей молодости.

Ялкара издала вопль муки, и Магрета прочла слово, сорвавшееся с губ Ялкары: «Джиллиас!»

Мужчина был Шандом в молодости. Магрета издала стон: Шанд был так же заточен в своем пузыре, как Ялкара — в своем раю. Должен же быть способ соединить их!

Ялкара беспомощно протягивала руки к Шанду. В отчаянии от их мучений, Магрета вдруг осознала, что есть способ помочь им — Золотая флейта! Наконец-то Зеркало указало ей путь.

— Я отдам мое золото, — произнесла Магрета вслух, — но я не позволю использовать флейту против Рулька. — С этими словами она заснула.

Утром Магрета пришла на Совет, пребывавший в отчаянии, и выложила свои драгоценности на стол перед ошеломленным Мендарком.

— Это собственное золото Ялкары, право первородства Элиоры, теперь мое, — пояснила она. — Вы можете использовать его, чтобы сделать новую флейту.

Последовало длительное молчание.

— Как ты получила его? — наконец обрел дар речи Мендарк. Он подозрительно взглянул на Шанда, но тот улыбнулся с самым невинным видом.

— Это не то золото, которое украла Феламора, — ответила Магрета. — Это собственное золото Ялкары.

— Тогда откуда же то, другое? — осведомился Мендарк. Магрета пожала плечами:

— Понятия не имею.

— Шанд? — в ярости воскликнул Мендарк.

— Я тоже не знаю, — ответил старик.

— Нам бы лучше это выяснить, — сказал Иггур, глядя на драгоценности. — Мне это совсем не нравится. Где же, черт возьми, Лиан? Магрета!

— Да?

— На каких условиях ты передаешь нам золото? — Взгляды всех собравшихся устремились к ней.

— Я не могу отдать свое право первородства. То, что будет из него изготовлено, принадлежит мне.

Мендарк хотел было возразить, но затем передумал.

— Давайте сначала посмотрим, сможем ли мы сделать флейту, — изрек он, опуская свои змеиные глаза. — Тогда будет достаточно времени, чтобы решить, кто именно может ее использовать. Вернее, кто способен ее использовать.

— Спасибо тебе за предложение Магрета, — серьезно сказал Иггур. — Правда, я не знаю, должны ли мы его принимать…

— Я его принимаю! — поспешно выкрикнул Мендарк, поднимая сверкающее золото высоко в воздух.

Сев за стол, Магрета положила голову на руки, уже опасаясь, не было ли ее решение неразумным. Едва ли Ялкара была бы в восторге от происходящего.

Потирая шелушившиеся руки, Мендарк громко позвал адъютанта, а когда тот примчался, велел ему немедленно привести аркимов.

— Они вернулись? — спросила Карана.

— Вчера их бот вошел в гавань, — ответила Таллия. Совету пришлось ждать немало времени, прежде чем появились аркимы.

Их было шестеро. Тензор выглядел еще хуже, чем прежде. Роскошная грива черных волос походила теперь на свалявшийся половик. Губы были совершенно серые. Малиена постарела, и вид у нее стал еще решительнее.

— Магрета принесла нам настоящее золото Ялкары, — сказал Мендарк. — Теперь твой черед, Тензор. Ты покажешь нам, как сделать новую Золотую флейту?

— Карон Магрета! — с горечью произнес Тензор. — Это золото Аркана, некогда украденное у нас! — Он посмотрел на Магрету и вздрогнул, потом перевел взгляд на Карану. Девушка приблизилась к его стулу.

— Ты все еще хочешь, чтобы я тебе помог? — спросил ее Тензор еле слышно. Когда они возвращались из Катадзы через Сухое Море, он пообещал ей это.

— Я ничего не хочу для себя, — ответила Карана. — Я бы хотела вернуться в Готрим и разводить там сады.

Тензор наградил ее слабой улыбкой:

— Ты научилась гораздо большему, чем я. Тогда чего же ты у меня просишь?

Карану терзали сомнения.

— Ты считаешь, что сделать новую флейту — такое уж большое преступление? Это злой умысел или глупость?

Тензор состроил гримасу и коснулся щеки Караны.

— Защищать себя — не преступление, так же как и не преступление нанести врагу удар первым, не дожидаясь, пока он ударит тебя. Возможно, это глупость — именно так мы называем смелые планы, которые потерпели крах.

— Даст ли нам флейта шанс?

— Никто не в силах предсказать исход этой борьбы. Мне он безразличен. Мое время прошло. Решение — в твоих руках.

— Почему я? Все, что я делаю, оканчивается неудачей. — Взгляд Тензора буравил ее.

— Потому что такова моя цена, — наконец ответил он. — Тот, кто не делает ничего, так же часто вызывает не менее ужасные беды, как и тот, кто ошибается.

Карана знала, что Тензор прав. Она приняла решение.

— Я прошу тебя об этом.

— Тогда я сделаю флейту. — Тензор протянул руку к Каране:

— Помоги мне подняться! Я цепляюсь за свое достоинство — ведь я потерял все, что действительно имеет какое-то значение.

Пошатываясь, они с Караной добрели до середины комнаты. Тензор заставил себя выпрямиться во весь рост, на мгновение опершись о плечо Караны. Девушка попыталась ускользнуть.

— Останься, — уголком губ прошептал Тензор. — Никуда не годится, если я упаду и не смогу вновь подняться. Я покажу вам, что надо делать, — обратился он к собравшимся. — Я и мои аркимы будут руководить вашими мастерами в работе с этим опасным материалом. А вы обеспечите нам просторную мастерскую, оборудование, необходимое для плавки, очистки и ковки металла.

— Это будет сделано, — пообещал Иггур.

— А потом все должно быть уничтожено, включая само здание мастерской и землю под ним в полсажени глубиной, а пепел развеян на море, в радиусе ста лиг. И вы должны мне дать клятву, что флейта, если она уцелеет, будет превращена в прах, смешана с десятью повозками пепла и погребена в глубоком море, так чтобы ее невозможно было восстановить. — Покачнувшись, Тензор снова ухватился за Карану.

Условия, объявленные им, вызвали оживленную дискуссию, но в конце концов все пришли к соглашению. Были подготовлены три экземпляра договора, в котором оговаривались эти условия, и все присутствующие подписали его — либо в качестве сторон участников договора, либо в качестве свидетелей.

— У меня уже есть такая мастерская на примете, — сказал Иггур. — Это старая пекарня в западном углу двора. Там достаточно просторно и есть дымовые трубы. А печь вы сложите сами. Ты хочешь осмотреть помещение сейчас?

— Да, — ответил Тензор.

Все направились в пекарню. Это было великолепное старое строение из кирпича и светлого камня, прочное и надежное. Там не было окон — только парадный и черный ход. Тензор вошел внутрь с Иггуром, Караной и аркимами, а остальные ждали за дверью. Примерно через час Тензор вышел.

— Мастерская меня устраивает, — объявил он. — Пришли своих золотых дел мастеров для осмотра. Мы запечатаем черный ход. Отныне никто не сможет сюда войти без разрешения. Мы начинаем завтра утром.

Едва рассвело, вся компания вернулась в мастерскую. Тензор лично открыл дверь — он передвигался без посторонней помощи. Магрета вышла вперед. На ней было платье из черного шелка, обрисовывавшее ее стройную фигуру, она надела право первородства Элиоры. На шее была цепь из красного золота, на запястье — браслет, на голове — диадема. У Магреты был царственный вид, но вблизи можно было разглядеть, насколько она не уверена в себе. Напряжение между ней и Тензором буквально повисло в воздухе; внешнее сходство Магреты с каронами было столь полным, что Тензор с трудом выносил ее присутствие.

— Пойдем! — сказал он. — Ты тоже, Карана. — Девушки последовали за Тензором, и дверь за ними захлопнулась. Аркимы в мастерской уже трудились.

— Магрета, я не могу иметь дело с тобой! — Тензора буквально трясло от злости. — У меня слишком застарелая ярость против каронов, и хотя я знаю, что тебя вырастили не как карона, отныне мы будем общаться только через Карану.

— Как угодно.

Они стояли в разных концах комнаты. «Это неправильно, — думала Магрета. — Он мой враг, и был врагом Ялкары, и будет до самой смерти врагом Рулька. Что подумала бы моя бабушка, если бы увидела, как я передаю золото в его руки?»

Тензор скрючился от судороги, с которой не смог справиться. Лицо аркима сразу же помертвело. Скоро ему придет конец, и эта работа его доконает. Но Магрете нужно было беспокоиться не о нем, а о тех, кто за дверью. «Принимай решение, — сказала она себе, — и придерживайся его!»

Сделав над собой усилие, Магрета вышла вперед. Сняв диадему, браслет и цепь, она минуту подержала их в руках, потом порывистым движением передала золото в руки Тензору. На глазах у Магреты выступили слезы.

— Ялкара вполне могла захватить их на Сантенар именно для этой цели, — произнес Тензор, глядя на Магрету немигающим взглядом. Что-то промелькнуло в его взгляде — признание ее страдания.

— Почему ты это сказал?

— Я знал ее.

— Здесь, на Сантенаре?

— Да, и еще раньше. Каронов было мало, когда они украли у нас наш мир. В свое время я знал их всех.

На заднем плане трудились аркимы. Они работали быстро и тщательно, хотя всего-навсего занимались уборкой, сдувая буквально каждую пылинку в мастерской.

— Здесь не должно быть чужеродных частиц, — пояснил Тензор, словно угадав мысли Магреты. — Мельчайшая пылинка испортит ее. Сегодня же, попозже, мы подготовим специальную комнату для ковки, где будут стены, которые можно мыть, двойные двери, чтобы исключить сквозняки, и гигантские кузнечные мехи, чтобы гарантировать выход воздуха наружу и воспрепятствовать поступлению пыли. — Он взглянул в другой конец комнаты.

Магрета поняла, что пора уходить. Она поклонилась. Тензор проводил ее до двери.

— Началось, — сказала девушка собравшимся за дверью.

 

30

ЗОЛОТАЯ ФЛЕЙТА

Внутри мастерской были зажжены кузнечные горны, и мехи начали качать воздух. Трубы дымились. Аркимы готовились к большой работе. Но что бы ни делалось в мастерской, это держали в тайне. Внутрь не впускали никого, кроме Караны, и то лишь после того, как работа в тот день была закончена и все секретные устройства убраны.

Пока мастерили флейту, в Эллюдор, Каркарон и прочие места на севере и востоке были разосланы шпионы, чтобы выяснить, что затевают враги. Также отправили гонцов ко всем союзникам, а к тем, кто находился очень далеко от Туркада, — скитов. Один полетел к Вистану, директору чантхедской Школы Преданий.

— Надеюсь, Вистан отнесется к этой депеше с большим почтением, чем отнесся к последней, которую ему отправили, — мрачно заметил Мендарк, когда скит взмыл в воздух. Полтора года тому назад он попросил Вистана найти Карану и отправить ее в Туркад. Вистан поручил это Лиану, но лишь для того, чтобы избавиться от юноши. Директор Школы Преданий надеялся, что Лиан потерпит неудачу. Мендарк никогда не забывал ни одолжений, ни обид.

— Насколько я понимаю, у Тензора проблемы, — сказал Шанд Мендарку спустя несколько дней.

— Наверно, твои шпионы лучше моих!

— Я слышал сплетни, — загадочно произнес Шанд. — Говорят, что с этим золотом трудно работать и иногда в мастерской творятся странные вещи.

— Например?

— Ну, сначала аркимы не могли расплавить золото, хотя нагревали его при температуре выше нормальной температуры плавления. Потом загадочным образом тупились инструменты, которые даже не использовали. А один раз мехи сделались неисправны и загорелись, и один из мастеров так сильно обгорел, что пришлось отправить его в больницу. Аркимы в ужасе. Тензор близок к тому, чтобы отступиться.

— Несомненно, Иггур рад будет это услышать, — сказал Мендарк.

Прошла неделя, и аркимы впервые доложили о своих успехах. Всех позвали на ступеньки мастерской, и вскоре перед собравшимися предстал Тензор, который никогда еще не выглядел так хорошо. Теперь он передвигался без посторонней помощи, правда, еще пока не без труда. Несмотря на слухи, работа, по-видимому, пошла ему на пользу. Казалось, он находится в состоянии эйфории.

— Потребовалось больше труда, чем мы ожидали, — сказал Тензор. — В золоте обнаружились примеси, и некоторые из них — чрезвычайно тугоплавкие. А еще у нас были… другие проблемы, но я не буду их касаться. Нам еще понадобится время, чтобы закончить флейту. Сегодня утром мы изготовили ее корпус.

Он развернул тряпку, в которую была завернута золотая трубка длиной с его руку. Металл был тусклый и грубый, еще не очищенный после литейной формы. И тем не менее флейта была красива и притягивала к себе — это ощутили все. Тензор не мог удержаться, чтобы не поглаживать ее. Магрета заметила, что Мендарк смотрит на флейту с не меньшим вожделением.

После того как все удалились, Тензор позвал Карану с Магретой внутрь. Это удивило последнюю: ведь их отношения с аркимом были натянутыми. Но, судя по всему, Тензор справился со своими эмоциями, пока работал.

— Золота оказалось несколько больше, чем нам потребовалось, — сказал он. — Когда мы взвесили его в самом начале, то отложили одно звено цепи. Арканское золото всегда было для меня драгоценным, и я ненавижу любого карона, который им обладает. — Руки его сжались в кулаки. — Но оно так долго было у каронов, что я не могу оставить его себе. Мы перековали оставшееся звено и сделали из него кольцо. Возьми его, хотя ты мне и… Нет, я не стану это произносить. Возьми и уходи! — Он протянул Магрете довольно толстое, простое, без каких-либо украшений кольцо.

Магрета приняла его. Нет ли здесь ловушки? Но пока она не ощутила ничего плохого. Впрочем, позже она выяснит это наверняка. Девушка надела кольцо на палец.

— Спасибо, — сказала она Тензору.

Малиена вошла в комнату Караны, когда та мыла волосы в раковине.

— Мне нужно с тобой поговорить, Карана. Лиан где-то здесь?

— Он ушел в библиотеку. А в чем дело?

— Не спеши! Поговорим, когда закончишь.

Карана прополоскала волосы несколькими кувшинами воды и начала вытирать полотенцем. Она сменила промокшую блузку. Затем начала искать свою щетку.

Малиена нашла ее первой:

— Хочешь, расчешу тебе волосы?

— Да, пожалуйста.

Карана уселась на стул, а Малиена — на кровать, рядом, и начала расчесывать спутанные пряди.

— Так о чем ты хотела поговорить? — осведомилась Карана. Щетка замерла на уровне уха Караны.

— О нас, аркимах, — и о тебе.

Тон у Малиены был повелительный — вот так к ней обращался Тензор, когда Карана была маленькой, и она запомнила этот тон с детства.

— У нас было большое собрание аркимов в Инсолдиссе, — продолжала Малиена. — Самое большое с тех пор, как пал Тар Гааран. Там было рассмотрено много планов и много отвергнуто.

— И что же решили? — поинтересовалась Карана.

Щетка продолжала делать свое дело, но приятные ощущения улетучились. Карана чувствовала, что ее снова хотят подчинить, — прежде за Малиеной такое не водилось.

— Много чего. Я не могу поделиться с тобой всеми планами. Могу лишь сказать, что мы решили занять свое место в великой борьбе. Мы собираемся сразиться с Рульком любым оружием, которое подвернется под руку! Вот почему я пришла к тебе.

— Ко мне? — Каране не понравился такой поворот разговора.

— Из-за того, что в твоих жилах течет кровь аркимов, и из-за того, что ты утаила от нас Зеркало. Ты — вдвойне наша должница, Карана. — Щетка больно рванула запутавшийся узел волос. — А главное — из-за того, что ты помогла врагу в Каркароне. Тебе известно о Рульке многое, чего не знаем мы.

— От тебя я такого не ожидала, Малиена, — укоризненно произнесла Карана после долгой паузы.

— Ну так как, Карана, поможешь ты нам или нет?

— Теперь у меня есть другие обязательства, — сказала Карана в ярости. — И я не забыла, как поступили со мной! Вы требуете верности, но отказываете в гражданстве всем, кто не является чистокровным аркимом. Это погубило Эмманта и моего отца.

Рука Малиены замерла в воздухе.

— Ты отказываешь нам, когда нам, как никогда, нужна твоя помощь?! — спросила она, не веря.

— Нет, не отказываю. Но я и не позволю давить на себя с помощью эмоционального шантажа. И тем не менее, — продолжила она уже спокойнее, — я сделаю для аркимов все, что смогу, если это не войдет в противоречие с другими моими обязательствами.

Малиена холодно взглянула на нее:

— Тогда ответь, что замышляет Магрета, как она поступит с флейтой?

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Для чего ей нужна флейта? Ее планы не соответствуют тому, что я знаю о Магрете.

— Да, действительно, — согласилась Карана и задумалась. — Полагаю… Наверно, она пошла на это ради Шанда.

— Шанда!

— Ну, идея изготовить флейту в первую очередь принадлежит ему. А Ялкара… — Щетка застыла на месте.

— Ялкара! — прошипела Малиена. — Ну конечно! — И она выскочила из комнаты, оставив щетку в волосах Караны.

Магрета тщательно проверила кольцо и показала его Шанду: золото ничем не отличалось от того, которое она на прошлой неделе дала Тензору. Потом девушка уселась напротив Зеркала, ища в нем каких-нибудь указаний насчет того, как использовать флейту. Ничего не найдя, Магрета начала сомневаться, содержится ли в Зеркале ответ на этот вопрос.

Кто же еще может знать об этом? Она уже расспросила Мендарка и Иггура, но если им и было что-то известно, то они утаили это от нее. Когда на Аркане была изготовлена первая Золотая флейта, Тензор был мастером, работавшим на Шутдара. Может быть, поговорить с ним? Собрав все свое мужество, Магрета вернулась к мастерской. Тензор был занят и передал, что увидится с Магретой через полчаса, если с ней будет Карана. Однако куда подевалась Карана, Магрета понятия не имела. Она уселась на ступеньки.

Вскоре на пороге показался Тензор, разгневанный тем, что его оторвали от работы. Магрета объяснила, что ей от него нужно.

— Я никогда не видел, как используют флейту, — сказал он, бросив на Магрету сердитый взгляд. — Шутдар лишь один раз использовал ее на Аркане, и тогда он принял все меры предосторожности, чтобы никто этого не увидел. До свидания!

Он хлопнул дверью. Магрета побрела обратно в крепость Иггура. Когда она проходила к главным воротам, навстречу ей попались Карана и Лиан. Лиан, вдохновенно размахивая руками, рассказывал своей подруге какую-то смешную историю, а Карана хохотала. Они остановились, заметив, какой у Магреты удрученный вид.

— Что случилось? — спросила Карана. — Уж не разбила ли ты только что любимый чайник Магистра? — Должно быть, эта фраза имела отношение к истории Лиана, поскольку Карана хихикнула, а Лиан зашелся от смеха.

— Мы идем в город обедать, — продолжала Карана. Лицо ее раскраснелось.

Магрета ей позавидовала.

— Я не знаю, что делать! — сказала она.

— Ты не знаешь, — заметил Лиан, — я все думаю о том, почему иероглифы, написанные в Зеркале, появляются зеркальным отражением в книжке Ялкары.

— Послушайте! — воскликнула Карана. — А если это подсказка?

— Не много от нее пользы, если мы не можем прочесть текст, — посетовал Лиан.

— Я имею в виду, что само зеркальное отражение является подсказкой, — пояснила Карана.

Они с Лианом взглянули на Магрету.

— Да! — вскричал юноша. — Открой Зеркало, Магрета. Быстрей! Где та карточка, на которую я переписал иероглифы? — Лиан выудил ее из сумки.

Магрета передала ему Зеркало Лиан держал его, а Карана — карточку, таким образом, чтобы она отразилась в Зеркале.

— Что оно говорит?

— Оно показывает в точности то же самое, только наоборот, — ответила Магрета.

— Ну что же, все равно идея была неплохая.

— Дайте-ка мне попробовать, — вызвалась Магрета, протянув руку. На пальце сверкнуло золотое кольцо.

Карана снова поднесла карточку к Зеркалу.

— Как странно! — воскликнула она, глядя на отражение.

— Что?

— Иероглифы совсем не отражаются, зато появились буквы.

— Перепиши их, Лиан, пока они не исчезли, — возбужденно произнесла Магрета.

Лиан записал буквы на ту же карточку, под иероглифами:

«Но же гви та ша му но дзо та дзо гву чо кси ло же мо ну му бу ги же гви гву йе ру ши кси ча во гву ви но же та мо ва му бу чо кси ксо фе мо ну му гву гвух та дзо лу ло гви кси ло ги му ква ксо фе дзо та дзо му но ше ну че мо ло ча ксо пи лу та гву ва ну во ча ру гви же йа та же пи но же ло ей му гви та ша же».

— Что это значит? — с надеждой спросил Лиан.

— Не имею ни малейшего представления, — ответила Магрета. — Но бьюсь об заклад, что Шанду это известно.

Они нашли Шанда, когда тот торопливой походкой пересекал главный холл крепости.

— Заходи сюда. — Магрета втянула Шанда в пустую комнату. — Ты можешь сказать, что это значит? — И она протянула ему карточку с иероглифами и буквами.

— По-видимому, это сообщение, написанное на силлабическом алфавите каронов.

— Прости?

— В языке каронов, в письменном виде, каждый знак означает слог, а не букву, как в нашем алфавите.

— Но разве эти иероглифы — не тайное письмо каронов?! — удивился Лиан.

— Нет, — ответил Шанд, — разве что это более старый вариант. Хотя… все может быть… в основном силлабический алфавит выглядит так же. Откуда это у вас?

Лиан объяснил.

— Что там сказано?

— Не знаю. Сначала мне нужно разобраться, как из слогов образуются слова. Но скорее всего это, должно быть, какое-то послание от Ялкары.

— Или предостережение! — предположила Карана.

— А ты можешь прочесть его? — в нетерпении спросила Магрета Шанда.

— Попробую. Когда-то я знал разговорный язык каронов довольно хорошо, хотя и не умел читать. Придется поломать голову, да и слова потом нужно будет перевести. Сделай копию, Лиан. Я начну работать с ней, как только вернусь. Простите, но я спешу. Увидимся позже. — И Шанд удалился прочь без дальнейших объяснений.

— Идет Мендарк! — объявила Карана, следившая за дверью.

Лиан подскочил с виноватым видом, и они со смехом выбежали из комнаты.

— Пойдем с нами обедать, — пригласила Карана Магрету, обернувшись к ней через плечо.

— Мне нужно работать, — раздраженным тоном ответила Магрета, завидуя тому, что они есть друг у друга. — Кроме того, похоже, вы собирались провести вечер вдвоем.

— Вздор! — хором ответила парочка. — За едой мы могли бы все обсудить детально, — добавила Карана.

Лиан взял Магрету под руку, и она не могла больше противиться. Ей хотелось пойти с ними, к тому же она проголодалась.

Они шли в кафе, которое Лиан обнаружил во время одной из своих прогулок по нижнему городу. Лиан не был бы Лианом, если бы они три-четыре раза не заблудились и не заглянули в несколько непрезентабельных забегаловок, пока не нашли нужное место. Пока они переходили из одного заведения в другое, Магрета все время оглядывалась через плечо.

— В чем дело? — наконец спросил Лиан.

— О, ничего! Просто после покушения Элламии я стала нервной. Пару раз мне показалось, что кто-то нас преследует, но, наверно, просто померещилось.

Карана вздрогнула, но никто этого не заметил.

— Вот оно! — закричал Лиан. — Тут не очень-то уютно.

Но хоть юноша и успел их предупредить, Магрета не была готова к тому, что увидела. Это была лачуга с грязным полом, козлами вместо столов и деревянными скамьями. Других посетителей не было. В углу пылал очаг. У огня было уютно, но из-за большой лужи под столом Магрете некуда было поставить ноги.

Шаркая башмаками, приплелся хозяин — ссутулившийся, в старомодной куртке.

— Ктуплут? — спросил он.

— Она! — хором сказали Карана и Лиан, указав на Магрету.

— Туплут? — не унимался хозяин.

— Он хочет знать, кто оплачивает счет, — весело пояснила Карана. — Очевидно, наш вид не внушает ему доверия. Скажи, что заплатишь, а то мы никогда не получим обед.

— Я заплачу, — с достоинством произнесла Магрета, которой не оставалось ничего другого. Карана встретилась взглядом с Лианом, и они прыснули, как студенты, у которых нет в кармане захудалой монетки и которые только что устроили банкет за чужой счет.

Хозяин удалился.

— Он не принял наш заказ, — проворчала Магрета.

— А ему и не надо, — ответил Лиан. — Все получают тут одно и то же.

Хозяин вернулся с кувшином золотистого вина. Он налил его в три бокала, со стуком поставил кувшин в центр стола, так что зазвенели вилки и ножи, и снова зашаркал прочь.

— Пришл Нун, — бросил он через плечо и исчез за дверью служебного помещения.

— Что он сказал?

— Понятия не имею, — оживленно ответила Карана. Одного запаха вина было достаточно, чтобы она развеселилась. — Подвинься, пожалуйста. Твоя большая задница занимает всю скамью.

Магрета, у которой попа была гораздо меньше, чем у самой Караны, обиделась. Она поспешно подвинулась.

— Ой! — воскликнула Магрета.

— Ну в чем дело теперь?

— Ни в чем. Заноза…

— Позвать хозяина, чтобы он ее вытащил? — игриво осведомился Лиан.

Магрета не любила, когда в шутках переходили на личности.

— Ничего, я потерплю, — ответила она и поджала губы.

Вскоре появилась молодая женщина, пухленькая и хорошенькая. Она улыбнулась им — особенно Лиану, — приняла заказ и ушла.

Лиан поднял бокал, и все выпили. Вино было лучше, чем ожидала Магрета, и, осушив бокал, она вновь наполнила его и почувствовала себя лучше.

— А теперь Магрета, — обратилась к ней Карана, — скажи, что тебя беспокоит. Помимо занозы.

— Я боюсь.

— Чего?

— Всего! Боюсь, что я неправильно поступила с правом первородства Элиоры. Боюсь того, что подумала обо мне Ялкара. Боюсь того, что люди сделают с флейтой.

— В таком случае забери флейту, когда она будет готова, и используй ее сама.

— Как? — вскричала она, и потом пригнула голову и покраснела: из-за двери показался хозяин, ругаясь себе под нос — Я не знаю как, Карана. Не могу понять, как предполагалось использовать флейту. Никто не знает, а Зеркало не может мне сказать.

— Или не хочет.

— Или не хочет, — согласилась Магрета. — Я надеялась, что у Лиана есть какие-нибудь идеи.

Осушив второй бокал, Лиан покачал головой:

— Подобные секреты не выставляют наружу.

Вернулась хорошенькая официантка с подносом, уставленным маленькими мисочками: тут были огненные специи, пик-кули, горчица и уксус. Поставив поднос на стол, она отправилась за следующим — на втором подносе стояли такие же крошечные мисочки с мелко нарезанным сырым мясом и сырой рыбой, наструганной тонкими палочками. Напоследок официантка установила в центре стола дымящуюся гранитную плиту и бросила на нее жариться мясо. К мясу и рыбе были поданы два блюда: в одном были отварные овощи, во втором — клецки. Трое посетителей приступили к трапезе. Ели молча, ничего больше не обсуждая. Под конец Карана с довольным видом облизала пальцы.

— Хорошо было бы закончить этот вечер каким-нибудь сказанием, — проговорила она. — Что у тебя для нас есть, Лиан? Только никаких «Сказаний о Публичном доме», как сегодня днем. — Она захихикала при этих воспоминаниях. Лиан покраснел, и Карана засмеялась еще громче. — Магрете такое вряд ли понравится.

Поскольку Магрета допивала третий бокал вина и ее врожденная стыдливость была преодолена, она с удовольствием послушала бы подобное сказание. Но тут Карана громко воскликнула:

— Ой!

Хозяин высунул нос из-за двери и, неодобрительно пробурчав что-то, снова захлопнул дверь.

— Что? — спросила Магрета.

— Ты помнишь сказание, которое декламировал в Каркароне, Лиан? Ту часть насчет Нэсси?

— Да?

— Это действительно правда? — Лиан был уязвлен:

— Мы уже говорили об этом. События в нем достоверные.

— Нет, серьезно, правда ли, что эта молодая женщина, Нэсси, сбежала вместе с Шутдаром и впоследствии стала великой волшебницей, мудрецом?

— Да. Однако я не понимаю, к чему ты клонишь. — И вдруг Лиан понял. — Она основала великий дом.

— Династию? Или ты имеешь в виду школу?

— Династический дом, но, разумеется, многие студенты приходили у нее учиться, а после ее смерти он стал школой. Мне следовало об этом вспомнить самому! Нэсси знала о работе Шутдара больше, чем кто бы то ни было, и она видела, как он использовал флейту.

— Она, должно быть, умерла три тысячи лет тому назад, — вмешалась в разговор Магрета.

— Даже раньше. Но она могла оставить об этом записи в своих Преданиях. К сожалению, ее школа находится в Салюдите. Понадобится не один месяц, чтобы туда добраться.

— Я могу доставить вас туда. Я сделаю врата. — Магрета полезла в карман.

— Не здесь! — поспешно сказал Лиан.

Посмотрев на него как на безнадежного идиота, Магрета вытащила носовой платок и вытерла лоб:

— Очень жарко.

— Это из-за специй и вина, — предположила Карана. — Мы закончили?

Внезапно всем им захотелось на воздух. Мысли о сказании вылетели из головы.

Карана подозвала официантку. Пока Магрета платила по счету — а обед обошелся им всего в несколько медных монет, — она вдруг заметила, что хозяин наблюдает за ней, как скит, собирающийся напасть на добычу. Губы его шевелились, пока она отсчитывала монеты официантке. Потом он отвернулся, и Магрета вместе с Караной и Лианом вышла на улицу.

— Не понимаю, зачем поднимать суматоху из-за такой ничтожной суммы, — сказала Магрета.

— Он всегда так, — пояснил Лиан. — Война свела его с ума. Это трагическая история, хотя и довольно распространенная.

— О? — произнесла Карана.

— Он был богатым человеком, но пошел на войну добровольцем, чтобы сражаться с Иггуром. Его ранило в первый же час битвы. Говорят, он не один день пролежал под грудой мертвых тел. Когда он вернулся домой, оказалось, что жена и дети погибли, а дом сгорел дотла. Он потерял все.

Магрета молчала, вспомнив трагедию того юноши, который приютил ее с Феламорой после Тайного Совета. Мурашки забегали у нее по спине, и от легкомысленной веселости, которая напала на нее после трех бокалов вина, не осталось и следа.

 

31

САЛЮДИТ

Горланя эту песню, Лиан вел девушек по темной улочке, где стояла сильная вонь от гниющих отбросов.

— Тише, — цыкнула на него Карана. — Лиан, куда ты нас ведешь?

— Это кратчайший путь! — Он начал насвистывать какую-то мелодию, кренясь, как яхта на ветру.

Карана тревожно всматривалась в темноту.

— Не нравится мне это место. Тут небезопасно и при дневном свете. Давайте вернемся. — Она повернула на свет, который горел вдали, на другой улице.

Лиан налетел на гору ящиков, и они с грохотом упали. Послышался звон бьющегося стекла. Юноша с трудом выбрался из-под завала.

— Прости. Прости меня!

— Лиан! — прошипела Карана. — Да ты пьян! — Она стояла посреди улочки, уперев руки в бока. — Пойдем! — Она снова двинулась к освещенной улице.

Не успела она сделать и дюжины шагов, как Лиан издал булькающий звук и снова упал, успев лишь вымолвить: «Карана!..»

Каране показалось, что это именно тот звук, который издает человек, когда ему перерезают горло. Она схватилась было за нож, но его не было: девушка подарила нож тельтам и забыла приобрести новый. Спотыкаясь, она ринулась в темноту.

И сразу же яркий свет осветил улочку из конца в конец — это Магрета подняла высоко над собой один из осветительных шаров. Стали видны четыре человека, направляющиеся к Каране. Лиан лежал на спине в грязи. Магрета издала вопль, от которого у Караны волосы встали дыбом.

— Карана! Оставайся на месте!

Магрета размахнулась, и шар, прочертив след в воздухе, приземлился у ног ближайших двух нападавших. Послышался взрыв, последовала ослепительная вспышка, и тех двоих швырнуло о стену. После этого ни один из них не шевельнулся. Вторая пара пустилась наутек, и ноги их двигались, как ножницы портного. «Гаршарды! — поняла Карана. — Они пришли за мной!»

Магрета, теперь более спокойная, протянула руку к удиравшим гаршардам. На этот раз не было ни звука, ни света, но ноги у беглецов подкосились, и они рухнули на землю.

Магрета промчалась мимо Караны, вытаскивая из кармана второй шар. Он вспыхнул там, где лежали нападавшие. Потом Магрета бегом вернулась. Карана стояла на коленях возле Лиана, приподняв ему голову. Юноша застонал.

— Я думала, они его убили, — сказала Карана.

— Прости, я потеряла голову, — извинилась Магрета. Карана огляделась. Шар Магреты не освещал дальний конец улочки.

— Они мертвы? — спросила Карана.

— Нет, — ответила Магрета. — Они… не мертвы. — Она не стала уточнять.

Карана помогла Лиану подняться.

— Я могу идти, — произнес юноша, держась обеими руками за голову. — Давайте уйдем отсюда.

— Они пришли из Шазмака, — сказала Карана. — Спасибо тебе, Магрета. — Девушка все еще испытывала благоговение пред тем, что увидела.

— Прости, — ответила Магрета. — Кажется, моя сила проявляется только в слепой ярости.

— Они тебя ждали, — заметил Лиан. — Тебя, Карана!

— Я знаю. Они пришли, чтобы забрать меня обратно, к Рульку!

На другом конце улицы показались четыре стражника Иггура и окликнули Лиана со спутницами. Магрета зажгла свой шар. Разумеется, все стражники ее знали. Она указала на поверженные фигуры. Отсалютовав, солдаты побежали в том направлении.

— Я ненавижу Туркад, — сказала Карана и тихонько выругалась. — Как мне хочется вернуться в Готрим!

— Ты не была в безопасности в Готриме, — возразил Лиан — Здесь ты по крайней мере под защитой — если только не следуешь за такими идиотами, как я, по темным переулкам. Погоди минуту! — Сев у обочины тротуара, он уткнулся головой в колени. — Моя голова! — Лиан ощупал ее пальцами. На голове была солидных размеров шишка и немного крови. — Я не очень хорошо себя чувствую. — Снова поднявшись, Лиан положил руки на плечи Караны и Магреты, и они продолжили путь.

Стражники ухмылялись, наблюдая за этой сценой.

— Пьяный, да?

— Как сапожник, — трезвым голосом ответила Магрета.

— Или как Магистр, — подмигнула Карана. Стражники загоготали и, с беспокойством оглядевшись, не слышал ли их кто, помахали троице, все еще ухмыляясь. Добравшись до спальни, девушки уложили Лиана в постель, сняли с него сапоги и покрыли одеялом. Карана погасила свет.

— Салюдит? — вопросительным тоном произнесла она, когда Магрета направилась к двери.

— Я должна! Теперь это не терпит отлагательства. Рульк, наверное, уже готов.

— Я с тобой.

— Нет, — неубедительно возразила Магрета.

— Я не могу здесь оставаться. Туркад для меня — как тюрьма. К тому же Рульк не успокоится, пока не заполучит меня в союзницы. Я боюсь.

— Хорошо, — с облегчением произнесла Магрета. — А как насчет Лиана?

— Он такой недотепа! Пожалуй, надо кого-то попросить, чтобы за ним тут присматривали, — с нарочитой небрежностью сказала Карана.

— А ты ничего не забыла? — донесся голос с кровати. — Как же вы собираетесь пробраться в Салюдит? И как узнаете, что именно вам нужно там искать? Ведь это будет написано на незнакомом вам языке. Вас туда даже не впустят без мастера-летописца.

— Наверное, нам лучше прихватить его с собой, на всякий случай, — сказала Карана, потом рассмеялась и обняла Лиана.

После недолгого обсуждения было решено отправиться в Салюдит до рассвета. А ведь еще нужно было приготовиться к путешествию. Салюдит располагался на юге, далеко от Туркада, и в это время года там бывало холодно, так что необходимо было подумать, что делать, если врата заблудятся.

— Я должна поспать хотя бы немного, — заявила Карана, когда все приготовления были закончены. Лиан в это время уже крепко спал.

— Встретимся на крыше крепости за час до восхода солнца, — сказала Магрета, подхватив свой рюкзак.

Ночью пошел дождь, а к рассвету он усилился. Когда Карана и Лиан выбрались на крышу, им пришлось перепрыгивать через большие лужи, которые там были повсюду. Мерцающий свет привел юношу с девушкой к Магрете. По спине Лиана текли струйки воды. Как ему хотелось бы оказаться сейчас снова в теплой постели с Караной или без нее! У него даже заболела голова, так велико было желание.

Приблизившись, Лиан и Карана разглядели в руке Магреты какой-то небольшой темный предмет, похожий на незажженный осветительный шар. Точно такой же она сунула в щель на крыше. Магрета сосредоточилась, и внезапно в воздухе возникли огненные линии, очертившие нечто вроде клетки для птиц. Затем линии поблекли.

Выругавшись, Магрета поправила на себе капюшон.

— Ночью я не подумала об одной проблеме. Я не могу открыть врата в то место, где никогда не бывала.

— Зато я бывала в Салюдите, — сказала Карана. Установив мысленную связь с Магретой, она передала ей воспоминания об этом городе.

Магрета снова попыталась открыть врата и опять потерпела неудачу.

— Врата можно открывать только в определенных местах — например, здесь, на крыше, — но и отправить они могут лишь в определенные места. Вероятно, Салюдит не относится к таким местам.

— Лиан, школа Нэсси — она действительно находится в Салюдите?

— Нет, думаю, не в самом Салюдите. Я там не бывал.

— Ты можешь вспомнить какие-нибудь места возле Салюдита, Карана?

С минуту поразмыслив, Карана ответила:

— Я была там несколько лет назад. Ни одно из этих мест в округе Салюдита не запечатлелось в моей памяти так четко, чтобы я рискнула ради этого нашими жизнями! Погодите! Есть такое место — к востоку от Салюдита, в двух днях пути! — Девушка прикрыла глаза, чтобы яснее представить то, что описывала сейчас. — Узкая, глубокая долина, вся белая — это мел! Я ясно помню это. Никогда прежде я не видела мела. Дороги были белые, и трава такая забавная, желтовато-зеленая. Слева от меня тропинка вилась в гору. Гора высокая в форме конуса. На вершине горы росла трава и стояла заброшенная сторожевая башня.

Снова в воздухе замелькали огненные линии. Карана восстановила связь, и Магрета сосредоточилась на изображении местности. Оно было хорошим — четким и ясным.

— Все в порядке, — сказала Магрета. — Возьмите меня за руки!

Вокруг них мерцал узор из рыжевато-голубых линий. У Лиана закружилась голова, и в этот миг крыша крепости исчезла.

Они очутились в кромешной тьме, в самом центре метели. Было ужасно холодно, завывал ветер. Карана крепко схватила Лиана за руку, боясь, что ее сдует.

— Где Магрета?

— Не знаю! — закричал в ответ Лиан.

— Держи меня, я пытаюсь найти осветительный шар.

— Не отпускай мою руку! — заорал он.

Порыв ветра закружил снег между ними, и в ту же секунду в своей руке Лиан почувствовал пустоту.

— Куда ты исчезла? — позвал он Карану, тщетно пытаясь перекричать ветер.

Сделав два шага, Лиан покатился с насыпи и смог остановиться, лишь оказавшись внизу в сугробе.

— Карана! — крикнул он, но ответа не было.

Лиан поднялся. Ветер снова сбил его с ног, и юноша уселся в сугроб, который хоть как-то защищал от ветра. Лиан попытался представить себе, что же произошло. Очевидно, они приземлились на склоне какой-то крутой горы. Карана и Магрета, наверное, тоже куда-то скатились. В Туркаде сейчас светает, но здесь, на юге, приблизительно на час позже. Закутавшись в плащ, Лиан стоически ждал, когда станет светло.

Наконец взошло солнце, озарив собой белоснежный мир.

— Карана! — снова позвал вылезший из своего сугроба Лиан.

Вдруг неподалеку зашевелился снежный ком в форме овцы.

— О, как холодно!

— Почему ты отпустила мою руку?

— Это не я отпустила, а ты. Ты видел Магрету?

— Нет!

Наконец они нашли девушку за большим валуном. Ее засыпало снегом. У Магреты было вывихнуто колено, на голове красовалась большая шишка.

— Что случилось? — спросили Карана и Лиан хором.

— Не знаю. Вас со мной не было. Первое, что я помню, — это головная боль, когда я очнулась, так что я заползла сюда и принялась ждать.

— Это то самое место?

— Нужно подождать, пока прекратится снегопад, — ответила Карана.

— Очевидно, последний раз ты была здесь не зимой, — кисло заметил Лиан. — Забери нас отсюда, Магрета. Куда угодно!

— Не могу, — сказала Магрета.

— Почему?

— Я не могу сделать новые врата, не отдохнув после открытия первых. У меня и так сильная дурнота.

Вместе они с большим трудом разбили палатку и просидели в ней весь день.

Ночью снегопад прекратился, но к утру колено у Магреты распухло и стало еще сильнее болеть.

— Нам нужно возвращаться, — решительно произнесла Карана.

Магрета попыталась представить себе крышу башни в Туркаде, но ничего не произошло.

— Я не могу, — жалобно сказала она. — Я знаю пункт нашего назначения, но не могу вызвать в сознании его изображение.

— Давай я тебе помогу, — предложила Карана. Вступив в мысленный контакт с Магретой, она передала ей свою картинку Туркадской башни.

Магрета застыла.

— Стоп! — закричала она.

— В чем дело?

— Ты… видишь крышу не так, как я. Нет, я не могу. Это безнадежно, и с каждой попыткой мне становится труднее собраться.

Карана и Лиан переглянулись.

— Значит, нам предстоит долгая прогулка в Туркад, в холодную погоду, — сказал Лиан. — Двести лиг по прямой — думаю, мы попадем туда в середине лета. У кого-нибудь есть деньги?

Да, без врат положение их было отчаянным. Ни у Караны, ни у Лиана, конечно же, не было при себе ни единого гринта.

Раздумывая, в каком направлении им теперь двигаться, они увидели город Салюдит, находившийся всего в одной-двух лигах к востоку от их маленького лагеря. Примерно на таком же расстоянии, на юге, стояла крепость, вполне подходившая под довольно нечеткое описание школы, которое помнил Лиан. Недалеко от лагеря Карана заметила тропинку, ведущую в ту крепость.

К тому времени, как они до нее добрались, уже почти стемнело. Над входом в крепость они прочитали надпись железными буквами: «Академия Хаакхааст». Сторож спросил, по какому они делу. Лиан достал значок, говоривший о том, что он мастер-летописец.

— Я Лиан из Чантхеда. Мне нужно навести справки в вашей библиотеке по одному срочному вопросу.

Сторож взглянул на значок, осмотрел Лиана с головы до ног, потом позвонил в колокольчик и направил Карану, Магрету и Лиана к следующему выходу. На это раз проверка была более строгой, но в конце концов их пропустили во двор, к третьему входу. Дверь была открыта, за ней трое путешественников увидели широкий холл. Лиан еще раз показал значок и изложил цель своего прибытия. На этот раз его подробно расспрашивали о тех вещах, в которых должен быть сведущ мастер-летописец. Во всяком случае, Карана не знала ни одного из ответов.

Очевидно, Лиан выдержал испытание, потому что слуга провел их в гостиную. Каменные стены и пол, потолок из древесины. В комнате было холодно, даже вблизи камина, в котором весело трещали дрова. В комнату вошла стройная женщина с продолговатым лицом, одетая в тогу из серого шелка. Сандалии с тонкими кожаными ремешками не могли скрыть синие ступни, пораженные артритом.

— Меня зовут Рала. Я глава этой Академии. — Изучив значок Лиана, женщина задала ему несколько вопросов, ответ на которые явно ее удовлетворил.

— Мы проверяем всех наших посетителей, — извинилась она, часто моргая. — То, что мы здесь храним, — бесценно. Правда, все меньше народу приходит посмотреть и изучить это. Дзаинянин Лиан! Конечно, я слышала о тебе, хотя и не имел чести познакомиться с твоими сказаниями. Много лет минуло с тех пор, как я совершила длительное путешествие в Чантхед, и больше я туда не поеду. Может быть, пока ты здесь… — Рала прищурилась, глядя на него, и тут Лиан заметил, что ее глаза под опухшими веками совсем тусклые, — она была почти слепа.

— Я буду счастлив выступить перед тобой, — учтиво ответил он. — Если это не покажется тебе слишком самонадеянным, я мог бы поведать «Сказание о Нэсси и Шутдаре».

Рала издала смешок:

— Нет, только не это сказание — мы уже наелись им досыта! Лучше одно из Великих Сказаний или любое другое. Нам подойдет что угодно! Мы так мало тут слышим, и, быть может, твое выступление, Лиан, помогло бы нам вновь обрести утраченный энтузиазм. О, какая я плохая хозяйка!

Рала позвонила в колокольчик, и тотчас же принесли угощение: сладкий напиток, немного напоминавший ларс, который здесь называли морд, и медовые коврижки.

— Расскажите же, что вас сюда привело, — попросила Рала, когда гости, уютно расположившись у огня, жевали коврижки, запивая их мордом. — Я получаю только самые важные новости — их приносит скит, однако детали мы узнаем лишь спустя месяцы. Наверно, у вас очень срочное дело, если вы проделали такой долгий путь зимой. Как там Великая северная дорога? Обычно в снегопад… — Вдруг она умолкла.

Лиан взглянул на Магрету.

— Вообще-то мы попали сюда не идя по северной дороге — разве что прошли по аллее, ведущей к вашей двери, — сказала девушка. — Всего два дня тому назад мы были еще в Туркаде. Я открыла врата и захватила с собой эту пару. И вот мы очутились на меловой горе, недалеко от Академии.

Рала уставилась на Магрету. Она даже перестала мигать. Потом издала легкий вздох, и плечи ее ссутулились.

— Оно никогда не исчезает, правда? Тысячи лет может быть сокрыто, но рано или поздно появится. Чудо врат!

— Мы попытались вернуться в Туркад, поскольку Магрета вывихнула колено, но чудо не сработало.

— Может быть, вы выбрали не совсем удачное место для Тайного Искусства, — предположила Рала. — Мне кажется, я знаю, зачем вы сюда прибыли, но вы расскажете мне эту историю за обедом. Всю историю.

После обеда, состоявшегося исключительно из турнепса, приготовленного разными способами — причем все блюда из него были ужасны, — гости выпили уксусно-кислого портвейна и удалились в свои комнаты. Каране с Лианом отвели комнату с огромной кроватью под балдахином. В помещении был такой холод, что они сразу забрались в кровать.

Утром гостей привели в архив, где хранились самые ценные бумаги, включая оригиналы записей знаменитой Нэсси.

— Ну вот мы и добрались, — сказала Рала, указывая на множество полок, на которых стояли коробки из кожи.

Карана протянула было руку, но сразу же получила выговор:

— Только летописец может дотрагиваться до этих коробок. Бумаги старые и очень хрупкие.

Магрета с Караной стояли в проходе, наблюдая, как Рала водила Лиана вдоль рядов, объясняя ему систему хранения материалов и время от времени снимая с полки какую-нибудь коробку, чтобы показать ее содержимое.

Последовав ее примеру, Лиан снял и открыл одну из них. По проходу распространился слабый запах камфары.

— Идите сюда и взгляните на это! — воскликнул он. Когда они поспешили к Лиану, он с благоговением прошептал: — Это те самые бумаги, с помощью которых Шутдар обманул Бандиара. Только подумайте! Ведь не осталось больше ничего из того, что он написал.

Карана подобного благоговения не испытывала.

— А нам есть от этого какой-нибудь прок?

— Нет, не думаю. Но только вообрази… — Карана презрительно фыркнула.

— Да, — печально согласился Лиан. — Ты права. Может быть, в другой раз.

Закрыв коробку, он сдул с нее пыль и с величайшей осторожностью водворил на место. Потом снял другую.

Этот процесс повторялся в течение всего дня, и Каране с Магретой пришлось не раз напоминать Лиану, что прибыли они в Салюдит не для того, чтобы развлекаться. Правда, Карана подозревала, что он не сможет противиться искушению. Она не сомневалась, что он все-таки вернулся к коробке с записями Шутдара и долгое время их изучал, но, когда девушка обвинила его в этом, он лишь улыбнулся. И все же, пересмотрев множество коробок, к вечеру Лиан нашел то, что искал: записи Нэсси, сделанные ею вскоре после того, как она сбежала с Шутдаром.

Эти документы явно не один раз изучали: они были более потрепанными, чем другие бумаги, пожелтели и обветшали. С ними нужно было обращаться с такой осторожностью, что чуть ли не целая минута уходила на то, чтобы перевернуть страницу. Чтобы просмотреть их все, в архиве пришлось бы провести не одну неделю.

— Разумеется, имеются копии этих бумаг? — спросил Лиан у Ралы.

— Копий нет, — ответила она.

Лиан был поражен:

— Но ведь мог случиться пожар или червь мог уничтожить то, что вы так бережно храните!

— Наша основательница не пожелала, чтобы с ее личных бумаг снимали копии. Мы уважаем ее волю. Конечно, у нас имеются копии всех других ценных документов.

Лиан присвистнул. Предания гораздо важнее, чем любая отдельная личность, и когда он вернется в Туркад, то непременно запишет все, что прочитал: идеальная память летописца позволяла ему осуществить этот план.

Он вернулся к своей работе. Рала сидела на высокой табуретке, наблюдая за ним. Карана с Магретой прогуливались по проходу между стеллажами.

На следующий день Лиан пришел в архив очень рано. Дело двигалось медленно: почерк был неразборчивый, буквы выцвели от времени, и архаичный диалект трудно было разобрать даже Лиану. Он методично прорабатывал каждую коробку и, только убедившись, что ничего не пропустил в одной, приступал к изучению содержимого другой коробки.

— Это все, что я смог найти. Можно мне попасть в каталог?

По его просьбе Рала отвела юношу в каталог. Лиан просмотрел соответствующие карточки, потом вернулся к ним еще раз.

— Кажется, одной не хватает. Пропущен один номер. — Рала склонилась над ящиком, перебирая карточки.

— О Господи! — воскликнула она в ярости. — Ты прав!

— А что там было? — заинтересовалась Магрета.

— Не знаю, — ответила Рала. — Но это, должно быть…

— Какие-то записи Нэсси о флейте, — с горечью произнес Лиан. — Но они исчезли, и была вынута карточка из каталога, а копии нет.

Рала молчала.

— Ты имеешь какое-нибудь представление, о чем в этих документах шла речь? То есть как именно использовали флейту? — Лиан попытался скрыть свое разочарование.

— Я хранитель, а не летописец. И в мою задачу не входит знать детали бумаг из архива — я лишь должна сохранить их для потомков.

«О, если бы здесь был Надирил! — подумал Лиан. — Потомки уже здесь, а от тебя нет никакого прока!»

— Как можно выяснить, не писала ли Нэсси о флейте где-нибудь еще?

— Ты можешь прочесть в библиотеке все.

— На это ушли бы годы, — сказал Лиан Магрете. Затем вновь повернулся к Рале: — Здесь нет мастеров или хотя бы студентов-летописцев, которые знали бы бумаги из вашего архива?

— Увы, — ответила она, — больше нет.

— Посмотри все, что есть, еще раз! — в нетерпении посоветовала Магрета.

Лиан отнес бумаги на ближайший стол и начал читать вслух. Наконец он снова сложил их в коробку.

— Нэсси говорит о том, что Шутдар играл на флейте, но лишь мимоходом.

— Она постоянно писала обо всех его фокусах и загадках и совсем не упомянула о самой важной вещи? — удивилась Магрета. — Тут нигде не говорится, как он использовал Тайное Искусство, чтобы превратить музыку во врата, и как потом управлял вратами?

— Возможно, Нэсси написала об этом целый трактат, я ничего подобного не нашел пока, — ответил Лиан.

— И что же ты об этом думаешь? Что подсказывает тебе чутье летописца?

— Такие вещи, имеют обыкновение пропадать, особенно когда не делаются копии. — Он укоризненно взглянул на Ралу, но та даже не заметила этого.

Она склонилась над страницей так низко, что едва не касалась ее носом. Глаза слезились.

— Мне нужна лупа. — Порывшись в карманах и ничего не найдя, она продолжила чтение. Затем перевернула коробку, чтобы посмотреть, что там написано на дне. Губы Ралы шевелились. Она взглянула на Лиана, потом снова на коробку.

— Определенно та самая. Я все разбирала несколько лет тому назад и все документы сверила с каталогом. Тебя бы поразило количество ошибок, которые я обнаружила.

Лиан был слишком хорошо знаком с работой библиотекарей, чтобы удивляться чему бы то ни было, но он пробормотал что-то нечленораздельное.

Магрета окинула взглядом ряды стеллажей:

— Сейчас дорог каждый день. Мы больше не можем тратить здесь время впустую.

Закрыв коробку, Рала вернула ее на полку и повела их в холл, к камину.

— Обед готов, — объявила она.

Пока они с удовольствием пили чай, Магрета просматривала книгу посетителей.

— Ты ищешь кого-то конкретного? — спросила Рала, подойдя к Магрете и встав у нее за спиной.

— Для начала — Феламору, Иггура, Тензора, Мендарка, Таллию, Малиену, — ответила Магрета. — О, какой смысл? Они могли прибыть под другим именем, в другом облике.

— Это должна была бы быть очень хорошая маскировка, — заметила Рала. — Нэсси создала Стража, чтобы, защитить нас от подобного вторжения, и большинство моделей такого рода еще действует. Могу вам сказать, что Феламоры здесь не было, а вот Иггур был. Конечно же, Надирил и много раз — Мендарк. Однажды он провел в Салюдите несколько месяцев — но это было еще до меня. Я несколько лет не видела никого из них.

Магрета вздохнула.

— Ну что же, не будем и мы здесь больше задерживаться. Кто-то побывал в архиве до нас, — сказала она, как только они оказались вне пределов слышимости, — и выкрал то, ради чего я сюда явилась. Кто-то ждет, когда будет готова флейта, чтобы забрать ее себе.

— А как ты думаешь, кто это? — спросила Карана.

— Феламора, Иггур, Тензор, Мендарк…

— Нам нужно быть более осторожными, — сказал Лиан. — Каждый негодяй на Сантенаре захочет обладать флейтой, как только она будет готова.

Втроем они плелись по снегу обратно, к горе. Академия осталась у них за спинами. Поднимаясь на гору по винтообразной тропинке, через каждые несколько шагов Магрета пыталась вновь открыть врата, но у нее ничего не получалось. Наконец, когда солнце начало садиться, девушка опустилась на снег.

— Моя голова сейчас лопнет, — пожаловалась она. Магрета легла на снег, глядя вверх, на меловую гору, возвышавшуюся над ней.

— Где именно вы с Караной вышли из врат? — спросила она.

— Вон там, на склоне горы, чуть выше, — ответил Лиан, указывая рукой на то место.

— Давайте попробуем там, — предложила Карана.

Она помогла Магрете встать с земли, и они продолжили свой подъем в гору при угасающем солнечном свете.

— Похоже, тут, — сказала Магрета. — Да, думаю, здесь у меня получится, если пройдет голова. О, мне и холодно, и жарко, и болят руки. — Она растерла снегом разгоряченные щеки.

Карана с Лианом обменялись взглядами.

— Скорее похоже на лихорадку, а не на дурноту после применения Тайного Искусства, — пробормотала Карана.

Магрета схватила за руки Карану и Лиана.

— Сейчас! — сказала она.

Их накрыла тусклая световая сеть, но тут же погасла с шипением. Магрета рухнула на снег.

— Я разобью лагерь, — предложила Карана. — Мы можем снова попытаться утром.

— Нет, я больна, мне действительно очень плохо, — простонала Магрета. Пот струился у нее по лицу, и капли замерзали, не добравшись до подбородка. — Еще одна попытка — вон там, как можно выше.

Она стала медленно подниматься, перебираясь с выступа на выступ. Наконец девушка остановилась и, упав на колени, вытерла пот со лба. Потом со стоном встала на ноги. От усилия ее лицо покрылось багровыми пятнами. Магрета пошатнулась.

— Это глупо, — уговаривала ее Карана. — Спускайся вниз!

Магрета протянула им руки. Клетка из световых полос начала мерцать вокруг них, но, когда Лиан прижался спиной к горе, она исчезла.

— Подойди к самому краю, — едва дыша выговорила Магрета.

— Я и так у края, — пробурчал Лиан. — Она безумна.

Но он все-таки подчинился Магрете, и свет опять стал ярче.

— Еще ближе, — скомандовала она, притягивая его к себе. Он едва заметно передвинулся, и свет стал еще ярче. Покачнувшись, Магрета подтолкнула Лиана к краю. Мел начал крошиться у него под ногами, и он потянул девушек за собой вниз. Крепко сжав руки Караны и Лиана, Магрета выкрикнула:

— Сейчас!

Клетка вспыхнула, превратившись во врата, и девушек с юношей швырнуло в темноту. Они с шумом опустились на крышу крепости. В Туркаде все еще шел дождь.

 

32

ПОПРАНИЕ ЗАКОНОВ ЧЕСТИ

Чувство отчаяния сопровождало теперь каждое собрание в крепости. Времени оставалось все меньше, а еще ничего не было готово. Иггур муштровал своих новых солдат, но боевой дух армий после несчастья в Эллюдоре упал так низко, что недалеко было до мятежа. Потеря тысячи отборных воинов казалась невозместимой.

Мендарк провел без сна много ночей. Эта ночь не стала исключением. Мир, который он защищал тысячу лет, распадался прямо у него на глазах. Есть предел всему, вот и он, Мендарк, дошел до последней черты. Он мог бы прожить еще год-два, но ему этого не хотелось. Он попытался сесть, но не смог, и снова упал на подушки, совершенно обессиленный. О! Дожить до такого!

Он лежал в кровати, задыхаясь и призывая смерть. Но как только сердце перестало бешено колотиться и прошла дурнота, мысли его обратились к Рульку. Теперь он всегда думал о Рульке. Это был его противник, его цель, самая великая игра из всех.

Нужен новый Магистр, молодой, с огнем в крови. Таллия достаточно сильна, умна, превосходно владеет Тайным Искусством. Он хорошо ее обучил. Но у Таллии не было самого важного — стали в характере, которая заставила бы ее сделать что угодно, чтобы победить врага. Он, Мендарк, предал бы лучшего друга, если бы это был единственный способ выиграть войну. Он бы даже предал Таллию. Это причинило бы ему страшную боль и он бы вечно сожалел об этом, но если бы не было выбора, он бы на это пошел.

«Кого я пытаюсь одурачить? — подумал он насмешливо. — Со мной все кончено! Это поражение нанесет сокрушительный удар моей славе. И даже Великое Сказание не сможет ее спасти». Эта мысль заставила Мендарка скатиться с кровати, накинуть просторный халат и отправиться на поиски Лиана. Он нашел его в библиотеке. Рядом с юношей сидела Карана.

— Где ты был, летописец? — отдышавшись, спросил Мендарк — Я уже несколько дней тебя ищу.

Карана с Лианом переглянулись.

— Итак? — вскричал Магистр, сгибая свои шелушащиеся руки, похожие на птичьи лапки с когтями.

— В Салюдите! — ответил Лиан. — Магрета доставила нас туда через врата.

Мендарк растерялся:

— Зачем?

— Хотели найти ключ к тому, как использовать флейту, — ответила Карана.

— Я там уже искал! Много лет тому назад.

— Я знаю! — сказал Лиан. — Правда, мы все равно ничего не обнаружили. Нужный нам документ изъят, как, впрочем, и все записи о нем. Очень хитро!

— Ты умен, Лиан, и в один прекрасный день это тебя погубит! Мы все много раз побывали в Салюдите. Как мое сказание?

Лиан вздрогнул:

— Совсем неплохо, хотя нужно еще многое сделать. Я пока не начал его писать.

— Предоставь мне краткий отчет о своей работе, чтобы я мог судить о том, как у тебя продвигаются дела.

Лиан поправил бумаги на столе. Карана замерла в кресле, стараясь стать невидимой. Мендарку было совершенно ясно, что она его презирает. Было также ясно, что Лиан не работает над сказанием и не собирается его писать. Неблагодарный мерзавец! Долг ничего для него не значит!

— Я не хочу показывать сказание, пока не закончу его, — уклончиво ответил Лиан. — Оно пока недостаточно хорошо.

— Я сам буду судить об этом, — оборвал его Мендарк.

— Судить будут мастера-летописцы, — холодно заметил Лиан, — если только ты хочешь, чтобы это было Великое Сказание. Оно не готово, и я больше не скажу ни слова, пока не закончу.

Мендарк поплелся к себе, охваченный паникой. Разговор с Лианом лишь подтвердил, как мало у Магистра осталось власти. Никогда не будет никакого «Сказания Мендарка». Он умрет неудачником. Мендарк улегся в кровать. В душе поднималась яростная волна, желание разрушать, и ему захотелось зачеркнуть Предания и начать все сначала. Предпринять последнее отчаянное усилие, которое уничтожит либо Рулька и Феламору, либо его самого. Создаст ему имя — или навсегда вычеркнет его из истории!

При мысли о такой азартной игре сердце у Мендарка учащенно забилось. Впервые за много лет он почувствовал, что живет. В конце игры — независимо от того, победит он в ней или проиграет, его ждет благословенное забвение.

Спина мучительно болела. Мендарк повернулся на другой бок, но так стало еще хуже. После Хависсарда его постоянно мучила боль. Зачем он это сделал? Почему не мог просто умереть там?

Он окинул мысленным взором свою жизнь, все свои обновления. Ему 1260 лет. Для карона, феллема и даже аркима это не так уж много, но, по представлениям древней человеческой расы, — огромный срок.

Первое, что сделал Мендарк, овладев Тайным Искусством, — обновил свое тело, и с тех пор он проделывал это еще тринадцать раз — по крайней мере на пять раз больше, чем следовало. Каждый раз чары обновления заставляли его клетки копировать себя, и все больше ошибок возникало при этом. А обновление в Хависсарде проходило в таких условиях, что самого Мендарка не удивило бы, если бы он превратился в насекомое или обезьяну.

Но он все еще был человеком, пусть и весьма непривлекательным. Несмотря на то что он истратил на талантливейших целителей и магов в Туркаде очень много денег, его состояние улучшилось весьма незначительно.

«Возможно, я старейший из представителей человеческой расы, который ступает по Сантенару, — подумал Мендарк. — Однако ум у меня такой же острый, как всегда. И я все еще владею Тайным Искусством. Несомненно, это даровано мне, дабы я мог спасти Сантенар от Рулька. Но как?»

Этот вопрос занимал его весь остаток ночи. Он не переставая вертелся и ворочался в постели, но боль была нестерпимой в любом положении. Мендарк так мучился, что готов был перерезать себе горло, если бы под рукой был нож.

Наступило утро. Мендарк скатился с постели, пытаясь подползти к своему комоду, но даже это было ему не под силу. Он пролежал несколько часов там, где упал, теперь уже боясь (какая ирония!) умереть. Ведь его смерть будет означать гибель Сантенара.

Наконец Мендарк задремал, а очнувшись, обнаружил, что боль немного утихла. Напряженные мышцы расслабились во сне. И он нашел ответ: еще одно, последнее, обновление. Чары, вероятно, убьют его — еще одна великолепная азартная игра! — а если нет, то ему должно стать лучше. Но теперь он все сделает надлежащим образом. В Хависсарде он обновил свое тело сам, умирая от жажды, когда висел вверх тормашками на кусте ежевики. На этот раз он будет в собственной постели, и у него будет все необходимое, самого лучшего качества, все, что может дать ему его богатство. Величайшие целители и мансеры, бесценные снадобья и самые мощные волшебные приспособления.

Мендарк расхаживал по комнате, систематизируя в уме то, что ему понадобится: мансеры, целители, лекарства. Артефактов у него полно, хотя он и не был уверен, достаточно ли они действенны. Флейта была бы лучше, но Мендарк знал, что ему не хватит силы, чтобы отнять ее у Тензора.

Да, но как же насчет Зеркала? Оно практически не охраняется, а Магрета все еще хворает. Если бы ему удалось завладеть Зеркалом, ему хватило бы нескольких часов. Чары обновления не требуют много времени. Хромая, Мендарк дотащился до шнура колокольчика. Он чувствовал себя лучше, чем обычно, и когда сама Таллия явилась на зов, засыпал ее распоряжениями.

Приготовления были быстро закончены. Не зря же он уже много раз это проделывал. К середине ночи все было готово.

— Ну что, начнем? — спросила Таллия.

Мендарк видел, что ей не терпится поучиться. Обновление было величайшим из искусств, а он пока что не научил ее этому.

— Через несколько минут.

Мендарк проделал мучительный путь до комнаты Магреты. Он уже шпионил за ней сегодня. Весь день девушка спала. Она беспокойно ворочалась во сне. Лицо у Магреты распухло. Где же она хранит Зеркало? Конечно, где-то возле себя. Мендарк сунул руку под подушку и нащупал твердую металлическую трубку. Сунув ее в карман, он вышел. Как раз в этот момент мимо проходил Шанд.

— Она спит, — сказал Мендарк и проследовал дальше по коридору.

Вернувшись в свои покои, Мендарк улегся в постель с Зеркалом в руке. Мансеры и целители столпились вокруг него. Таллия хлопотала у кровати, вид у нее был напряженный.

— Начинайте! — приказал Мендарк.

Уже месяц, как наступила весна, но погода не изменилась. Казалось, что зима — самая долгая на их памяти — не собирается сдавать свои позиции.

Магрета не знала, что Зеркало трогали: когда она проснулась на следующее утро, совсем выздоровевшая, оно снова лежало под подушкой.

Она сидела за завтраком вместе с Караной и Лианом в одном из кабаков крепости. За соседним столом сидел Иггур и читал за едой. Снаружи донесся шум. Дверь отворилась, и на пороге появился человек с молодым лицом, которого с одной стороны поддерживала Таллия, а с другой — Оссейон. Помощники отступили в сторону, и человек сделал осторожный шаг вперед. Он покачнулся, как новорожденный жеребенок. Еще один шаг, и он снова пошатнулся. Но с каждым шагом его походка становилась все увереннее.

— Кто это? — услышала Магрета шепот Лиана. — Лицо знакомое.

Этот молодой стройный человек со щеками мягкими и розовыми, как у ребенка, стремительно одолел последние несколько шагов до их стола. Тяжело дыша, он сел на свободное место, откинув голову, и разразился громовым хохотом.

— Сработало! — воскликнул он. — Какое пари со смертью!

— Мендарк! — выдохнула Магрета.

Это действительно был Мендарк, наверно, так он выглядел, когда был молодым человеком. Он был красив, хотя румяные щеки, широкий нос и полные губы придавали ему слишком чувственный вид. Но в то же время было в нем что-то совсем новое. Магрета не могла понять, что именно.

— Спасибо тебе, Магрета, — сказал Мендарк.

— За что?

— Я одолжил у тебя ночью Зеркало для своих чар обновления.

— Мне следовало догадаться! — воскликнула она. Сейчас черты лица Мендарка были как бы отражены в Зеркале. Как если бы говорящие с Магистром стояли у него за спиной и смотрели на его отражение в Зеркале.

— Это недолго продлится, — кисло заметил Иггур, и в голосе его прозвучала легкая зависть. — Тебе повезет, если чар хватит на год.

— А мне все равно, — отмахнулся Мендарк — ничто не могло испортить его прекрасного настроения. — Я прожил свою жизнь, и другая мне не нужна!

— Тогда зачем же ты это сделал? — с горечью спросил Иггур.

— Просто ради азартной игры! — воскликнул Мендарк. — И ради задачи, которую ты не в состоянии выполнить: нужно покончить с Рульком и Феламорой.

Днем, как всегда, целая процессия отправилась к мастерской Тензора. Они ушли оттуда после встречи с Тензором, и его ругань зазвенела у них в ушах — так происходило каждый день.

— Я скажу вам, когда она будет готова! — орал он им вслед. Мендарк с Иггуром переглянулись.

— Ну что, Мендарк, ты все еще считаешь, что Тензор — самый удачный вариант? — спросил Иггур.

— Это был единственный вариант, — бодро ответил Мендарк.

Магрета молча шла за ними. С тех пор как она отдала свое золото на изготовление флейты, она отдалилась ото всех — даже от Шанда. Это было мучительно.

На следующий день один из шпионов Иггура вернулся из Эллюдора.

— Что ты узнал? — сразу же поинтересовался Лиан.

— Немного, летописец, — ответил Иггур. — Сотни феллемов собрались в Эллюдоре, и все подходы к долине запечатаны. Наверно, их предупредили, потому что мы никого из них не поймали по пути.

— Она не сможет заставить свой инструмент работать, — сказала Малиена. — Феллемы никогда не умели управлять такими устройствами.

— После нашего недавнего опыта, — вмешался Шанд, — нам не следует недооценивать Феламору.

— Тогда нам лучше бы выяснить, откуда взялось то золото, — заявила Малиена.

— Есть какие-нибудь новости из Шазмака?

— Ни один из моих шпионов не вернулся оттуда. Но это еще не все, — сказал Иггур. — Хуже то, что слухи о катастрофе в Эллюдоре быстро распространились. Половина моей империи восстала. Жители Мельдорина увидели тут возможность поквитаться со мной. Они знают, что я слаб и нахожусь в сложном положении.

Вид у него действительно был неважный.

— Доходят слухи и о том, что за морем снова зашевелился Тиллан, — сообщил Мендарк. — Уж скорее я подружусь с тобой, Иггур, чем с ним.

Сняв шляпу, Иггур поклонился ему в пояс.

— К вашим услугам, — произнес он с иронией.

— Я серьезно! Давайте используем флейту и нападем на Шазмак, прежде чем Рульк будет готов.

— Думаю, она едва ли сработает, — апатично проговорил Иггур.

Магрета уже час сидела у незажженного камина, размышляя и не находя ответов на свои вопросы. Кажется, Мендарк снова берет все под контроль. Ей вовсе не нравилась мысль, что он стал обладателем флейты. И вдруг девушка почувствовала чье-то присутствие у себя за спиной. Это была Карана.

— Горячий чай, — прошептала Карана. В руках у нее были чайник и чашка. — Тут так холодно.

— Я не боюсь холода, — ответила Магрета. — Я к нему привыкла.

— У тебя усталый вид, — заметила Карана. — Ты уверена, что оправилась после лихорадки?

— О да! Просто я… — Магрета запнулась. — Я экпериментировала с вратами.

— И как обстоят дела?

— Хорошо, мне уже не нужны для этого реальные предметы, чтобы их построить, — я могу их создать с помощью своего сознания.

— Разве это не опасно?

— Может стать опасным, особенно если врата заблудятся. Может быть… трудно отыскать дорогу назад. Но в то же время это дает мне большую свободу.

— А часто они сбиваются с пути?

— Пока что так случалось лишь один раз. Врата открылись в вихрь кошмара, и мне пришлось немедленно отправляться домой. Это чуть не убило меня. Целый день я была прикована к кровати.

— Значит, у тебя была совсем не лихорадка?

— Лихорадка была, но недолго. А в основном это была дурнота вследствие использования врат. Я теперь всегда устаю. Недостаточно сильна.

— Для чего?

— Меня охватывает паника всякий раз, как подумаю о том, что предстоит. Как мне сломать Непреодолимую Преграду и восстановить равновесие между мирами, не уничтожив все живое? Я понятия не имею, а спросить не у кого.

Несколько дней спустя Лиан ворвался в облюбованный ими кабачок.

— Скорее! — закричал он Каране и Магрете. — Возле мастерской что-то происходит! — И он тут же выскочил наружу.

— Что такое? — допытывалась Магрета, несясь за ним.

— Не знаю. Я слышал, как Иггур отдал своим солдатам приказ выступить туда бегом, а затем они с Мендарком отправились следом.

К тому времени, когда Магрета, Карана и Лиан добрались до пекарни, там повсюду были стражники. Мендарк стоял на верхней ступеньке, Иггур — рядом с ним. Рукояткой своего ножа Мендарк колотил по двери. Карана, Магрета и Лиан протолкались сквозь толпу в первые ряды.

Вскоре дверь отворилась, и их впустили внутрь.

— Твое предательство раскрыто, Тензор! — закричал Мендарк. — Где флейта?

Тензор стоял в дальнем конце комнаты, за спиной у него выстроились аркимы. За ним сгрудились испуганные мастера. У них был изнуренный вид: Тензор совсем замучил их работой.

Тензор выступил вперед. Травма спины, по-видимому, уже не причиняла ему беспокойства. Он был разъярен.

— Не знаю, о чем ты говоришь! — сказал он. — Мы выполнили нашу часть договора.

Он поднял футляр из черного дерева с медью со скамьи и, натянув шелковые перчатки, извлек из мешочка, сделанного из черного шелковистого бархата, новую Золотую флейту. Она засияла под яркими лампами.

— Какая красивая! — воскликнула Карана, протянув руку, чтобы дотронуться до этой изумительной вещи.

— Не трогай ее! — вскинулся Тензор, отталкивая Карану. — Ты испортишь полировку.

Карана взглянула на Магрету, глаза которой увлажнились, — так она вожделела флейту. Мендарк с такой же страстью смотрел на великолепный инструмент.

— Это твоя лучшая работа, — сказала Магрета.

Тензор сдержанно кивнул:

— Ее тон…

Магрету пронзила ревность и ярость.

— Что? Ты играл на моем праве первородства! Да как ты посмел ее использовать!

Тензор ответил ей злобным взглядом:

— Мы ее не использовали. Мы не хотели…

— Я сомневаюсь, чтобы получилось что-то, кроме музыки, если тот, кто на ней играет, не желает ничего иного, — сухо заметил Мендарк. — На этом и основано Тайное Искусство. В инструменте может быть заключена сила, но нужны воля и талант, чтобы она проявилась. Иначе любой дурак мог бы взять флейту и ввергнуть весь мир в хаос.

— Откуда тебе известно, какой тон у флейты, если ты на ней никогда не играл? — спросил Лиан.

Тензор смерил его ледяным взглядом:

— На Аркане мы десятки тысячелетий делаем флейты. Наши математики всегда безупречно обсчитывали инструмент, прежде чем его мастерили. И когда он играет, каждая нота совершенна.

Магрета протянула руку:

— Спасибо тебе. А теперь я возьму свое право первородства!

— Назад! — резко выкрикнул Тензор, и аркимы положили руки на свое оружие.

— Но она моя! Мое золото, моя флейта.

Стражники-аркимы обступили Тензора — по пять с каждой стороны. В их глазах Карана тоже читала жажду обладания. Они думали, что флейта сможет доставить их домой, на Аркан, и все их клятвы ничего не значили по сравнению с этим отчаянным желанием. Даже Малиену, которая стояла с ней рядом, трясло от эмоций.

«Мы будем сражаться с Рульком любым оружием, которое подвернется под руку», — вспомнила Карана слова Малиены. Значит, она действительно имела это в виду.

— Только не ты! — прошептала Карана. — Малиена, я не могу поверить, что ты можешь предать нас ради флейты.

Малиена запустила пальцы в свои роскошные рыжие волосы. Она озиралась с безумным видом, едва ли узнавая Карану.

— Малиена! — крикнула Карана.

Малиена взглянула на нее и тихо произнесла:

— Ты не понимаешь, что означает для нас Аркан. — Карана крепко схватила ее за руку:

— Неужели он значит больше, чем дружба, узы родства, — говоря уже о том, что мы вынесли вместе?

Малиена вырвала руку.

— Аркан, Аркан! — шептала она.

— Я не отдам ее тебе! — кричал Тензор Магрете. Карана переключила внимание на основной конфликт.

— Но таково было соглашение! — Магрета ничего не понимала. Слезы струились по ее лицу. Она оглянулась на собравшихся, ища поддержки, но все, казалось, были заворожены флейтой.

— И для меня будет позором, если я нарушу его, но я наблюдал за тобой, карон! — Он выплюнул это слово с яростью. — Каждый день ты становишься все более похожей на них. Однажды ты выдашь нас Рульку. Я жалею, что дал тебе то маленькое золотое кольцо. Я уничтожу флейту, но не позволю тебе использовать ее, чтобы доставить Ялкару обратно на Сантенар.

Так вот что крылось за этим предательством!

— Как насчет обещания, данного мне? — осведомилась Карана.

Магрета резко повернулась и бросилась к дверям. Шанд выкрикнул ее имя, но она, вероятно, не слышала.

Мендарк стоял, наблюдая за Тензором сузившимися глазами.

— Ты запланировал все это давно, — сказал он. — Если бы мои шпионы не доложили мне о твоем предательстве, ты бы уже сбежал с флейтой.

— Мой народ для меня важнее всего, — ответил Тензор. — Конечно, ты это понимаешь, Мендарк, я не отдам ее.

— Вас мало, и вы не выстоите против моей армии, — вмешался Иггур.

— Если вы нападете на нас, я уничтожу флейту так же, как это когда-то сделал Шутдар. В таком случае Туркад и все, кто в нем находится, перестанут существовать, — сказал Тензор.

— И он это сделает, — прошептал Мендарк на ухо Иггуру.

— Тогда она останется здесь! — заключил Иггур. — Моя стража позаботится об этом!

Они вышли. Оказавшись за дверью, Карана поискала Магрету, но та исчезла.

Поймав Карану за руку, Малиена повела ее вдоль стены.

— Твое время пришло, Карана. Ты за нас? Если нет, то ты против нас. Тут не может быть середины!

— Я за то, чтобы люди держали свое слово!

— Я тоже. Но ты ведь могла бы об этом вспомнить, когда утаила от нас Зеркало.

— Да, но посмотри, что с нами сделал Тензор! Я поступила правильно, и ты это знаешь.

— А когда ты помогала Рульку, показывая ему путь к нашему миру, чтобы он мог держать Аркана и Сантенар в рабстве!

— Ты не права относительно Рулька! — слабо возразила Карана.

— Наши Предания за четыре тысячелетия не могут быть не правы! Карана, мы в отчаянном положении! Ты должна нам помочь!

— Я полагала, что у аркимов есть великие планы, как справиться с Рульком.

— Да, они у нас есть. Как раз сейчас формируется армия, но она не сможет вовремя попасть в Шазмак. Флейта — наш единственный шанс!

У Малиены был вид отчаявшегося человека. Карана вспомнила все хорошее, что знала об аркимах, и добро, которое видела от Малиены.

— Что я могу сделать?

— Магрета — это ключ. Она может нас погубить. Наблюдай за ней. Куда бы она ни отправилась, следуй за ней и докладывай мне.

Вся компания удалилась в крепость, яростно споря по пути.

— Нам нужно отобрать ее, — сказал Мендарк. — Тензор блефует!

— Я так не думаю, — возразил Иггур.

— А кто же из нас, кроме Магреты, может ее использовать? — спросил Лиан. — А если никто, то какая от нее польза?

— Этот вопрос следовало задать до того, как мы изготовили флейту! — заметил Иггур.

— Я… возможно, я сумею на ней сыграть, — сказал Мендарк. — Когда-то я хорошо играл на флейте, как вам известно, к тому же я чувствительник. Я…

— Ха! — воскликнул Иггур, немедленно став подозрительным. — Ты очень ловко нами манипулировал, Мендарк. Ты все время хотел ее для себя и воздвигал ложные препятствия, чтобы мы не поняли, что ты замышляешь.

— Но ведь это Шанд предложил воссоздать ее, давным-давно, в Сухом Море! — резко возразил Мендарк. — А решить, кто должен играть на ней, всегда было для нас величайшей проблемой.

— Послушайте! — вмешался Шанд. — Предположим, Мендарк сумеет ее использовать. Давайте выработаем план. Только получше, чем тот, который привел к фиаско в Эллюдоре. Флейта может открыть Путь между мирами и доставить того, кто он ней играет, в любую точку. Возможно, она даже может разрушить Непреодолимую Преграду, но она же не оружие! Даже если бы она доставила нас в самое сердце Шазмака, нам пришлось бы защищаться с помощью других средств. А вот машина Рулька — это и устройство, открывающее врата, и оружие, и щит.

— Я предлагаю собрать все наше оружие, захватить флейту и атаковать Шазмак, пока еще не поздно, — предложил Мендарк.

— Как? — спросил Шанд.

— Я работаю над планом, — ответил Мендарк.

— Это принесет еще большее несчастье, чем в последний раз, — возразил Иггур. — И что тогда с нами будет?

— Мы же не будем стоять тут и ныть, — обрушился на него Мендарк, — в то время как Рульк и Феламора уничтожают наш мир!

Магрета вернулась в маленький домик у моря и сидела там теперь в одиночестве. «Зачем я отдала свое право первородства? — возмущенно повторяла она снова и снова. — Зачем, зачем? Всем от меня что-то нужно, но никто не хочет помочь мне».

Мысль о том, что Тензор будет использовать ее флейту против Рулька, была ужасна. Она чувствовала, как внутри нее поднимается ярость, лишая девушку самообладания, как часто бывало. Представив себе Тензора, она начала бушевать, и в результате слепых вспышек силы кухня оказалась вся в обломках. Она немедленно устыдилась, с нежностью вспомнив, как они жили тут с Шандом. Подмела щепки и черепки, расставила по местам мебель и уселась снаружи на пороге, глядя на серо-голубое море.

Сейчас Магретой овладела глубокая меланхолия — еще одна эмоция, к которой она была склонна. Ветер переменился и швырял ей в лицо соленые брызги. Магрета просидела там весь день, одинокая и всеми покинутая. Начало смеркаться. Она позволила темноте и сырости окутать себя, и они вытеснили все тепло и чувство товарищества из ее души. Она вернулась в привычное ей состояние печали. Магрета была всего-навсего орудием в руках других.

Лишь в середине ночи она поднялась с крыльца. Она насквозь промокла и ее била дрожь. Что сказал бы Шанд, если бы видел ее сейчас? При мысли, как дедушка мягко укорил бы ее и стал ворчать, она улыбнулась в темноте, но скоро снова загрустила. Она подвела Шанда. Теперь ей никогда уже не воссоединить его с Ялкарой.

«Флейта моя, — не важно, посмею ли я применить ее или нет! Захочу этого или нет! Как посмел Тензор мне отказать? Я всю жизнь покорялась приказам Феламоры, и никому больше не позволю собой командовать! Никто не смеет отказывать мне в моем бесценном наследстве!»

Магрета сняла мокрую одежду, вытерлась насухо и разожгла камин. Когда она переодевалась, ее вдруг осенило: возможно, Тензор даже оказал ей услугу. Постоянно оскорбляя ее предков-каронов, он заставил ее задуматься о своем происхождении. Все, что было в ней от феллемов, Магрета отвергла, а к человеческой расе она и так принадлежала всю жизнь. Это было для нее привычным. Но ведь они союзники аркимов, которые только что ее предали!

Хависсард пробудил в ней карона, а послание Ялкары еще укрепило. Если Тензор — ее враг и Феламора тоже, то, быть может, ее друзья, кароны? Возможно, ее предназначение — искать Рулька. Она начала разрабатывать план, как забрать флейту и отправиться в Шазмак.

 

33

ПЯТЫЙ ПУТЬ

Было четыре часа утра, Магрета чувствовала себя совершенно измученной. Она знала, что Карана присматривает за ней, и, чтобы улизнуть от нее, Магрете пришлось очень напрягаться. Уже три ночи она наблюдала за мастерской, но стражники Иггура ни разу не оставили свой пост. Они сменялись и заступали на пост согласно заведенному порядку. Дверь все время была под наблюдением. Да и сами аркимы, выставившие охрану и внутри, и снаружи, тоже бдительно несли вахту.

Магрета уже попробовала пробраться в мастерскую с помощью врат, но потерпела неудачу. Аркимы создали защиту от врат. Оставался лишь один способ (не использовать же силу, чтобы взломать двери!). Часовые-аркимы сменялись примерно каждые два часа. Только в это время дверь не была заперта.

Магрета понимала, что нужно очень точно сфокусировать свою силу, чтобы разом вырубить всех часовых. Она уже приготовилась, но как раз перед тем, как должна была открыться дверь, Магрета случайно взглянула на маленькое строение по другую сторону двора и уловила слабое мерцание белого света. Значит, за сменой караула наблюдал еще один арким. Если на сигнал стражников не было ответного сигнала, поднимали тревогу.

Магрета справилась с этим обнаруженным часовым легче, чем ожидала: это была женщина, причем совершенно не обученная. Парализовав ее Магрета отняла у женщины сигнальный шар. Однако к этому времени караул уже сменился и дверь снова закрылась. Подобравшись к мастерской поближе, Магрета прикрыла почти весь шар, чтобы казалось, будто свет идет издалека, и принялась ждать следующей смены.

На этот раз интервал оказался дольше, чем обычно, и Магрета забеспокоилась, как бы не начался рассвет. Наконец она увидела, как мигнул свет. Она почувствовала, что слишком замешкалась с ответом, но в конце концов сигнал был дан. Магрета прикинула, сколько магической силы понадобится: ведь она не хотела никого убивать.

Чары подействовали, и все стражники рухнули на землю. Пробежав по мощенному булыжниками двору, Магрета проскользнула в дверь и, заперев ее, помчалась в дальний конец мастерской. Там она открыла футляр из черного дерева. Флейта была завернута в черный шелковистый бархат, нежный, как кожа младенца. Магрета вынула ее. Какая прекрасная вещь! Флейта показалась ей живым существом, когда она притронулась к ней. Работа была безукоризненной.

Кто-то стукнулся о дверь и соскользнул вниз. Может быть, уже очнулся один из стражников? Магрета заволновалась — быть может, она применила недостаточно магической силы? Теперь ей не выйти отсюда незамеченной, если только она их не убьет, — а для нее это немыслимый поступок. А может быть, применить флейту?

Сейчас не время восхищаться этим инструментом. Сможет ли она заставить флейту действовать? Поднеся ее к губам, Магрета поискала сознанием то место, в котором, как она знала, врата откроются, — крыша, с которой они с Караной и Лианом отправились в Салюдит. Она сыграла одну ноту, потом другую. Ничего не произошло.

Магрета повторила свою попытку. Опять ничего! Но она начала ощущать легкое беспокойство — словно мир, который она знала, чуть искривился. Возникло чувство нереальности, зазвучало какое-то странное эхо, то нарастающее, то затихающее. Кто-то еще использовал аналогичную ее собственной магическую силу, и Магрета знала кто. Это была тревожная аура, от которой покалывало. Феламора!

В дверь застучали, затем послышались крики снаружи и удары топора. Дверь задрожала. У Магреты оставались считанные минуты. Она сделала еще одну попытку, сыграв первую половину гаммы. Эхо возобновилось — на этот раз сильнее, чем прежде. Магрета использовала всю свою силу, чтобы пробиться сквозь туман, окутывавший место назначения.

Вдруг Магрета резко согнулась пополам, словно ее ударили в живот каменной дубиной. В следующее мгновение она отлетела к печи и с такой силой врезалась в нее, что девушке показалось, что у нее треснуло ребро. Целую минуту она не могла подняться. «Больше не делай этого! Ты попыталась ее заставить. Ты должна расслабиться, почувствовать ее, идти за ней! Попытайся снова». Но Магрета не стала больше пытаться. Может быть, за это время золото утратило свои волшебные качества. Или Тензор что-то сделал, чтобы, кроме него, никто не мог воспользоваться флейтой. Но какова бы ни была причина, сейчас флейта вновь стала безжизненной. Все здание приобрело какой-то странный, искаженный вид.

Положив свое право первородства на пол, Магрета сидела и смотрела на дверь, которая трещала под ударами. Лезвие топора пробило древесину и высунулось наружу, затем его выдернули. Следующий удар был еще сильнее. Что задумала Феламора? Феламора, которая послала Элламию убить ее. Магрета не ожидала такого поразительного предательства и не могла понять, как Феламора пошла на него. Нужно выяснить, пока еще не слишком поздно. Ничего не поделаешь — придется отправиться в Эллюдор.

За дверями царила суматоха, кто-то продолжал ломать дверь. Последовала пауза, затем штурм возобновился с прежней силой. Понимая, что от следующего удара дверь рухнет, Магрета схватила молоток и, взобравшись на печь, стукнула по потолку. На нее обрушились штукатурка и черная пыль. Просунувшись в дыру, она размахнулась и ударила молотком по крыше. Во все стороны полетели куски шифера. Уже начало светать.

В этот момент дверь распахнулась настежь, и в мастерскую ворвались осаждавшие. Подтянувшись на руках, Магрета выбралась на крышу и легко побежала по ней. Однако она обнаружила, что дом окружен.

— Наверх! — закричал кто-то.

Сработают ли здесь врата? Магрета чувствовала, что сейчас она находится на достаточном расстоянии от флейты, так что это может и удаться. Она зафиксировала свое сознание на самых первых и надежных из своих врат — столбах из железняка в Эллюдоре. Изображение этого места, четкое и резкое, появилось у нее в сознании. Магрета сосредоточилась, вокруг нее заструилось серебряное сияние, и ее резко швырнуло в пространство. «Я слишком часто использую Тайное Искусство, — подумала она. — От частого использования Тайное Искусство иногда непредсказуемо изменяется. Мое безрассудство будет наказано. Только не в этот раз, — взмолилась Магрета. — Только сработай!»

На какое-то мгновение ее контроль над вратами ослабел, но Магрета вернула его со щелчком, от которого зазвенело в ушах. Она была в пятидесяти лигах от Туркада. Рассвет только-только занимался, но было достаточно светло, чтобы спокойно ориентироваться на месте. Магрета стояла между железными столбами у реки в Эллюдоре.

От врат ей было физически плохо — расплата никогда не заставляла себя ждать. Нервы у девушки были натянуты до предела. Ее отделяло от пещер какое-то расстояние. Она стала красться вверх по реке. Главная пещера была освещена. Кто-то появился у входа, выглянул в темноту, потом снова скрылся.

Магрета на животе поползла по склону. Подмерзшая земля была твердой. Девушка подобралась достаточно близко к пещерам, так что слышала чью-то беседу, хотя и не могла разобрать слова. Магрета забралась повыше, извиваясь на тропинке, как змея. Вдруг она уловила слово «Шазмак». Потом кто-то громко произнес: «Нет!» Она подползла еще ближе.

Очевидно, дискуссия зашла в тупик. Вновь прозвучало слово «Шазмак». Потом зазвенел голос Феламоры:

— Решать мне, не так ли? Вы же поклялись следовать за мной? Разве я не сделала все, что от меня требовалось?

— Мы боимся. Это противоречит всему, за что мы стоим.

— Разве мы прибыли столько лет тому назад на Сантенар не для того, чтобы устранить угрозу каронов?

— Но заключить союз с самим Великим Предателем…

— Кто сказал «заключить союз»? Всю неделю мы пытались заставить наш инструмент работать, и нам это удалось. Я знаю, что он может доставить нас домой, но он не может прорваться сквозь Непреодолимую Преграду. Зато мы знаем, что Рульк может открыть Путь. Он обладает тем, чего нет у нас, а я могу сделать то, что необходимо ему. Когда наступит критический момент, у нас появится шанс.

— Он будет ожидать предательства. Это очень рискованное дело. Рульк гораздо сильнее нас.

— Да, но он не знает о нашем золотом наноллете. Ему и в голову не придет, что мы можем сделать такое устройство! И даже если у нас ничего не получится, — продолжала Феламора, — да будет так! Мы должны попытаться! А если нам все же удастся, то мы с триумфом вернемся домой и навеки запечатаем Путь за собой.

«Золотой наноллет? Значит, они все-таки использовали то золото. Я должна выяснить, откуда оно взялось». Магрета вспомнила разговор о рисунках, украденных из школы Лиана, — это навело Феламору на мысль поискать в Хависсарде. «Я их видела, — поняла вдруг Магрета. — Они были в рюкзаке у Феламоры, когда мы впервые сюда пришли. Куда я их положила?»

Магрета проскользнула между деревьями в пещере, которая была кладовой, — здесь хранились припасы, а Феламора держала свое снаряжение. Она вывернула коробки и мешки, роясь в скудных пожитках Феламоры. На дне одного мешка Магрета обнаружила сплющенный бумажный рулон.

Она вынесла его из пещеры и раскатала рулон под деревом. Волосы у Магреты стали дыбом. Она пристально смотрела в никуда. Неудивительно, что творение Феламоры создает такое ощущение опасности и безумия. Золото, а следовательно, и наноллет из него были зловещими. Феллемы, не умевшие контролировать устройство, создали самый опасный инструмент. Она должна захватить наноллет. Но как? Магрета слишком замешкалась, и где-то над ней вдруг послышались шаги. Девушка скрючилась, присев на корточки, зная, что хорошо видна. Если кто-нибудь взглянет вниз, ее тут же заметят.

Появилась Феламора, которая спешила к пещере с припасами. Под ногой у Магреты хрустнула льдинка. Феламора резко обернулась с криком:

— Кто идет?

Магрета устремилась по крутой тропинке вниз, скользя и спотыкаясь.

На крик Феламоры выскочили феллемы.

«Только бы они меня не узнали», — молилась Магрета. И тут она услышала яростный вопль Феламоры:

— Магрета!

Целая толпа феллемов устремилась за девушкой. Магрета чувствовала, как слабеет. До ее врат бежать целых полчаса вниз по реке. Магрета попыталась открыть новые врата, плача от напряжения, но что-то сильно ударило ее в плечо, и она ощутила ужасную боль. «Шанд, помоги мне!» — закричала она. Вытянув руки, открыла врата и на бегу упала в них.

Вокруг нее с визгом замелькали огненные линии, и Магрету швырнуло в никуда. Ее сознание вспыхнуло и погасло, и, пробив потолок, она приземлилась на пол. Она лежала на полу в кабинете Иггура. Вяло взглянув на Иггура, Магрета потеряла сознание. Из плеча торчала длинная стрела и текла кровь.

Когда Магрета пришла в себя, она увидела Иггура и вельма, имени которого не знала. Они перенесли ее в кресло. Целую минуту Иггур сердито смотрел на нее, потом холодно произнес:

— Это стрела феллемов!

Магрета лязгнула зубами, согнувшись пополам от дурноты. Стрела торчала у нее из спины в том самом месте, куда прошлым летом ее ударил ножом Тиллан.

Девушка вцепилась в руку Иггура, в то время как вельм выдергивал стрелу.

— Есть вещи, которые ты мне никогда не мог рассказать! У меня тоже свои секреты, Иггур!

— Даже если оставить в стороне то, что произошло в мастерской, ты оскорбляешь Тайное Искусство. Аркимы вне себя.

— Я рада! Тензор — мой враг. Больше мне нечего сказать.

— Очень хорошо, — ответил Иггур. — Но позволь мне напомнить о последствиях. Каждые врата следует долго готовить, как если бы это были твои первые врата. Ты никогда не должна отбывать и возвращаться в течение одного дня, обязательно нужно отдыхать в промежутках. Если ты не будешь подчиняться этим правилам, то раньше или позже заблудишься и не сможешь никогда вернуться. Или ты вернешься, а твой рассудок — нет.

— Я знаю, как это опасно, — сказала Магрета. Ей было невыносимо, выслушивать лекцию Иггура. — У меня не было выхода.

— Выход всегда есть. Если тебя ничего не трогает, кроме долга, подумай о том, что ты можешь понадобиться в будущем. Я боюсь за тебя.

Это не принесло Магрете утешения. Она молчала, пока вельм бинтовал ей рану. Затем Магрета опустила голову и заснула.

Иггур нашел Шанда, когда тот завтракал.

— Это Магрета вломилась в мастерскую?

— Да, — ответил Шанд. — Я как раз направлялся в ту сторону перед рассветом, когда часовые начали приходить в себя.

— Что она замышляла?

— Не знаю. Нам бы лучше собраться сегодня утром — время поджимает. Мне страшно.

— Скажи мне, Шанд, это был несчастный случай?

— Конечно нет. У меня старческая привычка рано вставать и прогуливаться недалеко от мастерской Тензора. Но как только я проснулся — сразу же ощутил какие-то странные силы. Никогда прежде я не чувствовал ничего подобного. Я бежал всю дорогу до мастерской, но Магреты там уже не было.

— Я тоже чувствовал что-то странное.

— Ты знаешь, почему Магрета согласилась отдать свое золото?

— Нет, — ответил Иггур. — Я часто размышлял на эту тему.

— Ради меня! Она хочет с помощью флейты воссоединить меня с Ялкарой.

Иггур чуть не упал со стула:

— Вот как!.. — Шанд рассмеялся:

— Мендарк намочил бы себе штаны. Что касается Тензора… — Он резко умолк. — Наверно, Тензору стало известно о ее планах.

— Да, теперь он никогда не отдаст флейту. А как насчет тебя, твоих желаний, старый дружище?

— Мне бы этого хотелось, — пылко произнес Шанд. — Как я этого хочу! Но не смею надеяться. Никогда больше мне не увидеть Ялкару. — Он сменил тему: — Что же нам делать с Феламорой?

— Мы совершенно не готовы! Я созову всех. Я боюсь за Магрету, Шанд.

— Я тоже. Пошлю Карану за ней присматривать. И побеседую с ней сам, когда она проснется. А как твои планы относительно войны?

— На прошлой неделе у нас был мятеж в Третьей Армии. Я жестоко подавил его, но от этого моральный дух солдат упал еще ниже. Ты же знаешь, как быстро распространяются слухи. — У Иггура был измученный вид, к тому же он снова стал заикаться и у него сводило лицевые мышцы. — Даже вести о нашей чудесной флейте ничего не изменили.

— Люди говорят, что она не будет работать и что от нее будет больше вреда нам, а не Рульку. Быть может, они и правы. Мы не знаем, что творим, не так ли?

Иггур не ответил на этот вопрос.

— Рульк так же хорошо умеет заниматься пропагандой, как и я. Тысяча сказителей вещают о его магической машине и о том, как она летала по воздуху. Война уже проиграна, а ведь еще не было ни одного сражения.

— Среди нас предатель, — объявил Мендарк днем. Он огорчился, узнав о покушении на флейту.

— Откуда нам знать, что это не ты? — спросил Иггур.

— Ты обвиняешь меня! — взорвался Мендарк.

Он вцепился в плащ Иггура. Иггур поднял кулак. Но в эту минуту дверь распахнулась и на пороге появилась смертельно бледная Магрета. В наступившей тишине слова ее произвели впечатление разорвавшейся бомбы.

— Я побывала в Эллюдоре с помощью врат. Феламора решила заключить союз с Рульком. Она собирается отправиться в Шазмак. И она изготовила собственное устройство из золота первой Золотой флейты.

Молчание было оглушительным. Лица присутствующих исказил ужас.

— Откуда ты знаешь? — рявкнул Мендарк.

Достав из кармана рисунки, Магрета бросила их на стол. Лиан тщательно изучил их.

— Это те самые, что были украдены из библиотеки Школы. Посмотрите! Вот здесь изображена Ялкара, входящая в горящую башню после того, как была уничтожена Золотая флейта. На ней нет ее золотых украшений.

На втором рисунке Ялкара выходила из Башни Хьюлинга. Над башней навис дым. Одежда Ялкары дымилась, ее руки были в крови, а на шее блестела цепь, на лбу — диадема, а на запястье — браслет.

До Лиана начала доходить истина.

— Наверно, Ялкара применила какую-то магию, чтобы создать из расплавленного золота точную копию ее золотого гарнитура, который она всегда носила. И она вышла в этих драгоценностях из разрушенной башни под носом у всех наблюдателей. Какой смелой она была!

— Она никогда не рассказывала, каким образом у нее на руках оказались такие ужасные шрамы, — сказал Шанд. — Должно быть, это случилось именно тогда.

— Я чувствовала!.. — воскликнула Магрета. — Когда мы с Шандом были в Башне Хьюлинга…

— Один из них, либо Феламора, либо Рульк, предаст другого и станет еще сильнее, чем прежде, — произнес Иггур, и в голосе его прозвучала безнадежность.

— Нас еще не победили, — зазвенел голос Мендарка. — Отчаянное время требует отчаянных средств — запретных, неконтролируемых! Пусть те из нас, кто знает подобные секреты, тайно соберутся, чтобы выработать план.

Магрета никому не сказала, через что ей пришлось пройти. Она приняла решение, и никому ее не отговорить. Она чувствовала себя чужой всем, даже своим друзьям и Шанду.

Рана у нее сильно болела, и к концу дня ей стало хуже. После собрания она снова улеглась в постель. Однако сон у нее был странный, беспокойный, скорее походивший на транс. Как только Карана вышла, убедившись, что Магрета спит, последняя встала и упаковала все, что могло ей понадобиться для долгого путешествия. Зная, что Карана почти не оставляет ее одну, Магрета рассчитывала ускользнуть при первой же возможности. Спрятав рюкзак, она вернулась в постель и крепко заснула.

Когда Магрета проснулась около полуночи, дурнота после применения Тайного Искусства прошла. Карана, свернувшаяся в кресле у камина, дремала. Однако она тотчас же проснулась, как только Магрета пошевелилась.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— Гораздо лучше, но плечо сильно болит.

Карана осмотрела воспалившуюся рану и сменила бинты. Затем заварила чай, и они молча выпили его.

— Мне страшно, Карана.

— Мне тоже.

— Нет, мне действительно страшно. Весь мир летит вверх тормашками. Я весь день слышу голоса, люди шепчутся, но они словно существуют в другой плоскости. Я не понимаю, о чем они толкуют, — кроме того, что они хотят захватить наш мир. Я чувствую, как они строят планы, чувствую грядущие кровь и насилие.

— Иногда и я слышу голоса, — пробормотала Карана.

— Но ты же чувствительница! — плаксивым голосом произнесла Магрета. — Я чувствую, что заглянула в другое измерение. А сейчас вокруг тебя аура — зеленая, черная и красная, и она все время движется.

Магрета, дико озираясь, говорила о невероятных вещах, словно ее мир отличался от мира Караны.

— Это лихорадка, — решила Карана. Пощупала лоб Магреты, тот оказался прохладным. Карана ощутила тревогу. — Я сделаю тебе питье.

— Лихорадка прошла, — успокоила ее Магрета.

Когда Карана вернулась с чашкой, Магрета уже спала. Вскоре она вновь проснулась и принялась ностальгически вспоминать, что они делали вместе в прошлом.

— Помнишь, как мы вместе прошли весь путь до Фиц-Горго? — спросила она Карану. — Вот это было приключение! А помнишь… — Она хрипло засмеялась — да, она была, где-то совсем в другом мире!

«Она сошла с ума!» — в ужасе подумала Карана. Ведь Магрета рассуждала, как ребенок, рассказывающий, что он делал па каникулах.

— Это было не приключение, а кошмар для нас обеих, — резко произнесла Карана.

Магрета вздрогнула и повернулась к Каране, словно увидела ее в первый раз:

— О чем я говорила? Мне жаль, Карана, что я втянула тебя в это.

— Мне тоже. Я хочу домой, пока у меня еще есть дом! — Потом их беседа плавно перешла к Шазмаку. Только после того, как Магрета снова заснула, Карана осознала, насколько ловко та вела разговор, стараясь как можно больше узнать о городе аркимов.

Карана встревожилась, так как за небрежными вопросами Магреты стояла ностальгическая печаль по тому, что могло быть и никогда уже не будет. А перед тем как заснуть, Магрета обвила руками шею Караны и поцеловала ее, чего никогда прежде не делала.

— Береги себя, — прошептала она, — и позаботься за меня о Шанде.

Магрета крепко спала. Через несколько часов начнет светать. Карана пробежала через холл, чтобы доложить Малиене важные новости, — та была в ярости, оттого что Карана не знала, что Магрета вломилась в мастерскую. Карана ощущала свою вину, так как была уверена, что отказ Тензора отдать флейту был следствием того, что она открыла Малиене. И в то же время у нее был долг перед Магретой. Выход из обоих обязательств Карана видела в том, чтобы в случае, если Магрета отправится в Шазмак, следовать за ней.

Малиены не было в ее комнате. Карана направилась к мастерской и увидела Тензора, который, стоя на ступенях, беседовал с одним из часовых. Она не знала, что делать. Кто теперь Тензор, враг или союзник? Однако лишь он знал ответ на волнующий ее вопрос. Отведя его в сторону, Карана рассказала ему, что случилось на заседании.

— Ну и сброд твои друзья! — воскликнул Тензор, очевидно имея в виду Мендарка и Иггура. — Этой зимой они провели уже дюжину заседаний, а результат по-прежнему нулевой!

— Феламора собирается в Шазмак, — напомнила Карана.

— Шазмак! — задумчиво произнес Тензор. — Мне кажется, что какая-то часть меня умерла. Если бы я только мог снова увидеть наш город!

— Ты думаешь, она заключит союз с Рульком?

— Ха! Кто из них первым предаст другого?

— Но если они смогут хотя бы на один день забыть о своих разногласиях — и ты только подумай, что они сделают с нами!

— Никто не в силах ее остановить, — мрачно сказал Тензор. — Ей нечего противопоставить.

— Магрета…

— Не упоминай при мне это имя!

— Ты фанатичный старый дурак! — крикнула Карана, встряхнув его. — Ты дал обещание и нарушил свое слово. Ты отказался передать Магрете ее флейту. Разве кто-нибудь другой может остановить Рулька и Феламору?

Тензор молчал.

— Может? — повторила Карана.

— Нет!

— Так помоги мне помочь ей.

— Я ничего не могу сделать.

— Магрета отправляется в Шазмак, и я — с ней.

— Она предаст тебя и присоединится к каронам! — сплюнул он.

— Я выполню задание Малиены! — яростно выкрикнула Карана. — В любом случае, может ли Магрета сделать все еще хуже, чем сейчас?

— Полагаю, что нет, — брюзгливым тоном ответил Тензор.

— Тогда сдержи свое слово!

— Хорошо, — вымолвил Тензор. — Я вел себя бесчестно по отношению к тебе и к ней, и это меня угнетает. Чего ты хочешь?

— Можно ли пробраться в Шазмак каким-нибудь потайным путем?

— Существует пятый путь, — еле слышно прошептал Тензор. — Теперь о нем знаю только я. Им не пользовались уже две тысячи лет. Две тысячи лет тому назад мы были тогда в самом расцвете. Акримам все было под силу.

Он продолжал бессвязно говорить о недавних событиях, о которых Карана и так хорошо знала, так, словно они происходили в далеком прошлом.

— А потом они пришли в другом обличье, но мы-то их узнали, когда увидели. Ведь у них теперь другое название — они называют себя вельмы!

— Тензор! — резко окликнула его Карана, возвращая к действительности. — Это срочно. Расскажи мне о пятом пути!

— Пятый путь! Возможно, от него уже ничего не осталось: ведь в последний раз я проверял его пятьдесят лет тому назад. Мы никогда не входили этим путем в город, только отбывали. Там есть ловушки — сейчас я их едва ли вспомню. Ты не можешь идти пятым путем одна! — Тензор замолчал, невидящим взглядом уставившись в потолок.

— Говори скорее!

— Слушай внимательно. — И он описал ей путь, объясняя все ловушки, которые там встретятся. Потом снял с цепочки на шее замысловатый ключ. — Не знаю, зачем я его храню. Я нарисую тебе карту. — И он нарисовал ее на грязном клочке бумаги. — Изучи ее хорошенько, а затем уничтожь. Господи, о чем я только думаю! Шазмак потерян навеки. Если пойдешь этим путем, возьми с собой кого-то, кому доверяешь. Кого-нибудь высокого!

Карана поспешила в свои покои, где спал Лиан. «О Лиан, — подумала она, — как бы мне хотелось пойти вместе с тобой еще один, последний раз. Но это путешествие не для тебя. Это все равно что повести тебя на верную смерть». Наклонившись над Лианом, она поцеловала его. Он улыбнулся и с закрытыми глазами потянулся к ней.

Она уже хотела оторваться от него, но притяжение было слишком сильным. Карана скользнула к нему в объятия. В них было так тепло, так чудесно, и она чувствовала себя такой защищенной. Ей так хотелось остаться! Но если она не встанет сейчас, то уже никогда не сможет этого сделать. Поцеловав Лиана еще раз, в нос, Карана соскочила с кровати.

— До свидания, Лиан, — прошептала она.

Карана поспешила обратно, в комнату Магреты. Она задержалась дольше, чем планировала. И когда тихонько приоткрыла дверь, то увидела, что постель Магреты пуста и ее одежда исчезла.

Карану охватила паника, и она принялась ругать себя за то, что так надолго оставила Магрету одну. Она заставила себя успокоиться и хорошенько подумать. Ее рюкзак еще не был разобран после путешествия в Салюдит, и в нем лежало все необходимое, включая зимнюю одежду. Сойдет и для гор. Карана помчалась за рюкзаком в свою комнату и на бегу поняла, что у нее совсем нет еды. Это очень плохо: ведь на сборы нет ни одной лишней секунды. Как давно исчезла Магрета? Возможно, час назад. Правда, она ослабела и ей потребуется немало времени, чтобы взобраться на крышу — ее излюбленное место для открытия врат — и соответственно на то, чтобы их создать.

Шагам Караны, которая неслась по холлу, вторило эхо. Завернув за угол, она столкнулась с Шандом, у которого в руках был листок бумаги.

— Магрета исчезла! — выдохнула Карана. — Думаю, она на крыше. Она отправляется в Шазмак!

Магрета была окружена световой сетью, но это не был бледно-голубой ровный свет, как в Салюдите. Это было оранжево-красное кольцо, очень яркое, и слышалось громкое шипение. Карана ни минуты не колебалась. Она помчалась по крыше с криком: «Стой!» Вспыхнул яркий свет, затем начал гаснуть, и Магрета стала таять.

Шанд кричал с верхней площадки лестницы:

— Магрета, подожди! Ты должна это увидеть…

Карана бросилась вперед, в свет. Послышался ужасающий треск, ее подбросило в воздух, потом свет потух и Карана исчезла.

Шанд добрел до того самого места, где только что были девушки. Не осталось ничего — лишь едкий запах в воздухе, который вскоре разогнал ветерок. Шанд взглянул на бумагу, которую сжимал в руке, и долго и яростно ругался.

 

34

КАРКАРОН

Магрета проснулась вскоре после того, как ушла Карана. Она чувствовала себя гораздо лучше, хотя плечо еще ныло. Она ломала голову над тем, как удрать, и теперь, когда представилась возможность, сразу же ухватилась за нее. Одевшись, Магрета побежала в кладовую. Там с помощью магической силы взломала замок и, набив рюкзак едой, отправилась на крышу.

На лестнице ей никто не встретился, и это было к лучшему: Магрета была исполнена решимости не позволить никому, даже другу, остановить ее. Очутившись на крыше, девушка начала тщательно готовиться. Предостережение Иггура не прошло даром. Это будут третьи врата за полтора дня, не говоря уже об ее неудачном эксперименте с флейтой. Она очень рисковала, но ей нужно было попасть в Шазмак прежде Феламоры.

На крыше Магрета методично занялась созданием врат. Она не могла попасть прямо в Шазмак, поскольку никогда там не была. Но она знала Каркарон. Она доберется туда с помощью врат, а остаток пути проделает пешком.

Магрета представила себе Каркарон. В сознании нарисовалась четкая картинка. С облегчением она подумала, что это будет просто.

Магрета продолжила приготовления, видя место назначения и проверяя его на случай, если машина Рулька деформировала башню. Она ничего такого не обнаружила, но часто бывало, что опасные места можно было почувствовать, лишь попав туда. Ну что же, она сделала все, что могла. Пора в путь.

Как только врата были готовы, Магрета поняла, насколько она слаба. Это были какие-то неудачные врата, окруженные зловещим светом. Она чувствовала, какие они неуклюжие, неправильные, как плохо настроены. И все-таки самым трудным было не создание врат и видение места назначения — сложнее всего было удержать все это во время прыжка. Первая попытка пройти сквозь врата оказалась неудачной. Магрета вновь настроила врата, но на этот раз вышло еще хуже. Она все больше слабела, и врата выходили из-под контроля.

Магрета села и попыталась успокоиться.

— Я это сделаю, — повторяла она себе снова и снова. Потом начала все с самого начала. На этот раз врата получились немного лучше. Ну что, рискнуть? Она должна.

До Магреты донесся крик с верхней площадки лестницы, и она поняла, что это Карана. Магрету охватила паника. Ей нужно отправляться в путь. «Сейчас!»

Прыжок был плохой: хотя Магрета провела столько времени готовясь, она потеряла равновесие. Затем она с ужасом осознала, что Карана каким-то образом попала во врата. Магрета видела, как ее подняло в воздух и закружило. Вдвоем им не добраться, и теперь Карана может материализоваться где угодно! Она уже исчезла и с этим ничего нельзя было сделать.

Неожиданно Магрета поняла, что ослепла: она не видела места назначения. Она помнила название «Каркарон», но теперь это был лишь звук, не наполненный конкретным содержанием.

— Карана! — закричала она. — Я потерялась, я потерялась! — Она взглянула на клубившиеся облака пустоты. Магрета больше не контролировала врата. Она не могла справиться с паникой, чтобы снова подчинить их себе.

И вдруг она что-то почувствовала — кто-то искал ее. Магрета ухватилась за петлю контакта. «Где ты?» — отправила она мысленное послание.

— Не знаю! — ответила Карана. Голос у нее был спокойный.

— Я потерялась, — заплакала Магрета. — Я потеряла нас обеих!

Карана подбодрила ее через контакт: ее способности троекровницы позволили ей повторить действия Рулька, когда они искали обратный путь на Сантенар после того, как нашли проход в Непреодолимой Преграде. От Караны исходили такая сила и уверенность, что Магрета немного успокоилась.

— Возьми меня к себе, — призывала Карана. — Ты можешь это сделать!

Магрета попыталась подтянуть ее к себе. Вскоре в тумане начала вырисовываться фигура Караны. Она медленно подплыла к Магрете и, вцепившись друг в друга, девушки стали медленно опускаться по спирали.

— Держи связь! Не отпускай!

— Я не отпущу! — мысленно прошептала Карана. — Какое место назначения?

— Конечно, Каркарон, — прошептала в ответ Магрета. — Но я больше не вижу его.

— Вот он, — послала Карана сообщение, и перед Магретой сразу же возник четкий путь. Каркарон высился пред ней, но не как картинка в ее сознании, а как реальное место. Магрета протянула к нему руки, и их швырнуло в темноте в верхнюю комнату разрушенной башни.

Девушки снова прижались друг к другу, плача от облегчения. Магрета лежала на полу, грудь ее бурно вздымалась.

— Я совершенно вымотана, — сказала она. — Никогда мне не было так плохо.

— Тогда остановись! Ты себя убьешь!

— Вообще-то нам особенно не с чем себя поздравлять, — сказала Карана вскоре, когда они завтракали среди руин. Взошло солнце, и они были этому рады, поскольку теперь Каркарон стал еще более призрачным, чем прежде. Стены как-то странно деформировались, камни были мягкие, как сыр, свет, исходящий от стен, постоянно мерцал. Даже воздух был пряным и болезненно сладким.

— Врата — пустяк по сравнению с тем, что нам предстоит.

— Я начну об этом беспокоиться, когда придет время.

— Ты определенно изменилась со времени Фиц-Горго, — заметила Карана.

— Мы обе изменились.

— Мне просто необходимо поспать, — заявила Карана. — Каких-нибудь несколько часов. Я могу быть уверена, что ты от меня не удерешь?

— Можешь, — ответила Магрета. — По правде говоря, я так устала, что не смогла бы даже спуститься по лестнице.

— И все-таки я тебе не верю. Отныне я всегда буду сомневаться в том, что ты говоришь правду. Садись вот тут, а я положу голову тебе на колени. Если ты шевельнешься, я немедленно проснусь.

Магрета повиновалась, хотя и не без усмешки. Карана прилегла и сразу же уснула. Но Магрета не спала.

«Она слишком хорошо меня знает, — подумала Магрета. — Я действительно удеру, если появится шанс». Так она просидела почти два часа, но в конце концов ноги у нее замерзли и онемели, и ей пришлось вытянуть их. Карана сразу же открыла глаза. Бросив сердитый взгляд на Магрету, она тут же улыбнулась и, погладив ее руку, снова уснула.

Слегка перекусив — это было нечто вроде второго завтрака, они отправились в путь. Шли в гору, направляясь к дороге, ведущей в Шазмак. Магрета расслабилась после волнений последних дней.

— Ну что же, вот мы и снова в пути, только вдвоем. И это правильно: мы вместе в конце, как это и было в самом начале.

Магрета вернулась мыслями к путешествию в Фиц-Горго. Какой несчастной она тогда была! Но теперь все иначе. Она стала другой, и, даже если она не вернется, а теперь ее ждал в Туркаде родной дед, по крайней мере, она отправилась в этот последний, быть может, путь в ее жизни с целью и сознанием своей значимости. И все-таки как грустно было бросать Шанда! После Салюдита она держала его на некотором расстоянии. Так было нужно.

«А как изменилась ты, Карана, — подумала Магрета. — Я помню, как ты выглядела в ту ночь, когда мы прокрались в Фиц-Горго: лицо бледное, а глаза круглые от страха. Но как только мы заключили соглашение, ты ни разу от него не отступилась. Никогда! За последний год ты перестала быть тем смеющимся ребенком». Лицо у Караны уже не было круглым, черты заострились, а взгляд стал более грустным и мудрым.

Магрета думала и об Иггуре. Она многим была ему обязана, однако он был частью ее прошлого. Необходимой частью, и в некотором отношении достойной, но, казалось, с той поры прошла целая вечность, и теперь все закончилось.

Поднимаясь по крутому склону горы, Карана украдкой взглянула на Магрету. Да, теперь они друзья, независимо от того, как начались их отношения. У Магреты больше нет этого потерянного взгляда. За последний год она нашла себя. Она теперь знает, кто она такая и каково ее место в мире. Но она знает и то, каковы скорее всего будут последствия, и потому оттолкнула от себя мир.

Каране вспомнились слова Рулька: «Ты придешь по доброй воле, когда наступит время». Как он был прав!

Сейчас у нее было такое же ощущение, как тогда, когда они с Магретой пробирались в Фиц-Горго: она совершает глупость, ввязываясь в то, что ей не под силу. Случится что-то ужасное и непоправимое. И невольно Карана начала излучать волны тревоги — точно так же, как и тогда.

Магрета ощутила это.

«Бедная Карана! Чувствительница — она пленница своих обостренных чувств». Но теперь Магрета умела спокойнее реагировать на панику подруги.

— Когда я была ребенком, в обширном краю Мирриладель, — сказала она, — я тосковала о двух вещах (помимо матери и отца).

Оторвавшись от своих мыслей, Карана взглянула на нее — столь неожиданно было замечание Магреты.

— Море и горы, — продолжала Магрета. — Я ощущала вкус моря, когда мне в самое ухо вздыхала морская раковина, но я никогда не бывала в горах. Ты не бывала в Мирриладеле?

— Нет, — тихо ответила Карана.

— Тебе бы там не очень понравилось. Это край с удивительно однообразной природой, — во всяком случае, мне так казалось в детстве. Зимой там сильные морозы и дует ледяной ветер. Летом — повышенная влажность и полно насекомых — есть даже такие, которые могут прокусить кожаную одежду. Там миллион озер, множество болот, холмы и деревья в Мирриладеле похожи один на другой — не то что ваши прекрасные леса на Мельдорине. Я видела горы лишь издалека, с самых высоких холмов нашего края, и мне страстно хотелось туда. Это были самые большие горы во всех трех мирах, как однажды сказала мне Феламора.

Сейчас девушки пробирались среди валунов. Именно здесь Карана сделала себе снежную пещеру в день после хайта. Сейчас тут было мало снега. Солнце светило им в спину, ветра не было. Вскоре Карана с Магретой вспотели.

— Самая высокая гора — Титракс, — продолжала свой рассказ Магрета. — В ясную погоду ее видно с любого холма в Мирриладеле. И она никогда не бывает одинаковой. Для коренных жителей Мирриладеля Титракс олицетворяет все жестокое, дикое и капризное в мире. Они ненавидят эту гору, возвышающуюся над их землями. И это одно из немногих верований, которое феллемы переняли у местных жителей. Феллемы тоже ненавидят Титракс.

— Как можно ненавидеть гору?

— Если можно любить ваши горы, как вы их любите, — спокойно ответила Магрета, — то, полагаю, можно их и ненавидеть. Но Титракс меня пленил. Тем более что его ненавидели феллемы. Когда я была юной, то сочиняла о нем истории.

Склон горы Каркарон, по которой девушки сейчас поднимались, стал еще круче, когда они шли над глубоким ущельем. Кое-где еще оставались тонкие мостики из прозрачного льда. Карана рассказала о своем безрассудном бегстве по одному из таких ледяных мостов.

— И ты еще читаешь мне лекции об осторожности! — тихо сказала Магрета, глядя вниз на камни на дне ущелья. Она не скоро смогла продолжить свой рассказ.

— Позже, когда занялись моим образованием, я утратила дар воображения. Его меня лишил суровый режим, которому была подчинена моя жизнь. Это было невыносимо — спрятаться мне было некуда. Позже я выстроила для себя убежище, интеллектуальное, но оно не было столь утешительным.

— Мне бы хотелось услышать о твоих детских фантазиях, — попросила Карана. Ее глубоко трогали беды детей — ведь после смерти отца ее собственное детство было таким грустным! И снова она поразилась параллелям между ее жизнью и жизнью Магреты.

— Большинство фантазий и мечтаний исчезло, хотя Титракс остался. Полагаю, тоска по нему была слишком сильной.

Теперь они шли по дороге, ведущей в Шазмак. Это была крутая тропинка, которая, петляя, все время поднималась выше и выше. Ветер здесь никогда не утихал.

— Не знаю, живут ли люди в Великих Горах. Вероятно, там ничего нельзя вырастить. Правда, раньше я думала иначе. Я воображала себе, как поселюсь внутри теплого сердца горы. Меня будут окружать другие люди, похожие на меня, дружелюбные, любящие меня, которым я буду нужна. Можешь себе представить, как много значили для меня горы, особенно после того, как я потеряла море. Это было единственное, что не могли у меня отнять: ведь когда я взбиралась на любой пригорок в Мирриладеле, то снова могла их увидеть.

— В Титраксе находится главный город аркимов, — сказала Карана. — Глубоко, в самом сердце горы.

— Наверно, это чудесное место.

— Да, так я слышала. Я никогда там не бывала.

— То, что ты за мной увязалась, доставляет большие неудобства, — сказала Магрета в тот вечер, когда они ели свой скудный ужин. — Я захватила еду только на себя. До чего же ты приставучая! — Но она улыбнулась и протянула Каране еще одну крошечную порцию.

Карана сразу же положила этот кусочек себе в рот, словно боясь, что Магрета его отнимет.

— Но ведь это всего на четыре-пять дней, — заметила она. — Даже если у нас ничего не останется на последние день-два, мы от этого не умрем.

— Если мы явимся в Шазмак, умирая от голода, едва ли нам от этого будет легче.

Карана проверила рану Магреты, щурясь при ярком свете костра. Состояние раны не ухудшилось, но и заживать она не стала. Карана снова забинтовала плечо.

— Да, трудно было бы тебе сделать перевязку одной, — заметила девушка. — А от загнившей раны тебе было бы хуже, чем от голода.

Они снова пустились в путь и шли до позднего вечера. Потом немного вздремнули, а к рассвету уже снова были на ногах. Девушки добрались до вершины восточного перевала на третий день после того, как покинули Каркарон. Это был прекрасный результат. Правда, в такую хорошую погоду было легко идти.

Карана оставила все свои страхи в Каркароне и говорила себе, что они с Магретой просто совершают приятную прогулку. Они посмотрели вниз, на Шазмак, и Карана вспомнила, как стояла здесь когда-то, девочкой двенадцати лет. Она смотрела тогда на эту пустынную местность со страхом — впереди были лишь камни да снег, и ей грозила смерть от голода.

Вспомнила Карана и другие времена — главным образом счастливые, — когда она приходила в Шазмак или покидала его с Раулем или другими своими друзьями-аркимами. Независимо от того, уходила она оттуда или возвращалась, на этом месте ее всегда охватывало волнение.

Теперь все это в прошлом. Рауль утонул в Гарре, со времени трагедии прошло больше года. Шазмак, который она знала, исчез навеки. Старинные враги аркимов завладели их городом. И Карана сыграла в этом не последнюю роль.

Должно быть, Магрета почувствовала настроение Караны, потому что больше не обращалась к ней. Когда уже почти стемнело, она обняла ее за плечи здоровой рукой:

— Пора разбить лагерь. Ты говорила, здесь есть какое-то укрытие?

Карана повела ее по едва приметной тропинке в укрытие под нависшим выступом. Они обнаружили там маленькую круглую пещеру, высеченную в скале, которую в непогоду можно было закрыть каменной плитой, заменявшей дверь.

— Это делали не аркимы, — сказала Магрета.

— Да, слишком грубая работа для них. Это сделано давно, когда аркимов еще не было.

— И Стражей тоже не было?

— Да. Наверно, Стражи испортились, когда пал Шазмак.

Девушки поели и, забравшись в спальные мешки, заснули. По крайней мере, Карана спала. А Магрете опять не хотелось. Плечо болело, но усилием воли она заставила себя забыть о нем. Над горами мерцали звезды, но к середине ночи их заволокло туманом. Магрета лежала в темноте, размышляя и наблюдая.

Когда наступил самый темный час ночи, она поднялась, вынула из своего рюкзака остатки пищи и положила на пол возле Караны. Потом наклонилась и, коснувшись виска Караны кончиками пальцев, тихо произнесла: «Спи!»

Карана вздохнула и уснула еще крепче. Магрета вскинула на плечо рюкзак, который стал теперь намного легче, натянула сапоги и вышла из пещеры. Сквозь густой туман тускло светила луна. Прикрыв каменную дверь, Магрета на минуту задержала на ней пальцы, потом повернулась и в полном одиночестве зашагала по дороге, ведущей в Шазмак.

 

35

МОЙ ДРУГ, МОЙ ВРАГ

Магрету охватило нетерпение. Наконец-то она сбросила с себя оковы прежней жизни — те, в которые заковала ее Феламора. Будущее было ей неведомо, но, что бы ни ждало Магрету в Шазмаке, это был ее собственный выбор.

Интересно, как ее там встретят? Размышляя об этом, Магрета шла по тропинке в темноте. Бремя от времени лунный свет падал на дорогу, но из-за тумана пейзаж казался каким-то нереальным. Она едва могла отличить утес справа от пропасти слева, снег под ногами — от обледеневших камней, по которым ступала.

Торопясь вперед, она вдруг поскользнулась и упала, больно ударившись раненым плечом. Поднявшись, девушка осознала, что опасность более чем реальна: Магрета могла полететь в пропасть.

Постелив на землю куртку, она уселась, прижавшись спиной к скале. Плечо ныло. Внизу, на дне ущелья, плескалась речка — поток Гарра. Над Магретой вздыхал ветерок, пробираясь мимо каменных башенок, покрытых льдом. Мысли ее обратились к Рульку. Она вспомнила ту жаркую грозовую ночь в Туркаде, когда к ней пришло мысленное послание от него. Рульк был великолепен и ужасен. Когда он поднял ее, прикосновение ожгло кожу Магреты. И все же он показался ей очень уязвимым.

«Сначала Иггур, теперь Рульк, — размышляла она. — Почему меня тянет к могущественным, безжалостным мужчинам, у которых столь очевидны их слабости? Не оттого ли, что у меня самой комплексы? Несмотря на то что Иггур любил меня и до сих пор продолжает любить, все остальные живые существа ему безразличны. Он полон злобы и страха и не остановится ни перед чем, чтобы получить желаемое. Что он сделал с Мельдорином и со Второй Армией! А еще, — вспомнила Магрета, — он утаил от меня тайну моего происхождения. Он все время это знал или догадывался, даже тогда, в Фиц-Горго. Я ясно помню его слова: «Скажи, где мне найти Феламору и зачем ей Зеркало, и я поведаю тебе, кто твои родители, что с ними случилось и почему это навлекло такой позор на феллемов»».

А позже, в Туркаде, когда Магрета спросила у него об этом, Иггур притворился, что все это время ошибался относительно ее родителей. «Почему он лгал? Опасался того, что я могу сделать, если узнаю, что в моих жилах течет кровь каронов?»

Достав Зеркало, Магрета посмотрела на металлическую трубку, поблескивавшую в лунном свете. Нет! Не сейчас! Не здесь!

Убрав Арканское Зеркало, она снова пустилась в путь. От пещеры, где осталась Карана, до Шазмака был долгий путь, но Магрета не стала отдыхать, опасаясь, что Карана освободится скорее, чем она ожидает. Днем Магрета добралась до моста, возле которого Карана и Лиан сделали привал по пути из Туллина в Шазмак. Перейдя по мосту на другую сторону, Магрета двигалась все вперед и вперед. Несколько раз она почувствовала, что дорогу охраняют железные Стражи, но каждый раз Магрете удавалось проскочить, не потревожив их. Она инстинктивно знала, как это сделать.

К Шазмаку Магрета подошла ночью, холодной и ясной, что было совсем некстати. Как же ей пробраться в город? И что она там увидит? Что будет делать? Она не знала ответов на эти вопросы.

К середине ночи Магрета преодолела последний мост, натянутый над рекой Гарр. Он качался у нее под ногами, и ей стало дурно от этого. Она буквально валилась с ног от голода и усталости. Гарр в этом месте был бурным и оглушительно ревел. Пока Магрета перебралась на другую сторону, у нее чуть не началась морская болезнь.

И вот пред ней предстали большие ворота из кованого железа. Они были закрыты. С помощью осветительного шара Магрета осмотрела их. И тут заметила две высокие фигуры с той стороны ворот. «Вельмы! Нет, эти называют себя гаршардами». Девушка постучала в ворота.

— Меня зовут Магрета, — сказала она. Лицо первого часового было покрыто шрамами. Вторым часовым оказалась женщина, почти такая же высокая, как первый, с черными волосами и темными глазами, миловидная, но очень худая.

Это были Идлис и Йетча, которых низвели до положения караульных после того, как они голосовали против сказания Рулька во время великого состязания в Каркароне. — Отведите меня к Рульку! — Магрета ощутила волнение, произнося его имя.

Узнав Магрету, Йетча вскрикнула и бросилась на девушку, трясясь от злости. Идлис удержал ее. Они взяли Магрету с двух сторон под руки, но та не собиралась идти как пленница — особенно к Рульку.

— Отпустите меня, — холодно произнесла она, и Йетча с Идлисом повиновались. Они провели ее по крытой галерее, через двор, вымощенный плитами янтарного и черного цвета и украшенный маленькими башенками с ажурным серебряным узором, блестевшим в лунном свете, с куполами, высеченными из нефрита. Черный фонтан с одной стороны обледенел, и лед походил на подтаявший воск свечи. Почему-то Магрете показалось, что он портит великолепие Шазмака.

— Ступайте вперед, — приказала она. — Объявите о моем приходе!

Вероятно, эти гаршарды знали, что она сделала с их собратьями в Фиц-Горго и Баннадоре. А возможно, получили относительно нее какие-то особые распоряжения. Во всяком случае, они послушались ее. Дойдя до двойных дверей, Йетча постучала, и они отворились. Йетча переговорила с часовыми, стоявшими за дверями, и те пропустили Магрету внутрь. Едва она успела войти, как двери за ней захлопнулись. Удастся ли ей когда-нибудь выйти отсюда?

— Пойдем! — сказал Идлис своим тягучим голосом. Магрета последовала за ним по длинным коридорам и странным винтовым лесенкам. Йетча двигалась за Магретой, чуть не наступая ей на пятки, и это так действовало последней на нервы, что она почти ничего не замечала вокруг. Она не смогла бы сказать, из чего сделаны полы, какие в Шазмаке стены. Она ни разу не взглянула на резьбу и фрески и проволочные фигурки, свисавшие с потолка. И если и могла бы найти дорогу обратно, то благодаря собственной интуиции, а не зрительной памяти.

По пути ее сердце стало бешено биться, во рту пересохло. Магрету начали преследовать страхи, в основном вымышленные. Сделав над собой большое усилие, девушка отогнала их. Она осознала, что не владеет собой, как это часто бывало с ней в прошлом.

Часовые ввели ее в зал заседаний — огромное помещение с высоким потолком. Поразительная архитектура этого зала демонстрировала безграничную власть аркимов над пространством и материалом. Изящные лесенки, кружившие по стенам, вели к балкончикам и нишам. Сквозь потолок, прозрачный как стекло, были видны звезды.

В самом центре зала Магрета увидела лестницу, казалось созданную из стекла и паутины. Она вилась спиралью вверх, каждый новый виток спирали был большего диаметра, чем предыдущий. По этой лестнице можно было подняться на балкон.

Именно там Рульк выбрал место для своего кабинета. Сейчас он работал за огромным столом. Машина черной глыбой возвышалась у него за спиной. Рульк посмотрел вниз, туда, где стояла Магрета в окружении часовых.

— Господин, — нервно произнес Идлис, — эта женщина необнаруженной добралась до главных ворот. Это Магрета!

Откинув свой капюшон, Магрета вышла вперед на свет.

— Ты! — воскликнул Рульк, отложив работу. — Когда доложили, что к нам явился незваный гость, я решил, что вернулась Карана. Но ты — это еще интереснее. Словно она вернулась. Иди сюда, Магрета.

Кого он имел в виду? Ялкару? Магрета медленно поднималась к нему по лестнице, смущенная пристальным взглядом Рулька. Он был крупным мужчиной, даже выше Иггура, могучего телосложения. Волосы были блестящие, густые и черные, борода — тоже.

Магрета подошла к нему. Взгляды их скрестились. Наконец Рульк протянул руку, и она, удивившись, взяла ее. Кожа у него была горячая.

Магрете стало щекотно, словно кто-то тихонько дышал ей в шею. Она утратила чувство времени. Она была словно в огне. Нервы трепетали, и Магрета ощутила напряжение во всем теле, от макушки до пальцев ног. Казалось, от Рулька исходит ток, который ее заряжает. И вдруг последовал взрыв, и разряд вернулся через руку Магреты к Рульку.

— Ах! — воскликнул он, сжимая руку Магреты так, что кончики ее пальцев стали пунцовыми. Она не пыталась отстраниться — впервые в жизни Магрета испытала экстаз.

Наконец Рульк заглянул в глаза Магреты, поднес ее тонкие пальцы к губам, коснувшись их легким поцелуем, и выпустил ее руку из своей.

Магрета смотрела в его глаза, не в силах оторваться, желая его и сознавая, что он это понимает. Они не замечали гаршардов, собравшихся вокруг них и образовавших идеальный круг. Затем, словно движимые единым порывом, гаршарды прокричали что-то одобрительное и, повернувшись на каблуках, вышли, оставив Рулька и Магрету одних в огромном зале. Даже Йетча удалилась, и ее ревность сменилась презрением.

Магрета ощутила слабость в коленях. Она потупила взор, вспыхнув от смущения. Когда-то гаршарды ненавидели ее — тогда они еще были вельмами. Но это было до того, как Рульк наложил на нее свою печать одобрения.

— Что со мной такое? — пробормотал Рульк. — Никогда прежде я не терял над собой контроль. Пойдем к камину. Сними плащ.

— Мне удобно и так, — ответила она, но все же сняла плащ и передала ему.

Магрете вспомнилась та ночь, когда они встретились в Туркаде. Какая сильная гроза бушевала тогда, пытаясь разнести крепость на куски. Магрета также вспомнила, что тогда на ней почти ничего не было, лишь промокшая сорочка.

— Не смотри на меня так, — попросила она. Казалось, он видит ее насквозь. — Я не могу собраться с мыслями.

— Мне не хотелось бы никоим образом причинить тебе неудобств, но я не в силах отвести от тебя глаз.

И тем не менее Рульк отвернулся. Он хлопнул в ладоши, и появился слуга. Это был не гаршард, а удивительно тощий молодой человек с ямочкой на подбородке. Он пересек комнату и отвесил низкий поклон. Каштановые локоны упали на его худые щеки, потом он выпрямился и стоял пред ними, молча ожидая распоряжений.

— Принеси еду и питье, Джанс, — приказал Рульк. Джанс поспешил прочь.

Магрета терпеливо ждала, склонив голову набок. Вид у нее был совершенно спокойный и царственный, но изнутри ее сжигал огонь сомнения. Рульк усадил Магрету в кресло и придвинул к ней свое.

— Зачем ты сюда пришла? — спросил он.

Зачем? Сила Рулька окружала Магрету со всех сторон — она была заключена в гаршардах, его машине — этой чудовищной махине, а еще больше — в самом Рульке. Значит, вот какими были кароны. И она снова почувствовала, что ее тянет к нему, к этой расе вообще, такой малочисленной, но сделавшей так много.

«Наверно, это от того, что я троекровница, — подумала она. — Хотя я наполовину феллем, из-за Феламоры я никогда не ощущала с ними родства. А Сантенар — это часть меня. Но как же я тоскую по той другой части, связанной с каронами!»

— Я пришла, чтобы помешать тебе заключить союз с Феламорой, — ответила Магрета. — Я знаю, что у тебя есть, — она указала взглядом на машину, — и чего тебе недостает. Не заключай с ней союз, прошу тебя.

— Феламора? — Рульк вопросительно приподнял бровь. — Абсурдная идея!

— Пожалуйста, не делай этого.

Вернулся Джанс, он принес низкий столик и неуклюже поставил его перед гостьей, потом сходил за вилками и ножами, блюдами с едой и кувшином. Магрета поняла, почему он так неловок: у него не было кисти руки. Рульк налил из кувшина желтую жидкость в бокал и передал его Магрете. Напиток был горячий, с ароматом перца.

— А почему бы и нет? — продолжил он разговор.

— Непреодолимая Преграда разлагается. Если ты ее разрушишь, Сантенар обречен.

— Я знаю, что это рискованно, — ответил он, — но я изучил Непреодолимую Преграду, я сумею это сделать.

— В мире нарушено равновесие, и сама Преграда изменилась, — сказала Магрета. — Разве ты не чувствовал этого, когда запускал свою машину? Я поняла это уже в первый раз, когда открывала врата.

— Ты открывала врата? — изумился Рульк. — А какое устройство ты применяла?

— Сначала я использовала магические камни и Зеркало. Я научилась этому у Феламоры. Хотя ей и не хватает уверенности, да и знаний. Но теперь мне достаточно просто видеть пункт назначения, все остальное — вот здесь. — И Магрета постучала по своему лбу.

— Что же в тебе такое? — вздохнул он. — Я никогда не встречал никого подобного тебе.

Магрета не видела причин скрывать от него свою тайну.

— Мой отец был феллемом, а мои дедушка с бабушкой — Шанд, которого ты, может быть, знаешь как Джиллиаса, и Ялкара. Я троекровница.

Рульк подскочил:

— Теперь я понимаю!

— Что? — спросила Магрета с тревогой в голосе.

— Карана метнула тебе петлю контакта в Нарне, а я почувствовал ее и использовал, чтобы пробудить своих гаршардов. Я никогда не понимал, как мне удалось почувствовать эту связь из Ночной Страны.

— И как же?

— Эта была связь между троекровницами — самый мощный и редкий из всех контактов. Итак! — Рульк шумно выдохнул. — Ты создаешь врата, не прибегая при этом к каким-либо дополнительным средствам! Если бы только ты могла передать свой талант следующим поколениям!

— Вряд ли, — сказала Магрета холодно и рассмеялась. — Троекровницы бесплодны. — Сама она и не мечтала о детях.

— Большинство, но не все. К тому же есть разные способы улучшить твои шансы зачать ребенка. Мы, кароны, знаем об этом все, что только можно знать.

— Забавно! — воскликнула Магрета, чувствуя себя очень неловко.

Феламора была крайне стыдлива и никогда не беседовала со своей воспитанницей на подобные темы.

— Это не относится к делу! Ты должен меня выслушать. Непреодолимая Преграда разрушается, и твоя машина может ускорить процесс распада. Никто не понимает, с чем они имеют дело. Ты рискуешь открыть Сантенар для обитателей бездны.

Рульк махнул рукой закрывая тему:

— Я тебя выслушал. Расскажи мне об этой новой флейте. Откуда она взялась?

Почему бы и не сказать ему?

— Ее сделал Тензор, использовав мое право первородства — золото Ялкары.

— Ах, вот как! Значит, она его все-таки нашла.

— Нет! — воскликнула Магрета, не думая. — Феламора украла то золото из Хависсарда, и я знаю, что это остатки Золотой флейты. Мое право первородства — собственные драгоценности Ялкары, которые она захватила с Аркана.

— Откуда ты знаешь, которое из них какое?

— На ощупь. Золото Ялкары приятно трогать, а до того, которое украла Феламора, неприятно дотрагиваться. Оно зловещее!

— Так и есть, — заметил Рульк. — Где флейта сейчас?

— Я попыталась ее использовать, но это чрезвычайно опасная вещь. Я оставила ее в Туркаде. Когда ты в следующий раз будешь использовать свою машину…

— Не читай мне лекции, Магрета! — резко перебил ее Рульк. — Ты думаешь, я не понимаю? Разве я не провел путь из бездны к Аркану? Разве не запускал машину в прошлый хайт, чтобы перебраться через бездну?

— И ничего не получилось. Карана мне рассказывала.

— Я поступил легкомысленно. Я не защитил Карану должным образом. В следующий раз все будет иначе!

Его темные брови нахмурились. Пока Рульк говорил, перед Магретой мелькнуло изображение кого-то, кто шатаясь брел вверх по бесконечной лестнице из металла и камня. Лишь по рыжим волосам и бледному лицу в этой фигуре Карану. Потом видение исчезло.

Рульк взял Магрету за руку:

— Послушай! Я проделал большую работу с Непреодолимой Преградой. Я знаю, как она устроена. Я буду осторожен.

— У тебя есть другой мир, в который ты вернешься. Что тебе до Сантенара?

— Но Аркан стал для нас роковым местом. Мне не все равно, как ты думаешь! Мне есть дело до Сантенара. И этого не может не знать тот, кто был брошен в бездну умирать. Мне есть дело до всех миров. — Речь его была такой пламенной, что Магрета не знала, что сказать в ответ.

— Посмотри на нас! — Он сжал руку девушки и, притянув Магрету к себе, заглянул в ее глаза.

Она снова ощутила безумный трепет.

— Когда-то, когда у нас был свой мир, нас было много. Но нас вышвырнули в бездну, каждого по отдельности — умирать! Чтобы полностью уничтожить нашу расу. — Все еще не отпуская ее руки, он говорил с такой страстью, что Магрета была очарована. — Ты можешь вообразить, что такое бездна? Это самая дикая, варварская, бесплодная и ужасная вселенная. Она непрерывно изменяется, и те создания, которые в ней обитают, так же быстро видоизменяются, поскольку в этом их единственный шанс выжить. Там нет ни милосердия, ни жалости, ни прощения. Любое живое создание имеет там лишь одну цель — выжить! Как эти твари пировали, пожирая наших детей, наших больных и стариков!

Магрета изумилась, увидав в его глазах слезы, и еще больше — когда почувствовала, что ее глаза тоже увлажнились.

— Через месяц нас были уже не миллионы, а всего несколько тысяч. За этот месяц мы узнали многое о том, как выживать. Мы научились находить убежище в бесплодных раскаленных скалах и защищать его. Научились охотиться на любое существо, которое слабее нас, и прятаться от тех, кто сильнее, или коварнее, или умнее.

Ярко-красные глаза Рулька пылали. Он больно сжал руку Магреты, но ей не хотелось прерывать его.

— Мы так и не смогли увеличить свое число, хотя научились урокам бездны, и стали такими же жестокими, как и ее коренные обитатели. Из бездны все стремились удрать, но больше всех стремились мы, так как знали, что находится за ее пределами. Магрета, для меня наше выживание важнее всего.

Он выпустил ее руку. Рульк обезоружил Магрету, и она не знала, как справиться с ситуацией. Она почти забыла, зачем вообще здесь находится. И лишь где-то в глубине сознания то более, то менее звучала мысль о Рульке-предателе.

— Зачем ты пришла в Шазмак? — снова спросил он.

— Я уже сказала. Чтобы помешать Феламоре заключить с тобой союз.

— Нелепая идея! И все же я сделаю то, что должен ради нашего выживания, — задумчиво ответил он. — Ты чувствительница, как Карана? Ты сумеешь отыскать для меня Путь между мирами?

— Нет, я не чувствительница и потому не смогу помочь тебе.

— Но ты можешь привести сюда Карану?

«Интересно, что сейчас делает Карана?» — подумала Магрета.

— Полагаю, да, если я решу, что это правильно! Хотя у Караны на все есть собственное мнение. Для чего она тебе нужна?

— Я не буду обсуждать с тобой свои планы, если только… — Рульк наклонился и хотел, было взять Магрету за руку, но она не дала. Его голос пробудил в ней острую тоску и томление. — Стань моим союзником! У нас будет идеальное партнерство. В душе ты карон, Магрета. Я это знаю!

Магрета едва ли стала бы отрицать последнее. Слова Рулька потрясли ее до глубины души. Но ее разум сдерживали эмоции.

— Ты знаешь, что у меня есть другое обязательство, — бесстрастно произнесла она. — Оно противоречит твоим планам. Более того, я не забыла, что ты враг Иггура и что ты был с ним крайне жесток. Он до сих пор еще не оправился окончательно. — Глаза Рулька сузились.

— Не я это начал, — ответил он. — Обо мне рассказывают много лжи. Меня предали. Иггур напал на меня, он и Мендарк, самый большой обманщик и предатель на Сантенаре. Я только защищался. Итак, теперь ты на стороне Иггура! Он все еще твой любовник?

— Нет! — прошептала она. Ей хотелось сказать: «Нет, после того как я увидела тебя», — но она не отважилась.

Повисла долгая пауза. Наконец Магрета нарушила молчание:

— Ты знаешь, как тебя называют?

— Великим Предателем! И я ничего не могу сделать, чтобы изменить это мнение. Я знаю, кто я, — я себя не обманываю. Я не подлизываюсь к потомкам.

Магрета продолжала его обвинять, поскольку ей хотелось, чтобы он объяснил, почему ему приписывали все эти грехи, или опроверг слухи о себе.

— А как насчет аркимов? Кароны отобрали и разграбили их мир, сделав из них рабов.

— Разве львица даст своим детенышам умереть с голоду из-за жалости к ягненку? Если бы мы не отправились на Аркан, мы бы погибли и наша великая раса исчезла бы навсегда. Да, мы захватили Аркан. Сто каронов овладели этим миром. Если бы они любили свой мир так, как мы наш, то даже миллионное войско не захватило бы его. И разве мы причинили аркимам вред? Нет, мы сохраняли и защищали древнюю и благородную культуру аркимов. Мы их не порабощали — они просто хотят прикрыть то, в чем не могут себе признаться: им не хватило мужества! У них было довольно свободы.

И даже здесь, на Сантенаре, не мы начали войны Катаклизма. В этих войнах погибло много того, что было великим и прекрасным. О чем я не перестану сожалеть.

— Ты говоришь, что о тебе рассказывают сплошную ложь. Я не могу в это поверить.

— И не надо. Многие слухи правдивы. Я жесток и безжалостен и всегда использую против своих врагов любое оружие. Я сделаю ради выживания то, что необходимо. И так поступил бы всякий, кто предан своей расе.

— Ты отказался выполнить уговор, когда Лиан победил тебя в состязании.

— Он лгал, но я ничего другого и не ожидал от врага. Я разъярился, поскольку позволил обмануть себя при собственных слугах. Из меня сделали дурака, и мой авторитет у гаршардов был подорван. Наступит время, когда мне придется за это расплачиваться.

Но Магрета все не унималась:

— Но твое сказание о состязании на Аркане показало тебя…

— Я глупо вел себя на Аркане, как говорит сказание. Но это было тысячи лет тому назад, когда я был молод и горяч. Магрета, разве в твоем прошлом нет поступков, которых бы ты стыдилась? Я никогда не пытался их скрыть. У меня все-таки есть какое-то чувство чести.

Рульк произнес это очень просто, потом подошел к машине. Положил на нее руку, но, по-видимому, машина не принесла ему утешения. Появилась Йетча, но он махнул ей, веля выйти. Магрета смотрела на него, размышляя о том, что из сказанного им правда. Она не могла выкинуть из головы дурную славу Рулька, но все, что она видела и чувствовала, противоречило ей.

Резко повернувшись, Рульк направился к Магрете:

— Что ты решила?

— Пока ничего. Я запуталась. — И это было правдой. — Мне нужно подумать.

— Тогда ты поймешь то, что я сейчас сделаю. — С этими словами он взмахнул руками. И вдруг девушка поняла, что больше не может двигаться. — Если ты решишь присоединиться ко мне, все, что мне нужно, — твое слово.

Магрета не стала бороться, и это удивило его. Она лишь смотрела на него своими чудесными грустными глазами.

Рульк громко хлопнул в ладоши. На пороге появились Йетча и Идлис, и он обратился к ним:

— Проведите Магрету в ее комнату. Ты пойдешь без сопротивления, Магрета, или мне придется принудить тебя? Учти, что у меня много сотен гаршардов.

— Я… я даю слово, — ответила она.

Он явно испытал облегчение.

— В таком случае я отведу тебя сам. Пошли. — Отпустив гаршардов, Рульк взял плащ Магреты: — Сюда.

Девушка молча двигалась рядом с ним. К ней вернулось самообладание, теперь она уже замечала странность и великолепие Шазмака. Рульк вел ее по лабиринту переходов, по воздушным серебряным лестницам и мостику, словно сотканному из паутинки, который был перекинут между двумя башнями-близнецами. По пути до нее дошло, что странные фрески изображают Аркан — мир, откуда прибыли ее предки — кароны. И она не могла налюбоваться этими сумрачными пейзажами — высокими башнями, фонтанирующей лавой и зеленовато-желтым снегом.

Когда они пришли в башню, Рульк провел ее по коридору, куда выходило множество дверей, и остановился перед одной. Подождав, пока она откроется, он ввел туда Магрету.

— Это не темница?

— Насколько я понимаю, это были комнаты Караны, когда она здесь жила. Я подумал, тебе здесь будет удобнее.

Магрета была тронута:

— Благодарю тебя.

Она вошла внутрь, и он последовал за ней. В комнате были слышны завывания ветра, который бушевал где-то вдалеке. Прикоснувшись к осветительным шарам, девушка зажгла их, потом осмотрела мебель и кухню, размышляя о жизни Караны. В комнате, которая, вероятно, являлась спальней Караны, в толстую стену было вставлено хрустальное окно — единственное увиденное Магретой в Шазмаке. Снаружи начало светать. Магрета посмотрела на башенки, шпили и воздушные мостики Шазмака. На заднем плане высились горные пики, покрытые снегом.

— Тебе нужно принять ванну, поесть и выспаться — сказал Рульк. — Я пришлю еду и питье. Тут есть все, что тебе может понадобиться. До завтра! — Поклонившись, он вышел.

Магрета проверила дверь, ожидая, что она заперта, но дверь легко открылась. Она подождала, пока появится чуть ли не раболепствующая Йетча с обещанным угощением, потом заперлась, приняла ванну и улеглась в постель. Нужно было о многом подумать. То, что было в Магрете от каронов, верило в слова Рулька, ощущало потерю их собственного мира и ужас уничтожения целого народа. Ялкара не упомянула об этом в послании, оставленном для Элиоры. Как Магрете хотелось сейчас взглянуть в Зеркало и увидеть Ялкару!

Магрете не спалось. Она обошла отведенные ей покои и обнаружила, что они очень просторные и удобные. Девушка уселась в какое-то кресло любопытной формы. За окном завывал ветер.

Стащив с постели одеяло и закутавшись в него, как в кокон, Магрета свернулась в кресле калачиком и незаметно заснула. Очнулась она от приступа такого сильного желания, что ей захотелось заплакать. Она страстно желала Рулька, мечтала, чтобы он немедленно оказался с ней в кровати. Совершенно неведомая дотоле страсть поразила ее саму. То, что она питала к Иггуру, бледнело по сравнению с этим. Подойдя к окну, Магрета прижалась к стеклу воспаленным плечом и горячей щекой. От холода ей стало легче, но страсть не угасла. Вскоре Магрета вернулась в постель, но из-за безумных мыслей, преследовавших ее, не могла заснуть. Образ Рулька не покидал девушку ни на секунду!

 

36

В РУДНИКАХ ШАЗМАКА

Карана не проснулась, когда Магрета выскользнула наружу, хотя обычно у нее был чуткий сон. Но ближе к утру ей стало холодно и страшно. Ей снилось, что она пытается проснуться, но не может. «Крышка» ее сознания не открывалась, так как ее удерживала невидимая паутина.

Утром солнечные лучи пробились сквозь щели в каменной двери. Но Карана все спала, и теперь ее мучило то, что она не может проснуться, — значит, она слишком слаба и не в силах помочь ни себе, ни Магрете.

Солнце поднялось выше. Лучи потянулись по полу, потом исчезли. Рассеянный свет проник в убежище. Дойдя до зенита, солнце быстро ушло на северо-запад. Наконец, когда оно опустилось за горы и в комнате угас последний свет, Карана стряхнула со своего мозга паутину и проснулась.

Она почувствовала усталость и раздражение — так бывает после слишком долгого сна. Вначале ей показалось, что сейчас уже утро, и Магрета вышла прогуляться. Но рюкзак ее спутницы исчез, и небольшая горка продуктов возле ее собственного рюкзака объяснила Каране все. Она не удивилась: чего-то в таком роде она и ожидала от Магреты, и именно поэтому не рассказала ей о потайном пути в Шазмак.

Должно быть, Магрета опередила ее чуть ли не на целый день, и теперь нет надежды за ней угнаться. Карана хотела открыть дверь, чтобы увидеть последние лучи света и вдохнуть свежий воздух. Дверь не поддавалась. Карана сделала новую попытку — снова безрезультатно. Дверь заклинило. Она почувствовала себя униженной: мало того, что ее покинули, ее еще и заперли.

Карана осмотрела дверь, представлявшую собой плиту из сланца. При свете осветительного шара Карана заметила, что эта плита скользит по бороздке, высеченной в каменном полу. Наверху металлический брусок, привинченный болтами к крыше, удерживал дверь от падения. Карана не обнаружила ничего, что мешало двери открыться, но она не двигалась ни в одну сторону.

Какую бы форму Тайного Искусства ни применила Магрета, она была за переделами понимания Караны. Девушка запаниковала: а что, если дверь так и не откроется? Замурованная, она умрет здесь через несколько дней: ведь у нее мало воды в бутылке. Несомненно, Магрета оставила какой-то выход, либо чары исчезнут через день-два.

Снова осмотрев дверь, Карана заметила, что за прошедшие века дверь углубила бороздку в полу. Наверху же было такое большое отверстие, что можно было просунуть руку.

То есть у нее было два варианта: вынуть дверь из бороздки внизу или отколоть сланец сверху, чтобы она выпала наружу. Первый вариант казался легче, но у Караны не из чего было сделать рычаг. Она вынула нож.

Даже взобравшись на рюкзак, Карана с трудом дотянулась до верха двери. Сланец был мягкий, но уйдут часы, а то и дни, чтобы отковырнуть достаточно сланца и повалить дверь. Пока что пыль попала ей прямо в глаза. Потом сломался нож.

Швырнув его обломки на пол, Карана прижалась лбом к холодному камню. Он слегка сдвинулся. Уперевшись ногами в стену, она ухватилась за края двери и медленно выпрямила ноги. Низ двери чуть приподнялся, затем снова опустился. Карана предприняла три бесплодные попытки. Затем улеглась на спальный мешок и задумалась, глядя в потолок.

Что сейчас делает Магрета? Видимо, она уже на подступах к Шазмаку. Она не поделилась с Караной своими планами. Вероятно, их у нее и не было — вряд ли она придумала что-то конкретное. Несмотря на удивительные способности Магреты, Карана сомневалась, что та в состоянии отвести от Сантенара нависшую над ним угрозу. У нее была сила, но не хватало хитрости и воображения.

«Я нужна ей, — думала Карана. — Скоро она попадет в ужасную беду, и никто, кроме меня, не поможет ей. И если я не выберусь отсюда поскорее, может быть поздно». Карана знала, что делает глупость: куда ей тягаться с Рульком и Феламорой? Но она должна поддержать друга. И заплатить за свои преступления: за то, что помогла Рульку и впустила транкса в Сантенар.

Подняв рукоятку ножа, Карана подумала, что его можно использовать как клин. Рванув дверь, она всунула в щель нож и снова приподняла плиту. Она повторила это несколько раз, и каменная дверь, доехав до края бороздки, снова застряла. В отверстие уже можно было просунуть голову. Выглянув наружу, Карана задела плиту плечом, и та заскользила по бороздке. Девушка едва успела втянуть голову обратно, при этом больно оцарапав ухо, — и дверь снова захлопнулась. Сердце у Караны бешено забилось.

От ужаса, нахлынувшего на девушку, она не могла стоять. Карана села и, опустив голову на руки, вообразила, как лежит здесь с раскроенным черепом, застрявшим в дверях, и медленно умирает. «Это одна из самых больших глупостей, какие ты когда-либо делала, — сказала она себе. — Не надо так спешить!»

Но время не ждало. И потому Карана вновь принялась за дверь, очень сильно толкнула ее, и низ приподнялся, выскочив за край бороздки. Карана отпрыгнула в сторону, и плита рухнула на пол, расколовшись на куски. Холодный воздух ворвался в убежище. Судя по звездам, было около полуночи. Подхватив рюкзак, Карана отправилась догонять Магрету.

Тензор поведал Каране, что потайной путь в Шазмак начинается почти на дне ущелья — у самой реки, с узкой петлявшей тропинки. Девушке нужно попасть туда до рассвета, иначе она не сможет передвигаться из опасения быть пойманной.

Ночь была темная, месяц только-только показался на небе, но дорога была в хорошем состоянии, так что Карана двигалась по ней довольно быстро.

Ей оставался всего час пути до тропинки, когда начало светать. Туман, поднимавшийся от реки так сгустился, что девушка едва различала собственные ноги. Ей приходилось ощупывать утес, чтобы не сбиться с дороги.

К тому же путь стал крайне опасным — узким, крутым, то и дело Карана спотыкалась о камни и корни, которых не могла разглядеть сквозь туман. Вскоре, поняв, что дальнейшее продвижение по скалам вслепую просто невозможно, Карана остановилась позавтракать.

Когда показалось солнце, туман быстро рассеялся, но, несмотря на то что спускаться стало легче, Карана добралась до реки только после полудня. Гарр превращался тут в бурный белый поток, стремительно несущийся через бесконечные пороги и гигантские валуны. Он обрызгал Карану пеной, которая казалась жемчугами в ее рыжих волосах. Грохот воды заглушил мысли девушки.

В скале была высечена платформа, возвышавшаяся над потоком. Дойдя до нее, Карана увидела шахту, уходящую внутрь горы, и сначала подумала, что это обвалился кусок скалы, открыв потайной путь. Но вскоре поняла, что это вход в рудник: внутри тоннеля валялись куски черной породы и сломанная ручная тележка. Весь район был изрыт сетью туннелей, здесь аркимы добывали руду, из которой в свое время возвели Шазмак. Должно быть, потайной путь дальше, вверх по реке.

Карана направилась туда, вспоминая указания Тензора. «Иди вверх по реке, двести восемьдесят шагов от конца, платформы». Но имел ли он в виду шаги Караны или свои? К тому же невозможно было отмерить расстояние, пробираясь по валунам. Кроме всего прочего, ей не давали покоя слова Тензора о том, что нельзя пройти по тайному пути в одиночестве. «Возьми кого-нибудь высокого», — сказал он. Слишком поздно!

«Взгляни вверх, на утес. Ты увидишь, что одна часть его совсем гладкая — за исключением двух маленьких овальных каменных шишек».

Карана подняла голову, но ничего похожего не обнаружила. Однако несколько дальше она заметила, что серая скала была действительно гладкой. Подойдя к тому месту, она вновь посмотрела на скалу, но ничего не увидела, что походило бы на каменные шишки. Девушка уселась на валун, гладя на утес. Здесь, в ущелье, был пронизывающий холод. Скалы были покрыты заледеневшей пеной, которая вряд ли растает до весны.

И все же Тензор дал ей верное описание. Посмотрев под ноги, Карана увидела круглый камень рядом со своим сапогом, и еще один неподалеку. Наверно, эти камни обнаружились после того, как Тензор побывал здесь в последний раз.

«Возьми ключ, держи его бородкой вниз, коснись плоской части левого овального камня, потом правого, потом снова левого. Сделай это быстро. Посчитай до десяти и сделай снова то же самое, но начни с правого камня, а бородку ключа поверни налево. Потом отступи назад».

Карана выполнила все точно по инструкции и подождала. Целую минуту ничего не происходило, но вскоре на гладком склоне скалы очертился квадрат, и входная плита упала у самых ног девушки. Карана, вскрикнув, отпрыгнула в сторону и, поскользнувшись на льду, расшибла колено. Плита с треском рухнула на валун, на котором только что сидела Карана. Девушка огляделась, проверяя, не видел ли ее кто, потом вошла внутрь.

Там она коснулась ключом камня, описанного Тензором. Плита поднялась, закрыв собой проход. В туннеле стало совсем темно. Правда, здесь было гораздо теплее, чем снаружи. Карана зажгла свой осветительный шар и пошла по туннелю, повторяя про себя различные инструкции, с помощью которых она могла безопасно и тайно проникнуть в Шазмак. Этот путь предназначался для бегства, а не для вступления в город, и тут было множество ловушек, которые следовало обнаружить.

Первым был Страж. Если его не обезвредить, он передаст сигнал тревоги Стражам в Шазмаке, и каменный блок упадет, запечатав проход в город. Этот Страж находился всего в двадцати шагах от входной плиты. Двадцать шагов Тензора — двадцать пять шагов Караны. Чтобы Страж не заметил ее, нужно было несколько раз постучать по чашеобразному углублению в камне. Карана не сразу нашла это углубление, так как оно было едва различимым и находилось довольно высоко. Она осторожно двинулась вперед, ничего не произошло. Должно быть, она все сделала правильно и сигнала тревоги не последовало, решила Карана.

Пройдя еще немного, она остановилась и пообедала. Наверно, снаружи уже темнеет. Внезапно на Карану напала сонливость. Девушка забралась в спальный мешок и сразу же уснула. Несколько часов спустя Карана протерла глаза и снова отправилась в путь.

Порой туннель шел в гору, но в основном под уклон, сильно петляя. Пока Карана придерживалась маршрута, указанного Тензором, она была в безопасности. Тут было совсем по-другому, чем в пещерах Баннадора: очень сухо.

Через несколько часов туннель круто пошел под уклон. Здесь стены были влажные, а пол скользкий. Шазмак был построен на вершине горы, поднимавшейся из середины Гарра, поэтому в каком-то месте путь пролегал под рекой. Карана начала осторожно спускаться по туннелю, пока не увидела прямо перед собой воду: туннель был затоплен. «Придется плыть», — решила Карана, надеясь, что участок с водой будет не очень большим.

Поскольку Карана не захватила с собой смену одежды, она разделась и, положив все в свой непромокающий рюкзак, затянула тесемки. Если быть осторожной, одежда останется сухой. Девушка шагнула в холодную воду. Почти сразу же дно ушло из-под ног. Перевернувшись на спину, Карана положила рюкзак себе на грудь, и, придерживая его одной рукой, а другой держа осветительный шар, поплыла, отталкиваясь ногами.

И сразу же ощутила беспокойство. Чем дальше Карана плыла, тем сильнее становилась тревога. Ее начали преследовать страхи: она думала о скользких существах, обитавших в туннеле. «Вздор! Просто я не знаю, какая тут глубина, — сказала она себе. — Все дело в темноте и неизвестности. Здесь никто не может жить — им там просто было бы нечего есть. Это всего лишь мертвая вода».

Мертвая вода! Эта мысль была не очень-то утешительной. Вдруг Карана представила себе, что кто-то сидит и ждет ее на другом конце подземного озера, наблюдая, как она приближается к нему. «Это потому, что на мне нет одежды, — я чувствую себя уязвимой. Не о чем беспокоиться. Туннель веками оставался запечатанным».

Она продолжала плыть, но не могла не поддаться искушению и бросила взгляд через плечо — ей казалось, что в темноте вот-вот сверкнут чьи-то глаза. Она задела ногой какую-то противную, склизкую поверхность и отчаянно забила ногами, образовав пену на воде, и постаралась уплыть в строну. И в конце концов измученная страхами Карана обнаружила, что туннель пошел вверх и скоро она сможет выбраться из пугающей ее воды. Ступив на песчаный берег, она оделась и сразу же почувствовала себя лучше. Было очень холодно, и Карана порадовалась, что одежда осталась сухой. И все же девушку не покидало чувство, что в руднике кто-то есть.

Карана осмотрела желтые каменные стены с красными, коричневыми и черными прожилками. Она ничего не понимала в горном деле, но темно-красная руда показалась ей ценной. Подобрав с пола кусок камня, она подбросила его и поймала. При свете сверкнули кристаллы, не менее красивые, чем рубины. Камень был тяжелый.

Достав из рюкзака и очистив несколько орешков, она начала их есть. Очень вкусные! Присев, Карана съела их все.

Ну что же, пора снова в путь. Она подняла осветительный шар и вдруг заметила на полу странный и очень знакомый след. У Караны мурашки забегали по спине.

Подняв шар повыше, она разглядела темное пятно на желтом камне — отпечаток пятки. Опустившись на четвереньки, она поднесли шар к самому полу, ища другие следы. И вскоре нашла еще один.

Это был отпечаток квадратной ступни, похожей на ладонь огромной руки. Карана моментально поняла, чей это след. Вероятно, это тот же самый зверь, которого она видела в горах, после того как сбежала от Рулька из Каркарона. Это волосатое огромное существо, явившееся из бездны, с легкостью управлялось с рычагами машины, созданной Рульком. Карана тогда всю ночь тряслась от ужаса перед этим созданием. Значит, вот куда он подевался. Наверно, он следовал за гаршардами, направлявшимися в Шазмак.

Карана склонила голову набок: она плохо слышала на одно ухо, после того как пиявка из бездны повредила ей барабанную перепонку.

«Лорск» — так называл его Рульк. Карана понюхала след. От него слабо пахло засохшей кровью. Это существо ранено и, вероятно, голодает. И оно где-то здесь! Оно сожрет ее. Может быть, оно уже учуяло ее, а у нее даже нет оружия!

«Вздор, — успокаивала себя Карана. — Со времени моего бегства из Каркарона уже прошло много времени. Наверно, лорска выследили и убили, или он сам умер с голоду или от ран. Я бы его почувствовала, если бы он был поблизости».

Но Карана ошибалась. Лорск следовал за гаршардами до самого Шазмака, утаскивая то одного, то другого. Мясо было жесткое и невкусное, но в бездне лорск научился, что любая еда, если только она не ядовита, — ценный дар.

К своему сожалению, Лорск не смог попасть в Шазмак, где было полно соблазнительной живой плоти. Стражи подняли тревогу, и, прежде чем он смог приблизиться к городу, все пути были перед ним закрыты.

Однажды, когда голод и боль от полученных в Каркароне ожогов, до сих пор не заживших из-за попавшей в рану инфекции, стали совсем невыносимыми, лорск набрел на выход в старый рудник, который заметила Карана. Забравшись внутрь, он был счастлив, что укрылся от зимнего холода; питался лорск крысами, летучими мышами и прочими мелкими существами. Обследовав туннели, он нашел недавно обвалившиеся камни, а за этим обвалом — проход в потайной туннель. Но лорск почувствовал, что там опасное место, полное ловушек, и вернулся в рудник. Когда он съел там все живое и так и не нашел дорогу в кладовые Шазмака, он устроился поуютнее — насколько позволяла рана, — и, впав в состояние, подобное зимней спячке, принялся дожидаться весны.

За последние полтора года Каране часто становилось страшно во время ее путешествий. Однако еще никогда ей не приходилось испытывать такого леденящего ужаса. Она знала, что где-то в темноте притаилось кошмарное голодное существо, которое было не менее умно, чем она сама, и которое только и ждало возможности оторвать ей руки и ноги, откусить голову, а затем съесть все это. Талант чувствительницы позволил Каране вообразить себе зрелище слишком ясно.

Боясь, что свет привлечет к ней внимание, она убрала осветительный шар и принялась нащупывать путь в темноте. Впрочем, Карана вскоре поняла, что лорск, вероятно, может учуять ее, как собака. Поэтому опять достала шар.

Она медленно и осторожно продвигалась вперед, и ей чудилось, что лорск крадется за ней, играя, как кошка с мышкой. Когда она останавливалась, она знала, что лорск притаился и ждет ее. Каждый звук, будь то шум ветра или падающих с потолка пещеры капель, казался ей знаком, предвещавшим появление лорска.

Каране хотелось закричать и пуститься бегом в темноте, но она не могла. Впереди были еще ловушки, до которых она не добралась, и, чтобы обезвредить их, требовались терпение, ловкость и, вероятно, везение. И если могло быть что-нибудь хуже, чем крадущийся за ней лорск, то это — ждать его, попав в ловушку аркимов и чувствуя себя совершенно беспомощной.

Она с трудом брела все дальше и дальше, час за часом. «Конечно, теперь уже близко», — подумала Карана: ведь так много времени прошло с тех пор, как она переплыла затопленный участок туннеля. Осталось преодолеть всего две ловушки — и она попадет в подземелье Шазмака. Карана прошла мимо скопления красных прожилок на желтом камне туннеля. Она сосчитала их — ровно одиннадцать. Следующая ловушка, по словам Тензора, была как раз за этим местом. Как только она доберется до Шазмака, снова начнутся неприятности. Но она не будет о них думать, пока не придет время. Сейчас же Карана совсем вымоталась, но спать в непосредственной близости от лорска, как ей казалось, было опасно.

Лорск хрюкнул и перевернулся во сне. Что-то потревожило его в зимней спячке. Дотронувшись воспаленной, нагноившейся ягодицей до камня, он почувствовал ужасную боль, от которой тихонько застонал. Лорск перекатился на живот и заставил себя замолчать. В бездне боль означала слабость, а стоны обычно приводили к роковым последствиям. Он был голоден, но ему приходилось голодать и дольше. Его организм был устроен таким образом, что не слабел без еды — наоборот! Прикрыв глаза, лорск снова погрузился в сон, но вдруг что-то заставило его вскочить на ноги и принюхаться.

Аромат живой плоти! Лорск узнал этот запах. Он исходил от той молодой женщины, которую он видел в Каркароне, а потом преследовал в горах. По сравнению с жестким мясом гаршардов, которое лорску приходилось есть последнее время, это было бы просто деликатесом. У него потекли слюни изо рта.

Карана пыталась нащупать нишу в стене, чтобы обезвредить ловушку, когда услышала вой. «Он нашел меня!» Девушка вздрогнула, оцарапав щеку об острый камень.

Но где же он? Она могла бы использовать против него эту ловушку. Выдержат ли ее нервы: ведь ей придется ждать лорска, подняв осветительный шар, чтобы увидеть, откуда он идет. Если зверь впереди нее, то все хорошо: между ними будет ловушка и остается надеяться, что она сработает! Однако если он позади, то у нее нет никаких шансов. Все, что можно будет сделать в этом случае, — попытаться увернуться от него, побежать в обратном направлении и надеяться, что он попадется в ловушку, прежде чем схватит ее.

Карана зажгла осветительный шар и попыталась стереть своим плащом пыль с пола, чтобы увидеть, велика ли ловушка. Тензор сказал ей, что ловушка представляет собой большую яму с шипами на дне и с двумя дверцами. Дверцы закрывались, как только кто-то падал в яму.

Ее труды не принесли плодов — пыль была слишком густая, а дверца ловушки так хитро сделана, что была совершенно незаметна. Что ж можно сделать? В рюкзаке есть веревка. Если обвязать ее вокруг пояса…

Карана не успела додумать, когда вдруг почувствовала лорска. Вот он, впереди нее! Она следила за его приближением.

Теперь она видела лорска — человекоподобное существо, намного крупнее, чем она. У него было сложение как у карлика: ноги диаметром с ее талию, не длиннее, чем у Караны, и вытянутое туловище. Руки свисали до земли, на пальцах — длинные когти, которые можно было спрятать подобно лезвию складного ножа. Голова была большая, с выпуклым лбом, глаза глубоко посаженные, а челюсть такая, что лорск мог бы легко перекусить Каране бедренную кость.

Лорск медленно приближался к источнику света. Он оскалился, потом остановился, принюхиваясь к воздуху, словно что-то было не так.

Карана испугалась. Он заподозрил ловушку! Это умный противник.

Лорск остановился, волосы у него на теле встали дыбом. Что, если он тоже чувствительник? Это помогло бы ему выжить в бездне. Если это так, у нее есть идея, которая может сработать.

Карана начала нагнетать в себе ужас, чтобы использовать его против лорска. Если ей удастся достичь высочайшей степени ужаса, он, направленный в сознание лорска, может перебить его собственные чувства. «Ну что же, — подумала она, — довести себя до такого состояния будет нетрудно — я и так в ужасе». И чем дольше смотрел на нее лорск, словно прикидывая, как лучше расчленить ее, тем страшнее ей становилось.

«Он собирается меня съесть! — Это было невероятно и чудовищно. Через минуту он откусит мне голову и вырвет руки. Или вспорет живот и сожрет мою печень, пока я буду еще жива». Она так ясно вообразила это, что завопила от ужаса и ей пришлось прикрыть руками уши.

Она все кричала и кричала, колени подогнулись. Каране захотелось свернуться на полу клубочком. Обычно в кризисной ситуации она действовала энергично, но сейчас оцепенела от страха.

Карана вдруг поняла, что лежит уткнувшись лицом в пол и ожидает, когда ее съедят. Ее ужас все возрастал и возрастал, пока не овладел ею безраздельно. И тут Карану поразила кошмарная мысль: ее собственный ужас передают ей обратно!

Прекрати! Прекрати, или тебя действительно съедят!

Она так сильно ударилась головой о каменный пол, что чуть не потеряла сознание, но от этого неловкого движения рассеялся ужас, посланный ей лорском. С Караны лил холодный пот, пыль покрывала всю ее кожу. Карана поднялась на колени, держа в руке осветительный шар.

Лорск продолжал наблюдать за ней, но теперь он к тому же начал двигаться вперед, осторожно нащупывая пол, прежде чем сделать шаг. Лорск такой большой! Вдруг он издал звук, похожий на мурлыканье котенка, и его огромный рот изогнулся в усмешке.

 

37

КЛЮЧ

Лиан проснулся вскоре после того, как Карана покинула его комнату. Его не удивило, что она ушла: последнее время Карана часто поднималась до рассвета. Вставать было рано, но снова заснуть ему не удалось: его терзала мысль о том, что он допустил ошибку при переводе фрагмента из «Аркимских сказаний». Тогда Лиан хотел, чтобы Тензор проверил его перевод, но аркимы были за морем, а Мендарк требовал, чтобы Предание было закончено немедленно. А когда Тензор вернулся, Лиан уже был занят другими делами и выкинул из головы перевод. Сейчас он проклинал свою беспечность.

Юноша вскочил с постели, быстро натянул штаны, протертые на коленях, и сапоги. Сейчас у него был еще более обтрепанный вид, чем в студенческие годы, когда Лиан получал приличную стипендию. Он вспоминал о том времени с ностальгией. Тогда он много работал, но в кармане у него всегда водились монеты. С тех пор как в начале зимы юноша прибыл в Туркад, он не получил от Мендарка ни гринта за свою службу. Даже крышу над головой ему предоставил Иггур. Месяцами Лиан питался тем, что удавалось унести во время ночных набегов на кладовые, и пользовался добротой своих терпеливых друзей.

Прокравшись в темноте по коридорам, Лиан попытался открыть двери кладовых. И — о чудо! — замок на одной из них был взломан. Проскользнув внутрь, юноша подобно мелкому воришке (каковым он уже и стал) набил рюкзак сыром, буханкой хлеба, горсткой маринованных луковиц и бутылкой красного вина, запечатанной воском. Более чем скромное угощение, но у Лиана было такое чувство, будто он ограбил гробницу древней королевы.

Он направился в крепость. Было еще темно, но часовые, знавшие столь странные привычки Лиана, впустили его и проводили до библиотеки; они разбудили архивариуса, чтобы тот проверил, убраны ли те бумаги, которые Лиану не позволено видеть. Его собственные записи все еще в беспорядке лежали на столе — так он оставил их накануне вечером.

Есть в библиотеке Магистра строго запрещалось, но Лиан так часто пренебрегал этим правилом, что сейчас даже не задумывался над ним. Как только архивариус удалился, юноша уселся за стол и, отрезав кусок сыра и положив его между толстыми ломтями хлеба, а сверху поместив маринованную луковицу, открыл свою записную книжку. Но Лиан не мог сосредоточиться. Он окинул взглядом великолепную комнату. Библиотека занимала помещение в форме креста, все четыре стороны которого были заполнены книжными шкафами из кедра и розового дерева. Стены и потолок были обшиты драгоценными породами древесины, причем потолок — древесиной более светлого оттенка.

Стены были увешаны старинной живописью и гравюрами, изображавшими художников и писателей за работой. Пол украшал изысканный ковер. В комнате стоял аромат старинных книг и душистого дерева. Но всего этого было бы мало, если бы сама библиотека не была до отказа набита томами, за которые Лиан без раздумий отдал бы свою правую руку. Все его испытания стоили того, чтобы здесь оказаться. Ему хотелось бы работать в этой библиотеке вечно.

Перелистав записную книжку, Лиан нашел свой перевод и, отхлебнув вина из бутылки, вызвал в памяти соответствующую страницу «Аркимских сказаний». Он сравнил перевод с оригиналом. Перевод был точен, но одна фраза все еще беспокоила его.

«Появится инструмент (хаш-зик-макатза), и, если будет найден способ, как его применить, Сантенар может быть… спасен. Но в конце концов инструмент будет потерян». Прежде он перевел «хаш-зик-макатза» как «три-и-один» — флейта! Но это можно было перевести и как «три-плюс-один», что вообще не имело никакого смысла, или как «тридцать один», и даже как «один на три», «одна треть», чего он вообще не мог постичь. Мендарк отверг все эти варианты. Лиан вспомнил их разговор.

«"Три" означает флейту, — сказал Мендарк, — потому что при ее изготовлении были задействованы три составляющие: золото Аркана, драгоценное черное дерево Таллалама и, наконец, гений Шутдара, который придумал ее и сделал. А «один» — это чувствительник, который использует флейту, чтобы распороть Непреодолимую Преграду и восстановить равновесие между тремя мирами. Но в конце концов этот инструмент будет потерян. «Потерян» или «разрушен»?»

Возможно, Мендарк все это напридумывал. Что было в тексте — «три в одном» или «один, сделанный из трех»? Лиан недостаточно хорошо знал язык, чтобы быть уверенным в переводе. Он отправился на поиски Тензора, но не смог его нигде найти. Возвращаясь в библиотеку, Лиан прошел мимо апартаментов Мендарка. Оттуда доносились звуки флейты. Мендарк снова и снова повторял одни и те же ноты, словно силился воспроизвести сложную мелодию. Теперь он постоянно играл на флейте.

Отложив в сторону свою записную книжку, Лиан вернулся к другой загадке: что случилось на самом деле на Сантенаре, когда Рульк был заточен в Ночной Стране? Сейчас Лиан ничего не мог понять и в этой истории. Вне себя от своей тупости, он допил вино и, опустив голову на руки, задремал.

Почти сразу же за дверями библиотеки послышался громкий шум. Высунув голову наружу, Лиан увидел Шанда, Иггура и Таллию, которые неслись по коридору в сильном возбуждении.

— В чем дело? — крикнул Лиан.

Откуда-то вынырнул Мендарк в ночной сорочке из голубого атласа.

— Что происходит? — осведомился он.

— Магрета снова исчезла! — прокричал в ответ Шанд. Он был очень расстроен.

— Продолжай! — мрачно произнес Мендарк.

— Я приставил к ней Карану, чтобы та присматривала за ней, поскольку Магрета явно переусердствовала со своим даром делать врата. К несчастью, Магрете удалось ночью улизнуть, она открыла врата на крыше. Карана последовала за ней. — Он печально взглянул на Лиана. — Прости, Лиан. Это были странные врата — они выглядели как-то не так. Карана влетела в них в самую последнюю минуту, и они обе, Магрета и Карана, исчезли. Я ужасно волнуюсь.

Лиан ухватился за ручку двери, глядя в пустоту. Все начинается снова.

— Тебе известно, куда они отправились? — спросил Мендарк и, поскольку Шанд не ответил сразу, потряс его за плечо и повторил: — Куда?

Шанд оттолкнул руку Мендарка, правда беззлобно.

— Думаю, врата были направлены в Каркарон, хотя, несомненно, настоящий их пункт назначения…

— Какой? — вскричал Мендарк. — Какой?

— Шазмак! — воскликнул Иггур. — Пункт назначения Магреты — Шазмак. Она отправилась к Рульку.

Они уставились друг на друга, затем Мендарк, резко повернувшись, помчался к лестнице.

— Она забрала флейту!

— Подожди! — заорал Иггур ему в след. — Как бы Магрета прошла мимо всех часовых? И в любом случае Таллия пошла проверить.

Мендарк вернулся:

— Мне нужно время!

Он принялся расхаживать по коридору. Через несколько минут прибежала Таллия:

— Флейта цела и невредима. Я ее видела в мастерской! Ни часовые, ни аркимы не заметили Магрету.

— Так они говорят! — угрюмо произнес Мендарк. — Значит, Карана тоже отправилась к Рульку, как я всегда и думал.

— Ты окончательно выжил из ума, — сказал Иггур.

— Ладно, это не важно, только флейта имеет теперь значение.

— Сомневаюсь, что мы были правы насчет флейты, — произнес Иггур. — Мне бы следовало положиться на свою интуицию, вместо того чтобы позволять тебе мной манипулировать. Лучше довериться оружию и осадить Шазмак, пока Рульк не увеличил свои силы.

— Ты много рассуждаешь, но никогда ничего не делаешь! — взорвался Мендарк. — Нам нужно использовать флейту, чтобы захватить конструкцию. Шазмак никогда не взять силой.

— Только предательством, — сказал Лиан вспоминая.

— Ну что же, Иггур, иди своим путем, а я своим! — заключил Мендарк. — Но я еще не готов. — Он в волнении потряс головой. — Я терплю неудачу у последнего барьера.

Они разделились, и каждый пошел заниматься своими неотложными делами. Лиан вернулся к своей работе, но был слишком огорчен и никак не мог сосредоточиться. Ему просто необходимо было с кем-то поговорить, но все были слишком заняты, даже Шанд.

Время тянулось невыносимо медленно. Беспокоясь о Каране, Лиан не мог ни о чем думать. Ближе к полудню в библиотеку пришел Шанд и положил перед юношей на стол длинную полоску бумаги.

— Вот, готово. Пришлось повозиться, но в конце концов я сложил из слогов слова и думаю, что они правильные.

«Но же гви та ша му но дзо та дзо гву чо кси ло же мо ну му бу ги же гви гву йе ру ши кси ча во гву ви но же та мо ва му бу чо кси ксо фе мо ну му гву гвух та дзо лу ло гви кси ло ги му ква ксо фе дзо та дзо му но ше ну че мо ло ча ксо пи лу та гву ва ну во ча ру гви же йа та же пи но же ло ей му гви та ша же».

«Ноже гвиташа му нодзо тадзо гву чокси ложе монуму

Буги жегви гвуйе руши ксича во гву вино жета мова му

Бучо ксиксофемо нуму гвугвухта дзолу ло гвиксило

Гимукваксо фе дзо

Тадзо муно шену чемо лоча ксопилута

Гвувану воча ругвиже йатаже пиноже лоей му гвита-шаже».

— Какой странный язык! — воскликнул Лиан. — Что это значит?

— С этим сложнее — порядок слов сильно отличается от нашего.

— Ты знаешь язык каронов, не так ли?

— Знал, — ответил Шанд. — У меня был самый лучший учитель, но теперь я почти все забыл. Что-то брезжит у меня в голове, но давай-ка поработаем над этим вместе.

Спустя несколько часов у них получились следующие неуклюже переведенные строчки, где был соблюден порядок слов, уже установленный Шандом прежде:

«Держится закрытой та отражающая тарелка, но прячет внутри ключ

Гляди внутрь приди то, что тебе требуется видеть оно там есть

Возьми в руку первый дар больше не одурачься

Далеко видящий прибор правду говори

Оплаканный потерянный родной мир мой

Поворачивай точку остановки висящей из одного есть трех-частный».

— Отражающая тарелка — это Зеркало, — решил Лиан. — Поэтому первая строчка, видимо, переводится как… — Вдруг он запнулся. Шанд смотрел в пространство, не обращая на Лиана внимания. — Шанд? — Лиан потряс его за плечо. — Шанд?

Шанд очнулся:

— Не трудись, Лиан. Я знаю, что тут сказано.

«Зеркало заперто, но внутри находится ключ

Приди, загляни внутрь, увидь то, что хочешь увидеть

Возьми свое право первородства, ты увидишь правду

Тогда Зеркало не сможет лгать ни мне, ни тебе

Таллалам, о мой Таллалам

Твоя судьба зависит от того, кого три».

— Теперь я понимаю. Это слова, которые выкрикнула Ялкара, когда вошла во врата, — тогда я не уловил их смысла. Наверно, она хотела гарантировать, чтобы Элиора смогла использовать Зеркало, когда придет время, даже если бы оно попыталось ей солгать.

— Значит, Ялкара имела в виду, что Элиора должна была бы держать в руках золото, подарок матери, когда будет пользоваться Зеркалом, — сказал Лиан.

— «Тогда Зеркало не сможет лгать ни мне, ни тебе». А ведь когда Зеркало открылось Магрете, на ней не было украшений Ялкары, и оно, несомненно, ей солгало.

— И привело ее в Шазмак. К Рульку!

— Да, — ответил Шанд, совершенно сломленный. Он долго сидел за столом склонив голову, потом поднялся и медленно вышел.

И вдруг Лиана осенило.

— Шанд! — позвал он настойчиво.

— Что теперь?

— Помнишь книжку Ялкары, которую… украли и сожгли?

Зеленые глаза Шанда пробуравили Лиана. Он быстро соображал!

— Ты молодой мерзавец! — сказал он.

— Лилиса сделала для меня копию, и украли именно ее.

— И ты хочешь, чтобы я помог тебе ее перевести.

— Ты сказал, что сделаешь все, что в твоих силах, чтобы помочь мне, — напомнил Лиан. — К тому же я это делаю для Магистра. Ты очень занят?

— Да, — ответил Шанд, — но я найду время. Правда, справиться с целой книгой будет гораздо сложнее, и ты, конечно, знаешь почему.

— Надпись на Зеркале содержала всего тридцать три разных иероглифа, а в силлабическом алфавите каронов их гораздо больше.

— Девяносто восемь, но те, которые нам известны, — самые распространенные. И вероятно, я смогу разобрать еще несколько. Начнем?

Они работали у Шанда, и это было приятнее, поскольку во время перерывов Шанд кормил Лиана. И тот обнаружил, что помощь старика бесценна. Оказалось, что Шанд забыл очень немногое, а исходя из контекста они смогли выявить значения еще многих иероглифов. К вечеру они закончили первую страницу, которая, судя по всему, была кратким пересказом всей книжки.

— Прочти это вслух, — попросил Шанд, и Лиан выполнил его просьбу.

Шанд поднялся:

— Это все меняет.

— Все! — И Лиан снова склонился над книгой.

Около полуночи, желая передохнуть от перевода, Лиан пошел прогуляться. У парадного входа в крепость он столкнулся с Тензором, который проверял стражу возле мастерской. Тензор был удивительно дружелюбно расположен. Но Лиан уже знал, как быстро меняется настроение аркима.

— Летописец! Ты пришел насчет Караны!

— Караны? — переспросил Лиан, не понимая, о чем идет речь.

— Как раз перед своим уходом она расспрашивала меня, есть ли потайные пути в Шазмак. Я рассказал ей о пятом пути. Она не упоминала о нем при тебе?

Лиан смутно помнил, как Карана скользнула к нему в постель, но чтобы она что-то говорила о Шазмаке… Значит, они действительно отправились туда!

— Нет, я пришел спросить тебя о том, что прочел из «Аркимских сказаний».

— Меня всегда удивляло, как смело ты берешься переводить наши произведения, не посоветовавшись с нами. Но теперь это уже не важно. Процитируй мне этот отрывок.

Лиан прочел.

— Фраза, в которой я не уверен, — насчет «хаш-зик-макатза». Я перевел это как «три-и-один», и Мендарк воспринял это как знак, что нужно вновь сделать флейту.

— Жаль, что я не знал этого, прежде чем мы начали делать флейту, — сказал Тензор. — Твой перевод неверен.

— Тогда что же это такое? — спросил Лиан.

— Это не «три-и-одии», а «три в одном».

— Троекровница, — тихо произнес Лиан, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

— Троекровница! — эхом отозвался Тензор.

Лиан хотел было что-то сказать, но не мог вымолвить ни слова. Его глупость обрекла на гибель и Магрету, и Карану.

— Как же ужасно я ошибся. Троекровница — в ней одной течет кровь Аркана, Таллалама, и Сантенара. Этот инструмент — Магрета! Или Карана?.. И инструмент будет потерян при восстановлении равновесия. О!.. Относится ли это предсказание к Каране?

— Не знаю, летописец.

Лиан бегом вернулся в библиотеку. Зеркало заманило Магрету в Шазмак. Если предсказание верно, она умрет там, и вероятно, вместе с ней и Карана. Лиан провел остаток ночи, просматривая свои записи, но не обнаружил в них никаких более подробных сведений. На рассвете он склонил голову на руки и задремал. Ему приснилось «Сказание Мендарка», и вдруг все встало на свои места и сложилось воедино. В прохладной предрассветной ясности он увидел, что в истории кроется обман. Но он не знал, кто обманщик — Мендарк или Иггур?

Он работал над доказательствами, пока в окна не просочился слабый утренний свет. У Лиана почти не оставалось сомнений, но нужно было подтверждение. «Я умею воздействовать на людей с помощью своего «очарования» сказителя, — подумал он. — Попробую его на Мендарке, и посмотрим, что из этого выйдет. Если не сработает, попытаюсь воздействовать на Иггура. Если только останусь в живых после Мендарка!»

Лиан послал мальчишку-гонца на поиски Мендарка, Иггура и Шанда; он просил их прийти в библиотеку, поскольку сделал великое открытие.

— Что ты обнаружил? — нетерпеливо спросил Иггур, пришедший первым.

— Нечто представляющее для тебя большой интерес. Величайший интерес, — добавил Лиан.

В глазах Иггура сверкнули искры, но он не стал задавать вопросы.

В библиотеку заглянула Лилиса — она пришла взять что-то для Надирила.

— Задержись ненадолго, Лилиса, — сказал Лиан. — Ты можешь услышать то, что заинтересует Надирила.

Наконец появился Мендарк — он пришел последним.

— И для чего же ты меня сюда притащил? — капризным тоном осведомился он. У него был такой усталый вид, словно он не спал всю ночь.

Лиан заметил, что Мендарк уже начал стареть. На лбу появились морщины, когда он нахмурился.

— Я сделал два открытия, — сообщил Лиан. — Вот первое. Тензор наконец направил меня на верный путь.

— Тензор! — зыркнул на него Мендарк. — Уже не очень-то верится. Впрочем, продолжай. Время дорого.

— Мой перевод из «Аркимских сказаний» неправилен, — продолжал Лиан. — Инструмент — это не «три-и-один», то есть флейта, а «три-в-одном» — то есть троекровница. И потеряна будет именно троекровница.

— Значит, флейту вообще не нужно было делать, — сделал вывод Иггур. — В конечном счете я оказался прав.

— Да, — ответил Лиан.

— Вздор! — возразил Мендарк, — В любом случае теперь она у нас есть, и она нам пригодится.

— Но Магрета отправилась в Шазмак, — сказал Лиан. — Если она попытается восстановить равновесие, ее не станет.

— Восстановить равновесие! — В голосе Мендарка прозвучал сарказм. — Какой груз суеверий! Это подтверждает то, что я давно подозревал: наш мастер-сказитель — мошенник! Он обладает «очарованием» сказителей, но только не мозгами. Неудивительно, что он не может сложить мое сказание.

«Это уж слишком», — в ярости подумал Лиан.

— Не называй меня мошенником, ты, шарлатан! — Он подскочил к столу. — Хотите знать, почему я не могу его сложить? — воскликнул Лиан. — Потому что это ложь, которую тысячу лет назад, когда Рулька заточили в Ночной Стране, придумал Мендарк. Обман, который исказил предания.

— Успокойтесь, вы двое, — вмешался Иггур. — Лиан, никто из тех, кто не был на Сантенаре во времена Катаклизма, не в состоянии понять, каково нам всем приходилось. Рульк был слишком могуществен, и если бы мы его не остановили, нас бы тоже поработили, как аркимов. Ради этого мы и решились даже на использование Запрещенных Искусств.

— И потерпели неудачу, — вставил Лиан.

— Он был слишком силен! — закричал Мендарк. — Даже Совет в полном составе не остановил бы его.

— Пока что все верно, — согласился Лиан. Он пробовал сейчас очарование на Мендарке, и с гордостью наблюдал за реакцией, надеясь, что скоро откроется правда. — Но именно тут начинается великая ложь. Ты хочешь услышать настоящую правду, Иггур?

Иггур уже давно не получал такого удовольствия, как сейчас, — от смущения Мендарка.

— Очень бы хотелось.

— Я решил эту загадку, — продолжал Лиан. — Ответ содержался в письме, написанном Ниваной из Совета как раз после Запрещенных Искусств. Иггур, тебя предали! Это Мендарк заставил Рулька проникнуть в твой разум.

Мендарк был потрясен, но быстро пришел в себя.

— Черт тебя побери! — заорал он. — Прекрати лгать! Такого документа не существует.

— Как ты можешь быть так уверен? — тихо спросил Лиан, надеясь, что Мендарк выдаст себя.

Но этого не случилось.

— Потому что я видел их все! — отрезал он. — Я должен был это делать, чтобы писать официальные Предания того времени. И члены Совета тщательно проверили эти документы. Сам Иггур может поручиться в этом.

Иггур был явно разочарован:

— Мы проверяли предельно тщательно. К сожалению, никто из нас не нашел ничего необычного.

— Это потому, что Мендарк до того уже уничтожил улики! — слабо возразил Лиан. — Его блеф не удался, и теперь ситуация явно складывалась не в его пользу.

— Летописец в отчаянии! — насмешливо произнес Мендарк. — Слава — это наркотик, без которого он не может обходиться, даже если ради нее ему приходится прибегать к клевете.

— Итак, Лиан? — нетерпеливо произнес Иггур. — Давай посмотрим твои доказательства.

Иггур всегда не слишком верил Лиану. Ну что же, придется блефовать еще рискованнее. Сейчас от этого зависела его судьба.

— Почему Мендарк так уверен в этом, как ты думаешь? Да потому, что он всю жизнь разыскивал и уничтожал каждый документ, написанный тем Советом. Но только после того, как выследил и убил его членов, одного за другим.

— Ты лжец! — загремел Мендарк. — Это предательство, и наказанием за него тебе будет смерть!

— Ты был недостаточно осторожен, Мендарк, — сказал Лиан, доставая квитанцию, которую нашел в архиве. — И вот мое доказательство. Надирил подтвердил, что она подлинная. — Лиан показал квитанцию Шанду. — Тут список документов, посланных Мендарку сестрой Ниваны — Уваной. И один из них — «Мои сказания об Искусе и пленении Рулька».

— Я помню Нивану, — задумчиво произнес Иггур. — Она была одной из немногих честных людей в Совете! — Он сверкнул глазами на Мендарка. — Но я не помню, чтобы кто-нибудь видел этот документ.

— А ты его и не видел, — мягко сказал Лиан. — Он не был включен в каталог. Мендарк уничтожил его и все подобные документы и убил их авторов — одного за другим.

— Ты строишь замки на песке, — возразил Мендарк, который был зол, но вовсе не потрясен. — Покажи ее мне.

Лиан передал квитанцию Иггуру.

— Квитанция подлинная, — сказал Иггур щурясь. — Но не является доказательством твоих обвинений. Предоставь улики — или будешь обвинен в клевете.

— Я их представлю! — воскликнул Лиан, готовясь применить свое «очарование» сказителя с такой силой, к какой он не прибегал еще никогда прежде. — С тех пор как я нашел квитанцию, я рылся в архивах. И нашел копию упомянутого в ней документа. Он обвиняет тебя в преступлении, Мендарк.

Мендарк не отступал. Он трясся от ярости, но ничем себя не выдал.

— Давайте посмотрим документ!

Блеф Лиана не удался. Он тяжело вздохнул. «И во второй раз тоже не получилось», — подумал он.

— А, не можешь! — злорадно выкрикнул Мендарк. — Стража! Стража!

Оссейон моментально показался в дверях, за ним следовали стражники Иггура.

— Взять его! — завопил Мендарк, указывая на Лиана. Оссейон медленно выступил вперед, но Иггур тихо сказал:

— Оставь его, Оссейон. Мы выслушаем Лиана. Летописец, докажи свое обвинение, если можешь. У тебя одна минута.

— Мне не понадобится даже минута, — высокомерно произнес Лиан. — Взгляни на это, Иггур! Мендарк использовал тебя как приманку в своей ловушке. — Вскочив на стол, Лиан театральным жестом вытащил из-за пазухи пожелтевший пергамент, сложенный в несколько раз. Высоко поднял его, потом бросил в лицо Иггуру.

— Вот, читай вслух! Это отчет Ниваны! — орал Лиан. — Я скажу тебе, что там написано о том, что сделал с тобой Мендарк…

Взяв бумагу, Иггур развернул ее. Потом поднес документ к глазам. Он пристально посмотрел на Мендарка, и взгляд его становился все холоднее.

— Замолчи! — неистовствовал Мендарк. — Я заставлю тебя замолчать!

Он выбросил вперед руку, и от его движения вспыхнула куртка Лиана. Иггур тоже поднял руку. Мендарк отпрыгнул в сторону. Шанд швырнул Лиана на пол и принялся катать его, чтобы потушить пламя. Лилиса, державшаяся на заднем плане, юркнула под стол.

Мендарк, отбежав к дверям, взмахнул рукой, описывая круг. Книги и бумаги, лежавшие на столе, загорелись, огонь перепрыгнул на книжную полку, стоявшую возле стола, и на стеллаж со свитками.

— Нет! — закричал Лиан, отталкивая Шанда, но было слишком поздно. Бумаги на столе уже вовсю пылали. Он схватил сумку со своими драгоценными записными книжками, находившимися на полу, возле стола, спасая ее от огня. Обложка одной все-таки загорелась, но Лиан успел затоптать огонь.

От книжной полки, находившейся у стола Лиана, по ковру огонь перекинулся на остальные стеллажи и полки.

— Сожжение, — спокойно сказал Мендарк, отступив назад, чтобы взглянуть на погребальный костер из пылающих книг. — Очищение! Теперь прошлое ушло. Я очистил Предания. Моя жизнь больше не существует.

Он смотрел на огонь, пока пламя не добралось до верхних полок и с ревом набросилось на красивый потолок, обшитый деревянными панелями, потом развернулся и тихо удалился из библиотеки, закрыв за собой дверь.

Один за другим загорались книжные ряды. Пылающие бумаги вываливались из коробок, в которых хранились веками. Вся комната была охвачена огнем. Лиан оплакивал бесценные записи, которые были потеряны навсегда. Он стоял, не замечая ни жары, ни дыма, ни пепла, попавшего ему в волосы. Его одежда все еще тлела, борода была обожжена.

Позади Лиана опрокинулась одна из полок, и вспыхнувший при ее падении огонь лизнул ему ногу. Комната была полна дыма. Пламя танцевало между ним и дверью. Он метался по комнате, но не мог найти выход. Он оказался в ловушке.

«Он сгорит вместе с библиотекой». Сказитель в Лиане оценил иронию.

Лиан вскочил на стол, где бумаги уже превратились в пепел, и огляделся, ища выход. Здесь, на высоте, жара и дым были сильнее. Рухнула очередная полка, и огонь опалил юноше волосы. Лиан уселся на стол, прижимая к груди свои драгоценные записные книжки.

— Лиан! — услышал он голос Шанда. Почти одновременно с Шандом кто-то еще назвал Лиана по имени — это была Лилиса. Но юноша не видел ни одного из них.

— Я здесь! — хриплым голосом отозвался он. Горло у него болело.

— Лиан, где ты?

Он все кричал и кричал, и в конце концов Шанд нашел его.

— Слезай со стола, дурак!

Шанд заставил Лиана пригнуться почти к самому полу и обнаружил, что воздух у самого пола гораздо чище. Правда, Лиан все равно ничего не видел.

— Как нам отсюда выбраться?

— Лилиса у двери. — Шанд пытался перекричать рев пламени. — Лилиса?

— Я здесь, — донесся до них голос девочки.

— Держи меня за руку, Лиан.

Они поползли и наконец отыскали дверь, Лилису и безопасность.

— Вот так, — сказал Шанд, поддерживая Лиана, — тот задыхался. Лилиса молча подставила ему плечо. — Наконец-то негодяй Мендарк сбросил маску. Не успеет этот день кончиться, как мы обнаружим, что затевается новое зло. Пошли!

В дверях Лиан оглянулся. От жара у него заболели глаза, но боль при виде горящей библиотеки была гораздо сильнее.

— Это все моя вина! — воскликнул он, чуть не плача. — Я сам его подтолкнул, чтобы посмотреть, что произойдет. И вот результат. Почему я не ограничился своими криками и не оставил интриги другим?

— Действительно, почему? — согласился Шанд. — Но, по крайней мере, теперь мы знаем.

Крепко прижав к себе сумку с записными книжками, Лиан закрыл за собой дверь библиотеки.

В коридорах уже было полно слуг, которые метались, пытаясь спасти ценные вещи. Несколько человек промчались к библиотеке с ведрами в руках, но, увидев, какой там пожар, побросали ведра и кинулись обратно. К тому моменту, когда Шанд с Лианом проталкивались вниз по лестнице, куда уже проник дым, потолок пылал.

Они добрались до большого холла, крепости Мендарка. Иггур стоял там, возвышаясь над остальными. Он успокаивал паниковавших, посылал стражников на верхние этажи будить спящих, а также вниз в темницы — вывести заключенных. Он не пытался отнимать сокровища у алчных слуг, похитивших их, пользуясь возникшей паникой.

— Какое это теперь имеет значение? — обратился Иггур к стоящему рядом Шанду. — Пусть уж они лучше кому-то достанутся, чем пропадут. К тому же их все равно бы украли еще до наступления ночи.

Крепость была обречена. Большинство людей с верхних этажей удалось вывести. Тех, кто остался, нельзя было спасти — разве что они решились бы спрыгнуть вниз. Сумевшие избежать огня выскочили во двор, и вскоре большой купол осел, с него ручьями потекла медь, и он обрушился. Все побрели в гору — к крепости Иггура и мастерской, где хранилась флейта.

— Между прочим, Шанд, — сказал Иггур со свирепой улыбкой, — никогда не садись играть в карты с Лианом. — Он вытащил из-за пазухи сложенный пергамент.

Бросив взгляд на лист пергамента, Шанд расхохотался:

— Опись склада ковров! Ты дьявол, Лиан! Тебе повезло, что ты оказался прав, — иначе все мы, вместе взятые, не смогли бы тебя спасти.

Они еще не дошли до крепости, как им навстречу ринулись двое часовых, которые выкрикивали что-то нечленораздельное. У одного по лицу текла кровь из пореза на виске.

— Золотая флейта похищена! — закричали аркимы хором, обращаясь к Иггуру. — Мендарк набросился на нас, как ураган, наслал чары на твоих часовых и нас и убежал с флейтой.

— Не думаю, однако, что он собирается совершить самоубийство, как Шутдар, — сказал Иггур. — Куда он направился?

— Этого никто не знает!

Появился Тензор, у которого был потрясенный вид.

— Ну что, Тензор, — обратился к нему Шанд, — на чьей стороне ты теперь?

— Не на нашей! — ответил за него Иггур. — Он нам не нужен!

— Ты присоединишься к нам в этой погоне? — продолжал Шанд, игнорируя слова Иггура. — Или мы будем продолжать сражаться друг с другом?

Тензор долго не отвечал. Наконец он сказал:

— Мы не будем с вами бороться, пока не поймаем его. После этого флейта достанется сильнейшему, и я от всей души надеюсь, что это будем мы.

— Ты даешь слово, Тензор? — Тензор протянул руку.

— Даю слово, — ответил он еле слышно.

Они лихорадочно готовились к погоне. Но как они ни торопились, прошло не меньше двух часов, прежде чем они обнаружили следы Мендарка и отправились догонять его. От западных ворот доставили депешу, что Мендарк промчался верхом как вихрь и исчез на дороге, ведущей в Баннадоре. Он прихватил с собой несколько лошадей.

— Он опередил нас на два часа, и у него лучшие лошади в Туркаде, — сказал Иггур. — Если только не какая-нибудь счастливая для нас случайность, нам его не поймать. Куда он отправился? Почему не применил флейту, чтобы открыть врата?

У Шанда был на это ответ:

— Потому что отбытие Магреты так искривило реальность, что здесь больше нельзя создавать врата. Даже с помощью флейты.

— Откуда ты это знаешь?

— Знаю! Итак, в каком же месте еще можно сделать врата? Безумный предок Караны, Базунец, точно определил это место. Каркарон!

Они скакали как бешеные весь день и всю ночь и лишь перед рассветом остановились на несколько часов передохнуть и поменять лошадей. Когда взошло солнце, они продолжили путь. Тут были Иггур, его робкий маленький адъютант Долодха, Вартила и еще один вельм. Шанд тоже был с ними, и Лиан, и молчаливая Таллия, Лилиса, Джеви и Оссейон, тоже очень угрюмый. Тензор неуклюже сидел верхом, рядом с ним ехала Малиена, за ними — четыре аркима. Тензор старался держаться, хотя каждый шаг лошади причинял ему мучения. В глазах Малиены застыл страх. Надирилу все сообщили, но ему нездоровилось, и он не мог принять участие в погоне.

В полдень преследователи снова сменили лошадей. Вскоре они увидели большую черную лошадь, лежавшую на дороге, — загнана насмерть. Таллия взглянула на нее, потом вперед, на дорогу.

— Я могла бы сделать то же самое в случае жестокой необходимости, — сказала она, но по тому, как она поджала губы, Лиан понял, что Таллия чувствовала в этот миг.

Шанд спешился и потрогал морду лошади:

— Она еще теплая, умерла не больше часа тому назад. Мы его нагоняем.

Они скакали все вперед и вперед.

На следующую ночь преследователи Мендарка прибыли в Готрим, задержавшись там лишь для того, чтобы сообщить Рахису последние новости. Как они узнали, Мендарк проскакал здесь менее часа тому назад. Он так спешил, что даже ни с кем не поздоровался.

Вскоре они добрались до подножия утеса. Еще одна красивая черная лошадь стояла в лунном свете, бока ее были покрыты пеной. Она спокойно щипала серую траву. Оставив там же своих лошадей, отряд начал подниматься в гору. Они продвигались довольно медленно — подъем был крутой.

— Люди, которые помогли ему обновить тело, должны за многое ответить, — сказал Иггур, холодно взглянув на Таллию.

Она промолчала.

— Мне нужно во что бы то ни стало передохнуть, — заявил Шанд, когда они поднялись до середины горы. Солнце уже садилось. — Мы двигаемся слишком медленно. Пошлите кого-нибудь вперед. Того, кто достаточно быстрый и сильный и сможет с ним потягаться.

— Я пойду, — прошептала Таллия. Мендарк предал все, чему она служила.

— И я с тобой, — вызвался Джеви. Последние полтора дня они скакали бок о бок.

— И я, — сказала Малиена.

— Я тоже, — тихо произнес Оссейон. — Я отрекаюсь от своей клятвы верности Магистру.

Добравшись до вершины утеса, они пошли быстрым шагом, потом пустились бегом, потом снова перешли на шаг. Когда в полдень они выбрались из Готримского леса, то увидели вдали Мендарка, который уже наполовину одолел гору, на которой возвышался Каркарон.

Они пустились бегом. Мендарк не сдавался, хотя его уже начало подводить новое молодое тело. Стало темнеть. Выглянула луна — вернее, полумесяц. Передвигались теперь медленнее: склон обледенел. К концу долгой погони они отставали всего на десять минут. Таллия и Джеви, намного опередив Малиену с Оссейоном, добежали до лестницы, ведущей к воротам Каркарона. Силуэт Мендарка обрисовался на самой вершине; он протянул руку вниз, затем скрылся из виду.

Последний участок им пришлось преодолевать очень осторожно: от чар Мендарка подтаял снег и ступеньки стали еще более скользкими. Они были в самом низу лестницы, когда Мендарк уже входил в Каркарон.

По крутым ступеням Таллия и Джеви добежали до парадного входа в Каркарон. Мимо ухмылявшихся горгулий, через ворота и двери по сломанной лестнице, перепрыгивая через груды обломков и ледяные глыбы, — все выше и выше. Задыхаясь, они очутились на самом верху башни одновременно.

Мендарк стоял в углублении, продавленном машиной Рулька. Магистр еще больше постарел и теперь выглядел человеком средних лет. Он поднес к губам флейту. Зазвучали первые ноты, странные и завораживающие. Таллия протянула к нему руку.

— Нет, Мендарк… — умоляла она.

Мендарк сыграл мелодию в другой тональности. Послышался ужасный шум, как будто камни в кладке стены заскрежетали друг о друга. С полсотни призраков вылетели из стены, и среди них — Базунец. Даже его сердитое лицо выражало ужас. Они исчезли в дыму, когда стены Каркарона затряслись, как желе. Джеви бросился к Мендарку, но было слишком поздно. Когда пространство между ними, представлявшее собой искажающее стекло, снова прояснилось, Магистр уже исчез.

 

38

ЭКСТАЗ И МУЧЕНИЯ

Магрету держали в ее покоях в Шазмаке, как в тюрьме. Ее обеспечили всеми удобствами и хорошо кормили, но от этого ей было не менее страшно. Она боялась Рулька, который часто навещал ее, склоняя к союзу с собой. Ее непреодолимо тянуло к нему, ей хотелось быть ему другом, помогать, делить с ним ложе, но незнакомые ей желания и истома пугали ее. А еще Магрета боялась за Карану, которая, несомненно, станет пробираться в Шазмак, а последствия этой настойчивости могут оказаться крайне прискорбными.

Магрета нашла бы возможность выбраться отсюда, несмотря на то что ее стерегли днем и ночью, но она понятия не имела, что делать потом. Если Рульк говорил правду, то все, что было известно о нем Магрете, — ложь. И тем не менее его планы грозили всему миру; еще большую опасность представляла Феламора. Так что если она, Магрета, пустит все на самотек или попытается что-нибудь предпринять и потерпит неудачу, будет еще хуже. Часы проходили за часами, а Магрета продолжала изводить себя; она беспокоилась о Каране и томилась по Рульку.

В то утро он снова явился. На этот раз он выглядел неуверенным в себе. И вдруг, к ее удивлению, опустился на колени перед Магретой.

— Магрета! — со вздохом произнес Рульк, беря ее за руку. — У нас был бы идеальный союз. Но я не нахожу слов, чтобы сказать тебе то, что хотелось бы. — Он положил свою бородатую голову к ней на колени.

От этой перемены Магрете стало не по себе. Это не Рульк! Он не может быть таким!

— Наверно, у тебя была тысяча любовниц, — предположила она.

— Да, кое-кто был, — признал он. — Но любил я только один раз — с тех пор как прибыл в ваш мир. Но это был неравный брак, и кончился он трагически.

— Расскажи!

— Когда Альцифер был завершен, я хотел заселить его детьми собственной расы. С кем же мне было соединиться? Ялкара была единственной женщиной-кароном на Сантенаре, но брак между нами был невозможен. Даже ради того, чтобы наш народ выжил, она не соединилась бы со мной. Поэтому мне оставалось выбрать одну из двоекровниц, которых мы привезли с собой, — в их жилах текла кровь каронов и аркимов. Это было лучше, чем ничего, но мне хотелось, чтобы мои дети были чистокровными каронами. Возможное ли дело?

Я начал сочетать двоекровников, как поступают с козами, чтобы вывести определенную породу. Плоды этих союзов выглядели как настоящие кароны, но все равно это было не то. Я попытался проделать дыру в Непреодолимой Преграде, чтобы доставить себе супругу с Аркана, но мне не удалось. И тут я влюбился в одну их своих двоекровниц.

Это был неравный брак: мне было сто лет, а она едва достигла брачного возраста. И тем не менее мы поженились, и она готова была отправиться в Альцифер и занять место на троне рядом со мной. Но этому не суждено было сбыться. Порочный Тайный Совет использовал ее против меня как приманку в ловушке — они применили так называемые Запрещенные Искусы. Хотя я сделал все, что смог, мне не удалось ее спасти, а в конечном счете и себя. Она погибла мучительной и бессмысленной смертью, а я был заточен в Ночной Стране.

Рульк говорил правду — Магрета ощущала это всем сердцем. Ему причинили большое зло. Она заглянула ему в глаза.

— Итак, каковы твои планы, Магрета?

— У меня их нет. Но я должна знать твои, чтоб решить, заключать ли с тобой союз.

— Ты слышала сказание, которое я поведал Лиану в Каркароне? О том, как нас предательски вышвырнули в бездну и как нам удалось оттуда выбраться, когда мы были на грани вымирания? И как всего лишь сотня каронов захватила Аркан, чтобы получить шанс к возрождению нашей расы?

— Да, я слышала. И это сказание меня тронуло. — Вскочив на ноги, Рульк стал нервно расхаживать по комнате. Потом снова уселся и взял Магрету за руку:

— Магрета, я собираюсь вверить судьбу нашей расы тебе. Ты знаешь ужасную правду: сколько осталось каронов?

— Я думаю, что сейчас их на Аркане множество.

— Но нам было плохо на Аркане! — яростно воскликнул он. — Мы никогда не были плодовиты, как представители человеческой расы или феллемы, или даже аркимы. Аркан был враждебен к нам. Нас теперь меньше сотни, и большинству уже по сто лет.

Нас так мало! Наша надежда превратилась в кошмар — наше убежище стало нам тюрьмой. Вот почему каронам пришлось отбыть на Сантенар: мы должны были уйти с Аркана в мир, где могли бы увеличить свое число. И в первую очередь поэтому мне понадобилась флейта. Это было опасно, но стоило рискнуть, чтобы попытаться открыть Путь между мирами и вызволить каронов с Аркана.

— Но Шутдар украл флейту, — напомнила Магрета.

— И начались муки, которые терзают наш народ по сей день. Непреодолимая Преграда заточила нас здесь — Ялкару, Кандора и меня. Трех каронов было мало, чтобы возродить нашу расу, даже если бы мы с Ялкарой не были смертельными врагами.

— А почему вы враги?

— Древняя вражда между нашими семьями — но мне не хочется входить в подробности. Итак, мы попали в ловушку на Сантенаре, а большинство каронов осталось на Аркане. Они теряли потенцию и все больше отчаивались. Все, что я делал с тех пор, как прибыл на Сантенар, было направлено на одну цель — прорваться сквозь Непреодолимую Преграду и забрать сюда остальных каронов. Увеличить их число, пока не поздно, чтобы спасти мой народ.

— А в Преданиях об этом говорится иначе.

— Разумеется! Каждый диктатор, каждый тиран нуждается в противнике, чтобы отвлечь внимание от собственных недостатков. А я был идеальным врагом. Но довольно об этом. Если у тебя нет планов, скажи мне по крайней мере, какова твоя цель.

— Мое предназначение — восстановить равновесие между мирами, которое нарушил Шутдар. Правда, я не знаю, как это сделать.

Рульк вскочил со стула:

— Тогда у нас диаметрально провотиположные цели! — У него сжались кулаки так, что костяшки побелели.

— Мы не сможем работать вместе?

— Восстановление равновесия между мирами неминуемо означает конец Непреодолимой Преграды. И тогда мне никогда не отыскать Путь.

— Но пробить брешь в Непреодолимой Преграде — это ужасный риск, — возразила Магрета.

— Я это уже делал. Я знаю, как это делать.

— И это кончилось бедой.

— Незначительный изъян в моей машине, который я уже устранил. Магрета, если исчезнет Непреодолимая Преграда, я не смогу найти Аркан. Мы, кароны, стоим на краю пропасти, и только я смогу спасти свою расу. Как только я доставлю их сюда, все будет иначе. И тогда я охотно тебе помогу.

— Я не могу так рисковать, — ответила Магрета. — Зеркало мне сказало, что все обитатели бездны хлынут на Сантенар. И это будет концом человеческой расы.

— Зеркало лжет! — гневно возразил Рульк. — Это вещь аркимов, которая всегда пытается расстроить наши планы.

— Только не мне! — спокойно ответила Магрета.

— Даже тебе!

— Ну что же, я исполнена решимости. — Она встала, вздернув подбородок, спина была очень прямой. Магрета посмотрела в глаза Рульку: — Я не могу сдаться.

Последовала долгая пауза, потом Рульк сказал:

— А я не могу позволить тебе мне помешать. От этого зависит судьба моего народа.

— И моего мира! Не забудь, что я только на четверть карон!

— Но кровь каронов доминирует, и ты прежде всего — карон.

— Я троекровница. Три мира — это мои мать и отец, а четыре человеческие расы — мои дети. Как я могу купить тебе будущее за счет других?

— Это мучение! — воскликнул Рульк. — Но если ты принудишь меня сделать выбор, мне придется поставить на первое место свою расу — независимо от того, каковы мои чувства к тебе.

— А какие же чувства ко мне ты можешь питать? Ты знаешь меня всего два дня.

— Я жду тебя уже два тысячелетия. Ты показала мне шанс, которого ни у одного из нас не было прежде.

— Мне жаль, — ответила она. — Так ужасно, просто ужасно жаль…

— Тогда мы должны сразиться. — Рульк резко повернулся и вышел.

«И ты, конечно, победишь меня, потому что в глубине своего сердца я не хочу с тобой сражаться, — сказала себе Магрета. — И несмотря на все свои слова, я не могу навязать тебе свою волю».

Спустя несколько минут Рульк ворвался в комнату:

— Покажи мне его!

Очень осторожно Магрета достала Зеркало.

— Сядь рядом со мной, — сказал он. — Пусть оно повторит то, что поведало тебе.

Она повиновалась.

— А послание от Ялкары?

Это было труднее, поскольку послание было ее сокровищем, которым Магрете не хотелось ни с кем делиться. Но ведь Рульк тоже карон. И она отыскала послание Ялкары. В середине снова был этот пропуск.

— Видишь? — спросила она. — Наверное, это от того, что во мне недостаточно крови каронов.

— Зеркало лжет, — как я уже тебе говорил, а когда ему не дают лгать, что-то скрывает. Дай его сюда.

Схватив Зеркало сильными руками, Рульк вперил в него взгляд, меряясь с Зеркалом волей. Изображение Ялкары совсем померкло. Серебряная поверхность Зеркала изменилась, став золотой, потом снова серебряной, потом из него хлынул поток света, такого яркого, что Рульк вздрогнул.

— Нет! — воскликнул он. — Со мной это не пройдет!

Он высоко поднял Зеркало, руки его затряслись от напряжения, и внезапно снова появилось лицо Ялкары, а внизу — надпись, как прежде.

Но теперь в послании не было пропуска.

«Вот что ты должна сделать. Элиора, Зеркало попытается тебя обмануть, но твое право первородства этого не допустит. Надень золото, и Зеркало вынуждено будет сказать правду. Золото также защитит тебя, если ты будешь его носить. Никогда не выпускай его из рук. Никогда, никогда не позволяй использовать его иначе, потому что, если позволишь, защита будет утеряна, и золото станет так же опасно, как золото, из которого была изготовлена Золотая флейта. Не спеши. Готовься очень долго, а когда будешь готова, не забудь взять свое право первородства и посмотри на Зеркало. Оно покажет, что ты должна сделать.

Элиора, до свидания. Возможно, когда-нибудь мы встретимся, если у тебя все получится».

Яркие буквы угасли. Магрета сидела, пристально глядя на Зеркало. Она была в отчаянии от своей грубой ошибки. После всех ее раздумий и мук! Худшего решения она не могла бы принять.

— Ну что же, — сказал Рульк, — ты не могла знать. Но теперь ты знаешь! Ты передала свое право первородства в руки врагов: защита утеряна и Тензор смастерил самое опасное устройство, какое только можно было изготовить из этого золота.

— Я же не знала! — расплакалась Магрета. Ее била дрожь. — Оно мне солгало. Я не могу рассчитывать на то, что Зеркало покажет мне, что делать. Ты можешь выпытать у него секрет, Рульк?

— Без золота — нет. Возможно, не получилось бы и с ним: ведь над ним поработал Тензор.

— Что же мне делать?

— Тебе нужно найти другой способ. Возможно, я смогу тебе помочь, когда придет время, если только ты согласишься не мешать мне теперь.

— Я… я подумаю об этом.

Рульк рывком поднялся и, не произнеся больше ни слова, исчез за дверью.

Магрета проснулась с мыслью о Рульке. Она томилась по нему. «Я хочу его, — поняла она, — его тело и душу. Я знаю это совершенно точно, и нет места для сомнений».

Она мысленно проиграла сцену их первой встречи, вспомнив, до какого экстаза довело ее прикосновение Рулька. Ее обдало жаром при этих воспоминаниях. Кожа стала такой чувствительной, что пришлось откинуть простыни, чтобы охладить ее.

В дверь постучали. Рульк! Она накинула халат, висевший на стене. Наверно, Карана носила его, когда была девочкой: халат был слишком мал. Магрета подошла к дверям, придерживая халат на груди. Она открыла дверь.

На пороге стоял Рульк с корзиной в руке. Магрета почувствовала, что все внутри у нее тает от желания.

— Входи, — сказала она в таком смятении, что забыла о халате, и он распахнулся. Взгляд Рулька коснулся ее груди. Корзина упала на пол, послышался звон бьющейся посуды.

Взяв Рулька за руку, она потянула его в спальню. Магрета повела плечами, и халат соскользнул на пол.

— Что случилось с твоим плечом? — спросил он, коснувшись раны кончиками пальцев.

— Стрела феллемов. Ничего страшного.

— Я позову своего целителя. Идлис быстро ее залечит.

— Утром! — Присев на край ложа, Магрета начала расстегивать пуговицы на его рубашке. Кожа у него была гладкая и смуглая, а не волосатая, как у Иггура. Она нашла эту разницу восхитительно чувственной.

Магрета притянула Рулька к себе. Его пальцы гладили ее шею, воспламеняя ее еще больше.

— Существует не только один способ вести битву, — прошептала она, обвив шею Рулька руками и притягивая его еще ближе.

Так их и застала Феламора. Чтобы пробраться в Шазмак необнаруженной, ей потребовалось все ее мастерство в области магии, поскольку она была злейшим врагом, от которого в первую очередь защищался Рульк. Однако Феламора знала Шазмак, а также Стражей и потайные пути. Но несмотря на это, ей бы никогда не удалось туда проникнуть, не будь Рульк так поглощен мыслями о Магрете.

Феламора явилась в Шазмак вскоре после Магреты, и во время своих ночных прогулок испытала настоящий шок, узнав из болтовни гаршардов, что Магрета здесь, у Рулька.

Ушли еще сутки на то, чтобы отыскать ее, и Феламора устала. Ей было труднее, чем обычно, сохранить свою маскировку, сопротивляясь коллективной воле гаршардов, которые, как всегда, были бдительны. Но в конце концов ей удалось напасть на след Магреты. Она нашла комнату, где когда-то жила Карана, бесшумно повернула ручку двери, и проскользнула внутрь. Там было совсем тихо. Комната была освещена лишь тусклыми лучами восходящего солнца. Феламора подкралась к открытой двери спальни и просунула голову. Первое, что она увидела, — это смуглая ступня, свисавшая с ложа. Две смуглые ноги, могучие бедра, а под ними — стройные ноги золотистого цвета.

Рульк и Магрета спали, обняв друг друга, — так и заснули, утомленные любовью, не разомкнув объятий. Волосы Магреты разметались по серой шелковой подушке. Феламору затрясло. Она чуть не закричала от горя и чувства потери. Будь у нее кинжал, она бы заколола обоих.

Слишком поздно! Рульк шевельнулся. Нельзя, чтобы ее увидели. Феламора завернулась в обрывки иллюзии и молча удалилась. Потом она забралась в самую отдаленную часть Шазмака, чтобы зализывать раны и строить новые планы.

«В какую игру они играют? Магрета сильно рискует, став любовницей Рулька, да и он тоже. А не может ли она его убить? Это шанс!

Почему она здесь? Конечно, для того, чтобы захватить его машину. Но Магрета недостаточно сильна. Я сама сломала ее волю, чтобы она меня не одолела. Рульк перетянет ее на свою сторону — ведь он уже соблазнил ее. Они попытаются открыть Путь, и это может им удастся. Я должна помешать им любой ценой. Да, я сделаю ему предложение получше.

Как только будут сделаны врата, я широко распахну их и разрушу Непреодолимую Преграду. Я разнесу его любимую игрушку. Чтобы ни было у нее внутри, я захвачу ее с собой, чтобы он никогда не смог восстановить эту игрушку. Пока они будут сражаться, чтобы не пропустить никого из бездны внутрь, мы наконец-то отправимся на Таллалам. Но я не смогу сделать это на расстоянии. Мне нужно быть рядом с ним. Я должна увидеть врата!»

В полдень Феламору обнаружили за воротами Шазмака. У нее был смиренный вид, словно попытка проникнуть в Шазмак была последним отчаянным предприятием, которое не удалось. Глаза Рулька прищурились, когда ее ввели в комнату — эту маленькую женщину в белом одеянии и сандалиях, с сумкой через плечо. Он сделал ей знак говорить.

— Я пришла сделать тебе предложение, — сказала она с видом совершенно изнеможенного человека. — Твоя чувствительница предала тебя, а моя воспитанница — меня. Я знаю, что ты можешь открыть Путь. Но тебе не найти изменяющиеся дороги на Аркан или Таллалам.

— Ты не знаешь, что я могу, а чего не могу.

— Я выпытала правду у Караны. И она рассказала, как ты ее использовал и как она подвела тебя из трусости, которая является ее второй натурой.

Рульк был в замешательстве, но потом разразился смехом.

— Она меня не подвела, — возразил он. — Это я ее подвел! На Сантенаре нет никого смелее, чем Карана Элинора Ферн. Вот это да! Как здорово она тебя провела!

— Ладно, не важно, — ледяным тоном ответила Феламора. — Вот мое предложение. Я могу отыскать пути между мирами, но мне нужна Магрета, чтобы открыть Непреодолимую Преграду. Или ты! Вместе мы сможем достичь наших целей. Ты же знаешь, чего хотим мы, феллемы: нам нужен Таллалам и больше ничего. Мы покинем этот мир и никогда сюда не вернемся. У тебя будет Сантенар и Аркан, если захочешь. Но мы будем охранять Таллалам!

Рульк задумался. Феламоре нельзя доверять. И тем не менее ее предложение его заинтересовало. В результате долгих поисков ему не удалось обнаружить ни одного чувствительника с таким талантом, как у Караны. И Феламора права: ему действительно не отыскать Путь. Однако Феламора коварна и склонна к предательству, как никто другой. Для нее так же важна ее раса, благополучие которой она ставит на первое место.

— Возможно, ты могла бы немного мне помочь, — сказал Рульк, притворяясь равнодушным. — Я подумаю об этом. А пока что ты должна остаться в Шазмаке, в заключении. Уведите ее!

Стражники-гаршарды провели Феламору в апартаменты, откуда был лишь один выход, и встали на часах. Она охотно подчинилась, очень довольная своей сделкой. Даже Рульку не удержать ее, когда придет час, — после того как он откроет для нее Путь через Непреодолимую Преграду.

В то утро появился Идлис и, осмотрев рану Магреты, промыл ее, присыпал порошком и снова забинтовал. А вскоре по всему Шазмаку зазвонили Стражи. Магрету заинтересовало, что вызвало тревогу, но спросить было не у кого.

В ту ночь Рульк снова пришел в ее покои. Магрета ждала его. Она думала весь день только о том, чем они занимались накануне ночью и что они будут делать сегодня ночью, если ему было с ней так же хорошо, как к ей — с ним.

— Феламора здесь, — сообщил Рульк, проходя в дверь с тяжелым подносом. — Что ей нужно на самом деле?

Магрету пронзила боль в груди, и она задохнулась. Как же подавляла ее Феламора, даже теперь, когда прошло столько времени.

— А что ей нужно, по ее словам? — Рульк рассказал.

— Я уверена, что это правда. Но знай, что она тебя ненавидит и боится, так что…

— Она меня предаст в критический момент!

— И приложит все силы, чтобы уничтожить тебя. Не делай этого! — вскричала Магрета, мучаясь от того, что чувствовала, какова будет его судьба, и остро ощущала свою потерю.

— Почему бы и нет? — спросил Рульк. — От имени кого ты говоришь?

Она не могла это сообщить.

— Я… я говорю от имени трех миров, и имею на это большее право, чем кто бы то ни было. — Но она тоже переживала за каронов — за свой народ!

— Может быть. — И вдруг он неожиданно спросил: — Ты знаешь, кем был твой отец?

Вопрос застал Магрету врасплох. Рульк, несомненно, этого и хотел.

— Он был феллемом. Это все, что я знаю. Его давно нет в живых.

Рульк бесстрастно посмотрел на нее.

Магрете захотелось крикнуть: «Ты знаешь? Скажи мне!» Нет, она не выкажет своей слабости. Она смерила его холодным взглядом. Несмотря на всю их страсть прошлой ночи, эта игра, а она в этом не искушена. Гораздо лучше действовать напрямую.

— Рульк, — сказала она, отчаянно желая его и стремясь угодить ему, но не ставя при этом под угрозу единственный мир, который она знает. — Я не могу тебе помочь. Риск слишком велик.

Рульк встряхнул головой, и растрепались его черные кудри. Низкий ворот рубашки открывал грудь. «Ты должен быть моим», — подумала Магрета. Взяв его руку, она прижалась к ней губами.

Рульк застонал:

— Какая мука!

— Для меня тоже, — прошептала Магрета. — Но это единственный мир, который я знаю, и я люблю его не меньше, чем ты — свой народ. Я не могу.

— Тогда не будем больше об этом говорить. — Он встал, но Магрета удержала его руку.

— Ты со мной флиртуешь? — грубо спросил он.

У Магреты перехватило дыхание. Что он к ней питает? Она должна знать — пусть ценой унижения.

— Я не умею кокетничать и незнакома с женскими уловками, — ответила она. — Я скажу тебе прямо: ты мне нужен, отныне и навеки. Мое тело тоскует по тебе. Скажи, что ты чувствуешь то же самое — или нет, — и покончим с этим.

Они пристально смотрели в глаза друг другу. Что он думает? Что собирается делать? Великий Предатель! Ему нельзя доверять. Молчание растянулось до бесконечности, и Магрете захотелось забраться в нору и умереть. Рульк казался суровым, властным и неумолимым. И вдруг она увидела, что это маска, а на самом деле он так же напуган и неуверен, как она. Магрета протянула к нему руки.

Не сводя с нее глаз, Рульк снял со своего пальца золотое кольцо. Она могла бы просунуть в него два пальца. Рульк сжал его в кулаке, на лбу выступили капли пота. Не произнося ни слова, он обнажил зубы в гримасе, когда из кулака показалась струйка дыма. Магрете захотелось крикнуть: «Нет! Не делай себе больно!» — но ее заворожил его взгляд.

И вдруг Рульк погрузил кулак в кувшин с вином, чтобы охладить кольцо. Послышалось шипение. Потом вынул руку и раскрыл ладонь. На ней лежало кольцо, которое стало гораздо меньше. Рульк надел его Магрете на палец. Еще не остывшее, кольцо идеально подошло по размеру.

Магрета с удивлением рассматривала кольцо. Что она может дать взаймы? И тут вспомнила, что у нее есть прекрасный подарок. Поискав в сумке, она достала кольцо из красного золота, сделанное из оказавшегося лишним звена цепочки Ялкары. Магрета начала гладить его все быстрее и быстрее, пока кольцо не стало сиять. Оно зазвенело, как стекло бокала.

— Протяни руку, — попросила Магрета и надела кольцо на палец Рулька. Звон затих, сияние исчезло, и кольцо пришлось Рульку впору, как ей — его дар.

— Ты мне нужна, отныне и навеки, — повторил он ее слова.

— Решено, — сказала Магрета. — Навеки!

Они потянулись друг к другу, но как раз в этот момент снаружи начало происходить что-то странное. Магрета сразу поняла, чьи это козни.

— Феламора! — вскричал Рульк и бросился к дверям. — Оставайся здесь!

Дверь с треском распахнулась. Магрета ринулась за Рульком, но на этот раз замок не удалось открыть. Присев на край кровати, она застонала от неутоленной страсти. Что замышляет Феламора?

Рульк не вернулся, и вскоре Магрета почувствовала странное вибрирующее, очень мощное искривление реальности. Рульк привел в действие свою машину. Но не заключил же он союз с Феламорой, вопреки ее предостережению? Магрета похолодела от страха. Она нашла своего суженого и теперь может снова потерять его.

Искривление реальности, вызванное встречей Рулька и Феламоры, было настолько значительным, что Магрета запаниковала. «Разве они его не чувствуют? Или им все равно? Как же Рульку может быть все равно? Или он лгал мне? Или он действительно Великий Предатель? Я ни за что в это не поверю, — твердила она себе. — Наверно, он не вполне понимает, что все эти идеи насчет Пути и бездны — заблуждение. Он знает, как было раньше, но ведь все изменилось и Непреодолимая Преграда разрушается. Нам грозит смертельная опасность, и только я могу этому помешать».

Магрета сфокусировала всю силу своего сознания на замке. Замок вместе с дверью разлетелся на куски. Йетча попыталась преградить ей путь, но Магрета подняла кулак. Выражение ее лица было так ужасно, что Йетча застыла на месте.

— Только попробуй меня остановить, и я размажу тебя по стенке, — пригрозила Магрета.

Йетче хватило ума не сопротивляться. Гаршарды были превосходными стражами, но Магрета оказалась им не по зубам. Она пробежала мимо них, устремившись в зал, где находилась машина Рулька.

По пути ей повстречалась группа гаршардов, яростно споривших о чем-то. Она уловила лишь обрывки разговора, но и этого было достаточно, чтобы она насмерть перепугалась.

— Получается, что сказание Лиана — правда, — сказал Идлис, — и мы должны извлечь из него урок.

— Мы дали клятву, — ответил молодой гаршард, который сильно отличался своей внешностью от остальных. Это был низенький человек, с кривыми ногами и кожей стального цвета. Звали его Ярк-ун, и именно он возглавлял отряд, преследовавший Карану по пути из Фиц-Горго полтора года тому назад.

— Как мы сможем служить господину, который так глуп? — прошептала пожилая женщина с желтыми глазами. Одна рука у нее постоянно тряслась.

— Мы дали клятву, — повторил Ярк-ун.

— Но не Феламоре! — возразил Идлис.

Значит, это правда, и теперь его самые преданные слуги призывают к бунту. Рульк действительно обречен. Магрета понеслась через мраморные залы и воздушные мостики Шазмака, в ужасе от того, что может опоздать. Она вбежала в Большой Зал, ища Рулька глазами.

Несмотря на бушующие в ее душе чувства, Магрета не могла не восхититься гением аркимов, создавших этот великолепный зал, увенчанный изогнутым в форме морской раковины прозрачным потолком, изящные лесенки, балконы и площадки, которые, казалось, парили в воздухе. Затем взгляд Магреты упал на машину Рулька — полную противоположность Шазмака — это был огромный странно выглядящий механизм из черного металла.

Машина работала, искажая пространство вокруг себя. Даже свет рядом с ней как бы искривлялся, а пол прогибался под ней, словно резиновый. Рульк сидел на самом верху машины, положив руки на рычаги. Феламора пристроилась на коврике на полу, прикрыв глаза, — очевидно, она устанавливала контакт с Рульком. Магрета знала, что именно они попытаются сделать: Карана ей объяснила. Рульк намеревался пробить брешь в Непреодолимой Преграде с помощью своего творения, а Феламора должна была сквозь эту брешь отыскать вечно изменяющийся Путь между мирами, Путь к Аркану.

Магрета замешкалась в дверях, и в этот миг стала видна изгибающаяся мерцающая поверхность, подобная огромному мыльному пузырю. Она охватила огромный зал — это стала видна Стена Непреодолимой Преграды. Рульк повернул рычаг. Прямо перед машиной возник луч света, и Рульк, сфокусировав, направил его на Стену.

Магрета начала осторожно продвигаться вперед, но не успела она приблизиться к Феламоре, как та поднялась, глядя на свою бывшую воспитанницу холодными бездонными глазами. Стена Непреодолимой Преграды снова стала видимой.

Рульк крикнул:

— Оставь ее в покое!

Феламора как-то по особенному посмотрела на Магрету, и та не смогла устоять на ногах. Она никогда прежде не сталкивалась с подобными чарами и не смогла защищаться от них.

Все ее чувства отключились, все, кроме зрения. Магрета ничего не слышала и не осязала — она не чувствовала даже собственных ног. Она ощутила ужасную, тошнотворную дурноту. Ей казалось, что ничего не было ни под ней, ни над ней. Пол словно растворился. Ноги Магреты подкосились, голова сильно закружилась — гораздо сильнее, чем бывает от выпивки. Магрета попыталась заговорить, но не смогла вспомнить ни одного слова. Язык загнулся в горло, отчего она стала задыхаться. Тогда с неимоверным усилием, давясь, пальцами она вытащила язык обратно. Все, что она сейчас могла делать, — это лежать, прижавшись щекой к каменному полу. Но даже в таком положении голова у Магреты отчаянно кружилась.

Прошло много времени, прежде чем она смогла подняться, ну тут ее снова швырнуло на пол. Попытавшись встать во второй раз, она упала и осталась лежать на полу. У нее не было сил противостоять Феламоре. Но последняя пустила в ход такую большую силу, что неминуемо должна была пострадать от этого и сама.

Теперь Магрете, лишенной возможности двигаться, оставалось лишь тихо наблюдать за тем, как Стена Непреодолимой Преграды опять стала видимой. Феламора больше не обращала на Магрету внимания, и та почувствовала себя лучше. Правда, из осторожности она этого не показывала.

Магрете нужно экономить силы. Рульк в смертельной опасности. Он зависит от Феламоры: она нужна ему, чтобы отыскать его Путь на Аркан. Наверно, он в отчаянии, раз решил осуществить столь слабый план. Как только будет открыта Непреодолимая Преграда, Феламора сможет на него напасть и он будет не в состоянии защищаться из страха, что обитатели бездны хлынут на Сантенар.

Магрета собрала свою силу, подпитав ее ненавистью к Феламоре, и осталась дожидаться удобной возможности. Пространство вокруг Магреты продолжало изменяться, деформироваться и искажаться. Она сильно рискует. Еще немного…

И тут Магрета ощутила первый слабый толчок чьей-то новой, но знакомой силы. Кто-то применил флейту. Она узнала опасную ауру, которую впервые почувствовала в Хависсарде. Мендарк! Должно быть, он и все остальные где-то поблизости. Магрета испытала огромное облегчение — теперь будет с кем разделить внезапно обрушившееся на нее бремя. Потом поняла, что это означает на самом деле. Опасная флейта может полностью разрушить Непреодолимую Преграду. Если это произойдет, ничто не сможет спасти Сантенар от гибели.

 

39

СТРАЖИ ШАЗМАКА

Таллия стояла, глядя на выбоину в полу.

— Все, ради чего я работала эти одиннадцать лет, погибло, — прошептала она. Магистр, которому она так преданно служила, предал ее.

Джеви возился со своим запястьем, которое сильно вывихнул. Оссейон прислонился к стене, тяжело дыша. Остальные, сильно отставшие, медленно подтягивались.

— Мендарк, мне совсем не понравился звук этой флейты, — сказала Малиена. — Остерегайся!

— Кто возложит на себя теперь обязанности Магистра? — печально спросила Таллия.

— Ты должна это сделать! — переведя дух, ответил Шанд, у которого лицо побагровело от гонки.

— Я не смогу, — заметила она.

— Почему бы тебе не взглянуть на руку Джеви, — похлопал ее Шанд по плечу.

— Что с ним? — Таллия оторвалась от своих унылых дум. Она опустилась на колени перед Джеви. — Прости, Джеви. Представляю, что ты обо мне думаешь!

— Думаю, что тебе гораздо тяжелее, чем мне с моим вывихнутым запястьем, — ответил он. — Но тем не менее я буду рад помощи. И потом… — Он посмотрел на Таллию и улыбнулся. — Я бы с удовольствием помог тебе справиться с твоей проблемой.

Бросившись ему на шею, Таллия разрыдалась. Он молча обнимал ее, а когда она перестала плакать, очень нежно стер ей слезы.

— Не отпускай меня, Джеви. Никогда не отпускай!

— Я не отпущу тебя, Таллия! — И тут он удивил ее, и всех, и самого себя, поцеловав Таллию в губы.

— Нам пора в Шазмак, — сказал Иггур, встряхнув головой.

— К тому времени, как мы туда попадем, все будет кончено, — возразила Малиена. В этот момент Тензор с трудом одолел последние ступеньки лестницы; его поддерживали два аркима. — Тензор, ты можешь создать врата? — Ирония вопроса дошла до нее, да и до Тензора тоже.

— Ха! — Тензор упал на колени и выгнул спину, пытаясь найти положение, в котором боль не была бы такой мучительной. Это ему не удалось, и он улегся на пол. Погоня доканала его. — Я поклялся, что не буду и ни за что не стану этого делать, если только это не наша последняя надежда.

— Если мы не сможем попасть туда сегодня, — сказал Иггур, — то надеяться нам больше не на что.

— Думаю, что быстрее вы туда доберетесь пешком, — ответил Тензор. — В отличие от Магреты и Караны, я не троекровник и у меня нет флейты, которая могла бы помочь. Мне потребовалось несколько недель, чтобы открыть ворота в первый раз. Даже теперь, при условии, что мне помогут, на это уйдет не один день. Вам бы лучше поискать кого-нибудь другого.

— У меня нет таланта, — заявил Иггур.

— У меня тоже. Я потерпела неудачу, и Аркан обречен. — В отчаянии Малиена бросилась на пол.

— Еще нет! — воскликнул Шанд. — Я поклялся, что никогда больше не буду применять свою силу. Но время отменяет клятвы, если имеешь несчастье жить слишком долго. Правда, я никогда прежде не открывал врата, но знаю, как это делается. К тому же Каркарон — единственное место на Сантенаре, где даже такой неумеха, как я, сможет справиться с этой задачей. Таллия, я помню, как ты трудилась в Катадзе, чтобы помочь Каране и Лиану. Напрягись еще раз! И ты тоже, Иггур. Тензор, проконсультируй меня!

— Как ты найдешь место назначения? — спросил Лиан, глядя на Шанда как завороженный.

— Место назначения — Шазмак, — ответил Шанд. — Посмотри на пол, на нем отпечатался след машины Рулька. Подобное притягивает подобное — это будет нашим девизом. Отойди подальше, Лиан.

Лиан отступил в сторону. Шанд потоптался в выбоине и наконец остановился на том месте возле амбразуры, где сидела Карана, когда искала Путь для Рулька.

— Вот хорошее место, — сказал он. — Дайте мне немного подумать. Предлагаю всем сначала поесть и поспать. Врата делают на сытый желудок и с ясной головой.

После полуночи Шанд был готов начать. Громким криком он разбудил спящих.

— Протяни мне обе руки, Таллия. Прижмись спиной к моей спине, Иггур.

Таллия и Иггур сделали, как он просил. Шанд сосредоточился.

— Что ты будешь использовать в качестве фокуса? — прервал его мысли Лиан.

— Заткнись, зануда! — загремел Шанд, совершенно непохожий сейчас на того старика, каким все его знали. Потом смягчился: — Смотри внимательно, если хочешь описать это в своем сказании.

На одной руке у Шанда было кольцо — прощальный дар Ялкары. В другой он держал свою черную дубинку. Сжав руки Таллии, он поднес их к своему лбу. Кольцо начало мерцать. Мерцание перешло ему на руку, охватило все тело и, наконец, разрослось настолько, что вмятина в полу, оставленная машиной Рулька, оказалась целиком охваченной светом.

— Это особые врата, — пояснил слегка приглушенный голос Шанда. — Они не закроются, когда мы войдем в них, мне только нужно их закрепить… — Судя по голосу, Шанд напрягся. — Вот так! Когда вы шагнете внутрь и я протяну руки в сторону места назначения, они растянутся по направлению к Шазмаку, сжимая пространство, так что отсюда до Шазмака будет всего несколько шагов. Но вы все время будете находиться внутри врат, пока не выйдете за пределы света. Обязательно убедитесь, что это так. Другие врата посылают вас и принимают, но в остальное время вы находитесь между, а не внутри них. Именно сейчас это между — особенно опасное место.

Когда они вошли во врата, мерцание превратилось в золотистую пелену. С уст Лиана готова была сорваться дюжина вопросов, но он побоялся их задать.

Теперь во вратах были все, за исключением Тензора, который с безразличным видом стоял у разрушенной стены. Шанд позвал его, но тот не услышал. Внешний мир потускнел, и теперь Тензора почти не было видно. Шанд сдернул с пальца кольцо и вложил его в руку Лиана со словами: «Держи крепко. Не урони. Ни о чем не думай!» — и шагнул наружу, из тумана.

Пелена резко изменила цвет и начала пульсировать. Лиан прикрыл глаза, сжимая кольцо и чувствуя, что в любой момент оно может превратиться в дым и исчезнуть.

Шанд положил руку на плечо Тензора:

— Пойдем, Тензор. Ты нам нужен.

— Это конец мира! — ответил тот.

— Ты хочешь, чтобы он закончился в Каркароне?

— Это не имеет значения! — Однако Тензор позволил провести себя через световую завесу, и Лиан с облегчением вернул Шанду кольцо.

— Почему ты сказал, чтобы я ни о чем не думал? — спросил он, опасаясь, что под воздействием силы его мысли их может занести не туда.

Шанд рассмеялся:

— Потому что от этого изменились бы цвета.

— А это что-то изменило бы?

— Просто напугало бы тебя, — хихикнул Шанд. — У тебя нет силы, чтобы придать направление вратам, Лиан.

— О! — выдохнул Лиан. — Но в Ночной Стране…

— То были настроенные врата. Любого в них вошедшего они доставили бы в указанную их создателем точку назначения. Конечно, кроме Рулька: он смог бы направить их куда угодно. А теперь прекрати болтать!

Лиан умолк. Шанд снова поднес кольцо к своему лбу, стенки врат затвердели, и теперь врата превратились в золотистый кокон, который начал удлиняться — сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Не прошло и минуты, как это прекратилось.

— Ждите здесь! — резко произнес Шанд, шагнув за пределы света, в ничто. Через минуту он вновь появился.

Взглянув на лица собравшихся во вратах, напуганный Лиан прочел в них страх. Значит, они тоже боялись.

— Идите вперед, к краю света, — приказал Шанд. — Но если хотите жить — не дальше!

— А что там? — пробормотал Иггур.

— Несчастье! — воскликнул Тензор.

Они медленно двинулись вперед, ступая по губчатому основанию кокона. Лиан не осмеливался вообразить, что именно удерживает его в пространстве, — а вдруг оно растает и он упадет в темноту? Расстояние между Каркароном и Шазмаком сократилось до такой степени, словно они находились на разных концах одного большого зала. Туман окутывал все — его не было лишь прямо перед отрядом людей, двигавшихся во вратах. Там, на расстоянии, но в ясном фокусе, они и увидели сгусток темноты, горевший красным пламенем: машина Рулька!

Карана издала стон — она не могла его подавить. В руках и ногах не было силы. Она молилась, как еще никогда в жизни, чтобы западня сработала. Враг был отчаянно сильным и свирепым.

Лорск неумолимо приближался к ней, шаг за шагом. Должно быть, ловушка не сработала. Оставалось всего несколько метров — один прыжок этих могучих ног. Девушка заглянула в глаза лорска, и ее словно захлестнуло бурное течение реки Гарр.

И вдруг лорск прыгнул на нее. Обычно реакция Караны была мгновенной, но это произошло так быстро, что девушка пошевелиться не успела. А может быть, Лорск ее каким-то образом загипнотизировал?

Щелкнула ловушка. Вместо того чтобы высоко подпрыгнуть и приземлиться на нее, лорск скользнул по дверце, опускавшейся вниз, и прыжок вышел неудачным. Он приземлился чуть в стороне. Пол накренился под ногами у Караны, — должно быть, она стояла у самого края западни, но, поскольку была очень легкой, та не сработала.

Лорск протянул к Каране свою невероятно длинную руку. Девушка отпрянула, но поскользнулась и упала на спину. Ноги ее болтались над краем западни. Карана в ужасе завизжала: когти лорска зацепились за ее штаны, и если это чудовище упадет в яму, то утянет ее за собой. Она выронила осветительный шар, ища, за что бы ухватиться. Ее пальцы нащупали трещину в каменном полу, и как раз в этот момент дверца ловушки открылась. Лорск упал, издав хрюканье, и Карану так сильно дернуло, что она стукнулась головой об пол. Ее подтягивало к ловушке, но тут оторвалась штанина, за которую ее держал лорск.

Лорску защемило пальцы левой руки в трещине между дверцей и полом. Он повис на трех пальцах. Карана ожидала, что дверцы ловушки снова захлопнутся, но вес лорска держал их открытыми. Карана балансировала на острие ножа.

Лорск застонал и взмахнул правой рукой, но не смог дотянуться до Караны. Она подтянула ноги, не сомневаясь, что сейчас упадет, но каким-то чудом ей удалось откатиться назад, в сторону от ловушки.

Задыхаясь, Карана вскочила на ноги. Упадет ли лорск или выберется из западни? Он вонзил коготь правой руки в верхнюю часть ловушки, и раздался неприятный металлический скрежет. Да, он выкарабкается!

Подобрав осветительный шар, Карана принялась искать нишу, которая приводила в действие ловушку. И тут лорск заговорил:

— Хвикс трунг? Хвикс тьярт?

Это был не просто кровожадный зверь, а мыслящее существо, подобное ей. Должно быть, он почувствовал ее замешательство, потому что в сознание Караны внезапно хлынули образы. Она увидела пещеру, освещенную крохотным костром, вокруг которого собралась семья лорсков. Один, в точности такой, как этот, держал над костром человеческую ногу, а его супруга играла с двумя пушистыми комочками — младенцами лорсков. Еще один, по размеру подросток, писал на стене какие-то знаки. Снаружи два красных солнца сияли на пурпурном небе. Его тоска по своей семье наполнила душу Караны сочувствием. Пытается ли лорск показать, что он тоже человеческое существо, — или просто хочет, чтобы она ослабела?

Карана выбросила эти образы из своего сознания. «Я не могу поступить иначе, — сказала она, — ведь если ты меня поймаешь, то непременно слопаешь!»

Ее пальцы нажали на кнопку в нише. Дверцы ловушки снова поднялись. Лорск дернул руку, но освободить пальцы не получилось. Он закричал, потом попытался приоткрыть дверь ловушки. Она затряслась, но не поддалась.

Карана не стала ждать, чем это кончится. Между краем ловушки и стеной был крохотный промежуток. Она побежала туда — один, два, три, четыре шага на подгибающихся коленях. К удивлению Караны, ей удалось проскочить. Она понеслась по туннелю, не оглядываясь назад.

У нее за спиной вскрикивал лорск. Высвободился ли он или упал наконец в яму? Она бежала и бежала, разодранная штанина развевалась вокруг ноги. Завернув за угол, Карана врезалась головой в каменную стену.

«Почти добралась!» — подумала она, потирая ушибленный лоб. Нужно сделать двадцать шагов назад, и там будет боковой туннель. Сможет ли она найти ключ к нему? Вернувшись, она принялась искать спрятанную пластину, которая откроет путь в Шазмак.

И тут Карана столкнулась с неожиданной трудностью. Прожилка из кварца указывала на пластину-ключ, но она находилась слишком высоко — разве что очень высокий арким мог бы до нее дотянуться. Карана подняла осветительный шар, со страхом вглядываясь в туннель.

Ее худшие опасения подтвердились: вдали появились два огонька. Карана высоко подпрыгнула, но не смогла достать до пластины. Подпрыгнула еще — на этот раз ниже, чем в первый раз.

Карана услышала странный звук — словно на разделочную доску шлепнули влажную рыбу. Кровь застыла в жилах девушки. Это был лорск, и, хотя его еще не было видно в темном туннеле, Карана чувствовала присутствие лорска, словно его освещал яркий свет.

Девушка следила, как ужасное существо приближается. По его ногам текла кровь: рана на ягодице снова открылась. Длинные руки свисали вдоль тела, из одной сочилась темная кровь: от отчаяния лорск оторвал себе пальцы, чтобы выбраться из ловушки. Клыкастый рот открыт, глаза — штыки, нацеленные на нее. На этот раз его остановит только смерть.

Отступив назад, Карана хорошенько разбежалась и высоко подпрыгнула. Прыжок не удался, так как в другой руке у нее был осветительный шар. Вытянутые пальцы коснулись края пластины. Дверь не открылась. Девушка снова отступила, разбежалась и подпрыгнула, выпустив из руки осветительный шар. Ударившись об пол, он треснул и погас. Нырнув за ним, Карана подхватила самый большой осколок, в котором еще сохранился свет.

Шлеп-шлеп! Шлеп-шлеп! Лорск был уже близко. Наверно, он устал не меньше Караны, но ведь ему приходилось выживать в бездне. Он упорно продвигался вперед. Нет, он не поймает ее! Колени девушки дрожали, когда она готовилась к еще одной попытке достать до пластины — последней. Она подпрыгнула, как можно больше вытянувшись в прыжке. Рука ее ударилась о пластину — сначала ладонь, потом пальцы, один за другим. Что-то застонало за стеной, и часть ее отъехала, открывая темный туннель, ведущий во мрак.

Карана приземлилась ловко, словно кошка, повернулась и, когда лорск нацелился на нее когтями, нырнула ему под руку и, покачнувшись от зловония его нагноившейся раны, устремилась в открывшийся туннель. Где-то слева был механизм, который запечатает туннель за ней. Это один из камней стены Шазмака — обработанный камень и потому уже частица самого города. Он действует как противовес.

Но какой же именно? При таком тусклом свете она не могла определить, а времени на эксперименты не было. Лорск ринулся за ней. Казалось, у него открылось второе дыхание.

Карана бежала по проходу, ударяя левой рукой по камням в стене, надеясь, что один из них окажется рычагом. Но она только ушибла руку. Впереди показался лестничный пролет, который вел наверх, — высокие ступени, предназначенные для длинных ног аркимов. Карана перепрыгивала через две, плача и задыхаясь, стремясь к площадке, где ей нужно во что бы то ни стало передохнуть. В боку сильно кололо, она еле дышала.

Лорск отстал при подъеме, но он неуклонно преследовал ее. Карана знала, что он гложет продолжать погоню хоть весь день, тогда как ее доконают следующие полчаса.

Сколько еще идти? Карана понятия не имела: над головой — кромешная тьма. Что там, наверху? Тензор ей не сказал. Нужно идти вперед — шаг, еще один.

И она каким-то образом прошла по этой бесконечной лестнице, сделав не меньше тысячи шагов. И наконец увидела, что приближается к верхней площадке лестницы.

Карана посмотрела вниз. Лорска отделяло от нее всего двадцать ступеней.

«Пусть тут будет дверь, — молилась Карана, — и пусть она будет открыта». На четвереньках она преодолела последние ступени. Впереди она увидела железного Стража перед металлической дверью, которая была закрыта. Только бы она не была заперта! Доковыляв до двери, Карана дернула за ручку. Заперто! Дверь даже не дрогнула. «Я в ловушке! Идти абсолютно некуда. Тензор не сказал, как открыть эту дверь».

Рыдая и задыхаясь, Карана закричала:

— Помогите, помогите!

Она выкрикивала это снова и снова пронзительным голосом, полным ужаса и отчаяния. Она колотила в дверь кулаками и ногами. Найдя на полу кусок камня, она ударила им по двери, и металл зазвенел гулко, как барабан. А в это время у Караны за спиной лорск шатаясь преодолевал последние ступени.

— Что это такое? — спросил Рульк, с подозрением глядя на Феламору, словно она его предала. Но у Феламоры был не менее озадаченный вид. — Это какое-то устройство, — продолжал он. — Правда, им пользуются не очень-то искусно. — Рульк понюхал воздух. — По крайней мере, почерк мне незнаком.

— Я чувствую опасность, которая грозит нам обоим, — сказала Феламора.

Магрета неподвижно лежала на полу, приходя в себя.

— Я помню эту ауру! — закричала Феламора. — Мендарк!

— Быстро! — воскликнул Рульк. — Пока он сюда не попал.

Рульк еще раз сфокусировал пучок света на Стене Непреодолимой Преграды. На поверхности начали переливаться радужные цвета, как на мыльном пузыре. Вскоре Стена и пол стали похожими на желе и затряслись. Вибрация становилась ощутимой.

— Сейчас! — заорал Рульк.

Вся мерцающая Стена Непреодолимой Преграды зазвенела, как огромный гонг, и высоко над ними, на балкончике, появился Мендарк, в кругу, излучающем свет. В руке у него была Золотая флейта.

Рульк выругался, развернул машину и направил луч света на балкон. Мендарк поднес к губам флейту и исчез. Казалось, вся комната выворачивается наизнанку. Стена Непреодолимой Преграды билась, как парус на ветру. И каждый раз, как она задевала Магрету, то, хотя Стена и была неосязаемой, у девушки опять начинались судороги и дурнота.

Машину Рулька резко завертело. Наконец он справился с управлением, опустил машину на пол и застыл, схватившись за живот. На лбу у Рулька выступили крупные капли пота.

Не успел карон начать все снова, как ему вновь помешали. На этот раз это были врата. Никто и не заметил их, пока на дальнем конце комнаты не появился золотистый кокон, из которого вышел Шанд. Рульк его сразу же узнал.

— Джиллиас! — воскликнул он.

Лиан повсюду искал Карану. Он нигде не видел ее.

Рульк направил свою машину в сторону только что прибывших незваных гостей, и она поплыла к ним, так сильно громыхая, что у Лиана заныли зубы. Пол под машиной поднялся и опустился, как волны в Великом Океане.

Сейчас, когда машина была так близко, стало очевидно, насколько она огромная. Под ее воздействием пол прогнулся, и в образовавшуюся в полу яму начали скатываться разные предметы. Низенький столик, на котором стояла фляжка с вином, проскользил мимо Лиана. Вино расплескалось, и на полу образовался след из алых пятен. Оказавшись в яме, столик, фляжка и вино исчезли в тумане.

Даже внутри врат Шанда Лиан ощущал воздействие созданного Рульком механизма: оно притягивало к себе все. К тому же вдруг пол стал скользким.

Лиан с ужасом и изумлением смотрел на машину карона. Какие чудеса сотворит Рульк с ее помощью? Юноша почувствовал искушение принять предложение, которое ему когда-то сделал Рульк: поучаствовать в великом приключении. Вне всякого сомнения, Рульк чрезвычайно могуч. Кто скажет наверняка, что он не тот, кто в конце концов совершит величайшее благо для Сантенара? Искушение было весьма сильным.

Кто-то положил руку Лиану на плечо. Голос Малиены тихо прошептал ему на ухо: «Будь сильным, летописец». Давление сразу ослабело.

— Джиллиас! — тихо произнес Рульк. — Осторожнее в своих поступках. У меня здесь Магрета.

— Если ты причинишь ей зло…

— Мы поклялись в верности друг другу! Но этот проект настолько важен для моего народа, что я никому не позволю меня остановить.

— Твой эксперимент слишком рискован, — ответил Шанд. Непреодолимая Преграда начала гаснуть и вдруг неожиданно снова ярко вспыхнула.

— Она разрушается! — закричала Феламора. — Рульк, сделай что-нибудь, быстро!

— Есть одно более срочное дело, — сказал карон. — Я хочу переговорить с Лианом. Пусть он подойдет.

Игнорируя предостережение Шанда, Лиан выскочил из врат.

— Где Карана? — закричал он.

— Я хотел тебя спросить о том же, — ответил Рульк.

— Она отправилась в путь вместе с Магретой, — вмешался Шанд.

— Где Карана, Магрета?

— Я погрузила ее в сон и заперла в убежище у восточного перевала, — безразличным голосом ответила Магрета. У нее был отрешенный вид. — Но она должна была давно освободиться.

— Найти ее! — приказал Рульк гаршадам.

— Помогите! — снова и снова взывала Карана. Голова лорска показалась над верхней площадкой лестницы. Шаг за шагом он выплывал из тьмы — грудь, живот, бедра, окровавленные шлепающие ноги. Он постоял на верхней ступеньке, приоткрыв рот в ужасной ухмылке, потом шаткой походкой направился к девушке.

Волосатые руки лорска потянулись к Каране. Показались когти. Искалеченная рука была вся в крови. Прижавшись к двери, Карана запустила, в лорска камнем. Он отлетел от могучего плеча чудовища, не причинив тому вреда.

Девушка лихорадочно искала, чем обороняться, но ничего не находила.

Нет, есть средство! Схватив еще один камень, Карана ударила им по конической шляпе Стража. Свет в нем погас, он громко загудел, и от гулкого эха завибрировала дверь, — это был сигнал тревоги, от которого у Караны заныли зубы. Страж не признал в ней врага, иначе нанес бы ей сокрушительный удар. Карана спряталась за ним. Подойдя к стражу, лорск протянул неповрежденную руку к Каране и получил такой удар в грудь, что скатился с лестницы. Карана молилась, чтобы лорск докатился до самого низа, однако чудовище вскоре вновь появилось. На этот раз лорск приближался медленно и осторожно. Карана знала, что все кончено.

Подпрыгнув, лорск сильно ударил Стража обеими ногами и сорвал его с основания. Ногу Караны прижало к стене. Железный Страж опрокинулся с невероятно громким лязганьем. Лорск добился своей цели: Карана осталась без прикрытия. Она дохромала до двери и ударила в нее камнем.

Лорск медленно приближался к девушке. Шлеп-шлеп, шлеп-шлеп! Карана чувствовала запах пота, гангрены, крови.

— Откройте! — завопила она что есть мочи.

Дверь отворилась, и в нее выглянуло любопытное лицо стражника гаршарда. Карана проскочила мимо него в щель, увернувшись и от второго, стоявшего за первым, и устремилась в Шазмак, относительно безопасное для нее место.

Выругавшись, первый стражник попытался захлопнуть дверь. Но ее так сильно распахнули, что сорвалась одна из петель. Стражник пролетел через всю комнату. Второй, отбежав назад, потянулся к стойке с копьями.

Карана сбежала. Пусть теперь гаршарды сражаются с лорском! Впереди какой-то коридор пересекал тот, по которому она сейчас двигалась. Не зная эту часть Шазмака, Карана хромая свернула в этот коридор, потом в другой, в третий. Последний был слабо освещен, — наверно, по нему редко ходили. Пройдя по нему приличное расстояние, девушка опустилась на пол и лежала так, пока сердце не перестало бешено биться в груди.

Решение отдохнуть было ошибкой, потому что, когда Карана захотела подняться, мускулы ног свело судорогой. Она попыталась справиться с судорогой, помассировав ноги. «Как бы то ни было, я выжила. Я в Шазмаке». Правда, пока она не знала, где именно она находилась, но скоро наверняка доберется до знакомых мест. Все, что теперь нужно сделать, — это спрятаться от гаршардов, избежать столкновения с лорском, если он выжил, и найти Магрету, не будучи пойманной Рульком или Феламорой.

«Какая ерунда, — подумала Карана, — после всего того, через что я прошла!» В этот момент раздалось гулкое гудение, за которым последовали оглушительный звон и лязганье. Все Стражи Шазмака одновременно подали сигнал тревоги.

 

40

НАНОЛЛЕТ

Карана целый день играла в прятки с гаршардами и, что не исключено, с лорском. Она утратила ощущение времени. Когда-то она чувствовала себя в Шазмаке совсем как дома, а поскольку была озорным и любознательным ребенком, то облазила практически весь огромный город. Она знала потайные туннели, запасные переходы и каналы, лестницы, которыми практически никогда не пользовались, знала, как обойти Стражей, если только они не настроены таким образом, чтобы распознавать именно ее. Сотня, а то и тысяча гаршардов вряд ли отыскали бы Карану в необъятном Шазмаке.

Это придало девушке уверенности, так что пару раз она пряталась в пустых комнатах, запирала двери (обычно она выбирала комнату с двумя дверями) и пыталась хоть немного поспать. Правда, сон был беспокойным, Каране снились кошмары: она удирала, пряталась, но ее всегда находили. Бесконечные, повторяющиеся сны — как эта погоня, как вся ее жизнь. В своих кошмарах она все бежала вперед и вперед. Страх быть пойманной лорском подавлял остальные эмоции.

А еще Карана сильно беспокоилась за свою подругу: она помогла Магрете попасть в ситуацию, с которой той не под силу справиться. Итак, Карана продолжала свой путь по Шазмаку, следуя за своими чувствами, которые вели ее к Магрете — и к Рульку!

Через некоторое время Идлис вернулся бегом.

— Стражники не могут ее пока обнаружить, — сказал он. — Но у меня есть рапорт о том вчерашнем инциденте, когда была подана тревога из заброшенной части Шазмака, связанной туннелями со старыми рудниками.

— Продолжай, — зловещим тоном произнес Рульк. — Это там стражники сбежали с поста!

— Нет, они не сбежали: что-то ворвалось к ним из рудников. Мы нашли на середине лестницы ногу одного из стражников и медную пряжку второго. Это все, что от них осталось…

— Что еще? Продолжай!

— Кровавые следы, — продолжал Идлис. — Это один из зверей, которые явились из бездны в Каркарон. Это лорск, и он где-то в Шазмаке.

— Более серьезный противник, чем я полагал, — заметил Рульк. — Настрой Стражей так, чтобы даже крыса не проскочила мимо них. Ищите лорска, парами.

— Карана! — проскрипел Тензор из врат Шанда, которые теперь разбухли и уже занимали половину зала.

— Что такое? — крикнул Рульк.

— Я рассказал ей о потайном пути в Шазмак — через рудники.

Рульк выругался:

— Тогда, вне всякого сомнения, лорск съел и ее. — Лиан пошатнулся, но Рульк поддержал его одной рукой.

— Наверно, она обезвредила все ловушки но пути, — предположил Тензор, — иначе это существо никогда бы не обнаружило вход.

— В пыли нашли один-два отпечатка, — сказал Идлис, — но мы не можем утверждать, что это ее следы.

— Она здесь! — в восторге взревел Рульк. — Что за женщина! Найдите ее!

Феламора встала на цыпочки. Вид у нее был изможденный. Рульк повернул к ней машину.

— Черт побери! — воскликнул карон. — Возможно, в конце концов ты мне не нужна.

Тензор погрозил ему кулаком, который начал слабо светиться.

— Ты не получишь Карану! — заорал он.

— А ну-ка вы все, — прокричал в ответ разъярившийся Рульк, — убирайтесь с моего пути, или я вас прикончу!

Он поднял несколько рычагов, покрутил колеса, и между коконом и его машиной образовался барьер из затвердевшего воздуха, разделивший зал от пола до потолка, как если бы в зале появилась стеклянная стена. Барьер был не виден, но ощутим.

Лиан постучал по стене, но ничего не изменилось.

— Сделайте что-нибудь! — закричал он, лягнув стекло, но барьер, казалось, был непреодолим.

Рульк отправил Мендарка куда-то «между» — в место, не очень отличающееся от Ночной Страны. Мендарк не знал, как оттуда выбраться. Он снова поднес к губам флейту.

Несмотря на то что он полжизни изучал этот инструмент, тайно надеясь, что в один прекрасный день флейта будет воссоздана, заполучив ее, Мендарк растерялся. Флейта не отвечала на его игру, как следовало. Мендарк начал опасаться, что утратил способности.

Сотни лет назад он отправился в Салюдит и выкрал бумагу, написанную Нэсси, где рассказывалось, как Шутдар использовал флейту. С тех пор ему сделали дюжину флейт — идеальные копии Золотой флейты. Единственным различием было то, что это были обыкновенные флейты, сделанные из обыкновенного золота.

Мендарк играл на них, овладевая секретами инструмента, пока действительно не стал одним из величайших флейтистов Сантенара. Но в конце концов, разуверившись, что когда-нибудь Золотая флейта будет изготовлена заново, он отложил инструмент в сторону. Только после Катадзы он опять взял флейту в руки, но пальцы его уже не были такими искусными.

Ну что же, пройдет еще несколько часов, и он будет либо победителем, либо мертвецом. Вероятно, он все же умрет — ведь он не может тягаться с Рульком. Но по крайней мере попробует.

Мендарк поднес флейту к губам и дунул. Раздался чистый тихий звук, нежный и какой-то нереальный. Вокруг Мендарка возникло золотисто-зеленое сияние. Даже воздух начал светиться, так что волнообразный туман потемнел, а дыхание Мендарка повисло в хрупком воздухе, как жидкое золото. Мендарк удерживал звук и цвет, ища совершенного контакта. Собрав все мужество, он взял еще одну ноту.

Но в этот момент его пронзили острая боль и ощущение, что его миру грозит ужасная опасность. Путь, который он искал, уходил вдаль, извиваясь, как змея. Послышался щелчок, и цвета потускнели, напоминая бледную радугу, — только его дыхание повисло золотым облаком. Потом все сделалось невесомым, как туман.

Что-то разладилось? Мендарк взял еще одну ноту, и ему показалось, что флейта взорвалась прямо перед его лицом. Магистра подкинуло в воздухе.

Наверно, Зеркало солгало. Он всегда знал о такой возможности. Флейта его убьет. Или он умрет с голоду в этом мрачном месте. Мендарк напрягся до предела, пытаясь воскресить в себе гениального флейтиста. Поднеся флейту к пораненным губам, он вызвал в памяти высокий балкон в Большом Зале Шазмака. И произвел нежнейший звук, на какой только был способен. Все сместилось, но по-прежнему вокруг был один туман.

Мендарк сфокусировал взгляд, взял еле слышную ноту — и увидел впереди темный сгусток силы. Это была машина Рулька. Мендарк открыл врата в Шазмак, теперь смотрел на своего врага с балкона Большого Зала Шазмака. В конце концов все будет хорошо.

Внизу, на машине, стоял Рульк — в черном, с алой накидкой. Созданное им могущественное устройство выделяло ужасную силу. Страх захлестнул Мендарка. Нет, на этот раз он не спасует! Удобно расположившись на своем балконе, он приготовился ждать.

Карана укрылась в одной из кладовок той части города, которая была покинута после падения Шазмака год тому назад. Она нашла там пищу: маринованное мясо, обильно приправленное специями, которое так любили аркимы, а также сушеные фрукты, овощи и сыр, защищенный вощаной бумагой. Наевшись до отвала, она попила воды из стеклянной цистерны и, свернувшись калачиком на полу, проспала еще несколько часов.

На этот раз она проснулась не от кошмаров, а от странного ощущения, будто что-то сотрясает Шазмак до самого фундамента. Это Рульк! Наверно, он снова атакует Непреодолимую Преграду.

Карана попила еще воды, высунула голову за дверь, чтобы убедиться, что путь свободен, и, ковыляя, отправилась в путь. Пройдя совсем немного, краешком глаза она уловила нечто мимолетное, хотя оно исчезало, когда Карана повернулась и посмотрела прямо, — это была Стена Непреодолимой Преграды.

Нутро у Караны загорелось огнем, она ощутила дурноту. Феламора уже здесь, поняла Карана. Она почувствовала неприятное смещение реальности, — наверно, это Феламора применила свой безумный инструмент. Магрете грозит ужасная опасность. Им всем. Она должна этому помешать, пока не поздно.

Забежав за угол, Карана увидела группу гаршардов, погруженных в дискуссию, — они стояли на другом конце длинного зала.

— Господин — дурак, — сказал один. — Как он смеет заключать союз с Феламорой — своим злейшим врагом?

— Но мы же присягнули ему на верность, — яростно возразил другой.

— Ну, я…

Развернувшись, Карана пустилась бегом в обратную сторону.

— Стой, Карана из Баннадора! — закричал кто-то.

Она припустила еще сильнее и, свернув налево, помчалась вверх по узкой лестнице. Заглянув через перила, девушка увидела, что гаршарды устремились за ней.

— Стой! — кричали грубые голоса.

Распахнув дверь, Карана захлопнула ее за собой. Конечно, они ее настигнут, но тот разговор, который она подслушала, внушал надежду. Гаршарды сомневаются относительно своего господина. А если он останется без их помощи, еще есть шанс.

Она продолжала взбираться по лестнице, теперь уже машинально. Машина Рулька и Непреодолимая Преграда затуманили ей сознание. Как изменился Шазмак! Все осталось по-прежнему: переходы, лестницы и башенки. И однако, как изменился он изнутри! Уникальный дух аркимов, который ощущался здесь тысячу лет, совсем исчез.

Карана добралась до верхней площадки, зная, что она уже почти у цели. Когда она проталкивалась мимо Стража, он подал сигнал тревоги, шарахнув девушку разрядом, от которого у нее онемела рука до локтя. Этого не случалось прежде. Вскрикнув, она метнулась через коридор. Следующий Страж тоже сработал, когда Карана проходила мимо, но ей удалось избежать разряда. Она начала сомневаться, что ей удастся найти Магрету. Теперь от гаршардов не спрятаться.

Луч, направленный Рульком на Стену Непреодолимой Преграды, пробивал крошечные дырочки, которые, когда их стало больше, начали медленно соединяться. Стена пульсировала, как бьющееся сердце. К прозрачной поверхности Стены со стороны бездны прижимались зазубренные когти, кожаные крылья, с шипами на кончиках, могучие плечи. Вскоре Стена в этом месте стала совсем прозрачной, и дикие существа яростно царапались в нее, стараясь выбраться из бездны в Сантенар.

Магрета ощутила, как ее окутывает черный туман дурных предчувствий. Она взглянула на Феламору, напоминавшую сейчас пантеру, приготовившуюся к прыжку.

«Не делай этого, Рульк! Феламора тебя предаст», — сказала Магрета сама себе. Она поняла, что ее терзает ужас за его судьбу. Наконец ее собственный путь стал для Магреты очевиден.

Машина Рулька плыла над каменным полом, и, когда она оказалась между Магретой и Феламорой, первая вскочила на нее.

— Я помогу тебе! — крикнула она Рульку, протянув к нему руку.

Карон наклонился и, подняв Магрету, поставил рядом с собой. Издав ликующий вопль, он закружил машину.

Феламора атаковала его, наслав кошмарную галлюцинацию, но Рульк ни на секунду не потерял контроль.

— Давай, Феламора, покажи, на что ты способна! Я спроектировал свою машину так, чтобы она противостояла всем твоим чарам.

Он направил луч света прямо на Феламору. Та вскрикнула, галлюцинация рассеялась, и Феламора начала извиваться на полу, словно ее пригвоздили пикой. Схватившись за живот, она застонала. Затем принялась с воплями кататься по полу.

Вскоре Феламора затихла, потом напустила на Рулька фантомы. Они причинили карону боль, но Феламоре не удалось ни сломить его, ни уклониться от безжалостного света его машины.

Наконец Феламора выдохлась. Грудь ее тяжело вздымалась. От пота платье прилипло к телу, волосы спутались. Сейчас она была просто маленькой женщиной, на возраст которой указывали дряблая кожа и морщины вокруг запавших глаз. Куда ей было тягаться с гигантом Рульком и его неумолимой машиной!

Феламора была побеждена. Ее взгляд и поза выражали отчаяние, но Магрете не было жаль свою бывшую наставницу.

Вдруг Феламора взглянула на Рулька, лицо ее исказилось, и она с трудом выкрикнула:

— Марием!

Магрета похолодела от ужаса, сама не зная, что так напугало ее. Рульк превратился в ледяной столб. Кровь отхлынула от его смуглого лица. Он пошатнулся и ухватился за рычаги, чтобы не упасть с машины, отчего она накренилась и уткнулась носом в пол.

— Откуда… откуда ты… взяла это?! — задыхаясь вымолвил Рульк. — Это наше тайное название — единственная память о жизни каронов до бездны. Все, что у нас осталось от нашего утраченного мира. — В голосе его зазвучали ярость и боль. — Как ты узнала о нем?

На мгновение его словно парализовало, но Феламоре большего и не требовалось. Она выкрикнула это название в отчаянии, поскольку ничто иное не могло бы отвлечь Рулька. Из сумки, висевшей у нее на плече, Феламора достала предмет, сделанный из красного золота и драгоценного черного дерева. Это был наноллет, изготовленный феллемами, инструмент со сложной системой звучащих дощечек и с золотыми струнами. Феламора постучала по нему, и послышалось тихое жужжание.

Рульк смотрел застывшим взглядом, не в состоянии постичь только что услышанного. И вдруг его осенило.

— Таллалам! — воскликнул он. — Таллалам, Тал-ла-лам. Феллемы. Фел-ле-мы. Мариемы. Ма-ри-е-мы! — Словно пробуя слова на язык, он произносил их по слогам. — Ощущение боли. Утраты. Преступление! Самое великое предательство из всех — геноцид!

Он ударил по одному из рычагов своей машины коленом, и, прежде чем Феламора успела воспользоваться наноллетом, ее швырнуло на барьер, через который не могла пробраться компания, находившаяся во вратах, открытых Шандом. Она рухнула на пол, все еще сжимая в руках инструмент и сплевывая кровью.

— Значит, это ты вышвырнула нас в бездну умирать! Ты!

— Нет, не я, — возразила Феламора. Кровь капала с подбородка ей на грудь, пачкая белое платье. — Это за несколько поколений до моего рождения.

— Позор лег на все поколения. Зловоние исходит от всех феллемов. И ты еще глумишься надо мной! Я буду мучить тебя до конца времен. Я никогда тебя не отпущу.

Рульк повернул маленькое колесико, и крошечный лучик очертил овал вокруг сердца Феламоры. Ее платье начало дымиться.

— Таллалам был и нашим домом, — сказала она. — Теперь он кричит о помощи. Неужели ты разрушишь свой мир из-за того, что было сделано так давно?

— Мы изменились в бездне. У нас больше нет мира — кроме того, который мы сами себе возьмем.

— Ты жесток, — заплакала Феламора. Овальный кусок выжженной лучом материи упал на пол, но на золотистой коже феллемки не осталось никаких следов.

— Мы учились жестокости у отличных мастеров, — ответил Рульк.

— Все, что я делала, было ради моего народа и моего мира.

— А то, что делаю я, делается ради моего народа. Теперь ты умрешь, Феламора. А потом будешь умирать снова, и снова, и снова!

Карон вновь взялся за рычаги.

— Рульк! — настойчиво произнесла Феламора. — Помни, что наноллет сделан из золота Золотой флейты.

Рульк снова заколебался, но беспомощность Феламоры была просто одной из ее уловок. Она взяла отчаянный аккорд, и этот унылый звук окончился другим, походившим на удар бича, — это Непреодолимая Преграда пыталась разорваться.

На прозрачной поверхности Стены показались звезды, послышался свист, какой бывает, когда из воздушного шара выходит воздух, — и в центре круга, где Стена особенно истончилась, появилась слеза.

— Нет! — вскричал Рульк. — То золото пропитано злом! Ты не должна…

Феламора взяла еще один аккорд.

— Ты не дал мне выбора, — прошептала она.

— Ты погубишь нас всех. Это будет возмездием тебе, — сказал Рульк.

Не успели затихнуть звуки его голоса, как мир вывернулся наизнанку. Внутреннее пространство машины вышло наружу. В Непреодолимой Преграде образовалась дыра — зияющая, неконтролируемая, бешено расширяющаяся и сокращающаяся. Множество существ рвалось в эту дыру, царапаясь когтями, потом она снова закрылась. Рульк появлялся, исчезал, снова появлялся — то внутри машины, то вне ее. Потом его подбросило, он описал в воздухе круг, рухнул на спину и затих. Магрета подползла к нему и влажными пальцами коснулась лба.

Дыра в Преграде снова открылась, и самое смелое создание просунуло в нее голову. Голова была размером с небольшую бочку, ее украшал красный роговой гребень с иголками на конце.

Рульк со стоном произнес какое-то слово, и его машина направила на отверстие мягкий луч света. Заверещав, существо втянуло голову обратно, и дыра снова закрылась. Что-то со звоном упало на пол: срезанный рог и окровавленный коготь. Непреодолимая Преграда затряслась, пытаясь разорваться на куски. Шатаясь как пьяный, Рульк добрел до своей машины и с помощью Магреты взобрался на нее. Феламора взяла еще один аккорд. В Непреодолимой Преграде образовалось новое отверстие, потом еще одно. Рульк качнул световую линзу, и Феламору отшвырнуло к лестнице, которая спиралью поднималась к прозрачному потолку Большого зала. Феламора заползла под лестницу, укрывшись там. Из разбитого носа текла кровь.

Лиан, Шанд и остальные колотили кулаками в прозрачный, словно бы стеклянный, барьер. Единственное, что им оставалось, — это наблюдать. В отверстия, возникшие в Непреодолимой Преграде, ломились обитатели бездны. Если они прорвутся, сначала погибнут все, кто находился в Шазмаке, а затем и весь Сантенар.

— Сделай же что-нибудь! — накинулся Лиан на Иггура.

— Нам нужно туда пробраться, — сказала Таллия. — Иггур, одолжи мне опять свою силу.

— Я ничего не могу сделать, — ответил Иггур. — Рульк уже нанес Феламоре один из своих цветовых ударов, и если я попытаюсь применить сейчас нечто подобное, чтобы разрушить барьер, я могу убить Магрету. Правда, и поделом ей — ведь она перешла на сторону моего врага.

Схватив Иггура за воротник, Шанд встряхнул его.

— Прости, — кротко произнес Иггур, ярость которого испарилась. — Не обращай внимания. Ярость — все, что у меня осталось.

— Смотрите! — воскликнула Лилиса. — Карана! — Девочка указывала на дверь, в которую как раз входила Карана. Она бросила взгляд через плечо, потом спотыкаясь побрела по залу. За ней гналась дюжина гаршардов. Волосы у Караны растрепались, лицо ракраснелось.

При виде Караны Лиан обезумел от тоски и страсти. Подняв над головой тяжелый металлический стул, он изо всех сил швырнул его в барьер. Но стул отскочил обратно, чуть не разбив Лиану голову. Юноша едва успел уклониться от удара.

— Тебе его не разбить, — сказали Шанд с Малиеной.

Они испробовали все, но барьер оставался невредимым. Обойти его тоже не было возможности, так как все выходы на их стороне зала были заблокированы таким же прозрачным материалом. Они оказались в ловушке.

 

41

ВЫМИРАНИЕ С ДОСТОИНСТВОМ

Забежав в Большой Зал, Карана увидела на другом его конце Рулька. Вид у него был неважный. Рядом с ним находилась Магрета. Она цела и невредима! Но облегчение сменилось недоверием, когда она увидела, что Магрета подставила Рульку плечо и они вместе взобрались на машину карона. Что же тут такое произошло?

— Что мы будем делать? — услышала она крик Магреты. Карана взглянула туда, куда указывала рука Магреты.

Возня и царапание за Стеной Непреодолимой Преграды были оглушительными. Карана устремилась вверх по центральной лестнице и вдруг замерла, заметив стеклянный барьер и Лиана, который колотил в него кулаками. Лиан кричал, указывая на что-то за спиной у Караны, но она не могла разобрать его слов. Подойдя к барьеру, она приложила к стеклу свои руки напротив ладоней Лиана. Малиена встала за юношей, что-то пытаясь сказать Каране через стекло. И та поняла ее слова: «Останови Рулька любой ценой!»

— Я попытаюсь их удержать! — крикнул Рульк Магрете.

— Магрета! — закричала в свою очередь Карана. — Что ты делаешь?

— Это Карана! — воскликнула Магрета.

Рульк направил машину в ее сторону. Карана смотрела, как черная махина приближается к ней, но сил убегать у девушки не было.

— Карана! — завопила Магрета. — Ты должна нам помочь!

Карана отступила, думая, что Магретой управляет Рульк. Стоящие за барьером колотили в стекло, словно обезумев. Что они пытаются ей сказать?

— Карана! — снова обратилась к ней Магрета. — Феламора вот-вот разрушит мир.

Карана переводила взгляд с Лиана на Малиену, затем на Магрету и на Рулька. Как же ей быть?

— Она лжет! — подала голос из-под лестницы Феламора. — Магрета заодно с Рульком.

«Уж если я кому не доверяю, так это тебе, — подумала Карана. — Даже Рульк лучше».

Она протянула руки, понимая, что ей никогда не простят это предательство. Магрета помогла девушке взобраться на машину и плача обняла ее.

— На это нет времени! — закричал Рульк. — Карана, покажи нам путь на Аркан, пока еще не поздно.

Феламора начала ползком выбираться из-под лестницы.

— А почему не Магрета? — спросила Карана.

— У меня нет силы.

Карана вспомнила кошмарный финал своей предыдущей попытки отыскать Путь.

— Я не могу! — воспротивилась она.

— А что они сделают с Готримом, когда попадут в него? — сказал Рульк, указывая на чудовищ за стеной. — И не сомневайся — Феламора их впустит. Если ты действительно не можешь, всем нам конец. Но если ты в состоянии попытаться, я умоляю тебя! Я тебе помогу.

— Ты так говорил и прежде, — напомнила Карана. Взгляд ее устремился к Лиану, который смотрел на нее во все глаза.

— Я попытаюсь, — тихо сказала она, — но у меня выдался… трудный денек. Я немного устала.

Схватив девушку за руки, Рульк запечатлел у нее на губах жаркий поцелуй, от которого они запылали.

— Я тоже, — сказал он с яростной усмешкой, — но мы сделаем это, черт побери! Ты готова?

В горле у Караны пересохло. Она взяла фляжку и глотнула сладкой крепкой жидкости.

— Я готова! — сказала она, хотя сил у нее совсем не осталось.

Карана установила мысленную связь с Магретой и Рульком, и контакт с Магретой придал ей уверенность. Она чувствовала себя защищенной. О ней заботились. Ничто не причинит ей вреда на этот раз.

Рульк выкрикнул через брешь в Непреодолимой Преграде послание на Аркан, к каронам. Его страстная тоска эхом отозвалась в бездне, перескакивая вместе с Караной с одного Пути на другой. Магрета охраняла их на Сантенаре. При поддержке Магреты, обладавшей уникальными талантами троекровницы, которые десятилетиями развивала Феламора, и также стремившейся встретиться со своими предками-каронами, они нашли Путь довольно быстро.

— Кто там? — Голос прозвучал в их сознании так ясно, словно женщина, задавшая этот вопрос, находилась рядом с ними. Голос у нее был грудной, с хрипотцой, как будто говорившая с ними женщина прожила всю жизнь в прокуренных комнатах. — Рульк, неужели это ты?

— Ялкара! — прошептала Магрета через линию связи. Она узнала этот голос.

— Ялкара! — воскликнул Рульк, охрипнув. — Я тебя не вижу. Покажись. Я в отчаянии!

Он выдул небольшой пузырь из Стены Непреодолимой Преграды, и тот поплыл по воздуху впереди них, как блестящий металлический мяч, и казалось, что в нем отражается вся Вселенная, изгибаясь во всех направлениях. Вдруг отражения затуманились, потом прояснились, и появилось лицо, которое Магрета знала почти так же хорошо, как собственное. Это была Ялкара, но выглядела она намного старше, чем в Зеркале. Длинные некогда черные волосы теперь были серебряными. Губы Ялкары шевелились, но ее голос не был слышен, он звучал в сознании ее собеседников.

— Ялкара! — крикнул Рульк. — Созови Сотню. Наше время пришло, но впереди зияет пропасть.

— Кто это с тобой? — прошептала Ялкара. — Неужели это она?

— Я Магрета. Дочь Элиоры. Феламора выдала ее замуж за феллема, чтобы создать троекровницу — меня! Элиора мертва. Рульк и я поклялись друг другу в любви навеки.

— Магрета — Элиора! — воскликнула Ялкара. Она была потрясена.

— А это мой друг Карана, она тоже троекровница, — указала Магрета на Карану.

— Как похожа на Элиору! — сказала Ялкара.

— Быстрее! — вмешался Рульк. — Непреодолимая Преграда разрушается, она скоро рухнет. Феламора сделала наноллет, а у Мендарка новая флейта из твоего золота.

— Но я же его предостерегала…

— Кривое Зеркало! — резко произнес Рульк. — Слишком долго объяснять. К тому же у меня есть устройство, которое превосходит их все! — Его голос зазвенел от гордости. — Наконец-то я могу доставить вас сюда и обеспечить выживание нашей расы. Но я опасаюсь открыть Путь отсюда, когда тут неистовствует Феламора. Ты можешь открыть его с Аркана и доставить вас в мои врата?

— Ты появился в самый критический момент, — ответила Ялкара. — Мы отчаялись и были близки к тому, чтобы покончить с собой… Будет нелегко, но думаю, что смогу открыть этот Путь.

Они вместе сделали двое врат на Аркане и Сантенаре, но свои Рульк держал крепко закрытыми.

— Я поищу Путь на Сантенар с нашей стороны. Рульк, врата очень неустойчивые. Ты не мог бы удерживать Непреодолимую Преграду получше?

— Хорошо еще, что я вообще ее удерживаю, — проворчал он. — Наноллет Феламоры сделан из Золотой флейты.

— Она сумасшедшая!

— Или отчаявшаяся! Скорее! Путешествие будет тяжелым. Пошли в первую очередь самых важных для нашего народа.

— Только десять из нас еще способны к деторождению. Четверо мужчин и шесть женщин. Хорошенько охраняй их. Без них наша раса угаснет.

Рульк передумал.

— Нет! Пришли самых сильных. Защищай тех, кто способен к деторождению, до последнего. — При этих словах зеркальный шар затуманился, и Ялкара исчезла.

С помощью своей машины Рульк образовал в Стене Непреодолимой Преграды комнату, подальше от места, где Стена была истончена до предела. Комната имела форму серебряного яйца, с круглой дверью.

— Я нашла Путь к Сантенару, — сказала Ялкара. Что-то со звоном ударилось о комнату, как молот о наковальню.

— Я едва удерживаю Преграду. — Пот лил с чела Рулька. — Я потерял их! Нет, все в порядке, все в порядке!

Он открыл дверь в созданную им только что комнату, и в ней появилась женщина. Она была нагая — как и все, кто проходил между мирами, — вялая и беззащитная. Комнату заволокло туманом, когда кто-то попытался открыть дверь, которая снова закрылась.

Рульк лихорадочно возился со своими приборами.

— Бегите, вытащите их, пока я удерживаю Преграду! — сказал он Магрете и Каране. — О, как тяжело!

Девушки вытащили женщину, а за ней — еще семь каронов. Протащить через маленькую дверь крупных каронов было нелегко. У Магреты пошла кровь из плеча: рана от стрелы снова открылась.

Все кароны были ошеломлены и беспомощны, как дети. Путешествие их вымотало. Но Рульк ликовал, и на лицах каронов, отражавшихся в шаре, тоже был написан восторг.

— Становится все труднее удерживать! — крикнул Рульк Ялкаре. — Лучше поскорей прибывайте сюда, если вы вообще собираетесь это делать. Магрета, подержи рычаги. — Девушка снова забралась наверх, а Рульк спрыгнул с машины и вытащил двух последних каронов так нежно, словно это были его собственные дети.

Кароны лежали на полу, обессиленные после тяжелого путешествия.

— Переправляйтесь! — крикнул Рульк Ялкаре, лицо которой снова появилось в отражающем шаре.

— Мы почти готовы, — вздохнула она. — О, это величайший день в нашей жизни!

— И в моей, — сказал Рульк. Он широко улыбнулся. Глаза его сияли, как два темно-красных солнца. — Мы этого ждали четыре тысячи лет, — обратился он к Магрете.

Рульк подхватил первого карона под руки. Это была высокая женщина с пышной грудью и широкими бедрами. Она застонала и встряхнула длинными черными волосами. Ее босые ноги заскользили по каменному полу.

В этот момент Феламора выросла на самом верху лестницы в центре зала. Держась за стеклянные перила, она, похожая на безумную ведьму, сыграла целую симфонию на наноллете. От этой пронзительной навязчивой мелодии у Караны выступили слезы на глазах. Это был плач по гибнущему миру.

— Что? — вскричала Ялкара. — Что такое? Нет, Рульк, скорее…

Рульк резко обернулся. В Непреодолимой Преграде начали вырисовываться сами по себе овальные врата, сиявшие металлическим блеском.

— Нет! — застонал Рульк, роняя женщину на пол. — Магрета, отведи их в машину. Мне нужно ее остановить.

Огромными скачками он бросился к машине, но Феламора пустила в ход свою последнюю иллюзию — самую великую за всю ее долгую жизнь.

Пол под ногами у Рулька внезапно начал двигаться, и, хотя карон побежал еще быстрее, он оставался на месте.

— Возможно, твоя машина и не подвластна моим чарам, — насмехалась Феламора, — но ты-то подвластен!

Рульк прибавил скорость — теперь он бежал, как никто еще никогда не бегал. Казалось, он вырвался вперед, но пол снова смел его обратно.

Овальные врата распахнулись, и оттуда выпрыгнуло существо. Ростом оно было почти с машину, и у него были огромные умные глаза и когти на кончиках крыльев. Крылья поднялись у него над головой, скрыв существо в непроницаемой тени.

— Что это такое? — воскликнула Магрета.

— Похож на транкса, — пробормотала Карана. Рульк прекратил свой бесполезный бег.

— Это один из видов транкса, — объяснил он. Грудь его бурно вздымалась. — Самый страшный вид! И наиболее опасное создание в бездне. Он дикий, но в то же время умный. А у меня даже нет оружия.

— Убей их! — выкрикнула Феламора, теперь стоявшая на балконе. — Убей их всех, и тогда у тебя будет собственный мир.

Расправив крылья, транкс, взлетая и подпрыгивая, направился к десяти беззащитным каронам. Голова второго транкса показалась во вратах. Он слетел вниз, в том же направлении.

Карана выскочила в боковую дверь.

— Я не могу тебя винить, — вздохнул Рульк.

Однако минутой спустя девушка вернулась бегом, ведя за собой толпу гаршардов.

Один из них, коротышка по имени Ярк-ун, воскликнул: «Господин!» — и кинул Рульку длинный меч.

Поймав меч в воздухе, Рульк бросился к первому транксу. Тот возвышался над ним. Транкс действовал быстро, как молния. Он ударил Рулька крылом и шипами разодрал ему плечо.

Рульк отскочил назад и нацелил меч на колено транкса. Однако меч наткнулся на броню, твердую, как металл. Транкс лягнул Рулька в бедро, сбив его с ног. Карон покатился по полу, отчаянно цепляясь за меч.

Около двери отряд гаршардов начал атаку на второго транкса, но он был им не по зубам. Один гаршард уже лежал убитый. Дюжина других рвалась в бой. Транкс резко обернулся, оторвал перила от лестницы и начал размахивать ими, как косой. Он сшиб с полдюжины гаршардов, и они так и не поднялись больше. Затем транкс запустил перилами в спину Рульку, потом устремился к беззащитным каронам.

Карана взглянула на бесстрастное лицо Феламоры. Оно ничего не выражало — ни радости, ни торжества. Только смертельную непримиримость.

«Ей наплевать на всех нас», — подумала Карана. Еще одна группа гаршардов окружила второго транкса. Они действовали хитрее, чем первый отряд, и им удалось воткнуть копье в спину зверя. Это не подействовало на него.

Магрета и Рульк сражались бок о бок, но они явно терпели поражение. У Рулька было с полдюжины ран, и он быстро ослабел. У Магреты было разодрано бедро, к тому же больное плечо давало о себе знать. Транкс, по-видимому, даже не был ранен. И вдруг во вратах, созданных Феламорой, Карана заметила третьего транкса, однако ему никак не удавалось выбраться из них.

Карана знала, что атаковать подобное создание бессмысленно. Но она, кружа по залу, подобралась к машине Рулька. Внезапно к ней пришло озарение, и она вскарабкалась по изогнутому борту наверх и шлепнулась на сиденье. Перед ней было шесть рычагов, пульт со светящимися желтыми платами, несколько колесиков и множество цветных кнопок, а под ногами пять педалей, выстроенных в ряд в форме полумесяца. Карана помнила, какими рычагами Рульк управлял машиной. Чего девушка не знала — это как он использовал свой разум, чтобы направлять механизм.

Ну что же, попробуем! Вытянув левую ногу, Карана нажала на левую педаль — чтобы дотянуться до педали, ей пришлось привстать. Машина задрожала. Девушка потянула на себя два центральных рычага. Конструкция дернулась, взвыла, но не сдвинулась с места. «Вперед!» — послала Карана мысленный приказ. На светящихся панелях появились цветные черточки. Вспыхнули огни, переходя от одного конца цветного спектра к другому. «Почему же ты не двигаешься?»

Машина накренилась назад и поднялась в воздух под прямым углом. Карана отчаянно вцепилась в рычаги, боясь, что полетит за борт. Теперь машина поднималась вертикально и уже приближалась к потолку. В ушах Караны завыла сирена. «Воспользуйся рычагами!» Девушка наугад подала один из них вперед.

Машина попятилась задом, как рак, и, наткнувшись на стеклянный барьер, откуда за ней беспомощно наблюдала компания прибывших из Каркарона, отскочила от него. Карана ударилась коленом о синюю кнопку, отчего машина замедлила ход, и это дало девушке возможность попробовать второй рычаг. Машина медленно поплыла в воздухе.

Воздушная колесница медленно кружила по залу, потом устремилась к балкону, с которого Феламора натворила столько бед. Руки Феламоры бешено замелькали: она создавала иллюзию, которая, как было известно Каране, сделает феллемку беспомощной. Если она упадет с такой высоты, то разобьется насмерть.

Карана повернула какое-то колесико, и машина Рулька метнулась к винтовой лестнице посредине зала. Снова завыла сирена. Карана замерла, боясь дотронуться до рычагов. В последний момент ее рука дернулась, она повернула какой-то рычаг вбок, и конструкция, чуть изменив курс, с ревом понеслась к балкону Феламоры.

Машина поддала балкон снизу, отчего он целиком обрушился. Один из обломков ударил Карану по голове, и на мгновение девушка потеряла сознание. Прийдя в себя, она увидела, что машина бешено кружит по комнате, а Феламора исчезла. Когда Карана взглянула вниз, то первое, что бросилось ей в глаза, — это Рульк. Он лежал на полу. Над ним возвышалась хрупкая одинокая фигурка Магреты, сломленной мощью транкса. Карана попыталась направить машину к ним, но ни педали, ни рычаги не сработали. Возможно, сильный удар повлек за собой какую-то серьезную поломку. Сирена пронзительно завизжала, огни ярко вспыхивали, светящиеся платы сошли с ума. Машина металась в зале от стены к стене, как рыба, вытащенная из воды. Карана в ужасе смотрела, как транкс изготовился к смертельному удару. Она судорожно дергала рычаги, чувствуя, как нарастают ее ярость и отчаяние, и вдруг машина накренилась, и все огни погасли.

Машина из черного металла рухнула прямо на транкса. Карана успела выпрыгнуть из машины заранее, девушка пролетела по воздуху и приземлилась на пол, как кошка. Она была в ужасе от того, что, как ей показалось, убила Магрету и Рулька.

— С тобой все в порядке? — спросила Карана, подбежав к подруге.

Магрета помогла Рульку подняться.

— Да, но еще бы чуть-чуть — и все! Ты остановилась, даже не задев нас. Как тебе это удалось? — с благоговением спросила Магрета.

Карана не ответила. Она наблюдала за агонией транкса. Шипы его крыльев скребли по металлической поверхности машины Рулька. Сломанное крыло билось и изгибалось.

Рульк едва держался на ногах. Он похлопал Карану по плечу, благодаря без слов, потом побрел искать каронов.

Второй транкс лежал на полу, из его груди и спины торчала дюжина копьев. В битве с этим чудовищем погибло много гершардов.

— Еще несколько секунд — и было бы слишком поздно, — сказал Рульк. — Слава…

Они перевернули транкса и обнаружили под ним изодранные и истерзанные, словно тряпичные куклы, оказавшиеся в когтях тигра, тела каронов. Все десять прибывших с Аркана каронов были мертвы.

Рульк стукнул кулаками друг о друга — это был жест горя у его народа. Целую минуту он оставался неподвижен. Потом взгляд его стал ледяным.

— Я тебе отомщу, — сказал он, заскрежетав зубами, — чего бы мне это ни стоило! Даже если ради мести мне придется восстать из мертвых. Ты будешь сто веков раскаиваться в своем злодеянии, Феламора! Я проклинаю тебя и твоих потомков до конца времен!

Он посмотрел наверх. Феламора исчезла с разрушенного балкона. Ее врата тоже исчезли, а на полу прямо под тем местом, где они были в Стене, лежала тело третьего транкса — вернее, только верхняя часть туловища. Обломки крыльев еще подергивались.

— Должно быть, врата закрылись, когда он вылез лишь наполовину, — сказала Карана, вздрогнув.

Транкс начал извиваться, одно крыло забилось, как знамя на ветру, и он умер.

Легким движением запястья Рульк снова пробудил шар.

— Ты видела? — прошептал он Ялкаре.

Ей не было надобности отвечать — все было написано у нее на лице.

— Еще одна, последняя попытка, — сказал он. — Перебирайтесь сюда все сразу.

— Все кончено, Рульк, — послала мысленное сообщение Ялкара.

— Нет, я снова все контролирую.

— Ты опоздал. Это были последние! Мы все, кто тут остался, бесплодны, как усыпальницы, в которые ты положишь погибших.

Рульк задрожал:

— А ты, Ялкара? Ты же самая молодая. Ты доказала, что способна рожать.

— Взгляни на меня, Рульк! Теперь я старая женщина. Я утратила способность к зачатию. Наше вымирание неизбежно.

— Нет! — вскричал Рульк. — Нет! Этого не может быть! Я этого не допущу. Придите на Сантенар. Есть же способы! Мы можем взять у них яйцеклетки и семя и поместить их…

За Ялкарой появилась группа каронов, отразившаяся в блестящей поверхности. Их называли Сотней, но осталось около семидесяти. Все они теперь были стары.

— Нет! — возразили они, все как один. — Некоторые вещи не должно делать. Давайте по крайней мере встретим вымирание с достоинством.

— Я все равно это сделаю, — вымолвил Рульк в сторону, обращаясь к Магрете, — если смогу забрать их сюда. — Он посмотрел в глаза Ялкары. — Пожалуйста, придите.

— Нет, Рульк, — ответила Ялкара. — То время, которое нам осталось прожить, будет горьким и без того, чтобы закончить свои дни в чужом мире. Возвращайся на Аркан. Мы встретим наше вымирание вместе.

 

42

ТРИЖДЫ ПРЕДАННЫЙ

Феламора затаилась наверху, на другом конце зала. Когда Карана врезалась в балкон, это чуть не стоило Феламоре жизни. Однако усилием воли она удержалась в воздухе. По крайней мере, кароны мертвы, и одна угроза устранена. «Я уже почти там», — сказала она себе и принялась за дело.

Туман, окутывавший ее во время открывания новых врат, начал вытягиваться, и вскоре Феламора, пройдя по созданному ею из тумана коридору, вышла из врат и предстала перед толпой феллемов, собравшихся на Эллюдоре.

Теперь Фелламоре нужно было объединить волю всех феллемов в одну общую волю. Это не должно было быть трудно, поскольку феллемы великолепно умели устанавливать мысленную связь.

— Даже Рульку не устоять перед подобной силой, — сказала она своим людям.

Выступив из-за деревьев, феллемы вошли в бледно-зеленый свет — туманные врата Феламоры. Они ожидали ее.

— Мы не должны были в тебе сомневаться! — воскликнули они. — Покажи нам Путь, Феламора. Веди нас домой, на Таллалам! — У всех увлажнились глаза.

— Магрета жива. В конечном счете она не причинила нам вреда, — сказала Феламора. — Я рада этому.

— Она могла бы, но этого не случилось, — согласился Гэтрен.

— Осталось сделать две вещи. — Феламора погладила золотые струны наноллета. — Во-первых, мы должны избавиться от Рулька и его изобретения, иначе он вернется на Аркан и начнет все сначала, и мы никогда не будем спокойны. Когда мы с ним покончим, принудим Магрету разрушить Непреодолимую Преграду. И тогда сможем с честью вернуться на Таллалам.

— Феламора! — воскликнула Халлала. — Брось этот инструмент. Он больше не нужен. Мы и так совершили достаточно преступлений.

— Не могу, — возразила Феламора. — Если я оставлю Рулька в живых, он рано или поздно доберется до нас. Я отвлеку его, а вы хватайте Магрету. — И она снова заиграла на наноллете, на этот раз более яростно, чем прежде.

Лиан, наблюдая за борьбой Рулька и Феламоры, мучился от невозможности что-то предпринять. Таллия работала вместе с Шандом и Малиеной, казалось, что прошло много часов, однако на барьер до сих пор ничего не подействовало.

Иггур уже сдался. Он просто стоял, прижав ладони к стеклу.

— Магрета! — причитал он. — Как ты могла поступить со мной подобным образом?

Шанд взял его под руку:

— Успокойся, Иггур. То, что было между тобой и Магретой, давным-давно закончилось.

Иггур повернул к нему лицо, покрывшееся красными пятнами:

— Она не знает, что творит. Он ее околдовал.

— Да ты посмотри, как слаженно они работают, Иггур! — Шанд хорошенько его встряхнул. — Они созданы друг для друга!

— Она моя. Она должна принадлежать мне!

— Ты должен принять это, Иггур.

— Я не могу! — закричал он. — Я просто не могу! — Малиена отвела Шанда в сторону.

— Мне нужно с тобой поговорить, — прошептала она. — Посмотрев на Рулька и Феламору и поразмыслив обо всем, что произошло, я усомнилась, действительно ли он наш враг. И есть еще Мендарк…

— Я тоже усомнился… — сказал Шанд. Он вдруг умолк: на отражающем шаре, созданном Рульком, появилось лицо Ялкары. — Ялкара! — закричал он что было мочи, но блики на стекле барьера скрыли его от нее. Шанд словно застыл, он не отводил взгляда от Ялкары, и ничего не могло его отвлечь.

Стена Непреодолимой Преграды, натянутая туго, как кожа на барабане, начала колебаться, как парус на ветру. Из-под машины повалил дым. Лестницы и балконы затряслись, и казалось, весь Шазмак вот-вот взорвется. Пока Рульк изо всех сил старался справиться с ситуацией, в дверях показалась группа феллемов. Пробежав через зал, они схватили Магрету. Среди феллемов была Феламора, прикрывавшая их своими иллюзиями.

Паутинки, защищавшие феллемов, опутали руки и ноги Магреты, словно липкие нити. Она позвала на помощь, но Феламора оглушила ее чарами. Сунув руку в рюкзак Магреты, Феламора достала Зеркало.

— Ну вот и все, — сказала она феллемам. — Пора отыскать Путь на Аркан. Уносите ее!

Феллемы сомкнулись вокруг Феламоры, прикрывая ее своими телами и сознаниями, пока она искала что-то в Зеркале.

— Нашла! — издала она ликующий вопль. Они удалились, все еще окружая Феламору.

Карана закричала, и Рульк послал свою машину вслед толпе феллемов. Он подобрался как можно ближе, но не решился использовать силу, пока среди них Магрета.

— Назад! — крикнула Феламора, убедившись, что Магрета находится между нею и Рульком. — Она моя заложница.

Казалось, взгляд Рулька испепелит Феламору.

— Забери нас домой, — умоляли феллемы. — Оставь ее.

— Нет, Магрета будет с нами, пока жив Рульк, — возразила Феламора. Мерцающие образы в Зеркале отражались у нее на лице.

— Что ты делаешь? — осведомилась Халлала.

— Я следую по пути Ялкары обратно, на Аркан, — поддразнила она Рулька. — Ялкара оценит иронию судьбы: собственноручно изготовленное ею устройство будет использовано, чтобы уничтожить ее народ. — Заглянув в глубины Зеркала, Феламора взяла три аккорда на наноллете.

Непреодолимая Преграда затрещала, и толпа ужасных существ, ломившихся в нее, исчезла, словно обитателей бездны засосало в трясину.

— Что произошло? — спросили феллемы.

— Я выпустила обитателей бездны на Аркан. Скоро в живых не останется ни одного карона. — При этих словах Феламоры металлический шар, в котором отражались скорбящие кароны, исчез.

Феламора повернулась к Рульку:

— Теперь с нашими врагами покончено — со всеми, кроме одного. Но мы разберемся и с последним.

Рульк был удивительно спокоен:

— Из твоего инструмента я создал еще лучший — и он переживет твой род.

— Так примени же его! Отправляйся на Аркан, если тебе хватит мужества. Защищай свой народ. Это избавит меня от необходимости возиться с тобой.

Рульк заколебался, разрываясь между каронами и Магретой, между прошлым и будущим. Перед его мысленным взором появилась четкая картинка: чудовища из бездны пожирают оставшихся на Аркане каронов. Только он может их спасти. Но если он отправится на Аркан, Феламора прикончит Магрету и погибнет его будущее.

— Что мне делать? — сказал он Каране, а быть может, и себе. — Как же я могу бросить Сотню — мою жизнь? — Он с силой нажал на рычаги, и машина закружила вокруг маленькой группы феллемов. Рульк постепенно сужал круги, скорость была такой головокружительной, что все сливалось перед глазами.

У Караны закружилась голова. Она знала, какую муку испытывает Рульк, но ничем не могла ему помочь.

— Что ты скажешь, Карана? — спросил он, наконец замедлив машину.

— Я бы выбрала будущее, если бы мне пришлось выбирать. Но, разумеется, — сказала она с горечью, не справившись с собой, — поскольку я троекровница, у меня нет будущего.

Рульк стиснул ее маленькую ручку.

— В этой жизни ни в чем нельзя быть уверенным, — сказал он, опуская машину на пол прямо перед Феламорой. — Я выбираю будущее.

— Совершенно неважно, что ты выбираешь, — заметила Феламора. — Я не могу допустить, чтобы в живых остался хотя бы один карон. — И она вновь провела по струнам наноллета.

Стена Непреодолимой Преграды померкла, вспенилась, и ее внешний слой раскололся на тысячи кусков. В Стене образовалась брешь размером с Готримское поместье, но через нее никто не вышел.

— Ты слишком хорошо сделала свое дело! — отрезал Рульк.

Он повернул колесо, и конструкция застонала, но не двинулась с места. Световая линия исчезла. Выругавшись, Рульк спрыгнул на пол, держа в руке меч. Карана тихонько спустилась с машины с другой стороны, невидимая для феллемов.

Феламора сделала несколько шагов назад от вооруженного мечом Рулька, слабо манипулируя рукой в воздухе.

— Твои чары бесполезны на таком близком расстоянии, — сказал он.

Она продолжала медленно отступать, начиная огибать машину Рулька. Карана задержала дыхание. «Еще один шаг, — подумала она. — Всего один шаг!» И Феламора сделала этот шаг.

Ногой Карана выбила из рук Феламоры наноллет, и он закатился под машину. Прогремел взрыв. Машину подбросило в воздух. Когда дым рассеялся, стало видно, что один ее бок распорот сверху донизу. Внутри что-то горело.

Магрета лежала на полу, контуженная взрывом. Машина стала медленно опускаться, и Карана испугалась, что она вот-вот обрушится на Магрету.

— Магрета! — завопила Карана. — Откатись в сторону! — Магрета сделала слабое движение. Подбежав к ней, Карана попыталась оттащить ее. Когда она приподняла Магрету, внутри машины что-то взорвалось, и той опалило откинутую руку. Кожа покрылась пузырями, и Магрета вскрикнула. Рульк бросился к ним и помог Каране оттащить ее.

Магрета никого не узнавала. Взяв огромными руками лицо Магреты, Рульк попытался развеять чары Феламоры, но они были слишком сильными, и ему пришлось напрячь все свои возможности, чтобы справиться с ними.

Машина, медленно кружа, пролетела прямо над упавшим наноллетом. Послышался звук, похожий на шипение пара. Наноллет засветился красным, синим и фиолетовым цветами. Потом прогремел второй взрыв, от которого Карану, Магрету и Рулька подбросило в воздух, и наноллет исчез.

Карану швырнуло на лестницу, поднимавшуюся спиралью к потолку. Послышался ужасный треск, и Карана, вскрикнув, соскользнула на пол. Ноги ее торчали под каким-то странным углом. Девушка не могла пошевелиться. Боль была мучительной.

Рульк подбежал к Каране.

— Я никогда не смогу отблагодарить тебя за то, что ты сегодня сделала, — сказал он и тут же застыл. — Карана? С тобой все в порядке?

Она бредила от боли:

— Это все моя вина. Лиан! Отец? Отец!

Рульк взял ее на руки, и она закричала. Он как можно удобнее устроил девушку рядом с Магретой, а затем принялся приводить машину в рабочее состояние.

Лиан понял, что Карана очень сильно пострадала. Ему нестерпимо захотелось разбежаться и прошибить головой стекло.

Карана выгнула спину, рот открылся в безмолвном крике. Лиан чувствовал ее муку. Она умирает! Он ей отчаянно нужен. По его грязному лицу текли слезы, оставляя на щеках слезы.

Лиан увидел, как Магрета, с трудом поднявшись, шаткой походкой направилась к Рульку. У того снова заработала машина. Рульк направил луч света на Стену Непреодолимой Преграды и сократил огромную прореху до минимума. Из открывшейся бездны так никто и не вылез.

Лиан обратил к Малиене и Таллии лицо, искаженное мукой.

— Прости, летописец, — сказала Малиена. — Мы сделали все, что было в наших силах, но тщетно.

— У меня не осталось магической силы, — безвольно произнес Иггур. — Пожалуйста, сделайте что-нибудь.

— Мендарк не зря говорил, что от тебя никогда никакого проку! — безжалостно заметил Лиан. — Шанд?

Шанд все еще смотрел на шар, туда, где появилось лицо Ялкары, безучастный ко всему остальному.

Лиан отвернулся от барьера, размазывая слезы по лицу. «Всегда найдется выход», — сказал он себе.

— Тензор!

Тензор, который сидел на полу, уткнувшись головой в колени, не ответил.

— Тензор! — прокричал Лиан в ухо аркима и стукнул его по плечу.

Подняв голову, Тензор встретился взглядом с Лианом.

— С ней все кончено, летописец! — В глазах у него тоже были слезы. — Со всеми нами. Мы не доживем до завтра.

— Будь ты проклят! За тобой долг, и я призываю тебя уплатить его.

— Тебе, летописец? С какой это стати?

— Ты похитил меня, притащил в Катадзу, заставил помогать себе. Ты причинил мне зло, и все же я помог тебе с вратами.

Тензор попытался вспомнить:

— Я так и не понял, почему должен, да это и не имеет теперь значения. Чего же ты хочешь, летописец?

— Разбей этот барьер. Карана умирает, она совсем одна. Мне нужно к ней.

Тензор посмотрел сквозь стекло, сосредоточив внимание на Каране:

— Что же я могу сделать, когда у всех остальных не получилось?

— Примени оружие, разрушающее мозг, которое ты создал, чтобы уничтожить Рулька.

— Уничтожить Рулька, — задумчиво повторил Тензор. — Когда-то это было делом всей моей жизни. Не думаю, что у меня получится, летописец. Я иссяк.

— Попытайся! — настаивал Лиан. — Вспомни, как ты когда-то ненавидел Рулька. Вспомни все, что кароны сделали твоему народу с тех пор, как явились из бездны.

— Когда-то я пылал от ненависти, — покачал головой Тензор.

— Вызови вновь свою ненависть, — безрассудно воскликнул Лиан. И он стал возбуждать ненависть Тензора сказаниями о Рульке, хотя, как он теперь знал, в них не было ни слова правды. Он вложил в них все свое «очарование» сказителя. Теперь ничто не имело значения, кроме Караны. — Вспомни Катаклизм, вспомни…

— Лиан! — окликнула его Малиена. — Это неразумно.

— Вспомни, как Сотня отобрала у вас ваш мир! — выкрикнул Лиан. — Вспомни, как Рульк сделал тебя в Катадзе калекой!

— Я помню! — Тензор поднялся на ноги.

— А ты помнишь свои чары, разрушающие мозг? — Лиан прыгал перед ним, размахивая руками.

— Помню, — ответил Тензор, поднимая кулак, который начал излучать сияние.

— А твои чары могут справиться с этим барьером, который воздвиг Рульк между тобой и Караной? — в экстазе вещал Лиан. — Посмотри на нее — вон она лежит, истекая кровью. Она мучается.

— Довольно, Лиан, — сказала Малиена, приближаясь к нему. — Шанд, помоги мне! — Она как следует встряхнула Лиана.

Шанд оторвался от своих грез о Ялкаре:

— Лиан, прекрати!

— Они могут справиться с самим Рульком, — ответил Тензор Лиану, выпрямившись во весь рост и размахивая сияющим кулаком.

— Тогда разрушь этот барьер…

Таллия зажала Лиану рот рукой, Шанд схватил его за руки. Они оттащили его в сторону.

— Ты проклятый дурак! — прошипел Шанд ему в лицо. — Я же предупреждал тебя на этот счет, когда сгорела крепость. Ты понимаешь, что ты мог…

Он замолчал, глядя на Тензора, кулак которого теперь сверкал ярко, как раскаленная топка.

— Вы только взгляните на него! — хриплым голосом произнес Тензор. — Он обнимает Магрету, в то время как Карана умирает у его ног. Они оба — мои враги. Наконец-то настал мой час.

Тензор выпрямился. Лицо его ожило от ненависти. Грозя Рульку сверкающим кулаком, он задыхался от ярости. Прозрачный барьер рассыпался на куски, которые, засверкав в воздухе, обрушились на пол с таким шумом, какой издает водопад.

— «Опасайся трижды преданного!» — взвыл Тензор. Он направил кулак в сторону Рулька и Магреты точно так же, как сделал в ту ночь в Тайном Совете, год тому назад, когда убил Нелиссу и забрал Зеркало.

Шанд и Малиена были бессильны остановить его. Они в ужасе следили за ним, но не могли предотвратить трагедию.

 

43

ЛИК СМЕРТИ

Рульк почувствовал угрозу со стороны Тензора. Он мог бы избежать удара, если бы не Магрета, которая цеплялась за него, так как едва стояла на ногах. Он знал, что Тензор поразит и ее.

Рульк заслонил свою возлюбленную собою. Рубиновая струя, вырвавшаяся из руки Тензора, ударила Рулька прямо в грудь. На мгновение его могучая фигура, казалось, начала светиться. Ноги заскользили по полу, словно какая-то неодолимая сила толкала его в спину. Прежде такие чары повредили бы ему не больше, чем комариный укус, но в этот день ему был нанесен ужасный урон.

— Помогите! — крикнул Рульк гаршардам, но если когда-то они тотчас бы повиновались, то сейчас немного замешкались. И этого оказалось довольно. К тому времени, как гаршарды, стоявшие к нему ближе всех, подняли копья, Тензор был уже готов нанести следующий удар. Он взмахнул рукой, и гаршардов расшвыряло во все стороны.

— Прекрати, Тензор! — заорал Шанд. — Что ты делаешь? Ах ты, чертов дурак! — Он бросился на него, но арким направил на него второй кулак, и Шанд не смог приблизиться.

Струя света вновь попала в Рулька. Он замолотил в воздухе руками. Магрету отбросило в сторону, и она исчезла за лестницей. Ноги Рулька искали опору, но его оторвало от земли, словно ветер подхватил и понес фигурку, вырезанную из бумаги, и бросило о борт машины. Он издал громкий вопль.

Но вот, казалось, карон пришел в себя. Рульк поднял могучий кулак, и было похоже, что сейчас он швырнет чары Тензора обратно аркиму в лицо. Лиан юркнул в какую-то щель. И вдруг Рульк обмяк, словно из него выпустили воздух.

Лиан посмотрел по сторонам. Всем вокруг, за исключением самого Лиана и аркима, было плохо от чар, примененных Тензором. Малиена стояла на четвереньках, и ее тошнило. Шанд выглядел одурманенным, и над глазом у него был порез. Иггур корчился на полу. Остальных разбросало по комнате.

Лиан ринулся вперед, ступая по битому стеклу, и увидел, что Рульк насажен на один из металлических штырей, торчащих из разорванного борта машины. Пройдя насквозь, черный штырь торча у него из бока. Но Тензор продолжал что-то выкрикивать в сторону своего врага, и рубиновая струя все еще выходила из его кулака. Потом арким начал съеживаться и оседать, словно все его существо перешло в эту огненную струю и тело-оболочка осталось совсем пустым.

— Господин! — вскричала вельмиха Вартила и, пробежав по залу, нанесла Тензору сильный удар. Огненная струя угасла.

— Ах вы, безнадежные дураки! — сказал Шанд, поднимаясь на ноги. — Тензор, ты сумасшедший. Ты только посмотри, Лиан, что ты наделал.

Малиена с трудом дотащилась до Тензора, который когда-то давно был ее возлюбленным.

— Я хорошо поработал, Малиена, — обратился он к ней. Ее лицо выразило лишь презрение.

— Ты не Тензор! — воскликнула она. — Ты Питлис Второй — самый презренный дурак, какой только жил на свете. — На этот раз она не стала разрывать свою блузу в знак горя по нему. Вместо этого Малиена разодрала рубаху на спине Тензора, швырнула лохмотья в сторону и, опустившись на пол, закрыла лицо ладонями. — Аркимы прокляты!

Вартила по кускам разбитого стекла спешила к Рульку.

— Господин! — закричала она, падая на колени и хватая его за руку. — Я была слепа, господин, но теперь я знаю тебя. Прости меня, господин.

Рульк взял Вартилу за руку и улыбнулся:

— Благодарю тебя, мой самый преданный слуга. Но теперь все кончено. Ты свободна.

Слезы лились по щекам Вартилы.

— Что мне делать со свободой? — Она с отвращением произнесла это слово, словно это было богохульство. — Все, что я когда-либо хотела, — это служить моему господину.

Рульк извивался на металлическом штыре. Никто больше не мог считать его своим врагом — так велика была его мука, так велико благородство.

— Магрета жива? — простонал он.

— Да, — ответила Вартила. — Она лежит вон там.

— Займись ее ранами, верный слуга, а потом принеси ее ко мне.

Лиан сжал ладонь Караны в своей. Девушка не узнавала его. Он попытался выпрямить ее несчастное изломанное тело, но она все кричала и кричала. Он никак не мог ей помочь. К Каране подбежали Шанд и Малиена. Лиан путался у них под ногами, заламывая руки в горе, так что Шанд оттолкнул его.

— Уходи отсюда, чертов дурень! Позаботься о Рульке. — Лиан побрел к Рульку. Потрогал черный металлический штырь.

— Это сделал я, — с горечью сказал Лиан. — Я самый глупый человек на свете.

Рульк слабо улыбнулся.

— Да, это так, — согласился он. — Но разве ты не летописец? Такая уж у меня судьба, Лиан. Сними меня с этого штыря.

Рульк протянул ему руку, Лиан схватил ее и, напрягшись, стал притягивать карона к себе. Штырь начал выходить из раны. Губы Рулька искривились, обнажив окровавленные десны.

— Сильнее! — попросил Рульк.

По-видимому, он начал терять сознание. Тогда Лиан со всей силы рванул его к себе, и Рульк свалился на пол. Из огромной раны в боку хлынула кровь. Лиан увидел лица гаршардов, собравшихся вокруг, — на них был написан ужас от того, что они могли спасти своего господина, но не сделали этого.

Рульк захлебывался собственной кровью. Лиан стер ему кровь с губ. Карон посмотрел на свою дрожащую руку, словно не веря, что все это происходит с ним на самом деле.

— Где Карана? — спросил он, и взгляд его выражал удивление.

— Вот тут, рядом.

Повернув голову, он увидел лежавшую неподвижно Карану. Лишь порой по ее телу пробегала дрожь.

— Спасибо тебе, Карана. — Рульк сжал вялую руку девушки, и боль у нее уменьшилась, а у него стала сильнее. — У меня для тебя есть дар.

— Дар Рулька! — прошептал Лиан. — Надеюсь, это не кубок с отравой, как в последний раз.

Рульк с трудом извлек из кармана куртки черную бусинку в прозрачном футляре.

— Что это? — тихо спросила Карана.

— Это самое меньшее, что я могу для тебя сделать. Используй ее, если тебе станет лучше. Если нет — это не имеет значения. — Он положил футляр Каране на ладонь и зажал ее пальцы вокруг него. — У меня кое-что есть и для тебя, Лиан.

— Я не заслуживаю награды, — с горечью возразил Лиан.

— Все равно я хочу дать тебе это.

Рульк снял через голову крошечный серебряный ключик на серебряной цепочке.

— Мои шпионы доложили, что в Чантхенде у тебя пропало сказание, летописец. Вот тебе другое, получше! Но его придется заработать. — Рульк надел цепочку на шею Лиану. От этого движения алая кровь хлынула на пол. Казалось, Рулька заворожили узоры, появившиеся, когда кровь растеклась по плиткам. — Боль даже сильнее, чем в последний раз, — пробормотал он.

— Я не знаю, с чего начать, — глупо ответил Лиан.

— Начни с Альцифера. — Рульк прикрыл глаза и замер, потом, по-видимому, обрел новые силы. — Мы вымираем, летописец. Кароны будут жить лишь в твоих сказаниях. Ты сложишь их для меня?

Лиан снова вытер ему губы. Из бока Рулька не переставая струилась кровь. Смуглое лицо стало пепельно-серым.

— Да, клянусь, — воскликнул Лиан, обуреваемый чувством вины и стремлением искупить ее.

— Но только расскажи правду. Всю правду!

— Но Предания и есть правда! — возразил Лиан. — В них истина, которую мы можем извлечь из прошлого.

Рульк посмотрел на него с жалостью:

— Милый мальчик! Ты провалился на финальном испытании. Ты веришь в то, чему тебя учили. Все другие пусть верят, но мастера должны знать правду. История такова, какой ее напишут, — вот единственная правда. Но довольно об этом. Я хочу поговорить с Тензором, прежде чем умру. Принесите его сюда!

Тензора перенесли и положили рядом с Рульком и Караной.

— Карана! — просипел Тензор. Ее веки затрепетали, и она открыла глаза. Она мучилась от боли. — Прости меня за то, что я пытался уничтожить твои таланты троекровницы. Я сделал это из лучших побуждений.

Своей маленькой бледной ручкой Карана взяла огромную смуглую руку Тензора. Рука у него была еще холоднее, чем у нее самой, и совсем безвольная. С трудом повернув голову, она заглянула ему в глаза.

— Я ненавидела тебя за это, но какое значение имеет это теперь? — прошептала Карана и снова прикрыла глаза.

— Итак, враг мой! — сказал Рульк. — Вы, аркимы, в конце концов получите свою свободу и свой мир.

— Слишком поздно, — ответил Тензор. — Наш народ склонен к безумствам, но нам недостает мужества. Мы так долго использовали вас, каронов, в качестве отговорки, что теперь уже не знаем, как нам встретиться лицом к лицу с собственным миром.

— Но аркимы будут продолжать жить на Аркане. И здесь.

— Униженные! — гневно произнес Тензор. — А скажи мне, как там поживает наш народ?

— На Аркане? Их великое множество, и, несмотря на рабство, число их не особенно сократилось.

— Мне бы так хотелось снова увидеть Аркан!

— Но ты его никогда уже не увидишь.

— Да, никогда. Но я хотя бы уйду, зная, что наконец-то разобрался с тобой.

— Поздравляю тебя с этой победой, — сказал Рульк, протягивая Тензору руку.

Лицо аркима исказилось.

— Нет, это ты меня победил и преподал урок хороших манер. — Едва закончив фразу, Тензор опрокинулся навзничь — мертвый.

Магрета, которую поддерживала Вартила, подошла к Рульку. Она стояла над ним, как мраморная статуя, глядя на ужасную рану в боку своего возлюбленного.

— Ты отдал за меня жизнь, — произнесла она.

— Мы же поклялись друг другу, — ответил он просто. И этим было все сказано.

— Я никогда тебя не забуду, — прошептала Магрета.

— Я навсегда останусь частью тебя.

— Что теперь будет с твоим народом, любовь моя? — Рульк поднял глаза на Магрету:

— Мы не станем вырождаться, превращаясь в ничто. Бездна — это единственное место, которое для нас осталось. Возможно, она нас переделает, но скорее всего полностью уничтожит, подобно десяти биллионам других рас, которые пришли и ушли. Если мы должны исчезнуть, то мы мужественно отнесемся к этому. Мы пойдем навстречу своей гибели.

Опустившись на колени, Магрета положила голову Рульку на грудь:

— Что мне делать?

Рульк обнял ее одной рукой:

— Как больно, Магрета! Прости. После того как ты оплачешь меня (как сочтешь нужным), следуй своему предназначению.

— Но я не знаю как, — жалобно произнесла она. — Как я смогу восстановить равновесие между мирами?

Рульк закашлялся и сплюнул кровь на пол.

— Только Ялкара знает, что она намеревалась сделать. Забери мою машину на Аркан. — Он задохнулся. — Если Ялкара осталась в живых, расскажи ей о моей смерти и попроси у нее помощи. — Его веки затрепетали.

— Как мы любили бы, ты и я, — продолжал он. — Но не судьба.

Магрета схватила его за руку.

— Я любила однажды, и любили меня. — Она коснулась его век легчайшим и нежнейшим поцелуем.

— А плод нашей любви сотрясет три мира до самого основания. Но это конец каронов. — И Рульк в последний раз закрыл глаза.

Его смерть поразила Магрету, и ее спокойствие мраморной статуи сменилось скорбной яростью от бессмысленности того, что произошло.

— Я этого не допущу! — кричала она, обращаясь к машине Рулька, Стене Непреодолимой Преграды и к тому месту, где находилась Феламора до своего исчезновения. — Я отниму его у смерти!

Мендарк спокойно дожидался своего часа, наблюдая за происходящим с балкона. И хотя он почти не верил, что у него появится шанс, наконец он дождался. Машина осталась без присмотра. Он жаждал заполучить ее с той самой минуты, как услышал о ней. С ее помощью он запечатает Непреодолимую Преграду и навсегда избавится от своих врагов.

А когда с этим будет покончено, какие возможности она ему предоставит! Он наведет на Сантенаре такой порядок, о котором всегда мечтал. Возможно, и в других мирах. Мендарк ощутил сильное волнение, какого не испытывал уже лет сто.

Он тихонько спустился по лестнице. Феламоры нигде не было видно. За ним никто не наблюдал. Все были заняты умершими и умирающими. От остальных его отделяла машина Рулька. Он взобрался на нее с той стороны, с которой его никто не мог заметить, упал на сиденье и несколько минут сидел в тишине, наслаждаясь своим торжеством. Положив руки на рычаги и потрогав кнопки, Мендарк начал мысленно настраивать себя на управление машиной.

Он нажал на несколько кнопок, потянул на себя рычаги и приготовился разделаться с первым из своих врагов — Иггуром! Однако ничего не произошло. Он предпринял новую попытку завести машину, но та осталась недвижима.

Снизу донесся пронзительный крик.

— Это Мендарк! — Тоненькая рука Лилисы указывала прямо на него.

Мендарк прихлопнул бы девчонку, если бы мог. Что такое один ребенок по сравнению с безопасностью мира, по сравнению с его собственным предназначением? Видимо, это был не его шанс: через несколько секунд машина была окружена.

— Спускайся! — холодно произнес Иггур.

— Назад! — воскликнул Мендарк, подняв флейту так, чтобы ее увидели все. — У меня и флейта, и машина Рулька.

— Остановись, а не то погибнешь! — сказал Шанд.

— Заткнись, старый дурак! Я еще увижу твой конец.

Поднеся флейту к губам, Мендарк извлек из памяти ноты и заиграл такую дикую мелодию, что его собственный разум едва ли мог ее постичь.

— Только не на машину! — заорал Шанд.

Слишком поздно! Вся комната вспыхнула невероятными цветами, пол и стены заходили ходуном, зазвучала неслыханная музыка. И материя Непреодолимой Преграды начала отшелушиваться слой за слоем, как страницы горящей книги. По воздуху поплыли кусочки Стены, обуглившиеся хлопья — как во время пожара в библиотеке. Флейта предала Мендарка. Непреодолимая Преграда распадалась!

Мендарк заиграл снова, напрягая всю волю и разум, чтобы настроиться на Непреодолимую Преграду и крепко ее запечатать. Но он слишком поздно осознал, что не знает, как это сделать. Теперь все изменилось. Стена стала прозрачной, и Мендарк увидел, что готово ворваться на Сантенар с той стороны. Формы и пространства бездны вздрагивали. Из тумана вынырнула тень, потом еще одна. Флейта создавала сотню существ, тысячу. Целая армия собралась по другую сторону Стены.

Армия транксов и лорсков, и сотни других созданий столь же кровожадного вида. За всю бесконечную историю бездны никогда еще не было подобного единения между ее обитателями — но такая созревшая слива, как Сантенар, заставила их забыть о своей старинной вражде. Мендарк медленно поднялся с сиденья, не отрывая взгляда от этого кошмара. Рука, державшая флейту, опустилась. За Стеной перед ним предстали сотни и сотни, которые было не счесть. Потом взгляд его устремился вдаль, и сотни превратились в тысячи и в тысячи миллионов — они маршировали шеренгами, маршировали на войну с Сантенаром. Мир, который Мендарк любил больше жизни, был обречен. И сам он тоже был обречен.

Мендарк поднял флейту, потом опустил. Он больше не осмеливался шутить с Непреодолимой Преградой. А нет ли другого способа?

Пока он размышлял, что-то шевельнулось на полу, где лежал мертвые. Это был один из транксов, проникших на Сантенар, из его груди и спины все еще торчали копья. Он метнул сломанное древко в Мендарка, выбив у него из рук Золотую флейту. Она упала на пол, издав единственную чистую ноту, от которой замерцали прозрачные слои Непреодолимой Преграды. Транкс подполз к флейте.

Мендарк выругался и потряс ушибленной рукой. И вдруг засмеялся от радости, поняв, в чем заключалась проблема. Два устройства мешали друг другу. Он повернул рычаги, и машина Рулька сдвинулась с места.

Он плавно развернул машину. Остальные встали у него на пути. Что же сначала, Стена или его враги? Иггур совершал какие-то движения пальцами — он собирался нанести Мендарку удар с помощью чар. Несколько аркимов подняли свои луки. С грустью Мендарк заметил, что даже верная Таллия что-то взволнованно обсуждает с Шандом, явно замышляя погибель своего Магистра. Все они хотят машину только для себя. Но ни один из них не может спасти мир. Только он в силах это сделать. Мендарк решился и направил машину прямо на своих врагов.

— Нет, Мендарк! — со слезами воскликнула Таллия. — Ты хочешь запомниться потомкам таким? — Она протягивала к нему руки.

Но даже Таллии не позволено стоять у него на пути. Мендарк приготовился поразить ее и поднял было кулак. Когда же они посмотрели друг на друга, у Мендарка защипало в глазах. Милая Таллия, они пережили вместе так много! Убить ее оказалось труднее, чем он себе представлял. «Но я должен!» В эту минуту транкс с трудом поднялся. Он весь был утыкан копьями, которые при любом движении подрагивали. Транкс поднес флейту к губам и дунул в нее. Машина Рулька резко оторвалась от пола и перевернулась. Мендарк слетел вниз. Приземлившись на ноги, он по инерции пробежал несколько шагов, чтобы не упасть. Но сделал один лишний шаг.

Транкс взмахнул своей могучей рукой, и острые, как кинжалы, когти распороли Мендарку живот. Он пополз к машине, оставляя за собой кровавый след. Транкс заиграл другую мелодию.

На заднем плане авангард бездны добрался до Стены и прижался к ней. Стена приняла их формы, словно была резиновой.

— Что он делает? — шепотом спросила Лилиса.

— Созывает своих, — ответила Малиена.

— Мендарк! — закричала Таллия. — Останови их!

Мендарк попытался забраться на машину Рулька, но, поскользнувшись в своей крови, снова упал. Глядя вверх, на чудесную машину, он плакал.

— Мендарк! — снова завопила Таллия. — Останови же их, скорее!

Она попыталась броситься к Мендарку, но Джеви с Лилисой удержали ее. С трудом поднявшись на колени, Мендарк начал действовать руками, создавая чары. Флейта раскалилась докрасна. Издав пронзительный вопль, транкс выпустил ее из рук. Мендарк выпрямился, но у него из живота начали вываливаться внутренности. Взглянув на смертельную рану, он вправил их обратно и поплелся к флейте. Когда Мендарк поднял ее и заиграл протяжную мелодию, из его пальцев и изо рта пошел белый дым.

Вокруг Мендарка образовался пузырь. Он раздувался с каждой новой нотой, и наконец все в комнате оказались внутри него. Транкса отталкивало назад, пока он не оказался зажатым между пузырем и стеной Большого Зала, и его раздавило. Осталось лишь пятно на стене.

— Все закончилось? — спросила Лилиса, глядя на шеренги существ, которые уходили в глубь бездны, в бесконечность.

Пузырь продолжал раздуваться, пока не коснулся Стены Непреодолимой Преграды. Он прилип к ней, заткнув крошечное отверстие в ней и сделав Стену непрозрачной. Но все они знали, что то, что ждет своего часа по другую сторону Стены, совсем рядом.

Джеви отвел от лица Лилисы прядь ее платиновых волос:

— Нет, Лилиса, до этого еще далеко!

Напряжение начало сказываться на Мендарке. Неужели он упадет, не закончив работу? Пузырь перестал расти. Мендарк ослабел. Упав на колени, он схватился одной рукой за живот, но продолжал играть. И вдруг на конце флейты появился крохотный кровавый пузырь, и нота зазвучала диссонансом. Флейта выпала из рук Мендарка. Он умер.

Таллия подбежала к человеку, которому так долго и так верно служила, чтобы сослужить ему последнюю службу. Склонившись над его телом, Таллия пригладила ему волосы, закрыла глаза и поправила одежду так, чтобы она прикрыла ужасную рану. Потом медленно понесла его через зал к остальным. Мендарк казался совсем маленьким в ее руках. Там она опустилась на колени, глядя на него, и ее красивое лицо стало торжественно-печальным.

— Я позабочусь, чтобы этот подвиг был записан для потомков, — сказала она, — хотя и сомневаюсь, что он перевесит остальные твои деяния. Тот, кому я присягала на верность, погиб, моя служба закончена.

 

44

ДОМОЙ!

Магрета расхаживала по залу вне себя от горя, когда вдруг увидела Феламору, которая появилась у подножия центральной лестницы. Заметив ее, Шанд, Иггур и Малиена отошли в сторону, приготовившись к самой великой битве в своей жизни.

Магрета подняла руку:

— Отойдите! Это наше с ней дело.

Феламора встала в той точке, где пузырь отходил от Стены.

— Это слабое место, — сказала она Халлале. — Мы откроем ее здесь.

— Ты же разрушишь мир! — воскликнул Шанд.

— Я могу ее контролировать, — холодно ответила Феламора.

Она протянула руку. Стена была теперь такой тонкой, что расступилась перед ней. Феламора вглядывалась через трещину, пытаясь отыскать путь к Таллаламу. Ей не нужна была для этого ничья помощь.

— Я нашла его, — сказала Феламора и открыла свой Путь.

— Я же никогда не делала тебе зла, — прошептала Карана. — Как я могла? И мне всегда было непонятно, почему ты так меня боялась.

Феламора взглянула на Карану, лежавшую между телами Тензора и Рулька.

— Теперь уже понятно, что нам угрожала не троекровница! Это было запрещенное устройство, «три-и-один». Почему же я не догадалась об этом раньше?

Путь Феламоры стал сверкающей воронкой. Вокруг него кишели целые армии обитателей бездны. Когда в конце концов Стена распадется, их натиск смогла бы сдержать только Феламора. Но она отправлялась домой.

Магрета подошла к Феламоре, на лице которой отразилась мука. А еще — чувство вины.

— Наступает минута, ради которой я тебя обучала, Магрета. Почему же ты меня покинула?

— Ты послала Элламию убить меня! — прошептала Магрета, которая все еще не могла этого понять.

— Не я, — возразила Феламора. — Я никогда не смогла бы причинить тебе вред. Это феллемы проголосовали за то, чтобы ты умерла.

— Проголосовали? — вскричала Магрета. — Значит, моя жизнь зависит от какого-то голосования, которое ты не потрудилась отменить!

— Я пыталась. Но они победили! Это был самый страшный день в моей жизни. Я не смогла их остановить.

Увидев меч Рулька, лежавший на полу, Магрета схватилась за него:

— Я покажу тебе, как это надо было сделать! — Феламора протянула руку:

— Ты не сможешь! Я позаботилась о том, чтобы ты никогда не смогла напасть на меня.

Все, что видела Магрета, — это золотистые искорки в глазах феллемки. Девушка разрывалась между ненавистью к Феламоре и цепями рабства.

— Я не… — начала она, но Феламора сверлила ее взглядом. Магрета оказалась беспомощной, как всегда. И вдруг, вспомнив все, что сделала за последний год, она поняла, что ее сдерживал лишь страх перед Феламорой.

Сможет ли она преодолеть этот страх и нанести Феламоре удар? Магрета подумала о своем погибшем возлюбленном, и страх исчез навсегда. С хриплым смехом она подняла меч:

— Я уничтожила твою власть надо мной. Ты готова к смерти?

Ответ она прочла в глазах Феламоры — в них внезапно появился ужас и осознание того, что Магрета победила ее.

— Ну что ж, — сказала Феламора. — Отомсти мне. И пусть твоя месть будет еще слаще от сознания того, что я умираю, подойдя так близко к тому, чтобы выполнить свой долг, и потерпев неудачу. — В глазах у нее стояли слезы.

Магрета подняла меч высоко над головой. Боль противника доставляла ей радость. Вспомнив последние страшные минуты Рулька, она больше всего на свете захотела, чтобы Феламора испытала такие же страдания.

— Не медли! — надтреснутым голосом попросила Феламора.

Феллемы застыли, глядя на эту картину. Ни один не шевельнулся, чтобы прийти на помощь Феламоре. Они не осмеливаются или не хотят? Проходили минуты.

Резким движением Магрета опустила меч и плашмя ударила Феламору по щеке.

— Ступай домой! — хрипло сказала она.

Лицо Феламоры исказила судорога. Сейчас она казалась очень хрупкой.

— Хорошо этим феллемам, — прошептала она. — Они могут себе позволить взвалить все бремя на своего предводителя. Хватит ли у меня силы для последнего акта?

По Стене прошла рябь. Что-то ужасное и невероятно могучее просунуло лапу в воронку, схватило Феламору за ногу и попыталось утащить за собой свою добычу.

Феламора отмахнулась от неведомого существа. Кровь потекла у нее по ноге из глубоких царапин, оставленных тремя острыми когтями.

— Ты отпускаешь меня? — спросила она Магрету.

— Да, — ответила девушка.

И вдруг Феламора растерялась:

— Стоило ли оно того? Оправдывает ли все то зло, что я причинила миру и ребенку, который мог бы стать более великим человеком, чем я?

Наклонив голову, Феламора взяла девушку за руку. Золотистая слезинка скатилась по щеке Феламоры и упала на запястье Магреты. Девушка немедленно вырвала руку.

— Нет, не стоило, — прошептала Феламора. — Я должна искупить свою вину. Я беру эту обязанность на себя, в наказание за мои преступления.

Феламора выпрямилась. Казалось, к ней вернулась молодость. Сейчас Феламора выглядела как в ту минуту, когда много столетий назад впервые повела феллемов на Сантенар.

— Я феллем! — выкрикнула она в блеске славы и величия, открывая Путь между мирами одним усилием воли. — Вперед, мой народ! Нам пора. Мы идем домой!

Первый феллем приблизился и прижал губы к руке Феламоры. Он замешкался. И потому, положив руку ему на плечо, Феламора легонько подтолкнула его к Пути. Путь принял его, и феллем исчез. Тут же от толпы отделился второй — это была маленькая старушка с такими же серебряными волосами, как у Феламоры. Потом — еще один, и еще, и еще… Феламора считала проходящих мимо нее.

И вдруг сияющая воронка затряслась от мощного удара. Между Путем и Стеной появилась узкая трещина. В нее протиснулось человекоподобное существо, а затем раздулось, как воздушный шар, оказавшись ростом с Рулька. Этот обитатель бездны был очень похож на лорска. Царапнув когтями по полу, существо сделало прыжок и ударило Феламору. Рукав ее рубашки был оторван, на руке виднелись два глубоких пореза.

Феламора вздрогнула:

— Шестьдесят один, шестьдесят два…

Ее голос сорвался, и она не могла считать дальше. Она сделала какое-то движение свободной рукой, и обитатель бездны согнулся пополам. Но стоило ей отвлечься, и на Сантенар просочился еще один лорск, затем третий. Они напали на Феламору все разом, вонзая когти в спину и ноги, пытаясь прокусить поджилки. Несмотря на силу ее чар, им удавалось наносить удары то здесь, то там. Феламора корчилась под ударами, но благодаря собственной воле держалась. Ничто не могло поколебать железное самообладание Феламоры в эту минуту, которой она так долго ждала.

Феллемы, не решавшиеся вступиться за свою предводительницу, старались побыстрее проскочить во врата под ее прикрытием. И вдруг Феламора упала под натиском противников. Они нависли над ней, щелкая клыками и раздирая. Врата зашатались, Стену вновь затрясло.

— Двести пятьдесят шесть, двести пятьдесят семь… — Поднявшись на ноги, она очертила окровавленной рукой круг, расшвыряв нападавших. Существа отпрянули от нее как ужаленные. Воронка Пути сузилась. Пошатнувшись, Феламора рухнула на колени.

— Наконец-то мой долг выполнен! — задыхаясь проговорила она. — Мне просто не верится. — Усевшись на пол, она оплакивала все века испытаний и мучений, которые наконец закончились только что. Вытерев лицо, она поднялась. — У меня есть одна, последняя, просьба, Магрета. Подержи для меня Путь открытым, чтобы я могла пройти последней.

— Ступай! — презрительно произнесла Магрета. — Я непременно его подержу! Оно стоит того — увидеть, как ты уходишь навсегда.

Феламора не сдвинулась с места.

— Теперь, когда мой долг выполнен, я должна связать все концы. Не имеет значения, попаду я домой или нет. — Она наклонилась над Караной. Та задрожала.

— Когда-то ты оказала мне неоценимую услугу, — сказала Феламора. — Ты честно пронесла Зеркало от Фиц-Горго до Туркада, во исполнение обязательства Магреты передо мной. Тебе за эту услугу так и не уплатили.

— Теперь это не имеет значения, — прошептала Карана. — Я умираю.

— Может быть, — согласилась Феламора, пощупав ее лоб. Боль внезапно покинула Карану. — Я не могу увидеть будущее. Но я должна уплатить свои долги, все до последнего. Я оставляю тебе сокровища феллемов. Их можно найти в пещере в Эллюдоре — там, где Джиллиас… нашел Магрету. — С этими словами Феламора сняла с руки браслет из черного дерева и надела его Каране. — Пещера защищена чарами, но этот браслет устранит их.

— Убирайся! — закричала Магрета. — Поздно каяться. Даже если бы ты простояла на коленях хоть тысячу лет, тебе не искупить свою вину за то, что ты наделала.

— Ты права, — ответила Феламора. Ее лицо застыло. — Подумать только, что я так поступила с собственным ребенком. Теперь я уже не могу понять почему. Я была одержима.

У Магреты подогнулись ноги.

— Нет, нет! — выкрикнула она. — Ты не моя мать. Моя мать — Элиора.

Наклонившись над осевшей на пол Магретой, Феламора взяла ее за плечи.

— Магрета, вот правда, которой ты доискивалась всю жизнь. Я твоя вторая бабушка. Я заставила моего сына Галжилиеля, хрупкого, эмоционального мальчика, жениться на Элиоре. Его я тоже погубила.

У Магреты началась истерика, она хлестала Феламору по лицу.

— Нет! Я отказываюсь верить твоей гнусной лжи! Как ты могла сделать со мной такое? Ты чудовище!

Феламора даже не защищалась:

— Да. Но ты подашь мне руку? Ты простишь меня, прежде чем я уйду… внучка?

Магрета замахала в воздухе кулаками:

— Никогда! Я плюю тебе в лицо.

— Я не заслуживаю лучшего. Я шагала по головам всех и вся, даже по головам своих родных, ради того, чтобы выжила моя раса. Отойди, Магрета. Я пройду через Путь сама. Сейчас феллемы уже дома. Я выполнила свой долг. А моя судьба не имеет значения. Я феллем, — прошептала она, салютуя Каране, Магрете, всем остальным, присутствующим в Большом Зале. — Я Таллалам! — Этот возглас эхом отозвался в зале.

Путь снова сузился.

— Прощай, внучка. Прости меня.

Феламора вскочила во врата. С минуту они оставались открытыми, потом захлопнулись. Оставшиеся в Шазмаке увидели лицо Феламоры, искаженное мучениями. Вспышка синего и белого света скрыла врата, воронку и все существа, затаившиеся возле него. Дыра в стене затянулась. Феллемы ушли домой.

Магрета смотрела в Зеркало, прослеживая их на всем пути до Таллалама. Они ликовали, оказавшись в собственном мире, — даже Феламора. Магрета отшвырнула Зеркало, и картинка застыла в нем.

— Ни в одном из трех миров нет справедливости! — сказала она Каране.

Карана закашлялась и застонала. Боль снова вернулась.

— Чего же ты ожидала от Кривого Зеркала?

Большой кокон врат Шанда сильно растянулся и превратился в тонкую нить, соединяющую собой Каркарон с Шазмаком. Нить порвалась, Шазмак исчез, а вместе с ним и врата. Вся компания созерцала теперь обледеневшие стены Каркарона. Врата подвели, и Карана, смертельно раненная, осталась в Шазмаке, куда было по крайней мере четыре дня пути.

Шанд повернулся к Лиану:

— Она была Таллаламом, а Таллалам был ею. Интересно, что они там найдут? Ведь Непреодолимая Преграда повлияла не только на Сантенар.

— Шанд, открой врата еще раз, — заплакал Лиан. — Карана умирает!

— Не думаю, что я смогу, — ответил Шанд. — Теперь все изменилось.

Он был прав. Если Каркарон и прежде поражал своей странностью, то теперь он стал невероятно причудливым. Стены здесь были порой мягкие, как сыр, а порой — твердые, как металл, к тому же они все время перемещались. Полуразрушенная каменная лестница спиралью уходила сразу в нескольких направлениях, а по ней вверх и вниз слонялись кошмарные призраки, приводя в действие устройства, разбрызгивавшие повсюду сгустки нереальности. Воздух постоянно менял цвет. Самые различные звуки терзали барабанные перепонки.

Шанд, Таллия и Малиена, собравшись вместе, пытались заблокировать Каркарон и восстановить врата. К ним присоединился Иггур, рвавшийся обратно, к Магрете.

— Да, на это уйдет немало времени, — проворчал Шанд, когда они бились над искривленной тканью пространства и времени.

— Я не понимаю, что произошло между Феламорой и Рульком, — сказала Малиена. — На мгновение он стал совсем беспомощным.

— Лиан может тебе объяснить это, — хмыкнул Шанд. Лиан прекратил тереть покрасневшие от слез глаза и покачал головой. Он испытывал адские муки.

— Нам нужно знать! — отрезал Иггур, который вместе с Таллией занимался каким-то загадочным магическим процессом.

Лиан сделал над собой видимое усилие:

— Часть истории содержится в книжке Ялкары. Именно там я нашел самое начало событий, приведших к возникновению Непреодолимой Преграды.

— Я думал, что эта книжка была уничтожена, прежде чем ее успели прочитать, — с подозрением взглянул на него Иггур.

— Это совсем другая история, и я расскажу ее как-нибудь в другой раз. — Лиан выдавил слабую улыбку. — Вот что было написано Ялкарой — во всяком случае, вкратце.

Давным-давно на Таллаламе жили две человеческие расы — мариемы и феллемы. Народ феллемов был многочисленным и отличался талантами в области психологии и воздействия на человеческое сознание. А мариемы прекрасно разбирались в разных устройствах и машинах. Но не были плодовиты. Со временем эти два народа размежевались — по мере того, как у каждого из них развивались собственные таланты и культура. Мариемы и феллемы смешивались между собой, так в конце концов образовалось два совершенно разных народа.

Мариемы накапливали богатство и власть, поскольку строили свою цивилизацию с помощью машин, которые за них работали. Не ощущая своего родства с природой, мариемы принялись ее покорять. Они вырубили прекрасные леса, которые когда-то покрывали все континенты Таллалама. Они изменили течение рек, прорубили дороги в дикой местности и построили огромные города. Феллемы были оттеснены на самые бесплодные и скудные земли, в то время как мариемы использовали для своей цивилизации все больше богатств этого мира.

У феллемов были совершенно иные взгляды. Их слияние с природой было полным, и они знали, что являются всего лишь одним из видов в огромной паутине жизни. Они не испытывали потребности в побрякушках цивилизации — за исключением искусства. Их жизнь была жизнью разума. Они никогда не срубили ни одного дерева и не убили ни одного животного, не вознеся благодарственную молитву за этот дар. Феллемы не строили городов, не использовали машин. Их ремесла и культура были очень простые, но очень красивые.

Иггур выругался и отскочил в сторону: их с Таллией задумка не сработала. Произошел небольшой взрыв, от ударной волны которого сломанные стены изогнулись, как резиновые, и начали вибрировать.

— Я не могу это сделать! — произнес он охрипшим голосом. — Каркарон — очень-очень странное место.

— У меня есть идея, — сказала Малиена. И шепотом поделилась с Иггуром своим предложением.

Тот кивнул:

— Имеет смысл попробовать.

Малиена выпустила в воздух содержимое одного из своих пузырьков и раздула его так, что все они в него вместились. Причудливый мир Каркарона был заблокирован, хотя до них еще доносились его звуки. Стало совсем темно, чтобы осветить пространство, в котором они оказались, Шанд поджег свою дубинку. Они вернулись к прерванной работе над вратами.

— Продолжай, Лиан, — попросила Малиена.

— Феллемы поняли, что мариемы хотят их вытеснить. Как только будет покончено с лесами, им будет негде жить, да и ни к чему. Мариемы покончат и с ними — не по злому умыслу, а просто из алчности и безразличия. А прекрасный мир, хранителями которого они, феллемы, были, прекратит свое существование.

Феллемам нужно было изыскать способ обуздать мариемов и восстановить Таллалам. В отчаянии они начали заключать браки между теми, у кого были самые большие таланты или кто был чувствительником, — точно так выводят племенных лошадей. Они стремились так развить силу ума и своих иллюзий, что мариемы не смогли им сопротивляться.

К тому времени мариемы придумали врата, чтобы мгновенно перемещаться из одной части Таллалама в другую. Их первые врата были грубые и неуклюжие и редко работали как следует. Но феллемы понимали, что их враги скоро усовершенствуют врата и тогда ни одно место на Таллаламе не будет безопасным. Феллемы узнали, как действуют эти врата, а также — как мариемы применяют свои сознания, чтобы направлять их из одного места в другое. Прибегнув к силам своего разума, во много раз превосходящим силу разума мариемов, феллемы заставили врата заблудиться, направив их в самый страшный кошмар, какой только могли вообразить, — место, где водились кровожадные звери и ничего не росло. Так мариемы оказались в бездне!

Лиан тяжело опустился на пол. Он осип, и вид у него был изможденный.

— Нет ли у вас чего-нибудь выпить? — прохрипел он. Шанд бросил ему фляжку. Лиан сделал огромный глоток, полагая, что это вода. Жидкость обожгла ему горло и зажгла огонь в желудке.

— Спасибо, — сказал он, откашлявшись.

— Значит, это все начали феллемы! — сделала вывод Малиена.

— Да! — И Лиан продолжил рассказ. — Появилась возможность спасти Таллалам. Коллективная воля самых талантливых чувствительников создала массовую иллюзию, и один за другим все мариемы пошли, как крысы за дудочкой крысолова, во врата, думая, что они отправляются в собственный чудесный мир. Как только они очутились в бездне, они все поняли, но было поздно. Феллемы запечатали врата, и их невозможно было снова открыть.

Феллемы занялись восстановлением прекрасного Таллалама. Они сломали дамбы, снесли города и насадили новые леса. Все следы присутствия в их мире другой расы — мариемов — были стерты из Преданий Таллалама, и было запрещено применять их машины и магические устройства, которые чуть не уничтожили их мир. В конце концов от геноцида остались лишь слухи — пугающий миф. Прошло тысячелетие, и природа скрыла даже воспоминания о мариемах.

А в бездне, в этом страшном месте, где ничто не имеет значения, кроме выживания, большинство мариемов погибли в первые же дни. За месяц число их сократилось с миллионов до нескольких тысяч, а по прошествии тысячелетий осталась небольшая горстка. Эти мариемы адаптировались. В бездне быстро развиваются — если только удается уцелеть. Поэтому те, кто вышел из бездны и захватил Аркан (а их было чуть больше ста человек), сильно отличались от тех, кто туда когда-то попал. Это была новая человеческая раса, и у них было новое название — кароны. Своим названием они обязаны маленькой остывшей планете на самой дальней оконечности бездны. Все, что они помнили из своей прежней жизни, — это свое название, а также то, что их предали.

Теперь самым главным для каронов было, чтобы их род выжил. Для Рулька эта цель была превыше всего. Но по какой-то причине они не могли размножаться на Аркане, становясь там бесплодными. И тогда Рульк велел изготовить Золотую флейту, чтобы открыть путь на Сантенар и попытать счастья там. Но Шутдар украл флейту, и это преступление привело к тому, что война стала следовать за войной, беда за бедой — и так вплоть до сегодняшнего дня.

— Как подвигается дело? — спросил Оссейон, когда Лиан принялся утолять жажду — на этот раз ледяной водой.

— Понемногу подвигается, — ответил Шанд. — Но вообще-то очень утомительная работа.

— Я совсем сонная, — сказала Малиена.

— Приоткройте на минуту шар, — посоветовал Шанд. — Впустите свежий воздух. А что Мендарк, Лиан?

— Да, — присоединился к нему Иггур. — Мне бы очень хотелось послушать о нем.

Лиан вытер пот и продолжил:

— Аркимы и кароны сразились во многих битвах на Сантенаре. Правда, вначале оба народа были немногочисленны, и обитатели нашего мира едва ли их заметили. Потом войны между феллемами и каронами переросли в Катаклизм — когда Мендарк убедил Совет встать на сторону аркимов. Благодаря его усилиям за каронами закрепилась дурная слава. Мендарк мог победить лишь в том случае, когда Рульк считался бы не его личным, но общим для всех врагом, и эта ложь была в интересах большинства. Так много документов было утеряно со времен Катаклизма, что сейчас очень трудно проверить что-либо. Как сказал Рульк, «история такова, как ее напишут». И написанная история избегала упоминаний тех ужасных преступлений, совершенных против каронов, за которые они и пытались отплатить своим врагам.

Если бы Мендарк не был так озабочен своей славой, возможно, я никогда не открыл бы истину. Он мог захватить Рулька, только предав тебя, Иггур.

— Но как? — воскликнул Иггур. — Как он это сделал?

— Он знал, что в последней битве Совет потерпит поражение. Был лишь один шанс спасти мир, и Мендарк ухватился за него. Он сделал так, чтобы Запрещенные Искусы не удались, и тогда Рульк атаковал твое сознание. Мендарк заставил сознание Рулька войти в твое. После чего Тензор захватил его тело, теперь беспомощное, и заточил в Ночной Стране. Мендарк спас мир, но лишь предав тебя — своего самого близкого друга. У тебя помутился разум, и мы были уверены, что ты умрешь, но ты сбежал, и найти тебя не удалось. Неудивительно, что Мендарк пришел в ужас, когда ты вновь появился.

Иггур в ярости сжал кулаки. Воспоминания были слишком мучительны.

— Воздуха! — задыхаясь воскликнул он.

Малиена снова впустила в шар холодный воздух, наполненный галлюцинациями. Лиан продолжил свой рассказ:

— В течение года после победы над Рульком большинство членов Совета умерли. Мендарк убил их одного за другим — на случай, если они осознают, что он сделал. Если бы ты не исчез, он бы и тебя прикончил. В живых остался только Тензор.

Но Мендарк продолжал жить в страхе: а вдруг кто-то из членов Совета описал события такими, каковы они были на самом деле? Это могло бы навсегда погубить его репутацию. И тогда Мендарк стал собирать древние документы, чтобы замаскировать свое истинное намерение — отыскать и уничтожить все записи, в которых его имя было бы как-то связано с этим преступлением. Надо сказать, он преуспел в этом. Не осталось ничего, за исключением тех документов, с которых у меня есть копии, и тех, которые я помню.

Мендарк не мог вынести мысли, что он, некогда великий, утратит славу. История выбирает своих героев наугад, и Мендарку все время казалось, что ему не воздали должное. Поэтому он и решил увековечить собственное имя одним, последним, подвигом. Поэтому, когда появился шанс получить флейту, он не мог противиться искушению.

— Откуда он узнал, как ею пользоваться? — спросила Малиена.

— Он искал ее всю жизнь, — ответил Лиан. — Желая разгадать секрет флейты, он провел в Салюдите не один месяц. Возможно, там он и отыскал бумаги, в которых содержался ответ, и забрал их с собой, чтобы никто больше не смог узнать тайны Золотой флейты.

— Но почему же флейта сработала так странно?

— Видимо, со временем золото испортилось — так в конце концов бывает со всеми вещами и минералами, при помощи которых можно переноситься из одного мира в другой. Мендарк знал, что существует такая опасность, но полагал, что справится с ней. И вот, сил у него оказалось недостаточно.

— Почему феллемы первым делом отправились на Сантенар? — заинтересовалась Таллия.

— После того как они послали мариемов в бездну, феллемы считали, что остались одни во Вселенной. А потом Шутдар применил флейту, и они узнали, что это далеко не так. Их мир был всего лишь одним из трех миров, и Путь между мирами был открыт. Шутдар выпустил на Таллалам обитателей бездны. Но феллемы не волновались из-за этого — они умели справляться с дикими созданиями. Однако феллемы знали, что самые опасные для них создания обитают в других мирах, — это представители иных человеческих рас!

Феллемы проделали опасный путь до Сантенара, чтобы выяснить, что случилось, и снова разделить, сделать закрытыми три мира — такими они всегда и были. Прибыв на Сантенар, феллемы обнаружили еще три человеческие расы — причем все они умели создавать и использовать различные механизмы и машины, приводившие феллемов в такой ужас. Эти расы были слишком многочисленны, так что феллемы не могли с ними справиться. За исключением одной расы.

Кароны были так знакомы им и так опасны — пусть даже на Сантенаре их было всего трое. Феллемы знали, что они уязвимы, но даже понятия не имели насколько. А потом Непреодолимая Преграда заключила их в западню…

— Думаю, у меня получилось! — перебил его Шанд. — Если только мы не опоздали! Давайте все во врата, скорее!

 

45

СУДЬБА ФЕЛЛЕМОВ

Один за другим феллемы выходили из врат, ступая на Таллалам. Они были нагие — как все, кто проходил между мирами. Врата перенесли феллемов на поросший травой склон холма — священное место собраний. Холм, имевший форму пирамиды, возвышался над лесом. Было темно, но на востоке уже забрезжил свет: скоро начнется рассвет.

Феламора вышла из врат последней. На коже многочисленные кровоподтеки и отметины когтей, так что Феламору трудно было узнать. Она рухнула на траву, последние силы оставили ее. Феллемы высоко подняли свою предводительницу на руках, чтобы показать Феламоре ее мир. Затем ее опустили на землю, и она обняла всех по очереди, и все феллемы плакали. Целое тысячелетие прошло с тех пор, как они отправились на Сантенар.

— Мы добились своего, — прошептала Феламора. — Таллалам в безопасности. Нашего врага больше нет. Наконец-то мы свободны.

— Но какой ценой! — сказала Халлала. — Посмотри, что ты сделала с Галжилиелем, и Элиорой, и с Магретой. Мы уничтожили каронов — точно так же, как много столетий назад погубили мариемов.

— Я сделала это ради Таллалама, — оправдывалась Феламора. — Мы самые благородные из всех человеческих рас. Мы любим наш мир, как никто другой.

Ветер изменил направление, и они уловили запах горящего дерева и листьев. Затем до феллемов донесся слабый крик.

— Что это? — прошипела Халлала, вглядываясь в сумрак. Еще сильнее потянуло гарью, и наконец они поняли, что это лесной пожар, причем очень сильный. К запаху гари примешался запах паленого мяса.

Над горизонтом показалось солнце, и в клубах коричневого дыма они увидели страшную картину. Горели огромные лесные полосы — насколько охватывал глаз, — со всех сторон в воздух вздымались столбы дыма.

— Что случилось? — прошептала Феламора. Солнце светило ей в лицо, освещая увядшую золотистую кожу. Глаза в глубоких впадинах потускнели и стали похожими на две изюминки. — Что пошло не так? Я не понимаю.

Феллемы спустились с холма, чтобы узнать новости. Феламора осталась на склоне холма, походившего на пирамиду. Она вглядывалась в плывущие клубы дыма. Высоко в небе какие-то крылатые существа взмывали вверх и кружились, наслаждаясь теплом от пожара. По-видимому, они чувствовали себя как дома среди этого хаоса.

Пока Феламора с ужасом наблюдала за происходящим, одно из неведомых существ сложило крылья и круто скользнуло вниз, прямо во вздымающийся дым. Прошло много времени, прежде чем существо снова вынырнуло из дымовой завесы. Теперь оно оказалось ближе к Феламоре, и она увидела, что в когтях у него что-то смутно напоминавшее человека. Когда Феламора жила на Таллаламе, здесь не обитали подобные звери. А теперь их было несколько дюжин.

Феламора ощутила ужасную боль, словно крылатое чудовище начало раздирать ей когтями внутренности. Она вдруг все поняла. Время течет по-разному в трех мирах, и нынешний Таллалам был лишь бледной тенью того рая, который запомнился Феламоре. В мирной красоте лесов теперь затаились дикие, кровожадные существа. Брешь в бездне, которую она с помощью Зеркала хотела направить на Аркан, попала на Таллалам, и в ее мир хлынули обитатели бездны. Кривое Зеркало снова ее предало.

Все утро она просидела на траве в одиночестве — так же, как была одна столько лет. Что же делать? Это испытание было тяжелее, чем любое из тех, с которыми она сталкивалась на Сантенаре. Как ей спасти свой мир? Она чувствовала себя такой старой и усталой! «Я должна сплотить феллемов, — подумала она. — Нас миллионы, и, несомненно, поблизости проходят собрания, где обсуждают, как справиться с пожарами и защититься от обитателей бездны». Она установила линию связи, чтобы выяснить, где феллемы находятся сейчас и что они решили. Однако там, где прежде она находила великое множество сознаний, связанных друг с другом, сейчас Феламора ощутила лишь бессмысленный ужас. Что разладилось? Ужас зазвучал эхом и в ее собственном сознании.

Феламора с трудом спустилась с холма. Внизу, в долине, был город феллемов. Он был очень красивый и очень старый город. «Вот где они все!»

Но в долине она нашла лишь руины, такие старые, что они поросли мхом и начали крошиться. Было похоже, что тут никто не жил уже несколько столетий. Феламора уселась на полуразрушенную колонну и уставилась на деревья. Так она просидела не один час, напряженно размышляя, что же ей предпринять. Наконец, совершенно измучившись, Феламора прислонилась к каменной стене и задремала.

Ее разбудил отчаянный вопль. Феламора вскочила. Крылатое существо перепрыгивало с одной вершины на другую, щелкая языком и рыча. Это было одно из тех созданий, которых она уже видела. Усевшись наверху на большой сук, оно вытянуло длинную шею, пытаясь клювом достать что-то, спрятавшееся на верхних ветках. Это «что-то» очень походило на человека. Оно увертывалось и покачивалось на ветке, скрываясь в листве.

И вдруг крылатое существо со скоростью, невероятной для такого большого зверя, сделало стремительное движение и поймало человека за руку. Прозвучал истошный крик ужаса, такой, что Феламоре захотелось убежать куда-нибудь далеко-далеко. Наверху тем временем завязалась схватка, потом человек и его преследователь упали с дерева.

Крылья мелькнули над самой землей, и существо неуклюже приземлилось вместе со своей добычей — молодой женщиной-феллемом. Ей удалось вырваться. Удирая по траве, она лицом к лицу столкнулась с Феламорой.

Они смотрели друг на друга. Молодая женщина могла бы быть ее дочерью: те же бесцветные волосы, почти прозрачная кожа и золотистые глаза. Она была красива. Точнее, была бы, если бы не была одета в лохмотья из старого меха. Женщина была грязная, и от нее дурно пахло. Феламора почувствовала сильное отвращение.

Женщина протянула к Феламоре руки, издавая какие-то хрюкающие звуки, которые можно было понять только как мольбу о помощи.

Крылатое существо сложило крылья над головой, пристально глядя на них. «Оно меня боится, — подумала Феламора. — Чувствует мою силу».

Женщина снова хрюкнула, умоляя о помощи. Феламоре хотелось помочь, но ее парализовало от сознания, во что превратились ее сородичи здесь, на Таллаламе. А ведь они были самой благородной из всех человеческих рас! Она погубила целый народ и предала своих родных — ради этого дрожащего от ужаса животного?

Молодая женщина отступилась и, прошмыгнув мимо Феламоры, попыталась спрятаться в руинах. Крылатое существо сделало прыжок, голова стремительно вытянулась на длинной шее, и клюв ухватил женщину за тонкую лодыжку. Она отчаянно боролась. Феламора бездействовала.

Лодыжка переместилась из клюва в когти. Существо посмотрело на Феламору проницательным взглядом, поудобнее перехватывая свою жертву, подпрыгнуло в воздух и, хлопая крыльями в верхушках деревьев, скрылось из виду. Феламоре пришлось сесть. Вопли женщины эхом отдавались в ее сознании.

Теперь она все поняла. Феллемы, оставшиеся на Таллаламе, теперь жили в пещерах и на деревьях, мало чем отличаясь от зверей, и испытывали смертельный страх. За тысячелетие они успели деградировать. После того как мариемов отправили в бездну, сила разума позволила феллемам полностью управлять своей жизнью, так что им не приходилось больше бороться за нее. Они стали безраздельными хозяевами собственного мира и забыли, что за пределами Таллалама беспощадная борьба за существование продолжается, как и прежде.

Лес уже заменил им их великое искусство и ремесла, а пожар довершит дело. Феллемы потеряли свою человеческую сущность и теперь постепенно превращались в животных. Они выживут, но лишь для того, чтобы хватать лапами бесценные сокровища своей цивилизации и хрюкать над ними, пока не наступит время и последний из феллемов не обратится в прах.

«От нас ничего не осталось, — думала Феламора, когда ползла вверх по холму к своим последователям. — С феллемами покончено».

— Вся наша жизнь и наша цель были ложью, — обратилась она к Гэтрену. — Если бы только я прислушалась к вам! Но я была слишком гордой. Я отказывалась верить, что какое-то устройство может одержать надо мной верх. Какой глупой я была! Ведь это мои собственные слова: «Я смотрела в Зеркало в Катадзе и видела то, что хотела увидеть».

— Мы заслужили такую судьбу, — сказал Гэтрен. — Мы утратили благородство, когда предали мариемов. Мы выбрали неверный путь и с тех пор следовали по нему.

— Это я повела вас неверным путем. Я феллем, и я Таллалам! — возразила Феламора, плача о приближающейся гибели своего мира. — Зло исходило от меня самой. Нам следует принести жертву.

Она направилась в лес — туда, где одно на другое свалились три огромных яростно полыхающих дерева. Феллемы кричали ей вслед, пытаясь остановить предводительницу.

— Мы можем победить и этого врага! Мы можем восстановить наш мир!

Но Фелламора не слушала их.

— Наш враг — мы сами, — ответила она.

Она шла вперед, и даже не поморщилась, когда огонь опалил ее бесцветные волосы и обнажил череп. Она вытянула руки, чтобы обнять погребальный костер и сжечь все зло в очистительном огне.

И точно так же, как они столько лет следовали за Феламорой, подчиняясь каждому ее решению, феллемы один за другим вошли за ней в огонь.

 

46

НАСТОЯЩИЙ ГЕРОЙ

В Шазмаке остались только Магрета, Карана и разинувшие рты гаршарды. Когда Феламора исчезла, огненный взрыв запечатал изодранные остатки Непреодолимой Преграды.

Магрета взяла Карану за руку. Слезы навернулись ей на глаза, когда она посмотрела на изломанное тело своей подруги. Карана приоткрыла веки и попыталась улыбнуться.

— Мы сделали это, ты и я, — прошептала Карана. — Кто бы мог подумать? — Ее глаза закрылись, бледное лицо стало гладким и неподвижным, как воск.

Горе захлестнуло Магрету, и потому она совсем не ощущала боли от собственных ран, а их было немало. Рука, которую обожгло во время взрыва машины Рулька, покрылась пузырями, и некоторые из них прорвались. Бедро было разодрано до колена. Там и здесь на коже виднелись царапины, ссадины и кровоподтеки. Но ее работа еще не была закончена. Ей нужно было восстановить равновесие между мирами. Если бы только она не отдала свое право первородства! Но как же ей найти путь на Аркан? Любые ее врата, сделанные на Сантенаре, заблудятся в пространстве, поскольку Магрета не может достаточно четко увидеть пункт назначения.

— Не уходи! — взмолилась Магрета, глядя на рыжие кудри Караны. Она положила руку на лоб своей подруге, вытирая капельки пота. — Останься со мной — у нас еще одна, последняя задача.

С огромным усилием Карана открыла глаза. Они были затуманены, но Магрета сжала в своей вялую руку Караны, и рука девушки напряглась, а глаза цвета малахита прояснились.

— Что такое? — прошептала Карана.

— Непреодолимая Преграда вот-вот обрушится, но равновесие не было восстановлено. Каждая минута грозит тем, что обитатели бездны прорвутся в любой из трех миров и поглотят его. Мне нужно вернуть мироустройство к тому порядку, который существовал до появления флейты. Это мое предназначение.

— Чем же тебе могу помочь я? — еле слышно произнесла Карана.

— Мне не сделать этого одной. Равновесие было нарушено на Аркане. И может быть восстановлено только там.

— Когда-то ты уже давила на меня вот так. Посмотри, во что ты меня втянула на сей раз. Рульк мертв, — прошептала Карана, — и Тензор, и Мендарк, и все кароны, и половина гаршардов. Шазмак превратился в море крови, и все это произошло из-за тебя и меня.

— Рульк мертв! — эхом вторила ей Магрета, обратив взор в вечность.

— Где Лиан? Я должна поговорить с ним перед смертью.

— Я не знаю, где Лиан. Карана, послушай! Мне нужно попасть на Аркан и действовать там вместе с каронами, если они живы. Но я не знаю Путь. Только ты можешь найти его теперь. Ты мне поможешь?

— Боль убивает меня. — Карана корчилась на полу, начиная впадать в бредовое состояние. — Мне нужен Лиан. Это мое предсмертное желание, в котором ты не можешь мне отказать.

— Тогда судьба трех миров решена, и мы погибнем под напором бездны. Нам не выжить.

— Я не смогу тебе помочь, — возразила Карана. — Как я смогу почувствовать Путь? Боль лишает меня способности мыслить. — Она вдруг подняла вверх глаза, блестевшие лихорадочным блеском. — Лиан, где ты? Лиан!

Подняв Карану на руки, Магрета отнесла ее на ложе. Там она подложила под сломанные конечности Караны подушечки, но все равно боль была ужасная.

Магрета села у постели, взяв Карану за руку. Конечно, она не откажет Каране в предсмертном желании, если его удастся выполнить. Непреодолимая Преграда продержится еще немного.

Куда же могла отправиться вся эта компания? Скорее всего врата Шанда унесли их обратно в Каркарон. Она попыталась нащупать туда Путь, но после отбытия Феламоры все изменилось. Она совсем не видела Каркарон.

Карана зашевелилась.

— Лиан! — простонала она.

— Я не могу его найти.

Карана начала прерывисто дышать. Магрета дала ей воды, после чего та немного успокоилась. Карана снова прикрыла глаза.

Через какое-то время Магрета осознала, что оставшиеся в живых гаршарды собрались вокруг и смотрят на них обеих. Все, чему они служили, погибло, и они подвели своего господина как раз в тот момент, когда были ему особенно нужны. Смерть Рулька освободила их, но одновременно лишила цели жизни.

Особенно скорбела о его гибели вельмиха Вартила. Вартила, которая признала своего господина, когда было слишком поздно, которая стала гаршардом лишь в момент их величайшего поражения, была в полном отчаянии.

— Ради чего была дана мне жизнь? — рыдала она.

— Люди, — обратилась к ним Магрета. — Рульк мертв, и гаршардов больше нет. Здесь вам больше нечего делать. Возвращайтесь туда, где жили до того, как Рульк стал вашим хозяином. Поклянитесь, что у вас больше не будет господина.

Вартила и другие гаршарды поклялись, потом отвернулись и, напуганные и одинокие, поплелись в свои южные леса, чтобы скрыться там. Все — кроме одного.

— Ты идешь, Идлис? — спросила Йетча, с тоской оглянувшись на него. Эти последние несколько дней они постоянно были вместе.

— Я последую за тобой, куда бы ты ни пошла, — успокоил ее Идлис, — но сначала я должен закончить тут одно дело.

Идлис взглянул на Карану, и на его лице появилось выражение, напоминающее нежность, — насколько позволяли его топорные черты.

«Если бы только Рульк прислушался, — размышлял он про себя. — Я его предупреждал: сказание Лиана было не басенками, а предсказанием. Но Рульк и слушать меня не захотел. А у Лиана сказание вышло даже лучше, чем он сам ожидал. „Мы приходим из ничего — в ничто и вернемся“».

Идлис повернулся к Магрете.

— Я целитель, — напомнил он. Его низкий голос звучал сейчас очень мягко. — У меня долг перед Караной. Ты когда-то отказалась от моей помощи, — обратился он к девушке, имея в виду ужасные раны, которые она получила, когда задушила собаку Идлиса. — Ты позволишь мне помочь на этот раз?

— Буду весьма признательна, — прошептала Карана. Она больше не боялась его.

— Ей холодно, — сказал Идлис Магрете. — Принеси две жаровни, несколько одеял и горячее питье.

Пока Магрета выполняла его распоряжение, Идлис разрезал одежду Караны. Он вскрикнул при виде многочисленных шрамов и новых повреждений.

Прикрыв Карану одеялами, он ушел и вскоре вернулся с пурпурным пузырьком. Он вылил несколько капель этой жидкости на язык Каране.

— Тебе лучше?

— Немного, — шепотом ответила она. — Но теперь у меня так кружится голова!

Идлис ощупал тело девушки, но прикосновения его были бесконечно осторожными. Он взял ее за бедра и начал поворачивать то в одну, то в другую сторону, пытаясь поставить на место сломанные кости. Карана кричала.

Лицо Идлиса приняло серьезное выражение.

— Она не должна бы ничего чувствовать, — сказал он Магрете. — А дать ей более сильную дозу значило бы убить ее. Осталось лишь одно средство, но я боюсь прибегнуть к нему.

— Делай что угодно, — молила Карана, корчась от боли.

— Я говорю о храксе, наркотике, — сказал он ей. — Ты ведь уже пробовала его, не так ли?

— Дважды, — ответила девушка, содрогнувшись при воспоминаниях о сушеном фрукте гаршардов, который она случайно унесла из Каркарона. От него у нее были шизофренические кошмары. Но при одном лишь упоминании о храксе тело Караны напряглось — так она возжаждала вновь почувствовать те ощущения.

Идлис нахмурился:

— В таком состоянии он может либо убить тебя, либо навсегда тобой завладеть. — Он объяснил суть дела Магрете. — Хракс — опасный наркотик. Мы используем его, когда нам надо поработать всем вместе, с одним сознанием, чтобы чувствовать и контролировать. Он применялся и против тебя, когда прошлым летом ты сражалась со Второй Армией в Баннадоре.

Магрета очень хорошо помнила тот день и свое ощущение, что ей противостоит целое содружество чужих сознаний и общая воля большого числа людей.

— Но для нее, да и для тебя, Магрета, это самый опасный наркотик в том смысле, что у вас может возникнуть привыкание. Она попробовала его уже дважды. Еще один раз — и я не поручусь, что у нее не появится зависимость. Есть у него и другие побочные действия, все зависит от того, кто его принимает. Кто знает, как он повлияет на троекровницу?

— Значит, он может ее убить? — Идлис кивнул:

— Может. Но ничто иное не избавит ее от боли.

— Карана, — сказала Магрета, обливая ее руку слезами, — тебе хорошо известно, что я холодная, бесчувственная женщина. Как я могу потребовать от тебя того, что не могу сделать сама? Но…

— Говори, что тебе надо, — резко произнесла Карана.

— Ты примешь хракс и дашь мне шанс восстановить равновесие? Я клянусь…

— Я… — начала Карана.

— Не торопись, — перебила Магрета. — Это может тебя убить.

— Или если у тебя появится зависимость и ты не сможешь раздобыть его, тебе самой захочется умереть, — добавил Идлис.

— Какая разница? — воскликнула Карана. — Я умираю! Если хракс — единственное средство, чтобы уменьшить боль, тогда дай мне его. Я должна помочь Магрете.

— Очень хорошо, — ответил Идлис. — Я начну с маленькой дозы. Не исключено, что обойдется вообще без последствий. — Он отрезал от сухого фрукта кусочек величиной с горошину и положил ей на язык.

Хракс напоминал чересчур засушенный абрикос.

— У меня горит во рту, — сказала Карана. Выдержав паузу, Идлис снова взялся за ее бедра и попытался поставить кости на место. Карана закричала.

Идлис взглянул на Магрету:

— Придется увеличить дозу.

Каране пришлось принять еще одну дозу, а потом третью, прежде чем Идлису удалось выправить кости таза. После этого он выправил девушке ноги, и вдруг лицо ее стало спокойным, его больше не искажала гримаса боли. Идлис промыл ей раны и ссадины и перевязал их. И снова укрыл Карану одеялами. На его лице, словно вырубленном топором, появилась усталость.

— Я думал, у нее сломан позвоночник, — сказал он Магрете, стоявшей в изголовье кровати. — Но нет — только кости таза, правда в трех местах… да еще обе ноги. Одно бедро смещено, и еще сломано множество разных костей. Тут нужно время, чтобы они срослись, однако я поставил их на место. Я особенно искусен по части костей. Теперь мы должны наложить гипс на бедра и на ноги, а иначе она никогда больше не сможет ходить. Впрочем, даже с гипсом такую вероятность исключить нельзя. А что касается того, чтобы рожать… — Он покачал головой. — Лучше вообще избегать беременности.

— Она троекровница, — холодно ответила Магрета.

— И тем не менее! — настаивал Идлис. — Сегодня вечером я сделаю металлический каркас, чтобы кости ног и таза правильно срослись.

Идлис наложил ей гипс, а затем обратился к Магрете:

— Можешь начинать свою работу. Но только медленно. Она слаба и потеряла много крови: у нее было внутреннее кровотечение. К тому же, как я уже сказал, хракс опасен. Ради себя и ради нее не слишком ее напрягай. Однако прежде займемся твоими ранами, или мне придется положить тебя рядом с ней.

У Караны было странное ощущение, словно она плывет над своим телом. Боли не было, и вообще она ничего не чувствовала. Но нужно было сделать дело. Она установила мысленный контакт с Магретой. После хракса ей это удалось довольно легко: ведь она уже и так погрузилась в мир грез и галлюцинаций. Однако связь была очень слабой и порой ускользала.

Магрета отбила молотком роковой для Рулька металлический штырь и забралась на машину. Усевшись на высокое сиденье, привела в действие механизм, и тотчас же часть Стены истончилась и стала походить на тонкую прозрачную ткань. Полчища обитателей бездны приникли к ней с той стороны, царапая Стену и пытаясь прорваться на Сантенар. Магрета глубоко вздохнула.

— Магрета, с тобой все в порядке?

— Мне тяжело дышать, — ответила Магрета. — Я знаю, что недостаточно сильна.

— Я не могу тебе помочь, — сказала Карана.

— Я знаю! — Стараясь успокоиться, Магрета послала мысленное сообщение по линии связи. — Я готова. Теперь сделай свое дело, если сможешь.

Карана поискала тот постоянно изменяющийся Путь между мирами, который вел с Сантенара на Аркан. Несмотря на то что Непреодолимая Преграда была в хаотическом состоянии, найти Путь было легче, чем раньше. Возможно, из-за боли и наркотика Карану ничего не отвлекало, и это позволило ей сфокусировать свой разум на одном.

— Я нашла его, — сказала она через контакт. — Смотри, вот он!

Магрета, управляя машиной так, как это делал Рульк, открыла Путь. И сразу же полчища бездны возобновили свою атаку, и Стена снова заколыхалась.

— Покажи мне Зал заседаний каронов! — громко крикнула Магрета. — Место, где Рульк беседовал с Ялкарой. — С помощью управляемого ею механизма она создала золотистый шар в центре Стены, чтобы Карана воспроизвела то, что видела мысленным взором. На его радужной поверхности сверкали искаженные отражения.

Карана вызвала на шаре изображение, хотя и с большим трудом. Боль снова усиливалась, несмотря на действие хракса. Изображение заколебалось.

— Держи! — закричала Магрета.

Карана закрепила изображение. На картинке появились кароны, обсуждавшие изменения, произошедшие в бездне, и грозящее падение Непреодолимой Преграды. Внезапно с блестящей поверхности шара на них взглянула Ялкара.

— Ты жива! — закричала Магрета своей бабушке.

«Рульк?»

— Это я, Магрета! Благородный Рульк мертв.

«Как он умер?»

— Тензор нанес ему удар оружием, разрушающим мозг. Рульк спас меня ценой собственной жизни.

«Он пожертвовал всем ради тебя? То есть… — Ялкара умолкла. — Прости меня!»

«Значит, эксперимент на Сантенаре действительно окончился неудачей, — вмешался в разговор другой карон, — и с нашей расой покончено».

Он сорвал с себя рубашку и в горе бросился на пол — кароны переняли этот обычай у аркимов. Потом так же поступил следующий, за ним и все остальные. Ялкара разодрала свою блузу последней. Наконец она шевельнулась.

«Если это конец, давайте встретим его мужественно, как это сделал бы он. Благодарю тебя за то, что сообщила нам эту новость».

— Подожди! Непреодолимая Преграда распадается! Ты покажешь мне, как восстановить равновесие между мирами?

«Ты должна доставить сюда машину, созданную Рульком. Восстановить равновесие можно только с Аркана».

Во время этого разговора Непреодолимая Преграда начала блуждать по залу, и каждый раз, как она меняла направление, раздавался шум, от которого Шазмак трясло, как при землетрясении. В боковой стене Большого Зала появились трещины. Часть лестницы рухнула с оглушительным грохотом.

— Не уходи туда, — вымолвила Карана вслух. — Я не смогу удержать связь. Ты окажешься там в западне.

— Я должна, — возразила Магрета. — Именно для этого я была рождена. Не теряй из виду Путь, что бы ни было.

Несмотря на мольбы Караны, Магрета привязала тело Рулька к корпусу машины, в отчаянной надежде, что на Аркане его смогут вернуть к жизни, взглянула на Карану, которую била дрожь от холода и напряжения, и легко коснулась рычагов.

Шар в Стене сделался прозрачным. Вокруг него затрепетало облачко, переливавшееся пастельными тонами. На шаре появилось изображение пейзажа. Карана увидела унылую равнину, испещренную зданиями в форме металлических пузырьков, выраставшими из земли. Некоторые здания были окружены площадками, напоминавшими кольца вокруг планет. Повсюду действовали вулканы, извергая красную лаву, которая заливала скопления пузырьков.

Магрета вскрикнула от боли, затем исчезла вместе с машиной. Пейзаж на шаре снова сменился изображением Зала заседаний каронов. В самом его центре с оглушительным ревом материализовалась машина Рулька, на которой восседала Магрета. Огромный стол, вокруг которого сидели кароны, разнесло в щепки, но они как будто не пострадали.

— Спасибо тебе, — сказала Ялкара, стряхивая щепки с лица и волос. — Этот механизм будет памятником Рульку, храмом и гробницей. Мы не можем тут сидеть, деградируя и вымирая один за другим. Самая страшная мука — знать, что ты — последний из своей расы. Мы возьмемся за руки и прыгнем в вечную ночь. Мы заберем машину с собой в бездну.

— Сначала покажи мне, как восстановить равновесие, — попросила Магрета.

— Равновесие нельзя изменить с помощью машины Рулька, — воскликнули кароны. — Инструмент к восстановлению — это ты.

«При восстановлении равновесия инструмент будет потерян», — сказала Карана, послав мысленное сообщение по линии связи.

— Потерян для Сантенара! — ответила Ялкара. Кароны объяснили Магрете, что нужно сделать.

— Это будет трудно, — сказала Ялкара. — Ни один из нас не смог бы выполнить требуемого.

— Я справлюсь, — произнесла Магрета. — Эта задача — цель всей моей жизни.

И вдруг какие-то непонятные видения пронеслись в мозгу Караны, отразившись в блестящем шаре. Все начало мерцать и колебаться. Боль снова вернулась.

— Связь! — крикнула Магрета.

В эту минуту дверь распахнулась, и в Зал заседаний на Аркане ворвалась толпа аркимов. Они были вооружены до зубов, на лицах — выражение решимости. Они наконец-то восстали против своих господ.

— Держитесь! — воскликнула Ялкара. Она запрыгнула на машину и обняла Магрету за талию, помогая ей управляться с механизмом, в то время как кароны выстроились в ряд перед своими врагами.

Пока Ялкара и Магрета вместе противостояли аркимам, в мозгу Караны мелькали причудливые видения, отражаясь в шаре. Потом все исчезло. Карана попыталась восстановить контакт, но шар оставался темным.

За спиной у Караны послышались бегущие шаги и бессвязные возгласы радости. Вся компания вернулась из Каркарона через врата, наспех сооруженные Шандом: Шанд, Иггур, Лиан, все они. Лиан бросился к Каране, плача от радости, но она подняла вверх руку.

— Не сейчас! — выдохнула она и повернулась к шару, пытаясь, несмотря на боль, восстановить связь. Все опять изменилось. Она что-то отыскала и вывела на поверхность шара — танцующие точки, смутно напоминавшие человеческую фигуру. — Это Магрета, — объяснила она, и сразу же точки слились в изображение Магреты, и Карана снова увидела Зал заседаний, хотя все теперь было окрашено темно-синей и черной аурой.

Шанд замер, как столб, пристально вглядываясь в Ялкару. Его руки повисли, кулаки сжались. Малиена, стоявшая возле него, переживала не меньше: да, ей хотелось, чтобы аркимы захватили машину Рулька и освободили свой мир — но только не за счет Непреодолимой Преграды, которая защищала этот мир.

В Зале заседаний каронов шла яростная борьба. Мускулистый арким обошел машину и нанес Магрете удар в спину, от которого та упала на пол. Перепрыгнув через нее, он взобрался на машину. За ним последовала еще дюжина аркимов. Магрета со стоном перевернулась.

— Магрета, беги! — закричала Карана.

«Как я могу?» — прокричала та в ответ.

Первый арким взялся за колесо. Комнату затрясло. Те, кто наблюдал за этой сценой в Шазмаке, увидели, как завибрировал золотистый шар. Луч желтого света вырвался из передней части машины — такой яркий, что он прорезал дымящиеся каналы в воздухе. Этот луч разрушил стену зала. Снаружи в черном небе Аркана висела оранжевая луна, такая большая и яркая, что казалось, она держится на ветке дерева. Вулканы извергали красную лаву.

— Беги! — заорал Иггур, и крик его передался через Карану по всему пути на Аркан.

«Без машины — нет!» — ответила Магрета. Отшвырнув женщину-аркима, похожую на Карану, она приближалась, защищая ладонью глаза. Луч, на несколько мгновений погасший, снова вырвался из машины и, превратив в пепел остатки стола, двинулся по направлению к Магрете. Комната начала наполняться дымом.

— Неужели никто не может ей помочь? — бесновалась Карана.

Каронов, казалось, парализовало. Чудилось, что их бездействие длится целую вечность, а не несколько секунд. Лицо Иггура исказила судорога. Вытянув руку, он выгнул спину. Глаза у него выкатились. Вспоминая аспекты Тайного Искусства, которые он утратил за десятилетия своего безумия, Иггур совершил невозможное. Синяя огненная молния, посланная им, пролетела по всему Пути между мирами и, ворвавшись в Зал заседаний, превратила машину в пылающую головешку. Аркимы разбежались в разные стороны.

Лицо Магреты появилось на шаре, она смотрела на оставшихся на Сантенаре, протягивая руки Каране, словно та могла забрать ее обратно. Но было слишком поздно. Путь медленно распался, шар исчез. Стены Непреодолимой Преграды ярко вспыхнули и исчезли навсегда.

Все закончилось. Равновесие было восстановлено. Иггур рухнул лицом вниз, не в силах пошевелить даже пальцем. Карана упала на подушки, тихонько вскрикнув.

Лиан положил ей голову на грудь, полагая, что она умерла. Но она шевельнулась и вздохнула. Ее теплое дыхание коснулось щеки юноши.

— А я-то думал, что ты умерла! — с облегчением произнес Лиан.

Карана фыркнула, открыла глаза и обняла его за плечи.

— Я была близко к этому, но теперь мне лучше. О, насколько лучше, Лиан!

Действие хракса с каждой минутой становилось слабее и слабее, и Карана почувствовала боль. Не такую сильную, как прежде, но все же достаточно сильную, чтобы вытеснить все огорчения по поводу кровавой бойни, которая произошла в Шазмаке, а также боль от потери Магреты.

Неподалеку лежал Иггур без сознания: у него была ужасная дурнота после применения Тайного Искусства. Сверхчеловеческие чары повлекли за собой внутренние разрывы, но Идлис сказал, что Иггур поправится.

Лиан посидел возле Караны около часа, а потом его призвали заниматься мертвецами. Их было много, и каждого следовало хоронить согласно обычаям его народа. Трупы обитателей бездны следовало уничтожить, чтобы не разнести заразу.

Поэтому случилось так, что Карана оказалась одна, когда лорск, преследовавший ее в туннелях, наконец-то добрался до нее. Почти весь день он прятался из страха перед Стражами, но сейчас очень осмелел. В последние несколько часов, даже если Стражи подавали знак тревоги, всем было не до того.

Этот лорск был совершенно измученным и израненным существом. Ему очень сильно досталось, когда он схватился с гаршардами у ворот рудника, а их жилистые тела почти не утолили его отчаянный голод. Он проследил Карану по всему ее пути, избегая патрульных гаршардов. Его жалили и били током сотни Стражей. Одна лапа висела — она была наполовину отсечена, на другой не хватало трех пальцев. Он был весь в ссадинах и порезах, половина меха обгорела. Ягодица представляла собой сплошную гнойную рану.

Но он нашел то, что искал, — вкусную рыжеволосую женщину, и на этот раз она выглядела совершенно беспомощной. Лорск с трудом потащился через зал. Он так сосредоточился на Каране, что даже не заметил Иггура, пока не наступил ему на руку.

Иггур вскрикнул, и лорск отскочил в сторону. Карана проснулась. Сначала она подумала, что это галлюцинация, вызванная храксом, но для галлюцинации лорск был слишком ужасен. Большой зал опустел. Помочь ей было некому.

— О Лиан! — подумала она вслух. — Как раз когда я поверила, что все закончилось. Где ты сейчас?

Она не отрывала взгляда от лорска:

— Что я могу сделать? Совсем ничего.

Лорск, вспомнив ее прежние трюки, застыл, оценивающе глядя на нее. Потом робко вытянул лапу, целясь в незащищенный живот девушки.

Краешком глаза Карана увидела объект своих надежд и страхов. Лиан, пришедший за следующим телом, наверно, услышал вопль Иггура.

— Карана! — воскликнул Лиан. Схватив меч Рулька, он бросился прямо к лорску, размахивая тяжелым оружием, как мясник — своим ножом.

— О Лиан, — сказала она спокойно, — это не очень удачная идея. Тебе же не удастся нанести ни одного удара.

Несмотря на раны, лорск повернулся с ужасающей скоростью и ринулся к Лиану. Тот яростно размахивал мечом, но лорск увернулся, и Лиан, потеряв равновесие, упал на колено. Зверь взмахнул огромной лапой, и она соприкоснулась с боком Лиана с таким звуком, который производит мясник, когда разрубает тушу. Лиана подбросило в воздух, и он упал, все еще сжимая в руке меч. Рубашка была распорота, на боку виднелись кровавые порезы.

Никто не уцелел бы после такого удара лорска. Это конец рода. Карана ощутила невыразимую муку.

И вдруг произошло чудо: Лиан пошевелился. Застонав, он попытался сесть. Лорск уже приближался к нему. Можно было сделать только одно, и Карана способна была это сделать, пока еще не кончилось действие хракса. Она мысленно послала свою ярость в лорска и, как когда-то случайно оказалась в мозгу у гаршарда, очутилась в чуждом, отчаявшемся сознании лорска, который испытывал большие страдания, чем она. Она видела все его глазами и чувствовала, как лорск поднимает здоровую лапу, чтобы разорвать Лиана. Приложив огромное усилие, она попыталась взять сознание лорска под контроль. Она боролась с мускулами, которые были сильнее в десять раз, чем у нее, и подчинить волю, равную ее собственной. Поэтому все, что могла сделать Карана, — это заставить лапу лорска немного приподняться.

Удар обрушился над самой головой Лиана. Лорск взревел и вышвырнул Карану из своего сознания.

И тогда она собственными глазами увидела совершенно невероятное зрелище. Лиан встал на колени и снизу швырнул меч в лорска. Он сделал это совсем неумело — так бросают навоз лопатой. Карана уже готовилась повторить мысленное послание, как вдруг острое как бритва лезвие вонзилось лорску в шею, перерезав сонную артерию. Он затанцевал кругами и упал прямо перед Караной. Лорск был мертв.

Она взглянула на его искалеченную лапу. Когти на двух оставшихся пальцах были обломаны. Именно это спасло Лиана, иначе первым же ударом лорск выпустил бы ему кишки.

Шатаясь Лиан подошел к Каране.

— Только не напоминай мне больше о моей глупости. «Я пришел тебя спасти…» — попросил он, обнимая ее.

— И не собиралась, — хихикнула Карана.

— В любом случае я никогда не хотел быть героем — только сказителем.

— Но теперь ты герой. Настоящий герой. Впрочем, для меня ты всегда им был.

 

47

ВЕЧНЫЕ ИЗГНАННИКИ

Утром появился Идлис с каркасом из металла и кожи, который он собирался надеть на Карану поверх гипса. Идлис отрегулировал ремни и пружины, которые вытягивали ее ноги, чтобы кости срастались правильно.

— Ей нужно не снимать каркас по крайней мере шесть недель, пока не срастутся кости, — сказал Идлис Лиану.

— Выглядит чертовски неудобным, — заметил Лиан. — А как же ты будешь?..

— Отправлять свои естественные нужды, хочешь ты сказать? — засмеялась Карана. — Конечно, у меня будет сиделка. Если ты действительно меня любишь, то будешь ходить за мной, а когда я наконец вылезу из этого сооружения, то вознагражу тебя. И себя, естественно.

Идлис взял маленькую ручку Караны и поцеловал ее. Она больше не ежилась от прикосновения его «резиновой» кожи. Теперь он был для нее другом. Идлис сказал:

— Я буду приходить в Готрим раз в год, в этот день, — на случай, если тебе понадобится хракс. Его невозможно нигде раздобыть, потому что, кроме гаршардов, никто больше не знает, как его делать. Если я буду тебе нужен, пошли сообщение в Паймир, что на южном побережье Моря Туманов. А теперь я должен последовать за Йетчей. — Глаза его увлажнились. — До свидания!

— До свидания, — ответила Карана. — Теперь у тебя есть будущее. Приходи в Готрим, если когда-нибудь тебе нужна буду я.

Подошла Малиена и молча встала возле носилок Караны.

— Ты, должно быть, ненавидишь и презираешь меня? — тоненьким голосом спросила Карана.

Наклонившись, Малиена убрала ей волосы со лба:

— Ты мне родня, Карана, и я всегда буду любить тебя.

— Но я предала свой народ и помогла Рульку.

— И ты опять-таки поступила правильно. Со всем этим покончено, Карана.

Карана облегченно вздохнула.

— Но сможешь ли ты простить нас, Карана, за все, что аркимы сделали тебе и твоей семье? — Теперь пришел черед Малиене поволноваться.

— Малиена…

— Да, Карана?

— Ты так и не закончила расчесывать мне волосы, — сказала Карана, имея в виду их ссору в Туркаде несколько недель тому назад.

— Я сделаю это прямо сейчас, — засмеялась Малиена. — А чтобы показать, что я раскаиваюсь, я даже расчешу тебя собственной щеткой, поскольку свою ты, несомненно, потеряла.

— Вот это действительно услуга! — нахально произнесла Карана. — Сначала твои сапоги, потом твоя щетка. Когда я в следующий раз соберусь на восток, может быть, ты уступишь мне и свою кровать.

— Только не сломай ее! — рассмеялась Малиена.

Аркимы закрылись с Тензором, подготовили его тело к погребению и сутки бодрствовали над ним, играя свои протяжные мелодии и исполняя погребальные песни. На следующий день, на рассвете, они похоронили Тензора в гробнице, давно для этого предназначенной, в катакомбах старого Шазмака. Церемония была простой и величественной.

— Он больше не покинет свой возлюбленный Шазмак, — сказала Малиена. — И ни один из нас никогда не отправится домой, на Аркан. Мы — вечные изгнанники.

— Разве это имеет теперь значение? — спросил Лиан. — Ведь прошло столько лет. Ваши предки, конечно, родились здесь?

— Да, но в наших душах тоска по Аркану вечна. Мы все мечтаем совершить туда паломничество. — Она тяжело вздохнула. — Но я обеспокоена. Вы видели извержения вулканов? Что происходит с моим миром?

— А ты можешь что-нибудь сделать?

— Нет! Какая бы судьба ни ожидала мой народ на Аркане, хорошая или плохая, — отныне они будут жить самостоятельно.

— А что теперь будете делать вы? — поинтересовался Лиан.

— Мы отправимся на Восток и будем жить своей жизнью. Аркимы никогда не были такими великими, как нам самим казалось, но мы выжили. И нам прибавляет мужество то, что рабство аркимов, оставшихся на Аркане, тоже закончилось. Мы бы могли покончить с ним четыре тысячи лет тому назад, если бы нам хватило храбрости бросить вызов каронам.

Мендарка тоже похоронили в Шазмаке, и всех остальных погибших. Наннолет превратился в горстку золота и сажи на полу. Аркимы истолкли каменные плиты пола в порошок, который вместе с пеплом мертвых существ из бездны развеяли над Гарром. В своем последнем полете машина Рулька прошла прямо над флейтой, и она расплавилась, а жидкий металл просочился в трещины пола. Эти куски вырезали и тоже выбросили в Гарр. Это было полное уничтожение золота Ялкары, но ничего лучше сейчас придумать было нельзя.

Когда все дела были закончены, Карану, все еще в гипсе и каркасе, привязали к носилкам. С момента разрушения Непреодолимой Преграды прошло всего десять дней, но откладывать отход из Шазмака дольше было невозможно. Нужно было многое сделать в реальном мире — единственном, который теперь у всех них остался.

В последний раз они отправились в путь из Шазмака пешком, потому что у Шанда с вратами ничего не получилось после того, как исчезла Непреодолимая Преграда. Все те, кто умел делать врата, были мертвы или потеряны, за исключением Шанда и Иггура. Но он был убит тем, что теперь навсегда потерял Ялкару и Магрету. Казалось, ему не для чего больше жить.

— Почему бы тебе не попытаться создать еще одни врата, чтобы безопасно доставить нас в Готрим? — спросил Лиан, когда они стояли на великолепном мосту, словно сотканном из паутинки. Карана уже испытывала страдания от передвижения.

— Мне не хочется знать, работают ли еще врата, — отрезал Шанд. — Секрет умрет вместе со мной! Без некоторых вещей нам было бы гораздо лучше.

— А ты, Иггур?

— Даже если бы у меня было в распоряжении сто врат, я бы пальцем не пошевелил, чтобы помочь ей, — холодно произнес Иггур. Он винил Карану и в потере Магреты.

Дорога была долгая и трудная, приходилось идти в гору. Особенно тяжело было на продуваемой всеми ветрами тропинке, которая шла вдоль реки Гарр. Карана мучилась всю дорогу: каждый даже самый осторожный шаг носильщиков отдавался такой болью в ее теле, что она плакала. Ночью было еще довольно холодно, так что слезы замерзали у нее на щеках. Она лежала без сна, вспоминая, как хракс уносил боль, и ей хотелось его. Это не было страстное желание, но оно всегда присутствовало.

По пути Лиан отвел Шанда в сторону:

— Ты как-то сказал, что хотел бы компенсировать то, что сделал мне.

— Сказал, — равнодушно подтвердил Шанд. — Чего ты у меня просишь?

— У Караны была старая серебряная цепочка, которую мы нашли в Катадзе. Ты заложил эту вещицу для нее, когда я был в темнице у Иггура в Туркаде. Цепочка ей очень дорога. Если бы ты мог ее забрать…

Шанд дернулся, как пара лягушачьих лапок на батарейке у алхимика.

— Возможно, ее… трудно будет вернуть. Из-за войны я имею в виду.

— Ты попытаешься?

— Да. — И Шанд зашагал вперед.

При их скорости на то, чтобы выбраться на тропу, которая вела вниз, в Готримский лес, ушло пять дней. Поздним вечером на шестой день пути они проходили мимо мрачных руин Каркарона, стоявших на утесе. Они смахивали на разбитую бутылку. Глаза Караны затуманились при мысли об отце. Жажда прибегнуть за утешением к храксу стала сильнее.

В ту ночь они продолжили путешествие, не желая разбивать лагерь на тропе. У подножия утеса был каменный мост, и отряд перешел по нему на другую сторону. Овраги, через которые Карана перебиралась после хайта, были теперь затоплены. Вскоре тут образуются непроходимые потоки. Наконец-то качалась весна.

Они позавтракали в павильоне у Черного Озера и, передохнув около часа, двинулись в путь. Носильщики осторожно ступали по горной тропинке. Лиан, который в свою очередь нес сейчас носилки, о чем-то задумался.

— В чем дело? — осведомилась Карана.

— Да так, просто вспомнил. В прошлый раз, когда я был здесь, это меня несли на носилках. А потом как раз на этом месте появился транкс.

— Ну что же, хотя бы об этом мне не нужно беспокоиться: он давно мертв.

— Но сколько же их еще на свободе?

Последняя часть пути казалась нескончаемой, но вот они спустились с гор и оказались на хорошо утоптанной дороге, ведущей в Готримское поместье. Карану внезапно охватил страх, что ее дом постигло какое-то несчастье. Но вскоре над вершиной холма показались его каменные дымовые трубы и крыши из зеленого шифера. Готрим предстал перед ними, такой же, как всегда, — маленькое старое, сильно обветшавшее, поместье. Одно крыло — в лесах, в садах уныло и пусто.

— У него заброшенный вид, — с беспокойством произнесла Карана.

Обогнув дом, они увидели с полдюжины детишек, которые гонялись друг за другом по клумбам. Одна из вишен в саду начала цвести. Дети с криком подбежали поглазеть на незнакомцев. В дверях черного входа показались люди, и среди них Карана увидела седые волосы и сутулую фигуру Рахиса — оплота Готрима и всей ее жизни с тех пор, как умер ее отец. Она издала вздох облегчения. «Рахис жив! Значит, все будет хорошо!»

Ее хотели отнести наверх, в ее спальню, и положить на огромную кровать, но, несмотря на довольно сильную боль, Карана и слышать об этом не хотела.

— Положите меня вон там, — сказала она, указывая на уголок между камином и окном в старой башне. — Я буду там спать, пока мне не снимут гипс. Я хочу все видеть.

В тот вечер в Готриме был банкет. На нем ели продукты аркимов, которые пришедшие захватили с собой из Шазмака (правда, многие обитатели Готрима были не в восторге от причудливой иностранной еды). Вино достали из погреба Караны. Сожгли целую поленницу, чтобы все прибывшие смогли смыть с себя недельную грязь. У Караны невыносимо чесалась кожа под гипсом, но ей пришлось довольствоваться обтиранием.

В Готриме они впервые за несколько недель услышали новости, и эти новости были нерадостные. Странные существа, умные, как лорски и транксы, такие же кровожадные и дикие, большие и маленькие, самых различных видов, появившиеся ниоткуда, распространились по всему Мельдорину. Особенно много их было в Эллюдорском лесу.

На следующее утро Карана вновь оказалась на носилках, она проверяла состояние садов и ход строительных работ, когда к парадному входу подъехал какой-то незнакомец в сопровождении двух солдат.

— Наверно, один из лейтенантов Иггура с депешей, — предположил Лиан.

— Мне бы лучше их поприветствовать. Внесите меня, пожалуйста, в дом.

Когда Карану внесли в холл, она увидела дородного мужчину с черными глазами и крючковатым носом, который беседовал с Иггуром. Ноги у него были длинные и тонкие.

— Он не похож на солдата, — заметила Карана. — Скорее чиновник.

— Или сборщик налогов!

Она озадаченно посмотрела на Лиана. Об этой проблеме Карана совсем забыла.

Иггур сделал жест в ее сторону, и мужчина направился к ней.

— Карана Элинора Мелузельда Ферн?

— Да, это мое имя.

— Я Гарлиш Тунк, сборщик налогов в районе, именуемом Горы Баннадора. Вот мое удостоверение.

Открыв кожаный портфель, он извлек оттуда документ — пергамент, исписанный черными чернилами. Внизу стояла печать Иггура.

Карана даже не взглянула на документ. Вряд ли этот человек был самозванцем.

— Я знаю, кто ты.

— Сумма, которую ты должна уплатить, составляет пятьсот сорок таров, — сказал Тунк. — Вот документ, где все подсчитано.

И он вручил Каране бумажный свиток, перевязанный черной лентой.

— Траурная лента очень сюда подходит, — заметила Карана, которая не стала читать и этот документ.

— Пожалуйста, ознакомься с подсчетами, — настаивал сборщик налогов. — Таков закон в государстве Иггура, а он требует, чтобы все делалось по правилам.

Карана прочла документ. Столько-то таров за дом; столько-то — за землю, дорогу и мосты; подушная подать на ее арендаторов и работников; налог на право ловить рыбу в реке Райм; и еще налог на Готримский лес.

— А это что такое? Налог на лес?

— В нем много ценной древесины.

— Она не имеет цены: ведь ее нельзя использовать.

— Значит, ты отказываешься от права собственности? — Карана ничего не ответила. Отказаться от права собственности на землю! Да это неслыханно!

— Я не могу уплатить пятьсот сорок таров, — сказала она.

Тунк нахмурился:

— Какую именно сумму ты не сможешь оплатить?

— Всю! У меня совсем нет денег.

— Не сможешь уплатить! — Он сделал запись. — Тогда какие шаги ты готова предпринять, чтобы выплатить долг?

— Я ничего не должна! — яростно возразила Карана. — Баннадор — суверенное государство. Почему это я должна компенсировать ущерб, нанесенный войной, которую твой господин вел против моей страны, разрушая мои земли и причиняя мне убытки? Убирайся к черту! Я отказываюсь платить!

— Я буду рассматривать это как апелляцию к лорду Иггуру, — заметил Тунк и подозвал Иггура.

Карана бросила на Иггура сердитый взгляд, не веря, что он требует у нее такую сумму после всего, что произошло.

— И четверть этой суммы разорит меня, — сказала она.

— Государство в руинах, и его нужно отстраивать, — ответил Иггур с ледяным спокойствием. Его ярость против Караны ничуть не уменьшилась.

— Это ты его разрушил! — взорвалась она.

— Это уже история! Все должны внести свою лепту в его восстановление.

— У тебя не было проблем, когда ты собирал деньги на свои дурацкие войны!

— У тебя есть больше, чем у большинства, Карана. Несомненно, ты можешь изыскать способ уплатить долг.

— Ничего у меня нет. Все мои ресурсы использованы. Есть только одна возможность.

— И какова же она?

— Феламора должна была мне несколько сотен таров.

— В самом деле? За что же это? — Глаза Иггура блеснули опасным блеском.

Карана заколебалась:

— Плата за мое путешествие в Фиц-Горго с целью украсть Зеркало.

У Иггура чуть не случился припадок.

— Это не говорит в твою пользу! — отрезал он.

— Ценности, оставленные ею в Эллюдоре, — мои, если я смогу их добыть. — Карана потрогала браслет из черного дерева, с помощью которого можно было развеять иллюзии Феламоры.

— А какая мне от этого польза? Дороги и мосты надо чинить сейчас. В Эллюдоре полно чудовищ из бездны. Туда небезопасно ходить.

Шанд подошел к Иггуру и положил ему руку на плечо. Если кто-то и имел влияние на этого человека, то только Шанд.

— В данном конкретном случае есть смягчающие обстоятельства, — сказал Шанд. — Думаю, что можно продлить срок уплаты налогов.

Одна сторона лица Иггура судорожно дернулась, потом он кивнул и холодно произнес:

— Хорошо! Учитывая твое положение, Карана, а также то, что ты для нас сделала (а я это признаю), я дам тебе отсрочку до конца осени. Но если ты и тогда не уплатишь свой долг, твои земли и прочее имущество на сумму, равную налогу, будут конфискованы.

Таким образом, проблема лишь отодвинулась на более дальний срок. Названную сумму она вряд ли сможет выплатить и осенью, даже если будет самый обильный урожай.

На следующее утро вся компания отбыла в Туркад: нужно было наводить порядок в стране, а также поскорее извести существа, прибывшие на Сантенар из бездны. Нужно было обустраивать мир.

— И кто-то это должен делать, — сказал Иггур, забираясь на лошадь. — Хотя и не знаю зачем.

Карана помахала отъезжающим вслед через открытую дверь. Лиан вернулся в дом.

— Ну вот все и кончилось. Наконец-то! — Бесцельно послонявшись по холлу, он направился в сторону кухни.

«Еще не кончилось, — подумала Карана. — Ничего никогда не кончается». Она лежала в своей постели, созерцая почерневшие балки потолка. В поместье стало совсем тихо.

Сраставшиеся кости болели, и Каране снова захотелось хракса. Как всегда, она оттолкнула эту мысль от себя, но на этот раз тяга была сильнее, чем обычно. Карана повернула голову так, чтобы видеть огонь в камине. Но это также напомнило ей о храксе — о том, как она сжигала его в ту ночь в Готримском лесу. Сейчас она бы разгребла горящие головешки, чтобы достать из огня хракс. И ощутить свою силу и непобедимость. И избавиться от боли и отчаяния.

— Ты тоже собираешься меня покинуть? — спросила Карана в тот день, после полудня. — Полагаю, теперь ты можешь в любой день отправиться в Школу Преданий. Наверно, тебе со мной скучно.

— Я это планировал, — ответил Лиан и пощекотал Каране пятки, чтобы поддразнить ее.

— Я запоминаю все твои недобрые поступки, — заметила Карана более раздраженным тоном, чем обычно, поскольку очень устала от гипса и от бессонных ночей: после Шазмака она почти совсем не могла спать. — Не думай, что я не заставлю тебя заплатить за них, когда мне станет лучше.

Но Лиана ее угрозы не очень-то пугали. Поправив Каране одеяла, он уселся возле нее на подушке.

— Что ты собираешься делать? — спросила девушка с подозрением, но когда он протянул руку, вложила в нее свою.

— В чем дело, Карана? — Она разрыдалась.

— Я предвкушала этот день целых два года, — говорила она сквозь слезы. — Но все вышло не так. Посмотри на меня! Я — инвалид, от которого никакой пользы, Иггур собирается отнять Готрим. И… и…

— И что, Карана?

Она отвернулась от Лиана:

— Это просто ужасно. От меня никакого проку. Я хочу, чтобы ты ушел. Возвращайся в Школу и найди себе кого-нибудь другого.

Лиан был ошеломлен, но он решил устроить ей проверку.

— Вообще-то, — начал он, — у меня есть подруга в Школе. И она совсем на тебя не похожа. Она высокая и элегантная, с красивыми черными волосами, и у нее большая…

Карана задохнулась от возмущения и ткнула его в живот.

— Я тебя дразнил, — тихо сказал Лиан. — Значит, ты все-таки не хочешь, чтобы я уходил.

— Нет! — прошептала она.

— Посмотрим, смогу ли я отгадать, в чем проблема, — продолжил он. — Ты думаешь, что не нужна мне, поскольку не можешь иметь детей?

Она села, несмотря на боль:

— Как ты узнал, что я не могу иметь детей?

— Ты же троекровница! — Лиан крепко обнял ее. — Я это знаю очень давно.

— И… и я все же тебе нужна? — спросила Карана, словно не веря ему. — Разве ты не любишь детей? — В ее голосе вновь зазвучало подозрение.

— Мне бы очень хотелось иметь детей. Но ты мне нужна больше.

Они лежали обнявшись, хотя это было неудобно из-за ее каркаса. Однако Карана была все еще напряжена.

— Есть что-то еще, не так ли? — спросил Лиан.

— Разве этого недостаточно?! — воскликнула Карана.

— Скажи мне, Карана!

— Это хракс! Теперь я все время его хочу. Я думала, желание пройдет, но с каждым днем тяга становится все сильнее. Я ни о чем больше не могу думать.

Лиан замолчал. Зависимость от хракса может преодолеть только она сама. Все, что Лиан может сделать, — это поддержать ее. Но как? И вдруг он нашел способ. Вообще-то это было у него на уме во время всего пути домой из Шазмака.

— А ты не хочешь послушать небольшое сказание?

— Сказание? — раздраженно повторила Карана.

— Сказка на ночь. — Он применил сейчас все свое «очарование» сказителя.

— Сейчас еще не ночь!

— И тем не менее! Она начинается вот так: «Жила-была…»

— Она романтичная? Я больше всего люблю романтичные сказки.

— Возможно, — ответил Лиан.

— Но только не грустная! Как та, об Инулии и Хенгисте. Сегодня мне не вынести печальную историю.

— Не особенно грустная.

Карана вздохнула и положили голову Лиану на плечо:

— Ну что же, по крайней мере она начинается как надо, — ворчливым тоном добавила девушка. — Традиционно.

— Жила-была маленькая девочка с кудрявыми рыжими волосами и глазами зелеными, как бутылочное стекло. Она была жизнерадостным ребенком, и ее жизнерадостности не могли помешать никакие печальные обстоятельства. Отец у девочки умер, когда она была еще маленькой, вскоре умерла и мать, и она жила у родственников матери, которые очень плохо с ней обращались. Единственное, что было у бедной девочки, — это ее мечта. Потом девочка выросла, и жизнь у нее стала такой печальной, что она совсем забыла о своей мечте.

— Какой мечте? — подозрительно глянула на него Карана.

— Она знала, — с лукавой усмешкой ответил Лиан, — что из всех мужчин самые красивые, самые смелые и самые лучшие любовники — это сказители.

Карана презрительно фыркнула.

— Несчастный дурень!

«Сработало!» — подумал Лиан.

— Так что она мечтала выйти замуж за сказителя с детства.

— О, в самом деле?

— И не просто за любого сказителя. Она положила глаз на мастера-летописца из Школы Преданий, а ведь он — самый красивый и самый смелый из них всех.

— Я уже предвкушаю, как ты меня с ним познакомишь, — поддразнила его Карана.

— Ах, что это был за человек! Он обладал удивительной внутренней красотой.

— Так говорят все уроды!

— Помолчи! — шикнул Лиан. — Когда сказитель улыбался ей, казалось, будто после целой недели дождей выглянуло солнце. А когда она услышала, как он рассказывает свои предания, то совсем растаяла.

— А теперь начинается плохое, — заметила Карана.

— К сожалению, у этого сказителя было один-два недостатка — правда, совсем крошечных…

— Мне кажется, я знаю эту сказку, — пробормотала Карана; сжимая его руку. — Он был непомерно тщеславен и гордился своим искусством, доходя до высокомерия! Он не знал ничего, но думал, что знает все. Он был таким любопытным, что совал свой нос в чужие дела — просто не мог остановиться. Кроме искусства рассказчика, он ничему не был обучен, он ничего не умел делать, и просто чудо, как это он не умер с голоду. Он не мог спуститься с лестницы, не расквасив себе физиономию. Удивительно, что…

— Ты уже слышала эту сказку, — разочарованным тоном произнес Лиан. — Так что удивительно?..

— Удивительно, что девушка, такая красивая, что луна скрывала свой лик, когда она выходила на балкон, такая умная и находчивая, смелая и добрая…

— Да? — нетерпеливо произнес Лиан. — И все же — что удивительно?

Карана загадочно улыбнулась, посмотрев на него из-под опущенных ресниц.

— Удивительно, что она так его любила, — тихо докончила она. — Продолжай свою сказку, Лиан. Что же сделал образец совершенства, этот сказитель?

— Случилось так, что вскоре после того, как судьба их столкнула друг с другом, для юноши начались тяжелые времена. Не по его вине, как ты понимаешь…

— Ну конечно.

— За девушкой и сказителем гонялись по всему миру, и они пережили вместе множество приключений. Ужасных приключений — и это хорошо. На их основе пишутся самые лучшие сказания…

— Не утруждай себя скучными подробностями их скитаний, — перебила его Карана. — Что случилось в конце? Это все, что я хочу знать.

— Перебивать сказителя — это дурной тон. Я уверен, что рассказывал тебе это прежде. — Лиан громко вздохнул. — Ну да ладно… Хотя они и странствовали по миру вместе и делили все пополам, была одна вещь, на которую он никак не мог решиться…

— Что? — воскликнула Карана, встряхнув его. — На что он не мог решиться?

Лиан улыбнулся. Карана совсем забыла про боль, и ее тяга к храксу исчезла.

— Перестань ухмыляться, как слабоумный, и заканчивай сказку! — закричала она. Рахис просунул в дверь свою седую голову, улыбнулся и снова исчез.

— Он любил ее больше, чем луну и звезды…

— А как насчет Школы и его книг? — перебила она, но теперь ее глаза сияли.

Лиан прижал к губам руку Караны.

— Он любил ее больше, чем свою Школу, свои книги, свое перо и бумагу, свой письменный стол, свою чернильницу…

— Ну давай же! — в нетерпении закричала Карана. — Она все это знала давным-давно. — Девушка попыталась сесть. Лиан очень осторожно помог ей.

— Но… — Он нарочно сделал паузу.

— Скорей, скорей!

— Этот великий сказитель, господин всех слов в словаре, не мог найти в себе мужество, чтобы сказать те два маленьких слова, которые уже больше года были у него в сердце. Бедняга, он боялся!

— Глупая девчонка! — выпалила Карана. — Ей бы следовало сказать их за него.

— Если бы только она это сделала! — воскликнул Лиан. — Каким же несчастным тупицей он был! Да, пожалуй, теперь я нахожу, что у моей сказки все-таки печальный конец, — он так их и не сказал!

— И это конец? — спросила Карана. — А как насчет того, что «и жили они долго и счастливо»?

— Это другая сказка. Карана?

— Да, Лиан?

Он открыл рот, но не смог ничего выговорить.

— Мы поженимся? — произнесли они одновременно и упали на кровать, смеясь и плача и сжимая друг друга в объятиях.

— Что с тобой? — спросила Карана у Лиана несколько дней спустя. Было поздно, и дом затих. Днем Лиан был как-то необычно молчалив. — Я думала, что сделала тебя самым счастливым человеком в мире.

— Так и есть, но меня гнетут мои преступления.

— Какие преступления?

— Я сотрудничал с Тензором в Катадзе; блефовал, пока не довел Мендарка до того, что он сжег архивы и украл флейту; привел Тензора в ярость, и из-за этого он убил Рулька. Как я гордился своим «очарованием» сказителя и своей способностью манипулировать Тензором! Какую безрассудную радость испытывал! И только посмотри, какие трагические последствия!

— Ну что же, ты и впрямь можешь горевать по этому поводу, однако если бы ты бездействовал, все могло обернуться гораздо хуже. Например, я была бы мертва.

— Я чувствую себя таким виноватым! Мое любопытство сказителя фатально. Я перестану быть летописцем и сказителем. Это единственный путь. Я буду трудиться на твоих полях с рассвета до заката, чтобы искупить свои преступления.

— Ты был бы самым неумелым и бесполезным работником во всем Баннадоре, — возразила Карана с бессердечным смехом. — Вероятно, я бы выгнала тебя еще до обеда в первый же день. В любом случае все случившееся уже в прошлом, а нам надо смотреть в будущее. Подумай о том добре, которое ты принес своими сказаниями.

Лиан слушал ее с отсутствующим видом.

— Как ты собираешься себя содержать? — продолжала она. — Я уж не говорю о том, что надо вкладывать средства в наше поместье, на которое уходит прорва денег, а доходов оно не приносит. Но разве ты не обещал Рульку, что напишешь Предание о каронах? А как насчет народа Баннадора, который столько выстрадал за последние два года? Разве эти люди не заслужили право послушать «Сказание о Зеркале»?

— Наверно, ты права, — согласился Лиан, теперь на сердце у него было не так тяжело, как раньше.

— Тебе также надо изложить все сказание целиком перед Школой. От этого тебе не отвертеться. Не забывай о своем долге мастера-летописца.

При мысли об этом Лиан оживился.

— И потом, как я могу выйти замуж за работника с фермы? Я была бы тогда очень несчастна. Ведь я с самого детства мечтала обвенчаться со сказителем. Об этом даже существует сказка.

Времена были тяжелые, и дел было очень много. Мельдорин опустошили транксы и целые отряды сбившихся в группы более мелких существ из бездны. Они приносили почти столько же вреда, как прошлогодняя война. В один ужасный день в конце весны даже было совершено нападение на Туркад.

Лиан получил много приглашений из Туркада и прочих мест. Его просили выступить с его сказанием и предлагали хорошее вознаграждение, но он отказался от всех приглашений.

— Оно не закончено, — говорил он каждый раз, — а когда сказание будет готово, сначала его услышат в Чантхеде.

Он оставался возле Караны, утешая ее и ухаживая за ней. Он мирился и с ее озорными выходками, и с дурным настроением. А какой был прекрасный миг, когда она впервые встала со своего кресла и попыталась пройтись на костылях! И, как ни удивительно, даже в худшие минуты у нее не было тяги к храксу. Зависимость исчезла бесследно.

— Сегодня! — сказала Карана рано утром примерно месяц спустя после их возвращения в Готрим. Был седьмой день болланда — первого летнего месяца.

— Что сегодня? — не понял Лиан.

— Прошло шесть недель! Сегодня мне можно снять гипс! Ты даже представить себе не можешь, как я ждала этого дня!

С нее сняли металлический каркас и гипс. Потом помогли сесть в кресло.

— О, как забавно сидеть на собственной заднице после того, как я так долго лежала на спине! Я чувствую, как скрипят мои кости. — Она посмотрела на свои безвольные ноги. Они походили на прямые белые палочки.

— Кошмар! Я такая уродливая! Скорее помогите мне надеть штаны!

После этого Карана взялась за ручки кресла и попробовала встать. Это ей почти удалось, но она все-таки упала обратно в кресло.

— Да не стой же ты, как дурак! — прикрикнула она на Лиана. — Помоги мне подняться!

Лиан помог ей встать, но ноги не держали Карану. Она расплакалась.

— Посади меня обратно. Это бесполезно, ноги мне больше не служат. Я — калека.

К ней подошел Рахис.

— Карана, детка, — сказал он, — ты хочешь все сразу. Пролежав столько времени, ты должна сначала наращивать свои мускулы, а уж потом пытаться ходить.

— Но я даже не могу встать! — причитала она.

— Но если ты будешь упражняться, то завтра или через день сможешь. А еще через несколько дней сделаешь свой первый шаг. Скоро ты уже будешь всюду ходить. Я такое видел много раз. — И Рахис вышел насвистывая.

— Это так, — присоединился к его словам Лиан. — Я часто слышал об этом.

Карана вытерла свои сердитые слезы:

— Я поверю тебе, хотя твои слова и кажутся сомнительными. А теперь наполни ванну и положи меня туда, пожалуйста, чтобы я смогла избавиться от этого ужасного зуда. И тебе лучше находиться рядом, чтобы я не утонула. Затем ты должен будешь вынуть меня из ванны. А потом можешь отнести меня по лестнице в постель, где я потребую вознаграждения за последние шесть недель и предложу тебе заслуженную тобой награду.

Через несколько дней Карана уже могла передвигаться самостоятельно, — правда, еще месяц ей пришлось пользоваться костылями. Лиан наконец покончил со своей меланхолией. Избавленный от необходимости постоянно ухаживать за Караной, он набросился на работу. Из Школы Преданий пришла депеша. Он должен был выступить со своим сказанием на Выпускных испытаниях, которые состоятся всего через два месяца. Старый Вистан номинировал сказание Лиана как Великое Сказание, и все мастера-летописцы должны были проголосовать, является ли оно таковым. Нужно было сделать невероятно много, чтобы «Сказание о Зеркале» было готово к сроку.

Лиан позволил себе помечтать. Первое новое Великое Сказание за сто лет! Его сказание! Конечно, они проголосуют за него! А старый Вистан все-таки задержался в Школе. В прошлом году он говорил о своей близкой кончине и о том, что Школе нужен новый, молодой директор. А если Лиан станет автором Великого Сказания, то, возможно, у него есть шанс…

И вдруг Лиан рассмеялся над собой. Подумать только, куда его завели грезы! «Я действительно неисправим, — сказал он себе. — Но разве мне нельзя и помечтать?»

И наконец наступил день, когда Карана смогла отбросить костыли. Скоро она уже повсюду ходила и бегала без их помощи, и это было такой радостью! Правда, она знала, что к ней никогда уже не вернутся былые ловкость и гибкость, что она всегда будет слегка прихрамывать и что зимой кости будут ее беспокоить особенно.

Однажды вечером у парадного входа старой башни появился Шанд.

— Шанд, как приятно тебя видеть! — весело воскликнул Лиан. Старик не был у них с самого их возвращения из Шазмака. — Входи!

— Я не могу остаться, — сказал Шанд. Вид у него был обеспокоенный. — Мне нужно так много сделать! — Сунув Лиану небольшой пакетик, он сразу же повернулся и зашагал по тропинке назад.

Лиан, которого это озадачило, вернулся в дом, разворачивая на ходу пакет. Внутри оказалась коробочка из белого дерева, а в ней, в гнездышке из темно-синего бархата, — та самая серебряная цепочка, которую Шанд когда-то заложил для Караны. Она была начищена и выглядела такой красивой, как в тот день, когда ее создал мастер.

Лиан тщательно осмотрел цепь. Внутри был выгравирован знак «шу» — метка Шутдара, цепочка выглядела очень изношенной. Лиана охватил трепет: подумать только, ведь он держит в руках вещь, ставшую частью легенды четыре тысячи лет тому назад. А на застежке неверной рукой было выведено «ФИАХРА» — имя девушки-калеки, с загадочной смерти которой для Лиана, впрочем как и для Сантенара, все началось. Несомненно, надпись доказывала, что этот подарок она получила от Шутдара.

— Карана! — закричал Лиан. — Посмотри, что принес Шанд!

Прибежала Карана.

— О Шанд, спасибо! — закричала она. Карана поднесла серебряную цепочку к щеке. Потом огляделась по сторонам.

— Где он?

— Он не остался.

— Почему же? Почему он ушел? Так поздно ночью? — Карана выбежала за дверь.

— Наверно, не хотел, чтобы ему задавали вопросы, — предположил Лиан.

Вскоре Карана вернулась, ведя под руку исключительно неразговорчивого Шанда. Карана буквально летала на крыльях. Однако Шанд даже не захотел рассказать, как вернул цепочку. За обедом он был молчалив и рано удалился спать.

Карана приняла ванну и взбежала по лестнице, завернувшись в старенькое полотенце. Лиан уже лежал в постели и, по-видимому, спал. Она расчесала волосы, повесила полотенце на стул и надела на шею цепочку Фиахры. Потом нырнула в постель и улеглась под бочок к Лиану. Пробудившись, он ее обнял. Вскоре оба уже спали.

Каране снились Предания. Ей снилось «Сказание о Непреодолимой Преграде» Лиана — так, как он рассказывал его в самом начале. Она видела его на сцене в тот вечер церемонии присуждения степени, два года назад. Себя Карана видела тоже — она переживала события, о которых говорилось в Великом Сказании, и всей душой тянулась к сказителю.

Но, как это бывает только в снах, Карана вдруг осознала, что находится в Башне Хьюлинга на Долгом Озере. Она видела себя там — призрачную тень на верхней площадке лестницы, глядящую на воду с одной стороны башни и на полукруг горящего леса — со всех других сторон. Враги Шутдара приближались, и никому не разрешено было стоять у них на пути.

Карана обернулась — медленно, как это бывает во сне. Шутдар, отвратительная развалина, смотрел прямо сквозь нее. Он был отравлен металлами, с которыми работал так долго, что даже кости у него деформировались. Кожа была изъедена, а пальцы, пораженные артритом, походили на когти.

Но наиболее ужасным было лицо. Губы приоткрылись, демонстрируя самую кошмарную пародию на его ремесло. Искусственные зубы были отлиты из железа и не подходили для его рта. Эти ржавые зубы врезались в десны, из которых сочилась кровь, пачкая губы, бороду и рубаху.

Карана закричала во сне. Или это кричал дух Караны? Взгляд Шутдара словно был прикован к ней, а потом он перевел его на что-то, и выражение лица мастера смягчилось, а ужасный рот искривился в улыбке. Карана тоже повернулась и увидела девушку-калеку, сидящую тут же на плоской крыше. Ее увечные ноги скрывала длинная юбка. Фиахра была красивой, личико в форме сердечка обрамляли густые черные волосы. На челе виднелись жемчужинки пота, выступившего от волшебного танца, дарованного ей Шутдаром.

Девушка взглянула на чудовище с таким обожанием, что у Караны перехватило дыхание. Шутдар заговорил, и лицо Фиахры озарилось, хотя его слова трудно было разобрать. Он указывал на горящий лес. Она покачала головой, и от взглядов, которыми они обменялись, у Караны все запело внутри. Шутдар снял с шеи цепочку — ту самую, что навеяла Каране этот сон, — и нацарапал на ней имя Фиахры. Это была защита от того, что надвигалось. Он надел цепочку девушке на шею, дотронулся до щеки рукой, а потом забрался на стену с флейтой в руке.

Его силуэт вырисовывался на фоне зловещей луны, темная сторона которой была полной и отражалась в озере; он взмахнул в воздухе флейтой, грозя своим врагам, и взял одну-единственную ноту.

Все исчезло. В стене башни появилась трещина. Волны цвета радуги ринулись в разные стороны, раздался грохот. Время сместилось. Шутдар исчез, верхний край башни осыпался, и кругом валялись каменные обломки. Мерцающий цилиндр защищал спящую девушку от внешних потрясений.

Когда дух Караны протянул к девушке-калеке руки, цилиндр лопнул, и Фиахра пробудилась. Она царапала стену, зовя Шутдара, но он был мертв. Все, что осталось от флейты, — это медленно застывавшая золотая лужа. Рыдая девушка опустилась на пол, на груду обломков.

Время снова сместилось. На стене появился новый призрак. С ликующим возгласом он бросился к золоту, используя могущественные чары, чтобы превратить его в три драгоценные вещи. Карана увидела, что руки призрака при работе с золотом покрылись волдырями от сильнейшего ожога, — это доказывало, что призрак был из плоти и крови. Закончив свое дело, призрак внезапно поднял глаза и увидел, что за ним наблюдают. Он вскочил на стену. Девушка-калека предприняла бесплодную попытку убежать, но призрак воткнул ей в спину длинную булавку. Фиахра вскрикнула, затихла и больше не шевелилась.

Карана громко застонала. Хотя она знала, что это сон и что убийство было совершено более трех тысяч лет тому назад, она была так потрясена, словно все это только что произошло в ее собственной спальне.

Призрак резко обернулся, и Карана наконец увидела его лицо. Это была женщина, высокая и широкоплечая, с черными волосами, несколько вытянутым лицом и пронзительными темно-красными глазами. Ялкара! Все стало на место!

Призрак двинулся к Каране, протягивая к ней окровавленные, обожженные руки. Карана снова вскрикнула и проснулась в объятиях Лиана.

— Значит, ее убила Ялкара, — сказал Лиан утром, когда они с Караной завтракали вместе с Шандом. Карана только что закончила свой рассказ о сне, навеянном цепочкой.

— Я так и подумал, как только увидел рисунки, украденные Феламорой из библиотеки, — печально произнес Шанд. — А цепочка это подтвердила. Когда она снова оказалась у меня в руках, я понял, что случилось. Металл запечатлел то, что произошло тогда в башне: уничтожение флейты, защиту, убийство, возникновение Непреодолимой Преграды! О, Ялкара! Какое гнусное преступление — убить беспомощную девушку!

— Наверно, она чувствовала, что у нее нет выбора, — предположил Лиан. — Золото было таким оскверненным и опасным, что его нельзя было снова использовать. Его нельзя было никому доверить, так что никто не должен был знать, что оно у нее. Девушка-калека должна была умереть.

— Так это Ялкара убила Кандора, когда он по прошествии многих лет узнал о случившемся в башне? — спросила Карана.

— Убить кого-то из своих, из Сотни, — это было бы совсем другое дело, — ответил Шанд.

— Я не понимаю, почему Ялкара не избавилась от золота, — сказала Карана. — Почему она не смолола его в порошок и не развеяла над водой, чтобы его нельзя было вновь использовать? Зачем было оставлять его, если оно представляло такую опасность?

— Я полагаю, она хранила его на случай крайней необходимости, — ответил Шанд. — Вспомни, что Хависсард был самым безопасным местом на Сантенаре — он был неприступен. Вспомни также, что золото Аркана невероятно ценное. А потом, когда ей пришлось неожиданно бежать, она была слишком изранена, чтобы что-то сделать с этим золотом. А взять его с собой Ялкара не могла. — Он вздохнул. — Ах, Ялкара, даже зная о твоем преступлении, даже спустя столько времени — я все еще тоскую по тебе.

— Так как же у Кандора оказалась цепочка? — спросила Карана.

— Он был одним из тех, кто в день гибели Шутдара окружал башню, — ответил Лиан. — А позже, узнав, что девушка убита, он снял у нее с шеи цепочку, полагая, что с ее помощью можно будет разгадать тайну разыгравшейся здесь трагедии. К тому же, у кого бы ни оказалось золото, он будет обладать самой большой властью на Сантенаре. Кандор жаждал этой власти, так как никогда не чувствовал себя в безопасности. Вот почему он столько вложил в создание империи. Ему нужно было продемонстрировать свою силу, чтобы другие завидовали ему. И боялись его!

Шанд продолжил рассказ:

— Но он все время знал, что второсортен. Он не мог считать с цепочки имя убийцы. И, что гораздо хуже, кто-то более великий, чем он, забрал золото, но пока что он ничего с ним не сделал. А когда Перионское Море начало высыхать, Кандор понял, что только одна сила его может спасти.

Погрузившись в паранойю, он построил Великую Башню Катадзы, следуя узору цепочки. Сходство между ними было формой особой магии. Но и бахвальством: «Я не знаю, что ты замышляешь, но мое Тайное Искусство выше».

Это было пустое бахвальство. Море высохло, и империя Кандора пришла в упадок. Теперь Кандор считал, что золото у Рулька. Кандор написал те письма, чтобы столкнуть друг с другом его и Ялкару, — он надеялся подставить таким образом Рулька и погубить его.

Но Ялкара отказалась прибыть, а Рульк в ответном письме обвинил Кандора в предательстве. И Кандор выдал Рулька Совету, воспользовавшись для этого женщиной, с которой тот был помолвлен. Мендарк же, зная, что Кандор может его скомпрометировать, убил его.

 

48

ВЕЛИКОЕ СКАЗАНИЕ

В последний месяц лета Карана, Лиан и Шанд совершили путешествие через горы в Чантхед, на Выпускные испытания. Это была тяжелая поездка для Караны: кости у нее почти все время болели.

Прибыв в Чантхед, они увидели там много своих друзей: Таллию, Джеви (теперь первого помощника на боте Пендера), самого Пендера, Лилису и Надирила, Малиену и Аспера. Остальные аркимы сражались с целой колонией транксов на Лауралине. Малиена выглядела старше, ее рыжие волосы подернулись серебром. Она была неразговорчива. Мыслями она постоянно возвращалась к судьбе Аркана.

— Пендер! — воскликнула Карана. — Да от тебя глаз не отвести! Ты просто великолепен!

Возможно, «великолепен» слишком сильно сказано, но все относительно, и Пендер действительно постарался на славу. Щетина, обычно покрывавшая его щеки и подбородок, была тщательно сбрита. Его одежда, если и не была последним писком моды в портовых кабачках Туркада, по крайней мере была чистой и новой, и даже выглаженной, пусть и не очень хорошо. А округлившееся брюшко свидетельствовало о том, что дела у него идут как нельзя лучше.

Пендер осклабился и раскрыл объятия. Он никогда особенно не жаловал Лиана, но Карана была его любимицей.

— Выдался удачный год для торговли, да! Подумываю купить новый бот.

— О, но ты же не собираешься продать свою «Девчонку», не так ли? — спросила Лилиса. Она тоже изменилась за последние месяцы. Лилиса вытянулась совсем немного, но ее бедра округлились, заметной стала грудь — словом, это уже была маленькая женщина.

— Я же не могу ходить сразу на двух ботах, не правда ли, Лилиса? И мне нужно выплатить Таллии ее долю, да! — Пендер продолжил театральным шепотом: — Только никому не говори об этом, но я, возможно, продам ее твоему отцу.

Лицо Лилисы расцвело, как цветок, распускающийся на солнце.

— Джеви! — закричала она так громко, что все стоящие рядом повернули головы в ее сторону. — Джеви, Джеви! Пендер собирается продать тебе «Уличную девчонку»!

Джеви, стоявший у нее за спиной, улыбнулся и сказал:

— Да, мы уже говорили об этом. Ты только представь себе: у меня будет собственный бот! Да я никогда и не мечтал о таком! Я новый человек, Лилиса!

Подошла Таллия и обняла его:

— Мне и старый очень нравился, но я за тебя счастлива.

— Итак, каковы твои планы? — спросил Пендер у Лилисы.

— У меня их множество. Во-первых, я должна закончить переписывать сказание Лиана для Великой Библиотеки. Во-вторых, я еще и наполовину не закончила свое обучение. Пойдем, Пендер, поздоровайся с Надирилом. Он тебе очень понравится.

Оставалась одна деталь, с которой Лиану нужно было разобраться, прежде чем выступить со «Сказанием о Зеркале».

— Почему Ялкара выгравировала на Зеркале эти иероглифы? — спросил он, когда все собрались у камина в их гостинице. — И при чем тут символ луны? Ты не знаешь, Шанд?

— Думаю, что знаю. Мы ведь частично с этим разобрались до пожара, устроенного Мендарком, если ты помнишь. В их последней битве Феламора заставила Ялкару открыть ей, что ключ к созданию врат находится внутри Зеркала. Ялкара так испугалась, что тотчас же изменила Зеркало. Потом она выгравировала на нем надпись, чтобы быть уверенной, что Элиора сможет им воспользоваться. Ялкара явно дразнила Феламору этими стихами, хотя и опустила третью и четвертую строчки, предназначавшиеся лишь для Элиоры. Вот они, и тут важны акценты:

«Зеркало заперто, но внутри находится ключ

Приди, загляни внутрь, увидь то, что хочешь увидеть

Возьми свое право первородства, ты увидишь правду

Тогда Зеркало не сможет лгать мне или тебе

Таллалам, о мой Таллалам

Твоя судьба зависит от того, кого три».

— У этого послания несколько смыслов, — объяснил Шанд. — Когда-то Ялкара выдала секрет врат, и Феламора наконец увидела путь на Таллалам. В тот момент у нее и зародился план, который она выполняла в течение последних трехсот лет.

Послание Ялкары искушало Феламору заглянуть в Зеркало, а, памятуя о древнем прорицании феллемов, она просто не могла противиться этому искушению. В то же время в послании была и насмешка: «Увидь то, что хочешь увидеть»! Дескать, у Феламоры не хватит силы заставить Кривое Зеркало открыть правду. И предсказание о судьбе Таллалама, которое подчеркивало недопонимание Феламоры насчет троекровницы.

— А символ луны? — спросила завороженная Лилиса. — Он тоже предназначался для Феламоры?

— Отнюдь нет! — ответил Шанд. — Он предназначался только для Элиоры. Это символ единственной надежды Ялкары, надежды на то, что кароны породнятся с другими расами. Взгляните! — Шанд сделал рисунок на клочке бумаги.

— Внешний круг символизирует нас, представителей древней человеческой расы — завершенной, но, по мнению Ялкары, слишком примитивной. Три алых полумесяца изображают феллемов, каронов и аркимов — могущественных, но в некотором смысле незавершенных.

— А внутренний кружок? — спросила Карана.

— Три золотых шара, должно быть, изображают троекровницу, и они заключены в кружок, который, наверно, символизирует новую человеческую расу.

Малиена, молча сидевшая во время этого обсуждения, вдруг подхватила его слова:

— …Или клетки человеческого эмбриона… А еще этот символ являлся угрозой, Ялкара пыталась навсегда отбить у нас охоту использовать Зеркало. Дело в том, что символ на Зеркале является переработкой древнего аркимского символа рока. Мы все были в ужасе, когда увидели его. Даже Тензор, у которого жажда выведать секреты Зеркала перевесила-таки страх перед ним.

В тот год награда Выпускных испытаний была присуждена на заключительном вечере подруге Лиана, Тандиве, — хотя, конечно же, она не могла выступить со «Сказанием о Зеркале». Вместо этого она выбрала самое первое Великое Сказание — трагическую «Сагу Нульки». Она, единственная из всех Великих Сказаний, относилась к периоду, предшествующему похищению Золотой флейты Шутдаром. Хотя Тандива была скорее летописцем, нежели мастером-сказителем, она изложила эту сагу очень просто и трогательно. Даже на Лиана ее выступление произвело впечатление.

Карану поразило, как сильно изменилась Тандива. Меньше года прошло с их последней встречи, но Тандива уже не была той девчонкой-студенткой, изнывавшей по своему возлюбленному. После того как она закончила свое выступление, ее провозгласили мастером-летописцем. Она стояла на сцене в своем простом черном платье и выглядела равной любому из мастеров.

На следующий вечер Лиан начал первую часть «Сказания о Зеркале». Оно было в четырех частях, и его должны были слушать четыре вечера подряд. Прошло два года с того момента, как он рассказывал здесь «Сказание о Непреодолимой Преграде».

— Первая часть «Сказания о Зеркале» называется «Тень в Зеркале», — начал Лиан, — и то было мимолетное появление лица Ялкары в Зеркале в Фиц-Горго…

«Сказание о Зеркале» было закончено. Лиан поклонился. Воцарилась полная тишина. Затем кто-то в заднем ряду издал громкий крик. Молодая женщина откликнулась с другого конца зала. И вдруг все вскочили на ноги, выкрикивая слова одобрения и восторга. Овация следовала за овацией, затем студенты устремились на сцену и дюжину раз пронесли Лиана взад и вперед, вдоль и поперек зала.

В конце концов они опустили Лиана и прошли на свои места. Старый Вистан, шаркая, поплелся на сцену. Он был теперь таким немощным, что крепкому коренастому мастеру пришлось помочь ему подняться по ступеням.

Вистан кивнул Лиану и приблизился к краю сцены.

— Прекрасное сказание! — произнес он. — Чудесное сказание, и я уверен, все с этим согласны. А сейчас подошло время, которое я ждал всю мою жизнь — как, несомненно, многие из вас. Сегодня здесь присутствуют все мастера-летописцы. — Вистан прочел шестьдесят четыре имени, одно за другим, очень медленно и с расстановкой.

Карана, сидевшая в первом ряду на месте почетного гостя, вся горела от нетерпения.

И вот наконец Вистан назвал последние три имени из списка, Тандивы, Лиана и самого Вистана.

— Мои коллеги мастера, уважаемые гости, студенты! Я буду краток. Я выдвигаю «Сказание о Зеркале» на присвоение ему статуса Великого Сказания. Мастера-летописцы прочли документы, побеседовали со свидетелями и проверили факты. Теперь вы услышали само сказание, изложенное Лианом, выпускником Школы Преданий. Каково будет ваше решение? Это Великое Сказание? Да или нет? Отвечайте по одному, секретарь будет регистрировать ваши голоса.

Вистан сделал эффектную паузу. Карана ощутила легкое беспокойство, но оно сразу же прошло.

— Мастер Квендрита, твое решение?

В самом конце ряда поднялась маленькая седовласая женщина. Она кивнула Лиану, Вистану и своим коллегам.

— Да! — произнесла она глухим голосом. — Это Великое Сказание. — И, больше ничего не добавив, села на место.

— Мастер Лэрни? — вызвал Вистан. Смуглолицый человек, сидевший рядом с Караной, вскочил на ноги.

— Да! — заорал он, дабы не было никаких сомнений относительно его мнения. — Великое Сказание! Очень Великое Сказание! Запиши как следует мой голос, секретарь! — И он рухнул на стул, отчего закачался весь ряд.

— Мастер Керита? — выкрикнул Вистан.

Полная женщина средних лет, одетая в черное, поднялась на другом конце зала.

— Да! — тихо произнесла она. Потом улыбнулась, заражая своей доброжелательностью весь зал. — Это Великое Сказание, Мастер Вистан.

— Мастер Тандива? — спросил Вистан.

Поднялась Тандива — самая младшая из всех мастеров. Карана заметила, что Лиан пристально смотрит на нее, и снова ощутила легкий укол ревности. В тот вечер Тандива действительно была сногсшибательна в узком платье из красного атласа, облегавшем ее соблазнительные формы. Она проголосовала за Великое Сказание и быстро села на место.

Так и продолжалось голосование, из конца в конец переднего ряда. И вот проголосовали все, кроме одного — директора Школы Преданий. Разумеется, Лиан не мог голосовать. И снова Карана почувствовала легкое беспокойство. Вистан когда-то ненавидел Лиана. А что, если он до сих пор его ненавидит?

Вистан безмолвствовал. Зал притих. Тревога Караны усилилась. И тут заскрипел стул под Квендритой, и Карана поняла: директор школы ожидает, когда к нему обратятся.

— Мастер Вистан, — сказала Квендрита, — ты проверил документы, опросил свидетелей и услышал «Сказание о Зеркале».

— Сказание достойно моего голоса, — ответил Вистан, потом сделал паузу. Он выглядел совсем старым и измученным, и вид у него был мрачный.

Пауза затягивалась, минута проходила за минутой. Карана слышала, как рядом тяжело дышит мастер Лэрни. А она же, напротив, совсем не могла вздохнуть, в груди болело.

— И каково ваше решение?

Вистан набрал воздуха в легкие и покачнулся.

— Это… это Великое Сказание, — произнес он шепотом и после этого вынужден был сесть. — «Сказание о Зеркале» — Великое Сказание, двадцать третье.

Зал взревел от восторга. Все поднялись на ноги. Карана тоже медленно встала, растроганная до слез. «О Лиан, — подумала она, — наконец-то ты получил то, чего так хотел!»

Теперь Лиан стоял один в середине большой сцены, не в силах сдержать слезы, которые текли по щекам.

Когда смолкли аплодисменты, на сцену снова вышел Вистан.

— Нужно решить еще два вопроса, — сказал он. — Я занимаю место директора Школы Преданий вот уже более пятидесяти лет. Я провел Школу через войну, сохранив ее в целости и сохранности, и мы вошли в новый век. Я услышал только что созданное Великое Сказание. Мое здоровье быстро ухудшается, и приходит время передать заботы о Школе достойному преемнику. Сегодня, прежде чем мы покинем этот зал, нам нужно избрать нового директора.

По залу прошел шумок. Вистан поднял трясущуюся руку:

— Старый мир ушел навеки. Школе Преданий нужен новый директор. Только не предлагайте никого из старой гвардии. Выбирайте молодость, талант и прямоту и верьте, что мудрость появится с годами. Прошу называть кандидатуры!

— Мастер Лиан! — выкрикнул голос из толпы.

Лиан шагнул вперед, кивая в знак согласия. Даже после бурных оваций он горел желанием получить еще и эту почесть. Она стала бы знаком, что изгой-дзаинянин наконец-то принят.

Карану терзали сомнения. Откажется ли Лиан от нее ради поста директора Школы? Ведь если он станет директором, ему придется жить в Чантхеде. Но разве она станет цепляться за него, если он решит уйти?

Секретарь аккуратно записал его имя в древнюю красную книгу.

— Другие кандидатуры! — выкрикнул Вистан со своего места.

— Мастер Лэрни, — предложил мастер, сидевший через проход от Караны.

— Ты согласен, Лэрни? — спросил Вистан. Смуглый человек, сидевший рядом с Караной, поднялся.

Он поклонился сцене и человеку, выдвинувшему его кандидатуру.

— Нет! Я слишком стар для этого, — произнес он и сел на место.

Вистан пристально вглядывался в зал. Никто не шевельнулся.

— Ну давайте же! — сказал он раздраженно. — Тут у нас с полдюжины мастеров заслуживают этой чести.

После длительной паузы выдвинули еще двоих. Оба отклонили свои кандидатуры. Выборы казались совершившимся фактом.

Лицо Вистана исказила судорога. Он встал со стула и с трудом дотащился до самого края сцены. Его затуманенные глаза искали кого-то в том ряду, где сидели мастера.

— Должно состояться голосование, — прошептал Вистан. — Я предлагаю кандидатуру мастера Тандивы Мурн.

Тандива чуть не упала со стула, до чего она была поражена. По залу прошел изумленный шепот. Лиан смотрел на Вистана, не веря глазам. Потом Тандива поднялась, ее лицо было такого же цвета, как ее красное платье, девушку трясло. Карана прониклась к ней симпатией.

— Ты не против своего выдвижения, Тандива? — спросил Вистан.

— Я недостойна этой чести, — тихо произнесла она.

— У меня другое мнение. Новый директор должен быть молод, как ты. Должен быть блистателен — и все согласятся, что ты блистательна. Должен любить Предания, как саму жизнь. Но что самое главное — новый директор должен быть прямым и беспристрастным. Я считаю, что ты обладаешь всеми этими качествами. Я вновь предлагаю твою кандидатуру.

Тандива взглянула ему прямо в глаза:

— Ты мудр, а я нет. Тебе видно то, чего не могу увидеть я. Я согласна.

— Тогда займи свое место на сцене и жди нашего решения. Есть еще кандидатуры? — Их не было. — Пойдемте, мастера, мы должны обсудить достоинства кандидатов.

Крепыш Лэрни поддерживал Вистана, когда они направились в смежную комнату для дебатов. Остальные мастера последовали за ними, и дверь комнаты захлопнулась. Публика в зале обсуждала кандидатов или просто болтала. Лиан и Тандива сидели на сцене на стульях. Лиан откинулся на спинку, и понадобилось все его самообладание сказителя, чтобы сохранить непроницаемое выражение лица. У Тандивы был такой вид, словно ей хотелось, чтобы пол у нее под ногами провалился, и она бы избавилась от мучений.

Обсуждение длилось очень долго. До Караны доносились повышенные голоса из комнаты для дебатов. В конце концов дверь отворилась, и появились мастера. Они вытянулись цепочкой на сцене позади Лиана и Тандивы, переговариваясь шепотом. Двух кандидатов вытолкнули вперед. Затем мастера опустили в ящик для голосования листки бумаги. Секретарь принялся их считать и медленно записывать в красную книжку.

Наконец он доложил:

— Готово, директор.

— Набрал ли кто-то из кандидатов большинство голосов?

— Да, директор Вистан.

— И сколько же?

— Сорок против двадцати двух. — Вистан улыбнулся:

— Явная победа! Хорошее начало для нового директора. А имя победителя?

Секретарь передал Вистану длинный листок бумаги. Он прогулялся вдоль цепочки мастеров, показывая голоса и счет каждому, включая двух кандидатов. Вистан вышел вперед и встал между Тандивой и Лианом.

— Кандидаты поднимутся? — Лиан и Тандива встали.

— Победитель, — произнес Вистан, демонстрируя такую широкую улыбку, какой еще никогда не видели в Школе, — при соотношении голосов сорок к двадцати двум — мастер Тандива Мурн.

Изумленная публика молчала. Выражение ужаса, за которым последовали гримасы горя и страдания от унижения, должно быть, порадовали врагов Лиана, наблюдавших за его лицом. Но он мгновенно справился с собой. Выдавив улыбку, никого не обманувшую, Лиан протянул руку Тандиве. Он был бы очень рад за нее, если бы она победила кого-нибудь другого, но радоваться в такой ситуации было выше его сил.

— Ты станешь прекрасным директором, — промямлил он. — Поздравляю тебя.

Тандива не смогла улыбнуться в ответ. В глазах у нее стояли слезы. Она не могла поверить в случившееся. Лиан поклонился ей, Вистану, остальным мастерам и повернулся, чтобы сойти со сцены.

Вистан сделал ему знак остаться.

— Тандива Мурн, ты избрана семьдесят пятым мастером Школы Преданий. Ты принимаешь это назначение?

— Да, мастер Вистан, — тихо сказала она.

— Ты займешь свой пост после моей смерти, которая, — он криво усмехнулся, — не замедлит последовать. Я тебя поздравляю. — Он пожал ей руку.

Лиан снова собрался спуститься со сцены.

— Останься на минутку, Лиан! — выкрикнул Вистан неожиданно звучно и твердо. — Нужно решить еще один, последний вопрос.

Лиан двинулся к центру сцены, словно ожидая утешительный приз. Вистан жестом пригласил мастеров подвинуться вперед.

— Мастер Лиан, — обратился к нему Вистан, — ты сочинил новое Великое Сказание и получил за это признание. Ты великий летописец и великий сказитель, в этом нет сомнения. Возможно, величайший летописец и сказитель века, который только что закончился.

Лиан поклонился Вистану и залу. И снова Карана ощутила тревогу.

— Но, Лиан, как я говорил тебе не раз еще в бытность твою студентом в этой Школе, гений без этики — опасный товар. Я даже не представлял себе, до чего опасный. Ты — великий летописец, Лиан, но ты — недостойный мастер. Твое сказание лишь доказывает твое бесчестие. Ты предал свое призвание дважды, сотрудничая в Катадзе с Тензором и будучи в Ночной Стране.

Вистан поднял руку, когда Лиан попытался защититься.

— У тебя была возможность высказаться — четыре долгих вечера, — а теперь я воспользуюсь своей возможностью. Об этих преступлениях можно было бы забыть, поскольку они, несомненно, были совершены по принуждению. Но что же ты делаешь дальше? Ты вмешиваешься в Предания, Лиан. Ты манипулируешь Мендарком в Туркаде, чтобы получить ответ на любопытный вопрос, имеющий историческое значение. В результате сто узников заживо сгорают в темницах в крепости и погибает бесценная библиотека Преданий. — Он прервался. Лиан стоял как в воду опущенный.

— А потом в Шазмаке ты опять сделал то же самое. А может быть, еще хуже! Ты манипулировал Тензором, применив свой талант сказителя… — Вистан чуть не задохнулся от ярости, — и стал причиной смерти благородного Рулька. Последствия твоего поступка беспокоят нас и по сей день. Ты можешь что-нибудь сказать в свою защиту, Лиан?

«Ах ты, мерзкий лицемер! — подумала Карана. — Весь мир ненавидел и боялся Рулька до самой его смерти и делал все, чтобы погубить его».

— Нет! — прошептал Лиан. — Совсем ничего. Все, что ты сказал, — правда. Я принимаю твой упрек и клянусь исправиться.

— Это не упрек! — отрезал Вистан. — Ты порочен, Лиан. Ты недостоин быть мастером-летописцем. Тебе нужно преподать урок.

— Я уже усвоил этот урок! — ответил Лиан, склонив голову.

— Нет, не усвоил! Как мог ты, дзаинянин, подумать о том, чтобы стать директором Школы Преданий? — В голосе Вистана звучала неприкрытая злоба.

«Интересно, — подумала Карана, — было ли дружелюбие, выказанное в прошлом году, лицемерным, или Лиан своим поведением просто усилил прежнее предубеждение?» Вистан отчаянно хотел, чтобы при его правлении появилось Великое Сказание. Но сейчас, когда он его получил, он не намерен терпеть презренного дзаинянина.

— Я поднял самого незначительного из нас до положения самого великого, — продолжал Вистан, — чтобы продемонстрировать, что ты никогда не будешь нами принят!

Лиан побелел. Тандива сверкнула глазами. Ее трясло от ярости.

— Соответственно, по праву директора Школы объявляю тебя лишенным твоего звания. Ты больше не мастер-летописец. Отдай мне свой значок.

Лиан был так потрясен, что пошатнулся и упал бы со сцены, если бы его не поймала за руку Тандива. Порывшись в кармане, он вытащил значок мастера, который был ему дороже жизни, и отдал Вистану.

Вистан обвел взглядом собравшихся мастеров.

— Кто-нибудь не согласен с этим решением? — Несколько мастеров сердито взглянули на него.

— Зачем ты спрашиваешь? — крикнул Лэрни. — У всех нас, вместе взятых, нет власти, чтобы отменить твое решение!

Вистан достал из кармана маленький церемониальный молоточек, положил значок на пол и стукнул по нему, а осколки смахнул ногой со сцены.

— Оставь нас, Лиан! Тебе не место среди мастеров. — Затем Вистан улыбнулся тошнотворной улыбкой, обнажившей пожелтевшие зубы. — Но ты все еще великий сказитель. Продолжай выступать с нашего благословения.

— Но… — начал Лиан.

Улыбка Вистана стала еще шире.

— Я мог бы отобрать у тебя звание до того, как ты поведал свое сказание, — отрезал Вистан. — И тогда рядом с Великим Сказанием не стояло бы твое имя, Лиан!

— Твое тоже, проклятый лицемер! — заорал Лэрни. Один из мастеров прошептал что-то на ухо Тандиве.

— Минуту! — вмешалась она. — Ты не посоветовался со мной!

Вистана застала врасплох ее неожиданная смелость. Посовещавшись с другими мастерами, он повернулся к Тандиве:

— Избранный, но еще не вступивший в должность директор может голосовать по этому решению. Как ты будешь голосовать, Тандива? Голосуй за принципиальность!

— Принципиальность? — взорвалась она. — Это слово так давно не сходит у тебя с языка, что стало таким же зловонным, как твое дыхание, Вистан. К счастью, твое время прошло.

— Голосуй! — зарычал он.

— Я голосую против твоего решения, Вистан. Сегодня в зале присутствует по крайней мере дюжина мастеров, преступления которых более тяжкие, чем у Лиана.

— Голос избранного директора, не вступившего в должность, не засчитывается, — сказал Вистан, — из-за известного столкновения интересов. Мое решение остается в силе — и это мое последнее решение в качестве директора!

— А вот мое первое! — резко произнесла Тандива. — Лиану будет немедленно возвращено звание, как только я вступлю в должность.

— Не получится! — ехидно возразил Вистан. — Мастер, у которого отняли звание, должен ждать пересмотра этого вопроса семь лет. И для этого требуется большинство голосов в две трети от общего числа всех мастеров-летописцев.

Тандива сжала кулаки, потом отвернулась, с трудом овладев собой:

— Лиан, ты действительно был великим мастером-летописцем. Ты много сделал для славы Школы, а также для Преданий, несмотря на твои… ошибки. Но кто же из нас их не допускает? Я, например, ошибаюсь. Возможно, ты снова совершишь нечто великое. А пока вот мое решение: мы снова рассмотрим твое дело через семь лет.

— Как ты смеешь! — У Вистана чуть глаза не вылезли из орбит, но он ничего не мог сделать.

— Я еще не закончила! — продолжала Тандива. — Тогда же, когда мы поостынем, мы проголосуем и по поводу репутации мастера Вистана. Возможно, мастера лишат его звания! Потомки должны знать о нас правду, особенно о тех, кто имеет честь быть директором Школы! — Она повернулась к Лиану: — Прости, Лиан, но больше я ничего не могу сделать. До свидания!

Карана следила за тем, как совершенно онемевший Лиан сошел вниз по ступеням и двинулся по проходу к выходу из зала. Представление закончилось.

 

49

КОНЕЦ СКАЗКИ

Во время долгого путешествия домой Лиан был совсем притихшим. Потеря звания, по-видимому, лишила его всей самоуверенности. Каране казалось, что это не тот летописец, которого она знала и любила. Скорее это был застенчивый, неуклюжий молодой человек, каким он, вероятно, был в пору студенчества. Теперь он не был уверен в своем месте в мире. Каране не понравилось такое превращение, но она ничем не могла помочь Лиану.

Вечером того дня, когда они вернулись в Готрим, Карана разбирала свои вещи в ящиках, как вдруг наткнулась на маленькую черную бусинку, подаренную ей Рульком.

Вытащив ее из призрачного футляра, Карана подержала бусинку на ладони. Она была очень легкая.

«Это наименьшее, что я могу для тебя сделать», — сказал тогда Рульк. Эту фразу можно было толковать по-разному. Что это — украшение, магический талисман или просто таблетка?

Карана понюхала бусинку, но та была без запаха. Потом лизнула. Она ощутила слабый мускусный вкус. Карана положила ее в рот. Бусинка медленно таяла на языке, и вдруг по телу девушки пробежала легкая дрожь, словно от щекотки.

— Лиан! — позвала она.

— Да?

— Поднимайся наверх.

Жизнь продолжалась. Лиан спокойно работал, завершая копии Великого Сказания. Он даже снизошел до того, что украсил некоторые заглавные буквы золотом, серебром и чернилами, сделанными из истолченных в порошок кусочков лазурита от Великой Башни Катадзы, которые Лиан захватил с собой. Он умел украшать рукопись цветными рисунками — этим занимались его мать и сестры. Лиан собирался провести зиму, работая над этими копиями, — те три, которые отправятся весной в Чантхед, должны быть совершенными. Он планировал доставить их лично, но теперь не чувствовал в этом необходимости. Копия, сделанная Лилисой, должна была остаться в Великой Библиотеке.

А что потом? Лиан больше не знал, куда себя деть. Предания были его жизнью, но ему запретили ими заниматься. Отныне все библиотеки и архивы были для него закрыты.

Много времени Лиан проводил в думах о будущем, в частности — о ключике, который дал ему перед смертью Рульк. Лиан спрятал его в потайном месте. Однажды, если он снова станет мастером-летописцем, он напишет «Сказание о каронах», как обещал Рульку. Ему непременно должны вернуть его звание! А то он не сможет выполнить свое обязательство, а не выполнить его нельзя.

Лиан решил отдать свои заметки, относящиеся к «Сказанию Мендарка», в архив Чантхедской библиотеки. Когда-нибудь какой-то другой студент увидит их и поведает потомкам о Мендарке. Может быть, у него даже получится Великое Сказание, о чем так мечтал Мендарк. Лиан же никогда его не напишет.

Так проходили недели, Лиан был несчастлив. Когда-то он любил работу писца, но сейчас его не радовало даже переписывание Великого Сказания.

Когда у него уставали глаза или начинала дрожать рука, Лиан бесцельно бродил по поместью. Он перепробовал много занятий, но у него ничего не получалось, кроме сочинения сказаний, а в Готриме это не могло пригодиться. Он приходил в отчаяние, да и те, кто работал с ним вместе — тоже: ведь им приходилось переделывать его работу.

— Это не дело, Лиан, — сказала однажды Карана как можно мягче.

— Я не оправдываю свое содержание, не так ли?

— Ну конечно, оправдываешь! Но ты должен заниматься тем, что хорошо умеешь делать, а не разрушать тут все, чтобы только себя занять.

На следующий день Лиан взял свой рюкзак и пошел по дороге, рассказывая за деньги свои сказания там, где находил публику. Он отсутствовал несколько недель, и за это время добрался даже до Туркада. Вернулся Лиан с мешочком, наполненным монетами, за что Карана была ему благодарна. Правда, теперь Лиан уже не получал от этого занятия такого удовольствия, как когда-то. Ему было ужасно одиноко на дороге, а выступления в качестве сказителя только напоминали ему, как сильно ему хочется снова стать мастером-летописцем.

— Мне тут нечего делать! — сказал он через несколько дней после своего возвращения. — Я чувствую себя совершенно бесполезным.

Карана подумала было попросить Лиана разобраться в ее собственных фамильных преданиях и выяснить, чем занимался ее отец в Каркароне. Она не переставала об этом размышлять. Однако воздержалась из опасения, что Лиан откроет что-нибудь неприятное.

В конце осени все вновь собрались в Готриме, у пылающего камина Караны, и сидели, делясь друг с другом тем, что произошло за последние месяцы. Были тут и героические рассказы о сражениях с дикими зверями и чудовищами, и трагические истории. Рассказ Караны занял совсем мало времени: за нее обо всем поведал собранный ею в саду, на огороде и в полях урожай. Он был обильный, поскольку в Готриме закончилась засуха. Что касается строительных работ, то они были далеки от завершения из-за нехватки денег. К тому же подошел срок платить налоги.

Карана со страхом думала об этом, однако попасть в Эллюдорский лес, чтобы отыскать там сокровища Феламоры, не было никакой возможности. Лес кишил лорсками. Карана была абсолютно уверена, что на этот раз у нее обязательно отберут Готрим.

Лиан, даже слушая чужие истории, не переставал грустить. Переписывание сказаний и выступления в качестве сказителя лишь усилили его тоску по тому, что у него отняли. За окном пошел дождь со снегом.

Начали сгущаться сумерки. Придвинув свое кресло поближе к огню, Шанд распечатал бутылку ликера из геллонов — первую из того ящика, который он отправил в Готрим из Туллина. Он щедро, на этот раз не скупясь, налил всем ликера.

— Ты знаешь то стихотворение о «трижды преданном?» — спросил Иггур. — Я все время думал, что там имеют в виду тебя.

— Меня? — рассмеялся Шанд. — Нет, это аркимы были трижды преданы. Преданы Рульком, когда пал Тар Гаарн; потом преданы Феламорой, когда был захвачен Шазмак; но главным образом их предало их собственное вечное безумие.

Таллия смаковала ликер, молча сидя у огня. Она скучала по Джеви, который остался на побережье с Пендером.

— Вы думаете, Мендарк все время был таким? Я имею в виду — порочным? — спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь. Она все еще тяжело переживала то, что он сделал.

Ей ответил Шанд:

— Нет, он всегда любил Сантенар и Туркад. Его недостатками были слишком большая жажда власти со всеми ее побрякушками, а также преувеличенная забота о своей славе. Все было дозволено, если это помогало ему удержаться у власти, — ведь он верил, что только он может выстоять против врага.

— Да, он был более великим, чем казалось, — сказал Иггур. — Хотя я и считал его врагом, должен признать, что он до самого конца вел все дела Сантенара. Мы многим ему обязаны. Никто не смог бы на протяжении стольких лет стоять на защите нашего мира. И тем не менее его преступления ужасны, и их нелегко простить.

— Не забывайте также, что он пережил свое время, как и я, — добавил Шанд. — Жизнь стала для Мендарка бременем. Он ушел бы без сожаления. Однако он любил азартные игры, а шанс схватить машину Рулька был слишком великим соблазном. Но при всем том в конце он совершил доблестный поступок. Возможно, однажды о нем все-таки будет сложено Великое Сказание.

Иггур сделал гримасу и сменил тему. Он не чувствовал себя до такой степени великодушным.

— На днях видели транкса всего в нескольких лигах отсюда. Сколько их прорвалось на Сантенар, как вы думаете?

— Дюжины, если не сотни, — ответила Малиена. — Если мы ничего не предпримем, они разведутся в лесах в большом количестве. И тогда нам никогда от них будет не избавиться.

— В какое беспокойное время мы живем! — воскликнул Иггур. — Иногда я думаю, как могут простые люди продолжать жить, возделывать свои участки и рожать детей, когда этот мир может быть у них так жестоко отнят.

— Да, Сантенар — слишком ненадежный мир, — согласился с ним Шанд. — Ни у кого нет уверенности в будущем. Кто же может что-то планировать?

— Я могу, — презрительно фыркнула Карана. — Пока великие философствуют, смиренные должны трудиться, чтобы заработать хлеб насущный. Если мы не будем работать ради будущего, то увянем, как аркимы. Вы видели мои новые сады? Вот увидите, скоро Готрим расцветет и превратится в маленький рай. И возможно, мне даже удастся заплатить налоги, — добавила Карана, сердито косясь на Иггура: теперь она со дня на день ожидала уполномоченного им сборщика налогов.

Иггур все еще тосковал по Магрете, и со временем боль его становилась только сильнее.

— Если бы был способ вернуть ее сюда, — сказал он, уткнувшись после обеда в бокал с вином. — Она привнесла в мою жизнь надежду, а я ее бросил.

— Я тоже горюю о ней, — грустно произнес старый Шанд. — Но по крайней мере она там с Ялкарой.

— Я думал, тоска утихнет понемногу, — продолжал Иггур, — но каждый день становится все больнее. Как бы мне хотелось вернуть ее обратно!

— Ты не можешь. И даже если бы мог, она вряд ли захотела бы… возобновить ваши отношения.

— Я это знаю! — сверкнул глазами Иггур. — Но мне трудно смириться с тем, что она находится на Аркане, в западне. Если бы только знать, что с ней все в порядке.

Последовало долгое молчание.

— С ней все в порядке! — тихо произнесла Карана. Иггур уставился на нее, но она сидела и тихо улыбалась.

Лиан, которому были хорошо известны ее шаловливые выходки, сказал:

— Не мучай его, Карана. Скажи ему, если что-нибудь знаешь.

— Магрета никогда не могла прервать наш контакт, если я этого не позволяла, — объяснила она. — И он все еще тут — маленький теплый узелок в моем сознании. Я не могу использовать его и связаться с ней, но я знаю, что она еще жива.

— Почему же ты не говорила мне об этом раньше? — набросился на нее Иггур.

— Я была поглощена другими заботами, — ответила Карана с милой улыбкой. — Например, своими налогами.

— О, да пошли ты к черту свои налоги!

— Мне бы хотелось, чтобы их послал туда ты.

— Очень хорошо! Дай мне скорее перо и бумагу, пока я не передумал.

Лиан быстро принес все необходимое. Иггур что-то нацарапал на бумаге, подписал каждый лист и на каждом поставил печать, а Шанд и Лиан расписались в качестве свидетелей.

Иггур прочел написанное вслух:

— «Предъявитель сего, Карана Элинора Мелузельда Ферн, настоящим освобождается от налогов, пошлин, податей, дани на период в десять лет, считая с указанной даты, в признание ее заслуг перед государством». Этого довольно? — Он передал документы Каране.

— Более чем, — ответила она. — Давайте за это выпьем.

Но когда они уже вовсю пировали, Иггур снова поднял волновавшую его тему:

— Если бы только не была уничтожена флейта, мы могли бы открыть Путь и найти ее с твоей помощью. Я полагаю…

— Нет, Иггур, — мягко возразил Шанд. Сам он уже отказался от этой надежды и не мог вынести, чтобы она вновь ожила. — Нет абсолютно никаких шансов. — И в комнате опять воцарилась тишина.

В ту ночь Карана и Лиан сидели у камина, после того как все остальные пошли спать. Карана сделала глубокий вдох.

— Лиан… — начала она.

— Знаешь, — перебил ее Лиан, возвращаясь к теме, которая так часто его беспокоила, — когда-то я думал, что мне известно все обо всем на свете, — ведь все было так ясно, когда я был молод.

— Ты еще молод — тебе всего тридцать.

— А ощущаю я себя, словно стал лет на двадцать старше после того, как встретил тебя. О, я хотел сказать — после того, как стал летописцем. Ты представить себе не можешь, как это меня изменило! Почти сразу же я превратился из нищего, гонимого мальчишки в человека, на которого люди смотрят с почтением. Это изменило всю мою жизнь! У меня появилось свое место в жизни, меня уважали. А теперь, если я пойду в какой-либо колледж, то буду чувствовать себя так, словно вторгся в чужие владения. Все в прошлом.

Карана ощутила ненависть к Вистану.

— Ты сглупил, но ты не заслуживаешь того, что сделал с тобой Вистан. Ты стал жертвой злобного старика, который ненавидит дзаинян.

— Я спровоцировал Мендарка, он сжег библиотеку, и в результате этого пожара погибло много узников.

— Нет, ты ошибаешься! Ты подтолкнул его, да, но это он принял решение.

— Я несу ответственность за смерть Рулька. Я никогда себе этого не прощу.

— И это не твоя вина! Ты пытался спасти мне жизнь. Это Тензор убил Рулька, а не ты.

— О, как я наслаждался своей властью над Тензором! Я заслужил того, чтобы меня лишили звания мастера.

— Если бы наказали всех, кто упивается своей властью над кем-либо, очень немногим на Сантенаре удалось бы избежать кары. Ходили даже анекдоты о мастерах, неразборчивых в средствах.

— Да, верно, — вспомнил Лиан. — Я сам их рассказывал. Был Джиссини Ренегат, Релч Плагиатор, Мара Мошенница — ну и лгунья она была! Никого из них никогда не наказывали.

— Включая Вистана, который втравил тебя в эту историю с Зеркалом, чтобы избавиться от тебя. Омерзительный старый лицемер! Он заполучил для своей Школы твое Великое Сказание, прежде чем вышвырнуть тебя вон.

Лиан был доволен, что его так яростно защищают, хотя и не вполне успокоился.

— Но я наделал столько глупостей! Я так хочу, чтобы мне вернули звание мастера, — больше всего на свете!

Карана взяла его за руку:

— Я уверена, что вернут. А теперь, Лиан…

— А я не уверен! — отрезал он.

Карана поерзала в кресле. Ей нужно было сказать Лиану нечто важное, но она с трудом подыскивала слова. Да еще он сбивал ее своей болтовней.

— Лиан…

— Как ужасен этот мир! — продолжал он сетовать. — Только вспомни последние два года. Вспомни Предания! Жизнь — это лотерея. И выживает вовсе не сильнейший — иначе все мы ишачили бы на каронов до конца времен. Выживает тот, кому больше всех повезло. И одна песчинка может перевесить.

— Предполагается, что это должно меня утешить? — резко спросила Карана. — А насчет нашего общего будущего? И насчет будущего наших детей?

— Детей? — повторил он мечтательно. — У троекровниц не может быть детей.

Однако что-то в ее тоне насторожило Лиана, и он взглянул на Карану. Ее красивые глаза цвета малахита сияли, щеки были мокрыми от слез. Она протянула Лиану руку, и он прижал Карану к себе.

— То ли это мои травмы, то ли хракс, а скорее всего — дар Рулька, но что-то изменилось. Я беременна!

 

ЭПИЛОГ

Магрета утратила волю к жизни. Неделями она лежала в глубокой депрессии, не в силах вымолвить ни слова. Потом как-то утром у нее сами собой пробудились чувства, и она открыла глаза. Ее бабушка сидела у постели, созерцая маленькое красное солнце Аркана, повисшее над горными пиками, такими же зазубренными и непривлекательными, как отбитое горлышко черной стеклянной бутылки. Огромная оранжевая луна опустилась в небе так низко, что Магрета почти физически ощущала ее вес. Девушку опустошила потеря Рулька. Потом летаргия уступила место приступу ярости и иррациональному стремлению отомстить за его смерть. Но она была бессильна что-либо предпринять. Врата больше не открывались.

— Магрета! — Ялкара оказалась возле нее.

Магрета открыла рот, но издала лишь какой-то писк. Она почти разучилась говорить.

— Я так тоскую по Рульку, — с трудом прошептала она.

— Мне бесконечно жаль его и тебя! — Ялкара отвела ей волосы со лба. — Если бы я могла тебе помочь! Но я не могу.

— Если бы существовал способ вернуть его обратно, я бы вытащила его из могилы. Я бы сделала что угодно!

— Его не вернуть, Магрета.

— Тогда я посвящу свою жизнь мщению, выполняя его клятву. Чего бы мне это ни стоило!

— Это бессмысленно. Тензор мертв.

— Но у феллемов теперь есть все, чего они желали.

— Разве? — спросила Ялкара.

Взяв Зеркало, она вызвала видение того кровавого ада, в который превратился Таллалам. Казалось, весь мир феллемов в огне. Вместо прекрасных лесов над выгоревшей землей возвышались черные пики скал, упирающихся в небо. Кругом только зола, огонь, кровь… Ялкара вскрикнула от горя, на этот звук прибежало несколько каронов. Все они смотрели в Зеркало на руины того, что когда-то, прежде чем вышвырнули в бездну мариемов, было их собственным миром.

— Для них лучше было бы умереть, — прошептала Ялкара. — Ты видишь, Рульк отомщен, и феллемы сделали это собственными руками.

— Кривое Зеркало, — с горечью произнесла Магрета, но тем не менее ей пришлось отвернуться. — Оно лжет!

— Только не мне!

— Я уверена, что феллемы это пережили.

— Посмотри! — воскликнула Ялкара и сунула Магрете Зеркало в лицо. — Посмотри — и ты поймешь, что месть бессмысленна.

Изображение сменилось, потом еще раз, и наконец в Зеркале возник пейзаж. Это была полянка, усыпанная пеплом, в центре которой лежала кучка костей. Магрета точно знала, непонятно каким образом, что это кости Феламоры. И только тогда она заплакала о бабушке, с которой провела большую часть жизни и которую никогда не знала.

Кароны скорбели по Таллаламу — это была наследственная память, но очень сильная.

— У меня осталось лишь одно желание, — сказала Ялкара, — увести мой народ обратно в бездну.

Магрета тяжело опустилась на постель.

— Я никогда не спрашивала, кем был мой дедушка-феллем, и теперь я никогда уже не узнаю. Больше мне не для чего жить. Я иду с тобой, бабушка.

— Вздор! Мы выбираем бездну добровольно, зная, что это такое, ты же понятия не имеешь. Подумай о жертве, которую принес Рульк. Подумай о его прощальных словах.

— «Плод нашей любви сотрясет три мира до самого основания», — процитировала Магрета. — Не знаю, что он имел в виду.

— Интересно, — задумчиво произнесла Ялкара. Приподняв рубашку Магреты, она положила ей на живот свои руки с ужасными шрамами. Магрете вдруг стало легче, ее охватило чувство покоя. Она уже погружалась в дрему, как вдруг ее разбудил крик Ялкары.

— Чудо! — Ялкару трясло от волнения. — Произошло чудо.

— Что? — сонным голосом спросила Магрета.

— Его прощальный дар. У тебя будет ребенок от Рулька.

— Это невозможно! — воскликнула Магрета, — Я бесплодна. Так сказала мне Феламора.

— И ты ей поверила? Конечно, она это сказала. Она испытывала ужас перед троекровницей и всем, что стояло за тобой! Нет, тут не может быть никакого сомнения. Мы знаем о зачатии все.

— Рульк тоже это говорил, — произнесла Магрета и улыбнулась впервые после его смерти.

Глаза Ялкары наполнились слезами, и она позвала каронов.

— Это наш величайший день за тысячу лет.

Сотня (или то, что от нее осталось) собралась вокруг Магреты. Кароны дотрагивались до нее, словно она была святой или священным сосудом, в любом случае она была для каронов их пропуском в будущее.

— Это дает мне надежду, — вскричал седобородый мудрец со слезами на глазах. — Я знаю, что это будет первый представитель новой человеческой расы. Наше вымирание обернулось возрождением — у этой расы больше надежд выжить, чем когда-либо было у нас.

— Мой план зажил собственной жизнью, — сказала себе Ялкара, — причем совершенно неожиданным образом. Увы, мне никогда не увидеть, что из этого выйдет.

— Что ты хочешь этим сказать? — воскликнула Магрета, у которой был острый слух. — Ты все спланировала?

— Не так, как ты думаешь, внучка, — спокойно ответила Ялкара. — Но я знала, в отличие от Рулька, что мы, кароны, — уже не жизнеспособная раса. Одной сотни, было недостаточно — мы слишком многих потеряли в бездне. Наш единственный шанс заключался в том, чтобы породниться с другими человеческими расами и найти способ сделать наше потомство жизнеспособным.

— Значит, ты остаешься? — спросила Магрета, держа в своих ладонях покрытые шрамами руки бабушки.

— Нет, дитя мое. Наше время прошло. Я была самой юной из каронов, но я прожила уже более половины жизни, а Аркан сделал меня бесплодной. Мы уже приняли решение уйти.

— Но… — начала Магрета.

— Магрета, по сравнению с вымиранием целой расы меркнут все другие человеческие трагедии. Моим предназначением всегда было вести мой народ. Как же я могу бросить их теперь? Но сознание того, что ты понесешь наше семя в будущее, что от тебя может произойти новая раса, — это все, что нам нужно. — Магрета представила себе жизнь на Аркане без них.

— Даже бездна лучше, чем остаться тут одной после вашего ухода.

— Но ты же троекровница! Ты дома на любом из трех миров, в любой человеческой цивилизации.

— Или ни в одной! — с горечью сказала Магрета. — Вот так меня исковеркала Феламора.

— Мы не допустим, чтобы ты разделила нашу судьбу, — заявила Ялкара. — К тому же Аркан, несомненно, обречен, как и Таллалам. Мы попытаемся отослать тебя обратно на Сантенар, до того как уйдем. У тебя там есть друзья, которые могли бы тебя поддержать? Предстоят нелегкие месяцы.

Магрета подумала о тех, кто остался на Сантенаре.

— Там есть Карана, если она жива, — самый лучший друг, какой только может быть.

— Хорошо! А еще кто-нибудь есть?

— Малиена, Таллия, Иггур, Лиан! Да, — сказала она, впервые в своей жизни осознав, что у нее есть друзья. — И конечно, милый Шанд, который для меня — все.

— Шанд? — нахмурилась Ялкара.

— Мой дедушка, Джиллиас! — Ялкару словно ударило молнией.

— Джиллиас жив? И он тебя нашел?

— Он жив и все еще тоскует по тебе. Не вернешься ли ты теперь на Сантенар?

Ялкара упала на колени.

— Джиллиас! — воскликнула она. Потом повторила шепотом: — Джиллиас! Ты все еще нужен мне…

И тут она замолчала. Кароны собрались вокруг Ялкары и смотрели на нее с отчаянием, опасаясь, что она их бросит. Это были старики кароны, гораздо более старше ее.

— Не покидай нас, Ялкара, — заплакал старый седобородый мудрец. — Только не в самый страшный для нас миг!

Ялкара перевела взгляд с них на Магрету, потом обратно. Обняла внучку за плечи и подвела ее к скамье.

— Посмотри на нас, — тихо произнесла она. — Мы всегда были вместе и делили все с тех самых пор, как Сотня вышла из бездны. Нас осталось семьдесят, и мы последние кароны во Вселенной. Мы умираем один за другим. Больше нам этого не вынести. Мы поклялись вместе прыгнуть в бездну. Все до одного. Они от меня зависят, а мне нужны они.

— Но Джиллиас…

— Я безумно хочу его увидеть. И мне хочется отправиться к нему вместе с тобой. Но я не могу, Магрета. Слишком поздно. Прошлое не вернешь. Я не могу спокойно доживать свои дни на Сантенаре, зная, что весь мой народ ушел. Даже ради Джиллиаса я не стану последней из своей расы. Я отправлюсь в бездну вместе с ними.

Магрета вздрогнула.

— Ты права, бабушка. Я привыкла сама о себе заботиться. Но бедный Шанд! Как же мне ему сказать?

— Скажи ему правду. Он поймет. У каждого из нас — своя жизнь. Однако прежде всего мы должны изыскать способ, как отослать тебя обратно.

Кароны вдохновились этим проектом и с энтузиазмом взялись за работу. Начали заново собирать машину Рулька из того, что от нее осталось. Они надеялись снова открыть с ее помощью Путь. Это была очень трудоемкая работа. Прошло более полугода, прежде чем устройство было готово. Оно было совсем простым: металлическая трубка, похожая на охотничий рожок прекрасной работы.

Кароны поставили Магрету на отполированную до блеска пластину на полу и стали подходить к девушке по одному, чтобы обнять ее на прощание. Последней была Ялкара. Она оросила слезами стройные плечи и огромный живот Магреты.

— Пожалуйста, пойдем со мной, — умоляла Магрета, цепляясь за руки бабушки, покрытые рубцами. — Я боюсь. Я хочу, чтобы ты была рядом, когда подойдет мой срок.

— Я не могу. Все изменилось. Найти и проследовать по пути между мирами будет гораздо труднее, чем прежде. Этот рожок можно использовать лишь дважды: один раз — чтобы отправить тебя на Сантенар; второй — чтобы послать нас в бездну. Теперь нам не грустно уходить. Ты готова?

— Да! — пролепетала Магрета.

— И помни, ты можешь оказаться не там, где рассчитывала. Путешествие может быть болезненным. На Сантенаре появишься нагая, потому что во врата ничего нельзя брать с собой.

— Я прибыла сюда со всеми своими вещами, — сказала Магрета. — По крайней мере я бы хотела взять с собой кольцо, которое дал мне Рульк.

— Сюда тебя доставила его машина, — объяснила Ялкара. — А обратно ты отправишься сквозь врата сама. — Она посовещалась с остальными. — Я попытаюсь послать вместе с тобой Кольцо, но не удивляйся, если ты его потеряешь. А теперь установи со мной контакт.

Они установили связь, и Магрета показала Ялкаре пункт ее назначения — поместье Готрим. Ялкара последний раз отыскала Путь между мирами, путь на Сантенар, и теперь это оказалось гораздо труднее, чем раньше.

— Ты готова?

Магрета взглянула в глаза бабушки, глубоко вздохнула и кивнула.

— Жди, — сказала Ялкара. — Это тебе не понадобится. — И она вынула Зеркало из кармана Магреты. — Я возьму его с собой в бездну, где оно больше не сможет причинить вред. — Потом о чем-то вспомнила. — О, Магрета!

— Да?

— На Сантенаре еще остались какие-то феллемы, как мне кажется. В глухих местах Мирриладеля.

— Это так, — ответила Магрета, не понимая, к чему клонит Ялкара. — Многие отказались присоединиться к Фелламоре в Эллюдоре.

— Если ты туда когда-нибудь попадешь, то, возможно, найдешь кого-то, кто знал супруга Феламоры в древние времена. Твоего второго дедушку.

— Спасибо тебе, — ответила Магрета. — Когда-нибудь я обязательно это сделаю.

— И еще одно, Магрета.

— Да, Ялкара?

Ялкара до боли стиснула руку внучки.

— Скажи Джиллиасу… скажи Шанду… Я никогда не переставала его любить. И никогда не перестану! — Она резко отпустила руку Магреты. — Теперь пора.

— Прощай.

— Прощай, прощай! — хором отозвались кароны.

Рожок протрубил. Магрета почувствовала, как ее выворачивает наизнанку. Ребенок в животе начал бешено брыкаться. Аркан исчез. Она кружилась в пустоте, изо всех сил цепляясь за изображение Готрима. Палец жгло, словно кольцо превратилось в расплавленное золото. Магрета сжала кулак и обхватила его другой рукой — так ей хотелось унести с собой кольцо. Все затуманилось, она заблудилась, потом снова нашла путь и с грохотом, от которого чуть не лопнули барабанные перепонки, а ребенок пришел в ярость, приземлилась на стареньком коврике перед камином в гостиной Караны.

В комнате никого не было. Начинало смеркаться. Магрета с трудом поднялась на ноги. Она оперлась о край стола, стол не выдержал ее веса и перевернулся, Магрета рухнула на колени. Живот здесь казался гораздо тяжелее, чем на Аркане. Она была нага, словно ребенок в ее чреве. Руку и безымянный палец невыносимо жгло.

Магрета разжала кулак. Кольцо было на месте, но оно превратилось в четыре переплетенных проволочки из золота. Оно все еще было раскалено. Магрета содрала его вместе с кожей. Палец в том месте, где было кольцо, был так сильно обожжен, что непременно должен был остаться шрам. Вся рука до локтя была в ожогах. «Как у моей бабушки», — подумала она. Магрета надела кольцо на палец правой руки и никогда больше его не снимала.

На пороге появился старик с седыми волосами. Он был слишком хорошо воспитан, чтобы выказать изумление. Старик помог Магрете подняться и, сдернув со стола скатерть, набросил на нее. Потом усадил ее в кресло у камина.

— А кто?.. О, я вас помню, — сказал Рахис. Он прокричал в открытую дверь: — Карана! Иди скорее сюда!

Прихрамывая вошла Карана. Волосы у нее стали дыбом. Потом она кинулась к Магрете и заключила ее в объятия.

— Магрета! — вопила она. — Как ты сюда попала? Ну и толстухой ты стала! Ба, да ты беременна!

— Да, — улыбнулась Магрета. — От Рулька. Как хорошо быть снова дома!

— Но как же ты сюда попала?

— Ялкара отыскала путь, чтобы отослать меня на Сантенар. О Карана, я понятия не имею, что мне делать со своей жизнью, но я впервые уверена: мое место здесь.

— Да, но есть одна проблема…

Как раз в эту минуту в гостиную вошел Иггур, желая узнать, чем вызвана суматоха. Увидев Магрету, он побледнел, и половина лица застыла, как в те времена, когда его сознанием владел Рульк. Он покачнулся, но удержал равновесие, потом сделал несколько шагов прихрамывая. У него за спиной появился Шанд с сияющими глазами.

— Магрета, — прошептал Иггур, протягивая к ней руки. — Я пытался отыскать способ, чтобы вернуть тебя сюда.

Она взяла его за руку, но обнимать не стала.

— Я все понимаю, — сказал Иггур, резко отворачиваясь.

— А Ялкара?.. — начал Шанд.

— Она жива, — предвосхитила его вопрос Магрета.

— Ты говорила с ней обо мне? — Страстная тоска в глазах Шанда была невыносимой.

— Да, — ответила Магрета, которой захотелось где-нибудь укрыться, чтобы не видеть его мук. Она обняла Шанда. — Она сказала, что никогда не перестанет тебя любить.

Шанд окаменел:

— Она не придет, не так ли?

— Нет. Она хотела, ужасно хотела, но не могла покинуть свой народ. Они возвращаются в бездну.

Шанд стал тереть голову руками, словно стараясь избавиться от невыносимой боли. Голос его прозвучал глухо, когда он наконец произнес:

— Мне следовало бы от нее отказаться, когда она прошла через врата. Но надежда не хочет умирать.

Шанд отошел к окну и долго стоял и молчал, глядя в него.

— Магрета, — обратился к девушке Иггур, — я не могу перестать думать о тебе. Ты нужна мне, как никогда. Ты вернешься ко мне?

— Нет, — очень мягко ответила она. — Я не могу, Иггур, хотя и желаю тебе самого лучшего. К тому же сможешь ли ты смириться когда-нибудь с тем, что я жду сына от твоего заклятого врага?

— Это… горестный… день, — произнес он запинаясь, и неясно было, какой день он имеет в виду: сегодняшний или день, когда Магрета родит ребенка.

Магрета задержала дыхание. В Иггуре происходила ужасная борьба. Его сильный характер был его слабостью. Поднимется ли Иггур над ним — или поддастся?

— Было время, когда я не смог бы вынести такой удар, — сказал он. — Каркарон сильно изменил меня. — Заставив себя улыбнуться, Иггур протянул Магрете руку. — Я желаю тебе удачи.

Потом он отвернулся и прихрамывая пошел к дверям.

— Я вернусь на какое-то время в Фиц-Горго, — обратился он к Шанду.

— Благородный поступок, — одобрил Шанд. — Но кто же позаботится о твоей империи? Кто будет править непокорным Туркадом?

— Она твоя, если хочешь. — Шанд засмеялся:

— Разумеется, не хочу. Отдай ее самому способному из своих генералов, пока не будет избран новый Совет. Или, что еще лучше, — отдай ее Таллии.

— Мне это ни к чему, — возразила недавно вошедшая в гостиную Таллия. — Я не хочу быть Магистром.

— Тогда ты прошла самый важный тест, — заметил Шанд. — Но только подумай, в каком прискорбном состоянии Туркад и Мельдорин. Кто еще обладает твоей силой и мудростью, а главное — состраданием, чтобы исправить все причиненное зло?

— Я…

— Разве ты не совершишь благие дела, которые не совершил бы ни один другой Магистр? А что, если вернется Тиллан? А что, если вообще не будет Магистра, а править станет, скажем, один из генералов Иггура?

— Они суровые ребята, — подумав, вымолвила Таллия. — А Тиллан — дурак и чудовище. Хорошо, если ты настаиваешь и если мою кандидатуру поддержит Совет, я согласна. Но только на один год. Теперь у меня есть и другие планы. Мы собираемся плыть в Крандор, как только у Лилисы закончится срок обучения.

— Возможно, и мы отправимся туда вместе с вами, — предположил Лиан. — Показать нашего ребенка его дедушке и бабушке.

— Что скажешь, Иггур?

— Пожалуй, Таллия — лучшая кандидатура, — ответил он и пожал Таллии руку. — А теперь прощайте.

— Что же я могла поделать? — спросила Магрета, когда за Иггуром захлопнулась дверь. — Между нами давно все закончилось.

В этот момент в комнату вошла Малиена. При виде Магреты она побледнела, потом бросилась к ней и схватила девушку за руку, что было совсем не в духе Малиены.

— Как там мой народ, Магрета? — спросила она шепотом.

— Я не видела никого из них с тех пор, как была сломана машина Рулька, — ответила Магрета. — Они вернулись в свои города. Но Аркан переживает предсмертную агонию. Когда я его покидала, извергались десять тысяч вулканов. Не знаю, как там смогут выжить аркимы.

Малиена выпустила ее руку.

— И я ничем не могу помочь! — Рухнув в кресло, она невидящим взглядом посмотрела на огонь.

Целую минуту никто не произносил ни слова. Но, к удивлению Магреты, Малиена встала. На губах ее играла улыбка.

— Напасти только укрепляют нашу решимость, — сказала она. — Если есть способ выжить, мой народ его найдет, так было всегда. И я тоже должна быть сильной. Мне нужно многое сделать. До свидания! — Она обняла всех по очереди и поспешно вышла из комнаты.

— А ты что будешь делать, Шанд? — спросила Карана. Шанд улыбнулся.

— У меня вдруг появилось ради чего жить. — Он обнял Магрету. — Я был уверен, что потерял и тебя. Я останусь с вами на какое-то время — по крайней мере, пока не появится на свет мой правнук, а также и твой ребенок, Карана. Ты даже представить себе не можешь, до чего мне хочется стать прадедушкой! А потом? Наверно, обратно в Туллин. Это не так уж далеко, и я смогу вас часто навещать. В Туллине я буду ухаживать за своими геллоновыми деревьями и делать ликеры для детей, пока не придет мой срок.

Лиан залез в кровать с таким мрачным видом, какой у него был каждую ночь после возвращения из Школы.

— В чем дело? — раздраженно осведомилась Карана. Беременность проходила не так уж легко, и она устала от вечной депрессии Лиана.

— Обычная проблема, — ответил он, созерцая стену.

Карана больше не могла это вынести.

— Так найди, чем тебе заполнить жизнь! — сказала она в сердцах. — Нашему ребенку нужен жизнерадостный отец, а не такой, который вечно брюзжит. — Задув лампу, она повернулась к Лиану спиной.

Лиан долго не мог заснуть. Он лежал в темноте, снова и снова размышляя о своем предназначении в жизни. Было совершенно очевидно, что он годится только для двух занятий на свете: быть мастером-летописцем и сказителем, причем он не мыслил одно без другого.

«Я что-нибудь придумаю, — твердил он. — К черту Школу и мастеров-летописцев. К черту старого директора, да и нового тоже! Никто не может запретить мне заниматься моим искусством. Я буду зарабатывать на жизнь в качестве сказителя, а тайно буду еще и летописцем. А пока начну складывать „Сказание Рулька“». Он ощутил сильное волнение при этой мысли. «Я не могу поступить иначе! Может быть, я порочен, но я получу то, чего хочу, и заплачу за это любую цену».

В середине ночи Карана пронзительно вскрикнула и села в постели.

Лиан сонно погладил ее по плечу:

— Что случилось?

— У меня болят кости.

— Ты слишком долго лежишь в одном положении.

— Ты не понимаешь! Когда я шевелюсь, мне кажется, что бедра у меня состоят из битого стекла.

Он перевернул Карану и, подложив подушки, принялся массировать ей спину. Но лучше не стало.

— Я думаю… — сказала Карана, которую прошиб пот и одолела дрожь.

Роды были ее постоянным кошмаром. Она представляла себе, как кости таза ломаются от напряжения. Но, что еще хуже, вновь появилась эта ужасная тяга к храксу, ставшая более сильной. О, как ей хотелось принять этот наркотик! Но в то же время он ее страшил. Она боялась, что никогда не освободится от этой зависимости и что хракс повредит ее ребенку.

— Что? — воскликнул Лиан.

— Думаю, тебе лучше послать за Идлисом.

— Прямо сейчас? — всполошился Лиан, и, если бы Карана не удержала его за руку, он бы свалился с постели. — Роды еще не начинаются?

Карана улыбнулась. До чего же он наивен!

— Это произойдет еще через шесть месяцев, дурачок! Пошли за ним утром! И попроси… попроси его захватить с собой хракс.

Лиан взял ее за руку.

— Хракс! — произнес он с дрожью в голосе. — Ты уверена?

Она долго не отвечала.

— Я не вспоминала о нем месяцами, но когда сейчас проснулась, мне опять его захотелось. Он мне так нужен, Лиан!

— Ты уверена? — Карана задрожала.

— Нет! — заорала она. — Никакого хракса!

— Карана?

— Думаю, что справлюсь, — сказала она. — Держи меня крепче, Лиан.

— Я всегда буду рядом, Карана. Я тебе помогу. Вместе мы сможем это преодолеть.

Карана откинулась на подушки и прикрыла глаза:

— Да, Лиан. Вместе мы сделаем что угодно. Мы справимся.

На следующий день Карана, Магрета, Лиан и Шанд сидели на веранде, греясь в лучах зимнего солнца. Лиан повернулся к Магрете, которая мечтательно устремила взор в пространство.

— Магрета! — сказал он.

— Гм-м?

— Я так заинтересовался каронами. Когда ты была на Аркане… беседовала ли ты с Ялкарой о ее жизни? Или о других каронах?

— Постоянно.

— А насчет бездны?

Карана взглянула на него из-под полуприкрытых век. Лиан подался вперед, готовый вскочить со стула от нетерпения. Его глаза сияли, чего уже давно не бывало после Чантхеда. Она улыбнулась и снова прикрыла глаза. Как хорошо на солнышке! И совсем не хочется хракса. И в кои-то веки ей абсолютно нечего делать. Никому ничего от нее не нужно.

— Наговорили столько, что хватит на несколько томов, — ответила Магрета. Она подставила солнцу другую щеку, довольная жизнью.

— Ты думаешь… ты смогла бы пересказать некоторые из этих историй?

К тому времени, как зашло солнце, пол вокруг Лиана был усеян листками бумаги, исписанными его прекрасным почерком, а он все еще лихорадочно строчил. У него был безумно счастливый вид.

Магрета подняла руку, глядя на свое странное кольцо — четыре переплетенные проволочки и две золотые кляксы.

— Магрета, у тебя такой довольный вид, — заметила Карана.

— Это забавно, не так ли? — ответила Магрета. — Я никогда прежде не умела быть счастливой.

— Но за последнее время ты столько потеряла!

— Все, что я хотела, — это знать, кто я такая.

— А как насчет Рулька?

Магрета улыбнулась, но ничего не сказала.

— Ты так сильно его любила!

— И сейчас люблю. И он всегда будет жить в моей памяти. Этого довольно. — Она помолчала. — Правда, есть еще кое-что.

— Что?

— Если твоя дочь и мой сын поженятся, — сказала Магрета, — а оба они будут троекровники…

— Тьфу-тьфу! — воскликнула Карана. — Нам нужно еще их родить, и неизвестно, кто появится на свет.

— Я знаю то, что знаю, — безмятежно произнесла Магрета. — На ком же еще жениться сыну троекровницы, как не на дочери троекровницы? И появится новая раса, — возможно, у нее будет больше сильных сторон и меньше слабых, чем у тех народов, что породили нас с тобой. Давай сейчас договоримся, что поженим их.

Карана ощутила тревогу. Неужели судьба вновь манипулировала ею? Или это все отец с его экспериментами в Каркароне? Она поспешно отогнала от себя подобные мысли.

Этому надо немедленно положить конец. Хотя ее беременность была еще не очень заметна, сломанные кости все время болели. Вспомнив предостережение Идлиса, она не захотела даже думать о родах.

— Мы с тобой дополняем друг друга, — заметила Карана. — Обе сироты, обе в положении, обе троекровницы, но совершенно разные. Если ты не хочешь учиться на собственном опыте, то послушай хотя бы, что я думаю обо всем этом. В нашей с тобой истории более чем достаточно манипулировали детьми. Так что позволь детям, которых мы ждем, свободно распоряжаться своим будущим. Во всяком случае, новая раса будет человеческой, а значит, точно такой же хрупкой и глупой, как те, из которых она произошла. Точно такой же хорошей и точно такой же плохой. Как же может она измениться до неузнаваемости? Ведь именно наши сильные и слабые стороны делают людей такими, какие мы есть.

Магрета больше не слушала. Она прикрыла глаза и умчалась в мысли далеко-далеко. И оттуда, издалека, до нее донесся звук охотничьего рожка. «Прощай!» — послышался шепот в ее сознании. И затем контакт между ней и Ялкарой исчез навеки.

Магрета открыла глаза и заметила прикованный к ней взгляд Шанда. На его ресницах блестели слезы.

— Теперь только ты и я, — сказал он.

— Только мы втроем, — ответила она, обхватив руками свой великолепный живот.