Счастье Стефани продлилось лишь несколько дней.

В среду во время перемены в класс вбежала одна из девочек. Она была чрезвычайно возбуждена.

— Мисс Роджерс, там кто-то прячется возле женского туалета! — взволнованно произнесла девочка.

— Тебе, наверное, показалось, — попыталась успокоить ее Стефани.

— Нет, там какой-то незнакомец.

Стефани не на шутку встревожилась, так как догадывалась, кем может оказаться этот незнакомец. Она послала девочку за Гарри, а сама направилась к туалету.

Не успела Стефани открыть дверь в туалет, как из-за угла выскочил человек и засверкали фотовспышки. Стефани закрыла лицо руками и закричала:

— Прекратите! Вы находитесь в частном владении! Убирайтесь отсюда!

Однако фотограф не слушал ее и продолжал фотографировать.

— Убирайтесь сейчас же! — кричала Стефани. — Или я…

— Или что? — ехидно осведомился репортер. — Кого вы позовете, ваша светлость? Здесь никого нет.

В углу Стефани заметила оставленную уборщицей швабру и тут же схватила ее. Швабра оказалась довольно увесистой.

— Если вы не уберетесь, я вас ударю, — грозно пообещала она.

— Вы не сделаете этого. Представьте, какие могут появиться заголовки: «Дочь герцога избила журналиста в туалете» или…

Он не успел договорить, как почувствовал сильный удар в спину. Боль пронзила его тело, но он нашел силы, чтобы встать с пола и выбежать на улицу. Через минуту послышался рев мотора, а еще через мгновение на дороге поднялся столб пыли. Машина быстро удалялась в сторону города.

Спасителем Стефани оказался не кто иной, как Гарри. Он обнял Стефани и попытался ее успокоить.

— Он больше не вернется. Я ему хорошо заехал. Это должно его остановить.

Стефани разрыдалась.

— Ты не понимаешь, — всхлипывала она, ~ если этот не вернется, то приедет другой, а за ним еще, и еще, и так до бесконечности. Здесь никогда не будет покою.

— О чем ты говоришь?

— Они пугают детей. Сегодня — это одна девочка, завтра — несколько… Они никогда не сдадутся и будут постоянно докучать нам. Пойми, они же не люди, они роботы, которым за грязную работу прилично платят. Они никогда не оставят меня в покое, это точно.

Лицо Гарри налилось краской. Он взял Стефани за плечи и встряхнул.

— Стефани, прекрати! Прекрати истерику. Я тебе сказал: все будет в порядке.

— Я тоже так думала, — сквозь слезы произнесла Стефани. — Но я ошиблась, и ты тоже ошибаешься. Ничего не будет в порядке, пока я здесь. Я вас всех подвергаю ненужному риску.

— Нет, — твердо сказал Гарри.

— Да! — закричала Стефани. — Видишь, я тебя отвлекаю от работы, сама не могу работать, и все потому, что боюсь этих мелких людишек. Всем нужен покой.

— Все в порядке. Ты никого ни от чего не отвлекаешь и никому не мешаешь. Успокойся наконец, — твердо сказал Гарри.

— Господи, сколько же это будет продолжаться? Я устала, я больше не могу, — нервно говорила Стефани.

Она спрашивала себя, что же ей делать дальше, но ответа на этот вопрос не знала. Стефани понимала, что единственный выход сейчас — это уехать; от этого спокойнее будет всем — и ей, и жителям Кендалхилла. Но она любила Гарри и не могла расстаться с ним.

— Ты только представь, сколько еще раз дети будут пугаться, если я продолжу работать у вас. — Стефани смотрела на Гарри заплаканными глазами, ее губы дрожали. Но она взяла себя в руки и продолжила: — Я должна уехать. Это будет самым лучшим решением, если не единственно верным. Я думала, что найду здесь покой, но этого так и не случилось. Видно, такая уж у меня судьба.

Гарри бросил на нее почти умоляющий взгляд.

— Ты что, действительно собираешься уехать? Вот так просто взять все и бросить? А как же твой контракт? Ученики?

Стефани было больно слышать эти слова, и ей ничего не оставалось, как сказать:

— Я буду вынуждена разорвать контракт. Прости меня. Но я так больше не могу. А главное, вам не будет покою. — Помолчав, Стефани нерешительно спросила: — А почему бы тебе не поехать со мной?

— Я не могу, Стефани. Я не могу даже на неделю уехать из деревни. У меня здесь столько работы, я не могу позволить себе отпуск!.. — взволнованно проговорил Гарри.

— Я не отпуск имела в виду, — разочарованная его непониманием, пояснила Стефани. — Я хотела сказать — навсегда.

Гарри опешил.

— Я не могу, — неуверенно сказал он.

Стефани кивнула. Слезы струились по ее щекам. Она так долго ждала любви — и вот не прошло и нескольких недель, как это светлое чувство превращалось в прах.

— Да, конечно же ты не можешь, — горестно сказала Стефани. — Для тебя не существует другой жизни, кроме здешней. Ты не сможешь жить в четырех стенах в окружении слуг и телохранителей. Но, если бы ты только знал, сколь прекрасен наш дом! И все равно, этот дом — тюрьма. Мы даже не всегда можем открывать окна.

— Да, конечно же я не могу, — сказал Гарри. — Это моя родина. Это мой дом.

— Вот именно. И мы оба знаем это. Мы просто дурили друг другу головы.

Стефани заметила, что глаза Гарри подозрительно блестят.

— Мне нужно обо всем сказать детям. А ты, пожалуйста, сообщи членам школьного совета о моем отъезде. Скажи им, что я прошу прощения за все.